Без единого свидетеля (джен)

— Вы ничем не можете помочь Аврорату, мисс Грейнджер, — в который раз устало проговорил Робардс. — Мы поговорили со всеми, кто мог дать хоть малейшую информацию по этой ситуации, мы выписали десятки разрешений на использование Сыворотки правды и применение легиллименции, чтобы проверить достоверность этих сведений. И ничего. Все настолько чисто, что...

— Что даже невероятно, да? — подсказала Гермиона, когда аврор замолчал. Он лишь молча развел руками. — Но вы же понимаете, что все это просто чудовищная ошибка! Мы все знаем Гарри, знаем, что он не убийца. Нет ведь ни единого доказательства.

— Но нет и ни единого опровержения. На данный момент все кажется предельно ясным — Гарри вернулся вечером домой, по неизвестной нам причине забил до смерти жену, до этого жестоко ее изнасиловав, и, чтобы скрыть преступление, подчистил следы изнасилования и стер память себе и ребенку, который, видимо, был единственным свидетелем всего.

— Но при этом не залечил ссадины на своих руках? — фыркнула Гермиона. — Неужели вам самим не противна эта ваша теория?

— Противна, — согласился Робардс. — Очень. Но другой у нас нет.

— Вы выставляете Гарри сумасшедшим, делаете из него какого-то маньяка.

— Это не так. Но мы с вами знаем, что произошло в прошлом году. Летом.

Гермиона помрачнела и отвернулась.

— Не хотите вспоминать? — продолжил Робардс. — Понимаю, но прецедент был.

— Тот идиот оскорбил память родителей Гарри.

— Тот, как вы выразились, идиот был в первую очередь обвиняемым на допросе.

— Гарри его всего лишь ударил.

— Но этого удара хватило, чтобы тот при падении разбил голову об угол стола.

— Это случайность, — покачала головой Гермиона.

— Мисс Грейнджер, — Робардс облокотился на стол, наклоняясь немного вперед, и сцепил пальцы в замок. — Знаете, мне нравится, как вы защищаете своего друга, но год назад Гарри все же проходил лечение в Мунго. Да, это всего лишь пара сеансов, но что, если у него действительно проблемы? Что, если это был какой-то приступ?

— Хотите сказать, что ему будет лучше в тюрьме? Подальше от всех нас? — возмутилась Гермиона.

— Хочу сказать, что мы никак не сможем это узнать. Но если это действительно так, любой из нас может стать следующей жертвой.

— Прекратите! — Гермиона подскочила со стула. — Просто признайтесь, что вы не хотите во всем этом разбираться!

— Это не так...

— Не хотите разбираться так же, как и с последствиями побега Пожирателей! Вы даже не пытаетесь их найти, а ведь именно они могут быть причастны к гибели Джинни! Кто, как не Пожиратели, больше всего ненавидят Гарри?

— Раз вы так думаете — почему же они не тронули самого Гарри?

* * *

— Третий раз за неделю. Не бережете вы себя, — говорил Теренс Хортон, смотритель, в очередной раз провожая Гермиону к камере.

— Всего лишь третий раз, — ответила она, нервно поеживаясь. — А вы выполнили мою просьбу?

— Да, мисс, — отозвался смотритель, отпирая решетчатую дверь в коридор, ведущий к верхним этажам. — Мы ставим дополнительные барьеры в том блоке, но дементоры облепляют его словно мухи. Их... их будто тянет к Гарри Поттеру.

Еще бы, подумала Гермиона, спеша за Теренсом по лестнице. Но ее радовало, что многие тюремщики были на ее стороне и с готовностью откликнулись на просьбу хоть немного защитить Гарри от влияния дементоров.

— Пятнадцать минут, как обычно, — грустно улыбнулся Теренс, открыв дверь в камеру Гарри, и быстро ушел.

