Марионетки анатомического театра (джен)

Выныривая на поверхность сознания, Эйт открыл глаза. Не осталось и тени от того прекрасного танца.

Как же Эйт хотел, чтоб и сейчас с той же лёгкостью Чари выскользнула из петли и с улыбкой бросилась к выходу. Но увы, то была лишь иллюзия и мастерство, незатягивающиеся петли, мягкие подкладки, крепкие мышцы шеи. Сейчас же узел на шее девушки неумолимо затягивался, сползая за ухо, и голова кренилась набок, как у сломанной марионетки. Духи воздуха бросили её в самый страшный миг, не подставив ладони.

Всё… Да, она лёгкая и продержится долго, но уже ничего не сделает. Настолько же беспомощна, как и он, блюющий под столом. Но Чари сделала. Она не только походила на кошку, она дралась, как кошка. Крепко вцепившись руками в запястье анатома, подтянулась, качнулась и обвила ногами его плечо. Упёрлась коленом в локоть, выгнулась… Отвратительный хруст лопнувшей кости и крик старика показались Эйту самой чудесной музыкой. Скварчиаре упал на колени.

«Беги, Чари! Беги!» едва слышно выдохнул Эйт. На большее сил не оставалось. Вряд ли девушка его услышала, но попыталась. Свободный конец ремешка всё ещё был намотан на искалеченную руку анатома. Она дважды ударила его коленом по голове, ухватившись за шнурок, уперлась ногой в грудь, силясь вырвать из кулака. Это походило на безумный, жуткий вариант старой игры по перетягиванию верёвки. Казалось ещё чуть-чуть и она оторвёт старику руку. Тот рычал от боли, наверное, почти теряя сознание. Впрочем, как и Эйт. Но оба силились встать. Эйт уже почти поднялся… Старик, похоже, не мог, его шатало. Видимо, уже совсем не ориентировался в пространстве. Его повело в сторону на пол-оборота. Чари оказалась у него за спиной!

«Умница, милая! Теперь один удар в основание черепа и всё!» Но тут старик начал подниматься… Со страшной кривой ухмылкой. Как упырь из могилы. Губы разбиты, нос сломан, искалеченная рука прижата к груди. Чари сзади, её уже не достать, так чего он улыбается… Почему? Сгорбившись, подавшись вперёд, похожий на скрюченного огра он смотрел прямо на Эйта. А Эйт — за спину старика. На вздрагивающие, тянущиеся к полу стройные ноги цыганки. Какими бы они ни были длинными, но до каменного настила уже не доставали. Рост решил всё. Ремешок от запястья сломанной руки, сейчас крепко перехваченный здоровой, тонкой перевязью исчезал за плечом, где крыльями раненого лебедя слабо трепетали у горла девичьи руки, пытаясь ослабить вновь врезавшийся в шею кожаный шнур. Но в этот раз ухватиться было не за что… Скварчиаре сделал шаг вперёд со своей страшной ношей.

— Заплечных дел мастер, — прохрипел он, сплёвывая кровь, — ну, хороша же шутка. Оцени.

Эйт не мог.

— На будущее, Хейл, просто вяжи их. Петля на шею, свободными концами стягиваешь локти и запястья. Задушат сами себя без мороки. Минутное дело. А то… видишь как… Всё, девка. Не брыкайся. Конец. Волосы мне не рви. И так последние.

Ничего другого Чари не оставалось. Выгнувшись, как на пыточном колесе, на сгорбленной спине старика, девушка неумолимо сползала вниз, своим же весом затягивая петлю. Влажная от пота кожа и гладкий шёлк рубашки предательски скользили по грубому сукну лекторской мантии Скварчиаре.

— Не убивайте её! Это не Мадлен! — отчаянно выкрикнул Эйт.

— Что? — Скварчиаре даже крякнул.

— Вам же она нужна. Баронесса. А это простая цыганка. Танцорка. Не убивайте её, мастер. Пожалуйста. Я люблю её, — прошептал Эйт, — Я приведу к вам настоящую. Клянусь.

