Половина пути к сатори (джен)

— Малфой? — Гарри слишком сильно задумался, и неожиданный голос Гермионы едва не заставил его схватиться за палочку. — Мерлин мой, Гарри! Это же Малфой!

— Мерлин и Моргана! — в высоком длинноволосом блондине, одетом в маггловскую одежду — джинсы, рубашку с небрежно расстегнутой верхней пуговицей и твидовый пиджак — узнать Драко было практически невозможно. Поверить в то, что Малфоя можно вот просто так встретить в международном аэропорту Цюриха, было невозможно абсолютно. — Что вы здесь делаете?

— Что ТЫ здесь делаешь? — Гарри вдруг вспомнил, что за последние боггарт ведает сколько лет не слышал новостей о том, чем занимается уехавший из Малфой-Мэнора сын Люциуса. Говорили, что он уехал куда-то на восток, чуть ли не в Беловодье. Говорили и про Бобатон — однако та же Габриэль ни разу не обмолвилась, будто бы встречала его. Достоверных же новостей точно не было уже лет девять. Даже затворившийся в Мэноре и занимающийся разведением декоративных видов птиц Люциус просто ругался и посылал всех к дементорам.

Несколько секунд они так и стояли друг перед другом. Гарри спокойно, как будто отстраненно фиксировал перемены, которые мог наблюдать в Малфое. И заодно пытался понять, как к нему следует относиться с учетом всего — пытался и не мог. Слишком много страниц было написано с тех пор.

Неожиданно Малфой расхохотался. Заразительно и так ярко, что на них стали оборачиваться. Впрочем, действительно очень заразительно... Гарри неожиданно понял, что и сам улыбается.

— Вы спешите? Если нет, может, выпьем кофе? Заодно и поговорим. К слову, мои поздравления, Грейнджер. За последние двенадцать лет ни одно Министерство к западу от Беловодья не проявило большей адекватности.

Гермиона нахмурилась. Малфой выразительно поднял брови:

— Я сказал что-то, похожее на лесть?

— Нет, просто выпендриваешься, — в тон ему ответила Гермиона. Выглядело... потрясающе.

— Так вы спешите?

Одного взгляда на часы, несомненно, было достаточно.

— Не настолько. До посадки еще час.

Слизеринец прищурил левый глаз. Считает рейсы?

— Лиссабон, Вена или Афины?

— Женева.

— Женева? — Малфой, кажется, очень хорошо владел собой, потому что почти не выразил удивления, но Гарри готов был поклясться, что его зрачки на мгновение расширились. Эдакое изумление пополам с неожиданной догадкой. Страшно подумать, о чем может догадываться Малфой.

— Ты тоже, что ли, туда?

— В общем, да.

— На маггловском транспорте?

— Зато это очень удобно, не так ли?

Гарри только покачала головой.

— Я поражаюсь тебе, Малфой.

— Я поражаюсь тому, что мы тут стоим и выясняем отношения, как старые супруги. Давай, что ли, и правда по кофе?..

* * *

— Так значит, журналист? — недоверие на лице у Грейнджер было написано прямо-таки огромными буквами.

— Не похож или ты просто не любишь журналистов?

— Про похож и не похож я разговор сейчас даже начинать не хочу, — судя по интонациям, чистая правда. — Но как?

— Как, как... Очень просто. После того, что произошло, оставаться в Англии у меня не было совершенно никакого желания. Еще меньше хотелось изображать наследника великого семейства, поправляющего здоровье после нервного потрясения. — Ой, а вот эти лица прямо-таки нужно сохранить для мирового наследия. Картина «Половина пути к сатори». — Ну а когда я вернулся из Италии в третий раз, неожиданно обнаружил, что мне есть о чем написать. Дальше было много интересного, но останавливаться уже не хотелось. Вот как-то так.

— И ты решил не возвращаться? — Поттер задумчиво поправляет очки и гладит переносицу.

— Там скучно. То есть кому-то, наверное, в самый раз, но мне — скучно.

— А здесь, по-твоему, весело?

— Весело — не то слово, Поттер. Зато каждый раз узнаешь о людях такое, что словами не передать. Не далее как три дня назад встречался с Карлосом Адваресом, вот это было что-то. Мы добирались туда две ночи, шли какими-то совершенно окольными путями, у меня отобрали палочку — хорошо хоть, потом вернули. Сутки в лагере и потом обратно, но вот незадача, на полпути нас выслеживают баскские егеря...

— Постой, Карлос Адварес? Бешеный Кастилец?

— Хвала Мерлину, Грейнджер проснулась! На Кастильца охотится половина пиренейских спецслужб, но он, хотя мутит воду и портит кровь официальному Мадриду, все-таки прикрывает ему тыл, а заодно оттягивает чуть ли не треть сил басков с Наваррского фронта. За это его, кстати, только что не на руках носит уже французское Министерство... Собственно, я к чему? Представь, добираемся мы до Барселоны, двое суток по бездорожью, две стычки с егерями, все злые, как гиппогрифы, и не выспавшиеся, как студенты перед ЖАБА... Селимся в отель, я падаю на кровать и пытаюсь заснуть, и тут под окнами какие-то магглы в три дурных голоса начинают горланить «Amado mio». Да еще с акцентом и поперек мелодии. А у меня даже палочки нет, чтобы чары тишины наложить... Вот где ты в Англии такое встретишь?

— Так ты из Барселоны? — Кажется, Поттер озадачен.

— Угу. И это уже вторая пересадка после Рима, потому что нормальные билеты бывает невозможно купить даже магу.

— Постой, а как ты...

— Так же, как и ты. Шенген — Алохомора в мире магглов.

Грейнджер и Поттер переглядываются — и складываются пополам. От смеха.

— Это что, слоган?

— Не знаю. Хотя тут всего месяц как прошли выборы в Совет Кантонов, а реклама, она вещь такая. Прилипчивая.

— Это уж точно... — выдохнула Грейнджер. И тут же снова перешла в атаку. — Постой-постой, так ты, получается, пишешь о лидерах повстанцев?

