Грехи Альбуса Дамблдора (гет)

Альбус Дамблдор легко перемахнул через забор в сад Батильды Бэгшот и провел вокруг себя палочкой.

— Прыгай, Гермиона, — шепотом позвал он. — Я тебя поймаю.

— Альбус! — сдавленно пискнула Гермиона, приземляясь в его руки. — Черт, для будущего директора Хогвартса ты слишком легкомысленен.

— Ты же сама согласилась, что Геллерта надо проучить, — напомнил Дамблдор, — а тетя Батильда не обидится.

С этими словами Дамблдор первым залез на вишню и подал Гермионе руку.

— Этикет требует подать руку, а природа предлагает подсадить, — заметил он, хитро взглянув на Гермиону, и полез выше.

— Альбус! — возмущенно воскликнула Гермиона чуть громче, чем следовало.

Гермиона хотела обидеться и спрыгнуть с вишни, но потом ухмыльнулась и накидала Альбусу за шиворот гусениц.

— Ай! Гермиона! — вскрикнул Альбус, ежась и пытаясь отделаться от гусениц движением лопаток. — Убери их оттуда!

Гермиона некоторое время похихикала, а потом убрала гусениц взмахом палочки. Альбус облегченно вздохнул и спустился к ней.

— Будешь вишню? — буднично предложил Альбус, жуя и расстегивая рубашку. — Ну что ты смотришь, я в пазуху собирал. Больше было некуда.

Гермиона Грейнджер была отличницей, старостой и примерной студенткой. Ей никогда не приходило в голову, что она будет воровать вишни вместе со своим директором и целоваться с ним во время этого предосудительного действа. Но если бы не строгие викторианские нравы, в этот июльский день она зашла бы и подальше.

В этот момент в доме Батильды Бэгшот скрипнуло окно.

Гриндельвальд догнал Альбуса и Гермиону за церковью.

— Я имею честь напасть на вас! — заявил Гриндельвальд, с опаской поглядывая на Гермиону. — Вернее, на тебя, вероломный воришка!

— Я весь к услугам вашим! — отозвался Дамблдор, доставая палочку.

Грейнджер прислонилась к ограде и стала лениво создавать маскировку, чтобы не привлекать внимания сущеглупых магглов к подростковому балбесничеству их предполагаемых властителей.

— Где вы запятнались? — с ехидцей спросил Гриндельвальд, кивая на пятна вишневого сока на рубашке Дамблдора и нанося первый удар.

— Какого черта, я ходил к вечерне! — тут же соврал Дамблдор, блокируя заклинание Гриндельвальда и делая свой выпад.

Дуэль была красивой, но по-юношески несерьезной, и Гермионе впервые при взгляде на Альбуса и Геллерта не пришли в голову грустные мысли о битве при Нурменгарде.

— Справа и снизу бей, — посоветовала она Альбусу, — у него там защита слабая.

Молодой Альбус, в отличие от старого, прислушивался к добрым советам, а потому Геллерт Гриндельвальд через минуту кубарем покатился между могильными обелисками, выронив палочку.

— Вот погоди, я найду Старшую палочку, — проворчал Геллерт, вытряхивая из волос сухие листья. Гермиону он, по всей видимости, уже считал за сообщницу.

— Свою сначала найди, — посоветовал Альбус. — Гермиона, а ты бы какой из трех Даров выбрала?

— Мантию, — тут же ответила Гермиона, вспоминая детство. — Вещь в хозяйстве нужная.

— Не думал, что вы станете от кого-то прятаться, — с некоторым вызовом сказал Гриндельвальд, подбирая свою палочку.

— Игнотус снял мантию, когда пришло его время, — напомнила Гермиона. — Прятаться от законов природы не менее глупо, чем пытаться с ними воевать.

— Мир создан волей, — гордо заявил Гриндельвальд, который после разгрома в философском диспуте на прошлой неделе взялся за ум и за Шопенгауэра.

— Законы природы надо изучать, — тихо, но жестко произнес Дамблдор. — А изучив, использовать.

