За стеной (гет)

Главное, конечно, свет, но нужно, чтобы и чисто было и опрятно.

Эрнест Хемингуэй. «Там, где чисто, светло»

* * *

В углу что-то шуршало. Едва слышно, но непрерывно.

Толстые стены камеры не защищали от сквозняка, от пола исходил холод, устроиться удобно было невозможно. В боку ныло, а в голове словно кто-то ритмично стучал тяжёлой кувалдой. Бум-бум-бум. Казалось, ещё удар — и череп треснет.

Но больше всего Люциуса бесило шуршание. Оно не давало ему отвлечься и забыть, что он в Азкабане. Этот отвратительный звук стал уже привычным — будто где-то в углу завозилась крыса. Словно она ползает там, чувствуя себя полноправной хозяйкой, подёргивая носом и поглядывая по сторонам своими мерзкими глазками.

А хуже всего было то, что крыс в Азкабане не водилось. Люциусу это было доподлинно известно.

Тем не менее ещё много дней назад, впервые услышав шуршание, он исследовал каждый дюйм своей тёмной камеры и... ничего не обнаружил. Просто неровная каменная поверхность со всех сторон. И грязь. Никаких паразитов, только мистический шум от них. Люциус изучал холодный каменный пол снова и снова, отчаянно желая зажечь свет, но не имея такой возможности. Почему-то казалось, что если бы он увидел своими глазами, что в камере нет никого, кто мог бы издавать назойливые звуки, то загадочное шуршание прекратилось бы. Но проверить на практике эту теорию было невозможно.

Имелась ещё гипотеза, что его мозг сам создает себе лишние раздражители (как будто их и без того мало!), чтобы не расслабляться. Тут ведь как — немного отвлечешься, и в сумасшествии сможешь состязаться с чокнутой Беллатрикс. Люциус отгонял от себя мысли, что, возможно, это драклово шуршание в своё время и свело Беллу с ума. Скорее бы её лишила рассудка бессонница, потому как в Азкабане пытаться нормально поспать — это всё равно, что маггла учить колдовать — без толку. «Зато, — думал Люциус, — если совсем не спать, то вероятность смерти во сне снижается до нуля». Да, и в тюрьме его изредка посещало настроение ироничного оптимизма. Собственно, никто другой его навещать не торопился.

Люциус глубоко вздохнул. Воздух был влажный — слишком влажный, чтобы не обращать на это внимания. Ещё пахло морем. Но не так, как на солнечном пляже, и даже не так, как на набережной в ненастную погоду. Просто соленый воздух ударял в нос. Раньше Люциус не замечал, что у соли есть свой запах. Отвратительный.

Из-за этого даже когда получалось заснуть, Люциусу часто снилось, как он тонет в ледяной воде. Ему казалось, что волны вот-вот разорвут его на мелкие ошмётки, но нет — хоть он и проигрывал стихии, оставался цел. Во сне его тело погружалось на дно, в нос и в рот попадала солёная вода. А потом она замерзала, и он становился пленником льда, не мог пошевелиться. Люциуса Малфоя больше не существовало, оставалась только глыба льда на дне Северного моря да куски его отчаяния, плавающие где-то на поверхности.

Забавно: проснувшись, он на какое-то мгновение даже радовался тому, что находится в Азкабане. Пусть в непосредственной близости от моря, но ограждённый от него толстой стеной.

Жизнь после освобождения виделась Люциусу смутно, но он был твёрдо уверен, что никогда больше не захочет купаться. И даже за тысячу галлеонов не согласится на прогулку на яхте. Если, конечно, получится дотянуть до конца срока.

Теперь его главным страхом стала смерть прямо тут, в камере. В такой ситуации нельзя быть уверенным, что его тело вернут семье и похоронят по всем правилам. Бывали случаи, когда узников просто выкидывали в море. Так делали с теми, у кого не было родственников и близких. Люциус к этой категории не относился, но… Ни Нарцисса, ни Драко не удосужились навестить его, ну или хотя бы передать весточку. Это заставляло задуматься.

Откровенно говоря, задумываться Люциуса заставляла любая мелочь. Ведь мысли — это то немногое, что ему оставили. Единственное развлечение в одиночной камере. Поэтому, когда удавалось забыть о навязчивом шуршании и стуке в голове, Люциус пытался думать. Иногда даже получалось. Но стоило на секунду вынырнуть из омута размышлений, как снова — бум-бум-бум. Ритмичные удары планомерно, с садистской старательностью разрушали его разум.