— Вообще-то, нет. Но иногда и о них — тоже.

— Так, допустим. А репортажи из Норвегии?

— Это где суровые северные чистокровки поджигают маггловские храмы, а против них сражаются бригады магглолюбов же со всей Европы? Да, я брал несколько интервью у Йоргена Тронхейма. Включая последнее. А потом не успел вовремя унести ноги и застал Лиллехамер во всей красе. Вот уж попал так попал, антиаппарационный барьер и двадцать семь трупов за два часа. И это не считая магглов.

Мерлин и Моргана, взгляните на Грейнджер! Румянец на щеках и восторг изумления в глазах.

— Да, но ведь автора тех статей звали...

— Шейн Мосс. К вашим услугам.

Малфой откинулся назад в кресле и сложил руки за головой. Наслаждался реакцией, дементоры его побери! Статьями Шейна Мосса зачитывалась вся Европа, сам он уже много лет как стал живой легендой — и никто, ни единая душа в Англии не соединила простейшие ниточки и не поняла, как на самом деле зовут легенду континента! И тут такие новости!

— Так значит, все это время?..

— Ой, только не делай такое лицо. На самом деле, это даже не тайна. Кому надо, все знают.

Гермиона только покачала головой — «Просто поразительно!», а Гарри услышал свой голос:

— И что сказали твои работодатели?

Малфой засмеялся:

— Я тебя умоляю! Тут никому нет дела до того, кто я такой. Во всяком случае, пока я возвращаюсь. Если не вернусь, наверное, тоже не будет, но сейчас такое время. Впрочем, тех, кто готов променять уютную жизнь в Кантонах на полевую журналистику, пока что меньше, чем вакансий.

Малфою безразлично, что кому-то нет дела до того, кто он такой? Мерлин! Гарри почти физически чувствовал, как его сознание неистово бьется в клетке собственных стереотипов. Поверить в это было почти так же невозможно, как и в то, что Малфой, большую часть Второй Войны только и думавший о том, как бы поскорее выбраться из передряги и спрятаться в тихом и спокойном месте, меньше чем за пару лет радикально изменил ко всему отношение и прыгнул в пасть тигру.

Видимо, Гермионе пришли в голову те же самые мысли, потому что она спросила:

— Малфой, но… Почему именно это?

— Почему что?

— Почему, как ты сказал, «полевая журналистика»? И притом не заметки о жизни драконов в естественной среде обитания, не туристические гиды, даже не статьи о бизнесе — а политика, и чем горячее точка, тем интереснее? В версию про «скучно» я почему-то не верю, ты уж извини.

Малфой улыбнулся. Видеть улыбки на месте завистливых, злобных или жалобных гримас было необычно, но, наверное, самое время было ловить себя на мысли о предвзятости. И еще о том, что он недопустимо сильно цепляется за призраки прошлого.

— Странный выбор, говоришь?

— Очень.

— Боюсь представить, как ты прокомментируешь привязанность к маггловскому транспорту… Знаешь, Грейнджер, каждому нравится делать в жизни что-то. Хорошо, когда понимаешь чего хочешь, тогда все сразу становится легче. Когда не понимаешь, обычно хуже, пытаешься пробовать, набиваешь шишки, и чем дольше результат проходит мимо, тем более погано себя чувствуешь. Улавливаешь суть?

Гарри задал тот же вопрос себе — и понял, что испытывает нечто очень странное. С одной стороны, несомненно, нет, и вообще непонятно, как это связано с заданным вопросом, с другой…

Гермиона, похоже, думала так же.

— То есть тебе просто «интересно»? А все остальное — приятные дополнения к основному занятию?

— Примерно так. Иногда я ловлю себя на мысли, что то, чем я занимаюсь, очень похоже, как если бы во время Переселения Народов я был лично знаком со всеми вождями штурмующих Рим орд. Наверное, в этом все дело. И еще мне определенно нравится путешествовать. Как бы ты еще объездила все страны между Москвой и Марракешем?

Гермиона что-то пробормотала себе под нос, почему-то Гарри сразу вспомнил, как Билл Уизли — теперь уже почти тысячу лет назад, ага — работал в «Гринготтсе»… у которого даже тогда не было столько подразделений и филиалов. Еще был «Нимбус», но его оплотом всегда был английский рынок. «Люфтганза», «Райос» и «Интерконтинентал» не в счет… и да, не согласиться с Малфоем было сложно.

Зато вопросы возникли новые.

— Штурмующих Рим орд? — эту часть истории Гарри помнил, если такое слово вообще применимо, очень условно, и все-таки кое-что о ней знал. Слова Малфоя же как будто разбудили странное, тревожное чувство, прячущееся в груди. — Не преувеличиваешь?

Малфой сел в кресле ровно и взял в руки чашку. Сделал пару глотков и посмотрел на сидящих напротив него гриффиндорцев.

— Возможно, мне просто нравятся эффектные сравнения. Ну знаешь, одно дело лазить по Мерлином забытым окраинам мира, и совсем другое — воображать, что на моих глазах творится история.

Гермиона неодобрительно хмыкнула, Гарри вдруг захотелось рассмеяться. Малфой говорил с нарочито серьезной интонацией, но в его глазах определенно плясали смешинки.

Или тени смешинок.

— Ну а если серьезно? Все знают, что тут неспокойно, но не настолько же, Мерлин!

Малфой сделал еще глоток, поставил чашку на стол и снова откинулся в кресле. И улыбнулся — одними губами.

— Каждый меряет по себе, по тому, что видел или знает. Те проблемы, которые англичане имеют с кельтами на островах, это, можно сказать, не проблемы — по сравнению с тем, что происходит на континенте. Вот в чем дело.

— Прости?

— У вас есть Ирландия и Уэльс, которые, как вам кажется, тлеют, и Шотландия, которая пока не тлеет, но очень усердно делает вид. И, кажется, Корнуолл, но даже там все самые серьезные дела вращаются вокруг снижения налогов и культурной самобытности. Притом что Хогвартс до сих пор очень успешно перемалывает местечковый национализм в подрастающем поколении. А здесь убивают, и по каждой из десяти смертей можно рисовать карту, кто и против кого воюет.

