Не отрекаются любя (гет)

В Большом Зале было шумно, как и всегда после обеда. Все уже поели и разбились по группкам, болтая о том, о сем, или, как Гермиона, сидели чуть в стороне от друзей, готовясь к предстоящему уроку. Девушка была так увлечена Высшей Трансфигурацией, что влетевшую в Зал птицу заметила только из-за упавшего на страницы пера. Гриффиндорка проводила взглядом серую министерскую сову, ожидая, что та полетит к столу преподавателей, но почтальонша приземлилась на стол против Рона.

Девушка нахмурилась, отражением копируя эмоции друга. Синхронно с ним оглянулась на соседний стол, где в окружении группы равенкловцев сидели Невилл и Гарри с Джинни. Убеждаясь, что прилет совы, как и её адресат не был замечен ни его сестрой, ни лучшим другом, Рональд вскрыл печать и быстро, с каждым прочитанным словом мрачнея всё больше, ознакомился с текстом. Механически свернул послание, убрал его в сумку и, устало сжав виски, некоторое время сидел, не шевелясь, а потом резко поднялся и торопливо направился к выходу из зала.

Грейнджер чертыхнулась, характеризуя то ли ситуацию в целом, то ли ругаясь на нежелающую упаковываться в школьную сумку Трансфигурацию, и, наконец справившись с учебником, поспешила за парнем.

Вообще-то они, Гермиона и Рон, вот уже почти месяц не разговаривали. Никакой трагедии, собственно, не случилось. Просто в каникулы, когда девушка гостила (а вернее будет сказано, помогала в восстановлении дома) в Норе между ними произошел давно назревавший разговор.

Молодых людей всё чаще посещала мысль, что их игра в отношения несколько затянулась, и если раньше, до Победы, этому было вполне логичное объяснение. То сейчас, когда они выиграли войну и вновь очутились в мирном, пусть и требующем восстановления, Хогвартсе, их потребность в романтике стала приобретать иной характер.

Одним словом тогда, на войне, без так называемой любви было нельзя, ведь необходимо было найти некий более серьезный смысл в продолжении борьбы, чем нежели простое желание выжить. Даже это желание надо было подкрепить чем-то... А выбор кандидатур был не велик. У Рона, так его, пожалуй, и вовсе не было. И казалось, что вариант пары Гермиона Грейнджер — Рональд Уизли почти идеальна: знакомы большую половину сознательной жизни, понимали друг друга с полувзгляда, жизнь, не задумываясь, за другого готовы были отдать...

Но война кончилась... Как кончилось вынужденное скитание, когда их мир состоял только из троих. Молодые люди вернулись в Школу на седьмой курс и играть в любовь больше не было смысла. Это понимали оба, но решиться на что-то, храбрости не хватало ни у него, ни у неё. Каждого терзала мысль о мнимом предательстве, каждый думал, что разрыв причинит боль другому, и боялся этого...

В пасхальные каникулы наступил апофеоз. Гермиона так и не поняла с чего все началось, но пара неудачно, будто вскользь, брошенных слов, словно прорвала плотину и они, совершенно не следя за словами, вылили друг на друга все, что копилось вот уже полгода. Если бы он не был чуть пьян, а она не так утомлена, возможно все сложилось бы иначе, а так... Наговорили лишнего и, как в детстве, глупо обиделись друг на друга. Теперь вот всё никак повод помириться не представлялся...

Однако, выскакивая вслед за Роном в коридор, девушка меньше всего думала о своих отношениях с другом. Она замечательно догадывалась, какое сообщение могла принести сова, и даже знала, где именно теперь искать бывшего парня.

Гриффиндорка торопилась, но всё равно смогла догнать Рона только у движущихся лестниц, да и то потому лишь, что он ждал, когда сумасшедшая придумка строителей замка замрет в нужном положении.

— Опять?

Запыхавшись, выдавила Гермиона, поравнявшись с другом.

— Пять баллов Гриффиндору за сообразительность, — буркнул в ответ тот.

— Сколько?

— Сто.

— По-божески ещё, — хмыкнула девушка. — Чего так мало?

— Да он разнес магловский паб, поэтому штраф от министерства только за то, что пришлось поработать группе ликвидации последствий применения волшебства. Если бы он, как в прошлый раз, повеселился в баре магическом, сама понимаешь, сумма была бы иной.

— Ну, он еще долго продержался...

— Знаешь, такими темпами, мы не только Нору не восстановим, но работать будем только на погашение джорджевых штрафов и отмазывание его от Азкабана, — раздраженно ответил Рон.

— Где он?

— В Мунго на принудительной детоксикации...

— Ты туда?

— О нет... — выдыхает парень. — Ты чего, Герм, я ж его придушу ненароком!

— Тогда куда? — повторяет вопрос девушка.

— Не знаю, может в Ракушку, надо где-то срочно деньги найти.

— У Билла своих забот полно, Рон.

— Знаю, — молодой человек останавливается у окна и бездумно смотрит на расстилающийся за ним пейзаж. — Тогда может к Перси...

— Прекрасная идея! Он же подробного отчета о потраченных средствах потребует, ты что, плохо брата своего знаешь? Ну а коли Перси прознает о штрафах — Джорджу точно грозит мучительная смерть.

— Пять минут назад я сам изъявлял желание стать братоубийцей, и ты отнеслась к этому вполне спокойно.

— Да, потому как и мне хочется Джорджа прибить, что б не мучился, но это другое, Рон!

— Да ладно? — хмыкает друг. — Не вижу разницы.

— Брось, все ты видишь... И ты, и я бесимся и злимся от того, что Джордж калечит себя, а для Перси важно лишь то, что поведение младшего брата негативно скажется на его карьере! Согласись, несколько разные мотивы...

— Хорошо, — Рон отрывается от разглядывания пейзажа за окном и пристально смотрит на подругу. — Что ты предлагаешь?

— Ну... Я могу...

— Нет, — обрывает парень начавшую говорить Гермиону.

— Рон, послушай...

— И слышать не хочу! Герм, я всё понимаю, ты хочешь помочь, и я знаю, что ты можешь помочь и что ты делаешь это не по обязанности, а от чистого сердца, но моя семья и так столько тебе должна, что не расплатиться!

— Ты не о том сейчас говоришь, Рон, сейчас надо решить проблему как можно быстрее и наименее безболезненным для твоей семьи способом, вам и так достаточно горя...

— Нет, Гермиона. Я сказал — нет, — негромко, но твердо говорит парень. — Я не хочу тебя обидеть, но и деньги твои не возьму. Спасибо тебе, большое, но если раньше я хоть как-то затыкал гордость и совесть, то сейчас, когда мы больше не пара, я не могу тебе позволить этого.

— Дурь какая, Мерлин!

— Тебе виднее...

Молодой человек разворачивается и быстрым шагом идет прочь.

— Рон! Да постой же ты!

Гермиона обогнала его, для верности схватив за отворот мантии.

— Хорошо, брать деньги у меня ты находишь недостойным себя...

— Всё не так, Герм, совсем не так! — мученически кривится Рональд. — Просто мне уже элементарно стыдно впрягать тебя в эти проблемы, в конце концов тебя они не касаются, — и видя, что девушка вот-вот обиженно-возмущенно что-то закричит, быстро поправляется. — Вернее, касаются, но не так... Это... Как-то... — молодой человек беспомощно взмахивает руками.

— Ладно, не заикайся, я поняла, к чему ты, — устало отвечает гриффиндорка. — Тогда как тебе другой вариант...

— Какой?

— Сделай меня совладельцем магазина.

— Прости?

— Сделай меня совладельцем магазина.

— То есть?

— А что тут непонятного, Рон, — улыбаясь, интересуется Гермиона. — Всё просто, смотри: у тебя в собственности находится одна вторая бизнеса близнецов. Ну, ведь твои родители отказались от наследства за Фредом в твою пользу?

— Ну да...

— Во-от. А так как ты должен мне некоторую сумму, ты можешь мне её отдать долей в бизнесе, эквивалентной размеру долга.

— Эквави-чего?

— Равной, Рон, равной. Магазин сейчас простаивает, работает, только чтобы окупить сам себя, не принося прибыли, а, значит, стоимость его не так уж и велика и, скажем, четверть бизнеса как раз потянет на то, что ты мне должен, плюс сегодняшние сто галеонов.

— Но зачем тебе это, Герм?

Она долго молчала, отводя взгляд, а потом, прямо посмотрев в голубые глаза друга, честно и твердо сказала:

— Мне очень важна твоя семья, Рон. Мне очень больно видеть то, что у вас происходит и больнее всего видеть, что происходит с Джорджем. Мы были дружны с близнецами, только это была наша тайна — моя репутация старосты противоречила дружбе с ними... Они очень много для меня сделали, понимаешь? Я обязана им помочь...

— Ему... — глухо поправляет подругу Рон.

— Им, Рон. Я не оговорилась. Потому что, пусть мы не видим Фреда, не слышим и не осязаем, он здесь. Он рядом с нами, вокруг нас, и я знаю, что ему сейчас очень больно... А ещё я знаю, что Джорджу помочь будет трудно, я бы даже сказала неимоверно трудно, но, если я не попытаюсь, я перестану себя уважать...

— Допустим. Но что тебе даст совладение магазином?

— Во-первых, надо попробовать восстановить его работу и сделать его рентабельным, чтобы он снова приносил прибыль, тогда у вас появится дополнительный доход, а в вашем случае он вовсе не будет лишним. А во-вторых, у меня будет законная и неоспоримая причина находится в непосредственной близи с Джорджем. И он ничего не сможет сделать — захочет он или нет, а общаться со мной ему придется, а вот если я приду просто так, с него станется прогнать меня...

— Герм, на то, чтобы заниматься магазином нужно время, а ты, как впрочем и мы с Гарри, ученица седьмого курса Школы.

— Ой, Рон, ну тебе же известно, что я вернулась в Хогвартс только потому, что сюда вернулись вы с Гарри, ну и для того, чтобы помочь в восстановлении замка. ТРИТОНы я могла с легкостью сдать ещё летом, мне ничего не мешает сдать их сейчас, надо только запрос в Министерство отправить...

Девушка замолчала, все так же пристально глядя на друга, и расслабилась лишь тогда, когда Рон нехотя кивнул, соглашаясь на предложение подруги.

— И что теперь делать?

— Идти к МакГонагал, как ты и планировал, только вместо Ракушки или обиталища Перси, мы отправимся к нотариусу после того как я с помощью директора составлю запрос на сдачу ТРИТОНов, согласен?

— Кажется, выбора у меня нет, — буркнул парень, с видимой неохотой продолжая путь.

* * *

Девушка смотрела в окно кабинета колдомедика Масторма, почти не слушая его слов и стараясь отогнать настойчивое воспоминание лежащего на серых больничных простынях Джорджа, безвольно уставившегося в потолок и никак не прореагировавшего на них с Роном, вошедших в палату.

— Ваш брат нуждается в принудительном лечении... — настаивал колдомедик.

— Больница убьет его, Рон.

Гермиона произнесла это тихо, но и друг, и целитель замечательно её услышали. И если Рональд промолчал, отчасти соглашаясь с подругой, то мистер Масторм напустился уже на неё. Он говорил очень правильные вещи, Гермиона осознавала это, вот только все это было верно в любом другом случае, но не в случае Джорджа. Где-то на подсознательном уровне, интуитивно, она знала, что ему ни в коем случае нельзя оставаться в Мунго.

— Рон, он умрет здесь, если не физически, то морально точно.

— Мисс Грейнджер, мне не нравится это говорить, но поверьте опытному специалисту — мистер Уизли морально уже мертв.

— Джордж болен! — не повышая голоса, очень твердо произносит девушка. — И пусть у меня нет не только опыта, но и необходимого образования, я убеждена, что в данном случае Ваше лечение принесет больше вреда, чем пользы. Оно приведет к изолированной палате в отделении душевнобольных.

Колдомедик возмущенно фыркает, отмахиваясь от гриффиндорки, как от назойливо жужжащей мухи, и, оборачиваясь к Рону, продолжает:

— Решать, конечно, Вам, мистер Уизли, но я всё же рекомендовал бы...

— Мы заберем его домой, — не дав договорить, устало озвучивает свое решение Рональд. — Вы сами сказали, что действие отравляющих веществ ликвидировано и держать его интенсивной терапии больше нет смысла, а подвергать его действию Ваших... средств... Я видел, что они с ним делают, и, насколько понял из лепета медсестры, это не совсем то, что должно быть... Мне кажется, Гермиона права, в Мунго его оставлять нельзя.

— Хорошо, — уязвлено поджав губы, начинает колдомедик и довольно резко продолжает. — Но учтите, только под Вашу ответственность. Ещё пара подобных... происшествий, и Ваш брат гарантировано окажется либо в Азкабане, либо в отделении душевнобольных. До скорых встреч, мистер Уизли.

— Прощайте, — не менее резко чеканит Гермиона и быстрым шагом покидает кабинет колдомедика.

Рон подходит к ней несколько минут спустя, некоторое время молча стоит рядом, так же как и девушка рассматривая открывающийся из окна вид на проспект, где снуют туда-сюда суетливые маглы.

— Его подготовят к выписке в течение часа. Масторм велел подойти к трем, сказал, что все будет готово, и мы сможем воспользоваться камином в ординаторской. Действие той дряни, которой напоили Джорджа, продлится ещё, как минимум, часа четыре, так что забирать мы будем не моего брата, а его бессознательное тело...

— Все будет хорошо, Рон.

— Мне бы твою уверенность. Гермиона, если бы ты знала, как велико было искушение оставить Джорджа здесь...

— Рон! — возмущается девушка.

— Да, Герм, велико, — повторяется друг. — Потому как мне необходимо вернутся в Школу, а я очень боюсь оставлять его одного...

— Он будет не один...

Молодой человек тепло улыбается.

— Гермиона, ты чудо, и я нисколько не сомневаюсь в твоих способностях, но ты, прежде всего, девушка, пусть умная и сильная, но от этого не менее хрупкая... Ты можешь просто не справиться с ним...

— Ну не будет же он со мною драться, Рон...

— Джордж не в себе, кто знает, что взбредет в его голову.

— Не драматизируй, — девушка ободряюще сжимает ладонь друга и переводит тему. — Что-то кушать хочется, может, пойдем пока перекусим?

— Хорошо бы, — оживляется Рональд. — Только, чур, не в больничное кафе, там нет совершенно ничего стоящего.

* * *

Девушка всего один раз была дома у близнецов, в рождественские каникулы шестого курса. Но она хорошо помнила и планировку квартиры и то, что в ней царил Его Величество Хаос — всюду что-то валялось, сверкало, блестело, пищало, летало над головой, прыгало и скакало вокруг. Братья неубедительно переживали, что пригласили подругу в такой бедлам, и было весело и чертовски интересно. А ещё очень светло, Гермиона даже не понимала толком, откуда взялось столько света, не так уж много горело свечей...

Теперь же в квартире было тускло и как-то серо. По углам пауки соревновались в ткаческом мастерстве, паркет не был виден из-под куч грязных тряпок, бывших когда-то яркими рубашками, осколков битой посуды, кое-где девушка с отвращением увидела следы засохшей рвоты. И, куда не кинь взгляд, бутылки, бутылки... Из-под пива, виски, вина... Полные, початые, пустые, разбитые... На обоях — многочисленные бурые разводы, видимо, Джордж не раз и не два запускал в стены стаканы с алкоголем.

— Мне потребуется твоя помощь, Рон, — негромко сказала гриффиндорка.

— Конечно, — с натугой ответил друг. — Только Джорджа в его комнату отнесу.

Гермиона проследила за тем, как Рональд с братом на руках, старательно обходя особенно большие кучи мусора, скрылся за одной из дверей, ведущих из гостиной, и с тоской огляделась, совершенно не представляя, с чего начать.

Её проблему решил вернувшийся друг, просто взмахнув палочкой и заставив исчезнуть из комнаты все, исключая мебель.

— Один хрен всё это выкидывать надо было, — пояснил свои действия рыжий.

Следующие два часа молодые люди старались максимально привести в порядок квартиру близнецов, безжалостно изгоняя тараканов из щелей и пауков из облюбованных ими углов, сдирая уже успевшую покрыться пылью паутину, восстанавливая разбитую мебель, по мере возможности, возвращая обоям их первоначальный вид. К концу их работы в квартире стало можно не только находиться, но и жить. Уборке подверглись все комнаты, включая кабинет, лабораторию и мастерскую, на последние как раз и ушло больше всего времени, потому как девушка строго-настрого запретила другу использовать там заклятье уничтожения, мало ли что действительно нужное могло попасть под палочку.

К моменту, когда Джордж пришел в себя, ребята отдыхали на кухне, негромко переговариваясь и прихлебывая чай из больших разноцветных кружек, чудом избежавших участи своих разбитых товарок.

Громко хлопнула дверь, раздалось сиплое чертыхание и приближающиеся шаркающие шаги. Джордж вошел в кухню, обвел присутствующих там мутным больным взглядом и скривился, словно от зубной боли. Чуть шатаясь, добрел до буфета, сграбастал первую подвернувшуюся кружку и до краев наполнил её водой, а потом жадно пил, словно не замечая, как вода течет по подбородку и шее вниз, как намокает мятая несвежая футболка. Лишь оторвавшись от кружки, он снова посмотрел на подругу и брата:

— Можете начинать, — хрипло проговорил он.

— Начинать что, Джордж?

— Читать нотации о недопустимости моего поведения.

Рон открыл было рот, дабы воспользоваться разрешением и высказать брату всё, что накипело, но Гермиона его опередила:

— И не думали даже, Джордж, мы с Рональдом тут исключительно по деловому вопросу.

— Неужели?

— Кхм... В общем-то да, — неуверенно буркнул Рон, но под строгим взглядом подруги, продолжил уже более твердым голосом. — Мы пришли поговорить о магазине.

— И причем здесь она, — молодой человек кивнул в сторону гриффиндорки.

— Гермиона будет работать здесь, Джордж.

Несколько секунд тот не меняясь в лице, смотрел на брата, а потом громко спросил:

— Какого хрена, Ронни?! Я уже большой мальчик, мне не нужна нянька!

— Так какого хрена, ты себя ведешь, как ребенок? Черт возьми, Джордж, ты гробишь себя!.. — вслед за братом сорвался Рон.

— Рон!

— Ты гробишь семью! — рыжий резко встал, опрокинув табурет.

— Рон!

— Ты планомерно растаптываешь самое дорогое, что у нас есть!

— Рональд Билиус Уизли, мать твою! — кажется, что на всю Диагон Аллею орёт Гермиона. — Сядь и заткнись! И говори по делу, ибо мы пришли сюда вовсе не воспитывать твоего брата!

Рональд хмуро смотрит на подругу, но табурет поднимает и послушно усаживается на него.

— В общем, Джордж, довожу до твоего сведения, что, благодаря тво...

— Рональд! — осаживает друга девушка, тот недовольно передергивает плечами, но продолжает уже иначе:

— Что Гермиона теперь совладелец магазина, так как ей принадлежит одна четвертая его часть, поэтому она имеет полное право не только вести дела ...

— С какого перепугу? — возмущается Джордж.

— С такого, брат, что ты магазином не занимаешься совершенно! Короче, она будет здесь жить и работать! Квартира принадлежит магазину, а, следовательно, Гермиона имеет полное право ею пользоваться.

— Зашибись! — потрясенно шепчет Джордж. — Да ради Мерлина, Ронни! Как твоей душеньке угодно будет!

Молодой человек швыряет свою пустую кружку в ближайшую стену, но та лишь отскакивает от стены, словно резиновая, и приземляется в руку Гермионы.

— Джордж...

— Да пошли Вы... — яростно шепчет он и уходит к себе, так громко хлопнув дверью, что зазвенели стекла.

— Вот и поговорили... Чего тебя понесло, Рон? Договаривались же не переходить на личности...

— Прости, Герм, сорвался.

— Сорвался... А разбираться мне!

— Прости...

— Да ну тебя, — отмахивается девушка. — Тебе в Хогвартс пора.

— Герм, может...

— Поздно, надо до конца идти, раз уж начали, — вздыхает девушка. — Иди, Рон, я дам тебе знать, если что.

— Удачи, Герм, — смущенно шепчет парень и аппарирует.

А девушка остается одна в полной тишине. Из комнаты Джорджа не доносится ни звука и это одновременно и успокаивает и пугает.

За окном стремительно густеют сумерки, погружая кухню в темноту, а Гермиона все сидит, подняв левую ногу к груди и оперевшись подбородком о колено, и вспоминает...

* * *

Зима третьего курса. В Школе своего рода затишье. Межфакультетская вражда сбавила обороты и гриффиндорцы лишь вяло переругивались со слизеринцами, до драк дело не доходило. Как правило, война обострялась с приближением квиддичных матчей, но до них было ещё далеко, и Хогвартс наслаждался спокойствием.

Это, правда, не всем нравилось. Некоторые старшекурсники находили такое положение вещей скучным, а скука всегда была причиной самых громких хогвартских происшествий. Мерлин его знает, что учудили близнецы Уизли в тот день, но старшие курсы обоих факультетов ходили ходуном, а Слизерин жаждал мести, особенно лютовал Маркус Флинт, которого задели, надо полагать, сильнее всего. Вообще-то даже его друзья находились в шоке от того, в каком бешенстве находился капитан слизеринской команды по квиддичу.

Но Гермиона всего этого не знала. И, отправляясь вечером в теплицы Спраут, опрометчиво решила сократить путь подземельями, уверенная в том, что до неё сейчас однозначно никому не будет дела.

Она ошиблась.

Девушка уже возвращалась, до Большого зала оставалось всего несколько коридоров, когда из-за очередного поворота на неё выскочил взбешенный Флинт. Обычно старшекурсник игнорировал девчонок ненавистного факультета, и Грейнджер не была исключением, но в тот день красно-желтый форменный галстук девушки подействовал на него, как красная тряпка на быка. В мгновение Флинт оказался рядом с гриффиндоркой и принялся что-то кричать, с каждым словом распаляясь все больше и заставляя её пятиться до тех пор, пока не прижал девушку к стене, нависая над ней всей своей тушей.

Гермиона ни слова не понимала из того, что орал ей Флинт, слишком напугана она была его раскрасневшимся от гнева лицом, его безумными вытаращенными глазами с полопавшимися кровеносными сосудами.

Возможно, старшекурсник проорался бы, да и успокоился, крайне редко под раздачу попадали девочки, особенно младших курсов, их могли сильно обидеть или зло над ними пошутить, но этим, как правило, и ограничивалось: и слизеринцы, и гриффиндорцы не видели доблести в победе над девчонкой. Поэтому, даже когда слизеринец стал что есть дури бить огромными кулаками стену в нескольких сантиметрах от лица Гермионы, она (хоть и представляла себе в ярких красках, как кулак Флинта, чуть сместившись в сторону, с глухим чавканьем врезается в её лицо, разбивая голову, словно спелую тыкву) была уверена, что ей ничего страшного не грозит. По крайней мере, так себе говорила.

