Не отрекаются любя (гет)

Быть Джорджу нянькой девушка действительно не собиралась, буквально со следующего дня, после своего переезда в квартиру близнецов оккупировав кабинет и пытаясь разобраться в бухгалтерии бизнеса братьев Уизли.

Ничего сумбурнее Гермиона в жизни своей не видела, создать примерный план работы, она смогла лишь спустя почти неделю, в течение которой заново создавала бухгалтерию магазина со дня его основания и вплоть до нынешнего момента.

Судя по записям журнала, после Победы и гибели брата Джордж ударился в работу с каким-то отчаянным фанатизмом. Гермиона хорошо помнила, что её друг почти не вылезал из лаборатории, компанию ему составляли только Анжелина и Ли. Эти двое тогда, казалось, поселились в квартире близнецов. Когда бы не пришла Гермиона в магазин, чтобы проведать друга, её непременно встречали именно они, но ни разу Джордж. И что Джонсон, что Джордан прилагали максимум усилий, чтобы она побыстрее ушла. Это даже не казалось гриффиндорке странным, наоборот, она относилась к поведению приятелей с пониманием, отдавая себе отчет в том, что Джорджу очень тяжело, и его не стоит лишний раз беспокоить.

В те редкие моменты, когда ей все-таки удавалось пересечься с другом, она поражалась, произошедшим в нем изменениям: и так отличающийся худобой парень, почти высох; непривычно отросшие волосы репьем торчали в разные стороны и сильно Джорджу мешали, но он отчего-то совсем не собирался приводить их в порядок; слегка трясущиеся, по-видимому, от перенапряжения кисти рук... И глаза... Больные, покрасневшие от недосыпа, окруженные пугающими черными кругами...

Тогда Гермиона и Рон всерьез опасались, что такими темпами Джордж загонит себя, как скаковую лошадь. Они даже разговаривали с Ли и Анжи о том, что это необходимо прекратить, что Джордж совсем себя не жалеет, и его попытка спрятаться в работе кончится плохо. Но его друзья лишь разводили руками и грустно отвечали, что иначе он пока не может, и пусть так, чем сидеть и медленно умирать от осознания собственного внезапного, но катастрофического одиночества: «Ведь он никогда не был один, Герм, понимаешь? Ему надо с этим свыкнуться...» — словно оправдывался Ли, а Анжелина согласно кивала.

К началу сентября склады близнецов, как и полки их магазина, были забиты под завязку, продукции было произведено столько, что хватило на, без малого, год работы магазина, пусть и спрос, после Победы несколько снизился...

Гермиона с Роном почти вздохнули с облегчением, но не тут-то было!

Джордж запил. В какой-то момент, он умудрился разругаться с лучшими друзьями, Ли с Анжелиной пропали, и «Вредилки» перевели на работу исключительно по выходным, потому что только в эти дни Гермиона с Роном, тогда бывшие парой, могли беспрепятственно покинуть Школу и помочь Джорджу в работе с магазином...

Разобравшись с бухгалтерией, гриффиндорка переселилась в мастерскую, где потратила почти столько же на попытки разобрать, казалось, зашифрованные, рабочие записи близнецов. В конечном счете, девушка плюнула, и на первое время выписала в отдельный журнал то, что смогла понять, а разобрать удалось не так уж много, в лучшем случае одну десятую из всех близнецовых придумок. Но и этого для начала хватало.

В общем, реанимация магазина проходила вполне успешно, а вот с Джорджем всё было не так радужно.

За первые две недели, проведенные в квартире близнецов, живя в соседней с Джорджем комнате, она видела друга всего несколько раз. Отчасти потому, что почти все свободное время находилась в кабинете на первом этаже или в подвале в мастерской, но в основном потому, что Джордж почти не покидал свою комнату, изредка выходя на кухню, чтобы попить воды и съесть хоть чего-нибудь.

Они не общались даже тогда, когда пересекались. Джордж молча проходил мимо Гермионы, словно её не существовало, а потом вновь запирался в своей комнате. Грейнджер свое общество не навязывала, думая, что давить на друга — себе дороже. По крайней мере, сейчас, считала девушка, явно не время...

