The Founders (гет)

Салазар

Мачеха распахнула двери, и свежий весенний ветер ворвался в полутемные, пропахшие сыростью и плесенью коридоры, дерзко взъерошив пламя едко чадящих смолистых факелов. Женщина убрала под платок растрепавшиеся белесые пряди, подняла на бедро тяжелый жестяной таз с мокрым бельем и, покряхтывая, принялась осторожно спускаться с прохудившегося деревянного крылечка, вслепую нащупывая ногой каждую ступеньку. Ей было не больше тридцати, но она — в темном платье из грубого домотканого полотна, с грязным передником, туго обмотавшим талию и живот, с опавшей грудью и потрескавшимися, покрасневшими от работы руками, — была не слишком хороша собой и выглядела старше своих лет.

— Мать, посторонись! — закричали сразу несколько голосов, дикий мальчишеский хохот выпал из колючей темноты за ее спиной и смешался с адским лаем гончих псов, — Посторонись, говорю!

Женщина тяжело отвалилась в сторону, и мимо нее черной ядовитой стрелой промчалось длинное собачье тело, брызгая горячей слюной, сшибая с ног — одно, второе, третье — а следом, улюлюкая и гикая на гончих, выскочили рослые, здоровые, розовощекие молодцы в посконных рубахах и зеленых охотничьих шапках, лихо заломленных на лохматых соломенных головах.

— Не зашибли, мать? — весело спросил один из парней.

Мачеха поднялась с утоптанной твердой земли, по-весеннему холодной и влажной от утренней росы, робко потерла ушибленную руку и спрятала ее в складках платья.

— Нет, все в порядке.

— А жаль, — ввернул другой сын, остролицый, веснушчатый, кудлатый, меньше и вертлявей своего брата. Юноши загоготали, собаки тяжело дышали, раздувая животы, вываливая розовые языки — с оскаленных клыков летели ошметки пенистой слюны. Женщина беззащитно улыбнулась и принялась сгребать в таз измазанное сырой землей белье.

— Эй, смотрите! — самый широкоплечий из парней, с длинными жилистыми руками, выхватил у матери из рук скомканную холстину и швырнул ее в морду ближайшей гончей. Ткань обмоталась вокруг собачьей головы и огромная поджарая псина испуганно заскулила, суча лапами и принимаясь бестолково метаться, зашибая все вокруг, наскакивая на лежащую женщину, царапая тупыми когтями. Парни хохотали, захлебываясь смехом, и...

— Фините Инкантатем.

На пороге дома стоял угловатый мальчишка-подросток, вытянув руку с палочкой в сторону молодых дурней. Ветхая потертая мантия из выеденной молью козлиной шерсти казалась горкой хлама на его острых плечах, неровно остриженные — явно срезанные ножом — черные волосы спереди падали мальчишке на глаза, на горбинку орлиного носа, а сзади опускались на плечи.

— Неплохо, — протянул он себе под нос, разглядывая замерших сводных братьев, возивших брюхом по траве жесткошерстных собак, тихо вздрагивающую на земле мачеху. Мальчишка сунул палочку в тугой рукав и легким юношеским шагом слетел с крыльца, ухватил женщину за локоть и попытался поднять ее.

— Не трогай меня, Салазар! — взвизгнула мачеха, отпрянув от пасынка, словно он был ядовитой змеей.

Салазар заткнул большие пальцы за пояс.

— Та зола, что ты собрала на щелочь, оказалась незаменимым компонентом некоторых зелий, так что теперь собирай новую, — сообщил он, глядя на женщину сверху вниз, — И кстати — я только что тебя спас.

Мачеха фыркнула, шлепнула в таз последний кусок влажной ткани и поднялась на ноги.

— Мои мальчики просто играли, — тонкий голос захлестнулся, взмыв от нежности. Тонкие губы Салазара насмешливо изогнулись, — Они бы не причинили вреда своей матери! Расколдуй их, бесово отродье!

— Не могу, — беспечно пожал плечами подросток, но глаза его полыхнули недобрым огнем, — Я еще не придумал контрзаклинание. Так что пусть постоят... лет двести для начала.

Мачеха горестно взвыла и бросилась на пасынка, растопырив пальцы с явным намерением расцарапать в кровь ненавистное лицо и выколупать нахальные глаза.

Салазар испуганно метнулся в сторону, споткнулся о вытянутый по земле побег, провалился в прореху ограды и, вскочив, отряхиваясь на ходу, бросился прочь.

Вслед ему еще долго несся отчаянный, надрывный женский визг.