Гарри не задело пресловутое «у вас», хотя галочку для себя он все-таки поставил. При этом было в словах Малфоя нечто такое, что заставляло хотеть слушать его дальше. До конца.

— Я знаю, что воюют в Стране Басков, Скандинавии и на Балканах. А, и еще Эльзас. И это самое серьезное, с чем сталкиваются здешние Министерства со времен Гриндевальда. Но…

— Поттер, выброси из головы ту чушь, которую вы читаете в «Пророке». То, что лежит на поверхности, это даже не следствия, это пена. А под этой пеной — настоящий шторм. И очень скоро эти волны начнут биться о берег и ломать все.

— О чем ты? — Гермиона.

— У вас на слуху Норвегия, и это понятно. Если не задумываться о том, с какой скоростью и как часто там убивают, война выглядит как дешевый комикс. Суровые потомки викингов, обретение величия предков, чистая кровь истинных народов Севера, смерть грязнокровкам, смерть магглам, смерть приехавшим со всего мира мигрантам. Ага, и сожженные вместе со священниками и паствой церкви, видимо, для антуража. А против них — интернациональные бригады со всей Европы и сочувствие всех магглолюбов континента. Яркие краски, выпуклые образы, для кого-то чуть ли не новое направление международного туризма. «Обратите внимание, сейчас вот эти, если у них получится, будут убивать вот тех». Вот только в той же Швеции после такого экономику подкосило не хуже, чем у магглов, а когда на место сытой жизни приходит жизнь голодная и безработная, за палочку возьмешься намного быстрее. И угадай с трех раз, куда бегут от войны те, кто за палочку браться не хочет.

— Я же сказал, что знаю, что в Норвегии воюют.

— А я видел, что там происходит на самом деле. Или возьми Испанию. О том, что Галисии и Каталонии мало автономии и хочется настоящей независимости, говорили лет пятьдесят, а началось все даже не с Альмерии или Малаги, а с самой что на ни есть Кастилии. Адварес — сложный человек… в смысле, скотина редкостная, но он, по крайней мере, знает, чего не хочет — границы между арабами и басками по линии Мадрида. А сейчас там чуть ли не десяток фронтов через всю страну. Причем баски уже закрепились на севере и вдобавок хорошенько встряхнули еще и французское Министерство, а марокканцы ходят через пролив в Гранаду, как к себе домой.

— Ты серьезно? — Гермиона нахмурилась. Похоже, ее настроение портилось все больше и больше по мере того, как разговор продолжался, и это был тревожный знак.

— Конечно, пока что это больше похоже на игры скаутов, чем на Лиллехамер, — хмыкнул Малфой. — Но к чему все идет? Впрочем, про Испанию вы тоже хотя бы слышали. И про Эльзас, и про Балканы, и даже про Бельгию. Но вот ведь в чем дело, есть и вещи, которые не так часто попадают на передовицы газет. Вы в курсе, что Итальянская Конфедерация развалилась? Пока что не де-юре, но де-факто? Что Сицилия и Неаполь сами по себе, а Север сам по себе? И что Флоренции и Милану до сих пор есть что делить? Про венецианский корпус в Хорватии, наконец? Австрия и Голландия кинулись под защиту правых радикалов, но вот в чем дело, после того как границы были закрыты, а Министерства получили самые широкие полномочия по обеспечению безопасности, почему-то оказалось, что искрить стало только сильнее. Потому что принципиальные вопросы с теми же магглами нельзя решить, не послав к дементорам Статут — а это сама чувствуешь, куда ведет. И можно только догадываться, когда взорвутся еще и они.

Гарри посмотрел на Гермиону и снова повернулся к Малфою. Взял в руки чашку — кофе успел остыть. И спросил:

— Так к чему ты клонишь?

Малфой с сожалением посмотрел на свою чашку, но сразу пить не стал. Покачал, размешивая сахар, и допил залпом. Поставил на блюдце — и только потом ответил.

— Да ни к чему. Десять лет назад здесь было намного тише. А что будет через десять лет, честное слово, лучше не думать.

* * *

В самолете их с Малфоем места оказались в разных концах салона. Гермиона смотрела в окно и думала о чем-то своем, Гарри решил, что пока не будет ее трогать. Малфой сидел немного впереди и справа и, казалось, дремал. У него еще будет возможность задать ему вопросы, но перед этим хотелось, по меньшей мере, немного подумать, и Гарри закрыл глаза. Цвета, которыми рисовал картину Малфой, были определенно безрадостными, но в памяти отпечаталось даже не это.

«Как ты думаешь, сколь многие из тех, чьи родители перебрались в Германский Союз и Францию в поисках спокойной жизни, на учебу поедут в Марракеш или Нуристан? И что будет, когда они закончат образование и начнут искать свое место под солнцем?» От этих мыслей по коже бежали мурашки. Нет, его не пугали люди. Намного страшнее было то, как Малфой это произнес. Видимо, вложил какую-то часть своего ощущения, своего восприятия, а может быть, и своего знания.

Знания того, что в этом стремительно меняющемся мире защитники даже не чистоты крови, а хотя бы традиций и обычаев предпочтут простое, очевидное, привлекательное и легко исполнимое решение, которое приведет к бойне.

Как и их визави.

В Женеве Малфой дождался их на выходе. Багажа, кроме маленького портфеля, у него не было, впрочем как раз это не говорило ни о чем — у них с Гермионой были такие же.

— Захотите увидеть меня, редакцию «Suisse» найти несложно.

— Ты там живешь, что ли? — не удержался Гарри, представив себе это.

— Ну а сам ты как думаешь? В любом случае, не прощаемся.

Малфой улыбнулся им и махнул рукой. Гарри кивнул, Гермиона несколько секунд задумчиво смотрела вслед.

— Только не говори, что у тебя плохое предчувствие.

Гермиона бросила на него неодобрительный взгляд и снова повернулась вслед уходящему Драко.

— Отвратительное.

Гарри пожал плечами.

