Черныш. В поисках волшебства (джен)

O Fortuna

velut luna

statu variabilis,

semper crescis

aut decrescis;

vita detestabilis

nunc obdurat

et tunc curat

ludo mentis aciem,

egestatem,

potestatem

dissolvit ut glaciem.

Карл Орф

Консервная банка с металлическим звоном, особенно громко звучавшем в ночной тишине, покатилась по земле. Чёрные, рваные уши задёргались, и, подняв измазанную в масле усатую морду, бродячая кошка недоумённо воззрилась на Черныша, который сидел на старом мусорном баке, согнув одну ногу в колене и упёршись ступнёй в поскрипывающую металлическую крышку. Он сыто и устало позёвывал, прислонившись спиной к прохладной кирпичной стене. Сардины были вкусными, недавно сворованными, но честно разделёнными с худой, ободранной кошкой, которая, встретив неожиданного соседа недовольным взглядом зелёных глаз, смирилась с приватизацией её пристанища, учуяв запах вкусненького.

Кошка, тронув лапкой консервную банку, убедилась в её безнадежном опустении и, тщательно умывшись, быстрой чёрной тенью запрыгнула на крышку бака, притуляясь у Черныша под боком. Розовый шершавый язык прошелся по измазанным в масле пальцам, а маленькая голова, увенчанная рваными ушами, потёрлась о ладонь. С тихим, весёлым смешком подросток зарылся пальцами в тёмную шерсть, пробежался ими между ушками, почесал нежное место под шеей. Кошка изогнулась, подставляя под руки спину, и он подумал, что в темноте, когда сложно разглядеть общую потрёпанность его неожиданной соседки, она похожа на изящную, искусно выполненную статуэтку, которую, налюбовавшись вдоволь, ставят на полку и быстро забывают о её существовании, лишь изредка стирая пыль.

Но, к счастью, бродячая кошка была лишь зверьком с драными ушами и потерянной в

какой-то шальной битве частью хвоста. Она мурлыкала, ластилась к грязным пальцами и грела бок Черныша, щуря зелёные глаза с той самой мудростью, свойственной только кошачьему роду. И он думал, что такие встречи с тёплыми, непохожими на статуэтки существами, навсегда останутся в его памяти.

Черныш, подавив зевок, упёрся затылком в стену и взглянул на небо, затянутое пасмурной дымкой. Мир крепко спал, но для Черныша это было временем бодрствования. Слишком уж он привык жить ночами, оставляя отдых дню. Да и двигаться за зовом Кольца Пути ночью было удобнее — никому до него не было дела. А если и встречались на его пути какие-то девианты, то Черныш, как один из них, знал способы борьбы с себе подобными и, к тому же, бегал быстро, словно дикий кот. Эта его способность, по мнению подростка, была самой надёжной и полезной после канувшей в Лету магии.

Кошачий бок вибрировал, словно автомобильный двигатель, а зелёные глаза, так похожие на глаза Черныша, внимательно наблюдали за неожиданным соседом, словно старались уловить любые изменения в его непривычно нежном настроении. Наверное, в её жизни было мало моментов, когда люди дарили ей подобную ласку.

— Какой недоверчивый зверёк, — вздохнул Черныш, почёсывая блохастую шею, — или же наоборот? Наверное, тебе очень понравились сардины. Я их тоже люблю, но молоко мне нравится больше. Вот только у той женщины в пакете были только макароны и сардины. Как жаль.

Кошка мяукнула, сочувствуя его потере и сыто зевнула. После недельной голодовки ей показались бы вкуснятиной и те сухие макароны. Черныш усмехнулся и, словно понимая, о чём говорит его соседка, произнес:

— Да-да, голод — очень страшная вещь. Не такая страшная, как Круциатус, но очень неприятная. Хотя есть вещи и пострашнее заклинания боли. Может, прогуляешься со мной, зверёк? Я буду подкупать тебя сардинами.

Недоверчиво мигнул светящийся зеленью глаз. Кошка замерла на миг, подобравшись. Тёплые человеческие пальцы пробежались по её спине, даря ласку и тепло. Черныш улыбнулся и, почесав на прощание за ухом, ловко спрыгнул с бака, словно был самым настоящим дворовым котом, по какой-то странной ошибке заключённым в тело человека.

Кошка, недовольно вздыбив шерсть, встряхнулась и, спрыгнув на землю столь же изящно, как странный человек, позвавший её за собой, в два прыжка догнала своего нового попутчика. Укоризненно смерив его взглядом ярких глаз, она потёрлась о его ноги, вызывая у Черныша смешок.