* * *

Салазар шел по деревне, спрятав руки в просторные рукава мантии. За соседскими заборами густо цвели нежные ароматные яблони, роняя на медленно согревающуюся землю выгнутые лодочками лепестки, кто-то мотыжил землю, кто-то мазал варом обломленные ветки. Мальчишка походя провел ладонью по веткам, усыпанным бело-розовыми цветками, и работающая у покосившегося плетня женщина с трудом разогнулась, упираясь натруженной ладонью в узелок передника на спине.

— Чего здесь забыл, ведьмачий ублюдок? — мрачно выплюнула она ему в лицо, — Пшел прочь, пока беду не накликал!

Салазар медленно повернул голову в ее сторону, сверкнув глазами. Крестьянка охнула и испуганно попятилась, отступая под защиту домашнего порога и скрещенных над дверью веток рябины: глаза у мальчишки были желтоватые, огненные, как шкура полоза, а зрачки — вертикальные, нечеловеческие.

Он помнил эту яблоню.

Братья были тогда много моложе, и Салазар, лет девяти-десяти, еще более щуплый и лохматый, чем сейчас, горел страстным желанием вписаться в их сообщество, стать частью компании этих разудалых пареньков — грозы соседских яблонь и коз, любимцев мачехи, так похожих на нее своими соломенными волосами... Доказать, что он, хоть и бастрад, но кровь от крови и плоть от плоти их общего отца. Братцы велели ему лезть за яблоками, и он полез. Конечно, изорвал штаны и рубаху, да еще и соседу попался — покойному мужу сварливой своей собеседницы. Угрюмый и вспыльчивый мужик, возомнив себя феодалом на клочке своей земли, ухватил мальчонку, изловчился и повесил его на этой же яблоне. Братья бросились врассыпную, даже не подумав звать на помощь, а Салазар извивался на веревке, вцепившись руками в петлю, пока крепкая новая пенька, совершенно не сообразуясь с практическими знаниями мальчика об окружающем мире, не лопнула, уронив его на землю.

Потом он сидел у отца в алхимической и рыдал ему в колени, а норманнский знахарь — рано поседевший, с въевшейся в глаза и морщины малахитовой зеленью, — трепал своего незаконнорожденного по волосам, не отрываясь от своих письмен, пространно объяснял ему про магию и отрывисто, скупо, неохотно рассказывал о матери — милой и доброй волшебнице из соседней деревни, которую оставил на сносях, чахнувшую от тоски. Салазар вспылил, наговорил ему грубостей и получил пощечину, а вскоре после этого отец ушел армейским лекарем на войну с гоблинами и больше не вернулся.

Имущество перешло во владение мачехи и ее сыновей, а Салазара они кормили за то, чтобы он держал в порядке книги и зелья отца. Женщина, всячески потакавшая шалостям своих детей, постепенно запустила поместье, и дикий вереск с пустошей и болот пополз на обветшавший отцовский дом. Повзрослевшие сыновья держали в комнатах собак и коней, всюду разводя грязь и вонь, охотились весной, били колбы в подземельях Салазара и варили эль в его котлах, на все лады ругая «колдуньего бастарда, принесенного от ведьмы».

Салазар неприятно усмехнулся, возвращая глазам нормальный цвет, и побрел дальше.

...Над болотами курились туманы, нездоровые, зеленовато-серые, подземельно-сырые, клочками забивающие глотку и легкие. Жесткие стебли осоки стегали по ногам, на подоле мантии засыхала плесневелая корка болотной грязи. Салазару нравились болота. Однажды во сне к нему пришла красивая молодая женщина с пышными каштановыми кудрями, покрытыми капюшоном светло-серебристого плаща, румянцем во всю щеку и мягким, ласкающим взглядом. Она стояла на болотах и протягивала руку, она говорила ему: «Идем со мной!». Но Салазар, проснувшийся с мыслью, что это была его мама, во сне боялся ее. Она приходила еще несколько раз, а потом вдруг перестала — и сегодня утром мальчишка решил отправиться за ней на болота. Ну, и заколдовал братьев мимоходом...

— Держи его! Держи бастарда!

Салазар оглянулся, длинная темная пола мантии мазнула по хлюпающей ряске — братья, здоровешенькие, расколдованные, бежали на него, потрясая кулаками.

— Еще бы факелы и вилы прихватили... — успел презрительно заметить Салазар, прежде чем парни накинулись на него, пылая жаждой праведной мести.

— ...магглокровки, — с ненавистью выдохнул он им в спины, упираясь дрожащими руками в холодное илистое дно и чувствуя, как на теле наливаются свежие синяки. Выплюнутый с кровью зуб булькнул, оставив на поверхности воды красноватое, стремительно розовеющее пятнышко, и утонул.

Перед глазами все плыло и расслаивалось, но в последний момент Салазару очень ясно привиделось, что с болот на него движется женщина в серебристом плаще.