Половина пути к сатори (джен)

Малфой откинулся назад в кресле и сложил руки за головой. Наслаждался реакцией, дементоры его побери! Статьями Шейна Мосса зачитывалась вся Европа, сам он уже много лет как стал живой легендой — и никто, ни единая душа в Англии не соединила простейшие ниточки и не поняла, как на самом деле зовут легенду континента! И тут такие новости!

— Так значит, все это время?..

— Ой, только не делай такое лицо. На самом деле, это даже не тайна. Кому надо, все знают.

Гермиона только покачала головой — «Просто поразительно!», а Гарри услышал свой голос:

— И что сказали твои работодатели?

Малфой засмеялся:

— Я тебя умоляю! Тут никому нет дела до того, кто я такой. Во всяком случае, пока я возвращаюсь. Если не вернусь, наверное, тоже не будет, но сейчас такое время. Впрочем, тех, кто готов променять уютную жизнь в Кантонах на полевую журналистику, пока что меньше, чем вакансий.

Малфою безразлично, что кому-то нет дела до того, кто он такой? Мерлин! Гарри почти физически чувствовал, как его сознание неистово бьется в клетке собственных стереотипов. Поверить в это было почти так же невозможно, как и в то, что Малфой, большую часть Второй Войны только и думавший о том, как бы поскорее выбраться из передряги и спрятаться в тихом и спокойном месте, меньше чем за пару лет радикально изменил ко всему отношение и прыгнул в пасть тигру.

Видимо, Гермионе пришли в голову те же самые мысли, потому что она спросила:

— Малфой, но… Почему именно это?

— Почему что?

— Почему, как ты сказал, «полевая журналистика»? И притом не заметки о жизни драконов в естественной среде обитания, не туристические гиды, даже не статьи о бизнесе — а политика, и чем горячее точка, тем интереснее? В версию про «скучно» я почему-то не верю, ты уж извини.

Малфой улыбнулся. Видеть улыбки на месте завистливых, злобных или жалобных гримас было необычно, но, наверное, самое время было ловить себя на мысли о предвзятости. И еще о том, что он недопустимо сильно цепляется за призраки прошлого.

— Странный выбор, говоришь?

— Очень.

— Боюсь представить, как ты прокомментируешь привязанность к маггловскому транспорту… Знаешь, Грейнджер, каждому нравится делать в жизни что-то. Хорошо, когда понимаешь чего хочешь, тогда все сразу становится легче. Когда не понимаешь, обычно хуже, пытаешься пробовать, набиваешь шишки, и чем дольше результат проходит мимо, тем более погано себя чувствуешь. Улавливаешь суть?

Гарри задал тот же вопрос себе — и понял, что испытывает нечто очень странное. С одной стороны, несомненно, нет, и вообще непонятно, как это связано с заданным вопросом, с другой…

Гермиона, похоже, думала так же.

— То есть тебе просто «интересно»? А все остальное — приятные дополнения к основному занятию?

— Примерно так. Иногда я ловлю себя на мысли, что то, чем я занимаюсь, очень похоже, как если бы во время Переселения Народов я был лично знаком со всеми вождями штурмующих Рим орд. Наверное, в этом все дело. И еще мне определенно нравится путешествовать. Как бы ты еще объездила все страны между Москвой и Марракешем?

Гермиона что-то пробормотала себе под нос, почему-то Гарри сразу вспомнил, как Билл Уизли — теперь уже почти тысячу лет назад, ага — работал в «Гринготтсе»… у которого даже тогда не было столько подразделений и филиалов. Еще был «Нимбус», но его оплотом всегда был английский рынок. «Люфтганза», «Райос» и «Интерконтинентал» не в счет… и да, не согласиться с Малфоем было сложно.

Зато вопросы возникли новые.

— Штурмующих Рим орд? — эту часть истории Гарри помнил, если такое слово вообще применимо, очень условно, и все-таки кое-что о ней знал. Слова Малфоя же как будто разбудили странное, тревожное чувство, прячущееся в груди. — Не преувеличиваешь?

