Лети, пёрышко,
Через полюшко;
Смахни, пёрышко,
Моё горюшко.
С моего лица
Смахни пылюшку,
Обратися, стань
Моим крылышком.
Ирина Леонова, «Лети, пёрышко»
Всю ночь Крум проспал как убитый, будучи совершенно разбит после ночного происшествия. Проснувшись же, он вышел на палубу позже всех и по пути в Хогвартс мышью молчал на любые расспросы одноклассников, о чём бы они у него ни спрашивали. Всё его тело до сих пор ныло от вчерашнего падения. В голове же теснились самые разнообразные мысли, варьируясь от тяжёлых до неожиданно лёгких. Кто напал на него вчера? мистер Крауч или всё-таки кто-то другой? И почему Каркаров так взбеленился, что посмел напрямую оскорбить Дамблдора? Только одна мысль грела Виктору душу — сознание того, что Гермиона говорила ему правду, которую Гарри только подтвердил. Крум с удивлением находил, что вся ревность, временами терзавшая его в прежние месяцы, испарилась как по мановению волшебной палочки. Теперь ему хотелось встретиться с Гермионой и пояснить, что к нападению на Крауча он не имеет никакого отношения и тем более не хотел причинять вреда Гарри.
Сделать это удалось после завтрака: Гермиона, поймавшая за столом красноречивый взгляд Виктора, попросила Гарри и Рона идти на урок без неё. Когда дурмстранговцы выходили из Большого зала, Крум нарочно замешкался и отошёл в укромный уголок, где его и поджидала гриффиндорка.
— Ты хотел поговорить? — спросила она.
— Да. Хермивона, ты ведь уже знаешь, что произошло вчера в Запретном лесу?
— Конечно. Гарри мне всё рассказал. Мы с ним и Роном весь завтрак только об этом и говорили.
— И что же они считают?
— Рон высказал предположение, что ты сам мог напасть на Крауча, а потом для отвода глаз ударить себя сногсшибателем. Звучит как бред, не находишь?
— Нахожу, разумеется. Кто бы до такого додумался? — ухмыльнулся Крум. — А что сказала ты, Хермивона?
— Я изначально знала, что ты не виноват, Виктор. Тебя мог оглушить либо сам Крауч, либо кто-то другой, кого вы не видели. Так я и сказала.
В груди у Крума разлилось неимоверное облегчение. Гермиона верит в его невиновность!.. Сам себе же он показался сущим дураком, раз так долго не верил ей по поводу её отношений с Гарри. Девушка тем временем решила уже уходить на урок, но Виктор схватил её за руку:
— Прости меня, Хермивона!
— За что? — удивилась она.
— За то, что вчера не поверил тебе полностью. Я ведь именно за этим и отвёл Гарри к Запретному лесу. Чтобы… узнать, что связывает его с тобой. Ну, с его стороны.
— И что же он тебе сказал? — усмехнулась гриффиндорка. Само собой, она уже прекрасно об этом знала, но ей хотелось убедиться в честности Виктора.
— Что вы с ним просто друзья, — выдавил Крум, покаянно склонив голову. — А я тебе не верил… Ведь если б не моя ревность, на меня бы вчера не напали. Прости, Хермивона.
Он ожидал, что Гермиона может рассмеяться и уйти, но вдруг ощутил, как её ладонь легла на его руку.
— Я прощаю тебя, Виктор. Но и ты тогда прости меня.
— А тебя-то за что? — Крум вскинул голову. — Ты же ни в чём не виновата!
— Просто… — Гермиона явно была смущена, — теперь мы не сможем видеться так же часто, как раньше. До третьего состязания остался всего лишь месяц, а Гарри до сих пор не владеет многими боевыми заклятиями, которые могут ему пригодиться в лабиринте. Я должна помочь ему.
— Хорошо, — согласился Виктор с горечью в голосе. — Я тоже буду тренироваться. Но ты ведь сумеешь иногда находить свободную минуту?
— Постараюсь, — Гермиона неожиданно обняла Крума, заставив того застыть на месте, а потом, отстранившись, побежала на первый урок — превращения. Виктор проследил за ней, пока она не скрылась за углом, и пошёл гулять… к Запретному лесу. Ему хотелось потщательнее изучить место давешнего происшествия.