— Пойдем, зверёк. Интересно, где твоя мамочка нашла себе низзла? Или бабушка? Ты скорее квартерон, чем полукровка. Слишком маленькая, — Черныш улыбнулся.

Кольцо Пути обожгло его своим недовольством, показывая, что он слишком долго стоит на месте. Новый хозяин все ещё не нравился артефакту. Черныш усмехнулся и, немного поморщившись, потер ноющий палец об его соседа. Колечко хоть и работало как надо, но кое-что всё равно вызывало опасения его владельца; оно свободно могло резко изменить направление, заставив идти в противоположную сторону. Один раз эта подлая вещь заставила Черныша возвращаться в деревеньку, которую он покинул накануне. Это было неприятно. Создавалось ощущение, что кольцо играет с ним или же… Его конечная цель вполне себе могла передвигаться, причём весьма странными траекториями. То, что она могла быть живой и разумной, пугало Черныша гораздо больше, чем если бы артефакт шалил. Подросток не очень-то хотел, чтобы его судьба была связана с каким-то человеком. Люди ненадежны — это правило было его жизненным кредо.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул Черныш, позволяя колечку вести себя. Чёрная кошачья тень с горящим взглядом неотступно следовала за ним. Видимо, зверьку очень понравились сардины в масле.

Мальчик и сам не понял, что заставило его позвать с собой кошку с примесью крови волшебного зверя. Вернее, он понимал, но признавать не хотел. Не мог же Черныш, привыкнув за последний год к обществу Бульдога и вампиров, почувствовать одиночество?

— Только если совсем чуть-чуть, — недовольно вздохнул подросток. Прятать от самого себя свои же чувства было недостойно. Кошка вскинула на него недоуменный взгляд и махнула хвостом. Черныш улыбнулся и объяснил:

— Просто я слишком долго молчал. Теперь пытаюсь наверстать год добровольной немоты. Ты самый удачный собеседник за всю мою жизнь. Слушаешь, понимаешь и, самое главное, молчишь. Наверное, я начинаю понимать старика с его вечной ворчливостью.

Добровольная спутница фыркнула и хлестнула хвостом по колену Черныша. Тот засмеялся и, наклонившись, почесал кошку за ухом, вновь заставив её замурлыкать. Его рот растягивала улыбка, а лёгкие — смех.

Капнувшая на нос влага стала для него неожиданностью, а кошка замерла, неожиданно став похожей на натянутую струну. Черныш напрягся. Сердце застучало быстро и тревожно, словно грозилось проломить грудную клетку. Дурное предчувствие горечью осело на языке.

— Думаю, тебе нужно спрятаться, зверёк, — произнёс подросток, ласково погладив чёрную шерсть. За спиной грохнул мусорный бак. Чёрная тень метнулась в ближайшую подворотню, заставив Черныша усмехнуться – благоразумия кошке было не занимать.

Он поднялся на ноги и огляделся. Оборванный бродяга, ковырявшийся в высыпавшемся из тары мусоре, злобно оскалился, увидев направленный на него взгляд. Черныш поднял руки в миролюбивом жесте и сделал шаг, намереваясь максимально быстро ускользнуть куда подальше от этого места. Один единственный шаг перед тем, как его смело тёмным вихрем, оказавшимся человеческим телом.

Стена, оказавшаяся на пути их стремительного движения, выбила из лёгких Черныша весь воздух. Рюкзак, очутившийся меж двух огней, жалобно хрустнул, извещая о том, что купленные в Лютном переулке суперкрепкие флаконы жизнь не готовила к столь жёстким испытаниям. Не менее громко хрустнула рука, взятая в воистину смертоносный захват. От боли, пронзившей конечность, воздух соизволил вернуться в лёгкие и Черныш взвыл раненой белугой – конечности в своей жизни он ломал не раз и не два, поэтому завопил он скорее от досады, чем от боли. Со сломанной рукой путешествовать крайне неприятно.

Бездомный шарахнулся в сторону, споткнулся о перевёрнутый бак и рухнул на грязную землю, будто марионетка с подрезанными нитями. Он отползал дальше, как можно дальше от вцепившегося в пацана мужика, но никак не мог отвести мутных, слезящихся глаз от этого зрелища. Ему казалось, что вокруг этих двоих клубится что-то страшное, что-то очень, очень опасное и одновременно завораживающее, будто танцующая кобра.