Это случилось к концу второй недели. Она поднялась из мастерской, чтобы перекусить, но от своеобразного обеда её отвлек приглушенный вой, девушка даже не поняла сначала, что это за звук, а когда до неё дошло, гриффиндорка стрелой рванула в комнату Джорджа.

Её друг выгибался дугой на разворошенной постели и, стиснув зубы, выл. Гермиона видела, что он изо всех сил старается делать это как можно тише, но у него не получается. Некоторое время девушка в ужасе смотрела на то, как суставы выворачиваются под самыми невозможными углами, как от боли у него выступают слезы на глазах и как окрашиваются красным простыни там, куда попала кровь с прокушенной Джорджем губы. А потом нерешительно приблизилась к другу, будучи до последнего уверенной, что он пьян, и, лишь убедившись в отсутствии характерного запаха, смогла заставить себя сначала хотя бы просто коснуться конвульсивно бьющегося тела. Уже спустя несколько секунд, Гермиона с ногами забравшись на кровать, успокаивающе гладила лицо и голову Джорджа, его будто превратившиеся в камень плечи, как лед, холодные руки, почти бездумно шепча: «Тихо-тихо-тихо-тихо, Джордж, миленький, потерпи чуть-чуть, вот сейчас, сейчас, вот сейчас всё пройдет, только потерпи» и дальше в том же духе. А ещё чуть погодя, наконец, сообразила, что напоминали ей конвульсии Джорджа — действие Круциатуса...

Но этого не могло быть!

Наслать пыточное сам на себя не может ни один волшебник, больше это сделать в квартире близнецов было решительно некому. Но при этом все признаки, как говорится, на лицо, девушка слишком хорошо помнила действие Непростительного на себе и едва ли могла ошибиться, однако у неё все это никак не укладывалось в голове. Джордж бился уже тише и, в конце концов, осталась только мелкая дрожь, железно подтверждавшая догадку гриффиндорки о причине произошедшего с другом, вот только она все никак не могла понять, как такое возможно.

И, хоть парень уже успокоился, Гермиона продолжала, ласково поглаживать лицо и плечи, для удобства умостив его голову на своих коленях. А, когда в его взгляде появилась осмысленность, спросила:

— Что это было, Джордж?

— Привет с того света, — хрипло выдавил он.

— В смысле, — не поняла девушка.

— Наследство от Яксли, чтобы не забывал, так сказать.

— А подробней можно? — поинтересовалась Гермиона, наблюдая за тем, как Джордж пытается сесть, опираясь на непослушные руки.

— Нет, — чеканит он, но эффект смазывается тем, что молодой человек обессилено заваливается обратно, и Гермиона просто слегка поправляет его голову, устраивая удобнее.

— И все-таки? — настойчиво интересуется Грейнджер.

— Послушай, какая тебе разница, а? — как-то особенно горько шепчет он.

— Ты мой друг, Джордж. Я хочу тебе помочь...

— Не поможешь.

— А если попробовать?

Парень отвел взгляд и долго молчал, а потом словно решился, закрыл глаза и тихо заговорил:

— Это семейное проклятие Яксли. Так, по крайней мере, сказали колдомедики из Мунго. Что-то отдаленно напоминающее Круциатус. Только оно не снимается, а приступ случается всегда внезапно. Да и приступ — это всего лишь в разы усиленная боль. Даже когда отпускает, эта боль не проходит и её можно только заглушить...

— Алкоголем?

— Да. Только становится всё хуже. Потому что, если боль медленно убивает меня физически, выпивка уничтожает морально. Я давно уже перестал себя контролировать в состоянии опьянения. Словно шторка падает, словно это не я уже, такое творю... И когда меня в очередной раз откачивают, я всё — понимаешь? — все помню! — его губы кривятся в горькой усмешке. — Но и долго терпеть боль не могу, когда раньше, когда позже, но я всё равно возвращаюсь к бутылке...

— Но ведь должен быть выход.

— Нет его, Кудрявая. Я уже искал. И зря ты всё это затеяла, всяко идея о работе в магазине пришла в твою светлую голову, Ронни до этого не додумался бы. Я теперь не всегда контролирую себя и могу, сам того не желая, не только обидеть, но и очень больно сделать...

