Какая жалость! (гет)

— Отдел Тайн, — объявил бесстрастный женский голос, когда лифт, вздрогнув, остановился. Двери с дребезжанием раскрылись.

Вслед за Кингсли Шеклболтом, ничего не видя впереди из-за его широких плеч, из лифта вышла Гермиона и поправила воротничок бордовой мантии. За ними выкатился на колёсиках кожаный чемодан — маггловский, но зачарованный Гермионой, чтобы ехать сам собою. В чемодане были её подробные записи по делу и уменьшенные книги.

Шеклболт шёл быстро, и она едва поспевала за ним. Зачем она только надела эти глупые туфли на каблуках, если знала, что придётся столько времени провести на ногах? Затем, чтобы произвести впечатление, подумалось ей. Чтобы иметь более внушительный вид, а не выглядеть по-прежнему школьницей-зубрилкой или прошедшей войну героиней, которой недосуг следить за внешностью (что обязательно подмечалось каждым отвратительным снимком в «Ежедневном Пророке»). Хотелось выглядеть молодой карьеристкой, достойной занимаемой должности. Должности, о которой многим приходилось лишь мечтать. А значит, шагай скорее, Гермиона, и ты докажешь, что не только интеллектуально, но и физически способна осилить эту работу.

Они спустились по лестнице и пошли по коридорам, всё сильнее походившим на то, чем являлись — мрачные подземелья. Выложенные тёмными камнями, с чадящими факелами, прикреплёнными почти под закопчённым потолком. Тут, пожалуй, Северус Снейп чувствовал бы себя как дома. Наконец они свернули в коридор, показавшийся чуть более широким и светлым. В конце его была массивная на вид, деревянная и с огромной железной ручкой дверь, которую, словно вход в Гринготтс, охранял Перси Уизли.

— Господин министр, — поприветствовал он и, отступив от двери, открыл её взмахом руки.

Кингсли кивнул ему, Гермиона — тоже, хотя выражение лица Перси было неприветливым и вообще каким-то нечитаемым.

А потом она перестала думать о Перси и о том, что он скрывал. Кингсли ввёл её в зал суда.

Это место и при первом посещении произвело на Гермиону самое тягостное впечатление, а уж теперь… По одну сторону круглой каменной площадки амфитеатром поднимались к потолку сиденья для зрителей, а по другую — стояли на возвышении судейские скамьи в несколько рядов. Люди на скамьях почти сливались с тенями в своих фиолетовых одеждах, лишь светлыми пятнами выделялись их лица да посверкивали серебром буквы «В», вышитые на мантиях. В центре зала возле кресла подсудимого лицом к судьям стоял Снейп, похожий на гладиатора, брошенного на арену против стаи львов.

Гермиона вдруг похолодела от страха. Как легкомысленно она пообещала этому человеку свободу! Как самонадеянно объявила, что суд над ним будет формальностью! Ничего себе формальность! Происходящее казалось до ужаса, до смерти серьёзным.

Совладать с собой Гермиона смогла, лишь найдя взглядом Артура Уизли, занимавшего место председательствующего. Он доброжелательно улыбнулся и сказал:

— Господин министр, если вы готовы, мы можем начать.

Кингсли жестом пригласил Гермиону присесть первой, и когда она скользнула на скамью в переднем ряду, напротив заседателей, уселся рядом и кивнул: приступайте, мол.

— Ведьмы и колдуны Визенгамота, а также почтеннейшая публика! — торжественно провозгласил Артур. Голос его звонко отдавался эхом от высокого свода. — Мы собрались сегодня, дабы исправить несправедливость и во имя торжества правосудия. Мы собрались, чтобы обелить имя… — Артур вдруг запнулся и сконфуженно кашлянул. Гермиона заметила, что он смотрит на кого-то из зрителей. Она оглянулась и тоже увидела привставшую Молли, донельзя возмущённую. — Мы собрались, — снова начал он, — чтобы выдвинуть и рассмотреть обвинения против Северуса Тобиаса Снейпа, бывшего директора… — теперь уже неодобрительный ропот в толпе зрителей прервал Артура, но ненадолго, — … и преподавателя школы чародейства и волшебства Хогвартс. Я, как заместитель министра Магии, буду председательствовать вместо него, — он обождал, пока Кингсли поднимется, поклонится и снова сядет, — поскольку он присутствует тут, чтобы дать по делу показания. Северус, ваше место — в кресле подсудимого.