А ведь он и без того был в шаге от сумасшествия, тут особых усилий прикладывать не надо. Люциус мог бы написать краткое руководство к действиям для начинающих умалишённых. Вряд ли такая инструкция пользовалась бы спросом, но… Всё уместилось бы в семь пунктов, не больше.

Шаг первый — идите на поводу у безумца.

Шаг второй — позвольте ему присвоить вашу палочку.

Шаг третий — пассивно наблюдайте за тем, как ваша жизнь рушится.

Шаг четвёртый — подождите, пока вас не засадят в тюрьму.

Шаг пятый — много думайте.

Шаг шестой — возомните, что по вашей камере шныряют крысы, а в каждом коротком сне вы сперва тонете, а потом вмерзаете в воду.

Шаг седьмой — ждите.

Дальше можно импровизировать, вряд ли безумие имеет привычку отступать… В отличие от Люциуса. Он-то как раз не считал зазорным идти на попятную. После первого падения Тёмного Лорда, после его воскрешения, во время Битвы за Хогвартс… Пожалуй, подвернись ему ещё случай-другой отказаться от своих идеалов, он бы это сделал по привычке. Только вот вряд ли уже представится такая возможность. В Азкабане с этим туго. Тут вообще нет никаких возможностей (кроме возможности свихнуться), и ничего не представляется (разве что можно представить, как ты вскоре свихнешься).

Люциуса очень интересовало, как долго надо ждать и сколько у него осталось времени до того, как его персональное безумие постучится в дверь. То есть в решётку. Всего он вынужден пробыть здесь два года. Маловато для того, чтобы окончательно рехнуться? Люциус на это надеялся. Сириус Блэк, к примеру, и спустя двенадцать лет был вполне здравомыслящим. «А ещё ему удалось сбежать отсюда. При дементорах. У него определённо был какой-то козырь в рукаве, а тебе, неудачник, даже карты не раздали».

Временами Люциус жалел, что не расспрашивал у Беллатрикс об Азкабане, когда была такая возможность. Да, она не поведала бы, что нужно делать, чтобы остаться в своём уме, но… Он мог бы выяснить, чего точно делать не надо. Кто знает, может, Белла часами напролёт вспоминала былые деньки? А ведь Люциус тоже часто мысленно уносился в прошлое. Успокоения это не приносило, но иногда удавалось забыть о боли в голове. Только вот, словно в насмешку, картинки из прошлого тоже приносили с собой боль, но уже где-то в груди. Потому что всё это теперь почти нереально, былое — позади, и оно не вернется. Наверное, счастливое прошлое ещё никому никогда не пригождалось.

Люциусу было больно думать о том, что, скорее всего, он никогда больше не увидит Нарциссу. Если та, конечно, не придёт его навестить. Но она не придёт. Он и сам бы к себе не пришёл… Жалкое зрелище.

Сколько раз он смотрел на Нарциссу и не ценил этой возможности? Как часто ему надоедал её голос? Можно ли сосчитать те случаи, когда он хотел побыть один, вдали от неё? Какая ирония, теперь он всегда один. Целых семьсот тридцать дней в полном одиночестве (если не считать несуществующих грызунов).

«Ну, теперь ты доволен, Люциус?»

Задавать риторические вопросы самому себе вошло в привычку.

Нет.

Чаще всего он вспоминал, как увидел Нарциссу впервые. Ему было тогда лет семь, а ей и того меньше. Конечно, Люциус не обратил особого внимания на девчонку, которая играла со своими сёстрами. Их развлечения казались ему скучными. Этот эпизод прошлого не был эмоциональным, потому и переносился легче прочих.

Куда сложнее давались воспоминания о том, как несколькими годами позже он увидел Нарциссу среди первокурсников в Хогвартсе, как потом устроил ей экскурсию по школе, не обращая внимания на протесты Андромеды и Беллатрикс... Как на третьем курсе позвал Нарциссу в Хогсмид, и они ели мороженое в кафе у Фортескью.

Следующий уровень болезненности — воспоминание об их первом поцелуе. И о первом настоящем поцелуе. Потом — как Люциус сделал ей предложение, будучи ещё студентом. Чем счастливее была Нарцисса из прошлого, тем тяжелее было о ней думать. Потому что память хранила ещё и образ замученной женщины, муж которой сделал слишком много ошибок и подставил семью под удар.