— Попался! — голос был наполнен торжеством.

Черныш сморгнул выступившие на глаза слёзы и увидел серые, словно заиндевевшие и хорошо знакомые радужки с маленькой точкой зрачка. Каштановые волосы, чуть отросшие и засалившиеся с их первой и последней встречи, падали на запылившийся лоб. Шрам, пересекавший переносицу, стал как будто глубже из-за осунувшегося лица. В глазах напротив Черныш увидел ту самую одержимость, которая владела им самим и это испугало его гораздо больше, нежели сломанная рука, кровоточащий от удара затылок или железный захват. Сам Черныш больше всего на свете хотел вернуть магию, не гнушаясь никакими способами, чтобы сделать это. На что был готов сероглазый человек, напавший на него ради своей цели, он не знал, но понимал — на многое.

Черныш судорожно дернулся, на миг теряя самообладание. Он знал, как бороться с жадными бродягами, ворами и даже педофилами. Он мог напугать, болезненно ударить и быстро смыться, но сейчас его держал взрослый, сильный маг и его палочка болезненно давила ему в район сонной артерии. В его жизни был похожий момент, и он носил звание самого худшего события всей жизни Гарри, но тогда у него было время. А сейчас у него могли отнять жизнь быстро и без колебаний. Он чувствовал, как чужая жажда смерти и ярость выливается на него с той же щедростью, с которой в Средневековье выбрасывали помои из окон.

Людвиг усмехнулся, почти наслаждаясь чужой болью. Он чуть не совершил большую глупость – не заметил того самого запаха, который источают те, на кого он охотится. Слишком слабый аромат тогда перебивался запахом темномагических книг и когда охотник понял, что он значит, прошло несколько часов. Но у него были свои способы найти этих тварей. К тому же, на книгах, поданных ему, остался его след. Для обычного мага найти человека, имея такой скудный материал – задача не из простых, но он простаком не был.

Правда, побегать пришлось изрядно – никогда и никто за всю его карьеру охотника не вёл себя столь нелогично, выбирая путь. Мальчишка менял направления как подстреленный заяц и мог запросто вернуться в то место, откуда ушел накануне. Людвига, привыкшего к логике и холодному расчету, это весьма сбивало с толку. Он уверен, что этот Черныш убегал от него, но, видимо, ошибался.

В глазах прижатого к стене подростка не было ужаса, какой он видел обычно, а только боль и недоумение. Без бинтов, скрывающих лицо и в очках с тонкими стеклами, его эмоции читались легко, будто в раскрытой книге. Как и подозревал Бульдог, его сбежавший помощник оказался совсем мальчишкой – Людвиг не дал бы ему и тринадцати лет. Но тем легче ему будет убить его – взрослый сопротивлялся бы гораздо сильнее.

— Где твой дух, сопляк? — прошипел он не хуже любого змееуста. Взгляд его, холодный и страшный, заставил Черныша сглотнуть. Подросток скорчил гримасу ничего не понимающего человека, что не потребовало больших усилий — он и правда ни черта не разумел в происходящем. Людвиг, увидев выражение его лица, зло усмехнулся и тряхнул бессильно повисшее тело, почти ласково сказав при этом:

— Астральные порождения не могут служить хозяину-калеке. Не морочь мне голову своим спектаклем – я сыт им по горло. Если ты не призовешь своего духа, я буду пытать тебя, пока он не

вылезет сам. Не думаю, что он хочет лишиться якоря.

Черныш упорно молчал. Он прекрасно знал, что если скажет о том, что ни про какого духа никогда не слышал – ему просто не поверят. К тому же, Иво что-то говорил об Астрале, да и сам он читал о нем в книгах. И об охотниках на Астральных тварей там упоминалось. Должно быть, тот самый «запах», который учуял этот человек, сохранился после того ритуала, наградившего Черныша раной на предплечье, которая даже после слюны вампира продолжала радовать его воспалением и вот-вот грозившим вновь начаться кровотечением.

Не дождавшись ответа, Людвиг молча и стремительно сжал сломанную руку Черныша, изгибая ее под известным только ему углом. Подросток буквально почувствовал, как рвутся под напором кости мышцы и кожа. Боль пришла позже на доли секунды, и из его рта вырвалось жалкое поскуливание. Но мозг Гарри работал быстро и холодно, как это всегда бывало с ним в такие моменты. Да и что такое боль от сломанной руки в сравнении с Круциатусом? Правильно — лишь жалкий отголосок. Сжав зубы, Черныш медленно, чтобы охотник ничего не заподозрил, придавал своему телу, кажущемуся ватным и сдавшимся, нужное ему положение.