— Внезапно… Значит у меня на закорках дрыгается Каридад Сегри, знаменитая Фарфоровая Кукла, акробатка и воровка, безнадёжная мечта и любовь моего ученика? Да только за одни его прогулы и вздорные похотливые фантазии вас стоило вздёрнуть, сеньорита Фантош, — фразы вырывались из груди анатома с хрипами, похоже, были сломаны ребра, но это ничуть не повлияло на его менторский, издевательский тон, — Эй, девочка, ты меня ещё слышишь? Искренне рад знакомству. Всё встаёт на свои места. И изумительная фигура, и одержимость Эйта, и твоё нежелание умирать. Но придётся. Мы ведь знаем, что тебя рано или поздно всё равно повесили бы. Моя совесть чиста. Я лишь ускорил процесс.

— Мастер! Вы сами только что сказали: кристальные ум и сердце! Совладайте с яростью и подумайте, зачем вам цыганка, когда я могу всё исправить. Отпустите её. Кто она для вас? Corpusvile. Пустышка. Просто экземпляр для опытов. Вы играли свою партию с баронессой, а это воровка, она никому ничего не расскажет. Ведь если вы её не отпустите…

— То что?! — прорычал Скварчиаре.

— …то я вас убью, — пожал плечами Эйт, — Это же очевидно.

— Ха, мальчик, да, очевидно попытаешься. Что ж, Хейли, как-нибудь ты мне обязательно расскажешь вашу историю. Похоже, она даже запутанней уже упомянутой нами. Но поверь, если ты не сделаешь глупость, трагичного финала не будет. Поверь. А иначе я вам его обещаю! Corpusvile?! Глупец! Она — Эос, Аврора грядущего века! По её образу и подобию будут созданы новые люди! Через несколько лет ты сам сможешь стать новым Адамом. Я же всё делаю для тебя, дурачок, мне уже поздно!

Белокурые локоны сливались с седыми космами старика. И в полутьме мерещилось, что из шеи у того растёт ещё одна голова. Инфернальный симбиоз палача и жертвы.

Эйт понимал, что живыми им отсюда не выйти. Вернее, он-то мог. Кто его остановит? Выход за спиной. Но нет, конечно, не мог. Кому он лгал?

— Я сейчас уйду, мэтр. Отправлюсь к алькальду, к Мадлен или к самому барону. Расскажу всё, что вы собирались сделать с его дочерью, как отравили её и дона Альваро. Чари умрёт не напрасно. Вы искалечены. Один вы не сможете не то что закончить свой эксперимент, не получится даже сбежать. При любом раскладе вы проиграли.

— Стой, дурак!!! Пойми! Твоя акробатка идеальна! Я не знаю, что вы задумали, почему она оказалась здесь, но её тело — награда за моё упорство. За полвека гонений и издевательств, — Скварчиаре выхаркивал слова вместе с кровью, — Есть высшая справедливость. Вся цепь событий вела к этому. Инквизиция, моё бегство в эту дыру, твоё ученичество, нелепая игра баронессы, даже жадность и предательство глупца Альваро. Всё вело к моей встрече с прекрасной Лилит. И ты хочешь отнять у неё право первородства? Ты, червяк, который…

— Червяк, который спустил всю вашу жизнь в отхожую яму.

— Ты не уйдёшь!!! Не оставишь её. Не бросишь! Ты же любишь её!

— Кристально чистый разум, кристально твёрдое сердце, мэтр. Я не могу ей помочь. Но могу остановить вас и отомстить. Прощайте, учитель. Прости, Чари, — Эйт повернулся и шагнул к выходу, слёзы дрожали на его ресницах. Дважды за одну ночь он предал девушку.

Рык старика был страшен. Его здоровая рука метнулась к пистолю, а искалеченная под весом девушки дернулась за спину. В тот же миг Чари оттолкнулась от пола, извернулась угрём и клещом повисла у Скварчиаре на спине.

