Чужой муж, чужая жена (гет)

— Папа, ты меня слышишь?

Тревожные нотки в голосе Скорпиуса заставили меня очнуться от собственных невеселых мыслей. Того и гляди раскисну перед собственным сыном.

— Прости, я немного... задумался.

Как же, задумался я. Просто банально тяну время, пытаясь хоть ненадолго отложить неприятный разговор.

— Ты хотел со мной о чем-то поговорить?

Я молча кивнул, не в силах подобрать нужные слова. Такое со мной случилось впервые за много лет. Затем все же выдавил:

— Скорпиус, мы с твоей мамой... какое-то время решили пожить отдельно. Мама немного... устала от шумихи вокруг нашей семьи. У нее расстроены нервы, ей хочется побыть в тишине и спокойствии...

Мерлин, что я несу? У Астории вообще нет нервов. Это самое хладнокровное существо из всех, кого я знаю.

— Я в курсе, — ответил Скорпиус, и его голос прозвучал на удивление спокойно. Честно говоря, я опасался совсем другой реакции.

— Ты знаешь? — переспросил я.

Скорпиус усмехнулся:

— Крестный поговорил со мной еще две недели назад. И он совершенно не стеснялся в выражениях.

У меня внезапно возникло непреодолимое желание удавить Забини... Причем сделать это голыми руками.

— Что еще тебе рассказал... крестный?

— Что мама тебя больше не любит, что она устала жить, будучи лишь бледной тенью блистательной Нарциссы Малфой. Что ты никогда не был хорошим мужем и отцом, и что для тебя твоя работа всегда будет на первом месте... Много чего еще, не хочу повторять.

Пожелание Блейзу самой мучительной смерти стало попросту навязчивым.

— Ты этому веришь? — Почему-то мне стало страшно.

Скорпиус посмотрел на меня долгим, внимательным взглядом.

— Нет, не верю, — тихо ответил он. — Иначе я бы с тобой сейчас не разговаривал.

Какое-то время мы молча ели мороженое. Скорпиус с детства обожал бывать в кафе Фортескью, и мы иногда приходили сюда вдвоем — правда, не так часто, как мне бы того хотелось. Наверное, можно посмеяться над моей наивностью, но мне казалось, что горькую правду можно хоть немного подсластить его любимым лакомством.

Я не знал, что мой мальчик уже две недели живет с этой правдой.

— Почему ты мне не написал? — неожиданно вырвалось у меня.

Сын отвел взгляд от вазочки с остатками мороженого, посмотрел на меня — и столько неприкрытой, недетской горечи было в его глазах, что у меня защемило сердце.

— А что бы это изменило? — ответил он вопросом на вопрос. И, не дожидаясь ответной реплики, продолжил: — Каждый день я читал между строчек в твоих записках, пытаясь выудить оттуда хоть какую-то информацию. Наверное, у тебя была веская причина для того, чтобы не сказать мне об уходе мамы сразу.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы найти подходящие слова.

— Я надеялся вернуть ее... надеялся, что ты ничего не узнаешь и тебе не придется чувствовать и переживать то, что чувствовал и пережил я. Я не знал, что твой... крестный расскажет тебе.

— Он всегда любил маму, ведь так?

От этого простого вопроса у меня перехватило дыхание, и Скорпиус, видя мое замешательство, повторил:

— Он всегда любил маму. Но он был твоим другом, и он видел, что мама счастлива с тобой. Вы были молоды, у вас вся жизнь была впереди. Потом родился я... А потом ты занялся карьерой, я подрос и пошел в школу, а мама стала скучать...

— Тебе Блейз об этом рассказал? — недоверчиво спросил я. Неужели у этого мерзавца нет совести?!

— Да, — ответил Скорпиус просто.

Вопрос о совести, похоже, был риторическим.

— Я его убью! — вырвалось у меня.

— Не надо, папа. Я уже большой мальчик, и смогу пережить это легче, чем ты думаешь, — произнес Скорпиус с иронией. — Фактически, я уже это пережил. Вот только...

— Что?

— Мама не написала мне ни разу с тех пор, как я узнал об ее уходе из семьи. Если ты увидишь маму, передай ей, что я люблю ее и не сержусь.

Я сглотнул подступивший к горлу ком и кивнул. Вряд ли я увижу Асторию в ближайшее время. Но я обязательно донесу до ее хорошенькой белокурой головки мысль, что избегать общения с сыном — это весьма и весьма неразумно с ее стороны.

Какое-то время мы сидели молча. Раза два мимо нас пробежала молоденькая официантка с подносом, уставленным вазочками с мороженым. Я кивнул в сторону прилавка:

— Будешь еще?