* * *
Тайна исчезновения мистера Крауча так и осталась тайной, но Крума это больше не напрягало. Весь июнь он упорно упражнялся, отрабатывая боевые заклинания, которым учеников обучали в Дурмстранге. Некоторые были даже темномагическими. Впрочем, Виктор использовал их крайне редко, поскольку, будучи все эти годы прилежным и успевающим учеником, люто ненавидел тёмную магию и старался использовать исключительно светлую. В итоге за три недели он освежил в памяти все необходимые заклятия и стал чувствовать себя вполне готовым к столь ответственному состязанию, как прохождение неведомого лабиринта.
Занята была и Гермиона, целыми днями обучавшая Гарри сногсшибальному заклятию и помеховой порче. Но и среди большой занятости они умела выкроить хоть вечер для очередного свидания у озера, посылая Виктору сову с привычной краткой запиской.
Это были летние, тёплые, лунные вечера — сладкие вечера любви! Гермиона сидела на берегу озера, а Крум, лёжа на траве у её ног, рассказывал ей древние сказания о Дурмстранге. И рука девушки покоилась на его голове, гладила его взъерошенные чёрные волосы.
— Скажи мне, Виктор, — спросила однажды Гермиона, — не удивительно ли, что я полюбила тебя так внезапно? Я теперь припоминаю всё, и мне кажется, что я стала принадлежать тебе с самой первой минуты, когда не успела ещё по-настоящему познакомиться с тобой, а только услышала твой голос в библиотеке. Чем ты так пленил меня, Виктор?
И Крум, тихо склонившись головой к плечу Гермионы, ласково улыбнулся и ответил:
— Сотни девчонок до тебя, Хермивона, задавали мне этот вопрос, но их всех пленяла только моя спортивная слава. Как человек я никому из них не был интересен.
— Да, — сказала гриффиндорка задумчиво, — может быть, и правда, что до тебя им не было никакого дела. Но мне… Знаешь, Виктор, сегодня во время обеда я чувствовала запах моря и дерева. Но ты вышел из-за слизеринского стола, и этот запах тут же исчез. Я часто думаю и не могу понять: разве я могла по-настоящему любить кого-нибудь другого, кроме тебя?
— А я — кроме тебя, Хермивона! Каждый день я благодарю судьбу, что она послала тебя на моём пути.
— Я помню, как мы впервые сидели в библиотеке и ты положил свою руку поверх моей. Огонь побежал по моим жилам; голова у меня закружилась. Я сказала себе мысленно: «Неужели это сам Виктор Крум сидит и разговаривает со мной?»
— Я помню, Хермивона, как обернулась ты на мой зов. Ты никогда не теряла голову при виде меня, и именно это меня и покорило. Я привык, что юные ведьмы сходят по мне с ума. Но ты, Хермивона… ты оказалась совсем другой, нежели все те.
Осиянные закатными лучами солнца, они забывали о времени, о месте; и вот проходили часы, и они с удивлением замечали, как над озером всходила яркая луна.
Также сказала однажды Гермиона:
— Виктор, ты был предметом интереса бесчисленных девиц, и многие из них, наверно, были гораздо краше и любвеобильнее меня. Мне иногда даже стыдно становится, когда я подумаю о себе, маглорождённой гриффиндорской заучке, которую все слизеринцы обзывают грязнокровкой.
Но, касаясь губами её губ, Крум говорил с бесконечной любовью и благодарностью:
— Ты не грязнокровка, Хермивона. Для меня ты гораздо чище их. Ты честна и щедра в любви. Фанаты лебезят передо мной; и фанаток на меня всегда вешалось без числа, но ты — единственная моя, прекраснейшая из девушек. Каждый может влюбляться десятки раз, но лишь один раз он любит. Тысячи поклонниц думают, что они меня любят, но только ты полюбила именно меня, а не мои успехи или познания в квиддиче. И когда ты согласилась пойти со мной на Святочный бал, в мыслях я от души благодарил тебя, столь милостивую ко мне.
Жадно внимала ему Гермиона, и когда он замолкал, тогда среди тишины сумерек смыкались их губы, сплетались руки. И когда любовная усталость окружала голубыми тенями прекрасные глаза гриффиндорки, она говорила Круму с нежной улыбкой:
— Я люблю тебя ужасно.
* * *
Двадцать третьего июня Виктор отрабатывал в своей каюте Раскидальное заклятие, после каждого опыта восстанавливая разбросанные и разбитые вещи. Но когда он устал и вышел на палубу развеяться, рядом откуда ни возьмись появился Каркаров.
— Завтра двадцать четвёртое июня… — начал он отвлечённо.