Совершенно потерявшись во времени, не слыша ничего, кроме пульсации крови в своих ушах, да гулких ударов кулака старшекурсника о каменную кладку, девушка упустила тот момент, когда в коридоре появились новые лица.

А вот Флинт их заметил сразу:

— Что, мрази, пришли сучку свою выручать? — гаркнул он троим запыхавшимся гриффиндорцам.

— Флинт, отпусти её! — и Гермиона, узнав Ли Джордана, повернула голову на голос. — Она-то тебе чего сделала?

Девушка смотрела на демонстративно недостающего палочку Ли, пытающегося докричаться до разума слизеринца. Смотрела на близнецов, стоящих поодаль в напряженных позах, замерших перед броском хищников. Почему-то она особенно ярко запомнила, как братья Уизли совершенно одинаково досадливо покусывали губы и их растерянные взгляды.

— Давай, Джордан, выдай свое коронное «Сражайся, как мужчина!» — издевательски крикнул Флинт. — Но вот беда, вас трое, а я один, это нечестно, не так ли? Так давайте поиграем в игру: попади в Маркуса Флинта и не задень при этом заучку!

Слизеринец резко дернул за волосы девушку, щитом выставляя её перед собой, и одновременно с этим отправил в сторону гриффиндорцев пару заклятий.

— Г-г-гадство! — охарактеризовал ситуацию один из близнецов.

Дальнейшее слилось для Гермионы в бесконечно долго тянущиеся минуты, вовремя которых Ли и близнецы кузнечиками скакали по коридору, уворачиваясь от посылаемых Флинтом заклятий, лишь некоторые блокируя, но не отражая в сторону слизеринца, а значит и Грейнджер. Все это время девушка мечтала только о том, чтобы Маркус наконец-то выдрал тот клок её волос, за который непрестанно дергал, принуждая Гермиону постоянно двигаться, мешать гриффиндорцам прицелиться и пальнуть, наконец, чем-нибудь неприятным во врага. Но рождественский подарок Джинни — укрепляющий шампунь — был хорош, укрепил волосы... На грейнджеровскую голову.

Девушка из последних сил старалась не заплакать от боли и страха.

— Да сделайте же уже что-нибудь, олухи! — в отчаянии крикнула она.

— Например? — спросил кто-то из близнецов и почти сразу ласточкой улетел в конец коридора, отвлекшись и пропустив Ступефай.

— Ты в конец озверел, Флинт? — отреагировал на произошедшее его брат.

— Да пошли вы!

— Да мы бы пошли, ты только девчонку отпусти! — не уставал взывать к голосу разума Флинта Джордан. — Твою мать, заканчивай, Маркус, всему есть предел! — взревел он, получив по плечу срикошетившим Петрификусом. Остолбенеть — не остолбенел, но рука чувствительность потеряла и плетью повисла вдоль туловища.

— Нравится? — бесновался Флинт, не думая прекращать обстрел гриффиндорцев.

Слизеринец как-то особенно сильно рванул Гермиону за волосы, так что у неё подкосились ноги, и девушка завыла от боли.

— Петрификус Тоталус! — громко раздалось сзади.

Флинт разжал руку, отпуская девушку, и бревном рухнул на каменный пол, а Гермиону подхватили теплые руки.

— Ты как, Кудрявая? — участливо зашептали в ухо.

Но гриффиндорка даже ответить ничего не могла, лишь судорожно дышала, да цепко хваталась за мантию близнеца Уизли.

— Как она, Джордж? — наконец, определил, кто из них где, Фред, приближаясь к брату и Грейнджер, — У! Сволочь!

— Ладно, Фред, лежачих не бьют, — остановил Джордан друга, готового пнуть обездвиженного Флинта. — Сваливать пора.

— Ты прав, дружище, — кивнул тот. — Пойдем. Слышишь, Гермиона, вставай.

Но её ноги отказывались слушаться.

— Отвали, Фред, не видишь, она вся дрожит?

— Ну, тогда бери на руки, и сматываемся, пока здесь не нарисовался кто-нибудь, или этот упырь не отмер.

И, не дожидаясь брата, Фред быстрым шагом пошел прочь из коридора, следом за ним двинулся Ли, Джордж с Гермионой на руках замыкал процессию.

— Слушайте, парни, — оглянувшись на Джорджа с Гермионой, произнес Ли. — В таком виде нам лучше не показываться на глаза не только преподавателям, но и ученикам, надо где-то переждать, пока Гермиона в себя более-менее придет.

— Есть в этом логика, — выдохнул Фред, останавливаясь, и, обернувшись, спросил: — Куда двинем?

— Да вот хоть туда, — кивнул головой в сторону заброшенного учебного класса Джордан. — Вы давайте, прячьтесь там, а я сбегаю к Кетти и Анжи, выклянчу у них нормальную шоколадку, они вроде как девчонок успокаивать должны.

Молодые люди протиснулись в темный класс, Джордж осторожно опустил Гермиону на скамейку, предварительно протертую Фредом от пыли, и сел рядом, боясь, видимо, выпускать перенервничавшую девушку из рук.

А гриффиндорка постепенно успокаивалась, стала дышать ровнее, и, если раньше все происходящее больше напоминало сумбурный сон, то теперь девушка прекрасно понимала смысл негромкого диалога братьев, и отчетливо ощущала, как Джордж успокаивающие поглаживает её спину, одной рукой, а ладонью второй легонько, словно не задумываясь, растирает её холодные пальцы. А ещё она внезапно учуяла его запах, чуть горьковатый, но отчего-то приятный. Позже именно по запаху она научилась различать близнецов, они даже смеялись над этим вместе.

— Это хорошо ещё, что мы так вовремя на карту глянули, — проговорил Фред, опираясь спиной и локтями о парту.

— Да, брат, не думал, что когда-нибудь скажу это, но, кажется, мы переборщили.

— Да кто ж знал, что этот морщерогий кизляк так вызверится?

— Вообще-то, вы должны были учитывать и такой вариант, совершая свою очередную пакость, — негромко проговорила Гермиона, удобнее устраиваясь в руках Джорджа.

Возможно, будь ситуация иной, она бы нашла это недопустимым и постаралась избежать своеобразных объятий, но сейчас ей было слишком комфортно и тепло, а после всего произошедшего только этого и хотелось. И потом в прикосновениях Джорджа не было ничего, кроме дружеского участия, и это странным образом грело Гермиону.

— Ну, ты как, Герм? — одинаково встревожено поинтересовались братья, заставив девушку улыбнуться.

— Уже лучше.

— Прости, это мы виноваты.

— Не говорите ерунды, я сама хороша, решила угол срезать, называется. Сама туда пошла...

— Да, но если бы мы не... кхм... пошутили сегодня у библиотеки, Маркус ни за чтобы не кинулся на тебя.

— Забудьте, все хорошо, что хорошо кончается, я думаю, Флинт найдет способ, отомстить Вам, не менее хитроумной гадостью.

— Утешила, — делано-расстроено буркнули парни.

— А вот и я! — громко пропел от двери Джордан. — Доставку вкуснейшего шоколада заказывали?

Быть Джорджу нянькой девушка действительно не собиралась, буквально со следующего дня, после своего переезда в квартиру близнецов оккупировав кабинет и пытаясь разобраться в бухгалтерии бизнеса братьев Уизли.

Ничего сумбурнее Гермиона в жизни своей не видела, создать примерный план работы, она смогла лишь спустя почти неделю, в течение которой заново создавала бухгалтерию магазина со дня его основания и вплоть до нынешнего момента.

Судя по записям журнала, после Победы и гибели брата Джордж ударился в работу с каким-то отчаянным фанатизмом. Гермиона хорошо помнила, что её друг почти не вылезал из лаборатории, компанию ему составляли только Анжелина и Ли. Эти двое тогда, казалось, поселились в квартире близнецов. Когда бы не пришла Гермиона в магазин, чтобы проведать друга, её непременно встречали именно они, но ни разу Джордж. И что Джонсон, что Джордан прилагали максимум усилий, чтобы она побыстрее ушла. Это даже не казалось гриффиндорке странным, наоборот, она относилась к поведению приятелей с пониманием, отдавая себе отчет в том, что Джорджу очень тяжело, и его не стоит лишний раз беспокоить.

В те редкие моменты, когда ей все-таки удавалось пересечься с другом, она поражалась, произошедшим в нем изменениям: и так отличающийся худобой парень, почти высох; непривычно отросшие волосы репьем торчали в разные стороны и сильно Джорджу мешали, но он отчего-то совсем не собирался приводить их в порядок; слегка трясущиеся, по-видимому, от перенапряжения кисти рук... И глаза... Больные, покрасневшие от недосыпа, окруженные пугающими черными кругами...

Тогда Гермиона и Рон всерьез опасались, что такими темпами Джордж загонит себя, как скаковую лошадь. Они даже разговаривали с Ли и Анжи о том, что это необходимо прекратить, что Джордж совсем себя не жалеет, и его попытка спрятаться в работе кончится плохо. Но его друзья лишь разводили руками и грустно отвечали, что иначе он пока не может, и пусть так, чем сидеть и медленно умирать от осознания собственного внезапного, но катастрофического одиночества: «Ведь он никогда не был один, Герм, понимаешь? Ему надо с этим свыкнуться...» — словно оправдывался Ли, а Анжелина согласно кивала.

К началу сентября склады близнецов, как и полки их магазина, были забиты под завязку, продукции было произведено столько, что хватило на, без малого, год работы магазина, пусть и спрос, после Победы несколько снизился...

Гермиона с Роном почти вздохнули с облегчением, но не тут-то было!

Джордж запил. В какой-то момент, он умудрился разругаться с лучшими друзьями, Ли с Анжелиной пропали, и «Вредилки» перевели на работу исключительно по выходным, потому что только в эти дни Гермиона с Роном, тогда бывшие парой, могли беспрепятственно покинуть Школу и помочь Джорджу в работе с магазином...

Разобравшись с бухгалтерией, гриффиндорка переселилась в мастерскую, где потратила почти столько же на попытки разобрать, казалось, зашифрованные, рабочие записи близнецов. В конечном счете, девушка плюнула, и на первое время выписала в отдельный журнал то, что смогла понять, а разобрать удалось не так уж много, в лучшем случае одну десятую из всех близнецовых придумок. Но и этого для начала хватало.

В общем, реанимация магазина проходила вполне успешно, а вот с Джорджем всё было не так радужно.

За первые две недели, проведенные в квартире близнецов, живя в соседней с Джорджем комнате, она видела друга всего несколько раз. Отчасти потому, что почти все свободное время находилась в кабинете на первом этаже или в подвале в мастерской, но в основном потому, что Джордж почти не покидал свою комнату, изредка выходя на кухню, чтобы попить воды и съесть хоть чего-нибудь.

Они не общались даже тогда, когда пересекались. Джордж молча проходил мимо Гермионы, словно её не существовало, а потом вновь запирался в своей комнате. Грейнджер свое общество не навязывала, думая, что давить на друга — себе дороже. По крайней мере, сейчас, считала девушка, явно не время...

Это случилось к концу второй недели. Она поднялась из мастерской, чтобы перекусить, но от своеобразного обеда её отвлек приглушенный вой, девушка даже не поняла сначала, что это за звук, а когда до неё дошло, гриффиндорка стрелой рванула в комнату Джорджа.

Её друг выгибался дугой на разворошенной постели и, стиснув зубы, выл. Гермиона видела, что он изо всех сил старается делать это как можно тише, но у него не получается. Некоторое время девушка в ужасе смотрела на то, как суставы выворачиваются под самыми невозможными углами, как от боли у него выступают слезы на глазах и как окрашиваются красным простыни там, куда попала кровь с прокушенной Джорджем губы. А потом нерешительно приблизилась к другу, будучи до последнего уверенной, что он пьян, и, лишь убедившись в отсутствии характерного запаха, смогла заставить себя сначала хотя бы просто коснуться конвульсивно бьющегося тела. Уже спустя несколько секунд, Гермиона с ногами забравшись на кровать, успокаивающе гладила лицо и голову Джорджа, его будто превратившиеся в камень плечи, как лед, холодные руки, почти бездумно шепча: «Тихо-тихо-тихо-тихо, Джордж, миленький, потерпи чуть-чуть, вот сейчас, сейчас, вот сейчас всё пройдет, только потерпи» и дальше в том же духе. А ещё чуть погодя, наконец, сообразила, что напоминали ей конвульсии Джорджа — действие Круциатуса...

Но этого не могло быть!

Наслать пыточное сам на себя не может ни один волшебник, больше это сделать в квартире близнецов было решительно некому. Но при этом все признаки, как говорится, на лицо, девушка слишком хорошо помнила действие Непростительного на себе и едва ли могла ошибиться, однако у неё все это никак не укладывалось в голове. Джордж бился уже тише и, в конце концов, осталась только мелкая дрожь, железно подтверждавшая догадку гриффиндорки о причине произошедшего с другом, вот только она все никак не могла понять, как такое возможно.

И, хоть парень уже успокоился, Гермиона продолжала, ласково поглаживать лицо и плечи, для удобства умостив его голову на своих коленях. А, когда в его взгляде появилась осмысленность, спросила:

— Что это было, Джордж?

— Привет с того света, — хрипло выдавил он.

— В смысле, — не поняла девушка.

— Наследство от Яксли, чтобы не забывал, так сказать.

— А подробней можно? — поинтересовалась Гермиона, наблюдая за тем, как Джордж пытается сесть, опираясь на непослушные руки.

— Нет, — чеканит он, но эффект смазывается тем, что молодой человек обессилено заваливается обратно, и Гермиона просто слегка поправляет его голову, устраивая удобнее.

— И все-таки? — настойчиво интересуется Грейнджер.

— Послушай, какая тебе разница, а? — как-то особенно горько шепчет он.

— Ты мой друг, Джордж. Я хочу тебе помочь...

— Не поможешь.

— А если попробовать?

Парень отвел взгляд и долго молчал, а потом словно решился, закрыл глаза и тихо заговорил:

— Это семейное проклятие Яксли. Так, по крайней мере, сказали колдомедики из Мунго. Что-то отдаленно напоминающее Круциатус. Только оно не снимается, а приступ случается всегда внезапно. Да и приступ — это всего лишь в разы усиленная боль. Даже когда отпускает, эта боль не проходит и её можно только заглушить...

— Алкоголем?

— Да. Только становится всё хуже. Потому что, если боль медленно убивает меня физически, выпивка уничтожает морально. Я давно уже перестал себя контролировать в состоянии опьянения. Словно шторка падает, словно это не я уже, такое творю... И когда меня в очередной раз откачивают, я всё — понимаешь? — все помню! — его губы кривятся в горькой усмешке. — Но и долго терпеть боль не могу, когда раньше, когда позже, но я всё равно возвращаюсь к бутылке...

— Но ведь должен быть выход.

— Нет его, Кудрявая. Я уже искал. И зря ты всё это затеяла, всяко идея о работе в магазине пришла в твою светлую голову, Ронни до этого не додумался бы. Я теперь не всегда контролирую себя и могу, сам того не желая, не только обидеть, но и очень больно сделать...

— Ты не сможешь, — ласково шепчет Гермиона, заставляя друга слегка улыбнуться её трогательной уверенности в нем.

— Анжелина и Ли тоже так говорили, и где они сейчас? Эй, ребята! — с веселой злостью вскрикивает он, а потом уже много тише продолжает. — Нет их...

— Значит, они не были тебе друзьями.

— Отчего же? Были. Я даже возьму на себя смелость утверждать, что всё ещё являются друзьями, но, видимо, одной дружбы здесь недостаточно...

Парень некоторое время лежит с закрытыми глазами и молчит, и Гермиона даже думает, что он уснул, но потом он тихо произносит:

— Иди, Герм, не стоит сидеть надо мной и жалеть меня. Меня это убивает. Иди. Не беспокойся, сегодня приступ не повторится, а с оставшейся болью я постараюсь справиться. По крайней мере, пока она ещё вполне терпима...

Он открывает глаза и грустно смотрит на подругу:

— Да и виски, вашими с братом стараниями, я пока лишен.

И девушка, сокрушенно качая головой, подчиняется, и не торопясь, словно надеясь, что он передумает, идет из комнаты Джорджа в комнату Фреда, которую теперь занимает, даже не вспомнив, что хотела поесть.

За следующие полтора месяца Гермиона насчитала четыре приступа, и с каждым Джорджу становилось всё хуже. Теперь его практически не переставала бить мелкая дрожь, совсем как и тогда, летом прошлого года. И она поняла, что так хорошо запомнившиеся трясущиеся руки Джорджа вовсе не были результатом переутомления, а были следствием этого самого проклятия Яксли, а они с Роном даже подумать о таком не могли.

Джордж совсем перестал выходить из комнаты, хотя и раньше делал это не охотно. И девушка совершенно не знала, чем ему помочь.

В очередной раз, зайдя к нему, Гермиона поинтересовалась:

— Как ты, Джордж?

И услышала ожидаемое хриплое:

— Хреново...

— Ну чем же мне тебе помочь? — в отчаянии прошептала Грейнджер.

— Уйди. Или заавадь меня, — неожиданно серьезно предложил друг. — Или заавадь, а потом уйди.

— Джордж...

— Уходи. От твоей жалости мне ещё гаже...

Девушка ушла и, лишь закрыв дверь, позволила себе заплакать...

Ей срочно нужно было поговорить хоть с кем-то, а посвящать кого бы то ни было, даже Рона, в беду Джорджа, Гермиона пока не решалась. Но ведь были и те, кто наверняка знал о беде друга. Те же Джордан с Анжелиной. Вот только, как было известно гриффиндорке, Джонсон больше не живет в Англии, да и где Ли искать, девушка слабо себе представляла.

Пришлось посылать сову Рону, но друг ничего определенного ответить не смог, только выслал лондонский адрес мистера и миссис Джордан, взятый у МакГонагал.

От родителей Ли Гермиона узнала, что лучший друг близнецов решил продолжить обучение в магловском ВУЗе и искать его следует на факультете журналистики, однако конкретного названия учебного заведения ни миссис Джордан, ни её супруг девушке дать почему-то не смогли, на поиски нужного у Грейнджер ушло дня три. И вот в списках первокурсников журфака пятнадцатого по счету ВУЗа девушка, наконец-то встретила знакомую фамилию — это, к радости Гермионы, оказался именно Ли.

* * *

Джордан совершенно не изменился, по крайней мере, внешне. В комнате за номером 324 университетского общежития на кровати, закрыв глаза и подергивая ногой в такт орущему в наушниках гвалту, лежал все тот же чернокожий парень с веселенькими короткими косичками, в хаотичном беспорядке торчавшими в разные стороны. Всё та же черная футболка с нелепым белым орнаментом, все те же потертые джинсы и гигантские кроссовки с красными шнурками... И наушники те же, что так часто висели на шее парня в Хогвартсе...

Чтобы привлечь внимание к себе, девушке пришлось легонько потрясти его за плечо.

— А... Ахтж... В смысле, Грейнджер? Что ты тут делаешь? — не сразу смог сформулировать вопрос Ли.

— Мне нужно с тобой поговорить о Джордже.

Радостно-заинтересованная улыбка, только-только появившаяся на иссиня черном лице, моментально потухла, и Джордан почти грубо сказал:

— А. Понятно. Тогда можешь уходить, не задерживаю.

— Прости?

— Я ясно выразился, но могу перевести на более доступный язык: проваливай, Грейнджер!

— Джордан...

— Твою мать, — зло сцедил молодой человек, поднимаясь с кровати. — Я не собираюсь говорить о Джордже.

— Но ведь ты был их другом...

— Я, черт меня раздери, до сих пор их друг, Грейнджер, и поэтому сделай милость, иди к Мордреду со своим любопытством!

— Я не любопытствую, я хочу ему помочь! — почти плача произносит девушка.

— Помочь можно лишь тому, кому можно помочь, а Дж... — Ли осекся, — А ему помочь нельзя.

— И все же...

— Твою мать... И все же...

Джордан, покопавшись в карманах бесформенной спортивной куртки, достал сигарету и закурил, в три затяжки ополовинив её вдвое.

— И все же... Ты знаешь о «подарке» Яксли?

— Да.

— Видела?

— Да, — снова кивает Гермиона.

— Прекрасно. Сколько приступов прошло с последнего запоя?

— Пять.

Джордан кривится, и гриффиндорка никак не может понять, чего в этой гримасе больше — горя или злобы.

— Поздравляю, Грейнджер, тебе предстоит увидеть самое занимательное!

Девушка молча ждет, пока Ли закурит очередную сигарету и сделает пару глубоких вдохов, словно успокаиваясь.

— Знаешь, что тебя ждет, Грейнджер? Ты сама не сегодня, так завтра поставишь перед ним бутылку. Потому что не сможешь больше смотреть на его воспаленную от постоянного закусывания губу, на лоб, с которого не прекращает литься пот, на его трясущиеся руки и до такой степени расширенные от боли зрачки, что радужки просто нет, отчего из голубых его глаза делаются совершенно черными! И ты сама ему нальешь, Грейнджер, потому что только так терзающая его боль отступит! И мы с Анжелиной пытались, уговаривали его, прятали алкоголь, а потом сами, САМИ, твою мать, выставляли ему огневиски! И ты поступишь так же...

Девушка ошарашено слушала монолог школьного товарища, которого никогда не видела в таком состоянии. Джордан всегда был улыбчив и весел, как и близнецы, вне зависимости от творившегося вокруг.

— Джордж очень быстро подсел на выпивку. И тревогу первым забил он. Мы с Анжи поначалу не верили, вернее, не хотели верить, — неожиданно спокойно продолжил парень. — А потом посмотрели литературу. Знаешь, у маглов дофига написано на эту тему. Так вот, мы ознакомились с магловской литературой и убедились в правоте Джорджа. Но без алкоголя он подыхал, понимаешь? Подыхал от непрекращающейся боли — в голове, в суставах, в каждой, мать её, гребаной мышце! Ты, я слышал, пробовала Круциатус? Так раздели эту боль на десять, да хоть на двадцать раздели, но представь, что она не проходит! И с каждым приступом становится всё сильней, и всё труднее терпеть! И, глядя на Джорджа, мы сами подпитывали его алкоголизм... Знаешь, что будет после того, как ты дашь ему стакан? Он его выпьет, а потом выпьет ещё один — и понесется, и если ты помешаешь ему — он тебя ударит! Не делай такие глаза, Грейнджер, я знаю, о чем говорю! Я вот этими руками оттаскивал его от Анжелины, когда он чуть не задушил её за вылитую в раковину выпивку, — молодой человек резким движением затушил сигарету о дешевую керамическую пепельницу.