Вот, к примеру, когда Люциус сопровождал Нарциссу на выпускной, с её лица не сходила улыбка. Они много танцевали, болтали и веселились… А после долго и упоённо целовались в безлюдном коридоре, и в какой-то момент Нарцисса сказала, улыбнувшись: «Если отец узнает, что ты себе позволяешь, он будет в ярости. И тебе придется на мне жениться». Люциус рассмеялся, а потом вновь поцеловал её.

Да, Нарцисса любила шутить. Тогда. Но с каждым годом она делала это всё реже и реже. А под конец выдала Люциусу главную «шутку» — прислала в Азкабан документы на развод. Это было совсем не смешно, хоть и ожидаемо. Кому нужен осуждённый на два года бывший Пожиратель Смерти, который и пожизненное-то не получил по счастливой случайности. И благодаря Нарциссе, конечно. И Поттеру.

Визенгамот решил, что раз Люциус не участвовал в Битве за Хогвартс, и раз Тёмный Лорд лишил его палочки, то наказание можно смягчить. Вот только если для них срок в Азкабане и дальнейший запрет на волшебство и фактическое изгнание из магического мира было милосердием, то Люциус, пожалуй, предпочёл бы пожизненное заключение. Или нет? Хорошо, что его мнением никто не поинтересовался.

Ну и зачем он такой нужен Нарциссе? Или кому угодно другому? Люциус был противен даже сам себе. Чистокровный волшебник, вынужденный существовать в маггловском мире — любопытно, как долго он там протянет? И дождется ли вообще освобождения?..

Бум-бум-бум. Опять стук в голове, а так хотелось уснуть.

Люциус не знал, зачем ему жизнь. Но, проваливаясь в темноту, он совсем не хотел умирать, а лишь надеялся, что у него получится отдохнуть от мыслей и от боли.

* * *

«Я умер?» — первая осознанная мысль после пробуждения.

Яркий свет ударил по глазам, как пощёчина. Люциус зажмурился и не сразу решился вновь разомкнуть веки. Он прислушался к своему телу и понял, что жив — иначе не ощущал бы слабость.

«Да, Люциус, после смерти ты скорее чувствовал бы, как адское пламя согревает тебя…»

Усмехнулся. Лучше быть живым и иронизировать по поводу своей неудавшейся жизни, чем умереть и… и уже ничего не делать.

Когда Люциус открыл глаза, взгляд его «поймал» светящиеся шары, висящие под потолком. Слишком, слишком яркий свет. И раз уж он точно не попал в рай, то это палата в Мунго. Интересно, как долго он здесь? И почему не помнит, как попал сюда?

Мысли прервала медсестра, которая застыла на месте и впилась в Люциуса испуганным взглядом, едва успев переступить порог палаты. Спустя несколько секунд она отмерла и, ни слова не сказав, убежала прочь. Люциус так и не определился, что чувствует по этому поводу. Ему было почти наплевать, но всё же неприятный осадок остался. С другой стороны, стало понятно, что он ещё способен кого-то напугать одним своим видом. Не так всё и плохо.

Когда дверь открылась в следующий раз, на пороге показался мужчина. Судя по халату лимонного цвета — целитель.

— Мистер Малфой, — он приветственно кивнул. — Я целитель Вуд. Рад, что вы пришли в сознание.

— Рад, что вы не выбежали из палаты, — ответил Люциус, даже не поднимая головы с подушки.

— Некоторые сотрудники больницы небезосновательно опасаются пациентов вроде вас… Сложно их за это винить. К тому же вы несколько дней провели без сознания, и персонал к этому… привык. А тут с утра пораньше — бум! — такая неожиданность, понимаете?

Бум.

Неожиданно пришло осознание, что в голове больше никто ничем не стучал. Там тишина. Спокойствие. Долгожданное умиротворение наконец-то растеклось по телу, заполнило каждую клеточку.

Целитель тем временем начал водить над Люциусом палочкой, бормоча себе под нос какие-то заклинания. Очевидно, диагностировал, чтобы решить: выкинуть ненавистного пациента на улицу прямо сейчас или подержать его в больнице ещё пару дней.