— Если хочешь, мы поговорим об этом, но, по-моему, сейчас важнее другое.

— Поговорим, — неопределенно повела головой Гермиона. — Знаешь, он не сказал почти ничего нового, чего не знала бы я, но…

— Но он все это видит несколько по-другому, ты это хочешь сказать?

— Возможно — я говорю «возможно» — он видит что-то, чего не видим мы. — В ее словах определенно был смысл. И в словах Малфоя тоже, но, Мерлин, они ведь действительно приехали сюда не за этим! И все-таки…

— Хотел бы я понять, что он на самом деле видит.

Гермиона резко повернулась к нему и несколько секунд молча смотрела прямо в глаза.

— Я тоже.

Найти редакцию «Suisse» оказалось действительно не так сложно, как показалось вначале. Не очень большое, но красивое шестиэтажное здание маггловской гостиницы, все очень мило и безобидно. Даже не подумаешь, что влиятельнейшая деловая газета континента могла расположиться именно здесь. Гарри улыбнулся — на ум сразу пришли слова Гермионы о том, что одна строчка в «Suisse» влияет на работу Женевской биржи сильнее, чем десятилетняя подшивка «Пророка» на всех британских домохозяек.

В этих словах был смысл.

Был, даже если не считать свернутого под мышкой свежего номера газеты. Когда Гермиона закончит свои переговоры, она, несомненно, скажет вслух многое из того, что придет ей на ум. Как она ненавидит журналистов, а может быть, и что она убьет Малфоя собственноручно. Он сказал бы ровно то же самое и сам. Наверное. Если бы не одна крохотная, возможно, незаметная... но очень немаловажная деталь.

Причина, по которой он был здесь.

В конце концов, ему действительно было, о чем поговорить с Малфоем.

«На фоне общей нестабильности не только в странах периферии, но и среди грандов европейской экономики — таких, как Германский Союз и Франция — капиталы бегут туда, где пока еще хотя бы не горит. То есть в Швейцарию и, прежде всего, в Англию.

За последние десять лет стараниями Джорджа Уизли и Гермионы Грейнджер именно в Англии вырос финансовый центр, расцвел целый кластер частных коммерческих и инвестиционных банков, покончив с монополией «Гринготтса» и, в более широком смысле, сообщества гоблинов на ведение валютных операций. Здесь же в последние несколько лет ударными темпами развивается Лондонская Биржа, привлекая деньги со всей Европы. Именно она стала локомотивом лондонского экономического чуда и обеспечила прочный фундамент для уже которого по счету правительства Кингсли...»

Когда он открыл третью страницу, раздел «Международные новости», колонку Шейна Мосса, первым желанием было не поверить собственным глазам. Ну, обычная глупость — спрятать голову в песок и убедить себя, что ничего не произошло. Тем более, что на руках у него действительно были все карты. Все подсказки и странное предчувствие — он ведь заметил блеск в глазах Малфоя! — которое не обмануло.

И кто бы мог подумать, что не обмануло настолько?

«Между тем, пользующиеся в банковской сфере несомненной популярностью идеи объединения Женевской и Лондонской бирж, кажется, в ближайшее время могут получить практическое воплощение. По информации источников «Suisse», в Швейцарию накануне прибыла мисс Грейнджер, возглавляющая Департамент финансовых операций английского Министерства Магии. Ожидается, что ключевой темой переговоров с Наблюдательным Советом в Женеве может стать пресловутая идея объединения двух ведущих торговых площадок Европы, а сами переговоры пройдут уже в самое ближайшее время...»

Переговоры шли уже, кажется, часа полтора. И если не принимать в расчет, что у наловчившегося разгрызать сколь угодно крепкие — и запретные — орехи Малфоя наверняка были и свои источники, можно было начать задаваться правильными и действительно глубокими вопросами.

Или задать их лично.

Алан Хоффман, уже который год бессменный редактор «Suisse», принял Гарри практически без вопросов. Но и отвечать на какие бы то ни было вопросы сам отказался напрочь.

— При всем уважении к вам лично, сэр, вы должны понимать, на каких условиях мы сотрудничаем с таким волшебником, как Шейн Мосс, — маленький человечек в очках развел руками. — Существуют правила, и, соблюдая их, мы делаем наши отношения прочными. Посмотрите за окно и поймите, сколь бесценны прочные отношения в наше время! И только представьте, что будет, если следовать правилам перестанет редакция «Suisse»! О какой стабильности и порядке тогда вообще можно будет говорить?

— Поверьте, именно это правило как раз не обсуждается, — улыбнулся Гарри. Он уже забыл тот момент, когда балансирование на тонкой грани стало таким же верным и надежным инструментом, как прямой и беспощадный натиск. Хотя — привычка! — использовал его все-таки реже. Намного, намного реже. — Однако дело в том, что я очень старый знакомый господина Мосса. И когда я буквально на днях встретил его в Цюрихе, он оставил мне адрес редакции для связи с ним.

— И вы давно знакомы с Шейном? — человечек оживился.

— Думаю, что дольше, чем он с вами, — медленно ответил Гарри, глядя собеседнику прямо в глаза. — Пожалуй, специально для редакции я бы даже мог написать статью в честь его дня рождения. Рассказать о нашем знакомстве.

— О нет, нет, — Алан нахмурился. — Вы же понимаете, откровения старых знакомых — это не наш формат... Впрочем, я бы с удовольствием опубликовал в «Suisse» интервью с вами. Или вашу авторскую статью, скажем, о международной безопасности. Вы ведь были на конференции в «Plaza»?

— Сэр, я уверен, мы сможет плодотворно сотрудничать. Более того, мне бы не хотелось смешивать оба этих повода или, хуже того, ставить их в зависимость. Однако я повторю свою просьбу. И, боюсь, буду повторять до тех пор, пока не получу интересующий меня ответ. Мне нужно встретиться с господином Моссом, и поскольку времени у меня действительно немного, будет лучше всего, если встреча произойдет как можно скорее.