— Зови его, паршивец, — зарычал охотник, сдавливая конечность до синевы, — или я оторву тебе что-нибудь жизненно важное.

Он отпустил руку Черныша и, сжав руку в кулак, со всей силы ударил его по лицу. В голове у того зазвенело, а рот наполнился солёной, горячей кровью. Он подумал, что в даже в таких моментах Фортуна, засунув его в полную задницу, не перестает ему улыбаться.

Вдохнув воздух носом, Черныш плюнул розовой смесью крови и слюны в глаз охотника. Ничего серьёзного, но зажмуренный глаз и ослабленная на секунду хватка были тем самым минимумом, столь необходимым ему в этот момент. Носок чудом освобожденной ноги заехал в коленную чашечку противника, заставив пошатнуться. Черныш, воспользовавшись этим, стёк по стене, словно вода, и ускользнул из захвата.

Бег обещал быть долгим, о чём сообщил пролетевший за метр от уха красный луч оглушающего заклинания. Незадачливый волшебник наконец вспомнил про свою палочку. Черныш бесшабашно усмехнулся – адреналин бил в голову, будто огневиски.

Гарри пнул подвернувшийся под ноги бак, заставив его покатиться прямо под ноги преследователю. Услышав громкую ругань за спиной, он взлетел по стене, оказавшейся на его пути, да так легко, словно только и делал, что бегал по вертикальным поверхностям. Спрыгнув на другой стороне, Черныш зашипел от боли, пронзившей руку и, не останавливаясь, понесся дальше.

— Бомбарда! — взвыл охотник, у которого, видимо, не было таких дружеских отношений с вертикальными поверхностями. Осколок кирпича чиркнул Черныша по скуле и изрядно запылил спину, но он даже не дёрнулся, стараясь не сбить дыхания. У него не было абсолютно никаких идей насчет того, как избавиться от прилипшего к нему охотника. Тот преследовал его как привязанный, даже если Черныш скрывался из поля его зрения, словно действительно шёл по его следу.

Что делать? Этот вопрос эхом бился у Гарри в голове до тех пор, пока он не выбежал на открытую, пустынную дорогу, что заставило его сдавленно выругаться – в запутанных переулках и подворотнях убегать ему было гораздо легче. Черныш отбросил со лба слипшиеся от пота и пыли волосы и быстро огляделся. У него оставалось немного выигранного времени.

Вокруг было тихо, будто на кладбище. Тускло светилась вывеска круглосуточного магазина, около которого стояли фургон и мотоцикл. Черныш выругался. На ум приходил только террористический акт в супермаркете, что в его ситуации было, мягко говоря, неразумным.

Медленно отворилась дверь, и из магазина вышел высокий парень, раздраженно что-то бурчащий себе под нос и сминающий в руке пачку сигарет. Светлые кудри, стянутые в растрёпанный хвост, торчали в разные стороны, а карие, почти чёрные глаза как-то обиженно взирали на окружающий мир. Черныш пожевал губы и запустил относительно здоровую, ту самую, с рунами, руку в кармашек рюкзака, который промок от столь бездарно потраченных драгоценных зелий. Прохладная рукоять ритуального кинжала привычно легла в ладонь и тут же согрелась, одаривая такой незамысловатой лаской своего хозяина.

— Прости, — прошептал Черныш, — никогда не думал, что буду пугать тобой людей.

Незадачливый прохожий с светлыми кудрями подошел к мотоциклу, прикуривая сигарету. За спиной взревел охотник, наконец догнавший свою прыткую жертву — на его лице не было ни капли той холодности, что Гарри видел в книжном магазине. В серых глазах, которые прежде казались заиндевевшими, горело пламя безудержного гнева. Он слегка припадал на ногу, в которую прилетела чужая нога, но продолжал упорно вживаться в роль преследователя.

Черныш пригнулся, пропуская над своей головой очередной красный луч, угодивший в светящуюся вывеску магазина, которая, мигнув пару раз, окончательно потухла. Гарри метался от заклинаний, словно заяц – он и сам не ожидал от себя такой прыткости.

— Импедимента! — рявкнул охотник. — Инкарцеро! Сомниум!

Черныш подавил попытку рассмеяться. Заклинания школьного курса. Он что, серьезно? Неужели ему так важно захватить его живьем? Или же темномагические заклинания ему претят?

