Descent (джен)

С того грозового полета проходит пара дней. Тренировки по техническим причинам прекращаются — Хэнк чинит зал, Курт с Уорреном валяются по койкам, Джин то ревет, то хлещет успокоительные, за ней хвостом таскаются Саммерс, пытающийся поддержать, и Ороро, отнимающая таблетки.

Но если те же Джин, Ороро и Скотт возвращаются к обычным школьным занятиям и полдня таскаются по аудиториям и делают домашку (школьную программу еще никто не отменял), то Питеру делать просто нечего. И ему, и Ангелу, и Курту в школу уже поздно.

Питер мечется по комнате, по особняку, по окрестностям, благо дожди ушли, а внутри себя Питер мечется по жизни, всё думая и взвешивая, но никак не может принять решение…

Переломный момент наступает, когда он узнает, что крылатого и рыжую мучают кошмары. На этих двоих вообще смотреть страшно в последнее время: Джин с нервными испуганными глазами, маленькая бледная и невыспавшаяся Джин, и опять перебинтованный Уоррен с хмурым лицом и смесью тоски, злобы и страха в глазах. Только Питер знает, что Ангел злится на самого себя, а Джин боится не столько Ангела, сколько своей силы. И оба одинаково боятся прихода ночи.

Утром Питер забегает к Профессору. К вечеру он пинком открывает дверь своего дома и улыбается сестре, стоящей на пороге.

Ванда смотрит прямо. Родная маленькая Ванда с такими взрослыми глазами. Милая, любимая Ванда, младшая, но такая мудрая Ванда, Ванда, которая всегда всё понимает даже лучше него самого.

 — Ну здравствуй. Ты вернулся за мной, братец? — сестрёнка щурится, и уголки губ ее поднимаются вверх. И Питер смеется — она снова всё поняла.

 — Да, мелкая. Не хочешь ли ты со мной в одну прикольную школу?

Ванда кивает, и говорит, что ее сумка под кроватью, и она готова отправиться с утра. Питер кивает в ответ.

А потом за ее спиной он видит Магду. Она печально и в то же время очень тепло смотрит на детей и чуть заметно наклоняет голову в ответ на немой вопрос — она тоже снова всё поняла. И приняла. От этого Питеру становится легче где-то внутри.

 — Ма, мы к тебе на выходных прибегать будем. Правда.

…А утром он закидывает на плечо сумку сестры, осторожно подхватывает Ванду на руки и, помахав Магде, уносится обратно к школе Ксавьера.

Ванда прижимается к брату и прикрывает глаза. Мир сливается в цветные полосы, ветер тщетно бьется в бок кожаной куртки, дом уносится всё дальше. Ванда привычная к этому ощущению сверхскорости, от которого у остальных голова идет кругом. Впрочем, может быть, секрет в том, что никого, кроме нее, брат никогда не носит на руках.

Питер пахнет никотином, теплым летом, мелкой пылью, пеплом, гарью, свежим кофе, сухой травой и корицей. Ванда смеется — странное сочетание.

 — Питер, ты куришь? — брат на миг даже замедляется, потом, чертыхнувшись, снова набирает скорость.

 — Нет, малышка. Это один… не очень умный человек рядом дымил постоянно.

 — Питер, я уже не маленькая, можешь спокойно называть вещи и людей своими именами. — Фыркает Ванда. Мимо проносится арка ворот и золотистая табличка.

 — Знаю, малышка. Просто не хочу, чтобы у тебя было предвзятое отношение. Тебе его ещё вытаскивать… Если сможешь и захочешь, конечно. — Питер оббегает школу и резко тормозит перед самыми дверьми, едва не завалившись на спину. Ванда не сразу понимает, почему брат просто не обошел застывшего в дверях парня, а потом видит крылья, закрывающие весь проход целиком. Ванда резко выбрасывает вперед руку, и вещи, которые выронил крылатый, замирают в ладони от пола, а после плавно поднимаются обратно. Она встречается взглядом с ясно-голубыми глазами и закусывает губу.

Потому что Ангел стоит в дверях и тихо матерится сквозь зубы. Девчонка смотрит прямо, и глазища у нее какие-то рысьи, зато искры в них прямо как у рыжей Джин, и ощущение от чтения мыслей хоть и другое, но есть тоже. И глаза у него становятся холодные-холодные, и внутри бьется тихое бешенство:

 — Твою мать, Питер, тебе было мало одной психопатки, и ты притащил вторую? — цедит Уоррен сквозь зубы, потом со злостью отбрасывает вглубь коридора книжки, разворачивается и уходит, припадая на левую ногу.

Ванда провожает его задумчивым взглядом, Питер — хмурым и непонимающим.

 — Малышка, прости…

 — Так это и есть тот … не очень умный человек, ради которого ты меня сюда, как он выразился, притащил? — щурясь, тянет Ванда, на что Питер со вздохом кивает.

 — Ладно уж, пошли к Профессору.