— Сожалею, сэр. Одним из условий нашего сотрудничества была тайна. Шейн может приходить и уходить, когда он хочет, но он не извещает нас о своем местонахождении. Кстати, вы не пробовали отправить сову?

В этот момент Алана захотелось стукнуть. Можно подумать, он держит Гарри за идиота... или не знает о целой серии заклятий и артефактов против обнаружения и слежки, которыми Малфой обзавелся за последние десять лет.

— Поверьте, сэр, я умею сложить два и два. Если Мосс говорит о том, что я смогу связаться с ним через вас, значит, это так же верно, как и то, что «Райос» потерял четверть капитализации за прошедший год.

— Двадцать два процента, — на автомате поправил его редактор. — Впрочем, о чем это я... Ах да, связь. Поверьте, я готов пойти вам навстречу. И так же умею ценить время, как и вы. Но... — Алан развел руками и внимательно посмотрел на Гарри. — Увы.

Увы... Их взгляды встретились. На долю мгновения Гарри почувствовал, как внутри него вскидывается волна силы. А потом зрачки сидящего напротив него человечка, чей внешний вид так обманчиво не соотносился с мощью и величием управляемой им организации, расширились, и на Гарри обрушился настоящий водопад образов. Он позволил себе не обращать внимание на то, что, возможно, заинтересовало бы тысячи и тысячи магов, живущих от Хогвартса до Нуристана и от Беловодья до Марракеша, на информацию, покупателей на которую по наивысшим расценкам хватило на хороших размеров конференц-зал. А то и квиддичное поле.

И сосредоточился на главном.

На высоком светловолосом человеке, с некоторых пор приобретшем странную привязанность к маггловской одежде, маггловскому транспорту и маггловскому образу жизни.

На светлом здании, стоящем на берегу озера, на фигурных буквах названия на крыше.

И только потом — потом — позволил себе моргнуть, обрывая контакт.

...Расстались практически друзьями, обменявшись адресами для переписки. Алан Хоффман всерьез заинтересовался перспективой опубликовать на страницах «Suisse» эксклюзивные материалы от Гарри Поттера, и получил встречные заверения о том, что газета уже имеет неплохие шансы стать информационным партнером крупнейших мероприятий английского Министерства. О нет, Гермиона еще не была в курсе всего, но почему-то Гарри не сомневался, что эту его инициативу она поддержит.

А сейчас его ждал «Англетерр». Редактор не обманул ни единым словом, он действительно ничего не знал ни о том, где живет Малфой, ни где тот останавливается в Женеве, Цюрихе и Люцерне. И все-таки, совершенно неожиданно, получил один из адресов — накануне, когда невероятно довольный собой журналист, помимо совершенно роскошного отчета по Испании для еженедельного журнала, принес крохотную заметку для отдела бизнеса и международных хроник. В которую было сложно поверить... даже с авторитетом Шейна Мосса.

Которая снова попала в яблочко.

* * *

— Как твоя конференция? — как ни в чем не бывало встретил его Малфой, ни единым движением не показав удивления столь необычному визиту. Было бы еще оно, это удивление. — Кстати, проходи. Виски, вино? Что-нибудь более привычное?

— А то ты не знаешь, как проходят конференции... — Угу, и есть ли во всей Женеве хоть кто-то, кто еще не в курсе вчерашнего собрания в «Plaza». — Пожалуй, вино. Красное.

— И как же? — голос Малфоя, уже скрывшегося в баре, звучал чуть приглушенно, зато переставляемые бутылки весело звенели. Что-то грохнуло, прозвучали едва слышные ругательства.

— Половина до сих пор приходит просто для того, чтобы посмотреть на Мальчика-Который-Выжил, еще треть, видимо, занимается только тем, что просто ходит на конференции. Без разницы, какие. Ну и оставшиеся, традиционно, делятся на две группы — очень адекватных и очень нет... Кстати, только попробуй написать об этом статью или сослаться на меня.

— Нет, что ты, — Малфой наконец справился с мучительной ответственностью выбора и извлек две бутылки. — Только банальностей я еще не писал. Но я тебя внимательно слушаю, да. Продолжай.

Гарри поймал себя на желании выразительно поднять бровь — и ничего не сказал.

— Ты знаешь Герхарда Райха?

Малфой на мгновение запнулся.

— Старик из германского аврората?

— Не такой уж и старик, и уже давно не аврор. Ушел, после того как потерял правую руку в Карпатах. Так вот, был он...

— А, вспомнил, — блондин широко улыбнулся. — После отставки возглавлял тамошнюю учебку, а потом подался в частные преподаватели. Дурмстранг шипит и истекает ядом, а что он может сделать? Почтенный, заслуженный преподаватель, ветеран всего чего можно, блестящий специалист, лучшие выпускники, взлетающие по карьерной лестнице... И о чем рассказал Райх?

— О том же, о чем и я. Как продолбиться сквозь очень крепкие, но перспективные лбы, чтобы было кому по этой самой лестнице взлетать.

Малфой хмыкнул.

— А, ну это дело полезное... Держи. Выбирал на свой вкус, возможно, тебе понравится.

Драко закончил колдовать с бокалами и протянул один из них Гарри. Тот и кивнул и пригубил вино — очень неплохое, хотя и не вполне его.

Несколько секунд просто молчали. Наконец, Гарри поставил еще не пустой бокал на стол и посмотрел на Малфоя.

— Не сомневаюсь, что с тебя станется засыпать меня тысячей-другой вопросов, лишь бы не переходить к теме...

— Адрес дал Алан? — Малфой по привычке развалился в глубоком кресле и потянулся, сложив руки за головой.

— У тебя очень хороший работодатель, Малфой, — в тон ему ответил Гарри.

— Значит, ты все узнал без спроса, — констатировал Драко. И снова — улыбка от уха до уха, откуда только берутся такие привычки... — Так вот ты какой стал, Гарри Джеймс Поттер... И чего же ты хочешь?

Вот тут уже Гарри едва-едва сдержал смешок. О происхождении Малфоев-Малефлуа ходили разные слухи, кто-то — особенно на континенте — любил ставить в основание семейного древа чуть ли не Люцифера. Наследнику древнего рода нравилось копировать повадки знаменитого предка?