— Ты не сможешь, — ласково шепчет Гермиона, заставляя друга слегка улыбнуться её трогательной уверенности в нем.

— Анжелина и Ли тоже так говорили, и где они сейчас? Эй, ребята! — с веселой злостью вскрикивает он, а потом уже много тише продолжает. — Нет их...

— Значит, они не были тебе друзьями.

— Отчего же? Были. Я даже возьму на себя смелость утверждать, что всё ещё являются друзьями, но, видимо, одной дружбы здесь недостаточно...

Парень некоторое время лежит с закрытыми глазами и молчит, и Гермиона даже думает, что он уснул, но потом он тихо произносит:

— Иди, Герм, не стоит сидеть надо мной и жалеть меня. Меня это убивает. Иди. Не беспокойся, сегодня приступ не повторится, а с оставшейся болью я постараюсь справиться. По крайней мере, пока она ещё вполне терпима...

Он открывает глаза и грустно смотрит на подругу:

— Да и виски, вашими с братом стараниями, я пока лишен.

И девушка, сокрушенно качая головой, подчиняется, и не торопясь, словно надеясь, что он передумает, идет из комнаты Джорджа в комнату Фреда, которую теперь занимает, даже не вспомнив, что хотела поесть.

За следующие полтора месяца Гермиона насчитала четыре приступа, и с каждым Джорджу становилось всё хуже. Теперь его практически не переставала бить мелкая дрожь, совсем как и тогда, летом прошлого года. И она поняла, что так хорошо запомнившиеся трясущиеся руки Джорджа вовсе не были результатом переутомления, а были следствием этого самого проклятия Яксли, а они с Роном даже подумать о таком не могли.

Джордж совсем перестал выходить из комнаты, хотя и раньше делал это не охотно. И девушка совершенно не знала, чем ему помочь.

В очередной раз, зайдя к нему, Гермиона поинтересовалась:

— Как ты, Джордж?

И услышала ожидаемое хриплое:

— Хреново...

— Ну чем же мне тебе помочь? — в отчаянии прошептала Грейнджер.

— Уйди. Или заавадь меня, — неожиданно серьезно предложил друг. — Или заавадь, а потом уйди.

— Джордж...

— Уходи. От твоей жалости мне ещё гаже...

Девушка ушла и, лишь закрыв дверь, позволила себе заплакать...

Ей срочно нужно было поговорить хоть с кем-то, а посвящать кого бы то ни было, даже Рона, в беду Джорджа, Гермиона пока не решалась. Но ведь были и те, кто наверняка знал о беде друга. Те же Джордан с Анжелиной. Вот только, как было известно гриффиндорке, Джонсон больше не живет в Англии, да и где Ли искать, девушка слабо себе представляла.

Пришлось посылать сову Рону, но друг ничего определенного ответить не смог, только выслал лондонский адрес мистера и миссис Джордан, взятый у МакГонагал.

От родителей Ли Гермиона узнала, что лучший друг близнецов решил продолжить обучение в магловском ВУЗе и искать его следует на факультете журналистики, однако конкретного названия учебного заведения ни миссис Джордан, ни её супруг девушке дать почему-то не смогли, на поиски нужного у Грейнджер ушло дня три. И вот в списках первокурсников журфака пятнадцатого по счету ВУЗа девушка, наконец-то встретила знакомую фамилию — это, к радости Гермионы, оказался именно Ли.

* * *

Джордан совершенно не изменился, по крайней мере, внешне. В комнате за номером 324 университетского общежития на кровати, закрыв глаза и подергивая ногой в такт орущему в наушниках гвалту, лежал все тот же чернокожий парень с веселенькими короткими косичками, в хаотичном беспорядке торчавшими в разные стороны. Всё та же черная футболка с нелепым белым орнаментом, все те же потертые джинсы и гигантские кроссовки с красными шнурками... И наушники те же, что так часто висели на шее парня в Хогвартсе...

Чтобы привлечь внимание к себе, девушке пришлось легонько потрясти его за плечо.

— А... Ахтж... В смысле, Грейнджер? Что ты тут делаешь? — не сразу смог сформулировать вопрос Ли.

