Шаги навстречу (гет)

— Не понимаю я этих "дружб", — мама сердито добавила муку в тесто. — Ну, что вас может связывать? Он намного старше тебя, ты совсем ребёнок! Не нравится мне всё это…

— Мам, что ты всё одно и то же повторяешь? Дружим мы, просто дружим, что тут такого?

— Что за дружба такая, интересно? Знаем мы эти "дружбы"! Тебе учиться надо, а не на свиданки бегать!

— Когда это я на свиданки бегала? — совершенно искренне удивляюсь я. — У меня и время-то на эти глупости нет.

Мама фыркает, продолжая яростно вымешивать тесто. На улице проливной дождь, холодно, всё-таки начало ноября, так что у нас в планах вместо прогулок по магазинам — пельмешки. Всегда лепим сами, домашние — они же вкуснее! Сегодня что-то не заладилось — то лук слишком сухой попался, то порвался пакет с мукой. У мамы в муке выбившаяся из-под платка чёлка, и в тесто высыпалось больше чем надо… Тесто резинится, мама злится.

— Да добавь воды! — не выдерживаю я.

— Ещё поучи меня! — мама добавляет воды, возмущенно взглядывая на меня из-под мучной чёлки.

— Что ты злишься-то? Я же всё время дома, учусь хорошо, глупостей не делаю…

— Знаем мы ваши глупости, — ворчит мама, доставая скалку.

— Ай, я больше не буду!

Я прячусь за спинку стула.

Мама непонимающе смотрит на меня, на скалку и усмехается.

— Вот именно! Пороть тебя надо.

— Так вроде не за что? — я начинаю подметать муку с пола.

— Ничего, главное начать, а там, я уверена — найдётся за что! Вот дедушка Пешков своих внуков порол профилактически и вроде неплохой результат получился.

Мама отряхивает чёлку, перевязывает платок — у неё пышные волосы, которые она всегда завязывает платком пока готовит, и начинает раскатывать тесто.

— Так ты же не дедушка, а я — не будущий классик… Ты ещё вспомни, что Паганини в чулан запирали…

Мы смеёмся.

— Лидусь, ты пойми меня, — мы вместе вырезаем кружочки и защипываем пельмени. — Я мать, и я волнуюсь. Он почти взрослый парень, ну сама подумай — какой ему интерес в тебе может быть? Ты у меня — вон какая красивая — высокая, видная, а мозгов — кот наплакал…

— Ну, спасибо, мама! — я даже не обижаюсь. Победитель районной олимпиады по химии, каждый год грамоты за хорошую учёбу в целом, музыкалку уже заканчиваю — тоже не в числе последних. Теперь это всё, оказывается, не в счёт.

— Мам, ну, что ты как бабка древняя, замшелая, честное слово! — я быстро наклоняюсь и целую её в щёку. — Максиму всего девятнадцать, какие-то паршивые три года разницы… И встречи у нас чисто дружеские — то я с ним на тренировку, то он со мной в театр. Ничего такого. Можно подумать ты сама в моём возрасте с парнями не встречалась! Ведь сама рассказывала, как и в походы ходили и на байдарках…

— Мы — другое дело! — Мамино лицо светлеет, как всегда при воспоминаниях о друзьях детства. — У нас и отношения другие были — проще, чище…

— Ага, а у нас значит всё сложно и грязно? — я пытаюсь перевести разговор в шутку.

— Мы взрослее в ваши годы были, самостоятельнее, — мама решительно защипывает тесто. — Половина уже работала, учились в вечерних школах. Послевоенное поколение, ответственные были. В походы ходили, да, в лесу ночевали, но без глупостей. Никому и в голову не приходило…

— Ну, так и мы без глупостей, мама!

— Ну-ну,— мама заканчивает раскладывать пельмени на подносе и убирает его в морозилку.— Я тебе скажу одно — когда мы всей компанией уходили в поход на несколько дней, ни у кого из родителей и мысли не возникало, что это может как-то нехорошо закончится. Потому что все вместе ходили, всем классом, а не как вы, парочками…

— Так ты хочешь, чтобы я сразу с кучей парней гуляла? — улыбаюсь я.