— Я помню, профессор, что завтра третье состязание, — ровным тоном отвечал Крум. — Вы это хотели мне сказать?
— Не совсем, Виктор, — Каркаров потеребил пальцами бородку. — Состязание начнётся вечером, после ужина, а после завтрака для чемпионов состоится встреча с близкими, которые приедут их поддержать. Ты должен будешь зайти в ту самую комнату за Большим залом.
— Правда? А кто ко мне приедет? — Крум аж в лице переменился.
— Твои родители, разумеется, — усмехнулся директор. — Я им только что лично послал сову. Надеюсь, ты их… не разочаруешь. Готовься, Виктор, не посрами честь Дурмстранга.
С этими словами он пошёл дальше по кораблю. Некоторое время Крум растерянно хлопал ресницами ему вслед. От него не укрылась пауза, с какой Каркаров произнёс: «не разочаруешь». Неужели в этих словах таился намёк не только на третье состязание Турнира, но и на отношения с Гермионой? Виктор помнил презрительные взгляды и реплику, которой Каркаров одёрнул его на Святочном балу, когда он рассказывал Гермионе про Дурмстранг. Выходит, директор совершенно не одобряет его связь с «грязнокровкой»…
Дальнейшие мысли, однако, были уже полегче. Отец и мать Крума происходили из древних чистокровных болгарских родов и никогда об этом не забывали. Сам Виктор тоже ни на минуту не забывал, что он чистокровный. Но его родители никогда не кичились своим происхождением и относились к любому колдуну или ведьме абсолютно беспристрастно, невзирая на статус крови. Вспомнив это, Крум несколько успокоился. Может, Гермиона им всё-таки понравится?..
* * *
На следующее утро Крум был необычно нервозен и завтрак ел торопливо, постукивая ложкой по тарелке. Каждую минуту он вскидывал голову и смотрел то на Гермиону, то на дверь в заднюю комнату. Он видел, как Гермиона о чём-то взбудораженно говорила с Роном и Гарри, а потом вдруг хлопнула себя по лбу, явно что-то сообразив, и ринулась к выходу из Большого зала. Виктор очень удивился, но тут заметил, что зал постепенно пустеет. У Седрика и Флёр сделался крайне многозначительный вид; они почти одновременно поднялись из-за столов «Хаффлпаффа» и «Равенкло» и направили свои стопы в ту самую комнату. Поспешно доев заказанную попару (популярное в Болгарии, Сербии, Черногории и Македонии блюдо, сделанное со старым или свежим нарезанным хлебом и пропитанное молоком, чаем или горячей водой. — Прим. авт.), Крум тоже встал и косолапо проследовал вслед за ними.
Сразу за дверью он чуть не столкнулся с мужчиной и женщиной, в которых сразу опознал родителей Седрика — тот, остановившись прямо перед Виктором, бросился к ним. На другом конце комнаты Флёр уже о чём-то жизнерадостно щебетала со своей матерью — такой же красавицей, как она сама. За руку Делакур-старшей держалась маленькая Габриэль. У камина стояли невысокая полная женщина и стройный юноша выше её ростом на добрых полторы головы; оба имели ярко-рыжие волосы, по которым можно было сразу понять, что это мать и сын. «Должно быть, к Поттеру», — подумал Крум отстранённо, потому что двое других его соперников уже болтали с родными.
И тут из угла раздался громкий, уверенный голос:
— Виктор! мы здесь!
Это было произнесено по-болгарски. Виктор повернулся в угол комнаты и увидел своего отца, стоявшего под руку с матерью. Окликнул его именно отец, который и с внешней стороны сразу привлекал к себе внимание.
Бранимир Крум был человек лет сорока, высокий, черноволосый, несколько узкоплечий, с вытянутой головой и крепкими жилистыми руками. Лицо у него было скуластое, с очень высоким лбом, отчего чёрные глаза взирали на мир из узковатых щелей. Длинный, немного крючковатый, точь-в-точь как у его сына нос чуть загибался к русым усам и вместе с нижней губой, которая казалась пренебрежительно оттопыренной, придавал лицу выражение насмешливое и неприятное. Но его живые, блестящие глаза несколько скрашивали это топорное лицо; а когда он улыбался, оно принимало выражение добродушно-умное, но какое-то хитроватое.
— Папа, мама, привет! — радостно воскликнул Виктор, тоже перейдя на болгарский, и бросился к ним.
— Здравствуй, сынок, — отец крепко обнял его и поцеловал в макушку. Потом Виктор высвободился из его рук и обнялся с матерью.