Люциус никогда не любил болеть, и больше всего ему не нравилось торчать в палате. Но… при нынешних условиях он предпочёл бы остаться здесь хоть ненадолго. Во-первых, потому что не чувствовал себя здоровым (хотя вовсе не был уверен, что когда-нибудь сможет почувствовать себя таковым), во-вторых, потому что Мунго — это больница для волшебников. Тут кругом магия, и все его знают. Да, недолюбливают, может, даже ненавидят, но здесь нет ни одного человека, который не знал бы, кто такой Люциус Малфой.

К тому же здесь работают преимущественно профессионалы. Этот целитель, к примеру, не выразил неприязни к Люциусу. Как он назвался — Вуд? Знакомая фамилия. Скорее всего, полукровка. На вид молодой, пожалуй, даже слишком молодой для квалифицированного целителя. Вероятно, в военное время ряды служащих Мунго поредели, вот и набрали недавних выпускников Хогвартса. Но Вуд действовал вполне уверенно, и скептический взгляд пациента его нисколько не смущал. Люциус всё ждал, когда тот скажет хоть слово о том, окончен ли его срок заключения, о том, почему он в Мунго, хотя должен бы уже искать себе место среди магглов, о том, как там поживают его жена и сын… Но целитель и не думал отвечать на эти незаданные вопросы, после осмотра он сказал только:

— Что ж, ваше состояние постепенно нормализуется, но нам нужно будет взять некоторые анализы, чтобы удостовериться в…

— Я не имею ни малейшего представления о том, как здесь оказался.

— Что, простите?

— Я был в Азкабане. Теперь я здесь. Меня мало волнует, как вы будете меня лечить, лучше скажите, почему я здесь?

— Ах да. Вы в Мунго уже пять дней. Дело в том, что срок вашего заключения истёк, и когда к вам в камеру пришёл конвой, вы были без сознания. Неизвестно, как долго к тому моменту вы пробыли без чувств… Может, час, а может, сутки или больше, — Вуд сделал неопределённый жест рукой. — И было решено поместить вас в Мунго до выздоровления. Понимаете… Мы даже не были уверены, что вы выкарабкаетесь…

«Наверное, он хотел сказать: «Мы надеялись, что вы не выкарабкаетесь». Просто оговорился».

— …Но ваше состояние оказалось не столь тяжёлым, как представлялось поначалу. Так что… На пару недель вам следует остаться под присмотром целителей и соблюдать постельный режим, не забывайте пить зелья, которые вам будут приносить сёстры. Ну а после выписки… будете свободны.

«Настолько свободен, что смогу пойти, куда захочу. Куда только пожелаю, но не в магическом мире. Так что я смогу отправиться, например, никуда».

Люциус хотел ещё спросить про Нарциссу и Драко, но не смог. Вместо этого сказал:

— У вас, наверное, руки так и чешутся подлить мне какой-нибудь яд в микстуру? Как и у всех медсестёр.

— Мистер Малфой, не все так одержимы желанием убивать. И чем меньше подобных реплик вы будете отпускать, тем у вас больше шансов выйти отсюда живым, — Вуд выдал дежурную улыбку и прибавил: — Выздоравливайте.

* * *

— Вы помните Мириам Страут?

Этот вопрос задала Люциусу медсестра, которая принесла ему зелья. Она появилась почти сразу после ухода Вуда, поставила пузырьки с лекарствами на столик, посмотрела крайне недоброжелательно и направилась к выходу. Но уже возле двери отчего-то передумала и, резко развернувшись, спросила.

Люциус промолчал. Он полагал, что ответ «нет» — неверный, но впервые слышал это имя. «Страут, Страут…» Либо они не были знакомы, либо Азкабан лишил его части воспоминаний. К слову, возможно, что верно и первое, и второе предположение.

— Не помните, значит?.. Так вот, я её племянница!

Эта информация нисколько не прояснила ситуацию. Но Люциус решил, что говорить что-то в этом духе человеку, который приносит тебе зелья, по меньшей мере недальновидно.

— Из-за вас её отстранили от работы в Мунго! А ведь эта больница для тётушки Мириам была всем! Что вы молчите?!

— Я… очень сожалею об этом, мисс.

— Да конечно! Скажите ещё, что и о смерти мистера Боуда сожалеете! Как будто это не вы отправили ему те дьявольски силки! Вы убили его… руками тётушки Мириам! Она ещё и винила себя в случившемся!