Мне понятно, что хочет сказать мама, но разговор мне не очень приятен, поэтому, я всё время стараюсь как-то сбить её с серьёзного настроя. Мама волнуется, это ясно, но вот чего она хочет добиться, до меня не доходит. Тем более, что мы действительно просто дружим… Ведь несколько поцелуев не в счёт, верно?

Мы оба безумно заняты — у меня выпускной класс, музыкальная школа — доставшая уже до печёнок, но обещала маме закончить — заканчиваю, факультативы в школе, куча домашних заданий — учителя зверствуют вовсю. У него — институт, тренировки, сборы, слёты. Он подающий надежды и вообще "восходящая звезда", так что на самом деле видимся мы не так уж часто, иногда раз-два в неделю. Иногда — в две недели раз. Много это или мало? Сама не знаю.

Мне с ним интересно, ему со мной — вроде тоже. Во всяком случае, в театры и на выставки, куда я его таскаю, он ходит без особых возражений, можно даже сказать — с энтузиазмом, если, конечно, ему позволяет график тренировок. На его соревнования, к слову, я тоже хожу. Не могу сказать, что с восторгом, но спокойно. Ведь он мой друг, правда? Значит, я пойду и поддержу его. Как всё это называется и по какой системе определяется выигравший — это для меня тёмный лес, но болею я с удовольствием. Даже свистеть научилась — вот мама ужаснётся, если узнает!

Впрочем, маме это знать не стоит. Мы с мамой очень близки, но всё же я не стану рассказывать о некоторых вещах, что касаются только меня. Например, о том, что я чувствовала, когда он меня обнял на самой вершине колеса обозрения в парке культуры.

День был ветреный, народу мало, на колесе, кроме нас, было только несколько парочек. Мы медленно поднимались и молчали. Во-первых, сильный ветер всё равно уносил все слова, а во-вторых, не буду же я признаваться, что жутко боюсь высоты! Я вцепилась в железный круг посередине изо всех сил — ветер раскачивал кабину, мне было очень страшно.

— Лид, ты что? — он неожиданно оказался рядом со мной. Я, борясь с паникой, даже не заметила, как он пересел ближе.

— Страшно, — выдавила я сквозь зубы, пытаясь взять себе в руки. — И холодно.

— Что ты, тут совсем не страшно… и тепло...

Он обнял меня одной рукой и притянул к себе, второй понемногу отцепляя от поручня мои побелевшие пальцы.

— Видишь?

Вот чёрт! Кто сказал, что холодно? Я уткнулась носом в его свитер. Жарища… Меня никогда не обнимали... Надо же, как уютно…

— Ну, что, теплее?

Я поднимаю голову — его лицо совсем близко, глаза тёмно-карие, а на щеке — вот класс — пара бледных веснушек.

— Значительно! И где ты был раньше? — сердце бьётся как сумасшедшее.

Он улыбается.

А потом мы поцеловались. Сначала — вроде по-дружески, потом — вроде уже не очень…

Я помотала головой, искоса взглянув на маму. Она пробовала суп на плите и на меня не смотрела. Очень хорошо — вспоминая такие моменты, я чувствую себя не в своей тарелке. Мне непривычны эти ощущения и переживания. Я никогда ни с кем не встречалась, мне были совершенно непонятны страдания моих подруг, например, Ленки, по поводу отсутствия стоящих парней в их окружении. "Что надеть", "как похудеть" и "что за парни пошли" — три вечные темы девичьих разговоров, которые совершенно меня не интересовали. Может Ленка права и я просто "тормоз"? Я спокойно дружила с одноклассниками, а на все вопросы посторонних парней, изредка пытающихся со мной познакомится, удивлённо спрашивала — "А зачем?" Неправильная я, наверное, или просто инфантильная. Хм. Ну, в любом случае, всё это в прошлом. Оказывается, это так приятно, когда тебе подают руку при выходе из автобуса, помогают перелезть через турникет в метро — ну, не хватило денег на обратную дорогу, не идти же через весь город домой пешком! — отбирают тяжёлую сумку, и завязывают шарф, потому что сильный ветер "а ты опять с голым горлом!". А ещё целуют нежно и ласково…

Одно огорчает — мама Максима не воспринимает. Он ей не нравится категорически, хотя придраться вроде не к чему. Она постоянно ворчит, стоит мне упомянуть его в разговоре или начать собираться, чтобы пойти куда-то с ним. Гораздо больше ей нравилось, когда по выходным, обзвонив всех подруг и убедившись, в очередной раз, что все они заняты своими делами, я устраивалась с книгой на диване.