— Привет, Виктор. Ну, как ты тут? Всё ли хорошо? — начала она расспрашивать.
Райна, жена Бранимира, тоже имела запоминающуюся внешность. Высокого роста, стройная, с приятным и красивым лицом, с огромной копной чёрных волос, она двигалась плавно, голову держала высоко, и это придавало её фигуре гордую и смелую осанку. Очень хорош был взгляд её зелено-карих глаз, красиво оттенённых бровями вразлёт. Этот взгляд, спокойный и умный, как-то сразу вызывал почтительное чувство к этой женщине, возбуждая у каждого желание понравиться ей. Всегда красиво-ласковая, всегда приветливая, она умела как-то особенно улыбаться: спокойной бодростью духа веяло на человека от этой улыбки. Голос у неё был мягкий, грудной, но она говорила немного, кратко, и в каждом слове её чувствовалась искренность прямой и несложной души.
— Да, всё хорошо, мам, — ответил юноша. — Вечером уже будет третье, последнее, состязание, но к нему я подготовился.
— А как прошли два первых? — тут же уточнил мистер Крум. — Ты хотя бы на каком месте?
— На втором. Передо мной два чемпиона от Хогвартса — Седрик Диггори и Гарри Поттер, у них по восемьдесят пять баллов. А у меня восемьдесят.
— Ну, пять баллов — отрыв совсем небольшой… Молодец, Виктор! — похвалил Крум-старший и вдруг осёкся: — Погоди, ты сказал — два чемпиона? Но ведь по правилам от каждой школы должно быть только по одному!
— Просто это такая запутанная история… — и сын принялся рассказывать о том, как Гарри Поттер ни за что ни про что был выбран четвёртым чемпионом и чем это всё обернулось. По мере рассказа Бранимир и Райна только удивлённо вздыхали и качали головами. Поведение Каркарова они, как и Виктор, тоже не одобрили. Наконец, когда тот сказал, что с того дня Гарри стал полноправным участником Тремудрого Турнира, отец промолвил:
— Ну ладно, Виктор!.. Что мы всё о хогвартских чемпионах толкуем? Лучше расскажи о двух первых состязаниях, как ты их проходил. Ты же тоже был хорош, верно?
— Да, был. А в первом состязании вообще выиграл! — улыбнулся юноша.
— Молодец! — миссис Крум опять обняла его на радостях. — Только что мы всё стоим тут да стоим?.. Может, сводишь нас на экскурсию, а, Виктор? По пути всё и расскажешь…
— Да, конечно, — спохватился Виктор, и они вместе направились к выходу из комнаты. При выходе они столкнулись с семьёй Диггори, и Седрик радушно кивнул своему сопернику, получив в ответ такой же кивок.
Виктор очень приятно провёл утро, разгуливая по залитому солнцем двору Хогвартса вместе с родителями. Он показал им шармбатонскую карету и Чёрное озеро, на воде которого стоял, как скала, корабль его собственной школы. Миссис Крум очень заинтересовалась Дракучей ивой, а мистер Крум был в восторге от Запретного леса. И оба они с живейшим участием выслушали обстоятельную повесть сына о первом и втором состязании. Виктор без утайки поведал о том, как справился с китайским огнешаром, а также о невероятно заворожившем его полёте Гарри Поттера. И глубин Чёрного озера коснулся его рассказ — Бранимир и Райна только диву давались, слушая о частичном превращении в акулу и о приключениях под водой.
Только об одном Виктор умолчал: кого именно ему пришлось спасать из озера. Ведь он ни словом не упомянул Гермиону. За всю жизнь у него, избалованного славой, ещё не было девушки, и родители уже к этому привыкли, потому что Виктор не раз им говорил, что ждёт ту, кто сможет полюбить его по-настоящему и не будет обращать внимания, насколько он известен и популярен между любителями квиддича. Но сказать всё равно пришлось бы, поэтому к моменту, когда пора было идти в замок на обед, Крум вёл себя гораздо беспокойнее, чем за всё время прогулки.
И только они зашли в вестибюль Хогвартса и направились в Большой зал, как вдруг из одного коридора послышались торопливые шаги и прямо навстречу Крумам вышла… Гермиона.
— О, Виктор, ты здесь? Привет! — воскликнула она и хотела было обнять его, но парень мягко отстранился и жестом показал, что идёт не один. Увидя за его спиной ещё двух незнакомцев, Гермиона стушевалась и замерла на месте, с интересом их рассматривая. Крум растерянно обернулся к родителям.