— Мне нужно с тобой поговорить о Джордже.

Радостно-заинтересованная улыбка, только-только появившаяся на иссиня черном лице, моментально потухла, и Джордан почти грубо сказал:

— А. Понятно. Тогда можешь уходить, не задерживаю.

— Прости?

— Я ясно выразился, но могу перевести на более доступный язык: проваливай, Грейнджер!

— Джордан...

— Твою мать, — зло сцедил молодой человек, поднимаясь с кровати. — Я не собираюсь говорить о Джордже.

— Но ведь ты был их другом...

— Я, черт меня раздери, до сих пор их друг, Грейнджер, и поэтому сделай милость, иди к Мордреду со своим любопытством!

— Я не любопытствую, я хочу ему помочь! — почти плача произносит девушка.

— Помочь можно лишь тому, кому можно помочь, а Дж... — Ли осекся, — А ему помочь нельзя.

— И все же...

— Твою мать... И все же...

Джордан, покопавшись в карманах бесформенной спортивной куртки, достал сигарету и закурил, в три затяжки ополовинив её вдвое.

— И все же... Ты знаешь о «подарке» Яксли?

— Да.

— Видела?

— Да, — снова кивает Гермиона.

— Прекрасно. Сколько приступов прошло с последнего запоя?

— Пять.

Джордан кривится, и гриффиндорка никак не может понять, чего в этой гримасе больше — горя или злобы.

— Поздравляю, Грейнджер, тебе предстоит увидеть самое занимательное!

Девушка молча ждет, пока Ли закурит очередную сигарету и сделает пару глубоких вдохов, словно успокаиваясь.

— Знаешь, что тебя ждет, Грейнджер? Ты сама не сегодня, так завтра поставишь перед ним бутылку. Потому что не сможешь больше смотреть на его воспаленную от постоянного закусывания губу, на лоб, с которого не прекращает литься пот, на его трясущиеся руки и до такой степени расширенные от боли зрачки, что радужки просто нет, отчего из голубых его глаза делаются совершенно черными! И ты сама ему нальешь, Грейнджер, потому что только так терзающая его боль отступит! И мы с Анжелиной пытались, уговаривали его, прятали алкоголь, а потом сами, САМИ, твою мать, выставляли ему огневиски! И ты поступишь так же...

Девушка ошарашено слушала монолог школьного товарища, которого никогда не видела в таком состоянии. Джордан всегда был улыбчив и весел, как и близнецы, вне зависимости от творившегося вокруг.

— Джордж очень быстро подсел на выпивку. И тревогу первым забил он. Мы с Анжи поначалу не верили, вернее, не хотели верить, — неожиданно спокойно продолжил парень. — А потом посмотрели литературу. Знаешь, у маглов дофига написано на эту тему. Так вот, мы ознакомились с магловской литературой и убедились в правоте Джорджа. Но без алкоголя он подыхал, понимаешь? Подыхал от непрекращающейся боли — в голове, в суставах, в каждой, мать её, гребаной мышце! Ты, я слышал, пробовала Круциатус? Так раздели эту боль на десять, да хоть на двадцать раздели, но представь, что она не проходит! И с каждым приступом становится всё сильней, и всё труднее терпеть! И, глядя на Джорджа, мы сами подпитывали его алкоголизм... Знаешь, что будет после того, как ты дашь ему стакан? Он его выпьет, а потом выпьет ещё один — и понесется, и если ты помешаешь ему — он тебя ударит! Не делай такие глаза, Грейнджер, я знаю, о чем говорю! Я вот этими руками оттаскивал его от Анжелины, когда он чуть не задушил её за вылитую в раковину выпивку, — молодой человек резким движением затушил сигарету о дешевую керамическую пепельницу.