— Я прочитал твою статью.

— Какую из?

Гарри выразительно посмотрел на собеседника, в полной мере передав взглядом, что он думает о привычке задавать подобные вопросы.

— Свежий номер. И вот ведь какое дело, Малфой, я понял почти все... кроме двух вещей. — Мгновение паузы. — Откуда появилась информация? И почему сейчас?

Малфой налил себе еще один бокал.

— Заметь, я не спрашиваю, правда или нет и что ты об этом знаешь. Меня интересует источник.

— Источник... А если я скажу, что источник — это ты сам, ты мне поверишь?

— Как минимум захочу пояснений.

Драко покачал головой и пригубил вино.

— Поттер, я повидал много всего за эти десять лет. Намного больше, чем в Хогвартсе и на той войне. Поверь, мне не нужно ничего «знать», никого пытать и ни на ком практиковать легилименцию. Достаточно открыть глаза и просто смотреть. Про конференцию по магической безопасности я слышал, в конце концов, анонсы давала даже «Suisse». И я знал, что ты сюда приедешь, но уж вот что мне было совершенно... постолько-поскольку. Потом была Испания, Кастилец, баскские егеря и чертовы магглы, мешающие спать. Угу, и забастовка диспетчеров в Риме. О вас я и думать забыл. А потом встретил в аэропорту.

— Случайно? — А вот это был действительно интересный вопрос. Гарри хотел добавить в него нотку ехидства — и так и не понял, получилось у него или нет.

— А что такое случайность, Поттер? Я не знал, что встречу вас, но когда увидел... Знаешь, бывают моменты, когда из паззлов собирается картинка. Вот у меня она — сложилась. Теперь поправь, если я ошибся.

— Ты не ответил, — медленно произнес Гарри. Малфой тихо выругался.

— Видишь ли, источники в Наблюдательном совете имеют одну очень характерную особенность, которую нельзя не иметь в виду, когда имеешь с ними дело. Ты не можешь просто так прийти и сказать: «Ребята, расскажите мне, что у вас тут будет!» В конце концов, это Наблюдательный совет Женевской биржи, а не какой-нибудь департамент перекладывания бумаг кантона Во! И даже блефовать бесполезно. Ты играешь? Ну так чтобы вскрыть такого игрока, нужно иметь что-нибудь получше пары семерок.

— Нужно уже быть в теме?

— Именно. И нужно правильно задать вопрос. Например, будут ли переговоры с Грейнджер сегодня или завтра.

— То есть ты знал, что переговоры будут?

Вздох.

— Поттер, я уже сказал тебе. Я умею складывать два и два. И поверь, мне было лень проверять, где Грейнджер — в отличие от тебя — сейчас должна находиться официально, на правительственной даче в Йоркшире или в командировке в Верхний Эльзас. Улавливаешь?

Снова повисла пауза. Малфой молчал, Гарри... Гарри подбирал вопрос. В словах Драко неожиданно оказалось очень много смысла.

И чтобы вскрыть такого собеседника, нужно было действительно нечто получше пары семерок. Или даже тузов.

— Тогда ответь мне вот на какой вопрос, Малфой. Ты знал, когда будут переговоры. Знал, что мы здесь. Знал, что будем тебя искать, и даже оставил ниточку, чтобы тебя можно было найти. Все так. Тогда скажи мне, почему статья вышла сегодня? Не вчера, не завтра — сегодня.

Малфой налил еще один бокал, посмотрел вино на свет, но пить не стал. Пока.

— Потому что завтра о переговорах будут знать все. А послезавтра будут знать, увольняется ли глава Франкфуртской биржи, насколько выросли котировки LSE на слухах о предстоящем объединении и кто получит заказы на офисные здания для «Вайсс» и «Ольденбург» в Лондоне. И главное, всем будет интересно, почему под боком у «Suisse» творится история мира, а лучшая деловая газета континента ни сном ни духом. Теперь понимаешь?

Вот уж в чем Гарри точно не сомневался с тех пор, как увидел Малфоя в Цюрихе. Чертов профессионализм, «не обставите!». Вот только...

— Ты мог сделать так, чтобы о сделке узнали вчера. Подтвердить репутацию лучшего, знающего все, видящего сквозь любой полог тайны. Разве нет?

— Я бы подставил вас, — пожал плечами Малфой.

— Подставил нас? Какое тебе вообще до нас дело?

— Никакого. Но если бы сделка сорвалась, угадай, кого бы назначили виноватым.

— А так?

Драко вскинул подбородок. И не таясь посмотрел прямо в глаза... прекрасно зная о способностях Гарри.

— А так я написал лишь о том, что и так станет достоянием общественности. И если у вас что-то пойдет не так, ко мне это уже не будет иметь никакого отношения. Поттер, я журналист, а не игрок. Мне нет дела до торговых площадок. Мне не нужны враги. Тем более, такие, как вы с Грейнджер. И уж тем более мне не нужна репутация лучшего.

— Вот как?

Малфой выразительно изогнул брови, чем живо напомнил о Снейпе. И это было... странно. Очень странно.

— Я и есть лучший, вот в чем дело, Поттер. И если ты хочешь об этом поговорить, возьми наконец в баре бутылку на свой вкус.

Все это было забавно. Очень забавно. На столе стояла уже целая батарея бутылок, которую они с Поттером приговорили словно бы между делом, и можно было поручиться, что переговоры в GeSE уже давно завершились, Грейнджер одержала очередную триумфальную победу, Вальтер Штерн разводит руками и, сбиваясь от волнения на тяжелый немецкий акцент, говорит, что это безумие и что они своим решением только что похоронили Франкфурт... Это казалось даже не рутиной. В конце концов, когда играют такие мастера, подробности расклада выходят в СМИ только тогда, когда партия уже разыграна, карты сброшены, а игроки берут новую колоду и садятся за другой стол. И если ты знаешь, кто и как будет вести свою игру, честное слово, любопытства это уже почти не вызывает.