Кудрявый парень, уже успевший завести мотоцикл, озадаченно поднял голову, увидев пролетевший над его головой красный луч и, кажется, побледнел. Сигарета выпала из его рта, а в следующий миг его горлу оказалась прижата ледяная полоска стали. Черныш тихо и рвано приказал:

— Газуй, быстро.

Мотоцикл взвыл, заставив подростка поморщиться — он уже успел отвыкнуть от шума маггловского транспорта. Незадачливый байкер, ввязавшийся во всё это стараниями Черныша, оказался весьма понятливым.

Лизнувшая лопатки боль не оказалось для подростка такой уж неожиданностью – он прекрасно знал, что в спину ему что-нибудь прилетит. Поэтому он уткнулся в спину водителю и тихо зашипел, ничуть не заботясь о чувствах попавшего в передрягу мотоциклиста.

— Просто «Вариари Виргис», — прошептал Черныш с усмешкой, — да я везуч, как сам Дьявол. Или же охотник туп, будто пробка, в чём я весьма сомневаюсь.

Он почувствовал, как напрягся его заложник и усмехнулся. Наверное, магглу, оказавшемуся в подобной ситуации, сейчас немного не по себе. Ну и пусть. Черныш давно отвык щадить чужие чувства. А ведь совсем недавно и словно тысячу лет назад он так боялся ранить чью-то душу, что даже смешно становилось и одновременно грустно – куда же делся тот «просто Гарри»? Он ведь действительно перестал быть тем человеком, и этим именем называл себе реже, чем Чернышом. Даже глупо. Кошачья кличка дороже, чем имя, данное родителями.

Возбуждение от погони схлынуло внезапно, оставив после себя боль в руке, тянущий затылок и тошноту. Рука, всё так же стискивающая рукоять ритуального ножа, подрагивала, тем самым добавляя недобровольному попутчику неприятных минут. Голова кружилась. Черныш небезосновательно начал подозревать, что он может загнуться без врача. Конечность, плотно прижатая к телу, была доведена охотником до открытого перелома, а мозги явно хорошенько перетряслись. Раньше Черныш обходился без врачей лишь потому, что с ним была магия, и, уснув в чулане с переломом, он просыпался со здоровой рукой. После потери магии он старался, за некоторыми исключениями, не доводить своё тело до такого состояния, поэтому и выкручивался сам и со слюнявой, но безвозмездной помощью Иво.

Чужая куртка пахла искусственной кожей, металлом и чем-то странным, похожим на запах мокрой шерсти. Знакомо и почему-то грустно. Сердце странно сдавило, словно от печальной ностальгии, но в голове подростка было пусто, как в давешнем баке – один ничего не значащий мусор.

Черныш не знал, через какое время остановился мотоцикл и вздрогнул, когда привычное уже мелькание окружающего мира резко остановилась. Он напрягся, но, увидев заправку, усмехнулся – видимо, увлекательнейшее путешествие пора подвести к концу. Вздохнув, будто ныряющий в воду пловец, подросток спрыгнул на землю, ловким движением затыкая нож за пояс. В каком бы состоянии он не был, убежать от обычных людей он мог легко, даже будь у них транспорт – он умел испаряться также неожиданно, как и появлялся. В переносном смысле, конечно, но для окружающих это выглядело именно так.

Маггл слез с мотоцикла и обернулся, глядя на Черныша своими тёмными, почти чёрными глазами, которые оказались неожиданно и просто нереально спокойными, будто он не проехал несколько часов с ножом у горла, а гулял с подружкой. Подросток театрально поклонился, взмахнув способной к движению рукой и произнес:

— Благодарю за помощь, сударь. Вынужден откланяться.

Парень, в ответ на слова Черныша, нахмурился и вертикальная морщина пересекла высокий лоб, делая его на пару лет старше. Растрёпанные кудри перестали казаться такими уж смешными. Своим особым чутьем Гарри ощутил его настороженность и гнев, плавно переходящий в нечто вроде… Надежды?

— Откуда у тебя Кольцо Пути, бродяга? Кто дал тебе право пользоваться этим артефактом? – английская речь, искаженная сильным акцентом, неприятно резанула слух. Черныш кинул взгляд на медное колечко, настойчиво обжигавшее его палец – видимо, ему уже надоело, что непутёвый хозяин идёт куда угодно, кроме нужного направления. Недавно ушедшее из тела напряжение вернулось с утроенной силой. Умудрился же он встретить очередного чудика. Вскинув голову и подавив сразу же подступившую к горлу тошноту, подросток с уверенностью сообщил прописную истину:

— По праву смерти предыдущего владельца. Артефакт такой силы не должен быть одет на гниющий палец, сударь. И, прежде чем спрашивать столь интимные подробности чужой жизни, обычно представляются.