А Гермиона садилась рядом с молчаливым Гарри и обнимала его за плечи. Пятнадцать минут, которые могли длиться два часа. Небольшая серебристая выдра скручивалась калачиком у бока Гарри, и чаще всего он почти сразу засыпал. Гермиона в это время не шевелилась, лишь раз в полчаса делала глоток укрепляющего зелья, чтобы суметь продержать патронус дольше и дать Гарри еще поспать. Без кошмаров. Но просыпался он всегда резко, как от толчка.

— Жаль, тебе нельзя колдовать, — прошептала Гермиона, когда Гарри открыл глаза. — Твой олень куда более мощный защитник.

— Сомневаюсь, что смогу сейчас вообще создать патронус, — ответил Гарри, вздохнув. — Сколько я уже здесь?

— Двадцать восемь дней. А авроры до сих пор ничего не нашли... Как кто-то смог попасть в твой дом? — этот вопрос больше всего мучил Гермиону. Она задавала его Гарри почти каждый раз, когда приходила.

— Дверь, камин, аппарация, — привычно ответил он.

— Может, все-таки у тебя были ссоры с Джинни в последнее время?

Гарри усмехнулся и отвернул голову сторону от Гермионы.

— Тоже считаешь, что это сделал я?

— Нет. Ты же знаешь, что нет.

— Конечно у нас были ссоры. С ее непримиримым характером без этого было никак не обойтись, но у меня и в мыслях не было ударить ее. Я любил ее. И пусть порой она была настоящей занозой в заднице, но я отдал бы жизнь за нее и Джеймса, — Гарри тяжело поднялся на ноги и подошел к решетке. Дверь была приоткрыта, но стоило Гарри протянуть к ней руку, как решетка мелко завибрировала и засветилась слабым красноватым светом. — Если я когда-нибудь отсюда выйду, я найду этого ублюдка.

— Жаль, фокус с оборотным зельем уже не пройдет.

— Да, — усмехнулся Гарри и снова, протянув руку, вынудил тюрьму активировать защиту. — Но знаешь, в чем затык?

Он обернулся; Гермиона не видела его лица — лишь темный силуэт на фоне тусклого коридорного факела.

— В чем? — тихо отозвалась она.

— В том, что я отсюда не выйду.

— Почему? — Гермиона быстро поднялась на ноги.

— Если бы были какие-то доказательства моей невиновности, авроры их уже бы нашли.

— Почему ты так уверен в этом?

— Ты забыла, кем я был двадцать восемь дней назад? Шансы найти ответы уменьшаются с каждым днем.

— Как думаешь, Джинни могла кому-нибудь открыть дверь?

— Кому-нибудь знакомому запросто, — Гарри медленно шагал вдоль каменных стен. — Она любила показывать свою храбрость. Когда те трое Пожирателей сбежали из... — он замолчал на секунду, хмыкнул, качнув головой, и продолжил: — Сбежали отсюда, я сказал Джинни вспомнить про осторожность и внимательность, но она как обычно закатила глаза, засмеялась и посоветовала мне поменьше вспоминать школьные годы.

— Могли ли именно они это сделать? — Гермиона снова уселась на жесткий лежак и следила взглядом за вышагивающим Гарри. — Мне до сих пор иногда снится кошмар, в котором Яксли снова и снова цепляется за нас во время аппарации. Что, если они выследили Джинни где-нибудь и так попали в ваш дом?

Гарри покачал головой и остановился.

— Она бы, как и ты, сменила направление, а не пустила их в дом. Но... если никто ничего не видел на улице в тот вечер, то аппарация — один из наиболее возможных вариантов.

— Знаешь... это звучит ужасно, но... почему только Джинни? Если это сделали Пожиратели, то почему не тронули тебя?

— Уверен, ты догадываешься, почему.

— Тебя не испугать угрозой смерти, но страдания близких...

— Их вероятная цель — сделать Джеймса сиротой, отыграться на нем.

— Ты жив! Джеймс не сирота! — выдохнула Гермиона.

— Если в конечном итоге убийцей признают меня... — Гарри мрачно осмотрел камеры. — Я не протяну весь срок.

