Сильнее и дольше бесконечности (джен)

На краю мира есть город, название которого длиннее полного имени Пикассо. Никто уже точно и не помнит наименование, а сокращений город не любит. Оттого и пропал с карт, затерялся среди шёпота листвы и морского ветра. Чужеземцы забредают сюда часто, но по чистой случайности или когда городу становится скучно, а по улицам слишком долго выстукивают дробь одни и те же подошвы.

В городе есть ещё более призрачное место, в существовании которого не был точно уверен ни один человек. Это кафе, на вывеске у которого каллиграфическим шрифтом в две строки выведено название города. Но город пожелал забыть его и стёр надпись днями и ночами, а ветер ему услужливо в этом помог. Но приписку внизу, «Здесь продают кофе, выпечку и самое лучшее воспоминание», оставили нетронутой.

Работают там только двое — мой давний знакомый Время (который и не Время вовсе, ведь мы же знаем, что времени не существует. Просто подходящего слова для него тоже пока не существует) и его помощник — Воспоминание. Время стоит на кассе, выбрав себе самую непримечательную человеческую оболочку, а вот Воспоминание — наоборот, носится между столиками с подносами в руках в образе улыбчивого рыжего парня, усыпанного веснушками. Они, безусловно, молоды, но в тот же момент стары, как мир. Никто не берётся предсказывать ни их возраст, ни когда появилось кафе. Или просто жители были слишком заняты, чтобы заметить. Знают только, что давно, и эти двое, кажется, всегда здесь работали, — этого хватает.

Странная приписка каждый день завлекала достаточно много посетителей для такого крохотного и своенравного города. Ведь кому не интересно на закуску к кофе попробовать воспоминание?

Ступаешь на крыльцо — половицы скрипят. Не от старости — в приветствии. Дверь приветствует так же и разрешает частице аромата свежих булочек выскользнуть наружу, завлечь других проходящих. Столиков много, они все двуместные, но за каждым — лишь один человек, потому что висит объявление о том, что место напротив скоро обязательно займут, поэтому неиспугавшиеся сразу компании путешественников приходится дробить.

Без устали почти бегает — потому что в слове «ходит» слишком мало энергии — Воспоминание и, сколько бы ни было посетителей, за всем успевает. Словно у него умение телепортироваться. Ну, или почти. Этим он обязан Времени, который немного изменяет течение реальности. Так Воспоминание может быть в нескольких точках одновременно, не прекращая работы. Может сесть напротив посетителя, принеся заказ и найдя в глазах неизменный вопрос: «А где моё самое лучшее воспоминание?». А Воспоминание только и ответит: «А вот и я. Здравствуй». Потом примет свою настоящую форму, прошелестит что-нибудь успокаивающее на ухо. Посетитель вздрогнет, оглянувшись, увидит — притом опять вздрогнув — себя. Прошлого, настоящего — это у каждого по-разному. Протрёт глаза — не уйдёт. Лишь улыбнётся и тихо произнесёт: «Только не говори вслух, иначе посчитают таким же сумасшедшим, как и всех здесь». Посетитель вроде согласится, кивнёт. Тогда двойник (хотя это и не двойник вовсе, но это поймут уже потом) спросит с улыбкой: «Можно присесть?», на что получит ещё один неуверенный кивок.

— Кто ты? — в мыслях хмурясь, спросит посетитель.

— Воспоминание. Твоё лучшее воспоминание. Как ты можешь меня не узнать?

А ведь и правда. Секундой позже посетитель, присмотревшись, поймёт, что это и правда он в прошлом. Настоящего себя никто не видел (наверно, просто не осознают, что уже не будут счастливее, чем сейчас). Будущего — тоже. Может, он ещё не существует, а может, задерживается.

И вот Воспоминание, сев напротив, примется заговаривать собеседника. Тот сначала будет относиться подозрительно и даже более, но потом смягчится — как можно не доверять себе? Тогда-то и начнется то, что здесь продают. Воспоминание парой предложений вернет в тогдашнюю, самую сладкую для человека пору. Да так хорошо это сделает, что посетитель уже и забудет, где находится. Словно перед глазами поменяют фон и декорации. Теперь посетитель уже не просто песчинка в этой необъятной вселенной, он — ее центр. Отправится туда, где мир то ли крутится вокруг него, то ли лежит у ног — разбери теперь. Человек встретит друзей, любовь, человек счастлив. Воспоминание радушно примет в крепкие объятия. И можно будет смеяться, пока скулы не сведет, гулять по спящим улицам, пока первые лучи солнца не поцелуют щёки, жить, пока не кончится бесконечность. И забывать всё плохое, что было или есть. Но только Воспоминание почувствует, что человек почти растворился в нём, сразу же испугается и сбежит — зачем нужны призраки, навсегда увязшие в одном временном промежутке? Времени это не понравится, не хочется лишний раз его сердить.

Человек вернётся в кафе. Несколько секунд в надежде удержать воспоминание не будет поднимать веки, хотя всё равно ощутит, что это бесполезно. Когда всё-таки решится, напротив уже никого не будет. Как будто и правда — задумался, просто запутался в воспоминании, но почему тогда так сильно, что аж слёзы навернулись на глаза от возвращения в реальность?

Так и будет сидеть гадать, задремал или в этом кафе на самом деле продают нечто особенное, чего не встретишь ни в одном другом. Так и не найдя ответа и постеснявшись спросить, посетитель пойдёт на кассу. А там Время в который раз взглянет в бездонные и грустные глаза, вздохнёт, покосившись на Воспоминание. Протянутые трясущимися руками деньги не возьмёт, оправдавшись, что это было за счёт заведения, и вручит пару конфет от грусти. Тёмный шоколад с начинкой из ликёра. Они горькие, но не горче, чем печаль, которую некоторые уносят за порог. На обёртке так и написано — «От грусти». Сработают, если достаточно поверить. Выйдя, посетитель больше не найдёт дорогу обратно.

Кафе закроется, когда последний луч солнца коснётся земли. Время с Воспоминанием подождут, когда уйдёт единственный оставшийся человек, и начнут каждодневную уборку. Время немного отвлечётся, потерявшись между грязными чашками и пятнами на столах, но не надолго. Как только закончат, он опять задумается о боли, которую Воспоминание причиняет людям, устало опустится за какой-нибудь столик и спрячет лицо в ладонях, думая, что пора прекращать со всем этим. Но Воспоминанию нравится, говорит, что счастливых людей больше, чем печальных, просто не тех замечает. Наверно, оно действительно так, вот только кому, как не Времени, знать, что грусть весит куда больше счастья? Воспоминание успокоит поцелуем, оставленным на виске, — Время сдастся и почти забудет. Почти — до следующего дня, полного скорбных глаз. А потом опять по кругу.

И каждый вечер будет шептать в огненную макушку Воспоминания: «У тебя слишком жестокие чудеса».