— Не думаю, что тебе что-нибудь скажет имя Франсуа из клана Жеводан, — высокомерно произнес француз и Черныш обреченно застонал, закрыв глаза ладонью. Если бы на его пальце не было так заинтересовавшего этого Франса кольца, то он бы уже валялся где-нибудь в канаве, убитый чем-то похуже классического Смертельного проклятия. Для человека, год промотавшегося в Лютном переулке и ведущего весьма содержательные беседы с вампирами, название этого клана говорило слишком многое.

— Прости, Франсуа, — вежливо ответил Черныш, — но, к сожалению, я прекрасно осведомлён. Можно, я свалю?

Переход от охотника к жертве был весьма неожиданным. Интуиция рьяно подсказывала не дёргаться – он мог свободно убежать от человека, но стоявшее перед ним существо отнюдь не относилось к людскому роду. Не то, чтобы Черныш имел что-то против оборотней, но свои, английские, забитые жизнью оборотни были куда приятнее, чем избалованные чудовища, жившие во Франции на абсолютно легальном положении. Там к магическим существам относились куда лояльнее, чем в Англии.

— Боюсь, — Франсуа покачал головой, и Черныш ощутил, что даже его сильный акцент перестает быть для него забавным, — нам нужно провести беседу. Сударь.

Последнее слово прозвучало насмешливым уколом. Черныш, как и любой человек, склонный ехидству, не любил, когда крали его язвительности. Поэтому он поморщился и цокнул. Оборотень не обратил на это внимания и, приблизившись, взял его здоровую руку за запястье и повел к мотоциклу. Черныш с некоторым уважением подумал, что его хватка почти не уступает железобетонному захвату Иво.

Когда щелкнула сталь, Гарри дернулся, привычно подавил мгновенно поднявшийся из глубин души ужас и до крови закусил губу, старясь растянуть вмиг ставшие непослушными губы в улыбке.

— Наручники? Ты серьёзно? — он издал короткий, почти деревянный смешок. Металлический браслет холодил запястье, напоминая Чернышу стальные кандалы. Стиснув руку в кулак, он сдержал навязчивое желание зажмуриться.

— Вполне, — серьёзно кивнул Франс, — мне нужно отлучиться.

Он засунул руку в небольшой мешочек, висящий на поясе, и достал оттуда флягу для бензина. Черныш присвистнул. Гоблины продавали своё добро очень редко, а с пространством работали только мастера с исключительными способностями. Такая работа с пространством магам была недоступна, хоть и существовали подобные заклинания. Гоблины же создавали вещь, в которой место никогда, просто никогда не кончается и к тому же, этот невзрачный мешочек выплёвывал вещь по мысленному требованию.

Франс бросил на Черныша странный взгляд и, помахивая флягой, пошёл на заправку. Подросток потрогал засунутую в волосы отмычку, которую с некоторых пор постоянно таскал с собой и с сожалением отмел вариант побега. От оборотня просто так не убежишь, а тратить козырь столь бездарно вообще не хочется.

Усевшись на сидение мотоцикла, Черныш, старясь не смотреть на наручники, оглядел прижатую к груди руку. Нет, всё-таки какой он живучий! Или удачливый? Судя по подсохшей уже крови на рукаве, кровотечение ослабело. Ему хотелось ощупать ещё и затылок, но, к несчастью, это не представлялось возможным. Черныш раздражённо цокнул. Вот, значит, что означает фраза «из огня да в полымя». Нет, ну как, как можно было наткнуться на оборотня около обычного супермаркета, а?

Когда скованную руку весьма ощутимо кольнуло, Гарри даже не удивился – этот день обязательно должен был закончиться таким образом. Черныш, скосив взгляд на предплечье, уныло вздохнул, увидев кровь, стекающую по черному гладкому боку мотоцикла. Ну, Иво же предупреждал, что залечил последствия ритуала не навсегда.