Снейп, приподняв бровь, свысока воззрился на Артура. Это было удивительно, потому что смотрел на него Снейп снизу-вверх.

— Моё место? — ледяным тоном спросил он.

— Прошу прощения, Северус, — Артур нервно хохотнул. — Будьте любезны присесть.

Снейп подчинился, и Гермионе на миг показалось, что это не человек опустился в ужасное кресло с цепями, а изящными складками улеглась чёрная шёлковая ткань. Цепи угрожающе лязгнули, но не сомкнулись на запястьях и лодыжках.

Перси Уизли принялся зачитывать длинный перечень обвинений, а Гермиона сверялась с собственным списком, разложенным на коленях, чтобы ничего не было ни упущено, ни добавлено. Когда Перси дошёл до конца третьего листа и последнего — наиболее тяжкого — обвинения, слова сами по себе уже ничего не значили, и она уповала лишь на то, что этот зануда не уничтожит шансы Снейпа на спасение.

— … умышленное убийство Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора…

Шум пробежал по рядам зрителей. Постепенно усиливаясь, он почти заглушил голос Перси.

— Слово предоставляется министру Магии, — громко объявил председательствующий.

Кингсли поднялся и, изредка косясь на Снейпа, выступил на середину каменной площадки. Когда он заговорил, голос его был ровным и звучным, а улыбка — уверенной.

— Ведьмы и колдуны! Мне есть, что сказать о том, каким опасностям подвергал себя Северус Тобиас Снейп многие и многие годы, о том, какой героизм он проявил. Но вот он здесь, предстал перед судом. Однако, несмотря на многочисленные обвинения и ещё большее количество кривотолков, уличающие подсудимого доказательства имеются лишь по двум эпизодам обвинения. Причём по первому из них пострадавшее лицо, Джордж Уизли, отказывается какое-либо обвинение выдвигать. — Молли не сдержала возмущённого вскрика, но Кингсли повысил голос:

— Что же касается второго эпизода, то есть умышленного убийства Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора, пусть лучше доказательства говорят сами за себя. Надеюсь, все отдадут должное высокому положению покойного и исполнят его волю, каковую я и явился донести. Прошу предоставить документы!

Перси перенёс по воздуху и опустил на пол деревянный сундучок, а потом отпер его лёгким взмахом волшебной палочки. Из сундучка с шелестом и шуршанием вырвалось множество газет, которые взмыли и стали разлетаться по залу: от самых верхних скамей до самых нижних, к зрителям, судьям и охранникам.

Гермиона поймала одну газету налету; и хотя содержание было ей уже известно, она не смогла сдержать слёз, словно читала впервые и только теперь узнавала, каким замечательным человеком оказался подсудимый Снейп.

Но никто не заметил её заблестевших глаз: всеобщим вниманием завладели газеты. Восемь страниц с показаниями. Текст, подробно и в деталях разъясняющий каждое обстоятельство, каждый довод, и колдографии, где изображённые подтверждали всё на словах. То были искусно зачарованные копии воспоминаний и протоколы показаний портретов — свидетельства с того света. Эти сложнейшие чары Гермиона творила лично. Правда, не без помощи двух Невыразимцев.

Преисполненная гордости, она осторожно прижала газету к груди. Судьи переговаривались, указывая друг другу то на одну, то на другую страницу; зрители прерывали чтение ошеломлёнными или возмущёнными возгласами. Кто-то спорил, кто-то от удивления потерял дар речи, но никто не остался равнодушным. Гермиона, оглядываясь, с жадностью всматривалась в лица присутствующих и не встречала на них неверия. Доказательств было более чем достаточно, и если кого-то ещё терзали сомнения, то и они развеивались, стоило прочитать два последних газетных листа с показаниями Дамблдора.

А потом она увидела Молли. Та сидела сама не своя, стиснув зубы, чтобы сдержать рыдания, но по её напряжённому лицу текли слёзы. В одно ухо ей что-то шептал Джордж, в другое — Джинни, и то и дело Гарри склонял к ней темноволосую голову, особенно заметную на фоне рыжих шевелюр.

Бедняга Гарри! Он так хотел поучаствовать в оправдании Снейпа. Строго говоря, он и поучаствовал: его показания тоже попали в газету. Но это было совсем не то, что находиться в центре зала и внимания, рядом с Кингсли. Теперь он по старой привычке тёр шрам и растерянно поглядывал на Гермиону. Она послала ему воздушный поцелуй, и Гарри ответил тем же. А Молли рядом с ним плакала и плакала. Бедняжка Молли!