Ленка, с умным видом покрутив носом, выдала, что это в маме говорит ревность. И чтобы показать, что я уже взрослая, я должна уйти в загул. Что такое загул в Ленкином понимании — она сама объяснить не может — не иначе, как вместо десяти часов вечера, прийти домой в одиннадцать! Ха. Тоже мне, большой спец по загулам!

— Лидусь, который час?

— Почти два, — я беру в руки газету с программой. — Твоё "Здоровье" сейчас будет.

— Закончится — пообедаем, как думаешь? — Мама прикрывает форточку.

— Ну и погодка!

Дождь всё не прекращается, ветер оборвал уже все не упавшие до сих пор листья, тучи висят так низко, что, кажется, их можно достать рукой. Я не против дождика, но такую погоду не люблю, печально как-то, неуютно. Брр. Достаю из книжного шкафа Франсуазу Саган "Немного солнца в холодной воде"— взяла на днях в библиотеке. Наша училка по литературе возмущалась безнравственностью содержания и мещанством, девчонки-одноклассницы пищали от восторга. Надо самой заценить. Я устраиваюсь на диване, обкладываюсь подушками, подтыкаю плед.

— Не порти глаза, зажги свет.

— Да светло пока, мама, — если совсем честно, то очень сумрачно, но вставать лень.

— Лентяйка! — мама тут же понимает в чём дело и зажигает свет сама.

— Спасибо, мамуль!

Она хмыкает и усаживается перед телевизором.

Я пытаюсь вникнуть с текст. Негромко бубнит телевизор, барабанит дождь по стеклу, иногда порывы ветра приносят с собой жёлто-коричневые мокрые листья, прилепляют их на окно, чтобы через минуту оторвать и унести дальше. Никакого настроения для чтения и никакого воскресного настроения тоже нет. Дверной звонок тоже особо не радует — это стопроцентно соседка, что живёт этажом ниже. У нас она проходит под кодовым названием "Нижняя Нина". За последние пару лет не упомню ни одного воскресенья, чтобы она не пришла что-то одолжить — соль, сахар, мука, яйцо, спички… Неважно что, но подняться к нам и попытаться зацепиться языком ей нужно обязательно. Как будто заняться ей нечем, честное слово! Мама, как воспитанный человек, мучается, но пытается поддерживать беседу, мне чужд этот альтруизм — говорить совершенно не о чем, а разговор на тему "а вот у Вальки из соседнего подъезда новый хахаль", как то меня не вдохновляет.

Мама смотрит на меня со страдальческим выражением. Да иду я, что мне, трудно, что ли. Я направляюсь к дверям, заранее примеряя официально-холодное выражение лица. Даже уже интересно, что ей понадобилось в этот раз, вернее — какой повод она придумала.

Я выхожу в прихожую и прикрываю за собой дверь — мама, хотя и рада, когда набег соседки встречаю я, всё же не одобряет моих методов ведения разговора.

Подхожу к двери и строго спрашиваю: "Кто там?"

— Да так,— отвечают из-за двери. — Тут мимо проплываем…

Чтобы открыть замок и распахнуть дверь у меня уходит буквально секунда. Вот это сюрприз!

— Ух, ты! Откуда ты тут взялся? Ты не на сборах? — я окидываю его взглядом. — Хорош! И почему без зонта?

Пропускаю Макса в прихожую. Мой вопрос насчёт зонта благополучно проигнорирован. Так же, как игнорируются обычно вопросы о шапке и шарфе. Ещё, видите ли, не зима.