Эйт не таил иллюзий, шанса, что бывший охотник промахнётся с пяти шагов не было. Но ему ведь только нужно успеть добраться до лампады. Он нырнул к полке, схватил светильник и швырнул под ноги анатому. А сам прыгнул к ящику с инструментами. Пнул по замку раз, другой. Только бы достать нож. Любой, а там… Взметнувшееся пламя помешает выстрелить, даст лишнее мгновение, главное успеть… Под руку подвернулся ланцет. Проклятье! Ну почему так! Но выбирать было некогда. Сейчас бабахнет. Лишь бы не в голову. Если даже в сердце, то в рывке Эйт успеет воткнуть лезвие хотя бы в брюхо безумца. Даст шанс Чари. На выстрел должен прибежать Тевье. Он услышит!

Но выстрел не грохнул! Вместо него раздался дикий, чудовищный рёв, переходящий в протяжный вой. Огонь мешал разглядеть, что случилось… но тут прямо сквозь пламя шагнул Скварчиаре. Эйт едва не закричал сам. Глаз у старика больше не было. Вместо них в череп глубоко были вдавлены два стеклянных бочонка, заменяющие анатому очки. По щекам струилась кровь и какая-то белая студенистая жидкость. Эйт не сразу понял, что это и есть глаза учёного. Чари, взобравшаяся на плечи старика, обеими руками вцепившись в шнурок от очков, завязанный на затылке, откинувшись, что есть силы тянула его на себя. Старик выл жутко, отчаянно, как раненый бык, метался по склепу, бился о стены, в надежде сбросить свою жуткую наездницу. Наконец, он рухнул на колени. Его мантия уже тлела. Языки пламени подбирались к ногам девушки, когда она, наконец, отпустила свою страшную уздечку и длинным прыжком с кувырком ушла от возможного удара слепца.

— Чари… ты сделала это! Ты смогла! — выдохнул Эйт и бросился к ней, чтоб обнять

— Шшшш! — по-кошачьи зашипела она и вскинула руку: — Не двигайся!

Эйт застонал. От нежного бархатистого голоса Чари не осталось и следа, а шею уродовали жуткие багровые полосы.

Это страшное едва слышное змеиное шипение рвало сердце. Эйт чувствовал, что по щекам катятся слёзы, но сделать ничего не мог.

— Чари, я клянусь тебе… — вытянув руки, он шагнул к ней.

Её глаза расширились от ужаса.

— Молчи! Ни слова!

— Я люблю тебя, Чари! Вот, я всё-таки это сказал, видишь…

Она зажала рот ладошками и затрясла головой.

— Нет! Нет! Нет!

— Люблю, — повторил Эйт и улыбнулся…

Из глаз девушки вдруг хлынули слёзы

— Заткнись же, дурак! — что есть силы закричала она, — Я тоже!

От грохота выстрела заложило уши. Невидимый великан подхватил и швырнул девушку на решётчатую дверь клетки с такой силой, что загудели стальные прутья.

Эйт в ужасе обернулся. Скварчиаре, стоя на коленях, в дымящейся мантии тянулся ко второму пистолю.

«Он стрелял на голос, — понял Эйт! — Чари это увидела и поняла раньше. Поэтому и просила замолчать. А когда я не послушался, закричала сама, чтоб отвлечь… Господи!» Он бросился к девушке, но его опередили. Серая когтистая лапа просунулась меж прутьев.

— Чари! Сзади!

Девушка только чуть повернула голову. Чудище, как в каком-то жутком танце, обвило рукой её талию, притягивая к решётке. Жуткие клыки погрузились в плечо. Чари завизжала.

Слепой охотник снова поднял пистолет.

— Нет! — закричал Эйт и прыгнул вперёд, закрывая от выстрела девушку.

По лестнице что-то загрохотало и навозная тележка, набирая скорость, врезалась в Скварчиаре, выбив из руки пистолет, а самого с жутким хрустом впечатала в стену. Вслед за ней в зал влетел Тевье с заступом в руках.

— Где, Ча... — начал он, озираясь по сторонам, и вдруг затих, пошатнувшись, а в следующий миг его вопль ужаса слился со вторым выстрелом.

Голова твари дёрнулась, звякнула цепь, лапы исчезли в темноте. Эйт выронил пистоль и бросился к Чари. Зажал на плече почти у самой шеи рваную рану от укуса. Вниз он посмотреть боялся. Вся камиза была залита кровью.