Наконец Гермиона отважилась посмотреть на Снейпа. Тот не двигался в кресле. На коленях лежала раскрытая газета, но он не читал её, глядя в никуда.

Вот уж кто бедняга, подумала Гермиона, так это он. Все смотрят на него, обсуждают его, а он терпи, потому что судьба его висит на волоске.

Артур, прикоснувшись волшебной палочкой к своей шее, прочистил горло и на весь зал потребовал:

— Порядок! Порядок в суде! Мнениями, почтеннейшая публика, будете обмениваться по окончании заседания!

— Эти доказательства, — Кингсли поднял руки, одновременно призывая к тишине и обводя жестом разлетевшиеся газеты, — были предъявлены всем членам Визенгамота сегодня утром, перед слушанием, чтобы предоставить судьям время на полное их исследование. И теперь я хочу спросить, есть ли необходимость в этом суде.

В ответ Артур Уизли развернул пергамент и зачитал:

— Все члены Визенгамота единодушно согласились, что действия, в которых обвиняется Северус Тобиас Снейп, совершались им с ведома и по велению Альбуса Дамблдора, чьим приказам Северус Тобиас Снейп вынужден был подчиняться независимо от своего согласия или несогласия с ними. Однако какими бы ни были приказы и осуществлённые во их исполнение действия, необходимость их очевидна, ибо в противном случае на месте председательствующего находился бы сейчас Тот-Кого-Нельзя-Называть.

В зале сделалось очень-очень тихо, настолько поразил каждого образ, так своевременно подброшенный Артуром: все, вероятно, живо представили вместо него, приятного и забавного человека, змееподобную образину и содрогнулись.

— Так же единогласно, — продолжил Артур, — принято решение о нецелесообразности дальнейшего рассмотрения дела, каковое рассмотрение может лишь разбередить едва затянувшиеся раны. Пришло время жить дальше в мире, доставшемся ценой многих жертв, принесённых и мёртвыми, и живыми. — Он поднял молоточек, и Гермиона заметила, как напряглась его кисть, сжимающая рукоятку, как дрогнула рука, как он не посмел посмотреть на жену. Должно быть, он вспомнил о собственных ранах и жертвах. — А потому судьи единогласно решили все обвинения, выдвинутые против Северуса Тобиаса Снейпа, снять, а самого его освободить.

Получилось, подумала Гермиона. Получилось! Получилось! Получилось!

Она бросилась к Кингсли и обняла его, потом, вернувшись на своё место, обняла какого-то незнакомца, сидевшего рядом. Незнакомец сначала выпучил глаза на неё, а потом ошалело посмотрел на колдографию Дамблдора в лиловой с золотыми звёздами мантии, превозносящего заслуги Снейпа. Не помня себя от восторга, Гермиона вскочила и подбежала к креслу с цепями, в котором всё ещё находился совершенно ошеломлённый Снейп, и поняла, что собралась обниматься с ним, только когда он воззрился на неё в изумлении.

И пусть вокруг не было вспышек радости, и никто не поздравлял друг друга, но люди не злились и не досадовали, что суд завершился именно так. Все снова принялись обсуждать написанное в газетах, невостребованные экземпляры которых теперь устремились прочь из зала и дальше, на улицу. К подписчикам поспешили совы, несшие специальный выпуск. Получилось!

Гермионе хотелось прокричать об этом Снейпу.

— Вот так, — заявила она, не слишком-то и силясь скрыть торжествующую улыбку. — Или вы ждёте, что они передумают?

Снейп напустил на себя невозмутимый вид, поднялся на ноги и ухмыльнулся:

— Полагаю, я должен поблагодарить вас.

— О, не меня одну, — возразила Гермиона, но её выдали слишком широкая улыбка и слишком самодовольное выражение лица. Да, он должен благодарить её. И пусть благодарит. Других — тоже, но в первую очередь её, начавшую всё это, когда остальным было наплевать.

И вдруг откуда-то с судейских рядов донеслось:

— Артур, мне, право, не хочется поднимать этот вопрос, но… — Плотный человек с улыбкой, такой же доброжелательной, как и у Артура Уизли, поднялся со скамьи. Из-под его фиолетовой мантии торчал наружу край воротничка в тёмно-серую полоску, а над воротничком валиком нависала шея.

