Не дышится (гет)

Нику Уайлду холодно. Внутри себя он ощущает чёрную дыру пустоты, обломанные крылья заоблачной мечты и что-то ещё невообразимо густое и невообразимо тёмное. Холод внутри Ника Уайлда тягучий и солёный, как струящаяся по венам алая кровь.

Кажется, холод этот — сама суть Ника.

Нику Уайлду холодно даже в те моменты, когда он хохочет с друзьями над очередной нелепой шуткой. Они хохочут — и хохочут, и хохочут, — а Ник, смеясь, замерзает. Ему кажется, что вот — он уже покрылся цепкой шершавой корочкой. Ему кажется, что он принадлежит не себе, а обществу, где полагается смеяться лишь в тех исключительных случаях, когда надо; когда надо — быть вежливым до завязанного на шее галстука-бабочки. Весь ты должен быть отутюженный, весь ты — начищенный до скрипящего блеска. Весь ты — идеальный.

Кажется, идеальность эта и есть причина омертвляющего замерзания.

Ник Уайлд до крика из пересохшей глотки ненавидит идеальность; а до ослепляющего и скручивающего кольцом визга — ненавидит Джуди Хоппс.

Джуди Хоппс смеётся невпопад, говорит слишком уж громко, а двигается — порывисто, как безумная. А ещё — как безумная — в него влюблена. Нику от этого неловко. Ник ненавидит то, что до идеальности неидеальная Джуди Хоппс любит его по-сумасшедшему и пресмыкается, как маленькая девчонка: эта когда-то уверенная в себе Джуди смотрит на него щенячьими озёрами глаз как на спустившееся с небес божество.

Джуди Хоппс не любит. Джуди Хоппс — пресмыкается.

Кажется, пресмыкание это — результат того, что с людьми делает созданный перед обществом образ идеальности.

Нику холодно от того, что когда-то такая живая, амбициозная и самоуверенная Джуди «любит» лишь только потому, что не знает его на самом деле.