Теперь Люциус вспомнил. Да, он использовал Боуда, сотрудника Отдела тайн, чтобы достать то пророчество для Тёмного Лорда, но кое-что не предусмотрел. В результате у Боуда помутился рассудок, и его поместили в Мунго. Ну и что Люциусу оставалось делать, когда драклов невыразимец пошёл на поправку? Опасно было оставлять его в живых… Да и вообще, формально не Люциус убил Боуда, а дьявольские силки. Да и стоит ли винить его за эту смерть сейчас? Столько времени прошло. С тех пор он дважды отсидел в Азкабане и, как ему казалось, заплатил за все свои грехи.

— Мне жаль, что так вышло с вашей тётушкой… Но я не думаю, что как-то причастен к тому, о чём вы говорите.

— Ещё бы вы признались, ха! Это всё вы, я по глазам вижу! А если и не вы, то кто-то другой из Пожирателей, все вы одинаковы!

С этими словами девица вылетела из палаты, напоследок даже хлопнув дверью. Классика.

«Так, Люциус, ты в сознании всего несколько часов и даже не выходил из палаты, а тебя уже испугались, пообещали вылечить и обвинили в том, чего ты не… (Ох, надо быть честным хотя бы с самим собой!) …в том, что ты пусть и совершил, но давно. Чего ещё ждать?»

Ожидание длилось недолго. Следующего посетителя он узнал, хоть и не сразу. Уж больно давно не видел её, да и когда она попадалась на глаза — не задерживал взгляд. На что там смотреть-то? Но когда ты лежишь в палате один, и все, кто к тебе заходит — исключительно персонал больницы, сложно не обратить внимания на хоть сколько-нибудь знакомое лицо. В данном случае — на лицо Гермионы Грейнджер. Пусть неприметное, но всё же знакомое.

— Вы увидели всё, что хотели?

— Как ваше самочувствие?

— Прекрасно. Есть ещё вопросы?

Грейнджер едва слышно хмыкнула, и, по мнению Люциуса, этот звук не сулил ничего хорошего.

— Да, у меня есть к вам вопросы, мистер Малфой.

Он внимательно посмотрел на неё, пытаясь угадать, что же она спросит.

«Как вы можете быть таким негодяем?» Нет, слишком очевидно.

«Как вы докатились до такой жизни?» Банально.

«Как вы… как только вы выносите себя?..» Это, пожалуй, не её реплика.

— Что вы будете делать дальше?

Такого варианта Люциус не предвидел.

— Планировал поспать, — ответил он. И это была правда — он не заглядывал в будущее дальше, чем на пару часов.

— Я имею в виду после выписки. Чем займётесь?

— Не знаю, мисс Грейнджер. Меня и самого мучает этот вопрос.

— Ну а совесть вас не мучает? Или вы считаете, что два года заключения снимают с вас все грехи? А ведь остальные Пожиратели Смерти уже никогда на свободу не выйдут, и вы от них ничем не отличаетесь, но уже не за решеткой. Если бы не ваша жена, мистер Малфой, вы бы так и оставались в Азкабане.

— Нарцисса больше не моя жена.

«И моя прежняя жизнь тоже больше мне не принадлежит. Так что оставь меня в покое и иди радуйся своей счастливой жизни, глупая девчонка».

— Это неудивительно.

И Люциус был с ней согласен. А когда Грейнджер, попрощавшись, вышла из палаты, в голове у Люциуса крутилась только одна мысль: «Странно, что она не обвинила меня в чьей-нибудь смерти».

* * *

— Говорят, он изменял ей с той блондиночкой из аврората… — услышал Люциус тоненький голосок. Собственно, это было первое, что он услышал, проснувшись утром следующего дня.

— Да нет, она забеременела и сделала аборт. Маггловское воспитание, что поделаешь… — отвечал голос погрубее, тоже женский. Очевидно, у приоткрытой двери его палаты вели диалог две девушки, и они не особо таились.

— И что, Уизли из-за этого и бросил её?

— Ой, не знаю… Может, и правда изменял… Грейнджер всё равно ничего не расскажет.

— Ещё бы она о таком распространялась!

«Опять эти Уизли… и Грейнджер…» — едва успел подумать Люциус, как за дверью раздались шаги, и голоса стихли. А он продолжил лежать на кровати и думать над тем, что же он будет делать дальше.

