Лесные битвы (джен)

Было оно ни живое, ни мертвое, ни доброе, ни злое, а просто никакое, пустое. Сделано человеком, да ни душой, ни сердцем не наделено. Шло полями, шло лесами, мимо гор, мимо озер. Когда молча шло, когда же песню пело, и песня та была песней смерти. Кто слышал ее, тот падал без чувств, а то и сразу замертво. Одна-единственная цель была у него, ее знало, ее искало, чуяло издалека, да шло все ближе, днем и ночью, сна и отдыха не зная. А что искало, кроме него да создателя никто и не знал.

Долго ли, коротко ли, однажды повстречало на лесной тропе человека — кафтан серый мехом оторочен, лук да стрелы за спиной.

— Уходи, — сказал, — не пройти тебе дальше.

А оно ему отвечает:

— Много людей не хотело меня пропустить, много людей я убило. И тебя убью.

Запело оно свою песню — песню смерти, а человек обратился зайцем и умчался прочь. Бежит заяц по лесу, а оно за ним идет и песню свою поет. Вышло на поляну, смотрит, а заяц вновь человеком сделался, стоит, лук поднял, тетиву натянул. Раз выстрелил — промахнулся. Два выстрелил, попал, да только нельзя убить стрелой то, что ни живо, ни мертво. Упал Заяц замертво, а оно пошло себе дальше.

Долго ли, коротко ли шло, встретился ему другой человек, вида злого, свирепого, лицо молодое, а сам седой.

— Уходи, — говорит, — нет тебе дальше дороги.

— Много людей я убило, — отвечает оно. — И зайца убило. И тебя убью.

И песню свою запело. Обернулся человек волком, да не наутек кинулся, а вперед, ближе. А как совсем близко очутился, ударился оземь, сделался человеком, выхватил кинжал да вонзил в него поглубже. Только что ему кинжал: ни живо оно, ни мертво. Упал Волк замертво, а оно пошло себе дальше.

Шло себе, шло — вновь человек ему путь заступил. Сам роста огромного, темный, бородой заросший.

— Уходи, — говорит, — не пущу тебя дальше, не твой это лес, а мой.

— Много людей я убило, — отвечает оно. — И зайца убило. И волка убило. И тебя убью.

И песню свою запело. Сделался человек медведем огромным да пошел лапами махать. Раз махнул — знак колдовской прочертил, два махнул — и другой, и третий следом. Долго держался Медведь, а тоже рухнул наконец. А оно пошло себе дальше.

Шло и шло, пока не вышла ему навстречу девица рыжая.

— Не пущу тебя, — говорит, — уходи прочь.

— Много людей я убило, — отвечает оно. — И зайца убило. И волка убило. И медведя убило. И тебя убью.

Не снесла девица таких вестей, упала наземь, залилась слезами. А оно подошло поближе — песню свою ей пропеть. Вдруг вскочила она, в каждой руке по знаку колдовскому горит.

— Все они сделали, что обещали. И Заяц, и Волк, и Медведь. А я их работу довершу.

Зажглись огнем руны на стреле заячьей, пробудились-вздохнули знаки на лезвии волчьего кинжала, черным пламенем повисли в воздухе медвежьи знаки. Поняло оно, что попало в ловушку, затянуло песню свою, но поздно: хлопнула девица в ладоши, прокричала, и стало ни живое, ни мертвое — мертвым.

Долго оплакивали в семьях Зайца, и Волка, и Медведя. Не чаяли их живыми увидеть, а все ж надеялись, да только зря. А как стали они месть совершать тому, кто пустил песню смерти по земле ходить, — это уж другая совсем история.