Малфой сел в кресле ровно и взял в руки чашку. Сделал пару глотков и посмотрел на сидящих напротив него гриффиндорцев.

— Возможно, мне просто нравятся эффектные сравнения. Ну знаешь, одно дело лазить по Мерлином забытым окраинам мира, и совсем другое — воображать, что на моих глазах творится история.

Гермиона неодобрительно хмыкнула, Гарри вдруг захотелось рассмеяться. Малфой говорил с нарочито серьезной интонацией, но в его глазах определенно плясали смешинки.

Или тени смешинок.

— Ну а если серьезно? Все знают, что тут неспокойно, но не настолько же, Мерлин!

Малфой сделал еще глоток, поставил чашку на стол и снова откинулся в кресле. И улыбнулся — одними губами.

— Каждый меряет по себе, по тому, что видел или знает. Те проблемы, которые англичане имеют с кельтами на островах, это, можно сказать, не проблемы — по сравнению с тем, что происходит на континенте. Вот в чем дело.

— Прости?

— У вас есть Ирландия и Уэльс, которые, как вам кажется, тлеют, и Шотландия, которая пока не тлеет, но очень усердно делает вид. И, кажется, Корнуолл, но даже там все самые серьезные дела вращаются вокруг снижения налогов и культурной самобытности. Притом что Хогвартс до сих пор очень успешно перемалывает местечковый национализм в подрастающем поколении. А здесь убивают, и по каждой из десяти смертей можно рисовать карту, кто и против кого воюет.

Гарри не задело пресловутое «у вас», хотя галочку для себя он все-таки поставил. При этом было в словах Малфоя нечто такое, что заставляло хотеть слушать его дальше. До конца.

— Я знаю, что воюют в Стране Басков, Скандинавии и на Балканах. А, и еще Эльзас. И это самое серьезное, с чем сталкиваются здешние Министерства со времен Гриндевальда. Но…

— Поттер, выброси из головы ту чушь, которую вы читаете в «Пророке». То, что лежит на поверхности, это даже не следствия, это пена. А под этой пеной — настоящий шторм. И очень скоро эти волны начнут биться о берег и ломать все.

— О чем ты? — Гермиона.

— У вас на слуху Норвегия, и это понятно. Если не задумываться о том, с какой скоростью и как часто там убивают, война выглядит как дешевый комикс. Суровые потомки викингов, обретение величия предков, чистая кровь истинных народов Севера, смерть грязнокровкам, смерть магглам, смерть приехавшим со всего мира мигрантам. Ага, и сожженные вместе со священниками и паствой церкви, видимо, для антуража. А против них — интернациональные бригады со всей Европы и сочувствие всех магглолюбов континента. Яркие краски, выпуклые образы, для кого-то чуть ли не новое направление международного туризма. «Обратите внимание, сейчас вот эти, если у них получится, будут убивать вот тех». Вот только в той же Швеции после такого экономику подкосило не хуже, чем у магглов, а когда на место сытой жизни приходит жизнь голодная и безработная, за палочку возьмешься намного быстрее. И угадай с трех раз, куда бегут от войны те, кто за палочку браться не хочет.

— Я же сказал, что знаю, что в Норвегии воюют.

— А я видел, что там происходит на самом деле. Или возьми Испанию. О том, что Галисии и Каталонии мало автономии и хочется настоящей независимости, говорили лет пятьдесят, а началось все даже не с Альмерии или Малаги, а с самой что на ни есть Кастилии. Адварес — сложный человек… в смысле, скотина редкостная, но он, по крайней мере, знает, чего не хочет — границы между арабами и басками по линии Мадрида. А сейчас там чуть ли не десяток фронтов через всю страну. Причем баски уже закрепились на севере и вдобавок хорошенько встряхнули еще и французское Министерство, а марокканцы ходят через пролив в Гранаду, как к себе домой.

— Ты серьезно? — Гермиона нахмурилась. Похоже, ее настроение портилось все больше и больше по мере того, как разговор продолжался, и это был тревожный знак.