— Хорошо, ты не станешь ему мешать, — снова заговорил Ли. — И будешь ждать, когда он упьётся до беспамятства, вызовешь колдомедиков, и его в очередной раз откачают... Но, даже если ты не станешь ему препятствовать, он может повести себя по-разному. Здорово, если он будет тихо нажираться, а потом проблюётся и выключится в собственной рвоте, а если у него снова начнутся галлюцинации? Ты слышала такое магловское понятие «белочка»? Если он снова начнет носиться по квартире и сыпать направо и налево различного рода неприятными заклинаниями вплоть до авады, вообразив, что вокруг Пожиратели? Может и такое случится, Грейнджер, потому что он уже давно перестал себя контролировать. Долго ты вытерпишь, а? Это будет продолжаться из месяца в месяц. Ты будешь смотреть, как он подыхает! Нет, не умирает, Герм. Слышишь? — вдруг совершенно отчаянно шепчет он. — Подыхает, как бешенный агонизирующий пес? От этой херовой боли, от отравления алкоголем в процессе выпивки и от отвращения к самому себе после? Мы с Анжи, как видишь, не смогли. Поверь, с неё вполне достаточно было смерти Фреда, так каково ей было видеть Джорджа?

— А ты?

— А я? А я, видимо, трус, Грейнджер. Потому что вижу из этой ситуации только один выход — застрелить Джорджа, чтобы он, наконец, перестал мучиться, но у меня на это духу не хватает, — зло признается он.

— Но ведь...

— Всё, Грейнджер, проваливай к дьяволу, больше мне тебе нечего сказать. Я даже удачи тебе желать не стану, ибо это будет слишком цинично.

И Гермиона уходит, тихо притворив за собой дверь, о которую с веселым звоном почти сразу же что-то разбивается.

* * *

Девушка сидела на снегу и горько плакала, утирая щеки уже насквозь мокрым платком и отчаянно шмыгая носом.

— Такая большая девочка, а пла-ачешь, — укоризненно пропел голос Джорджа откуда-то сзади.

— Что случилось, Кудрявая? — Присев рядом на корточки, участливо спросил Фред.

— Ничего... — буркнула Гермиона, с бесполезной уже поспешностью утирая лицо.

— Ну тогда не реви, нечего из-за «ни-че-го» слякоть разводить, а то из-за твоего слезоразлива Черное Озеро того гляди из берегов выйдет, — строго сказал Джордж, опускаясь на колено с другой стороны и запуская в черную озерную гладь ком снега.

— Давай, рассказывай, кто умер, — ободряюще приобнял за плечи Фред.

— Угу. Может чего серьезное случилось, а мы с братом не в курсе, может нам тоже заплакать пора.

Девушка вымученно улыбнулась.

— Ну же, Кудрявая, давай, поведай добрым волшебникам Форджи и Дредди, кто посмел тебя обидеть.

Гермиона глубоко вздохнула и, зажмурившись, произнесла:

— У меня не получается зе-е-елье-е.

И тут же заревела опять, потому что близнецы, едва услышав причину, принялись громко хохотать, не забывая впрочем, участливо обнимать подругу.

— Сво-оло-очи!

— Ага! — согласился с гриффиндоркой Джордж и, уже обращаясь к брату, продолжил. — То есть мы с тобой, как дураки, пять минут не решались потревожить нашу Кудряшку, думая, что её вероломно бросил Крам, а она убивается из-за какого-то мерзкого сальноволосого профессора и его долбанного предмета!

— Идите в задницу, ироды-ы, — уже больше от смеха, чем от слез взвыла Гермиона.

— Ух ты! Вот это жаргончик! Крам тебя плохому учит, Герми-и-ивона? — дуэтом передразнили болгара братья.

— Убери свои лапы, упырь! — делано вырываясь, но уже без слез, велела девушка Фреду. Правда, вырывалась она недолго.

— О! А вот это уже наш лексикон! — прыснул Джордж.

— Угу, девочка быстро учится, не прошло и года тесного дружеского общения! — тут же поддержал его близнец.

— Вот скажите, — понемногу успокаиваясь и от смеха, и от плача, почти серьезно спросила гриффиндорка. — Почему я до сих пор не нажаловалась на вас Рону?

— Потому, что наша дружба — Страшная-Престрашная, Жуткая-Прежуткая Тайна, о которой знает только Джордан, но его просто убивать жалко! — хором ответили братья, заваливая подругу в снег.

— Да что ж вы делаете! Я же и так почти вся мокрая! Замерзну, заболею и умру, и не будет у вас Страшной-Престрашной Тайны! — пригрозила девушка, а молодые люди, перестав закапывать Гермиону в сугроб, помогли ей подняться и даже просушили действительно намокшую одежду парой заклинаний.

— Теперь вещай, — удостоверившись, что гриффиндорка твердо стоит на ногах, велел Джордж. — Чего там у тебя не так с зельем, только не реви, — поспешно попросил он, видя, как у девушки снова предательски подрагивает нижняя губа.

— В общем, мы сейчас проходим зелье улучшения слуха, и оно у меня вот уже второй раз не выхо-оди-и-ит!

— Ыыыыыыыы! — громким хором передразнили Гермиону близнецы, пресекая её новую попытку заплакать.

— Вот ведь, гады, даже пострадать спокойно не дадут, — ворчливо буркнула девушка, не обижаясь, впрочем, на друзей.

— И не надейся! — шепнул Джордж ей на ухо.

— Оно у всех получается, — продолжила жаловаться Гермиона, — даже у...

— Невилла? — единодушно шокировались близнецы.

— Да тьфу на вас! Естественно, Невилл взорвал свой котел уже на пятой минуте. Если бы у него получилось зелье, не получившееся у меня, я бы пошла и убилась об Гремучую Иву.

— Я хотел бы на это посмотреть, — мечтательно произнес Фред, за что был безжалостно избит возмущенной гриффиндоркой и осмеян братом.

— Нет, — успокоившись и выровняв дыхание, продолжила Грейнджер. — Даже у Малфоя!

— Герм, ты извини, конечно, но, насколько нам известно, Малфой на курсе второй по зельям, так что это не показатель.

— Да, но ведь все равно обидно!

— О да, прям до сле-о-оз! — дурачились друзья.

— Ещё чуть-чуть, и вы перегнете палку, — серьезно предупредила девушка.

— Да брось, Кудрявая, мы же тебе настроение поднять пытаемся, — начал Джордж.

— Но раз тебе уже надоели наши высокоинтеллектуальные шутки... — продолжил Фред.

— О, да! Куда уж высокоинтеллектуальней! — засмеялась подруга.

— То мы предлагаем отправиться в одно место и заняться внеурочным зельеварением.

— В школе нельзя варить зелья без присутствия преподавателя, — нудно просветила друзей Гермиона.

— Это ты НАМ говоришь, да? — скептически спросили у неё близнецы.

Девушка только хмыкнула, позволив братьям вести её по только им известному маршруту.

— Ну и? — нетерпеливо спросила Грейнджер, когда молодые люди затащили её на восьмой этаж и остановились у одной из стен.

— Потерпи, — укоряющее шепнули сзади.

А через несколько секунд в стене стала проявляться дверь.

— Что это? — удивилась девушка.

— Это, Герм, Выручай-комната!

— Что?

— Комната, которая выполняет почти все твои желания, и если загадать что-то, стоя у этой стены, то комната отзовется и предоставит нужное тебе.

— То есть если я, вдруг, пробегая мимо неё, захочу, скажем...

— Да, Кудрявая, тебе откроется персональный туалет! — хихикая, подтвердил Фред.

— Я совсем не это имела в виду! — заливаясь краской неубедительно, но от того не менее честно, оправдывалась Гермиона.

— Да ладно, с кем не бывает... Ай, больно же!

Грейнджер показала ударенному парню язык.

— Хватит забавляться, — ехидно произнес Фред. — Пойдем уже внутрь, пока никто не увидел.

Молодые люди вошли в комнату, принявшую вид уменьшенной копии привычного класса зельеварения, и девушка восхищенно ахнула, увидев новехонький набор котлов, ящик с всевозможными ингредиентами, шкаф с лабораторной посудой и многое, многое другое, необходимое начинающему зельевару.

— Волшебно... — прошептала она.

— А то! — польщено отозвались парни, словно это ими восторгалась подруга.

— Итак, приступай, Герм.

— К чему?

— Как к чему?

— К обучению нас с Фредом правильному приготовлению зелья улучшения слуха, естественно.

— Но я же сказала уже, что у меня не получается! — тут же погрустнела Гермиона.

— А ты попробуй, — настойчиво подтолкнул гриффиндорку к котлам Джордж.

И гриффиндорка попробовала, а через полтора часа, с тщательно скрываемой радостной гордостью, демонстрировала друзьям идеально сваренное зелье.

— Ну, вот видишь, а ты переживала. Всё у тебя получается.

— Возможно, ты просто задумалась и положила крапиву не на пятой секунде после закипания, а на шестой, — предположил Фред.

— Два раза?

— Ну, или просто перепутала последовательность и сначала положила в варево корень одуванчика, а потом хвосты крысохватки, в сушеном мелкоизмельченном виде они здорово похожи.

— Спасибо, Джордж, но эти ингредиенты я и слепая не перепутаю, да и бабахнуло бы так, что Снейп нас до лета бы со стен отскребал.

— Ну тогда есть только один вариант, — хмыкнул в ответ Джордж.

— Ну да, — понимающе поддакнул Фред. — Чей стол находится рядом с твоим, Кудрявая?

— Паркинсон... — тихо проговорила девушка.

— Вот тебе и причина неудачи. Она сто процентов тебе что-нибудь в котел подкидывает, пока ты на Лонгботтома отвлекаешься.

— Поэтому прислушайся к дельному совету доброго дядюшки Джорджа: следи за своим котлом. А то мало ли что этой слизеринской дуре захочется в него кинуть, как бы действительно тебя от стены не пришлось отдирать.

— Спасибо, ребят, — искренне поблагодарила Гермиона братьев.

— Для этого и существуют друзья! — с наигранным пафосом гаркнули Фред с Джорджем.

* * *

Гермиона в очередной раз высморкалась, с грустью посмотрев на промокший от слез платок. Жаль, но теперь некому было подойти к ней и поинтересоваться тем, что довело девушку до плача. А она бы пожаловалась...

Очень редко она позволяла себе слезы из-за действительно серьезных вещей, считая, что расплакаться — значит, почти сдаться. Но сейчас после разговора с Джорданом, а точнее после всего того, что он на неё выплеснул, ничего, кроме слез, у неё не осталось...

Странно, но она не испытывала злости на Ли, не считала его предателем или трусом. Гермиона отчетливо видела, что ему далеко не всё равно, как обстоят дела у Джорджа, но он отчаялся и уже не видит для друга хорошего исхода.

Это поначалу в девушке всколыхнулась ярость, но неподдельное горе Ли, его переживание беды друга достаточно быстро затушили её. Осталась только пугающая пустота от безысходности.

Гермиона совершенно не представляла, что делать, к стыду своему, понимая, что Джордан был прав и ещё до того, как ей в голову пришла идея наведаться к школьному товарищу, её уже посещала мысль купить Джорджу бутылку огневиски. Потому что ей уже было невозможно видеть, что происходит с другом...

От этой жуткой правоты Джордана становилось страшно.

Гермиона обреченно поднялась с деревянной скамейки университетского сквера и медленно побрела к железнодорожной станции, часто моргая, стараясь убрать влажную пелену, что настойчиво застилала глаза.

Всю дорогу до Лондона, проделанную исключительно магловским, а, значит, затратным на время способом, Гермиона пыталась найти хоть какую-нибудь альтернативу тому единственному, из осуществимых, выходу избавить, хотя бы на время, пусть и не долгое, Джорджа от боли. И не находила...

В конце концов, практически презирая себя, девушка приобрела в одном из магловских супермаркетов бутылку средненького по качеству и цене виски. И всю дорогу до Дырявого Котла, а оттуда по Диагон Аллее до магазина «Волшебных Вредилок Уизли», Грейнджер прижимала ненавистную емкость к груди, проклиная себя за слабость. Прекрасно осознавая, что обеспечивая друга алкоголем, не только не помогает ему, но делает только хуже. Но и смотреть на то, как он из последних сил терпит терзающую его боль, не могла.

Войдя в квартиру, Гермиона на негнущихся ногах приблизилась к комнате Джорджа и долго стояла под дверью, не решаясь войти.

А, переступив порог и увидев Джорджа, поняла, что опоздала — он уже был пьян.

Девушка проснулась от грохота и сперва не поняла, что происходит. Лишь услышав матерное бормотание из гостиной, вспомнила о том, что Джордж вот уже неделю пьет. Гермиона, наскоро накинув на себя халат и на ходу завязывая пояс, поспешно вышла в гостиную, где увидела Джорджа, испражнявшегося в угол.

Она поймала себя на мысли, что больно щиплет себе руку, с ужасом глядя на друга и пытаясь проснуться, все еще надеясь, что это просто кошмар. Молодого человека чуть повело в сторону, и девушка думала — он упадет, но Джордж выровнялся, попытался заправить в джинсы испачканную чем-то (Гермиона даже предполагать боялась, чем) футболку, да так и не застегнув толком ширинку, развернулся.

Больше всего её поразила не отвратность ситуации, а глаза друга — совершенно пустые. Таких глаз, девушка ещё ни у кого не видела и была уверена, что даже у пьяных осмысленности во взгляде больше, чем сейчас у Джорджа.

Покачиваясь и не замечая ничего вокруг, словно лунатик, полностью игнорируя замершую на пороге гостиной Гермиону, парень ушаркал в свою комнату. А Грейнджер всё стояла и щипала себе руку, до тех пор, пока от боли не выступили слезы.

Почти насильно заставив себя пройти вперед, туда, где по полу растекалась весьма характерная лужа, гриффиндорка заторможенным движением палочки сотворила очищающее заклинание и без сил опустилась в стоящее неподалеку кресло. И все не могла поверить, что увиденное только что случилось наяву, а не является кошмаром, которым отреагировал утомленный мозг на произошедшие за последнюю неделю события. Мысль о том, чтобы вернуться в комнату Фреда и снова постараться уснуть, даже не посетила её, и Гермиона каменным изваянием сидела в кресле, отсчитывая про себя секунды, складывая их в минуты... Напряженно прислушиваясь к тому, что происходит в комнате Джорджа.

На исходе часа, прошедшего с её пробуждения, девушка поднялась, стараясь не шуметь, подкралась к двери комнаты друга и осторожно заглянула в неё.

Джордж лежал поперек постели и, похоже, спал. В изголовье кровати валялись две пустые бутыли из-под огневиски, а у опущенных на пол ног Джорджа стояла ещё одна — початая. Гриффиндорка глубоко вздохнула, почти подавившись сивушными миазмами, витавшими в помещении, огляделась и заметила четвертую бутыль, полную в отличие от предыдущих, на небольшом журнальном столике. Воровато посмотрев на друга, Гермиона на цыпочках подбежала к столу и, подхватив огневиски, метнулась из комнаты. Притворив за собою дверь, некоторое время стояла, судорожно пытаясь придумать, куда от Джорджа спрятать выпивку, а придумав, поспешила в свою комнату и открыла там окно.

Надежды, на то, что карниз окажется достаточно широким, чтобы там можно было расположить литровую бутылку, оправдались, она поставила огневиски на него, надежно приклеив донышко к камню. Рядом с магической выпивкой нашла своё место и купленная в магловском маркете. Лишь закрыв окно, девушка смогла, наконец, выдохнуть.

Гриффиндорка зябко повела плечами. Не от холода — от ужаса ситуации. Сказал бы ей кто-нибудь года два назад, что будет так — ни за что бы не поверила, еще и послала этого «кого-нибудь» куда-нибудь... за бабочками...

Вновь сидя в плюшевом кресле гостиной, девушка не без удивления отметила отсутствие отвращения, как такового. Шок — да, но вот отвращения не было. Была безнадежность и какой-то болезненный страх, словно она боялась потерять не просто друга, а что-то большее. И была жалость, чувство, которое Гермиона ненавидела в людях, а следовательно и в себе, но которое испытывала, глядя на Джорджа. А где-то рядом с жалостью, теплилось другое, почти не отличимое от неё, но всё-таки немного иное — хрупкое и неясное. И девушка никак не могла понять, что это было за чувство.

Когда короткая стрелка часов сравнялась с цифрой десять на циферблате, предвещая скорое появление Рона — наступила очередная суббота, и друг должен был появиться в магазине — из комнаты Джорджа послышался шум. А потом и сам молодой человек возник на пороге гостиной, хмуро спросив:

— Где?

Сначала девушка действительно не поняла о чем он, а когда догадалась, фальшиво произнесла:

— О чем ты, Джордж?

— Не прикидывайся! Я не полный идиот! Оставалась ещё бутылка, и я спрашиваю: где?

— Я не понимаю... — произнесла гриффиндорка, поднимаясь с кресла и отступая к стене.

Теперь Гермиона испугалась по-настоящему, потому что в злобно сверлившем её взглядом человеке практически ничего не было от её друга. Разве что внешность, но и она претерпела серьезные изменения: глаза налились кровью полопавшихся сосудов, лицо отекло и покрылось мелкой россыпью хорошо различимых пор. Губы пересохли и потрескались, из не успевшей толком ещё даже затянуться ранки нижней густой каплей стекала сукровица.

— Где? — прорычал парень.

Гриффиндорка не успела даже ответить, а он уже нависал над ней, с поразительной скоростью и точностью движений для смертельно пьяного человека оказавшись рядом.

Джордж грубо и сильно схватил её за плечо, заставляя испуганно шарахнуться в сторону и пискнуть от боли.

— Где, твою мать?

— Я не знаю, — лгала Гермиона, догадываясь уже, что он не поверит. Не поверит!

— Врешь, сука! — сипло ругнулся он и на выдохе резко ударил девушку куда-то под ребра.

Грейнджер ожидала боли, в её мозгу мелькнула мысль, что она должна была на время разучится дышать — Джордж всегда умел бить, это ей было замечательно известно, слишком часто дуэли на палочках в Хогвартсе перерастали в рукопашную, а близнецы умели выигрывать в любой драке. Да, было больно, но совсем не так, как думала девушка, и согнулась она, скорее, по инерции. Зато Гермиона совершенно отчетливо почувствовала холод, там, где твёрдый кулак коснулся её тела, словно за миллисекунду до удара, что-то образовало ледяной щит, принявший на себя всю тяжесть кулака Уизли.

Девушка ошарашено глядела на всё ещё сжатую руку друга, которую тот словно нехотя отодвигал от её живота, и с изумлением заметила, что её будто обтекает белесый, едва различимый туман.

— Ты отдашь её мне или нет, тварь? — хрипло проорал Джордж, схватив Грейнджер за горло и рванув вверх, заставляя её привстать на цыпочки.

И опять Гермиона не ощутила боли, лишь стало труднее вдыхать, но как такового удушья, непременно должного появиться, не было. Лишь уже знакомый холод, будто ошейником обволакивающий шею. Девушка удивленно смотрела на вздувшиеся мышцы руки Джорджа, не понимая, отчего всё ещё жива, ведь, несмотря на худобу, близнецы были очень сильны, на старших курсах не было ни одного парня, который мог бы побить их в состязании на руках... Сейчас же, она была уверена, ярость придала её другу ещё большую силу.

Молодой человек продолжал что-то кричать, обдавая её лицо гадким перегаром, но девушка совсем не слышала его слов, полностью поглощенная своими нелепыми, в сложившейся ситуации, мыслями.

И пропустила тот момент, когда Джорджа оторвало от неё, с грохотом впечатав в противоположную стену.

— Совсем рехнулся? — зло кричал на брата Рон. — Какого дементора ты творишь, Джордж?

Бывший парень тревожно оглядел Гермиону, убеждаясь, что она жива и даже более-менее в порядке.

— Всё. С меня достаточно! Я посылаю за бригадой в Мунго! Давно пора, тебе действительно нужна принудительная госпитализация.

— Нет.

Хрипло прошептала девушка, но Рональд услышал её, оборачиваясь и возмущенно глядя на подругу.

— Нет, Рон, — уже громче повторяет она, — просто свяжи его, ему нельзя в Мунго, он там умрет.

— Ты совсем сдурела, уж прости за грубость, — вспылил друг уже на Гермиону. — Он же чуть не убил тебя!

— Это не он, Рон. Не он, понимаешь? — и под недоверчивым взглядом парня чуть поправилась, — Ну, или не совсем он.

— А разница?

— Есть! Разница есть, Рон! — вновь окрепшим голосом убеждает Гриффиндорка. — Поверь, разница есть. Сейчас нет времени об этом говорить. Просто свяжи его и отлеветируй в комнату. И приберись там хоть чуть-чуть, а я отправлюсь в Мунго, за доктором Мастормом. Ты прав в одном, без колдомедика сейчас Джорджу не обойтись.

— Что вообще происходит, мать вашу?

— Я всё объясню тебе, подожди немного. Обещаю, я всё объясню.

И девушка, подобрав выскочившую из рук чуть ранее палочку, о существовании которой напрочь забыла, атакуемая собственным страхом, аппарирует в магическую больницу.

* * *

Увидев Грейнджер на пороге своего кабинета, доктор Мастром вежливо, но холодно поприветствовал её, кивком головы предлагая присесть:

— Чем могу служить?

— Мне надо поговорить с вами о Джордже, — ответила Гермиона, усаживаясь на не самый удобный стул.

Колдомедик вздыхает и кисло морщится:

— Мне кажется, в прошедшую встречу я ясно выразил свое мнение по этому поводу, и если вы думаете, что что-то изменилось за прошедшие недели, вы глубоко заблуждаетесь.

— Нет, я как раз и пришла сказать вам, что вы были правы, хотя и я оказалась права, доктор Масторм. Но принудительно лечение, на котором вы настаиваете, ни к чему не приведет.

— Вы сомневаетесь в специалистах Мунго? — удивленно приподнял бровь мужчина.

— Ничуть. Просто глубоко убеждена, что лечить следует причину, а не следствие.

— Н-да? А вам не говорили, что в лечебный курс, предписанный вашему другу, входит так же и работа штатного психолога, и доктор Стокфел один из лучших специалистов в своем деле. Считаете, что он не справится с поствоенным синдромом?

— Дело не в поствоенном синдроме, и даже не в том, что Джордж потерял близнеца... Тут вообще не психолог нужен.

— Психиатр?

— О нет, слава Мерлину. Хотя возможно, было бы куда лучше, если бы... Но сейчас не об этом. Можно посмотреть амбулаторную карту Джорджа?

— Я вас уверяю все, что могло оказать влияние на лечение, мне известно. Или вы сомневаетесь в моем профессионализме?

— Нет. Но все же. Я прошу вас.