— Чари, — шептал, он, глотая слёзы, — Чари… Как же ты… Зачем…

Веки девушки дрогнули. Задрожали ресницы, она открыла глаза.

— Не… вывернулась… — шепнула она, — Прости…

Подскочил Тевье, схватил её окровавленную ладонь, прижал к губам.

— Не умирай, — всхлипывал он, — Не умирай, пожалуйста, я не смогу без тебя…

— Не умру, Тяф. Не сейчас, не здесь, — она погладила Тевье по щеке, — Наверху… Пожалуйста…

Эйт кивнул и поднял её на руки. Девушка застонала. Тяф зажимал рану и поддерживал голову. Двенадцать ступеней. Двенадцать шагов к звёздному небу.

Когда её уложили на мягкую траву, Чари слабо улыбнулась.

— Не больно… Страшно немножко.

— Не бойся, — затараторил Тевье, глотая слёзы, — мы найдём лучшего хирурга, а потом врача! У Тёрна дополна знакомых.

— У Терри знакомых? — губы девушки дрогнули, но это была лишь тень прежней ослепительно искренней улыбки, — у него их двое. Было… Приподнимите, пожалуйста, почему-то не могу сама… Небо я ещё увижу… может быть, пусть мельком, а вот вас…

Девушку усадили под раскидистым дубом. На этот раз её нёс Тевье. Он так и не выпустил её руки, даже когда Каридад привалилась к тёплому стволу. Вторую ладошку, которой девушка зажимала рану в животе, приподнял Эйт. Вздрогнул. Попытался ободряюще улыбнуться. Не смог… Зато смогла Чари, улыбнулась как прежде, ярко, сжала обоим ладони.

— Не грустите! Нам всегда было весело вместе. Не стоит менять что-то сейчас.

— Конечно, Чари, мы ещё столько натворим…

— Мы с тобой…

Голоса юношей слились в один.

— Тише, мальчики, не сразу, не вдвоём… по очереди… я ведь порядочная девушка… хоть и выгляжу иначе… сейчас … Тевье, там ручей, если можешь… мне несколько глотков воды, пожалуйста.

— Тебе нельзя, — одними губами прошептал Эйт.

— Дурачок, мне теперь всё можно. Тяф, прошу…

— Но я… — рыжий паренёк глотал слёзы и не отпускал руку Чари.

Она чуть повернула голову и взглянула ему в глаза:

— Тяф…

— Конечно! Я сейчас, Чари, я быстро!

Тевье рванул вниз по тропинке.

— Плохо?

Эйт кивнул.

— Не вывернусь?

— Не знаю, если бы мы были в Университете у медиков и…

— Тссс… Если уберу руку… Сколько? — голос Чари не дрожал, казалось, наоборот, набирал силу.

Эйт смахнул слёзы:

— Кровотечение почти остановилось, если ты о потери гуморальной жидкости, несколько часов. Не знаю! Не спрашивай, ты сильная, ты...

— Зануда… — скривилась девушка, — А если сильная — несколько дней… не выдержу… Больно.

— Но ты же говорила, что…

— Врала… Терри, чтоб быстро… покажи…

Эйт затряс головой:

— Я не смогу, Чари, не проси меня.

— Я и не прошу… тебя. Только покажи. Тевье вырезает кукол, не людей… Пожалуйста.

Эйт всхлипнул.

— Смелее, — шепнула Чари, схватила его ладонь, прижала к своей груди, — Сюда? Где стучит?

Эйт подавил рыдания. Впервые он так откровенно касался тела девушки. Бойся своих желаний — они могут сбыться. Сколько ночей он об этом мечтал, а вот сейчас отдал бы всё, чтобы этого не произошло никогда. Его ладонь ощущала упругую округлость груди. Мягкие толчки сердца… Он попытался отдёрнуть руку, Чари не отпустила.

— Тут? — настойчиво повторила она.

— Ниже на три пальца… и правее, — его рука сдвинулась чуть в сторону.

— Спасибо. Будет больно?

