Мистерия жизни (гет)

Отвага и дерзость. Вот, что потребовалось Северусу Снейпу, принявшему предложения вернуться на пост директора Хогвартса. Предложения — потому что их было два.

Сначала — Кингсли, чье появление в палате Святого Мунго без сопровождения авроров само по себе было хорошим знаком. Его неуверенное: «Вернешься?» и осторожные расспросы о дальнейших намерениях ничего не значили. А вот взгляд… Взгляд новоявленный министр не прятал специально. Хотя мог бы, наверное, попробовать закрыться. Но бывший соратник смотрел ему прямо в глаза. И Северус сам все понял.

Он, Северус Снейп, оправданный шпион и убийца, оказался единственным могущественным магом из оставшихся — в живых и на свободе. Магом, в совершенстве владеющим темными искусствами. В чем-то равным по силе Волдеморту, а в чем-то — превосходящим его. И в министерстве просто не знали, что с ним делать. Потому что, как выяснилось, никто не знал другого Северуса Снейпа. Настоящего. Героя.

Потом появилась троица деканов Хогвартса. Смущенные. Еще неверящие. Не тому, что оказался «своим», героем и воином, не трусом, как кричали тогда ему вслед. А тому, что жив-здоров и оправдан. Сначала — Помона, которая все остатки своей мандрагоры извела ему на лекарства и тайком (наверняка тайком!) от Минервы таскала их ночами целителям Святого Мунго. Затем Филиус, который в один из вечеров появился в его палате с бутылкой огневиски из собственных запасов и, ни слова не говоря, протянул наполненный наполовину стакан. Тогда Северус еще не мог глотать, но стакан принял. Филиус тоже не сделал из своего стакана ни глотка. Сорок минут молчания и неотпитое огневиски — это было гораздо больше, чем Северус смел надеяться.

После этого Помона и Филиус дважды приводили Минерву, и каждый раз Северус «впадал в беспамятство». Точно как тогда, в Визжащей хижине. Но на третий раз он рискнул посмотреть в глаза и Минерве. И удивился. Поэтому в ответ на уверенное «Возвращайся!», прозвучавшее из уст МакГонагалл, просто кивнул. И только потом подумал, что это, пожалуй, будет самым дерзким поступком в его жизни. Потому что это «Возвращайся» подразумевало не просто Хогвартс.

Отвага и дерзость… Кажется, скрытый гриффиндорец внутри него — тот самый, что не давал в последние месяцы войны отступить от страшного в своей жестокой сути «гениального» плана, — снова дал о себе знать. Смелость — это еще куда ни шло. Но радоваться жизни? Изнемогать от счастья только потому, что в глазах коллег — чистое восхищение, понимание, безмерное уважение и ничего из того, что он так боялся увидеть глубоко запрятанным и от этого еще более страшным? Впрочем, все эти странные порывы и настроения вполне могли оказаться побочным эффектом зелий с заунывником, которые он постоянно пил последние месяцы перед битвой. И хорошо еще, что пил. Выжил — и слава заунывнику. Собственное гриффиндорство он как-нибудь переживет. Пережил же Лорда…

И снова — МакГонагалл. На этот раз одна.

— Когда ты вернешься, Северус? Хогвартсу нужен директор. Ты же знаешь, замок чувствует твое отсутствие.

— Не выдумывай.

Он так и не привык к собственному тихому голосу. К голосу, в котором не было ставших за долгие годы привычными ноток холодного металла, презрительного недоверия и злобы. Сейчас в этом голосе не было ничего, кроме усталости.

Слишком измученный необходимостью ненавидеть, уставший от отчаяния этой ненависти, теперь Северус Снейп большую часть времени оставался совершенно бесстрастным. Он еще не знал, как жить в этом новом мире. Мире, где ему позволено просто быть, а не выживать, спасая других.

Никогда больше не связывать себя никакими обязательствами. Ни перед кем. Это он пообещал себе в те долгие, мучительные часы, когда выходил из паралича, вызванного действием яда. И это обещание он не собирался нарушать.

— Не знаю, в курсе ли ты, Северус, но мы уже несколько месяцев не можем сменить пароль в директорской башне. Горгулья категорически отказывается слушать кого бы то ни было, настаивая на разговоре с самим директором.

— Глупости, — фыркать Снейп еще не разучился. — Тварь просто спятила. Ты подняла на битву статуи защитников. Замок признал тебя главой.

Минерва ответила ему долгим внимательным взглядом.

— Помона слышала, как ты накладывал заклинания на статуи и доспехи. И, как мне кажется, смысл приказа «Встать на защиту замка по первому требованию, даже если его отдал не я» говорит сам за себя.

Северус промолчал. Раз Минерва пришла к нему с таким предложением — значит, все действительно плохо. Что же там такого происходит, если они не могут справиться сами?

— У меня проблемы с передвижением, — сухо сообщил он наконец. — Каминной сетью и аппарацией пользоваться не могу до тех пор, пока окончательно не выведен яд. Мне понадобится помощь Флитвика.

— Он придет. Мы все придем.

— Путь до замка займет не менее четырех часов. Найдите карету покомфортнее. Переезд завтра. Надеюсь, вы умеете управлять фестралами и нам не грозит столкновение с каким-нибудь деревом. И еще. Если Филиус вздумает в нетрезвом виде махать палочкой в сторону кареты — будет ходить за амортенцией в ближайшую аптеку, а не ко мне.

Минерве МакГонагалл показалось, что в последней фразе Северуса послышались нотки, очень напоминающие злорадство. Она с трудом сдержала улыбку.

Снейп возвращался.