Лечение в Мунго странным образом напоминало Люциусу его будни в Азкабане. Холодный пол заменила кровать, назойливый шорох несуществующих крыс — болтовня сменяющих друг друга сестёр, отвратительно-солёный запах моря — склянки с зельями. Разве что выматывающих снов больше не было, да и голова не грозилась развалиться на части. Зато стук в голове потеснило тиканье часов на стене — они отмеряли минуты, которые Люциусу оставалось провести в магическом мире.

Тик-так...

«Несколько дней — и ты никогда больше не сможешь творить волшебство».

Тик-так...

«Не возьмёшь в руки палочку, тебе не удастся даже попасть в Косой переулок».

Тик-так...

«И всем вокруг станет глубоко наплевать, что твоя фамилия — Малфой».

Тик-так...

«Твоя семья только обрадуется тому, что ты теперь в отдалении».

Тик-так...

«Вряд ли тебе вообще посчастливится когда-нибудь ещё встретиться с волшебником».

Тик-так...

«Ты будешь как никогда близок к тем, кого презирал всю свою жизнь и презираешь до сих пор».

Тик-так...

«И никакой надежды на счастливый исход».

Тик-так...

«Но это лучше, чем гнить в Азкабане, верно?»

* * *

— Она уже переехала. Не поверишь, в дом напротив!

Люциус в который раз проснулся от чрезмерно громкой реплики одной из сестёр. Да уж, теперь они и не думали его бояться — сплетничали прямо в палате, где он лежал уже третью неделю.

— Напротив Норы?

— Нет же, через дорогу от Мунго.

— Но это же маггловский дом!

— А я о чём. Могла бы жить на Оттери и выйти замуж за чистокровного, а… — тут сестра умолкла, заметив, что Люциус проснулся. — О, мистер Малфой! Готовы к выписке?

Вопрос первый: если он ответит отрицательно, ему позволят остаться здесь ещё ненадолго?

Вопрос второй: будет ли в этом хоть какой-нибудь смысл?

— Готов.

— Отлично. Я принесла вам одежду, документы сможете забрать у целителя Вуда перед уходом.

Люциус кивнул. И как только медсёстры вышли из палаты, начал переодеваться и с удивлением узнал свои старые рубашку, брюки и ботинки. И ещё странное пальто, которое, чисто теоретически, тоже могло бы принадлежать ему, хоть он и не припоминал такого в своём гардеробе — там преобладали мантии. Вот только как эти вещи оказались в Мунго? Ведь он попал сюда отнюдь не при параде. Решив не тратить время впустую, Люциус дошёл до приёмного отделения, и там привет-ведьма подсказала ему, где можно найти Вуда. Тот, как оказалось, уже ждал его в ординаторской.

— Вот ваши документы, мистер Малфой. Маггловские. Они могут пригодиться вам для того, чтобы снять жилье или получить фунты стерлингов в банке… Вы ведь имеете общее представление о маггловском мире?

— Разумеется.

«Разумеется, нет».

— Вот и славно… Да, миссис Малфой вместе с одеждой передала ещё и этот перстень.

Люциус взял из рук Вуда собственное же фамильное украшение.

— Нарцисса знает, что я здесь?

— Конечно. Мы всегда связываемся с ближайшими родственниками пациентов.

— Больше она ничего не передала?

Письмо, записка, пара слов на клочке бумаги, устное обращение?.. На худой конец, пожелание удачи?

— Нет, это всё.

Он был плохим мужем, но не настолько же. Или настолько? Лучше об этом не думать.

— Так я могу… идти?

— Да, пройдите через основной выход и окажетесь у универмага «Чист и Лозоход лимитед».

Люциус кивнул и, уже успев попрощаться, поддался странному порыву и сказал:

— Спасибо вам, целитель Вуд.

* * *

Дом, на котором можно было увидеть выцветшую вывеску «Чист и Лозоход лимитед», выглядел ещё более запущенным, чем помнил Люциус. Невзрачный, но при этом аляповатый, с облупленными уродливыми манекенами в витринах. Вряд ли можно найти более нелепое строение во всём Лондоне. И это здание ознаменовало свободу Люциуса Малфоя, бывшего Пожирателя Смерти, бывшего министерского служащего, бывшего узника Азкабана… и нынешнего изгоя. Свободного изгоя. Теперь он волен делать всё, что пожелает. Захочет — может в Темзе утопиться, а может и заделаться городским сумасшедшим. Или для начала сесть куда-нибудь и поразмышлять. Вон хотя бы на ту скамеечку через дорогу.