— Конечно, пока что это больше похоже на игры скаутов, чем на Лиллехамер, — хмыкнул Малфой. — Но к чему все идет? Впрочем, про Испанию вы тоже хотя бы слышали. И про Эльзас, и про Балканы, и даже про Бельгию. Но вот ведь в чем дело, есть и вещи, которые не так часто попадают на передовицы газет. Вы в курсе, что Итальянская Конфедерация развалилась? Пока что не де-юре, но де-факто? Что Сицилия и Неаполь сами по себе, а Север сам по себе? И что Флоренции и Милану до сих пор есть что делить? Про венецианский корпус в Хорватии, наконец? Австрия и Голландия кинулись под защиту правых радикалов, но вот в чем дело, после того как границы были закрыты, а Министерства получили самые широкие полномочия по обеспечению безопасности, почему-то оказалось, что искрить стало только сильнее. Потому что принципиальные вопросы с теми же магглами нельзя решить, не послав к дементорам Статут — а это сама чувствуешь, куда ведет. И можно только догадываться, когда взорвутся еще и они.

Гарри посмотрел на Гермиону и снова повернулся к Малфою. Взял в руки чашку — кофе успел остыть. И спросил:

— Так к чему ты клонишь?

Малфой с сожалением посмотрел на свою чашку, но сразу пить не стал. Покачал, размешивая сахар, и допил залпом. Поставил на блюдце — и только потом ответил.

— Да ни к чему. Десять лет назад здесь было намного тише. А что будет через десять лет, честное слово, лучше не думать.

* * *

В самолете их с Малфоем места оказались в разных концах салона. Гермиона смотрела в окно и думала о чем-то своем, Гарри решил, что пока не будет ее трогать. Малфой сидел немного впереди и справа и, казалось, дремал. У него еще будет возможность задать ему вопросы, но перед этим хотелось, по меньшей мере, немного подумать, и Гарри закрыл глаза. Цвета, которыми рисовал картину Малфой, были определенно безрадостными, но в памяти отпечаталось даже не это.

«Как ты думаешь, сколь многие из тех, чьи родители перебрались в Германский Союз и Францию в поисках спокойной жизни, на учебу поедут в Марракеш или Нуристан? И что будет, когда они закончат образование и начнут искать свое место под солнцем?» От этих мыслей по коже бежали мурашки. Нет, его не пугали люди. Намного страшнее было то, как Малфой это произнес. Видимо, вложил какую-то часть своего ощущения, своего восприятия, а может быть, и своего знания.

Знания того, что в этом стремительно меняющемся мире защитники даже не чистоты крови, а хотя бы традиций и обычаев предпочтут простое, очевидное, привлекательное и легко исполнимое решение, которое приведет к бойне.

Как и их визави.

В Женеве Малфой дождался их на выходе. Багажа, кроме маленького портфеля, у него не было, впрочем как раз это не говорило ни о чем — у них с Гермионой были такие же.

— Захотите увидеть меня, редакцию «Suisse» найти несложно.

— Ты там живешь, что ли? — не удержался Гарри, представив себе это.

— Ну а сам ты как думаешь? В любом случае, не прощаемся.

Малфой улыбнулся им и махнул рукой. Гарри кивнул, Гермиона несколько секунд задумчиво смотрела вслед.

— Только не говори, что у тебя плохое предчувствие.

Гермиона бросила на него неодобрительный взгляд и снова повернулась вслед уходящему Драко.

— Отвратительное.

Гарри пожал плечами.

— Если хочешь, мы поговорим об этом, но, по-моему, сейчас важнее другое.

— Поговорим, — неопределенно повела головой Гермиона. — Знаешь, он не сказал почти ничего нового, чего не знала бы я, но…

— Но он все это видит несколько по-другому, ты это хочешь сказать?

— Возможно — я говорю «возможно» — он видит что-то, чего не видим мы. — В ее словах определенно был смысл. И в словах Малфоя тоже, но, Мерлин, они ведь действительно приехали сюда не за этим! И все-таки…

— Хотел бы я понять, что он на самом деле видит.

Гермиона резко повернулась к нему и несколько секунд молча смотрела прямо в глаза.

— Я тоже.