— Хорошо, ты не станешь ему мешать, — снова заговорил Ли. — И будешь ждать, когда он упьётся до беспамятства, вызовешь колдомедиков, и его в очередной раз откачают... Но, даже если ты не станешь ему препятствовать, он может повести себя по-разному. Здорово, если он будет тихо нажираться, а потом проблюётся и выключится в собственной рвоте, а если у него снова начнутся галлюцинации? Ты слышала такое магловское понятие «белочка»? Если он снова начнет носиться по квартире и сыпать направо и налево различного рода неприятными заклинаниями вплоть до авады, вообразив, что вокруг Пожиратели? Может и такое случится, Грейнджер, потому что он уже давно перестал себя контролировать. Долго ты вытерпишь, а? Это будет продолжаться из месяца в месяц. Ты будешь смотреть, как он подыхает! Нет, не умирает, Герм. Слышишь? — вдруг совершенно отчаянно шепчет он. — Подыхает, как бешенный агонизирующий пес? От этой херовой боли, от отравления алкоголем в процессе выпивки и от отвращения к самому себе после? Мы с Анжи, как видишь, не смогли. Поверь, с неё вполне достаточно было смерти Фреда, так каково ей было видеть Джорджа?

— А ты?

— А я? А я, видимо, трус, Грейнджер. Потому что вижу из этой ситуации только один выход — застрелить Джорджа, чтобы он, наконец, перестал мучиться, но у меня на это духу не хватает, — зло признается он.

— Но ведь...

— Всё, Грейнджер, проваливай к дьяволу, больше мне тебе нечего сказать. Я даже удачи тебе желать не стану, ибо это будет слишком цинично.

И Гермиона уходит, тихо притворив за собой дверь, о которую с веселым звоном почти сразу же что-то разбивается.

* * *

Девушка сидела на снегу и горько плакала, утирая щеки уже насквозь мокрым платком и отчаянно шмыгая носом.

— Такая большая девочка, а пла-ачешь, — укоризненно пропел голос Джорджа откуда-то сзади.

— Что случилось, Кудрявая? — Присев рядом на корточки, участливо спросил Фред.

— Ничего... — буркнула Гермиона, с бесполезной уже поспешностью утирая лицо.

— Ну тогда не реви, нечего из-за «ни-че-го» слякоть разводить, а то из-за твоего слезоразлива Черное Озеро того гляди из берегов выйдет, — строго сказал Джордж, опускаясь на колено с другой стороны и запуская в черную озерную гладь ком снега.

— Давай, рассказывай, кто умер, — ободряюще приобнял за плечи Фред.

— Угу. Может чего серьезное случилось, а мы с братом не в курсе, может нам тоже заплакать пора.

Девушка вымученно улыбнулась.

— Ну же, Кудрявая, давай, поведай добрым волшебникам Форджи и Дредди, кто посмел тебя обидеть.

Гермиона глубоко вздохнула и, зажмурившись, произнесла:

— У меня не получается зе-е-елье-е.

И тут же заревела опять, потому что близнецы, едва услышав причину, принялись громко хохотать, не забывая впрочем, участливо обнимать подругу.

— Сво-оло-очи!

— Ага! — согласился с гриффиндоркой Джордж и, уже обращаясь к брату, продолжил. — То есть мы с тобой, как дураки, пять минут не решались потревожить нашу Кудряшку, думая, что её вероломно бросил Крам, а она убивается из-за какого-то мерзкого сальноволосого профессора и его долбанного предмета!

— Идите в задницу, ироды-ы, — уже больше от смеха, чем от слез взвыла Гермиона.

— Ух ты! Вот это жаргончик! Крам тебя плохому учит, Герми-и-ивона? — дуэтом передразнили болгара братья.

— Убери свои лапы, упырь! — делано вырываясь, но уже без слез, велела девушка Фреду. Правда, вырывалась она недолго.

— О! А вот это уже наш лексикон! — прыснул Джордж.

— Угу, девочка быстро учится, не прошло и года тесного дружеского общения! — тут же поддержал его близнец.

— Вот скажите, — понемногу успокаиваясь и от смеха, и от плача, почти серьезно спросила гриффиндорка. — Почему я до сих пор не нажаловалась на вас Рону?

— Потому, что наша дружба — Страшная-Престрашная, Жуткая-Прежуткая Тайна, о которой знает только Джордан, но его просто убивать жалко! — хором ответили братья, заваливая подругу в снег.