— Не говори так, — голос Гермионы задрожал. — Смотрители ставят здесь барьер.

— Да, но, как видишь, он слабо помогает. А полностью закрыть меня от дементоров они не смогут, иначе сядут в соседнюю камеру, — он сел рядом с ней и вздохнул. — Отправляйся домой, Гермиона. Не хочу, чтобы ты проводила здесь так много времени.

* * *

Гермиона спала в своем министерском кабинете, положив голову на сложенные на столе руки. Спала так крепко, что еле проснулась от тряски за плечо.

— Проснись. Гермиона, просыпайся.

Она с трудом разлепила глаза и подняла голову, чтобы увидеть перед собой Тони Блэкворда. Он работал в соседнем кабинете и частенько заглядывал к Гермионе. Приятный парень со светящимися оптимизмом яркими синими глазами. Не раз и не два он приглашал ее сходить куда-нибудь выпить по чашечке кофе. Но когда Гермиона уже почти убедила себя согласиться, на голову свалились известия о гибели Джинни и аресте Гарри. Возможное свидание пришлось отложить на неопределенный срок, но Тони все равно каждый день заходил к Гермионе. Правда, оптимизма в глазах поубавилось.

— Шла бы ты домой, — сказал он, когда Гермиона наконец сфокусировала на нем взгляд. — Или еще лучше — к целителям.

— Спасибо, Тони, — вяло кивнула Гермиона. Он уже была в Мунго, и колдомедик предупредил ее, что при таком частом использовании Патронуса и таких дозах укрепляющего зелья она рискует получить не только общее истощение, но и магическое, плюс — неприятные последствия от передозировки зелья. Гермиона уже чувствовала, что заметно ослабла, но Гарри в Азкабане было куда хуже, и она не могла оставить его одного, наедине со всеми кошмарами, которые мучат его круглые сутки из-за постоянного присутствия дементоров. Не могла даже несмотря на то, что Гарри просил ее думать в первую очередь о себе и не приходить так часто.

— Скажи мне, если тебе понадобится помощь, — с легкой ободряющей улыбкой произнес Тони прежде чем покинуть кабинет.

Но домой Гермиона не спешила. Кингсли зачаровал новый сверток для Гарри, и ей необходимо было доставить его в Азкабан. Она уже собиралась уходить, когда в дверь тихо стукнули и на пороге показался Рон.

— Выглядишь не очень, — вместо приветствия произнес он.

— Спасибо, Рон, — протянула Гермиона. — Узнал что-нибудь?

Он тут же помрачнел и опустился на стул.

— Ничего нового. Все, как и говорили авроры — никто из соседних домов ничего не слышал, не видел. Не чувствовал, — раздраженно добавил он. — Им что, тоже память стерли?!

— Нет, Рон, — шепотом ответила Гермиона. — Просто все было сделано очень тихо, — она убрала бумаги в ящик стола и сняла с вешалки пальто. — Я уже задавала этот вопрос Гарри, но спрошу и у тебя. Зная, что на свободе три опасных преступника, Джинни стала бы открывать дверь в дом по первому же звонку?

— Ну... у них там кругом только маги живут, все друг друга знают. Чего бояться?

— Оказывается, было чего бояться, — пробормотала Гермиона, надевая пальто, и вздрогнула, отшанувшись назад, когда в воздухе резко появился Патронус.

— Гермиона, ты должна немедленно прийти в мой кабинет, — строгим голосом произнесла рысь и исчезла.

— Боже, — простонала Гермиона, испуганно глянув на Рона. — Что могло случиться?

— Быстрее! — воскликнул он и первым выбежал в коридор.

Кингсли они встретили в приемной, он орал на какого-то репортера, угрожая придушить того ремнем от его же колдокамеры, если он не прекратит шпионить в Министерстве.

— Я бы на месте министра магии такими словами не бросался, — тихо заметил Рон.

— Кингсли! — Гермиона оттолкнула побледневшего журналиста. — Что случилось?