Грейнджер в очередной раз подумала, что Альбус будет покруче всяких там Темных Лордов, и решила перевести разговор на более мирные темы.

Спустя пару часов Геллерт, Альбус и Гермиона уже сидели в той комнате дома Батильды Бэгшот, где Вольдемортова змея чуть не сожрала Гарри, и вовсю пользовались отсутствием в викторианскую эпоху запрета на продажу спиртного несовершеннолетним. После нескольких стаканов рислинга будущий Темный Лорд оказался очень приятным парнем, и у Гермионы появилась идея подбросить в Тайную Комнату пару ящичков, чтобы некто Том Риддл тоже слегка расслабился и использовал бы с тех пор древние чаши по прямому назначению.

Широкая душа будущего Темного Лорда, выросшего на границе с необъятной родиной слонов, тем временем просила песни. Сначала они с Альбусом переругивались, выясняя, кто будет дирижировать, а кто будет петь ведущую партию. Беда была в том, что каждый хотел делать и то, и то, и это категорически мешало литься песне на просторе.

Наконец Гермионе это надоело. Она в мгновение ока навела среди Альбуса и Геллерта орднунг, усадила их рядом на табуретки и принялась учить их плохому. Спустя несколько минут вокальные партии были разобраны, и в доме Батильды Бэгшот начали трястись окна от душевного пения, подкрепленного заклинанием Сонорус.

Nun, liebe Kinder, gebt fein Acht.

Ich bin die Stimme aus dem Kissen.

Ich hab euch etwas mitgebracht,

ein heller Schein am Firmament.

Mein Herz brennt!

С этого вечера насмерть перепуганные потусторонним ревом деревенские мальчишки больше никогда не лазили в сад Батильды, а Гермиона уверилась в том, что в Гриндельвальде погиб хороший солист.

Гермиона Грейнджер была приличной и даже положительной девушкой, и поэтому искренне полагала, что друзья и тем более влюбленные должны быть честными друг с другом, а недомолвки и умолчания считала почти предательством. И тем не менее, вот уже неделю она не могла собраться с духом, чтобы рассказать Альбусу о предстоящей вечной разлуке, даже несмотря на то, что мысль о ней Гермиону почти не оставляла, и Альбус несколько раз обижался на нее, когда она застывала, глядя на часы и наблюдая за неумолимым ходом минутной стрелки. Гермиона пыталась уговаривать себя, что Альбус имеет право знать и самостоятельно решать, что делать с оставшимся им временем, потом написала ему прощальное письмо, в порыве слабости рассказав в нем о будущем слишком много, и наконец, забросив письмо за кровать, решила тайком подбросить Альбусу те пергаменты, на которых в первый раз появились мучающие ее с тех пор десять в третьей степени.

— Гермиона! — крикнул в окно Альбус на следующее утро, удивляясь тому, с какой яростью Гермиона взялась за обычно нелюбимую ей прополку. — Опять твои ребусы?

— Разберешься! — глухо и сердито крикнула в ответ Гермиона, пытаясь сосредоточиться на сельскохозяйственных заклятиях, и Дамблдор привычно развалился на окне, вчитываясь в торопливый резкий почерк.

К завтраку великий Дамблдор успел разобраться только в неизвестном в девятнадцатом веке заклятии левитации и вплыл в кухню, не касаясь ногами пола и исключительно довольный собой.

«Книги про хоркруксы студенту Дамблдору больше не выдавать», — подумала про себя Гермиона, которую молодой Дамблдор неожиданно заразил отчаянным весельем, как когда-то это удалось сделать Гарри, пригласившему ее в палатке на танец. Изобретение заклятия левитации, действующего на людей, а не только на неодушевленные предметы, молва приписывала юному Тому Риддлу, и многие волшебники скрывали свое неумение его разучить под неприятием темной магии. Грейнджер такие отговорки считала мракобесием и сама довольно долго билась над заклятием, но смогла только создавать воздушную подушку, спасающую при падении.

— Учись, Грейнджер, пока я жив, — немного слишком заносчиво сказал молодой Дамблдор, приземляясь на стул. — У тебя там пределы интегрирования были не те.