Мужчина недовольно нахмурился, но по какой-то причине решил удовлетворить просьбу посетительницы, хотя был вправе отказать, и едва ли Гермиона что-нибудь смогла бы с этим поделать. Колдомедик быстро написал что-то на небольшом листе бумаги, свернул из него галчонка и взмахом палочки отправил того в пламя камина, за секунду до этого ставшее зеленым. А спустя несколько минут напряженной тишины, камин выплюнул на потертый ковер кабинета пухлую карту Джорджа.

— Вы позволите? — поинтересовалась гриффиндорка, опережая заклинание призыва доктора.

Сосредоточенно нахмурившись, девушка пролистывала страницу за страницей, пока не нашла то, что искала, и, удовлетворенно кивнув, протянула карту колдомедику, для верности придерживая палец у нужной записи:

— Смотрите.

Мужчина одел пенсне, забрал документ и стал вдумчиво читать, что-то из прочитанного проговаривая вслух:

— Так... Пятнадцатое июня девяносто восьмого... Экстренный вызов... Так, эт-то симптомы... М-м-м... — Масторм мельком чуть изумленно глянул на наблюдавшую за ним девушку и, мрачнея с каждым новым прочитанным словом, вернулся к ознакомлению с записью. — Диагноз... Так... Не снимаемое черномагическое проклятие, предположительно принадлежащее роду Яксли.

Колдомедик устало стянул пенсне, чуть помассировал переносицу, и только после этого перевел прямой взгляд на ожидающую Гермиону.

— Это действительно меняет дело, мисс Грейнджер. Думаю, я должен вам кое-что пояснить. Конечно, это не снимает с меня ответственности и не перекладывает её на плечи врача, поставившего подобный диагноз и не продублировавшего его на первые страницы карты, вот сюда, видите? — мужчина показал на, своего рода, содержание карты, занимавшее несколько листов. — Тут указываются все прививки, когда-либо деланные пациенту, все его аллергии и нетипичные реакции на препараты или их компоненты. Инфекционные заболевания, которыми он переболел, как магловские, так и магические. В общем, всё, что требуется знать мне и моим коллегам для того, чтобы верно поставить диагноз и рекомендовать оптимальный курс лечения. Понимаете, пациентов много и не всегда есть время подробно изучать карту, чаще всего приходится действовать быстро и такая практика ведения амбулаторной документации существенно облегчает нам работу. Поставив серьезный диагноз, мы обязаны копировать его тут, — колдомедик для наглядности ткнул пальцем в страницу. — Мне неизвестно, что помешало моему коллеге сделать это, но вы правы, данные сведения существенно меняют дело.

Масторм помолчал некоторое время, отстраненно листая карту.

— Я так понимаю, у мистера Уизли случился рецидив, — дождавшись кивка, он продолжил. — И, надо полагать, вы хотите провести процедуру дезинтоксикации на дому...

— Я заплачу...

Мужчина укоряющее посмотрел на гриффиндорку.

— Мисс Грейнджер, я, как бы высокопарно это не прозвучало, прежде всего медик, и приставка «колдо» лишь определяет метод лечения и средства, но я, как и мои магловские коллеги, давал клятву Гиппократа... Я выбрал эту профессию для того, чтобы помогать людям, а помогают, как правило безвозмездно, в моем понимании, — сказал Масторм и негромко добавил. — Хотя надо признать, это не всегда так.

Гермиона лишь слегка пожала плечами, а колдомедик продолжил:

— Сейчас у меня обход, и думаю, состояние мистера Уизли не требует срочного вмешательства, иначе вы едва ли стали вести со мной столь продолжительную беседу. А, значит, два часа особой роли не сыграют.

Масторм сверился с наручными часами:

— В половине второго я буду дома у вашего друга. Сможете ли вы оказать мне помощь в работе, или взять с собой санитара?

— Я думаю, смогу, — деловито кивнула Грейнджер. — Я помогала школьной медиковедьме когда Мунго было переполнено, и хогвартский лазарет стал на время филиалом больницы. Плохой или хороший, но некоторый опыт у меня есть, правда, с выведением из запоя мы не сталкивались. Да и Рональд сегодня на квартире близнецов.

— Прекрасно. Тогда ждите меня через два часа, мисс Грейнджер.

Девушка кивнула и, поднявшись, двинулась к двери, но колдомедик окликнул её:

— И, мисс Грейнджер, — он тоже поднялся и пристально глядел на посетительницу. — К сожалению, Вы правы, мое лечение ничего не даст, и это повторится снова, но я могу дать вам совет. У вас есть связи в Министерстве? Я слышал, что вы неплохо знакомы с нынешним Министром, это так?

Гермиона неопределенно пожала плечами, не то чтобы они были на короткой ноге с Кингсли, но бывший аврор всегда готов был помочь их героической троице.

— Так вот, попробуйте получить доступ к конфискованной фамильной библиотеке Яксли, у колдомедиков Мунго, к великому сожалению, его нет. Если бы удалось точно доказать, что заклятие наложил именно он, может, и получилось бы ознакомиться с документами, но Картер высказывал лишь предположения, потому что все признаки косвенны, а, значит, Министерство бы отказало в запросе. Да, может быть, и действительно отказало. Но, что если у вас получится? Ведь статуса Героини Войны и Орден у вас никто не отнимал. Попробуйте.

— Спасибо! — искренне поблагодарила девушка и быстро покинула кабинет.

* * *

Гермиона стояла спиной к окну и смотрела на спящего Джорджа. Доктор Масторм закончил с час назад и удалился к другим своим пациентам. Рон отправился в магазин, делать ревизию и составлять заказ на производство продукции — витрины были почти пусты, и следовало их поскорее заполнить, а ещё найти продавца, чтобы магазин работал ежедневно.

Гермиона стояла и думала над словами Масторма, и всё никак не могла понять, отчего сама не додумалась до такого простого решения, ведь это так логично — обратиться к первоисточнику. А еще она думала, что на это уйдет уйма времени. Девушка слабо верила в то, что протекция Министра, если он, конечно, её даст, позволит ей попасть в Архив сразу. Наверняка, придется побегать по кабинетам, получая разрешения и подписываясь над различными соглашениями о не распространении увиденной там информации. А ведь ещё нужное найти надо — тоже время...

Но у её друга времени не было... Сколько дней пройдет до первого приступа? А сколько приступов до первого стакана? А вдруг очередной приступ просто убьет Джорджа?

Девушка тяжело вздохнула и, подойдя к постели друга, зачем-то поправила и без того идеально лежащее покрывало, а после, не оборачиваясь, направилась в лабораторию.

Работа всегда помогала гриффиндорке. Отвлекала, когда нужно было забыть о гнетущих её мыслях. Позволяла найти правильное решение, когда уже вроде бы и выхода не видно — словно озарение приходило. Вот и теперь идея пришла во время составления веселящего зелья, являющегося компонентом уизлевских фирменных батончиков.

Гермиона ещё раз перелистала рабочий журнал близнецов, мельком глянула на часы, прикидывая, проснулся уже Джордж или нет, и сочтя, что друг вполне уже мог прийти в себя (так как в этот раз ему не давали то зелье, после которого он лежал пластом почти сутки до их с Роном появления в Мунго, и ещё несколько часов после) решительно направилась в его комнату, не забыв прихватить с собой журнал.

Джордж действительно уже не спал, но всё ещё находился в постели, отрешенно уставившись в серое небо, видневшееся из окна.

Девушка решила не задавать Джорджу вопросов о его самочувствии, итак зная, что ответ будет далек от положительного, решила не касаться в разговоре того, что он чуть не задушил её несколько часов назад. Если Джордж говорил правду и действительно всё помнит, Гермиона даже представить себе боялась, что с ним сейчас происходит...

— Мне нужна твоя помощь, Джордж.

Молодой человек без энтузиазма обернулся, выжидающе посмотрев на подругу.

— Я пытаюсь разобраться с вашими рабочими записями. Кое-что поняла, но этого недостаточно, большую часть вы с Фредом словно зашифровали.

— Это просто сокращения, — равнодушно ответил Джордж.

— Да, но я никак не могу их разобрать.

Молодой человек глубоко вздохнул, приподнялся на кровати, устраивая подушку так, чтобы было удобно сидеть, опираясь на неё и, протянув руку в сторону Гермионы, сказал:

— Дай сюда.

Девушка послушно подошла к другу, протягивая ему журнал, все ещё сомневаясь, что Джордж согласится ей помочь и у неё получится задуманное. Но парень, получив в руки требуемую вещь, не попросил гриффиндорку уйти, а принялся неспешно листать пухлую тетрадь, иногда подолгу всматриваясь в неровные строчки.

— С чего начать? — так же равнодушно спросил он.

— А... Да вот с этого, пожалуй. Только, Джордж, погоди, я сбегаю за пером и пергаментом.

* * *

— И всё-таки вы странные, ребята, — проговорила девушка, отрываясь от пергамента. — Я всё понимаю, но зачем усложнять рецепт, если есть давно проверенный и широко известный способ, который проще в несколько раз?

— Экстракт сух-травы, который используется в классическом рецепте, стоит гораздо дороже, чем набор ингредиентов, подобранный нами. Благодаря этому себестоимость готового состава снижается, хоть и варится он несколько дольше, — спокойно говорит парень, не отрывая взгляда от журнала.

— Ага. Значит, вы удешевляете продукцию. Но тогда я вообще ничего не понимаю. В позапрошлом зелье, «Сказочные Сновидения», вы вводите молоко единорога — далеко не самый дешевый и довольно редкий ингредиент, заменяя им более доступные и, стоящие почти сикли, корень валерианы и пустырную вытяжку. К тому же, сух-трава делает зелье более стабильным и продлевает его действие.

Джордж глубоко вздыхает и терпеливым голосом поясняет, всё так же не поднимая глаз:

— В тебе говорит, прежде всего, зельевар, а мы производители торговой продукции, которая должна пользоваться непрерывным спросом у покупателя, но при этом не нести вреда здоровью. Основные наши клиенты — дети, а, значит, мы должны заинтересовать их. И при этом убедить родителей в безопасности того, что они покупают для своих чад. Сух-трава, ты верно говоришь, увеличивает срок действия зелья и делает его более стабильным. Но мы как раз и старались, чтобы действие было непродолжительным. А экстракт сух-травы, к тому же, достаточно сильное вещество, чтобы при частом употреблении вызвать у неокрепшего детского организма всякие неприятные аллергические реакции. Мы не заинтересованы в потере клиентов.

Гермиона внимательно слушала объяснения Джорджа, что-то помечая на полях, что-то подчеркивая в уже написанном тексте.

— Что же касается «Сновидений», это вовсе не аналог «Сна без сновидений», как тебе могло показаться, хоть и основа та же, за исключением молока единорога и нескольких последующих компонентов. Это зелье для ограниченного круга потребителей, и высокая цена — один из способов сделать его менее популярным, а значит, покупаемым лишь в случае большой необходимости. Понимаешь, — Джордж вдруг поднял на девушку взгляд, словно заинтересовавшись собственным объяснением, — это не развлечение, скорее, лекарство от депрессии и упавшего духа. Для того, чтобы увидеть яркие и красочные сны, достаточно употребить некоторое количество галлюциногенных грибов, которые, хоть и запрещены, но вполне легко доступны. В том же Хогвартсе с ними нет проблем — несмотря на старания Спраут, эти грибы в большом количестве растут на опушке Запретного Леса, и при должном старании их можно успешно набрать, не попавшись преподавателям.

Девушка улыбнулась, по тону друга с легкостью поняв, что они с Фредом и Ли не раз и не два делали вылазки за заветными грибами.

— А «Сновидения», во-первых, дают организму полноценный отдых, отвлекая от насущных проблем. А во-вторых... Помнишь, ты говорила, что в первый матч Рона, Гарри якобы подлил ему в тыквенный сок «Феликс Фелицис». Братишка почувствовал уверенность в себе и прекрасно сделал всё сам, лишь на мгновение представив, что у него получится. Наше зелье обладает именно этим эффектом, оно дает веру в себя. Ну и сны там, конечно, весьма приятные. «Сон без сновидений» обладает свойством вызывать привыкание, и при регулярном применении в течение продолжительного времени организм теряет способность засыпать без его воздействия. Сама замечательно знаешь, что лечение от этой привязанности достаточно долгое и весьма болезненное. Такое привыкание обеспечивают несколько компонентов «Сна», относящихся к разряду легких наркотических, их мы исключили сразу. Но осталась ещё более неприятная штука, известная тебе по зелью «Феликс Фелицис» — привыкание психологическое. И вот для этого и нужно именно молоко единорога. Оно позволяет усилить действие «Сновидений», но при этом не вызывает зависимости. На мой взгляд, это зелье — отличный способ избавиться от депрессии, к примеру. Человек просыпается бодрым и отдохнувшим. Он уверен в своих силах и готов взяться за поиски решения проблемы, — Джордж немного помолчал, и негромко добавил. — А иногда оно просто позволяет разобраться в себе.

— В себе?

— Ну да, понять, чего ты на самом деле хочешь, или что конкретно тебе не даёт покоя, мешая полноценно жить. Такое тоже бывает, — отрешенно заканчивает парень и вновь утыкается в журнал. — Поехали дальше, если вопросов больше нет.

Вопросы были, но задавать их гриффиндорка поостереглась. Слишком зыбким было ощущение покоя, что царило вот уже больше недели в квартире братьев Уизли. Каждый день часа по два Джордж диктовал ей рецептуру их с Фредом зелий, а девушка прилежно стенографировала, иногда что-то уточняя.

Прошло шестнадцать дней со времени посещения квартиры близнецов доктором Мастормом, и девушка, да и Джордж, хоть и не показывал этого, с ужасом ждала нового приступа. Но дни шли, а его всё не было. И девушка с каждым днем всё больше убеждалась в правильности своей идеи обратиться к Джорджу за помощью. Во-первых, это очень помогло ей в работе, сама бы она едва ли справилась. А во-вторых, это явно шло на пользу Джорджу, отвлекая, его, ну хоть немного, от томительного ожидания возвращения боли. И иногда гриффиндорке казалось, что именно поэтому приступ ещё не наступал.

Утром Гермиона убегала в Министерство подписывать новый документ и отдавать очередную анкету. Копий подписанных и заверенных бумажек, выдаваемых ей в качестве второго экземпляра, накопилось уже на довольно внушительную папку. Несмотря на ходатайство Кингсли, избежать проблем с бюрократической машиной не удалось, но, по крайней мере, перед ней не закрывали с треском дверь и не вставляли палки в колеса, что уже было хорошо. Идя на прием к Министру, гриффиндорка вообще сомневалась, что ей дадут «зеленый свет» на посещение закрытой части архива.

Послеобеденные часы были предоставлены Джорджу и записям близнецов, и только к вечеру Грейнджер спускалась в лабораторию, где работала над пополнением прилавков магазина.

Спать она ложилась очень поздно, но как таковой усталости не чувствовала. То ли времени прошло совсем немного, то ли выбранный девушкой ритм вполне устраивал её организм.

— Всё. На сегодня экзекуцию объявляю законченной, — провозгласил Джордж, надиктовав последнее предложение и залпом допив уже давно и безнадежно остывший чай.

Гермиона кивнула, послушно откладывая в сторону с обеих сторон исписанный пергамент — плод их с Джорджем сегодняшней работы. Подперев голову кулачком, она наблюдала, как друг поднимается с табурета и двигается в сторону раковины, чтобы ополоснуть и убрать кружку.

Все произошло внезапно.

Вот Джордж спокойно идет к раковине, а вот он уже резко выгибается назад, врасплох захваченный болью. Из пальцев выскакивает и разбивается о пол кружка, а тело друга сводит ужасная судорога. Он медленно падает на пол, не заваливаясь в бок или опрокидываясь на спину, а словно штопор скручиваясь, будто вбуравливаясь в кухонный пол. И все, что успела сделать Гермиона до того, как Джордж упадет — подставить ладонь между его головой и острым краем стола, об который её друг непременно бы разбил голову.

В руке больно ёкнуло от двойного удара, девушке даже показалось, что в кисти что-то хрустнуло, ломаясь, но возникшая боль была замечена лишь мельком, принята как факт, не стоящий немедленного внимания.

Грейнджер опустилась перед Джорджем на пол. С трудом удерживая бьющееся в конвульсиях тело, она положила голову парня к себе на колени, чтобы он не разбил её о каменный пол. Придерживая плечи, спасая их от непрестанных ударов о кафель, зашептала что-то ласково-успокаивающее, пытаясь поймать ускользающий взгляд обезумевших от боли глаз.

Всё окончилось так же быстро, как и началось. Судорогу уже привычно сменила дрожь, и молодой человек смог, наконец, со свистом втянуть в грудь воздух, разжать рефлекторно сжатые в кулаки руки.

— Всё прошло, видишь, ты опять справился, — шептала Гермиона, осторожно поглаживая впалые побледневшие щеки.

— Лучше б я сдох, — не разделил её оптимизма друг.

— Нельзя так говорить, слышишь, — чуть не плача, уговаривала Джорджа девушка. — Я обязательно найду способ избавить тебя от этого.

— Киллера найдешь? — цинично пошутил парень.

— Плохая шутка, Джордж, не смешная, — укоряющее выдохнула она.

— Я, похоже, вообще разучился смеяться и весело шутить, Кудрявая, — еле слышно и как-то обреченно ответил он.

* * *

— Почему ты один?

— А, это ты, Кудряшка, — обернулся Джордж. — Ты не знаешь что ли, что у моего брата завелась девушка?

— Ты так говоришь об этом, словно девушка это нечто вроде вшей или других вредных паразитов.

— Да нет, — ухмыльнулся тот. — Просто непривычно делить его с кем-то...

— М-м-м. Ну, последуй его примеру. За тобой, за вами в смысле, половина старшекурсниц Школы бегает, — хмыкнула Гермиона.

— Не хочешь присоединиться? — провокационно щурясь, поинтересовался друг.

— О, нет! — громко отказалась девушка. — Без обид, Джордж, но мне без такого сомнительного счастья проблем хватает.

— Оп-па! А чем же мы с братом так плохи для тебя, — наиграно уязвился друг, не преставая, впрочем, улыбаться.

— Не плохи, просто вас слишком много.

— Ну, тебе ж никто не предлагает встречаться с нами двумя. Фред, как видишь, занят.

— Ты что, предлагаешь встречаться с тобой? — неверяще хихикнула гриффиндорка.

— А что такого? Ты красивая девчонка. Я так и вовсе неотразим. У нас масса общих тайн и развитый интеллект, нам будет интересно вместе, — весело приводил доводы парень, с хитрой улыбкой наблюдая за постепенно вытягивающимся лицом подруги. — А ещё я могу тебя кое-чему полезному научить, — игриво подмигнул молодой человек.

— Джордж, я... — неуверенно пролепетала Гермиона, глядя на друга почти с отчаянием.

— Да расслабься, я шучу, — рассмеялся тот, шутливо дернув девушку за кудрявый локон. — А вариант все равно хорош, — мечтательно выдохнул он.

— Джордж! — возмутилась Грейнджер, пытаясь пнуть уворачиваюшегося и весело хохотавшего парня.

— Ладно-ладно, — примирительно поднял руки молодой человек. — Я, правда, шутил. Прости, если тебе не пришлась по вкусу моя шутка. Чего-чего, а обидеть в мыслях не было.

Гермиона показала другу язык, не злясь на него, впрочем, и постаралась как можно скорее перевести тему на что-то менее щекотливое.

— Как продвигается работа над поющими тапочками?

— О! Замечательно. Правда, петь они пока отказываются. Говорят, что петь трудно, когда на тебя давит вес в несколько раз превышающий твой собственный.

— Так и сказали? — весело уточнила девушка.

— Ну, не дословно, но смысл точно такой, — хмыкнул Джордж. — А как твоя работа над эссе по чарам?

— Застряла, — резко погрустнела Гермиона.

— Да ну тебя. Что там у тебя могло застрять — ты самая толковая ученица курса!

— Ну, судя по всему не такая уж и толковая, если у меня не выходит.

— В чем проблема-то хоть?

— Да в ерунде — до смешного. Не могу рассчитать вектор движения энергии. Элементарное уравнение — а получается чушь несусветная. Вроде все правильно делаю, а не получается.

— Через переменную Вейнера пробовала?

— Через какую переменную? — переспросила гриффиндорка.

— Вейнера, — повторил Джордж, а потом досадливо продолжил. — Ах да, вы ж ещё не проходили, это в начале шестого курса дают... Напомни мне вечером в гостиной, я тебе конспект дам. Объяснять на пальцах не хочется, а там все подробно записано — ты быстро разберешься. Да и Флитвика удивишь своими познаниями, — хитро прищурился он.

— Ага. Обязательно напомню, — загорелась девушка, уже предвкушая получение новых интересных знаний.

— Ты неисправима, Кудрявая. Всезнайкой была — всезнайкой останешься.

— Да ну тебя, — легко толкнув друга локтем в бок, усмехнулась гриффиндорка.

— Что-то скучно мне, — пожаловался Джордж. — Фред вот Анжи на свидание повел. В Запретный лес.

— Прекрасное место для свиданий, очень романтичное! — прыснула девушка.

— Вот ты сейчас не права, и твоя ирония неуместна. Ты просто не представляешь, сколько уединенных и очень красивых мест есть в Лесу.

— Джордж, но ведь там небезопасно!

— Гермиона, — нравоучительно начал тот, — нет на земле места стопроцентно безопасного. А в Запретном лесу, хоть и водятся достаточно опасные существа, ни один школьник пока не пропал. За всю историю Хогвартса. Или ты и правда думаешь, что все-все ученики, за тысячелетие существования школы, были такими же уважающими правила, как ты?

— Нет, но...

— А без «но», Герм. Просто поверь мне. А если захочешь, я тебе даже покажу как-нибудь поляну светляков.

— Сейчас покажешь? — азартно спросила девушка.

— Гриффиндоризм взыграл? — хохотнул друг и тут же хитро попенял. — Ты же отказалась со мной встречаться.

— А что, это обязательное условие? — спросила в ответ Гермиона. — И потом, я не отказывала, просто это изначально провальная затея.

— Ну, как знаешь, как знаешь. Наше дело предложить, — веселился Джордж.

— Не начинай.

— Молчу-молчу. Нем почти, как рыба и наши с Фредом тапочки, — хихикнул он. — Ладно, пойдем. До отбоя ещё часа полтора — должны успеть.

И молодой человек, взяв Гермиону за руку, быстро зашагал в направлении Запретного леса. Спустя полчаса, жестом заправского фокусника раздвинув кусты, он вывел девушку на поляну, сверкающую тысячей золотистых огоньков, создаваемых маленькими и непримечательными поодиночке жуками.