— Это твоя знакомая, сынок? — спросила миссис Крум.
— Ну… да… то есть не совсем… — засмущался Виктор и даже потупил голову. — Это моя девушка, Хермивона. Она со здешнего факультета «Гриффиндор».
— Как-как?.. — запнулся мистер Крум. — Как ваше имя? — спросил он на пробу у самой гриффиндорки.
— Гермиона Грейнджер, — ответила та.
— Очень приятно, — кивнул отец Виктора, хотя такое имя и такая фамилия показались ему крайне сложными. — Очень, очень приятно! Будем знакомы. Меня зовут Бранимир Крум, а это моя жена Райна.
И он протянул Гермионе руку, как настоящий аристократ. Та пожала её с некоторой неловкостью. Рука была тёплой, крепкой и широкой. «Наверно, у Виктора со временем будут такие же», — мелькнуло в мыслях девушки.
— Вы приехали поддержать Виктора перед последним состязанием? — осведомилась она.
— Да. Мы ненадолго, всего на один день, — объяснила миссис Крум.
Какое-то время все четверо молчали, неловко переглядываясь и переминаясь с ноги на ногу. Наконец Виктор нарушил молчание:
— Мам, пап, я познакомился с Хермивоной в библиотеке, куда зашёл пригласить её на Святочный бал. Она была моей партнёршей на этом балу. И это её я спасал со дна озера во втором состязании.
— Да?.. Любопытно, — протянул мистер Крум. — А вы тоже интересуетесь квиддичем?
— Да нет, пап, ты чего! — одёрнул его Виктор прежде, чем Гермиона успела ответить отрицательно. — Хермивона вообще не любит квиддич. Поэтому я её и пригласил. Она чуть ли не единственная, кто не увивался за мной, как фанатки.
— И мы с Виктором прекрасно поладили, — добавила Гермиона. — У вас замечательный сын, мистер Крум.
— Спасибо за комплимент, — искренне поблагодарил мужчина. — Но он сказал, что вы — его девушка…
— Да, я люблю Хермивону, — Виктор взял гриффиндорку за руку, всем своим видом выражая готовность отстаивать свои чувства. — Она не понравилась профессору Каркарову из-за того, что она маглорождённая, но для меня это не имеет никакого значения.
— Маглорождённая?.. — переспросила миссис Крум. — Что ж, это и правда не имеет значения. Неважно, каким человек родился, а важно, каким он стал, — ты же помнишь, Виктор?
— Вы правда так думаете? — Гермиона была несказанно удивлена такому суждению. — А у нас так считают далеко не все.
— Это глупо, — убеждённо заявил мистер Крум. — Можно быть хоть чистокровным, хоть полукровкой или маглорождённым… Можно быть любым. Но душу и сердце за статус крови не купишь. И я, признаться, очень рад, что у моего сына появилась достойная девушка.
«Вот подлинный аристократ!» — подумала Гермиона, глядя на него с огромной благодарностью в глазах. Странная и специфическая внешность этого человека, чем-то похожего на Каркарова, больше не казалась ей неприятной. Она ощутила симпатию и к нему, и к его жене, согласно кивавшей головой во время речи мужа.
Но обеденное время уже наступило, и гриффиндорка спохватилась:
— Извините, мне пора бежать. Было приятно с вами познакомиться.
— И нам было приятно, мисс Хермивона… — Крум-старший опять запнулся, — с какой-то невероятно сложной фамилией.
— Грейнджер, — улыбнулась девушка и побежала в зал вслед за идущими на обед одноклассниками.
Семья Крумов направилась туда же. По дороге миссис Крум обернулась к сыну:
— А она ничего. Милая девочка, и умная, и не из сердцеедок… Поди, и женой стала бы неплохой.
— Мам!.. — вскрикнул Виктор обиженно-полушутливо.
— Да я пошутила, — с улыбкой отмахнулась мать и взяла отца под руку. А Виктор шёл впереди них со смешанными, смятёнными чувствами. Как ни странно, слова матери на самом деле не слишком задели его. Ему самому было немного чудно признаться себе в этом, но он никак не мог выбросить из головы эту мысль, и… она ему нравилась.