— Как же у тебя учиться, если ты ничего не говоришь, — огрызнулась Гермиона, которой с детства казалось, что ко многим опасным приключениям директор Дамблдор мог бы их всех получше подготовить.

— Да я скажу, — миролюбиво и несколько удивленно ответил молодой Дамблдор, который еще не заслужил этой досады. — Я от минус до плюс бесконечности интегрировал.

— Ты что, сходимость доказал? — заинтересованно спросила Гермиона, но Альбус помотал головой, усиленно жуя.

— Пес бы с ней, — пояснил Альбус, в минуту умяв омлет и бекон и потянувшись за добавкой. — Решительность и бесстрашие — главные свойства великих магов.

— Ты еще скажи находчивость и пренебрежение правилами, — ответила Гермиона, вспомнив слизеринскую характеристику, которую Дамблдор дал Гарри на втором курсе и которой Гарри порой притворно гордился, когда хотел Гермиону позлить. — Если бы сходимости не было, ты бы весь дом на воздух поднял. Или по меньшей мере пробил бы головой крышу.

— А, — отмахнулся еще не битый жизнью Дамблдор, расправляясь с добавкой. — Конечно, она там была. Как говорит Геллерт, когда на него находит романтический стих, мы живем в лучшем из миров.

— Домашешься ты, — проворчала Грейнджер, которую кольнул запоздалый испуг, когда она представила себе в красках, что было бы, если бы сходимости не оказалось. — Как Аберфорт говорит.

На остальные части пергаментов у Дамблдора ушел почти весь день. К обеду он поживился в расчетах Гермионы идеями, которые позволили ему вчерне закончить свою основополагающую статью о перемещениях во времени, и, спустившись в кухню, Альбус нарисовал на скатерти первую модель хроноворота, глядя на Гермиону с торжеством первооткрывателя, словно не она была автором тех пергаментов, которые он разбирал.

К вечеру, когда солнце спряталось за лес и перестало печь в окно его комнаты, Альбус наконец разобрался с взаимодействием заклинаний и получил красивый ответ со степенями десятки. Окрыленный успехом и вдохновленный изяществом решения, Альбус выскочил через окно в сад, смягчив приземление только что разученным заклятием левитации, и красивым плавным движением перелетел через грядки под дерево, где Гермиона в ожидании читала очередную букинистическую находку, бывшую в этом времени новинкой.

— Люблю смотреть, как ты читаешь, — сказал Альбус, неожиданно подхватывая Гермиону на руки и целуя.

— И поэтому ты мне мешаешь? — весело спросила Гермиона, мотая головой и стараясь избавиться от упавших на глаза волос.

— Тебя я люблю еще больше, — ответил Альбус и снова ее поцеловал. — Смотри, какое красивое решение.

— Я просто польщена, — рассмеялась в ответ Гермиона, а Альбус ненадолго задумался. — Это же мое решение, правда? Ну давай, рассказывай дальше. Может, я проникнусь осознанием своей гениальности.

— Погоди, ты знаешь устройство хроноворота? — озадаченно спросил Альбус, и Гермиона молча кивнула. — И то, что механическое воздействие на крутящийся хроноворот кратно увеличивает радиус его действия?

— Этого я не знала, — признала Гермиона, переставая улыбаться. — Этому уже жизнь научила.

— И все эти десятки... — ошарашенно пробормотал Альбус, еще не понимая, что происходит.

— Там еще временная постоянная есть, — поправила Гермиона. — Поэтому получилось 102 года, а не 114 и не 11.4.

— Получилось что? — воскликнул Альбус, и пергаменты, над которыми он только что трудился, рванулись из его комнаты в его руки, повинуясь резкому взмаху палочки.

— Ты же понимаешь, что получилось, — тихо сказала Гермиона спустя пять минут, за которые Альбус успел снова и снова пробежать глазами решение. — Получилось, что я оказалась здесь. Ровно на тысячу часов.

— Ты никуда не уедешь, — решительно сказал Альбус, и Гермиона в первый раз за много лет не обиделась на то, что ее судьбу решают без нее. — Я тебя не отпущу.