Посмотрев на небо, Черныш прикрыл глаза. Пасмурная дымка наконец-то превратилась в тучи и мелкая, колючая морось прошлась по лицу, охлаждая лихорадочно горящую кожу. Обычно он дождь терпеть не мог, но в данный момент ему нужно было что-то, заменяющее отрезвляющий ушат холодной воды. Интуиция замолчала, свернувшись где-то на дне души уютным кошачьим клубком.

Кто-то знакомо потёрся о ноги, заставив Черныша ошарашенно распахнуть глаза и вскочить, чтобы тут же, взвыв от ощущения впившихся в кожу наручниках, сесть на место. В глазах недавней знакомой кошки светилась зеленая мудрость. Подросток покачал головой со словами:

— И откуда ты здесь, зверёк? Хотя, я уже ничему не удивляюсь.

Вернувшийся Франсуа застал весьма странную картину. Мальчишка, сегодня так позабавивший его, умудрившись взять его в заложники, что-то говорил тихо и с лаской кошке, мурлыкавшей у него на коленках. Не гладит, а все равно мурлычет. Странно.

Франс уверенно подошел к мотоциклу, зная, что сейчас кошка зашипит и шарахнется от него куда подальше, как это часто бывало на протяжении всей его жизни со всяким разным зверьем, но ободранное животное лишь приоткрыло зелёный глаз и зевнуло, открывая пасть.

Не заметивший его подросток, в ободранной, окровавленной толстовке и коротковатых, дырявых на коленках джинсах, ужасно походил на этого зверька этой своей избитостью, растрёпанной и грязной чёрной шевелюрой, синяком на пол-лица и изумрудными глазами, в которых светилась присущая только кошачьему роду мудрость.

— Ну, ну, красавица, — шептал он свернувшемуся на его коленях блохастому клубку, — какая же ты быстрая. Или же ты волшебница? А я вот уже давно не колдун. Как же тебя назвать, зверёк? Черныш уже за мной, да и ты девочка. Может Нокс, а? Красиво звучит, хоть и как заклинание. Но с латыни это переводится как «ночь». Вроде. Я не совсем хорошо знаю латынь, только всякую бяку. Наследие стальных кандалов…

Франс кашлянул, привлекая к себе внимания и внезапно подумал, что это глупо — пытаться быть вежливым с мальчишкой, которого ты сам приковал наручниками к своему мотоциклу. Оборотень почесал подбородок. Нечёсаные уже третий день волосы лезли в глаза, заставляя щуриться.

Мальчишка, услышав посторонний звук, поднял глаза и усмехнулся. Глаза у него были, как у его кошки – один в один, только зрачок круглый и расширенный от боли. От него пахло кровью, но в человеческом обличье запах никакой приязни не вызывал. От густого металлического аромата немного подташнивало – складывалось впечатление, что этот его пленник искупался в кровавом озере.

Франсуа заправил мотоцикл и, скинув флягу с остатками топлива в пространственный мешок, проследил за завороженным взглядом мальчишки, которым он сопроводил сие действие. Выудив из смятой пачки никотиновую палочку, француз закурил. Он скучал по отцовским сигариллам, от которых пахло вишнёвым наполнителем и хотелось чихать. Или же он просто тосковал без отца, который пропитался вонью этой вишни до самых костей.

— Я думал, оборотни не могут курить, — сообщил ему зеленоглазый кошак в человеческом обличье, — читал когда-то, что у вас нюх чувствительный.

Франс усмехнулся чужому заблуждению, повертел между пальцев сигарету и отбросил со лба грязные кудри. Подумал немного и, наконец, соизволил ответить:

— В людском обличье наше обоняние, хоть и сильнее, чем у среднестатистического человека, но травиться куревом мы вполне способны. Правда, я сначала чихал…

Француз осекся, внезапно осознав, что такой простой вопрос разбудил его тоску по дому. Недоверчиво покосившись на пацана, который смотрел на него поблёскивающими в темноте глазами, он потряс головой, отбрасывая глупые подозрения. Не мог же незадачливый пленник знать, какие нужно задавать вопросы? Малой же совсем, чтобы быть способным также, как и отец, с первого взгляда раскладывать собеседника по полочкам и колоть по очереди в нужные места, филигранно, будто колдомедик или ювелир.

В глазах у мальчишки она увидел плескавшуюся боль и какое-то шальное безумие. Вот только страха в них не было совсем, но рука, скованная наручниками, подрагивала, словно по какой-то странной привычке. И как-то умудрялся он даже в таком жалком виде не быть жалким.