Только сейчас Люциус осознал, что те две недели в Мунго он намеренно не строил планы на будущее — надеялся, что в последний миг всё поменяется и ему позволят вернуться в мэнор. Или хотя бы в магическую часть Англии. Но чуда не произошло, и теперь уже его ждать не стоит — больше никакого волшебства. Одни только магглы кругом.

В мыслях Люциус хвалил себя за дальновидность — несколько лет назад он догадался открыть счёт на весьма солидную сумму в маггловской валюте в одном из банков Лондона. Хоть в чём-то интуиция его не подвела! В общем-то, тогда он предполагал, что ему с семьёй придется временно прятаться среди магглов ради безопасности, и никак не ожидал, что его в этот мир выбросят, как на помойку. Хотя… После Азкабана и маггловский мир не так убог. Ещё бы в нём разобраться.

Люциус привычным жестом сложил пальцы на руках в замок, и взгляд его зацепился за перстень с печаткой — с буквой «М». Эта жалкая буква — единственное, что у него осталось от фамилии. Потому что в этом мире «Малфой» — просто набор звуков, а не статус. Он поднял глаза, намереваясь уже встать и пойти в какую угодно сторону, и тут мимо скамейки пронеслась Гермиона Грейнджер. Даже не обратив внимания на Люциуса, который, не отрываясь, следил за ней — так, как, пожалуй, смотрит рыбак на сорвавшуюся с крючка добычу.

Как только Грейнджер свернула за угол, Люциус вскочил и хотел было побежать в том же направлении, но получилось только пойти быстрым шагом. И он успел. Увидел, как она входит в подъезд маггловского дома, и вошёл туда за ней. Как драклов следопыт… Люциус слышал, как она поднимается по лестнице, потом шаги стихли, зазвенели ключи. С мыслью «сейчас она закроет за собой дверь, и ты никогда не узнаешь, какая квартира тебе нужна» он взбежал на третий этаж. Точнее — поднялся с огромным трудом. И увидел, как дверь квартиры под номером семнадцать захлопнулась.

Люциус подошёл к двери, намереваясь постучать, но так и не решился на это. Не шевелясь, он слушал, как в нескольких шагах от него, отгороженная одной только стеной, ходит Гермиона Грейнджер. Ещё она напевала какой-то мотивчик. Снова шаги… и тишина. Мысленно Люциус приказывал себе: «Ну же, постучи! Ты ничего не теряешь!» Но… А что он скажет, если она откроет? Мерлин, да Грейнджер вполне может решить, что это покушение! А что, бывший Пожиратель собрался отомстить… Логично.

С этой мыслью Люциус развернулся и спустился вниз, вышел из подъезда. Обойдя вокруг дома раз, другой, третий… Снова переступил порог подъезда. У него не было запасного плана — вообще никакого плана не было. Поэтому Люциус набрал в лёгкие воздуха и… постучал. Никакой реакции. Он решительно постучал сильнее, решив довести начатое дело до конца — как бы там всё ни завершилось.

— Мистер… Малфой?

Из-за двери выглянула Гермиона, и выражение её лица вполне определённо добавляло: «Что вы здесь забыли?»

— Мисс Грейнджер, — Люциус кивнул. Так, словно это простой визит вежливости, словно не было ничего ненормального в том, что он стоит на пороге её квартиры.

— Вы пришли сюда, чтобы… что?

— Мне нужна помощь.

— Что ж, проходите? — она скорее спросила, чем разрешила, но кого это волновало? Главное — дверь приглашающе отворилась. — Простите, я не одета, собиралась вздремнуть. Не ждала гостей.

«Мерлин, да она не одета в прямом смысле этого слова… Или магглы так одеваются?»

Взгляд зацепился за топ, который больше открывал, чем скрывал от посторонних глаз (от его, Люциуса, глаз!), обтягивая чуть влажную кожу, потом опустился к маленьким шортам (или это такое нижнее бельё?) Он не мог заставить себя оторваться от полоски голой кожи на животе. Живот, ноги, босые ступни… Мерлин, когда он в последний раз видел босые женские ступни? Люциус тряхнул головой, отгоняя наваждение, и переступил порог квартиры. Грейнджер не сводила с него настороженного взгляда, хотя палочки у неё в руках не было.

— У вас тут… Тут довольно светло, — проговорил он, оглядевшись. — И чисто.

— Никогда бы не подумала, что вы ценитель маггловских апартаментов…