Ангел тащится в комнату на первом этаже — до чердака с опять не складывающимся крылом не пройти. В руках у него ворох книжек, пакет каких-то сухарей с непонятным соленым вкусом и пол-литровая кружка с приторно сладким чаем. Как раз хватит, чтобы скоротать ночь и заснуть под утро без кошмаров.

Уоррен пинком открывает дверь, привычно уворачиваясь, когда она прилетает обратно (единственное, за что он любит эту комнату — Саммерс каждый раз просто восхитительно ругается, получив в лоб, прямо бальзам на душу). А потом, сгрузив барахло на комод около кровати, идет к ванной, дергает ручку двери… И понимает, что история с душем повторяется. С той разницей, что в роли Джин выступает он сам, а тень на задернутой шторке совершенно точно женская. Дверь он закрывает тихо и молча.

Уоррен второй раз возвращается в комнату. Злой, как черт. Места им, видите ли, не хватает, комнат свободных нет! Где-то внутри голос совести уверяет, что, в общем-то, всё честно — он не был бы рад, если бы девчонку поселили на чердаке — на его чердаке, — пусть даже на время. Но новость об обретении соседки по комнате его совсем не радует. «Ага, нашли дурака, няньчиться с этой…», — Ангел сдерживается в последний момент и всё же обозначает свой приход символическим стуком, а дверь открывает медленно и осторожно.

Книги аккуратной стопкой лежат у кровати, чай в кружке давно остыл, пакет с сухарями торчит ядерно-синим краем из ящика тумбочки. А Ванда сидит, забравшись с ногами в кресло, закутавшись в мягкий махровый халат, и смотрит на него своими рысьими глазами. В руках у нее книга по философии, которую сам Уоррен одолеть так и не смог, а взгляд такой, что как-то появляются сомнения, кто еще с кем няньчиться будет.

Они так и застывают, молча глядя друг на друга. Ангел не выдерживает первым — проходит в комнату, буркнув что-то невнятное. Ванда кивает.

 — Здравствуй. Извини, что потеснила. — голос у нее мягкий, с едва уловимой хрипотцой, но довольно приятный. Кошачий такой голос, тянучий, плавный, с немного тихо-раскатистым «р». Сбивающий с толку.

 — Ничего, не на долго. — Хмыкает Уоррен и заваливается на кровать, выхватив первую попавшуюся книжку. Ванда тоже возвращается к чтению. Так и молчат.

Уже к часу Ангела начинает клонить в сон, но он цепляется изо всех сил. «Продержаться до утра, часов до пяти, когда рассвет покажется», — бьется в голове усталая мысль. А строчки в книге расплываются, ускользает смысл, и одну страницу он читает минут по пять. И каждый раз, когда перед глазами появляется столь желанная чернота, Ангел вздрагивает. Девчонка в кресле методично переворачивает страницу за страницей, и ее в сон не клонит совершенно.

А потом, в какой-то очередной раз распахивая глаза, он вдруг ловит на себе ее взгляд. Внимательный, серьезный и… понимающий. Внутри просыпается совесть.

 — Ты спать-то не хочешь? А то смотри, если мешаю… — Ванда отрицательно качает головой.

 — Я люблю читать ночью. — уголки губ намечают улыбку, — Сам-то чего не спишь?

 — Под утро гадости всякой снится меньше. — Смущенно и раздраженно отвечает Уоррен. «Нашелся тут… Всадник, блин… Девица нервная, страшных снов боится…», -с неожиданной злостью на себя думает он и отворачивается.

А потом плеча осторожно касаются тонкие пальцы, и рысьи глаза совсем близко смотрят честно и совсем серьезно:

 — Я могу помочь. — Ангел поднимает одну бровь с видом «тоже мне, нашлись помощники, плавали — знаем». Ванда пожимает плечами.

 — Ну, попробовать-то можно. — Уоррен хмыкает…и вдруг соглашается. «Почему бы и нет. Хоть не так скучно будет».

 — Ну и что делать? — спрашивает он, глядя в странные глаза. А Ванда улыбается и осторожно садится рядом:

 — Ложись и слушай…

Поет она чисто и так… завораживающе. Через пару минут Ангела окутывает такое уютное тепло, мелодия сама погружает в полудрему, и легкая ладонь так приятно холодит лоб… «А глаза-то у нее синие…», — мелькает отголосок мысли в голове, и Уоррен проваливается в глубокий темный сон. Первый раз за последнее время совершенно спокойный и без всяких падений, разрушений, гроз, клеток и рыжих девушек.

Ванда замолкает, прислушиваясь к ровному размеренному дыханию, — парень с белыми крыльями спит, заметавшись на кровати. Сильный, гордый, смелый… брошенный, тоскливый и одинокий. «Как же они похожи», — Ванда вздыхает и тихонько пробирается обратно в кресло — до рассвета еще пара часов.

Ангел прав — под утро кошмары снятся реже. А если и снятся, времени на них остается сильно меньше. Уж Ванда это знает, как никто другой.

Тонкие пальцы переворачивают новую страницу.