Зато любопытство вызывает другое.

Он так и не понял в какой момент они с Поттером закончили говорить о большой политике. О смерти старого и рождении нового, о Темном Лорде, ставшем подлинным ровесником Основателей, о предчувствиях, которые не обманывают, и ожиданиях, которые не сбываются, о Страсбургском соборе и Площади Испании в Севилье, о магах и магглах... и все-таки в основном о последних.

— Пожалуй, я еще на пару дней задержусь здесь, — Драко потянулся и снова сложил руки за голову. Поттер неопределенно хмыкнул. — А потом еду в Москву, вот ведь как оно бывает.

— В Москву? — ему показалось, или Поттер действительно удивился. О нет, не хватало только, чтобы их графики поездок снова пересеклись за Мерлин знает сколько миль от Хогвартса! Это точно будет чересчур.

— Ты не поверишь. Вообще-то русско-китайский форум — это последнее мероприятие, на которое я бы хотел поехать, но ведь в чем дело, у меня культурная программа.

— Даже так?

— Именно, — а ведь действительно получилось забавно... Не то чтобы он так часто наезжал на Алана и выбивал себе командировки, как и Алан очень редко отдавал именно приказы. Но в итоге в Москву поедет все-таки он. Не Райнхард и не Пьер. Он.

— Что же за программа такая?

— О!.. — Драко не удержался и поднял указательный палец. — Это невозможно передать словами, это нужно слушать. Ты понимаешь по-французски?

На мгновение Поттер задумался.

— Немного.

— По-испански?

— Нет.

— По-итальянски?

— Малфой, хватит выпендриваться!

— Впрочем, зачем я спрашиваю... Нужно слушать голос, а не слова, Поттер. Голос. Будь добр, не вздумай колдовать, пока я разбираюсь с маггловской техникой. Не хватало еще, чтобы тут все закоротило.

Твердо держаться на ногах было невыразимо прекрасно, а аудиосистемы в пятизвездочных отелях были действительно шикарные. Именно поэтому Драко было не лень каждый раз брать с собой диски.

В конце концов, это того стоило.

— А теперь мы будем играть в замечательную игру, — сказал он, возвращаясь в кресло. Поттер неподвижно смотрел на него — живая статуя, то ли памятник самому себе, то ли так... — Называется «Задай вопрос мирозданию». Посмотрим... в смысле, послушаем, что оно скажет. Заодно узнаем, бывают ли случайности.

Поттер не ответил — кажется, ему стало действительно интересно. Что же, по крайней мере, именно этого он и добивался. Когда что-то делаешь, должно быть интересно. Иначе зачем?

...Он уже давно мог узнавать мелодии по первым нотам. Иногда — по трем или даже двум. Однажды он услышал на концерте песню, которую с тех пор мог узнать по отзвуку, по эху, по тому как срывается с музыкального инструмента первый же звук. Впрочем, не ее одну, но сейчас вопросы мирозданию задавал Поттер.

Хотя Мерлин их разберет.

* * *

— Взять у тебя диск, что ли, — задумчиво произнес Поттер. Драко только улыбался.

Нет, он снова не понял, в какой момент одна песня «на удачу» превратилась в настоящий концерт. В какой момент пропало желание говорить даже о музыке. Когда осталась только мелодия. Мелодия... и Голос. «Je t’aime», «Adagio», «Caruso»...

— Лучше сходи на концерт, — посоветовал Драко. — Ты точно не собираешься в Москву в ближайшее время?

Поттер засмеялся и закрыл лицо рукой.

— Честное слово, Малфой, даже не вздумай никуда уезжать, не показавшись на глаза Гермионе! Больше всего я хочу послушать, что она тебе скажет в лицо!

А вот это было бы интересно. Наверное.

Нет, пожалуй, наверняка

Другое дело, что ему тоже было что и кому сказать в лицо. Подняв глаза на Поттера, он медленно и ровно произнес, проговаривая каждое слово.

— Знаешь, Поттер, а ведь у вас действительно любовь.

И смех моментально стих.

— У нас что?

— Любовь, Поттер, любовь. Ну как там, знаешь? «Вселенная по имени Невозможное. Вселенная без границ и преград, без ненависти и страха, преисполненная Чудом, Надеждой, Временем и Человеком».

— Что? — глаза Поттера действительно полезли на лоб, и вот это было смешно... Или это он опять перепутал все на свете и выдал фразу на очередном языке, который выучил по случаю и который собеседник банально не понимает?

— Я не знаю, что у вас — у каждого — было с Уизли. Но давай начистоту, к любви это отношения не имело никакого. К повторяющейся глупости — да, развешиванию чужих скальпов на поясе — да... не перебивай, Поттер! Посадить на шею неприятности — это не любовь, вот ведь в чем дело. И не говори, что ты это не понимаешь.

— Кто ты такой, Малфой, чтобы рассуждать об этом? — кажется, Поттер закипает. Мерлин и Моргана, вот в чем он не изменился! — Да что ты вообще знаешь о...

— Я говорю о том, что вижу, Поттер. Только и всего. Вспомни, чему ты научился у Грейнджер, и подумай, чему она научилась у тебя. Вспомни все, что вы сделали — вы двое, вместе. Вспомни те краски мира, что вы открыли друг для друга. Вспомни те дороги удовольствия, радости, солнечного света, которые вы прошли вместе, рука об руку. Просто вспомни.

— Это называется дружба, Малфой.

— Это называется любовь, Поттер. Только не та слащавая, розовая, приторно-сладкая и навязчиво-удушающая отрава, которую тебе пытаются продать перед 14 февраля. И не та черная гниль, которая называется чужим именем и десятилетиями убивает душу. И тем более не бесцветная «никакая», всегда с приставкой «наверное». Настоящая.