Наверное, это было одно из красивейших мест, которые когда-либо видела девушка. Впоследствии ей часто снилась эта поляна. И каждый раз во сне рядом стоял, расслабленно опершись о старый ствол вековой сосны, мечтательно улыбающийся Джордж.

Архив располагался в Отделе Тайн, спускаясь туда, Гермиона боялась появления не самых светлых воспоминаний, но их не последовало. После капитального разгрома, коридоры претерпели не малые изменения и теперь в них тяжело было узнать те, которыми пробиралась когда-то небольшая группа испуганных, но решительных подростков.

— А, мисс Грейнджер. Добрый день, — поприветствовал гриффиндорку седовласый старец — хранитель Архива мистер Добсон.

— Здравствуйте, — вежливо ответила девушка, почти не глядя на учтивого старичка, больше увлеченная видом огромных стеллажей, заставленных книгами.

— К сожалению, я не могу Вам помочь, слишком много работы, но я выделю Вам своего помощника, он очень толковый парень. Флинт, иди сюда, — окликнул мистер Добсон помощника, а у Гермионы ёкнуло сердце от не самого приятного предчувствия.

Девушка, замирая, слушала приближающиеся шаги, до последнего надеясь, что это просто совпадение, ну мало ли в магическом мире людей с такой фамилией. Её надеждам не суждено было сбыться. Из-за огромного стеллажа вышел именно Маркус Флинт, хорошо известный Гермионе по Школе.

Темноволосый парень, мельком скользнув по визитерше взглядом, исподлобья уставился на начальника, ожидая распоряжений.

— О, Маркус, — удивился Хранитель, словно не сам только что позвал его. — Мисс Грейнджер интересуется библиотекой Яксли. Помоги ей, пожалуйста, сама она точно не справится.

Молодой человек удивленно приподнял бровь и внимательно осмотрел гриффиндорку.

— Нафига она тебе? — не интеллигентно буркнул парень.

— Ну, это нас не касается, Маркус, — попытался охолодить подчиненного мистер Добсон.

— И все же, — упрямился Флинт.

— Вот по дороге она тебе всё и расскажет, — твердо произнес старик, оставляя за собой последнее слово и непрозрачно намекая помощнику, чтобы тот поторопился.

Флинт пожал плечами и подал девушке знак следовать за собой.

— Так на кой дементор тебе сдалась эта библиотека, Грейнджер, — хмуро повторил вопрос слизеринец, размеренно шествуя перед ней.

Гермиона задумалась, сомневаясь, стоит ли признаваться заклятому школьному врагу близнецов о причине, заставившей её посетить Архив.

— Будешь играть в молчанку — уйдешь ни с чем, — недружелюбно предупредил парень, пояснив чуть позже. — Книги тебе все равно не откроются. Ты маглорожденная. Без меня тебе всё равно не обойтись.

Гриффиндорка споткнулась, словно налетев на стену. Странно, эта мысль её не посетила, хоть и должна была. Уж если в Хогвартской библиотеке были фолианты, которые очень неохотно открывали ей свои секреты, то что уж было говорить о книгах чистокровного магического семейства. Девушка тяжело вздохнула и ответила:

— Мне нужна информация об одном проклятии. Это своего рода пыточное, только оно несколько отличается от привычного Круциатуса. В отличие от него, пострадавший постоянно испытывает боль различного рода, а раз в пять-шесть дней, она резко усиливается на краткий промежуток времени, а потом стихает, до терпимой.

— О, как даже... — глубокомысленно изрек Флинт, подведя девушку к тяжелому дубовому столу и присев на стоящую рядом лавку. — Зачем тебе оно? Ты всё равно его наложить не сможешь...

Гермиона поморщилась на предположение слизеринца.

— Мне нужно его снять, — поджав губы, оповестила она парня.

— Глупости говоришь. Попробуй ещё раз.

— Но я сказала правду! — возмутилась гриффиндорка.

— Послушай, Грейнджер. Ты либо издеваешься, либо действительно путаешь. Я слышал про это проклятие, поверь мне, тебе не с кого снимать его. Просто потому, что единственный человек, который мог так наградить кого-нибудь, слава Мерлину, помер при нападении на Хогвартс.

Девушка хмыкнула:

— Флинт, я даю тебе голову на отсечение, что не ошиблась. К тому же, у меня есть заключение колдомедиков Мунго.

— Н-да? И кому же прилетело такое счастье?

Гермиона замялась под вопрошающим неприветливым взглядом карих глаз.

— Джорджу.

— Постой, но Уизли же жив. Был... — искренне удивился молодой человек.

— Естественно жив, Флинт. Стала бы я проходить все тридцать кругов бюрократического ада, пытаясь попасть сюда, если бы это было не так.

— Этого не может быть, Грейнджер. — озадачено проговорил слизеринец. — Я, правда, не очень хорошо знаю это заклинание. Но мне известны его симптомы и то, что человеческий организм способен выдержать подряд не больше десяти приступов.

— Откуда такие познания? — съязвила девушка.

— У меня бабушка по матери — Яксли, если ты не знала. Так что мы не только состоим в довольно близком родстве, но, в сложившихся обстоятельствах, я являюсь единственным наследником вот этого пыльного добра, — Флинт обвел рукой громоздкие стеллажи.

Гермиона, словно не до конца понимая слова слизеринца, молча глядела на парня.

— И нечего глазками хлопать. Флинты вообще родственны почти всем более-менее известным чистокровным семействам Соединенного Королевства, меня поэтому сюда и пристроили.

— Как ты вообще здесь оказался? — позволила себе полюбопытствовать девушка, не надеясь впрочем, что Флинт ответит.

Но молодой человек, передернув плечами, хмуро просветил:

— Травму получил, почти в самом начале сезона. Хорошо ещё, что на матче — выплатили неслабую страховку и назначили солидную пенсию. Теперь на метлу хорошо если только через пару лет сяду, да и то о карьере можно забыть. Максимум что светит — это пост тренера в элитном квиддичном клубе. Спасибо Вуду, собственно он меня сюда и спротежировал, к деду своему.

— Оливеру?

— Ты знаешь ещё какого-то Вуда? — передразнил слизеринец.

— Но вы же...

— Грейнджер, ты как маленькая, честное слово. Школа закончилось, а вместе с ней и обиды. Мы не то чтобы сдружились с Вудом, но у нас вполне себе приятельские отношения — чай в одной команде играли. Делить-то нечего стало, — хмыкнул Флинт. — Возвращаясь к нашим гиппогрифам, что там с Уизли?

Девушка коротко рассказала слизеринцу о беде друга, молодой человек озадаченно слушал, не перебивая, а когда Гермиона закончила, некоторое время молчал.

— Был один случай, когда проклятый смог отсрочить печальный конец, качественно подсев на выпивку. Тогда стало известно, что алкоголь обладает эффектом на время снимать действие проклятья. Только тот персонаж все равно помер — по пьяни рухнул с лестницы собственного особняка и благополучно убился. Уизли тоже пьет?

Гриффиндорка кивнула.

— Гадко... Но хотя бы объясняет тот факт, что он все ещё жив, — слизеринец чуть помолчал, отрешенно потирая колено. — Ладно, Грейнджер, я озадачился, можешь смело валить — помощи от тебя никакой, только под ногами крутиться будешь. Я сам посмотрю, что нарою — сообщу.

Но девушка не двинулась с места, вызвав удивление брюнета.

— Я не ясно выразился? — спросил он, — А, понял. Мисс Всезнайка мне не доверяет. Как же медленно вы, гриффиндорцы, взрослеете, — устало пробормотал парень. — Грейнджер, я действительно собираюсь помочь Уизли, просто потому, что не испытываю к нему совершенно никаких негативных чувств. Напротив, он и его братец — это самые яркие и, надо признать, светлые воспоминания о школе. И тебе, возможно, это будет удивительным, но я от чистого сердца сочувствую Джорджу в его потере. От меня не убудет, если я помогу, раз это в моих силах. Зря ты считаешь, что выходцам змеиного факультета чуждо своего рода благородство, между прочим Снейп был нашим деканом. Ты можешь мне не верить, но у тебя так и так нет выбора, я же говорю, что тебе не откроются книги. Поверь, намного важнее твоё присутствие рядом с Уизли, там, по крайней мере, от тебя будет польза, — молодой человек вздохнул с тоской, глядя на ровные ряды книг.

— Всё, Грейнджер, вали. Только адрес, куда сову слать, оставь и проваливай. Не тяни время, его и так нет.

И Гермиона, удивляясь сама себе, неожиданно поверила хмурому парню, от которого в Школе привыкла не ждать ничего хорошего. Но слова его, о взрослении, были убедительны. Девушка и сама считала это глупостью строить отношения с людьми, опираясь на неприятные школьные воспоминания.

— Хорошо, Флинт. Сову можешь слать в магазин близнецов, я живу там, — слизеринец коротко кивнул. — Сколько тебе потребуется времени?

— Понятия не имею, — искренне выдохнул тот. — Неделя точно. И это только на то, чтобы собрать первичные сведенья и набросать алгоритм последующих работ. Скоро только сказка говорится.

Грейнджер удрученно покивала головой, соглашаясь с его правотой, и под нетерпеливым взглядом оставила парня наедине с библиотекой родственника.

* * *

— Я смотрю, Флинт, ты себя совсем не жалеешь!

Саркастичный голос заставил Маркуса болезненно сморщиться и досадливо буркнуть:

— Счастлив слышать, Вуд.

Оливер отодвинул стул и легко уселся за стойку, кивнув бармену и заказав то же пойло, что и Флинт.

— А если, кроме шуток, Марк, ты совсем сдурел? Хочешь забыть о квиддиче на веки вечные? Какого хрена ты плюёшь на предписания колдомедиков?

Флинт недовольно кривится:

— Мамочка, прости, впредь я буду куда более осторожным, — кривляется он, но продолжает уже серьезно и горько, — вот только, Олли, если мне не изменяет память, по словам всё тех же колдомедиков, а так же по неутешительной статистике, на моей карьере, благодаря недоумку Патюссону, стоит большой и толстый крест. Ты не хуже меня знаешь, после таких травм в спорт не возвращаются...

— Брось. Вспомни Сыдыгайло...

— Свыдрыгайло, Олли, — ухмыляется в кружку Флинт.

— Да соплохвост их разберет, этих русских...

— Он украинец, вообще-то, — ещё шире скалится слизеринец.

— А, одна сатана. Да и шут с ними, я не о национальности сейчас, — отмахивается Вуд. — У Свыдрыгайло была аналогичная твоей травма, и он не только вернулся в сборную, но и вошел в историю квиддича, как один из лучших охотников мира...

— Ага. Ты ещё Вронского вспомни...

— И вспомню! — охотно откликнулся гриффиндорец. — У Вронского тоже была серьезная травма, и она не помешала ему принести своей команде кубок мира восемь раз подряд.

— Послушай, то, что произошло с ними — это скорее чудо. Таких случаев, сам знаешь, ничтожно мало. И даже если так, едва ли я могу сравниться со Свыдрыгайло. Они с Вронским — гении квиддича, мне до них, как до Гималаев...

— Вот если так себя настраивать — точно ничего не выйдет, — укоряющее произносит Оливер.

— Вуд, если ты пришел говорить о квиддиче, можешь проваливать, — угрюмо бурчит Маркус, — не трави душу...

— О’кей, Марк, как скажешь, — покладисто соглашается парень, — я действительно искал тебя по иному поводу.

— М-м-м?

— К тебе приходила Гермиона Грейнджер, после чего ты закопался в библиотеке Яксли, к которой до этого даже подходить брезговал. Что случилось?

— Дед накляузничал? — ухмыльнулся Флинт.

— Какая бешеная проницательность, Марк! Я в восхищении!

— Не ёрничай...

— А ты не задавай идиотских вопросов! Так что случилось?

Маркус залпом допивает пойло и, сделав бармену жест повторить, отвечает:

— Задница случилась, Олли.

— Исчерпывающе, — хвалит Вуд, — но ты не мог бы чуть поднапрячься и пояснить, для людей, не владеющих даром ясновидения?

— Мой покойный родственничек перед смертью наградил твоего бывшего загонщика, Джорджа Уизли, одним из наимерзейших проклятий рода Яксли...

— И? — настороженно интересуется моментально нахмурившийся Вуд.

— И... И хана Уизли! Такое ощущение, что близнецы чем-то приглянулись Смерти, и ей стало мало одного, решила заграбастать и второго тоже...

— Всё так серьезно?

— Серьезней не куда, Олли. Я вообще не слышал, чтобы это проклятье хоть с кого-нибудь удалось снять...

— Но?

— Что «но»?

— Ты же перелопачиваешь библиотеку Яксли, значит, на что-то надеешься...

— Да нет, Олли. Ни на что я не надеюсь... Просто я хочу быть уверен в том, что Уизли нельзя помочь... Чтобы успокоиться. Мне почему-то очень хочется ему помочь...

— Вы же всю школу цапались.

— Я со всеми грифами цапался, Вуд. С тобой, между прочим, тоже, если ты забыл. Однако это совершенно не мешает нам приятельствовать, — ехидничает Маркус.

— И то верно...

Молодые люди некоторое время молчат, прихлебывая из кружек алкоголь, а потом Вуд предлагает:

— Давай я тебе помогу, у меня есть допуск в Архив...

Флинт пристально смотрит в глаза гриффиндорца, словно что-то решая про себя, а потом задумчиво произносит:

— А это не такая уж плохая идея, мне очень не помешает помощь, от Грейнджер в этом вопросе толку — ноль... Если работать вдвоем, шанс на то, что мы найдем решение увеличивается в разы.

* * *

— Грейнджер, вот скажи, у тебя совесть есть? — Рональд стоял в дверях кабинета, и устало привалившись к косяку, хмуро разглядывал подругу.

— О чем ты? — не отрываясь от рабочего журнала, спросила Гермиона, больше на автомате, чем действительно интересуясь. В тот момент ей гораздо любопытнее были записи близнецов о комплексе чар для создания удлинителей ушей, чем вопросы бывшего парня.

— Я о том, что вот уже три недели терпеливо жду, когда ты соблаговолишь выполнить свое обещание и объяснить, в конце концов, что происходит с Джорджем, если это не простой алкоголизм. Вот веришь, мне иногда кажется, что таким образом ты пыталась от мне отмахнуться, как от назойливого москита, а это обидно, знаешь ли...

— Рон, — девушка все же подняла на друга взгляд, — прости, но, может, всё же не сейчас? Мне, правда, некогда. У меня ещё и половина твоего заказа не готова...

— Подождет, — хмуро отрезает парень.

Гермиона какое-то время просто смотрит на друга, а потом тяжело вздыхает и поднимается:

— Отлично, — гриффиндорка кидает беглый взгляд на настенные часы, обнаруживая, что рабочий день «Вредилок» закончился с полчаса назад.

— Отлично, — повторяет она, — тогда пойдем в «Кабачок Уилкинса», мы давно там не были...

— Как скажешь.

— Я только Джорджа предупрежу.

Гермиона вышла из кабинета и поднялась в жилые помещения, отыскав Джорджа на кухне за мерным потягиванием чая.

— Мы с Роном прогуляемся немного, — сообщила она, — ты не против?

Джордж удивленно посмотрел на девушку:

— А должен?

— Джордж, — недовольно передергивает плечом Грейнджер, — я просто предупреждаю с тем, чтобы, если я вдруг понадоблюсь, ты не искал меня по дому.

Вообще-то такого ещё не случалось. Джордж ни разу не навязал своё общество подруге, он и обращался-то к ней редко и только в случае крайней необходимости, хоть и не избегал, не отказывал, если что-то нужно было самой Гермионе. Большую часть времени парень проводил в своей комнате, как и прежде, прерывая своё затворничество только на те недолгие часы, во время которых помогал девушке разобрать их с Фредом лабораторные записи.

— Ну, раз так... Ты меня предупредила. Я тебя понял. Можешь идти, — немного суховато ответил Джордж.

Гермиона лишь покачала головой, глядя на ссутуленные плечи друга, и развернулась к лестнице, непонятно зачем обронив:

— Я недолго, Джордж. Час максимум...

— Да не бойся ты, Кудрявая, — уже мягче проговорил молодой человек, вроде даже ухмыляясь, — все будет нормально...

— Дай Мерлин...

— Иди уже.

— Гермиона, ты там провалилась? — раздался снизу голос Рона.

И девушка споро застучала каблучками по лестнице.

А Джордж устало спрятал лицо в ладони и тяжело вздохнул.

«Кабачок Уилкинса» представлял собой вполне уютное небольшое питейное заведение, выполненное в стиле старой корчмы. Чем-то оно смахивало на хогсмитскую «Кабанью голову», только было в разы опрятнее и чище. Гермионе очень нравилось здесь. В помещении приятно пахло сушеными травами, пучки которых были во множестве развешаны по стенам и потолочным балкам. В «Кабачке» была недурная кухня и хорошего качества напитки по вполне приемлемым ценам. А ещё там почти всегда было очень тихо... То есть нет, народу было много, на недостаток посетителей хозяин не жаловался, но при этом ему удалось очень грамотно расположить в столики так, чтобы посетители не мешали друг другу, чему не мало способствовали умело примененные заклинания уюта и приглушения звуков.

Друзья расположились за угловым столиком у окна и дождались официанта, заказав по кружке сливочного пива и сахарных кальмаров. Сделав большой глоток напитка и отставив кружку чуть в сторону, Рон заговорил:

— Ну, так что, Гермиона?

Девушка нервно откинула с лица отросшую челку и исподлобья глянула на друга:

— Мерлин, Рон, как все непросто, — выдохнула она. — Понимаешь... Джордж не алкоголик, мы все ошибались....

— То есть мне привиделся последний год, на протяжении которого я систематически прикрывал его задницу перед родителями, братьями и министерством до кучи, да? — с горьким сарказмом произносит рыжий.

— Да нет, Рон. Естественно тебе не привиделось, — качает головой Грейнджер, — просто проблема куда как глубже и серьезнее, чем мы думали. И я, честно признаться, даже не знаю, как помочь Джорджу.

— Выкладывай, — хмуро бурчит парень, пристально глядя на подругу.

— Год назад, во время битвы за Хогвартс, Джордж убил Яксли.

— Я это прекрасно знаю, Гермиона...

— Не перебивай, Рон, ты же знаешь, я этого не люблю! — сердится девушка. — Так вот. Джордж убил Яксли, но перед смертью последний успел наслать на твоего брата проклятье.

— Какое?

— Мягкое и пушистое, Рон!

— Не ёрничай, — просит друг.

— Прости, я просто нервничаю, а тут еще ты с идиотскими вопросами, — вздыхает Грейнджер.

— Естественно, проклятье черномагическое, и не самое приятное. Колдомедики Мунго сочли, что это родовое проклятие семейства Яксли, вот только доказать не смогли, а, следовательно, не получили доступ в Архив.

— А ты? — спросил Рон, прекрасно знающий о том, что последние недели Гермиона часто посещала Министерство.

— А мне здорово помог Кингсли, — признается девушка, — вот только книги мне не открылись, Рон... Да меня к ним и не подпустили, если честно...

— И что теперь?

— А теперь, я жду, Рон. В архиве работает Маркус Флинт, он неплохо знает библиотеку Яксли и его родовые заклятия. И обещал помочь, вот я теперь жду известий от него.

— И ты всерьез считаешь, что этот слизеринский упырь станет тебе помогать? Станет помогать Джорджу? — повышает голос парень.

— Успокойся, Рональд, — осаживает друга Гермиона. — Да, я на полном серьезе думаю, что Флинт поможет. Возможно, это и глупо, но я ему по какой-то нелепой причине верю, понимаешь? К тому же, я так поняла, что он дружит с Вудом, и это именно Оливер пристроил его к своему деду в Архив, когда Маркус получил травму на матче...

— Я тебя не совсем понимаю...

— Все просто, Рон. Люди взрослеют, становятся мудрее и переоценивают приоритеты — это нормально. Вспомни нас с тобой, мы тоже несколько лет назад были совсем другие, и будь у нас с тобой возможность повернуть все вспять, я думаю, мы многое захотели бы изменить и поступить иначе, согласись? — рыжий нехотя кивает головой, соглашаясь с подругой.

— Флинт изменился, Рон. Это совсем не тот парень, которого я знала в школе. И, если честно, мне он таким очень даже нравится, хотя в чем-то он остался всё тем же невыносимым слизеринцем... Очень многое в его словах мне показалось разумным, и я действительно верю в его желание помочь Джорджу, хотя бы потому, что особого выбора у меня нет, кроме него мне едва ли кто-нибудь поможет...

— То есть он сейчас...

— То есть он сейчас пересматривает библиотеку Яксли в поисках того, что может помочь твоему брату, а я просто жду вестей...

— Ты так и не сказала, что с Джорджем, — напомнил Рон.

— Это что-то сродни Круциатусу, Рон. Раз в пять-восемь дней у Джорджа случается припадок, как у эпилептиков. Его скручивает судорогой и он испытывает на себе все прелести пыточного... Каждый приступ сильнее предыдущего. И после каждого приступа боль не исчезает совсем, просто становится терпимой, усиливаясь от раза к разу. Когда сил терпеть не остается, Джордж начинает пить... Алкоголь на время снимает действие проклятия. Вот только он теряет контроль над собой и мне кажется, что это тоже следствие примененного к нему заклинания Яксли... Понимаешь, в тот раз, ну, когда ты его отшвырнул от меня, он не соображал, что делает... Джордж говорит, что он себя не осознает в состоянии опьянения, но при этом всё помнит потом. Представляешь, каково ему? — негромко спрашивает Гермиона.

— Даже думать об этом не хочу, — бурчит Рон.

— Джорджу сначала помогали Анджелина и Ли, они первыми обо всем узнали. Но, я так поняла, что, в конце концов, Джордж что-то сделал с Анджи, и у Джордана кончилось терпение. Тогда они ушли. Сдались...

Рон молчал некоторое время, а потом спросил хмуро:

— Но почему они ничего не сказали? Не стали искать способ снять это проклятие?

— Я не знаю, Рон. Правда, не знаю. Анджелине было слишком больно смотреть на Джорджа. Так говорит Ли, и я склонна ему верить, ведь она любила Фреда... А Джордан. Он просто слишком напуган...

— Друзья, твою мать, — зло ухмыляется рыжий.

— Брось, Рон. Кто знает, что они испытывают? — грустно возражает Гермиона. — Я видела Ли. Он очень переживает, просто он не видит способа помочь Джорджу, а смотреть, как он медленно и мучительно умирает, ему невозможно...

— И что теперь делать? — устало спрашивает друг.

— Не знаю, Рон. Я просто жду и надеюсь, что Флинту удастся найти хоть что-нибудь способное помочь твоему брату. А Джордж... Мне порой кажется, что он уже ничего не ждет, кроме следующего приступа. И это пугает...