* * *
После обеда Крумы опять долго гуляли вокруг замка, а потом вернулись в Большой зал на вечерний пир. За учительским столом уже сидели Людо Бэгмен и Корнелиус Фадж. Бэгмен, как всегда, был весел, а вот Фадж, сидевший рядом с мадам Максим, напротив, выглядел очень мрачным и ни с кем не разговаривал. Мадам Максим не отрывала покрасневших глаз от своей тарелки. Хагрид поминутно взглядывал на неё с другого конца стола.
В честь праздника стол ломился от разных вкусных блюд, но Крум к этому времени успел разнервничаться и ел мало. Со временем зачарованный потолок постепенно начал менять цвет с голубого на закатно-пурпурный. Тогда Дамблдор поднялся из-за стола, и в зале воцарилась тишина.
— Леди и джентльмены, через пять минут вас пригласят пройти на квиддичное поле, где состоится третье и последнее состязание Тремудрого Турнира. Чемпионов вместе с мистером Бэгменом я прошу проследовать на стадион сейчас.
Услышав это объявление, Крум торопливо поднялся из-за стола.
— Удачи тебе, Виктор, — пожелали мать и отец.
Он поблагодарил их, перецеловался с ними напоследок и поспешил присоединиться к Флёр, Седрику и Гарри. Последнего уже проводило семейство Уизли и Гермиона. Но та вдруг отделилась от остальных и подбежала к Круму.
— Иди. Постарайся победить! — шепнула она и крепко обняла его. Виктор, поняв, чего ей стоило такое пожелание, коснулся её губ быстрым, но удивительно нежным поцелуем и заторопился следом за остальными чемпионами.
Через пять минут трибуны стали заполняться зрителями, в воздухе зазвенели взволнованные голоса. Отовсюду доносился топот множества ног — это школьники рассаживались по своим местам. Небо было глубокого, чистого синего цвета, появлялись первые звёзды. Позднее на стадионе появились Хагрид, профессор Хмури, профессор Макгонаголл и профессор Флитвик. Они подошли к Бэгмену и чемпионам. У каждого на шляпе горела большая красная звезда; у одного только Хагрида звезда красовалась сзади, на спине кротовой шубы.
— Мы будем патрулировать вдоль стен лабиринта, — объяснила чемпионам профессор Макгонаголл. — Если вы попадёте в беду, выпустите в воздух красные звёзды, и кто-нибудь из нас сразу же придёт на помощь. Понятно?
Чемпионы кивнули.
— Что ж, тогда — идите! — бодро сказал Бэгмен четырём патрульным.
Хагрид пожелал Гарри удачи, и четвёрка спасателей разошлась в разных направлениях, по своим постам. Людо показал кончиком волшебной палочки себе на горло, пробормотал: «Сонорус», и немедленно к трибунам полетел его магически усиленный голос:
— Леди и джентльмены, мы начинаем третье и последнее состязание Тремудрого Турнира! Позвольте вам напомнить, каким образом распределяются места между чемпионами. Первое место занимают мистер Седрик Диггори и мистер Гарри Поттер — каждый из них набрал по восемьдесят пять баллов! — Поднявшиеся крики и рукоплескания вспугнули птиц с вершин деревьев Запретного леса, и те взмыли в темнеющее небо. — На втором месте — мистер Виктор Крум, представитель института «Дурмстранг», у него восемьдесят баллов! — Снова рукоплескания. — На третьем месте — мисс Флёр Делакур, академия «Шармбатон»!
В центре трибуны Виктор еле-еле различил своих родителей. Он помахал им, и они радостно замахали в ответ.
— Итак… Гарри и Седрик! По моему свистку! — провозгласил Бэгмен. — Три… два… один…
Он коротко свистнул, и Гарри с Седриком ринулись в лабиринт. Когда прошло с полминуты, он объявил:
— Мистер Крум, прошу! Три… два… один!
Опять свисток. В отличие от хогвартцев, Виктор не так сильно торопился. Перед тем, как ступить в лабиринт, он повернул голову к трибунам и вдруг заметил Гермиону, сидевшую рядом с семьёй Уизли. И она тоже увидела его и помахала рукой. Коротко махнув ей в ответ, Крум глубоко вдохнул и наконец зашёл в лабиринт.
Третье состязание началось.
Очень немного работ по этому пейрингу:) музы вам и жду окончания:)
|
Интересно очень, но немного напрягает перевод
2 |
Интересно. Язык несколько тяжеловат. Однако очень понравились отсылки к "Песни песней".
В общем, мило) |
Не моё это. Однозначно. Так пафосно. Меня в начале на смех пробивало, а потом стало бесить данное повествование.
|