— Да что ж вы делаете! Я же и так почти вся мокрая! Замерзну, заболею и умру, и не будет у вас Страшной-Престрашной Тайны! — пригрозила девушка, а молодые люди, перестав закапывать Гермиону в сугроб, помогли ей подняться и даже просушили действительно намокшую одежду парой заклинаний.

— Теперь вещай, — удостоверившись, что гриффиндорка твердо стоит на ногах, велел Джордж. — Чего там у тебя не так с зельем, только не реви, — поспешно попросил он, видя, как у девушки снова предательски подрагивает нижняя губа.

— В общем, мы сейчас проходим зелье улучшения слуха, и оно у меня вот уже второй раз не выхо-оди-и-ит!

— Ыыыыыыыы! — громким хором передразнили Гермиону близнецы, пресекая её новую попытку заплакать.

— Вот ведь, гады, даже пострадать спокойно не дадут, — ворчливо буркнула девушка, не обижаясь, впрочем, на друзей.

— И не надейся! — шепнул Джордж ей на ухо.

— Оно у всех получается, — продолжила жаловаться Гермиона, — даже у...

— Невилла? — единодушно шокировались близнецы.

— Да тьфу на вас! Естественно, Невилл взорвал свой котел уже на пятой минуте. Если бы у него получилось зелье, не получившееся у меня, я бы пошла и убилась об Гремучую Иву.

— Я хотел бы на это посмотреть, — мечтательно произнес Фред, за что был безжалостно избит возмущенной гриффиндоркой и осмеян братом.

— Нет, — успокоившись и выровняв дыхание, продолжила Грейнджер. — Даже у Малфоя!

— Герм, ты извини, конечно, но, насколько нам известно, Малфой на курсе второй по зельям, так что это не показатель.

— Да, но ведь все равно обидно!

— О да, прям до сле-о-оз! — дурачились друзья.

— Ещё чуть-чуть, и вы перегнете палку, — серьезно предупредила девушка.

— Да брось, Кудрявая, мы же тебе настроение поднять пытаемся, — начал Джордж.

— Но раз тебе уже надоели наши высокоинтеллектуальные шутки... — продолжил Фред.

— О, да! Куда уж высокоинтеллектуальней! — засмеялась подруга.

— То мы предлагаем отправиться в одно место и заняться внеурочным зельеварением.

— В школе нельзя варить зелья без присутствия преподавателя, — нудно просветила друзей Гермиона.

— Это ты НАМ говоришь, да? — скептически спросили у неё близнецы.

Девушка только хмыкнула, позволив братьям вести её по только им известному маршруту.

— Ну и? — нетерпеливо спросила Грейнджер, когда молодые люди затащили её на восьмой этаж и остановились у одной из стен.

— Потерпи, — укоряющее шепнули сзади.

А через несколько секунд в стене стала проявляться дверь.

— Что это? — удивилась девушка.

— Это, Герм, Выручай-комната!

— Что?

— Комната, которая выполняет почти все твои желания, и если загадать что-то, стоя у этой стены, то комната отзовется и предоставит нужное тебе.

— То есть если я, вдруг, пробегая мимо неё, захочу, скажем...

— Да, Кудрявая, тебе откроется персональный туалет! — хихикая, подтвердил Фред.

— Я совсем не это имела в виду! — заливаясь краской неубедительно, но от того не менее честно, оправдывалась Гермиона.

— Да ладно, с кем не бывает... Ай, больно же!

Грейнджер показала ударенному парню язык.

— Хватит забавляться, — ехидно произнес Фред. — Пойдем уже внутрь, пока никто не увидел.

Молодые люди вошли в комнату, принявшую вид уменьшенной копии привычного класса зельеварения, и девушка восхищенно ахнула, увидев новехонький набор котлов, ящик с всевозможными ингредиентами, шкаф с лабораторной посудой и многое, многое другое, необходимое начинающему зельевару.

— Волшебно... — прошептала она.

— А то! — польщено отозвались парни, словно это ими восторгалась подруга.

— Итак, приступай, Герм.

— К чему?

— Как к чему?

— К обучению нас с Фредом правильному приготовлению зелья улучшения слуха, естественно.

— Но я же сказала уже, что у меня не получается! — тут же погрустнела Гермиона.