* * *

— Что делаешь, Кудрявая?

— О, Фред, привет. Где ты Джорджа потерял? — на мгновение оторвалась от учебника Гермиона, чтобы взглянуть на друга, и вновь уставилась в книгу.

— А вот и нет, — хохотнул парень, — я — Джордж, Герм! Мне казалось, что ты нас различаешь... Фред с Анжи на свидании.

Гермиона удивленно уставилась на знакомое веснушчатое лицо, чуть нахмурилась, разглядывая друга. Смешно сморщила нос, глубоко вдыхая воздух. А потом облегченно выдохнула и откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди:

— Брось, Фред, вешай свою лапшу на уши кому-нибудь другому. Меня ты едва ли проведешь.

Парень задорно рассмеялся, поднимая руки:

— Все, сдаюсь! Но, Герм, как у тебя это получается? Даже Анджелина нет-нет, да и перепутает нас, а ты ни разу не ошиблась...

— Все очень просто, Фред — вы разные, неужели не понятно? — спросила девушка, вновь утыкаясь в книгу.

— Кудряшка, ты меня обижаешь! Знаешь, сколько времени мы с Джорджем тратим на то, чтобы быть максимально похожими?

— Знаю. Ну и что?

— А то, что мы одинаковые! Вот!

Для наглядности Фред даже по столу стукнул, чем заработал недовольный окрик мадам Пинс.

— Фред, просто поверь мне...

— Нет уж, ты объясни, — настаивал друг.

Гермиона вздохнула и закрыла учебник, сообразив, что так просто от Фреда не отделаться:

— Прежде всего, Фред, вы по-разному пахнете.

— То есть? У нас же одеколон одинаковый.

— Вас это не спасает, — хитро улыбается девушка, — просто поверь мне...

— Отлично, но кроме запаха...

— Кроме запаха, вы по-разному на многое реагируете, Фред, — не переставая улыбаться в растерянное лицо друга, продолжает Гермиона.

— Понимаешь, все остальные, включая ваших с Джорджем родственников, воспринимают вас не иначе, чем как единое целое. Для всех вы не отделимы друг от друга... Вот только для меня каждый из вас индивидуален... Я не зацикливаюсь на вашей схожести, находя в каждом то, что свойственно только ему и никому больше. Так, например, вы с Джорджем совершенно по-разному смеетесь. Да-да, и не надо так возмущенно на меня смотреть, Фред! А ещё у Джорджа другой изгиб правой брови, просто, кроме меня, этого больше никто, как видно, не замечает. Ну, может быть, Анжи тоже видит. Спроси у неё на досуге, я думаю, она со мной согласится.

— Ты меня огорчила сейчас, — наигранно печально выдает Фред.

— Ой, да было бы из-за чего расстраиваться. Подумаешь, я вас различаю... Но ведь я единственная такая, если Джонсон не считать. В чем проблема?

— Да, в общем-то, ни в чем, ты права... — соглашается Фред, — ты не ответила на мой вопрос.

— Ты мой тоже проигнорировал, — напомнила девушка.

— Я был первым, — уязвлено отвечает он.

— Хорошо, Фред. Я изучаю ЗОТИ самостоятельно. Амбридж ничему не учит нас.

— Это факт, с которым довольно трудно поспорить.

— Вот то-то и оно. Правда есть у меня одна идея, но, боюсь, она трудноосуществима.

— Озвучишь?

— Без проблем: нам нужен нормальный учитель, такой, как Люпин. Или как...

— Гарри? — продолжает за неё Фред.

— Да.

— Ну, так и предложи ему.

— Смысл? Гарри ни за что не согласится, — печально вздыхает Гермиона.

— Но ты же не пробовала.

— Фред, даже если Гарри будет согласен, где нам проводить эти занятия?

— Герм, ты иногда бываешь ну очень не дальновидна, — улыбается парень, — у нас же есть Выручай Комната — по-моему, идеальное место для тренировок, ведь там можно найти все, что необходимо...

— Замечательно. Это действительно неплохой вариант, но Гарри всё равно не согласится...

— Глупости. Гарри не меньше нашего недоволен системой обучения Жабридж. Не думаю, что он откажется. То есть он, естественно, поупрямится, но в итоге все равно возьмется, помяни мое слово.

— Мне бы твою уверенность, Фред.

— Ты ведь не узнаешь точно, пока не попробуешь...

— Ладно, в чем-то ты прав, но все же...

— Но всё же стоит сперва озвучить ему твою идею, хуже точно не станет, — хмыкает молодой человек.

— Ладно, нужно всё хорошенько обдумать, — негромко говорит Гермиона.

— Вот и думай, — парень хитро подмигнул подруге.

— Вот и думаю...

Девушка некоторое время молчала, разглядывая голые ветви деревьев Запретного Леса за окном. Фред тоже молчал, думая о чем-то своем, когда Гермиона вновь поддела голос:

— Ты так и не ответил, где разминулся с братом...

— А... Он в гостиной остался. У меня в библиотеке встреча с Анджи назначена, только она, как видишь, задерживается...

— Бедный-бедный Джордж, совсем ты его бросил, — укоряет друга гриффиндорка.

— Ну, так составь ему компанию, с тобой ему точно скучно не будет. Хочешь, я его позову?

— И не лень тебе будет возвращаться в Гриффиндорскую Башню?

— А зачем возвращаться? Смотри.

Молодой человек достает из кармана фальшивый галеон и, произнеся пару слов, касается его палочкой.

— И что это было? — интересуется Гермиона.

— Протеевы чары, — просто отвечает друг. — У Джорджа такая же монетка, сейчас она накалилась и он знает, что ему пришло сообщение от меня. Очень удобно.

— Не слышала о таких, — задумчиво говорит девушка.

— Ну, вот сейчас Джордж придет, и ты у него спросишь. Думаю, он не откажется с тобой поделиться знаниями об этом любопытном заклинании, — улыбается Фред.

— Уизли! Я тебя сейчас поколочу! — возле стола, за которым удобно устроились они с Гермионой, появляется злющая Джонсон. — Я тебя битых двадцать минут у входа прождала, а ты, оказывается, сидишь тут и в ус не дуешь!

— Анджи, — смущенно бурчит Фред, — мы же в самой библиотеке договаривались... Вроде...

— Фред! Мы договаривались возле библиотеки! У тебя склероз?

— Тпру, дорогая... Согласен, я виноват, но давай ты не будешь сердиться, а? Я исправлюсь — клянусь!

— Тьфу на тебя, — обижено отвечает Джонсон, разворачивается и уходит.

Фред, виновато попрощавшись с Гермионой, спешно поднимается и торопится за своей девушкой.

А минут через десять на стул против Грейнджер опускается Джордж и с лукавой улыбкой произносит:

— Ну, привет, что ли, Кудряшка!

— Не торопись, рано.

Руку Гермионы с зажатой в ней мерной ложечкой накрыла прохладная ладонь Джорджа.

— В ваших записях сказано на пятнадцатой секунде пятой минуты, — прошептала Грейнджер, стараясь унять невесть с чего возникшую дрожь.

— Это ориентировочно.

Девушка прыснула:

— Только у близнецов Уизли в таком строгом предмете, как зельеварение, мог появиться термин «ориентировочно».

— Вовсе нет. В деле зельевара не малую роль играет интуиция. Далеко не все можно просчитать и неотступное следование канону часто мешает открыть что-то новое. — спокойно ответил парень. — Смотри.

Зелье стало менять цвет с синеватого на ярко-оранжевый, при чем поднимающийся над котлом пар был отчего-то ядовито-зеленый.

— Вот теперь пора.

Гермиона послушно опрокинула в зелье ложку сушеных лапок бражника и развернулась к другу.

— А почему нельзя было просто написать: «при изменении цвета и выделении зеленого пара»? — немного раздраженно спросила она.

— Это слишком просто, — без улыбки ответил молодой человек.

— Вы с Фредом — параноики, Джордж.

— Не без этого. Но не могли же мы состоять из одних только достоинств.

— Самокритично, — фыркнула девушка.

— Как есть.

Джордж пожал плечами и отошел от лабораторного стола в сторону мастерской.

— Минут через десять можно будет убрать варево с огня и приступить к заполнению батончиков.

— А зелье не должно сначала остыть? — неуверенно спросила гриффиндорка.

— Весь фокус в том, что зелье должно быть максимально горячим.

— Но тогда батончики растают.

— Нет, сама увидишь.

Молодой человек опустился на стул и откинулся на его спинку. Гермиона печально наблюдала, как он медленно сжимает и разжимает пальцы рук, стараясь, видимо, унять болезненную дрожь.

— Не думала, что ты спустишься, — негромко произнесла Гермиона.

— Я тоже.

Девушка уже думала, что этим все и ограничится, но друг продолжил:

— Просто, кажется, когда ты рядом, мне становится легче.

В очередной раз Гермиона почувствовала, как что-то болезненно сжалось внутри от этих простых слов. Что-то, чему она никак не могла дать определение. Что-то, что заставляло смаргивать непрошеные и ненужные слезы.

— Так почему нужно заполнять батончики именно горячим зельем? — поспешила спросить Грейнджер, чтобы не начать задавать вопросы о его самочувствии, боясь спугнуть ощущение спокойствия. Сейчас так просто было представить, что ничего страшного не происходит, и её друг вовсе не болен, а просто утомлен.

— Тогда зелье равномерно распределяется по шоколадке. Она не успевает расплавиться. Всё происходит очень быстро. Холодное зелье просто заполняет пустоты в начинке, а нас с Фредом это не устраивало.

— Понятно. Поможешь?

— Смеешься, Кудрявая? — удивился парень. — Какой из меня помощник с трясущимися-то руками.

— Ну, ведь можно попробовать.

— Я пойду лучше, — хмуро проговорил Джордж, медленно поднимаясь со стула.

— Нет! — передумала Гермиона. — Не уходи только. Ты мне тогда просто подскажешь, что и как делать. А то вдруг я напутаю...

— Это всё, конечно, за милю разит фальшью, но так и быть, я проконтролирую твои действия.

И девушке на какое-то мгновение показалось, что Джордж не очень-то хотел уходить, просто помочь действием он и правда не мог. Гермиона замечательно понимала это.

Процесс наполнения батончиков зельем занял неожиданно много времени. И если сначала, девушка испытывала своего рода неловкость от того, что Джордж стоял за правым плечом, то постепенно на её смену пришла почти позабытая легкость. Как когда-то в Хогвартсе в Выручай-комнате, Джордж так же спокойно комментировал её действия, помогая справится с очередной незначительной трудностью.

Так всегда бывало. Гермиона больше всего расстраивалась именно из-за незначительных трудностей, когда от неё ускользал какой-нибудь пустяк, и результат получался довольно далеким от задуманного. Это противоречило её мнению о себе, как о лучшей студентке курса. Это расстраивало и выбивало из колеи. И тогда на помощь приходили близнецы, почти насильно заставляя девушку снова решать неполучающуюся задачу, но уже при их непосредственно участии. Это вовсе не значило, что без братьев Уизли, Гермиона не справлялась, просто им каким-то чудесным образом удавалось мобилизовать её способности одним своим присутствием рядом.

Возле неё эти извечные возмутители спокойствия становились совершенно другими. Куда-то исчезал шалый блеск в глазах, как правило, не предвещающий ничего хорошего для окружающих. На смену, порой откровенно идиотским шуткам приходил спокойный юмор. Их обычная смешливость трансформировалась в иронию, а то и самоиронию. Гермионе ещё не встречались люди, которые могли бы так смеяться над собой, как делали это близнецы. В день, когда Джорджу отрезало ухо, наверное, кроме Фреда, его шутку об улитках без раковины, поняла только она. Грейнджер невесело ухмыльнулась, вспомнив непонимающий взгляд Рональда, когда она против воли хихикнула над словами Джорджа.

— Я все хотела спросить... — заговорила девушка, покончив с последним батончиком.

— Спрашивай, — с легким намеком на улыбку, разрешил парень.

— Как вы умудрились вернуть тебе ухо?

— О! Я ждал этого вопроса, — абсолютно искренне ответил тот.

Джордж, казалось, даже забыл на время о непрекращающейся боли, его движения стали более плавными и широкими, на лицо вернулась ироничная улыбка.

— Мы с Фредом очень переживали свою вынужденную непохожесть, — посетовал он. — Одно время Фред даже хотел ухо себе отрезать.

— Да брось, — с улыбкой отмахнулась девушка от нелепой идеи.

— На полном серьезе, Кудрявая! — клятвенно заверил друг. — В общем, от уродования себя брата я отговорил. Но вот поиски способа вернуть нам похожесть иным, менее радикальным способом, мы не оставили. А потом на свадьбе Билла Гарри обмолвился о том, что Снейп спас Малфоя, после применения Поттером режущего. И мы решили, раз Снейп смог зарастить рваные раны на теле Хорька, причиненные Страшной-Престрашной-Черной-Магией, то, что нам какое-то ухо. Полгода опытов на мышах и, вуаля, вот оно — новое, розовое, ничем не отличающееся от старого.

— Ты так рассказываешь, словно это было просто.

— Ну, если хочешь, я могу поведать тебе о мучениях несчастных мышек, погибших во имя моей красоты, но не думаю, что тебе это действительно интересно.

— Да уж, — фыркнула гриффиндорка. — Не стоит.

— Чаю хочется, — невпопад произнес Джордж.

— Ты поднимайся, ставь чайник. Я тут только приберусь и приду.

Когда Гермиона вошла в кухню, на столе уже стояли две кружки чая, а между ними лежал конверт самого что ни на есть официального вида.

— Тебе, — коротко произнес Джордж, прихлебывая обжигающий напиток. — Из Министерства.

— Да? — хмыкнула Гермиона, поднимая со столешницы письмо и распечатывая его. Пробежав взглядом несколько ровных строчек, девушка нахмурилась:

«Я кое-что придумал по нашему вопросу.

Надо встретиться.

Предлагаю завтра, часов в пять вечера, в заведении старика Аберфорта.

7 комната».

Подписи письмо не имело, да и не нужна она была, гриффиндорка и без неё догадалась, кто отправитель.

Наскоро черкнув положительный ответ и отправив его совой, Гермиона устроилась за столом напротив Джорджа.

А ночью у друга случился шестой приступ. Он имел существенные отличия от предыдущих, был более продолжительным. Да и в себя Джордж приходил дольше обычного. И гриффиндорка чувствовала, ему было больнее, чем всегда, словно заклинание наказывала молодого человека за несколько дней более-менее спокойного существования.

Сидя на разворошенной постели друга, глядя на его впавшие щеки и лихорадочно блестевшие глаза, утирая с его лба выступившую испарину, Гермиона отчетливо поняла, что силы Джорджа на исходе. И каждый следующий приступ может оказаться последним.

А это означало, что времени совсем нет.

* * *

— Какое-то у вас нездоровое шевеление происходит, — произнесла девушка, заходя в заброшенный кабинет, который приспособили близнецы под свои нужды, после того, как Амбридж со своими прихлебателями рассекретила Выручай-комнату.

— Мы готовим диверсию! — весело сообщил торопливо пакующий в свой безразмерный рюкзак какие-то склянки Джордж.

— Диверсию?

— Ага! Покажем этой розовой жабе, где зимуют водяные черти.

— Что вы задумали? — встревожилась гриффиндорка, уже предчувствуя, что друзья не дадут ей серьезного ответа, ограничившись отшучиваниями.

— Тебе понравится, обещаем!

— Это будет грандиозно!

— Наша самая громкая шутка за всё время учебы! — мечтательно выдохнули близнецы хором.

Девушка нахмурилась и осторожно присела на скособоченную лавочку.

— Но ведь это значит, что если вас поймают, а вас поймают, по лицам вашим вижу, что вы чуть ли не автографы на своих пакостях оставить намерены, то вас исключат!

— А! Переживем! — легкомысленно отмахнулись братья.

— Но вас же исключат! — повторила Гермиона, отчего-то очень боявшаяся того, что близнецов отчислят из школы и она больше не увидит их в Хогвартсе.

Фред тяжело вздохнул и, отставив в сторону несколько предметов, непонятного для гриффиндорки назначения, присел на краешек стола. Его брат опустился на корточки перед подругой, предварительно отпихнув ногой парочку навозных бомб.

— Ты расстроилась что ли, Кудряшка?— немного удивленно спросил Джорж, глядя на подругу снизу вверх.

— Глупости, Герм, нашла из-за чего переживать, — негромко проговорил Фред, покачивая ногой на весу. — Ты пойми, мы на эту жабу без тошноты уже смотреть не можем.

— На неё никто спокойно смотреть не может, — буркнула девушка, с изумлением обнаружив, что готова заплакать. — А от вашей выходки легче не станет.

— Это поднимет моральный дух!

— Чем? Тем, что вас больше не будет в Хогвартсе? — не удержавшись от всхлипа, спросила девушка.

— Эй, да ты чего? — переполошились братья. — Ты серьезно, что ли?

— Глупости какие, эй! Кудряшка! — Джордж привычно дернул подругу за выбившуюся из хвоста вьющуюся прядь. — Мы все равно последний год учимся.

— Да, но впереди целый месяц!

— Послушай, Герм, — серьезно заговорил Фред. — Этот месяц мало что изменит. Есть ещё одна причина, по которой мы с Джорджем покидаем Хогвартс — у нас там дело сорваться может, нужно наше присутствие. Просто хочется праздник устроить. Уходить, так с музыкой и фан-фарами.

— А ТРИТОНы? — не прекращала попыток образумить друзей Гермиона.

— Они нам ни к чему, Кудрявая, — ответил Джордж. — В нашем деле они не пригодятся, дальше учиться мы не планируем. А для работы в сфере торговли вполне хватит СОВов, лишь бы жилка деловая была, а у нас она, согласись, очень даже есть.

— Просто это грустно очень. Хогвартс без вас станет совсем другим...

— Ты ещё скажи — осиротеет, — иронично хмыкнул Фред.

— Кудрявая, мы же тебя не бросаем, — вдруг очень серьезно произнес Джордж. — Ты же знаешь, что тебе достаточно просто нас позвать.

— Да, но...

— Не расстраивайся попусту, хогсмитские выходные ещё никто не отменял, и отменят едва ли. Поэтому, если соскучишься — шли сову, и будет тебе незабываемая суббота, — пообещал Фред. — Я здесь, между прочим, девушку оставляю.

Гермиона нехотя улыбнулась.

— Ладно, — грустно сказала она, — всё равно вы не передумаете, а я вас только отвлекаю сейчас. Я пойду. Не пуха вам...

— К черту, — тихо и искренне ответили братья.

На следующий день близнецы сорвали экзамены, и весь Хогвартс радостно улюлюкал и хохотал над проделками сумасшедших Уизли. А Гермиона плакала, запершись в комнате, и сама с трудом понимала причину своих слез...

Флинт вошел в комнату следом за Гермионой и, предварительно наложив заклинание от подслушивания, протянул девушке исписанный аккуратным почерком пергамент.

— На, смотри.

Гриффиндорка быстро пробежала взглядом по ровным строчкам и недоуменно уставилась на молодого человека:

— Но это же...

— Ага, Грейнджер. Чернее не придумаешь. Я старался, — саркастично ответил Флинт и уже серьезно продолжил, — но другого способа нет, я всё несколько раз перепроверил.

Девушка обреченно уселась в жесткое кресло, ещё раз тоскливо перечитывая выкладки слизеринца.

— Министерство не даст нам разрешение, — тихо сказала она, — разве что обратиться напрямую к Кингсли.

— Отказал.

Гермиона вопросительно посмотрела на брюнета.

— Я уже был у него. Битых сорок минут распинался, пытаясь убедить нашего министра в необходимости обряда — бесполезно.

— Но, может, нам с Роном стоит попробовать?

— Это ничего не даст. К тому же, Шеклболт сам кое-что подсказал мне. Правда, пришлось перерыть массу пыльных фолиантов, но решение я нашел.

— Какое? — скорее потому, что должна была, нежели интересуясь на самом деле, спросила Гермиона.

— В Запретном Лесу, вот где-то здесь, — Флинт ткнул пальцем в вынутую из нагрудного кармана карту хогвартских земель, — надо уточнить у вашего полугиганта, он должен знать вернее, есть очень интересное место, Грейнджер. Там можно совершить практически любое колдовство и не быть засеченным министерством — вокруг такие природные завихрения магии, что даже сильнейший черномагический ритуал останется незамеченным.

— Но тогда почему этим не воспользовался Волдеморт?

— А с чего ты взяла, что он не пытался? — спросил Флинт. — Все просто, Грейнджер. Это территория Школы, и без ведома директора на неё пробраться крайне сложно. От Шеклболта мы не дождемся разрешения, но вот уломать МакГонагал пустить нас в Лес, я думаю, ты вполне сможешь. К тому же неплохо будет, если старая львица поприсутствует при обряде, опытный маг нам совсем не помешает.

— Мне кажется, профессор согласится, — задумчиво проговорила девушка.

— Это уже твоя забота, Грейнджер, — отмахнулся Флинт. — Меня намного сильнее интересует другое. Ты внимательно прочитала?

— Да, конечно.

— То есть ты уловила все нюансы и представляешь себе последствия?

— Послушай, Маркус, — сама себе удивляясь, по имени обратилась к слизеринцу девушка. — Это единственный способ помочь Джорджу. В случае, если обряд не удастся — он всё равно умрет. У нас не так уж много вариантов.

— Замечательно. Вот только меня это не устраивает, Грейнджер.

— Что?

— Обряд проводить мне. Даже если будет присутствовать директор Хогвартса, она сможет только подстраховать и выровнять амплитуду силового потока, но обряд всё равно проводить мне. И я, черт меня дери, не согласен брать на себя такую ответственность!

— Не поняла...

— Я не хочу всю оставшуюся жизнь считать себя виновным в смерти Уизли.

— То есть, если он умрет без твоего вмешательства — это нормально? — возмутилась гриффиндорка.

— Нет, но, по крайней мере, в этом не будет моей непосредственной вины, — уклончиво ответил молодой человек.

— Флинт, а давай ты будешь говорить яснее, я сейчас не в настроении решать шарады!

— Отлично. Как скажешь, Грейнджер, — чуть повысил голос слизеринец. — У Уизли очень мало шансов дожить до дня обряда. Ты видишь, да, что ритуал нужно проводить во время девятого по счету приступа? А у твоего ненаглядного не так уж много сил осталось, они вполне могут кончиться раньше.

— К чему ты клонишь?

— А клоню я... — парень некоторое время молчал, а потом спросил, резко меняя тему:

— Ты его любишь?

Гермиона даже моргнула от неожиданности, но возмущаться или проявлять удивление не стала, не очень уверенно ответив:

— Не знаю... Не думаю, что это любовь... Джордж мой друг, понима...