— Уайлес, убери отсюда этого гавнюка! — гаркнул Кингсли одному из авроров и махнул рукой Гермионе и Рону; они послушно заскочили в кабинет следом за ним.

— Сейчас мы отправляемся в приют, — заговорил Кингсли, раздраженно потерев шею. Гермиона судорожно вдохнула, прижав руки ко рту. — Нет, нет, с сыном Гарри все в порядке. Относительно...

— Что это значит? — взволнованно прошептала Гермиона.

— Какая-то идиотка оставила на столе газету, в которой Гарри выставлен, как домашний тиран и убийца. Приют был единственным местом, где дети были в изоляции от всех этих гнилых статеек, в которых то и дело упоминались имена их погибших родителей, и что теперь? — Кингсли сделал глубокий вздох, сдерживая рвущееся наружу бешенство. — Ваша задача — поговорить с Джеймсом, не допустить непоправимое. Вы понимаете, о чем я.

— Да, — чуть слышно ответила Гермиона.

— Хорошо. А я лично проведу... беседу, — осклабившись, произнес Кингсли.

Магический детский приют находился на последнем этаже Мунго, за запертыми дверьми, чтобы ни дети не смогли случайно выйти, ни незваные гости не смогли пройти. Кингсли же эти двери едва не вышиб. Гермиона не стала останавливаться и слушать, как он разносит персонал. Она прямиком направилась в девятую комнату; Рон не отставал ни на шаг.

Джеймс, сжавшись в комок, сидел на подоконнике и стеклянным взглядом смотрел на улицу.

— Джеймс? — тихо окликнула его Гермиона и, не дождавшись ответа, повторила: — Джеймс.

Он медленно повернул голову в ее сторону и поднял на Гермиону заплаканные глаза.

— Боже, малыш, — выдохнула она и подбежала к нему, чтобы сжать в объятиях. Джеймс вздрогнул всем телом, всхлипывая. — Не плачь, милый, все будет хорошо.

— Я хочу домой, — дрожащим голосом пискнул Джеймс.

— Ты вернешься домой, обязательно вернешься. Надо только еще чуть-чуть подождать.

Он поднял голову и посмотрел на нее, бросив взгляд на Рона.

— Я видел газету... Где моя мама?

Гермиона беспомощно обернулась к Рону, но по его посеревшему лицу поняла, что помощи от него ждать не стоит.

— Понимаешь, малыш... — она не могла подобрать слова. — На ваш дом напали...

— В газете было сказано, — перебил ее Джеймс, — что мой папа убил маму.

— Нет, — тут же сказала Гермиона. — Это неправда.

— Тогда почему я здесь? Почему папа не приходит за мной?

— Твоего отца серьезно подставили, Джеймс, — заговорил наконец Рон. — И он пока не сможет забрать тебя домой.

— Он в Азкабане? — прошептал Джеймс. — Это правда?

Гермиона покивала, с болью отмечая, как из глаз Джеймса полились новые слезы.

— Значит, я никогда больше не увижу его.

— Почему ты так думаешь? — испугалась Гермиона.

— Папа говорил, что из Азкабана не возвращаются.

— А он вернется. Ради тебя папа сделает все что угодно, вот увидишь.

— А вы? Вы можете меня забрать отсюда? — Джеймс быстро переводил взгляд с Гермионы на Рона. — Здесь страшно.

— Мне плевать на ваши правила! — вопила Гермиона, до хруста сжимая спинку стула, перед которым стояла. Рон легонько похлопывал ее по плечу, призывая успокоиться. — Этот ребенок не сирота, у него есть отец, не считая еще не один десяток родных людей! А вы мне сейчас заявляете, что не выпустите его отсюда?

— Конечно выпустим, — равнодушным тоном отвечала пухлая светловолосая ведьма, Генриетта Синклер, директор приюта. — При предоставлении нам письменного разрешения одного из родителей мы оформляем опекунство. Но, — она повысила голос, заметив, что Гермиона уже вновь набрала в грудь воздуха, — при условии, что этот родитель, подписывающий разрешение, находится на свободе.