— С меня сейчас море натечёт.

Его как будто из речки выудили, вода стекает ручьями.

— Подожди, вот, вставай на тряпку и снимай это всё. Ты ненормальный, зачем в такую погоду бродишь?

— Отпустили пораньше, захотелось тебя увидеть. Не рада? — он быстро целует меня в висок, обдавая ледяными каплями дождя с воротника куртки.

— Ай! — я невольно отстраняюсь.— Фу, мокрица!

— Я мокрица? На тебе! — и снятую куртку встряхивают прямо на меня.

Мой возмущённый визг прерывается в самом начале от негромкого "кхм "за спиной.

— Здравствуйте, Галина Борисовна! — жизнерадостно здоровается с ней Максим.

— Здравствуй, здравствуй!

Мама оглядывает его внимательно, по привычке поджимая губы.

— Тебе действительно стоит переодеться. Лида, дай ему пока полотенце, пусть хоть голову вытрет, я сейчас что-нибудь поищу из одежды подходящее, и идите на кухню, сейчас обедать будем.

Мама уходит в спальню.

Наверное, у меня уж очень ошеломлённый вид, потому что Макс начинает теребить меня за руку:"Жадина, полотенце дай!"

Я приношу ему полотенце.

— Нет, ты это слышал? Тебя пригласили обедать!

— И что ты удивляешься? Мужчину положено накормить, напоить, а потом уже, когда он расслабится, начать его воспитывать. — Он смеётся.— Честно, даже не рассчитывал. Наверное, у меня такой несчастный недокормленный вид…

Ещё через пятнадцать минут мы чинно сидим за столом и обедаем. На Максиме тёплый спортивный костюм отца. Я никак не комментирую этот факт. Мама тоже молчит. Мне радостно и тревожно. Это первый раз, что мама пригласила его к столу, да, собственно, это вообще первый раз, когда он у нас дома. Мама дала мне понять, что ей не хочется видеть Максима у нас, потому он встречал меня у входа в подъезд. Тем интереснее мне узнать причину, по которой сегодня мама изменила свои правила.

Но говорить с ней на эту тему при Максиме не стану. Вообще лучше подожду, пока она заговорит сама.

Потом мы, под маминым руководством, сушим над плитой промокшую насквозь одежду и слушаем мамину лекцию "О разнице между тёплой курткой от дождя, которую неплохо бы носить в нашем климате в ноябре-месяце, и курткой-пыльником, которая годится только для понтов". Максим отшучивается что хотел перед красивой девушкой пофорсить, я решаю, что мне лучше не вмешиваться. Дождавшись перерыва во всемирном потопе за окном и отказавшись в очередной раз от предложения взять зонт — чёрный, мужской, не в цветочек! — Макс побежал на остановку, чмокнув меня в щёку под пристальным маминым взглядом. Я закрыла за ним дверь и вернулась в комнату.

— Его отец, кажется, ты говорила, военный? — мама подвигает кресло, поправляет скатерть — всё должно быть идеально ровно.

— Да. А мама бухгалтер...

— Я это помню, — недовольный взгляд. Мама опять разглаживает уже ровную скатерть, потом решительно прихлопывает её ладонями. — Хорошо. Я не буду возражать, чтобы иногда Максим приходил в наш дом. Но имей в виду — только тогда, когда дома я! Всё понятно, Аделаида?

Ого, как серьёзно…

— Мама, да ты что вообще вообразила-то? — я что-то не улавливаю. — Откуда вдруг такая перемена?

— Не важно… Ты меня слышала! И надеюсь, ты понимаешь, что хождением к нему домой я буду недовольна!

Сейчас не лучшее время говорить о том, что пару раз вместо заявленного музея мы сидели у Макса дома — играли на гитаре, смотрели кино, жарили блины… Всё, по маминому же выражению "просто и чисто", (а по Ленкиному — "детский сад, младшая группа"). Пускай.

— Да, мама, хорошо. Спасибо.

Мама, прищурясь, смотрит на меня: "Ну-ну…"

* * *