— Он сдохнет, Грейнджер, — очень серьезно произнес слизеринец, не дав девушке договорить. — Сдохнет в любом случае, и даже если каким-то чудом дотянет до ритуала, он сдохнет во время него.

— Почему?

— Да потому, Грейнджер, что его здесь ничерта не держит! — вдруг сорвался на крик Флинт. — Потому, что кроме боли, он больше ничего не ощущает! Потому, что единственный человек, который мог бы легко выдернуть Джорджа из лап этой гребанной агонии — это его близнец, но Фред мертв уже больше года! Таким человеком могла бы стать ты, но ты сама призналась, что тобою движет тупая гриффиндорская жалость!

— Нет, Флинт, всё совсем не так! — крикнула в ответ она. — Это не жалость. Не только жалость... И вообще, я не понимаю, причем тут мои чувства к Джорджу?

Слизеринец как-то странно глянул на девушку и с неприятной усмешкой ответил:

— А притом, Грейнджер, что Джордж Уизли с шестого курса по тебе слюни пускал! Конечно, он мастерски шифровался, но иногда случались проколы, и тут слепой бы не догадался о его тайне. Помнится, — хмыкнул парень, неосознанно потирая скулу, — я даже нарвался на кулак, особенно удачно съязвив на эту тему.

— Не может быть... — прошептала Гермиона. — Мы просто всегда были очень хорошими друзьями. Я. И Фред... И Джордж... Мы просто дружили и все, — еле слышно бормотала гриффиндорка. — Просто, когда я была на четвертом курсе, Фред начал встречаться с Анжелиной и стал меньше времени проводить с братом, а следовательно — гораздо реже встречаться и со мной... И, да, мы с Джорджем особенно сблизились, но чтобы...

— Гермиона, — серьезно и как-то устало произносит молодой человек. — Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Я всё-таки был школьным врагом Уизли, а, зачастую, враг знает тебя и твои сокровенные тайны даже лучше, нежели друг или ты сам.

Девушка замотала головой, не соглашаясь со слизеринцем.

— Ты ошибаешься, Маркус. Да даже если и так, я сильно сомневаюсь, что чувства, которые я питаю к Джорджу, можно назвать любовью.

В комнате вдруг раздался тихий смешок. Флинт даже обернулся в поисках нежданного визитера, но в помещении не было никого, кроме него и гриффиндорки.

Никого живого.

В полуметре от девушки, постепенно сгущаясь в призрачную человеческую фигуру, клубился белесый туман. И слизеринец был уверен, именно этот туман являлся источником со Школы знакомого голоса:

— Ты такая забавная, Кудряшка. Совсем-совсем не меняешься, все тебе надо объяснять элементарные вещи, — шелестел туман, в очертаниях которого Флинт вдруг узнал Фреда.

— Уизли? — неверяще выдавил из себя молодой человек.

— Очень мало времени, Флинт. Мне еще надо прочесть лекцию одной чересчур рациональной Всезнайке, склонной анализировать то, что анализу подлежать не должно. Но, если останутся силы... — многозначительно пообещал призрачный Фред.

А брюнет смотрел на Грейнджер, по щекам которой ручейками струились слезы. Грейнджер, чьи глаза сейчас вмещали в себя такое количество эмоций, что у парня голова шла кругом. Ощущая себя лишним, но не имея возможности что-либо изменить, Маркус наблюдал за печальной улыбкой на прозрачном лице мертвого близнеца, слушал его тихий голос, почти сомневаясь в собственно рассудке.

Фред Уизли был мертв!

И Фред Уизли был слишком сильным человеком, чтобы выбрать для себя существование призрака.

Но в паре метров от него, чуть склонив голову к лицу Грейнджер, находился именно призрак. И именно призрак говорил:

— Ну, хорошо, Кудряшка. Просто закрой глаза.

Флинт потрясенно наблюдал, как гриффиндорка опустила веки, и как призрачный Фред стал медленно кружиться вокруг неё, едва слышно шепча:

— Просто представь, что Джорджа больше нет. Совсем. Никто больше не дернет тебя за кудрявую прядку, — Фред слегка коснулся волос девушки. — Никто больше не возьмет тебя за руку так, как делал он.

Призрачная рука чуть сжала маленькую гриффиндорскую ладошку, заставив девушку судорожно сглотнуть.

— Его просто больше не станет, Герм. И там, где раньше был он, не останется ничего, кроме пустоты. И ты, в конце концов, даже не сможешь вспомнить его улыбку, потому что со временем уйдут и воспоминания о нем, понимаешь? Вот Джордж был, и вот его нет... И представь себе, что он мог бы рассказывать тебе о своих идеях, как когда-то в Школе, делится с тобой сокровенным. И он мог бы отвести тебя на поляну светлячков. Ты ведь помнишь её, Кудрявая? Он мог бы, но его нет... Неужели ты хочешь жить также, как и Анжи? Только лишь воспоминаниями... — горько шепнул призрак, а девушка, прикусив губу, часто-часто замотала головой.

— Так просто? — неверным голосом спросила гриффиндорка.

— Так просто, — тихо подтвердил призрак.

— Спасибо.

— Ну, вы никогда не могли без меня обойтись, — самонадеянно хохотнул Уизли. — Мне пора, иначе я не смогу вам больше помочь, мои силы тоже на исходе, — почти прозрачной рукой он щелкнул по носу открывшую глаза подругу.

— Это был ты? — тихо произнесла Гермиона, вспоминая, как в тот раз, когда Джордж пытался её ударить, ему помешал появившийся из ниоткуда белёсый туман.

Фред согласно кивнул, скромно пожав плечами.

— Но ведь ты не мог стать призраком! — с надеждой спросила гриффиндорка, совсем не желая для друга такой судьбы.

— Нет, конечно, но ведь вас совершенно нельзя оставить без присмотра, — хихикнул друг, а потом серьезно закончил. — У меня очень мало времени, Герм. И сил почти не осталось. Скоро мне придется следовать дальше, и никого не будет волновать, успел я доделать свои дела тут или нет. У вас будет только один шанс, Кудрявая. И запомни: я чертовски скучаю по брату, но не до такой степени, чтобы радоваться его компании в моем пути сейчас. Я думаю, что могу его подождать там, за Гранью.

И туман медленно рассеялся, оставив шокированного увиденным слизеринца и всхлипывающую гриффиндорку.

— Мерлин, этот идиот даже после смерти меня до белого каления доводит, — хрипло произнес Флинт, с удивлением таращась на то место, где только что был Фред, и прочистив горло чуть язвительно обратился к гриффиндорке. — Так что ты чувствуешь к Джорджу?

— Я... я люблю его, — прошептала Гермиона и медленно опустилась на стул. Было видно, что осознание этого факта выбило девушку из колеи гораздо больше, чем явление друга. — Да, я его люблю.

* * *

Кабинет директора Хогвартса всегда был отражением характера человека возглавляющего Школу.

Так при Дамблдоре он изобиловал всяческими нужными, ненужными и просто интересными приспособлениями, везде что-то тикало, щелкало, шебуршилось. Всюду были расставлены вазоны с лакомствами. Альбус Дамблдор был известным сладкоежкой.

При Снейпе, Гермиона хорошо помнила, хоть и была там всего один раз, уже после гибели зельевара, кабинет стал филиалом аскетичных покоев двойного шпиона. Голые стены, на которых висели только традиционные портреты директоров, на многочисленных полках находились лишь строго необходимые предметы и книги — никаких излишеств, отвлекающих профессора Снейпа от его нелегкой работы и несветлых дум.

Кабинет Минервы МакГонагал был чем-то средним. Как и предыдущий директор, Грозная Львица ценила порядок и строгость, но при этом, как женщина, допускала в интерьере присутствие ярко-красной, гриффиндорской нотки сумасшествия. Гермиона так и не поняла, что конкретно её смутило, но было что-то ненавязчивое, ускользающее от прямого взгляда, при этом создающее стойкое ощущение некоторой нелепости.

Визит к МакГонагал решили не затягивать, отправившись в Школу почти сразу после того, как обговорили детали обряда, придя в себя от появления Фреда.

Подробно изложив причину визита и ознакомив директора с предполагаемым ходом обряда, молодые люди ждали вердикта. В наступившей тишине, голос профессора Дамблдора, заставил Гермиону вздрогнуть, а слизеринца недовольно поморщиться:

— Ты уверен, что у тебя получится, Маркус?

— Спешу Вам напомнить, Альбус, что мистер Флинт был лучшим моим учеником на курсе, — ответил ему язвительный голос с другого портрета.

Грейнджер оглянулась на противоположную стену, где с картины на происходящее холодно взирал профессор Снейп.

— В зельях, Северус.

— Во всем, Альбус.

— И все-таки, Маркус? — настойчиво спрашивал портрет Дамблдора.

И, если бы Флинт страдал хоть сотой долей пиетета испытываемого замершей в кресле Грейнджер к изображениям сих достойных людей, возможно он бы смолчал. Но для молодого человека это были всего лишь портреты, какими бы великими не были люди на них изображенные, поэтому Флинт с неприятной усмешкой осведомился:

— Ваши варианты, профессор?

Гриффиндорка закашлялась от подобной наглости, её бывший декан философски пожала плечами. Нарисованный профессор Дамблор молча покусывал губы.

— Один-ноль в пользу Слизерина. — невозмутимо прокомментировал портрет профессора Снейпа и, обращаясь к своему бывшему подопечному, всё также холодно добавил. — Я всегда гордился вами, мистер Флинт.

Минерва МакГонагал раздраженно закатила глаза, наводя гриффиндорку на мысль, что подобные диалоги достаточно часто звучали в кабинете.

— Коллеги, — строго поджав губы, произнесла директор. — У нас всё равно нет другого способа помочь мальчику. А оставить всё так, как есть, на мой взгляд, будет не верно. Кроме мистера Флинта, провести обряд некому. Мне кажется, наша задача состоит в том, чтобы, проверив ещё раз приведенные расчеты, по возможности исключить возможные ошибки и предоставить помощь в проведении ритуала.

— Да, конечно, Минерва, — спокойно согласился Дамблдор. — Но я должен был уточнить, действительно ли Маркус готов к...

— Простите, профессор, — неучтиво перебил бывшего директора слизеринец, обращаясь к директору нынешнему. — А у вас нет случайно шторки, закрывающей особо болтливые холсты?

— Флинт! — возмущенно зашипела на парня Грейнджер, а с соседних холстов раздался сдавленный смех, не очень старательно маскируемый под кашель.

— Два-ноль, — спокойно произнес Снейп.

— Нет, ну это какое-то безобразие! — гневно буркнул Финеас Найджелус Блэк. — Коллеги, мы все взрослые люди, заканчивайте этот недостойный цирк!

— Вообще-то мы все портреты, Финеас, — пряча улыбку, сообщила Дайлис Дервент.

— Это не дает право всяким щенкам принимать нас за шутов!

— Профессор МакГонагал, а у вас нет другого кабинета? — робко спросила Гермиона.

— Можно воспользоваться кабинетом трансфигурации, — задумчиво предложила та.

— Мы согласны, — хором ответили молодые люди и синхронно покинули помещение.

— Простите, дети, им просто скучно, — печально оправдывалась МакГонагал, нагнав Грейнджер и Флинта в коридоре. — Обычно они более... Терпимы.

— Мы всё понимаем, профессор, — утешающее соврала Гермиона, вызвав ехидное хихиканье Флинта.

— Так на чем мы остановились? — поинтересовалась директор, едва молодые люди расположились за знакомыми партами кабинета трансфигурации.

— Вы ознакомились с моими расчетами, — вежливо напомнил молодой человек.

— Ах, да. Мистер Флинт, Гермиона. Я, конечно же, дам вам разрешение на обряд и непременно приму в нем участие. Более того, у меня будет просьба оставить мне ваши расчеты, я должна их перепроверить.

— Без проблем, профессор, — деловито кивнул брюнет.

— И меня интересует, кто будет принимать участие непосредственно в обряде.

— Ну, — Флинт задумался. — Грейнджер, как якорь. Я, естественно. Вы. Непосредственно Уизли. И я бы хотел видеть там полугиганта.

— Хагрида? — удивилась директор.

— Да.

— Позвольте уточнить, зачем.

— Всё просто, профессор. В случае, если что-то пойдет не так, он сможет, по крайней мере, вытащить Вас и вашу ученицу.

— А вы? — с тревогой уточнила гриффиндорка.

— А от нас, Грейнджер, останется мокрое место, — хмуро ответил Флинт.

— То есть?

— Гермиона, — глубоко вздохнув, произнесла МакГонагал. — Если мистер Флинт не удержит направляющую силы, его и мистера Уизли просто раздавит. Хагрид, благодаря крови гигантов, сможет некоторое время противостоять вышедшей из-под контроля магии, но помочь Маркусу и Джорджу он не сумеет. Поэтому Альбус так настойчиво и интересовался готовностью мистера Флинта. Этот обряд — очень рискованное дело.

— То есть ты... — удивленно обратилась девушка к слизеринцу.

— Прикинь, Грейнджер, сам в шоке от собственного благородства. Никак тесное общение с Вудом способствует, — буркнул парень. — Огриффиндориваюсь помаленьку.

— И ещё один момент, — вспомнила МакГонагал. — Тут сказано, что обряд должен проводиться во время приступа, а ведь, насколько я поняла, они хоть и периодичны, но наступают всегда внезапно.

— Мы просто спровоцируем его, — ответил Флинт и, видя непонимающие взгляды, пояснил. — Это родовое проклятье. Уизли скрутит, как только он станет совершать действия, могущие причинить мне, как наследнику Яксли, вред.

— То есть?

— То есть, Грейнджер, я на глазах у Уизли, скажем, схвачу тебя за волосы, как в старые добрые времена, или недвусмысленно приставлю палочку к твоей шейке. Как ты думаешь, что сделает Уизли?

— Да ничего. Во-первых, побоится что-либо предпринимать, пока я нахожусь на линии огня. А во-вторых, он же будет знать, что все затевается с целью ему помочь.

— Вот именно поэтому, я и настаиваю на том, чтобы Уизли не был в курсе того, зачем ты тащишь его в Лес, — нудно ответил парень. — А кинуться он всё равно кинется. У него выбора не будет. И терять ему нечего.

— Мне всё же кажется, что Джорджа будет скорее интересовать безопасность Гермионы, — медленно проговорила директор.

— Возможно, вы и правы. Значит, что-нибудь иное придумаем. Главное, заставить его проявить агрессию в мой адрес. Можно просто попробовать задеть его за живое, — слизеринец некоторое время помолчал, а потом расплылся в скрабезной улыбке. — И я даже знаю, чем.

— Давно по лицу не получал Флинт? — саркастично поинтересовалась Гермиона.

— Давно, Грейнджер, давно. Но, на мой взгляд, это лучшее решение. Или у тебя есть другие варианты?

— Нет.

— Тогда будем действовать так, как скажу я. Хорошо?

Гриффиндорка кивнула, нехотя признавая правоту Флинта.

— Так. Я думаю, что вы можете идти. Дня за три до предполагаемого срока необходимо будет встретиться и обговорить детали. Я пока посмотрю ваши, мистер Флинт, расчеты. Но, думаю, едва ли я найду в них ошибки, — Директор поднялась, непрозрачно намекая на то, что молодые люди могут быть свободны.

— Всего доброго, профессор, — слажено попрощались молодые люди.

— До встречи. И да поможет нам Мерлин.

На квартиру близнецов Гермиона возвращалась с недобрыми предчувствиями. Конечно, шестой приступ ещё не означал, что Джордж станет унимать боль виски, но она хорошо помнила, в каком друг был состоянии, когда она уходила.

В доме стояла тишина. Девушка тревожно озираясь медленно подошла к двери в комнату Джорджа и осторожно заглянула туда. Но в освещаемом уличным фонарем помещении друга не оказалось. Испугавшись, что парень мог пойти в разнос и отправиться в какой-нибудь бар, гриффиндорка вошла в комнату и невольно скривилась. Похоже, сбылись её наихудшие предчувствия — воздух буквально сочился алкоголем...

— Джордж, — негромко позвала она, одновременно и надеясь, что друг откликнется, и боясь этого.

Но в помещении было пусто и тихо. Гермиона уже собралась уходить, когда заметила тоненькую, едва различимую полоску света из-под двери ванной. Там и нашелся Джордж, скорчившись сидящий в углу на холодном кафеле.

Вопреки ожиданиям гриффиндорки, он был трезв, но эта трезвость далась ему совсем нелегко. Об этом кричала вся его поза. Казалось, в джорджевом теле напряжен каждый мускул, воспален каждый нерв. Молодой человек неотрывно смотрел в стену перед собой и, похоже, даже не понимал, что происходило вокруг.

— Джордж, — снова позвала девушка, но парень не ответил.

Тогда она опустилась на колени перед другом, легко коснулась напряженной руки, стараясь привлечь его внимание. И молодой человек прохрипел сквозь неразжатые зубы:

— Уйди, Мерлина ради.

— Джордж.

— Просто уйди и дай мне сдохнуть.

— Джордж, потерпи, прошу тебя.

— Ты просто не понимаешь, Герм, — через силу ухмыляется он. — Ты не понимаешь. Это непереносимо. Это раздирает меня. И я, черт возьми, не могу даже напиться. Что-то мешает мне. Что-то... Что-то незримое. Неосязаемое. Но настойчивое... Я пять бутылок разбил. Пять. И так и не выпил ни капли. Стоял и пытался опьянеть от испарений. Готов был пол и стены вылизывать, лишь бы хоть что-то попало на язык... Уходи. Прошу. Я кожей ощущаю волны твоей гребанной жалости. Это слишком...

— Джордж... — прошептала девушка, совершенно не представляя, чем помочь ему.

А впереди были ещё как минимум две недели, во время которых ему будет ещё хуже...

— Вставай, Джордж. Тебе нужно встать, слышишь? Нужно.

Грейнджер поднялась с колен и принялась настойчиво тянуть друга за собой. Он не сопротивлялся, но и не помогал ей, а сдвинуть с места его отнюдь не маленькое тело ей оказалось совсем не под силу.

— Ты рехнулась, — на выдохе прохрипел он. — Я сидеть-то не могу, а ты заставляешь меня шевелиться.

— Да, Джордж. Именно так. Именно шевелиться, — торопливо согласилась Грейнджер. — Пойми, нельзя концентрироваться на боли, двигаясь, ты хоть немного отвлечешься. Иначе ты просто умрешь.

— Я и так умру, Герм, — равнодушно говорит молодой человек.

— Мы все так и так умрем, Джордж. Но мне хочется, чтобы в твоем случае это произошло как можно позже.

— Это садизм...

— Пусть так, — не отрицает девушка. — Ну же, поднимайся.

И Джордж встает. Получается не с первого раза, но в конце концов он оказывается на ногах и, проклиная подругу, идет за ней вон из комнаты, спускается в месте с ней в мастерскую, где она продолжает тормошить его. Требуя объяснений любой фразы из их с Фредом журнала. Заставляя думать над ответом и тем действительно хоть немного отвлекая от боли.

А когда оба начали буквально валиться с ног от усталости, Гермиона повела Джорджа наверх в его комнату, да так там и осталась, разделив с другом его постель...

Вот только уснуть у неё не получилось, она все смотрела на бледное лицо Джорджа и думала над словами Флинта. Над тем, что позже сказал ей Фред...

Кто бы мог подумать, что Джордж испытывал к ней такие сильные чувства. Как случилось, что этого почти никто не замечал? Сама она весьма слабо разбиралась в вещах романтических, ей было тяжело заметить чью-то влюбленность. Ещё труднее было поверить в её искренность и реальность. И Гермиона никогда не допускала, даже в шутку, мысль, что может быть интересна кому-то из близнецов. Сколько помнила их, и Фреда, и Джорджа всегда окружали шикарные по своей красоте и обаянию девушки. Честно говоря, когда Фред стал встречаться с Анжелиной, никто не верил в серьезность его намерений, и в том числе Гермиона. Ей казалось, что и Анжелина, по началу, восприняла его ухаживания несерьезно. Не то чтобы она не была хорошенькой, но, от пассий близнецов Уизли в целом и Фреда в частности, отличалась разительно, и сравнение было явно не в её пользу: невысокая, чуть угловатая, немного сутулая девушка-мулатка даже рядом с Пенелопой Кристал, тоже не блещущей особой красотой, смотрелась сущим гадким утенком. Но то, что Фред не шутит, стало, в конце концов, очевидно всем. Именно тогда Гермиона особенно близко сошлась с Джорджем.

Фред много времени проводил с Анжелиной, и то время, которое прежде близнецы тратили на организацию общественных беспорядков и просто дурашлепство, Джордж стал проводить один.

Он неожиданно для Грейнджер стал составлять ей компанию во время ежевечерних прогулок у Озера, и в такие моменты они говорили совершенно обо всем, а девушка не переставала удивляться тому, что с ним может быть настолько интересно. Джордж неплохо ориентировался в нумерологии, замечательно знал трансфигурацию и чары... И очень любил зелья, за исключением преподавателя, естественно...

И теперь, вспоминая об их беседах и совместных посиделках в библиотеке, Гермиона вдруг заметила одну странность. Наверно, если бы не произошедшее в «Кабаньей голове», она так и не подметила бы это, но теперь вдруг вспомнилось, что в отношении Джорджа к ней всегда сквозила некая осторожность. Он всегда очень бережно относился Гермионе, с нежностью как будто. Хотя, быть может, это было лишь её фантазией. Ей бы очень хотелось, чтобы то, что поведал школьный враг близнецов, оказалось правдой, и Гермиона старательно искала в своей памяти хоть что-то, что могло бы подтвердить его слова, ведь не мог Джордж не выдать себя? Хоть где-то, но он бы прокололся, каким бы мастером притворства и замечательным актером он не был... Да, был тот разговор на берегу Черного озера, где Джордж в шутку предлагал Гермионе встречаться. Но одного этого воспоминания девушке было мало для того, чтобы поверить в верность слов Флинта. И теперь она настойчиво перебирала в памяти каждую свою встречу с близнецами в поисках подтверждения.

И нашла, в конце концов. Она вспомнила!

Это случилось зимой пятого курса. В тот день Гермиона была слишком погружена в учебу, по рунам была задана очень интересная и сложная тема на самостоятельное изучение, и, думая над тем, как лучше и грамотнее оформить обзор литературы, она мало внимания обращала на происходящее вокруг. Невнимательность привела к тому, что Гермиона неосторожно налетела на Малфоя сотоварищи. В коридоре они были одни, заступиться за девушку было некому, да и едва ли кто-нибудь посмел, полномочия слизеринцев, коими их наградила Амбридж, были слишком велики. Прекрасно видя своё преимущество, принц всея Слизерина приготовился получить удовольствие от травли гриффиндорки. Ничего серьёзного ей, конечно, не грозило, если не считать истраченных нервных клеток, но и это было не очень приятно...