Он кивнул.

— Я потерплю…

По щекам обоих катились слёзы.

— Чари, — голос его дрожал от чудовищности предложения. — Я люблю тебя. Я смогу! А потом сам… Ты ведь помнишь историю Диего и Изабеллы из Тируэля. Или этих итальянцев, Ромео и…

Чари грустно улыбнулась и прижала ладошку к его губам.

— Глупый, вот именно поэтому. Пожалуйста, обещай мне не читать больше книжек. И на будущее, Эйт. О таком не говорят. Просто делают. А теперь уже поздно…

— Но я…

— Я не закончила… а главное, я хочу, чтобы ты жил. Только зная, что ты сможешь быть счастливым, я обрету покой. Поэтому сейчас, ты встанешь и уйдёшь, не оглядываясь. И тогда я останусь с тобой навсегда. Не реви, Терри! Ты не мальчишка! Ты вырос. Сегодня ты сделал выбор. Ты выбрал жизнь, для меня, для себя! Ты сказал мне всё, что должен был сказать уже давно. А это, — Чари кивнула на окровавленную камизу, — случайность, коровья лепёха, на которой поскользнулась после номера, пустяк, и он уже ничего не значит. Мы всё равно вместе. И если ты поверишь, то обязательно встретимся. Понял? Иди!

— К… куда?

— К ней. К своей баронессе. Я видела, как она на тебя смотрит. И про твой заветный эскудо знаю. Молчи! Не верь Скварчиаре. Она тоже всего лишь одинокая девочка. Как и я. И ей так же страшно.

— Чари, ты горишь, вся в поту. Это бред, что ты говоришь? Я не оставлю тебя! Не предам! Больше никогда!

— Оставишь! Растоптать всё что было, что будет, разбить Фарфоровую Чари — это страшнее, чем «предать» мёртвое тело, не явившись на похороны. Слушай дальше. Пороешься в своей ташке. Найдёшь книгу, отдашь ей. Скажешь, что Чарита Египтянка всегда держит слово. И что теперь Мадлен у меня в долгу. Она поймёт.

— Но я не понимаю! — Эйт готов был разрыдаться, — Я хочу быть с тобой! Почему Тевье?

— Милый дурачок… — Чари нашла силы рассмеяться, — это самый безумный пример ревности. Надо будет использовать в номере, — она осеклась, тихо добавила, — можно было бы…

Эйт приподнял её голову и нежно вытер слёзы. Раньше он бы себе такого не позволил. Но теперь ему тоже можно всё.

— Так почему Тевье, не я? — повторил он, вглядываясь в глаза, надеясь не увидеть ответа, которого боялся. Если она отведёт взгляд…

Не отвела.

— Тевье верит в Бога. А ты теперь, — Чари махнула рукой в сторону склепа, — в этот храм науки.

— И что? — Эйт действительно не понимал.

— Тяф справится и будет жить дальше. Господь простит его и… меня. А ты себя — нет. Всё, иди… а то я сейчас начну реветь… Очень больно… — Чари прикрыла глаза, — И, пожалуйста, Терри, не оглядывайся, прошу.

Эйт встал, увидел на тропинке мчащегося Тевье с мокрой рубашкой в руках. И вдруг упал на колени, прижал девушку к себе, так резко, что она вскрикнула, и впился губами в её губы, слизывая кровь, глотая слёзы, ловя дыхание и, быть может, частички души. Одна рука скользила по обнажённым плечам, а вторая гладила роскошную белокурую гриву, вытряхивая из неё кусочки дубовой коры.

— Мы будем вместе! Каридад Сегри. Где бы ты ни была, я найду тебя! Клянусь.

— Я буду тебя ждать, Эйт МакХейлин, где бы я ни была. Клянусь.