— А ты попробуй, — настойчиво подтолкнул гриффиндорку к котлам Джордж.

И гриффиндорка попробовала, а через полтора часа, с тщательно скрываемой радостной гордостью, демонстрировала друзьям идеально сваренное зелье.

— Ну, вот видишь, а ты переживала. Всё у тебя получается.

— Возможно, ты просто задумалась и положила крапиву не на пятой секунде после закипания, а на шестой, — предположил Фред.

— Два раза?

— Ну, или просто перепутала последовательность и сначала положила в варево корень одуванчика, а потом хвосты крысохватки, в сушеном мелкоизмельченном виде они здорово похожи.

— Спасибо, Джордж, но эти ингредиенты я и слепая не перепутаю, да и бабахнуло бы так, что Снейп нас до лета бы со стен отскребал.

— Ну тогда есть только один вариант, — хмыкнул в ответ Джордж.

— Ну да, — понимающе поддакнул Фред. — Чей стол находится рядом с твоим, Кудрявая?

— Паркинсон... — тихо проговорила девушка.

— Вот тебе и причина неудачи. Она сто процентов тебе что-нибудь в котел подкидывает, пока ты на Лонгботтома отвлекаешься.

— Поэтому прислушайся к дельному совету доброго дядюшки Джорджа: следи за своим котлом. А то мало ли что этой слизеринской дуре захочется в него кинуть, как бы действительно тебя от стены не пришлось отдирать.

— Спасибо, ребят, — искренне поблагодарила Гермиона братьев.

— Для этого и существуют друзья! — с наигранным пафосом гаркнули Фред с Джорджем.

* * *

Гермиона в очередной раз высморкалась, с грустью посмотрев на промокший от слез платок. Жаль, но теперь некому было подойти к ней и поинтересоваться тем, что довело девушку до плача. А она бы пожаловалась...

Очень редко она позволяла себе слезы из-за действительно серьезных вещей, считая, что расплакаться — значит, почти сдаться. Но сейчас после разговора с Джорданом, а точнее после всего того, что он на неё выплеснул, ничего, кроме слез, у неё не осталось...

Странно, но она не испытывала злости на Ли, не считала его предателем или трусом. Гермиона отчетливо видела, что ему далеко не всё равно, как обстоят дела у Джорджа, но он отчаялся и уже не видит для друга хорошего исхода.

Это поначалу в девушке всколыхнулась ярость, но неподдельное горе Ли, его переживание беды друга достаточно быстро затушили её. Осталась только пугающая пустота от безысходности.

Гермиона совершенно не представляла, что делать, к стыду своему, понимая, что Джордан был прав и ещё до того, как ей в голову пришла идея наведаться к школьному товарищу, её уже посещала мысль купить Джорджу бутылку огневиски. Потому что ей уже было невозможно видеть, что происходит с другом...

От этой жуткой правоты Джордана становилось страшно.

Гермиона обреченно поднялась с деревянной скамейки университетского сквера и медленно побрела к железнодорожной станции, часто моргая, стараясь убрать влажную пелену, что настойчиво застилала глаза.

Всю дорогу до Лондона, проделанную исключительно магловским, а, значит, затратным на время способом, Гермиона пыталась найти хоть какую-нибудь альтернативу тому единственному, из осуществимых, выходу избавить, хотя бы на время, пусть и не долгое, Джорджа от боли. И не находила...

В конце концов, практически презирая себя, девушка приобрела в одном из магловских супермаркетов бутылку средненького по качеству и цене виски. И всю дорогу до Дырявого Котла, а оттуда по Диагон Аллее до магазина «Волшебных Вредилок Уизли», Грейнджер прижимала ненавистную емкость к груди, проклиная себя за слабость. Прекрасно осознавая, что обеспечивая друга алкоголем, не только не помогает ему, но делает только хуже. Но и смотреть на то, как он из последних сил терпит терзающую его боль, не могла.

Войдя в квартиру, Гермиона на негнущихся ногах приблизилась к комнате Джорджа и долго стояла под дверью, не решаясь войти.

А, переступив порог и увидев Джорджа, поняла, что опоздала — он уже был пьян.