— Кто тут у нас, Грег? — холодно протянул Малфой, хотя всем было понятно, что он прекрасно её узнал. — Ах, грязнокровка! И что мы делаем вне гостиной в это время?

— Я думаю, вы патрулируете Школу, хотя это больше похоже на охоту за теми, кто не сможет дать вам достойного отпора, — спокойно ответила та, стараясь не поддаваться на провокации слизеринцев.

— Я имел в виду тебя. Грейнджер, — с ядовитой усмешкой процедил Малфой.

— Я, как видишь, направляюсь в библиотеку. Кажется, её посещение не воспрещено декретами Амбридж.

— Какое отличное оправдание, правда? В любой ситуации, чтобы ты не задумала, всегда можно сослаться на поход к мадам Пинс и тебе поверят, ведь куда ещё может направляться такая заучка, как ты?

Гермиона проглотила язвительный ответ. Ссориться с ними сейчас, находясь в меньшинстве, было рискованным делом, почти со стопроцентной вероятностью влекущим за собой поражение. Несколько минут Малфой тренировался на ней в острословии и злоязычии под подхалимное хихиканье своей свиты. Гриффиндорка же изо всех сил старалась сдержаться и не начать плевать ядом в ответ, именно этого он и добивался, ведь, пока он её не спровоцировал, придраться ему было не к чему, а, значит, нельзя было обосновать назначение отработки или снятие баллов. Однако в итоге ему все же удалось ударить Гермиону словами достаточно больно для того, чтобы она сорвалась на грубость. Но даже тогда девушке удалось бы отвертеться, если бы неожиданно не появились близнецы. С минуту они стояли, оценивая обстановку, и Гермионе даже показалось, что Фред был готов решить всё достаточно мирно. Настолько, насколько это вообще возможно в отношении гриффиндорцев и слизеринцев. Но вдруг завелся Джордж. Оставить брата в одиночестве Фред не мог, и секунду спустя он тоже обнажил палочку.

Дело закончилось лазаретом для Малфоя и Креба и недельными отработками для близнецов, плюс снятием с факультета пары сотен баллов. Джорджу и Фреду тоже не помешал бы лазарет, но Амбридж была непоколебима и ребятам даже не обработали раны, прямо так отправив к Филчу. Чувствуя себя виноватой, Гермиона вечером, рискуя нарваться на злобного завхоза, принесла к трофейному залу, где близнецы занимались полировкой различных медалей и кубков, некоторые целебные зелья, чтобы хоть как-то залечить из многочисленные травмы. К слову слизеринцы, в виду их численного превосходства, пострадали куда как меньше, но старой стерве на это было плевать...

Возможно, если бы Гермиона не была так недовольна поведением братьев Уизли и не была так зла на Амбридж, она придала бы значение тому, какое выражение лица было у Джорджа, когда девушка обрабатывала его разбитую губу, обратила бы внимание на то, как странно смотрел в этот момент на них Фред. Быть может, заметила бы то, что в голосе Джорджа было что-то еще, кроме благодарности, когда он негромко произнес: «Спасибо, Кудрявая...» в её спину...

— Джордж, — прошептала Гермиона, легко касаясь руки спящего друга, и закрывая глаза. — Почему я всегда такая идиотка?

* * *

Последующие дни стали для обоих сплошным адом. Утром она нещадно отрывала его от кровати. Тащила вниз. Снова и снова задавала, порой совершенно идиотские вопросы. Постоянно что-то говорила, делала. Мельтешила перед глазами. Специально портила, казалось бы идеально составленные зелья и мучила его расспросами о причине неудачи.

И, лишь когда оба совершенно выбивались из сил, она позволяла и себе и ему отдых. Отдых, который и назвать-то так язык не поворачивался. Они просто выключались на некоторое время, а потом всё начиналось сначала.

Отличались от остальных только два дня, когда Джорджа накрывали седьмой и восьмой приступы. Последний особенно сильно напугал Грейнджер, потому что Джордж стал кричать. Пусть Гермиона видела далеко не все приступы друга, но во время тех, что происходили в её присутствии, он позволял себе лишь негромкий вой.

А в тот день кричал. Хрипло и страшно. И девушка с ужасом понимала, что это почти конец. Что у них с Флинтом, действительно есть только один шанс, потому что следующий приступ так и так станет для Джорджа последним.

В день, назначенный слизеринцем, Гермиона потащила уже слабо что понимающего друга в Хогвартс. Буквально вывалившись на мягкий ковер кабинета Директора, она повела почти теряющего сознание Джорджа дальше по Школе, через всю прилегающую к ней территорию к Лесу, где их ждал Хагрид. Девушка упрямо шла вперед, ведя за собой еле передвигающего ноги молодого человека, следуя за полугигантом, указывающим дорогу.

Джордж споткнулся вдруг, но устоял, лишь облокотился о так удачно оказавшееся рядом дерево.

— Все. Прости, Кудрявая, но я не могу больше, — хрипло прошептал он.

— Джордж, прошу тебя, осталось совсем не много.

— Ну хочешь, я понесу тебя, — участливо предложил Хагрид.

Джордж перевел на лесничего мутный взгляд и скривил рот в горькой усмешке.

— Мне кажется, я умер и попал в ад, где черти приняли облик моих друзей и глумятся надо мной...

— Джордж...

— Хорошо, Кудрявая, — неожиданно ясным голосом сказал он, глядя на подругу. — Я дойду, раз для тебя это так важно. Постараюсь хотя бы.

И они снова шли. А Гермионе казалось, что до места они так и не доберутся.

На нужную поляну Джордж почти выполз.

— О-о-о! Кого я вижу! Никак это Джорджи Уизли, — пропел мерзкий голос, в котором Грейнджер далеко не сразу узнала Флинта. — Что решил всё-таки трахнуть свою ненаглядную грязнокровку?

— Заткнись, Флинт, — тихо прорычал гриффиндорец, даже не удивившийся, похоже, присутствию слизеринца на поляне.

— Тю... А что ты мне сделаешь, а? — продолжал провоцировать его брюнет.

— А знаешь, Флинт, — очень спокойно и как-то даже обреченно произнес Джордж. — Я сегодня сдохну. Вот прямо сейчас. Но тебя я с собой захвачу.

Гермиона так и не поняла, в какой именно момент в руках её друга оказалась палочка, лишь прочла по губам, не услышала, а именно прочла, начало жуткого, памятного ей и всем прошедшим войну Непростительного:

— Авада...

Но молодой человек недоговорил. Заклинание не родилось, а палочка выскользнула из сведенных судорогой пальцев. Как и предполагал слизеринец, спровоцировав нападение на себя Джорджа, он спровоцировал девятый приступ.

— Хагрид, сюда его, в центр. Живо, — уже совсем иным тоном, уверенным и не терпящим возражений заговорил Флинт. — Директор, — обратился он к неизвестно откуда появившейся МакГонагал. — Встаньте вон там, напротив меня.

Женщина без слов подчинилась, встав ровно у края начерченной на рыхлой земле пентограммы.

— Грейнджер, не стой столбом! Быстро к Уизли. Ты — якорь. Как хочешь убеждай его терпеть. Как угодно умоляй остаться. Что ты ему наобещаешь, меня не волнует, главное, чтобы он тебе поверил. Ясно?

Девушка кивнула, уже склоняясь над бьющимся в агонии другом.

— Хагрид, ты должен встать между ней и Директором. Прямо за спиной Грейнджер. Если что-то пойдет не так, у тебя будет немногим больше минуты, чтобы утащить отсюда женщин, и то не факт, что вас не накроет.

— Всё... — тихо произнес Флинт, закрывая на мгновение глаза.

Спустя долю секунды слизеринец одним размашистым движением рассек кожу на своей руке, чуть приобняв одной ладонью другую, стал собирать в этой импровизированной чаше кровь. И, четко проговаривая совершенно непонятные Гермионе слова, начал творить заклинание.

Практически сразу на девушку словно накинули полог, отрезающий её ото всего, кроме Джорджа. Только его она видела. Только его стоны слышала...

И, пока невидимый гриффиндорке слизеринец нараспев читал то повышая, то понижая голос слова старинного родового заклятья, пока в пределах пентаграммы медленно начинала клубиться магия, Гермиона уговаривала Джорджа терпеть. Всё твердила уже набившие оскомины, слетавшие с губ рефлекторно фразы. Всё пыталась поймать его постоянно ускользающий больной взгляд.

— Прошу тебя, потерпи. Скоро все кончится, слышишь? Всё пройдет. Ты только потерпи... Не смей уходить, слышишь? Я прошу тебя, останься.

— Зачем? — неожиданно четко спросил Джордж.

— Затем, что ты должен жить, понимаешь?

— Я никому ничего не должен.

— Но я прошу тебя.

— Зачем?

— Ты мне нужен, Джордж, — прошептала Гермиона и услышала у самого уха слабый шорох: «Не то...»

— За-чем? — по складам выдавил из себя Джордж.

— Я люблю тебя, — выдохнула девушка и увидела, как искаженное от боли лицо кривится в почти злой усмешке:

— Вр-р-решь.

И снова у уха прозвучал тихий шорох: «Здесь не слова нужны, Кудряшка».

И тогда Гермиона поцеловала Джорджа, чувствуя, как под её руками он выгибается особенно сильно, практически слыша, как его пальцы с силой вминаются в землю, загребая её в кулаки.

Флинт победно оскалился и развел руки, давая пролиться на пентаграмму крови и направляя поток силы.

Но девушка не видела этого, она видела только, что Джорджа вдруг отпустила судорога, не совсем, но он, по крайней мере, смог осмысленно посмотреть на неё. Видела расширившиеся зрачки голубых глаз и застывшее в них недоверие. Видела, как он судорожно вглядывался в её лицо в поисках ответа на терзающий его вопрос, а, поверив наконец в её искренность, нащупал ладонью гермионину руку, крепко сжал её, почти до боли.

И совершенно счастливо улыбнулся.

Тогда осела пелена. И вновь вернулись звуки. И Гермиона услышала спокойный голос Флинта всё ещё произносящего заклинания.

Девушка уже было облегченно выдохнула, но тут приступ Джорджа снова заявил о себе, сильнее прежнего заставляя мучиться молодого человека. От вернувшейся боли Джордж так сильно сжал руки, что Грейнджер на миг показалось, как хрустят, вминаясь друг в друга и ломаясь фаланги её пальцев, всё ещё сжатых в ладони любимого.

Она не помнила, сколько это длилось. Но в какой-то момент всё кончилось, и угасло неяркое свечение, окружавшее пентаграмму. И замолчал Флинт. И стало слышно громкое дыхание полугиганта.

И Джордж, успокоившись, лежал перед ней на земле.

— Джордж, — негромко позвала она, но тот не отвечал. — Джордж!

Гермиона до слез испугалась, что он всё-таки умер. Ей хотелось кричать. Выть от горя...

— Джордж просто спит, Кудрявая.

Раздался рядом голос Фреда.

— Поверь мне. Ему, конечно, необходима медицинская помощь, но по сравнению с тем, что он уже пережил — это такие пустяки. Я обещаю тебе, Кудряшка, ни сегодня, ни завтра, мой братец не умрет. Всё будет хорошо.

— Фред, — уже не сдерживая слез, шепнула гриффиндорка.

— Мне пора. Как удачно всё получилось, да? — спросил призрак. — И мне даже не пришлось особенно сильно помогать Вам. Правда, тебе как обычно потребовались подсказки.

— Спасибо.

— Не за что, Кудрявая. Это было очень важно и для меня тоже. Я не мог уйти, не убедившись в том, что дорогие мне люди счастливы. А дороже брата у меня никого не было. Даже Анжелина не в счет. А теперь мне пора. До нескорой встречи, подруга. Желаю тебе быть более сумасбродной — пригодится.

Призрак обернулся к застывшим подле Хагриду и МакГонагал, отвесил им шутовской поклон и только после этого обратился к слизеринцу, потирающему ладонь порезанной руки.

— Флинт. Вот уж не думал, что когда-нибудь скажу тебе это. Но — спасибо!

Маркус не ответил, только сплюнул себе под ноги и недовольно передернул плечами, вызвав у Фреда печальную улыбку.

— Прощай, Кудряшка. Передавай привет Ронни и Джорджу.

И призрак растаял, как тает утренний туман под порывами ветра, растворяясь в солнечных лучах.

* * *

В лазарет Гермиона пришла спустя неделю после похорон Фреда. Было ли ей стыдно? Скорее нет, чем да... Она прекрасно понимала, что Джорджу сейчас необходима поддержка, но не была уверена в том, способна ли её оказать...

Вернее, сомневалась в том, что не сделает только хуже...

На похороны брата Джорджа не пустила Помфри, опоила его Сном Без Сновидений, и тот проспал и траурную церемонию и пышные поминки в едва расчищенном от завалов Большом Зале. Но, даже зная, что её друг спит, Гермиона не осмелилась посетить хогвартское больничное крыло.

А вот сейчас она стояла возле койки, на которой, отвернувшись к окну, лежал Джордж и сожалела о своей трусости. Нельзя было не приходить. Нельзя было боязливо сторониться его горя... Ведь это и её горе тоже!

Он так и не повернулся в сторону подруги, пока она сидела на жестком лазаретском стуле. Просто смотрел в видное из узкого окна хмурое, совсем не весеннее, небо. И молчал...

А Гермиона впервые в жизни чувствовала себя предательницей...

Сорок минут тишины. Молчаливого разглядывания заостренного профиля бледного лица Джорджа. Сорок минут беспрестанных попыток подобрать слова и...

Что?

Утешить? Отвлечь? Пообещать, что все будет хорошо?

Нет...

Просто оправдать свое отсутствие, своё невнимание...

Вот только ему этих оправданий не было нужно. Он и так знал, что его жизнь продолжается. Что его физические раны, нанесенные Руквудом Лестрейнджером, скоро совсем зарубцуются и он, наконец, покинет больничное крыло Школы. Что ему придется возвращаться в их с Фредом магазин, не может же он бросить их общую мечту?

Фред вовсе не умер. Он просто уехал в другую страну. Надолго...

Навсегда.

— Джордж... — оцарапывает горло хриплый шепот.

Молодой человек не отвечает, лишь зажмуривается, словно от боли, и сглатывает судорожно.

— Джордж, мне жаль...

Лживые слова, фальшивые... Не от того, что неискренни, нет! Ей действительно жаль. Мерлин, как же ей жаль! Но это ведь совсем не то, что Джорджу необходимо сейчас услышать, Гермиона знает это точно, чувствует подсознательно...

Но ничего другого, кроме этих пустых, ничего не значащих слов на ум не приходит.

— Джордж...

И накрывает его руку своей замерзшей ладонью. И чувствует, как он мягко, но уверено выворачивает свою кисть из её хрупких пальцев, уходя от прикосновения...

— Уходи... Кудрявая, — хрипло произносит он. — Иди. Там тебя наверняка... уже заждался... Рон.

И Гермиона видит, как вдруг дергается его кадык, как трепещут его длинные светлые речницы, как он закусывает нижнюю губу... И приходит к выводу, что она просто опоздала со своей поддержкой. Что надо было прийти раньше, когда она была ещё нужна... А теперь просто поздно.

— Иди, — повторяет Джордж.

Тогда Гермиона встает и быстрым шагом покидает лазарет, сочтя, что Джордж не нуждается в её участии...

Вот только она ошиблась. Джордж как никогда нуждался в ней. Только в те дни, он отчетливо понял, что одной дружбы с этой кудрявой девочкой ему мало. Что раньше, когда рядом был Фред, её увлеченность их младшим братом переносилась много легче. Сейчас же осознание того, что Гермиона никогда не ответит Джорджу взаимностью, больно полоснуло по сердцу, ранив, возможно, даже сильнее, чем смерть близнеца...

* * *

— Почему ты ничего не сказал?

Тихий голос вспарывает больничную тишину, словно ножом, и Джорджу даже слышится треск рвущейся ткани.

— Я говорил, — легкое пожатие плечами в пустоту. Он знает, что Гермиона его не видит, предпочитая разглядывать снующих за окном прохожих.

— Я думала, что это была шутка...

— А это и была шутка, Кудряшка. Признайся я тогда тебе со всей серьёзностью, то потерял бы в тебе и друга тоже. А совсем лишаться тебя мне было страшно...

Гермиона вдруг зябко обхватывает плачи и чуть ежится.

— Замерзла?

— Просто на миг представила, что не успела тебе помочь, продолжая думать, что не нужна тебе... Но почему ты не признался потом? — девушка оборачивается, пытливо вглядываясь в любимое лицо. — Ведь я рассталась с Роном.

А взгляд голубых глаз становится почти злым, Гермиона ловит себя на мысли, что впервые видит эти глаза такими...

— Мне не нужна твоя жалость, Грейнджер!

— Ты дурак, Джордж, — горько шепчет она.

— И потом, как бы это выглядело? Я был так жалок...

В его голосе столько ненависти к себе, что Гермиона не выдерживает и одним движением пересекает светлую мунговскую палату, оказываясь прямо над Джорджем.

— А ты не задумывался, что если бы не приключившаяся с тобой беда, я бы так и жила, не догадываясь о том, что люблю тебя? Жила и ломала себе голову, почему мне так часто снится проклятая поляна светлячков в Запретном Лесу? — горько шепчет девушка.

— А она тебе снится? — чуть слышно выдыхает Джордж, чем вызывает её ехидную улыбку:

— Идиотский вопрос...

— Прости...Наверное, ты права.

Гермиона медленно присаживается на край его постели, снова отводя взгляд, и слышит тихое:

— Кудрявая?

— Что?

— Когда ты пойдешь выбирать свадебное платье, учти: я хочу видеть тебя в голубом.

Девушка оборачивается и недоуменно смотрит в хитрые глаза Джорджа, иронично интересуясь:

— Это вот ты мне только что таким незамысловатым способом предложил выйти за тебя замуж? Или я просто должна учесть твое желание видеть на мне голубое платье, когда соберусь выходить за другого?

Парень резко садится на кровати и силой притягивает Гермиону к себе и шепчет куда-то в её висок:

— Да кто ж тебя отпустит... — он чуть отстраняется, заглядывая ей в глаза, и уже громче продолжает. — Я слишком долго и мечтать не смел о том, чтобы просить тебя стать моей женой. Я даже думать о том, что такое возможно, не мог... Прости, я знаю, что ты заслуживаешь большего. Настоящего признания в любви и торжественной помолвки, но я до сих пор опасаюсь, что всё происходящее просто сон... Я так боюсь проснуться...

Гермиона улыбается и, обвив его шею руками, шепчет:

— Это наш общий страх, Джордж.

— Это согласие? — напряженно спрашивает парень, а Гермиона хихикает ему в плечо:

— Мне ответить по форме?

— Нет. Вполне достаточно поцелуя...

* * *

— Кхм... — смущенно закрыв дверь палаты Джорджа, где больной увлеченно целовал Гермиону Грейнджер, кашлянул Вуд.

— Я вас — гриффиндорцев — ненавижу, Олли! — в лучших традициях Снейпа шипит Флинт. — Ведь говорил же, что это плохая идея!

— Брось, Марк. Ты теперь несешь за него ответственность, как спасший жизнь.

— По-моему, это он мне должен, — бурчит Флинт, чувствуя, как начинают гореть щеки.

— Ну-ну, — ухмыляется гриффиндорец, — я думаю, мы просто зайдем позже...

— Мерлин, кажется, я схожу с ума...

— И чем это ты занят? — доносится из-за спины.

— Пишу Флинту письмо, — не оборачиваясь, посвящает Джордж, а Гермиона хихикает:

— Так ты не передумал?

— Ни за что!

— Флинт тебя убьет, — сообщает она. — Я в очередной раз озвучиваю своё мнение — делать Маркуса крестным Фриды не самая удачная идея...

— Это честь для него! — хихикая, говорит парень. — И потом, нужно же подгорчить тот факт, что он теперь совершенно здоров и может вернуться в сборную, хотя даже не надеялся на это.

— Неужели у тебя действительно получилось? — восхищенно шепчет Гермиона, всё ещё не до конца веря в то, что мужу удалось создать зелье, без следа снявшее с Флинта последствия полученной травмы.

— Твой муж — гений, ты забыла? — лукаво интересуется.

— Флинт пришлет матерную вопилку, помяни моё слово! — пророчит она.

— Да пусть присылает, что мы матюгов не слышали? — беззаботно отмахивается Джордж. — Мы ему в отместку отошлем требовательно-ругательные вопли Фриды. Уверен, Флинт оценит.

— И придет тебя убивать! — наиграно пугается Гермиона. — А мне бы этого ой как не хотелось бы — оставаться одной, без кормильца с новорожденной дочерью на руках — перспективка не радужная.

— Не боись — отобьемся!

— И всё же, Джордж, — серьезно произносит она, — ты действительно уверен, что это будет правильно?

— Флинт больше кочевряжится, сама же чувствуешь, — так же серьезно отвечает Джордж. — Ему будет полезно, ты не можешь не согласиться. И я уверен — эта идея безумно понравится Вуду. К тому же, Флинт спас мне жизнь, а, значит, он мне должен!

— Да? Я где-то слышала, что наоборот. Не подскажешь, где? — иронично интересуется Гермиона.

— Это другое, Герм. Своим эликсиром я вернул ему Долг Жизни, сама понимаешь. Но вот в восточной философии считается, что человек, сохранивший другому человеку жизнь, навсегда становится ответственным за спасенного. Это что-то сродни обязанности, ведь спасая жизнь человек сам взваливает на свои плечи этот крест, — тихо и без улыбки отвечает молодой человек, но потом неожиданно весело заканчивает. — И потом, перекошенное лицо Флинта, когда он примчится бить мне рожу — зрелище, упустить которое преступление!

— Чокнутый, — девушка нежно проводит по рыжим волосам мужа, заставляя того бросить перо и притянуть Гермиону к себе на колени.

— Мне кажется, я в раю, Кудрявая, — глухо шепчет он, получая в ответ нежный и целомудренный поцелуй в висок.

— Произвол! — возмущается молодой человек. — Фальсификация! Жалкое подобие настоящего поцелуя!

— Не ёрничай, — укоряющее произносит девушка, — я сейчас на большее просто не способна. Фрида неугомонна, мне потребовалось два часа, чтобы уложить нашу дочь спать. Вранье это, что младенцы спят восемнадцать часов в сутки... Я с ног валюсь.

— Да, характером в нас с Фредом пошла, — печально ухмыляется Джордж, а потом резко встает, не отпуская жену с рук и бережно оберегая свою ношу от углов и дверных косяков, поднимается по лестнице в их с Гермионой спальню, где осторожно опускает успевшую заснуть девушку на постель:

— Спи, любимая. Я буду стеречь твой сон, — шепчет молодой человек, осторожно пристраиваясь рядом.