Поттер только тихо выругался. Можно было биться об заклад, что в этот самый момент он вспоминает что-то глубоко личное — и наверняка неприятное. Возможно, связанное с Уизли, а возможно — нет. И еще было интересно, решит ли Поттер, что он, Драко, сейчас лезет не в свое дело и что его нужно немедленно поставить на место? Каким-нибудь очень доступным и, несомненно, болезненным способом... И все-таки драйв, который Драко так неожиданно поймал, не уходил, и, чувствуя странное ощущение в боку, к которому, очевидно, приложил конечности ошалевший от собственной безнаказанности внутренний бес, он продолжил:

— Она ведь смелая девочка, никого не боится. Настоящая гриффиндорка. И вечно лезет куда не надо, как ей и положено. Поверь моему чутью, скоро ее голову захотят получить не только гоблины... и, можешь не сомневаться, они сделают все, чтобы добиться своего. Так что береги ее. Защищай ее, Золотой Мальчик, защищай так, как сражался в тот день в Хогвартсе. Потому что это — настоящее.

Поттер открыл было рот — кажется, он и правда хотел возражать, ругаться, хорошенько встряхнуть Малфоя за плечи... Открыл рот — и не сказал ничего. Ничего из того, что мог бы. Или хотел. Или не хотел...

— Ты что-то знаешь, Малфой?

— Не смеши меня, Поттер. Чтобы видеть такие вещи, не нужно ничего «знать», нужно просто иметь голову на плечах. И думать ей. А то вы вечно — «откуда ты знаешь», да «кто тебе сказал», да «назови свои источники».

Яростная вспышка за линзами очков. И да, вот это — это он точно уже видел в своей жизни. Когда после двух недель приключений на Балканах Драко вернулся с парой свежих заплаток, статьями о Чамерии и Санджаке и целым фотоальбомом полевых командиров, тогда не самая благополучная Венгрия показалась ему одновременно памятником стабильности и средиземноморским же курортом. Коктейль «Две Авады», несомненно, бил по мозгам не хуже оглушающего заклятья, но, Мерлин мой, этот цвет!.. Если не знать наверняка...

...А еще говорят, что в ярости Поттер начинает крушить все вокруг — не со зла, просто попробуй контролировать такой поток магии, когда он стихийный и вдобавок бьет как венецианские фейерверки!..

— Допустим. Но одного я все равно не понимаю. Зачем ты говоришь мне это? Зачем все это тебе? Зачем, Малфой?

Вот что-что, а круто наезжать Мальчик-Который-Выжил умеет. Когда-то это было забавно, когда-то — очень забавно. Особенно, надо полагать, на себе это прочувствовали пока еще Министры Магии, которых угораздило с этим Мальчиком связаться. И которые после этого потеряли в лучшем случае должность, а то и жизнь. Другое дело, когда вот так же точно он наезжает на тебя, а ты знаешь, что, даже если не хочешь говорить начистоту, откровенно послать его тоже не хочешь. Можешь... наверное, можешь. Но не хочешь — сейчас.

— Затем, что за двенадцать лет вы действительно превратили старушку Англию во что-то стоящее. Когда здесь все один за другим сходили с ума, кроили границы, забывали про то, что эти границы вообще есть, охотились на магглов и друг на друга, вы строили. Вот в чем дело. Мерлин, я не хочу больше сражений ни в Мэноре, ни в Хогвартсе!

Долгий, внимательный взгляд.

— Ты не лжешь. Но, побери тебя дементоры, не говоришь и правды, уж это-то я вижу! Тебе нет дела до Англии. Да, ты не хочешь войны, но и дела до нее тебе нет — не настолько, как ты пытаешься меня убедить. Твой дом уже давно не там. Он здесь... и я даже не знаю, где именно здесь. В Лиллехамере, Эльзасе или Стране Басков. Или, быть может, в дороге, не здесь и не там, на полпути, в тех маггловских поездах или маггловских же самолетах.

— В Базеле, — услышал Драко свой голос. — Рядом с собором. Там есть двор. Школа, ресторан... И пальмы, вот уж чему я всегда искренне умилялся. Нужно пройти чуть дальше, увидишь слева галерею со знаками зодиака над головой, а на стене будет картина. Охота. Если пройдешь подо Львом и Девой и прикоснешься к лани, можешь заходить в гости. Только под ноги смотри.

Поттер только что не подавился своими же вопросами. Что же, по крайней мере, опытным путем доказано, что заткнуть его можно.

— Мерлин... Только не вздумай уходить от ответа, хорошо?

— И не пытаюсь.

— Тогда к чему все это? К чему...

Вздох. Не сожаления, нет, другое дело, что иногда ты сам не очень понимаешь, почему начинаешь говорить. И почему не можешь просто промолчать, даже если, ну давайте посмотрим правде в глаза, тебя это не касается.

Не касается.

— Наверное, к тому, что иногда со стороны замечаешь больше. Или просто — замечаешь. Нет, я помню про «встретил святого — убей святого», но когда что-нибудь понимаешь, Мерлинова борода, чувствуешь себя так, словно только что выиграл кубок по квиддичу и мешок галлеонов в придачу! Почему-то в такие мгновения в голову приходит глупость... Ну да, глупость, и притом достаточно очевидная — сказать вслух то, что думаешь. Вместо того, чтобы думать, что говоришь, ага.

— И ты... и ты начал говорить о любви?

— Только о том, что вижу сам.

— Но тогда почему?..

Отличный вопрос. Что может быть Драко Люциусу Малфою и тем более Шейну Моссу до сложных и, несомненно, очень высоких отношений внутри двух третей «Золотого трио»?

— Потому что я тоже учился у Дамблдора.

* * *

Когда расставались, Поттер просто пожал ему руку. С гриффиндорцами всегда так — никогда не угадаешь, что они выкинут. И не важно, сколько прошло лет и что творится у них в головах. Тысячу раз был прав любимый декан, когда говорил, что Гриффиндор — это диагноз.

Впрочем, если бы только он.

* * *

В одном Малфой не изменился точно — остался удивительным засранцем. Но, черт возьми, сегодня он как никогда был похож на человека.

Fin

PS: Малфой цитирует Вадима Панова («Продавцы невозможного», страница-не-помню-какая-из-самого-конца). Ну а слушают они, вестимо, Лару Фабиан — в хорошем вкусе Малфою точно не откажешь.