Не было ничего забавного во вспухшем лице и разбитых губах, которые нахально усмехались и походили на красных бесформенных гусениц. Глаза безумные, подбородок вздёрнутый, а из носа кровь течёт, но держится так, словно на прогулку с подружкой вышел.

На руке, скованной наручником, блестит простенькое на вид колечко, а на нём капельки крови. Она стекает по пальцам густым красным киселём и струйкой бежит по блестящему боку мотоцикла. Франс давит в себе некстати проснувшееся желание помочь и спрашивает равнодушно и спокойно:

— Как тебя зовут?

— Черныш, — отвечает ему мальчишка и зевает точь-в-точь как кошка на его коленках, показывая зубы и тут же морщится от боли в разбитом лице.

— Кошачья кличка, — хмыкает оборотень, — откуда у тебя Кольцо Пути?

— Привязался же, — хмурится Черныш и вздыхает, но говорит правду, оборотень её чует не носом, а нутром, — снял с трупа в одном местечке, названия которого я при всём желании тебе сказать не смогу. И можешь не морщиться так. Припечёт — и ты мародерством займёшься.

Франс хмурится столь уверенной, словно пророческой фразе. И приказывает резко, как не делал уже давно:

— Отдай его.

Черныш и совсем не удивляется его требованию. Трётся подбородком о воротник и косится на дремлющую со железобетонным спокойствием кошку и отвечает:

— Не могу. Совсем. Я его снять в ближайшее время не смогу. Оно работает.

Франсу хочется побиться головой о стену и его останавливает лишь то, что до ближайшей стены топать далековато. Акцент становится ещё более сильным, смазывая речь:

— Как вообще сквиб мог активировать такой артефакт? Это практически невозможно, такие вещи вашу братию вообще не переносят.

Догадаться, кто сидит перед ним было несложно – какой же маг будет угрожать ему ножом, а не палочкой. А знать о магии, но не использовать её, могут только сквибы. Франс раздражённо запустил пальцы в волосы. Черныш пожал плечами, но было видно, что фраза его задела.

— Можешь убить меня, если хочешь, — он пожимает плечами, а Франсу кажется, что им пытаются манипулировать, но отмахивается от этого чувства и рычит:

— А потом ждать пока оно будет привыкать несколько месяцев медленно, но верно сводя меня с ума своим карманным Круциатусом?

— Ну, я же не свихнулся, — улыбнулся мальчишка.

— Удивительно.

Франс вздыхает и снимает с Черныша наручники. В душе поселилась надежда пополам с разочарованием. Может, хоть эта медная дрянь покажет, где его идиотское место в этом не менее идиотском мире? Мальчишка трясет рукой и в сторону от него во все стороны брызгают красные капли.

— Что с твоей рукой? – спрашивает оборотень. Он очень смутно подозревает, что у такого крошечного ребенка крови гораздо меньше, чем у здоровенного чудовища вроде него. А вниз по блестящему боку мотоцикла натекло, кажется, целое озеро.

Черныш поднимает на него странно остекленевший взгляд, похожий на бутылочное донышко. Кровь у него и носом течет, но он будто бы и не замечает. Мальчишка раздвигает губы в улыбке, и кожа на них лопается. Франс видел вещи и похуже, но его все равно передергивает.

— Иво сказал, что он придёт. Мне нужно лишь дотянуть до его появления, — говорит Черныш и гладит кошку, марая её шерсть. Та, приоткрыв глаза, мурлычет.

— Кто придёт? — интересуется Франс, подозревая, что вскоре станет новым владельцем кольца и будет мучиться болью перенастройки.

— Не знаю, — безмятежно улыбается Черныш и кулём сваливается набок, сползает на землю, головой прямо в лужу собственной крови, и эта застывшая на губах улыбка смотрится жутко. Кошка, приземлившаяся на четыре лапы, невозмутимо подходит к своему хозяину и садится рядом, выжидающе смотря куда-то за спину Франсу.

Тот нервно закуривает, присаживается на корточки и протягивает руку, чтобы зачем-то проверить чужой пульс. Ему почему-то не плевать, но француз всё равно его спасти не сможет – маг из него чуть лучше, чем из сквиба.

Руку его перехватывают на полпути и выворачивают так, что запястье подозрительно хрустит, а тонкие хрупкие пальцы, сдавившие его конечность до синяков, выглядят как-то нереально. Не услышал, не почувствовал чужого присутствия первый раз в жизни. Франс заторможено переводит взгляд и видит новенькие кроссовки с ядовито-зелёными шнурками.

Кошка мурлычет