Корнелиус Фадж собственной персоной.

Услышавшие его реплику притихли, предвкушая в деле неожиданный поворот: будет, о чём рассказать тем, кто узнает обо всём из вторых рук.

— И я, разумеется, отдаю должное проделанной командой министра работе по сбору доказательств, оправдывающих мистера Снейпа, и согласен с тем, что каким-то образом его нельзя обвинить в этих тяжких преступлениях, раз уж он действовал не по своей воле. — Судя по тону Фаджа и его кривой усмешке, он думал обратное. — Но не мог бы мистер Снейп в силу… особых отношений с Тем-Кого-Нельзя-Называть и как Пожиратель Смерти пролить свет на одну тайну, разгадка которой ускользнула даже от наших доблестных авроров? — Шпилька в адрес Шеклболта, не иначе. — Всего пара вопросов, простая формальность. Однако наша обязанность…

— О чём вы говорите, Корнелиус? — перебил его Кингсли. Они уставились друг на друга, точнее — бывший министр Магии на действующего. Причем, в отличие от первого, второй не любил закрывать глаза на проблемы да и одним своим видом буквально олицетворял сильную власть.

Фадж улыбнулся, но не ответил Кингсли, а перегнулся через ряд и шепнул что-то на ухо Артуру. Тот изменился в лице и посмотрел на Снейпа.

— Как я уже сказал, простая формальность. Только для того, чтобы прояснить ситуацию, — притворно оправдывался Фадж. — После чего мы со спокойной душой отправимся обедать.

— Северус Снейп, прошу сообщить, что вам известно, — нехотя начал Артур, и казалось, каждое слово причиняет ему боль, — об обстоятельствах гибели Чарити Бэрбидж, преподавательницы Маггловедения в школе Хогвартс.

В зале моментально воцарилась тишина, нарушаемая лишь шелестом сворачиваемых газет; умолкли даже колдографии, а зрители подались вперёд, чтобы лучше видеть и слышать.

Гермиона не сводила глаз со Снейпа, с его бескровного лица, сжатых губ, побелевших костяшек. Сам он смотрел прямо перед собой.

— У вас есть сведения, где она находилась после того, как оставила пост профессора Хогвартса? — спросил Фадж.

Ей следовало усмирить дыхание, успокоиться, взять себя в руки, словно ничего не случилось, словно прозвучал обычный вопрос без всякого подтекста.

Снейп перевел на Фаджа взгляд, в котором сквозила угроза.

— Есть. И я заключаю, что вам об этом известно, иначе бы вы не задали такой вопрос.

Гермиона в отчаянии обернулась к Кингсли. Почему он не вмешивается?! Это нужно было срочно остановить! Остановить немедленно!

Фадж в ответ кивнул с любезным видом:

— Да. Мне известно об этом из показаний других лиц. Но было бы невежливо не позволить вам самому рассказать о том, что знаете лично вы, разве нет? Вся правда из первоисточника, так сказать.

И опять Гермиона умоляюще посмотрела на Кингсли, но тот с мрачным видом едва заметно покачал головой, мол, ничего не поделаешь.

Снейп глубоко вздохнул и сказал:

— Её по приказу Тёмного Лорда схватили и пытали Пожиратели Смерти. Потом Тёмный Лорд убил её заклинанием Авада Кедавра, а тело скормил своей змее Нагини.

В зале раздались вскрики ужаса.

— И вам об этом известно, поскольку…

— Я при этом присутствовал.

Нет, безнадёжно подумала Гермиона. Нет! Нет-нет-нет!

С Фаджа слетела маска любезности. Лицо его приняло злое, мстительное выражение.

— Так скажите же нам, мистер Снейп, подчинялись ли вы приказам Альбуса Дамблдора, когда наблюдали, как пытают и убивают Чарити Бэрбидж, или приказам Того-Кого-Нельзя-Называть? Чьим приказам вы подчинялись, когда сидели и смотрели, как она гибнет, хотя она и просила вас — именно вас, мистер Снейп — о помощи?

Ответа Снейпа никто не услышал да и слушать не стал. Вокруг загалдели, засуетились, вскакивая с мест и размахивая руками.

Кингсли был явно расстроен. Но долг есть долг. Перекрикивая шум, министр недрогнувшим голосом приказал:

— Авроры, арестуйте Северуса Тобиаса Снейпа по подозрению в соучастии в убийстве Чарити Бэрбидж.