Скорпиус отрицательно качнул головой и ответил:

— Я уже давно не люблю мороженое.

Я ошарашено спросил:

— Почему же ты ничего мне не сказал?

— Не хотел тебя расстраивать. Ты ведь думал, что это доставит мне удовольствие...

Я взглянул на сына по-новому, помня его довольно капризным ребенком, избалованным непомерной любовью со стороны бабушек и дедушек. Дафна, сестра Астории, замуж вышла не так давно и своими детьми пока не обзавелась. Поэтому весь свой нерастраченный материнский потенциал она выливала на единственного племянника... Лет до девяти Скорпиус бывал просто невыносим.

— А что ты любишь?

Кажется, я впервые задал сыну подобный вопрос.

Скорпиус удивленно вздернул светлую бровь:

— Тебе правда интересно?

Я кивнул, проклиная себя за прежнее равнодушие.

Скорпиус вдруг улыбнулся открытой, совсем мальчишеской улыбкой и спросил:

— Обещаешь не смеяться?

Я кивнул:

— Обещаю.

— Знаешь, папа, я просто до дрожи обожаю... пиццу!

— Пиццу? — переспросил я и невольно рассмеялся. Мой сын обожает магловскую еду!

— Ты же обещал! — Скорпиус обиженно нахмурился, но в глазах у него плясали чертенята.

— Все, больше не буду, — пообещал я, подавляя очередной смешок. — Где же ты пробовал... пиццу?

— О-о, — сын мечтательно прищурился. — Мама Рыжика просто потрясающе готовит пиццу и время от времени передает ее нам.

Я заинтересовался:

— Кто такой Рыжик?

— Это мой школьный друг с Равенкло.

— С каких это пор слизеринец дружит с равенкловцем? — поддразнил я.

— Папа, ты же знаешь, что половина моих друзей при распределении попала на другие факультеты. Так что теперь, мне нужно перестать с ними дружить?

— Я шучу, Скорпиус. Конечно же, ты можешь дружить с теми, с кем посчитаешь нужным. Я рад, что у тебя много друзей, — произнес я примиряюще.

Меня очень удивила горячность, с которой сын ринулся защищать своих друзей. Я никогда не был таким, как Скорпиус. Да и друзей у меня никогда не было. Были приятели, с которыми я весело проводил время... и был Блейз, который, как выяснилось, не был, а всего лишь казался.

С Блейза мысли перескочили на Асторию. Я тоже считал ее своим другом... До недавнего времени.

Наш брак со стороны казался удачным. Любви особой никогда не было, но мы сделали то, чего от нас хотели наши родители. В самом начале семейной жизни мы разговаривали друг с другом, делились мыслями и строили планы на будущее. Когда родился Скорпиус, мы были по-настоящему счастливы. А потом... меня поглотила работа, я все реже стал бывать дома, мы все реже разговаривали и планами уже не делились... А теперь слишком поздно... Или нет?

Мелькнувшая мысль заставила меня замереть.

Я должен вернуть Асторию во что бы то ни стало! Пусть я был никудышным мужем и отцом, но все еще можно поправить!

Ради нашего сына.

Видимо, я встал излишне резко, потому что Скорпиус подпрыгнул от неожиданности.

— Пойдем, сын, я должен отправить тебя в школу.

— Но, папа! — воскликнул он разочарованно. — Разве мы не пойдем в музей естествознания? Ты же обещал!

— Прости, но я вспомнил, что меня ждет клиент. Мне нужно идти.

Скорпиус едва не плакал. Видя его расстроенное лицо, я сказал:

— Я заберу тебя из школы на следующие выходные, и мы целых два дня проведем вдвоем, только ты и я. Согласен?

— Два дня? — уточнил Скорпиус, и я кивнул.

Вздохнув, сын вдруг улыбнулся и ответил:

— Заметано!

Раньше меня бы весьма рассердило подобное словечко, но сейчас я ограничился всего лишь полушутливым замечанием:

— Где твои манеры?

— Прости, папа, — пробормотал Скорпиус, явно не испытывая раскаяния. Я пожал плечами и потрепал сына по взъерошенной макушке.

При выходе из кафе мы остановились у двери, пропуская какую-то женщину с огромной коробкой. Все это время мне не давали покоя два вопроса. Первый: как вернуть Асторию? И второй: смогу ли я простить Астории ее предательство, когда она к нам вернется?

Ответы пришли сами собой. Я смогу простить ее ради сына. И я уже знал, как ее вернуть...

У меня был план.