*

Как бы мне сейчас хотелось добавить: «И тут появилась я». Не дух, не призрак погибшей влюблённой девочки, а сама любовь, навеки оставшаяся в сердце Эйта Мак Хейлина. Моего Терри. Что я — Клятва Колдуна. Хорошо бы тут поставить точку. Потому как, собственно, это всё. А дальше? Ей-Богу, не стоит вам слушать дальше. Всё, что я скажу, уже не имеет отношения к истории Фарфорофой Чари и её любви к странному школяру Эйту МакХейлину… Но это имеет отношение ко мне. Вот только, кто же я? Сам Эйт — чернокнижник сейчас бы назвал меня эгрегором, если б знал, что я существую. Хотя существую ли? Да, я — Клятва Колдуна. Это правда. Но не полная. Дело в том, что я — не любовь. Вернее, не только она. Потому что… Потому что история Эйта и Чари — не история Ромео и Джульетты, придуманной сказки для влюблённых, которая в любом изложении останется сказкой, и потому что миф об Орфее и Эвридике на то и миф, что до чёртиков правдив. И согласно вечному сценарию уже в самом конце тропинки ЭйтернМакХейлин должен обязательно обернуться.

Эйт обернулся. Тевье склонился над девушкой точь-в-точь, как несколько мгновений назад он сам. Эйт не мог разглядеть её лица, только бледный овал с тенями глаз и алыми приоткрытыми губами. Казалось, она смотрит прямо на него. Не видел Эйт и рук Тевье. Только тонкие пальцы Чари, что утопали в рыжей шевелюре, то сжимаясь, то разжимаясь, словно в экстазе, пока обессиленно не упали юноше на плечи. Сминая траву, дёрнулись стройные ноги. Раз, другой. Тевье осторожно снял руки девушки со своих плеч. Закрыл ей глаза, поднялся и торопливо зашагал по направлению к Тёрну. В руке его влажно поблескивала наваха.

— Это ты убил её! — прохрипел Тевье, — Убил и предал. Заманил в логово чудовища! Чтоб угодить высокородной скурёхе! Бросил умирать одну!

Его кулак описал короткую дугу и врезался в челюсть Эйта. Тёрн упал на колено. Попытался подняться, но Тевье пнул его под рёбра,

— Я любил её, сволочь! А она бегала за тобой, как собачка, выполняя каждый твой каприз! А ты даже не видел! Пинал её, пинал… вот так… вот так… — Эйт едва успевал защищать голову от ударов, — Ты знаешь, что она плакала вечерами, пока ты сидел со своими дьявольскими книгами в склепе с безумцем! Плакала, не зная, как признаться, что любит тебя!

— Тяф! Ты обезумел! Что ты несёшь…

— Заткнись! Я любил её! Я! Любил, как никто на свете! И я сделал всё, что она просила. Даже… даже это! — голос Тевье стал тише. Он поднял нож. Эйт заворожённо смотрел, как капля крови сорвалась и упала ему на руку. Он был бы рад, если бы Тевье вонзил клинок в его сердце. Но Тяф просто стоял, и слёзы катились по щекам на окровавленную рубаху.

— А ты… ты сбежал, Эйт! Ты бросил её, когда был нужен. Трус! Когда нож вошёл в её сердце, оно было уже мертво. Она рыдала, Эйт! Рыдала и молилась! О тебе! Моя Чари. Сильная и Гордая Светлая Королева. Почему ты ушёл, Эйт?

— Но Чари сказала…

— Какая разница, что она сказала?! Она актриса! Она сказала то, что ты сам хотел услышать! Как и Марго тогда, у пещеры. Это ведь было красиво, да? Благородно? Как в книжке? Она отпустила тебя, потому что любила. А сама осталась одна! Скулила от боли и страха, как зверёк в капкане, а тебя не было рядом! Я пытался взглянуть ей в глаза, но она не дала, я ей был не нужен! Она держала меня за волосы, чтоб я не видел её, а сама прижималась к плечу, чтобы проводить взглядом тебя!

— Я…

— Вот именно! Я! Я! Я! А ты подумал обо мне, Эйт?! Ты должен был быть рядом со мной. Даже если она прогнала тебя. Если бы ты её любил, если бы был мне другом, мы бы взялись за руки, как всегда. Не отпустили бы её одну в страну теней. Мы бы ушли все вместе! Кружили бы среди звёзд. Но всем плевать на Тевье ха-Леви, верную собачонку на побегушках! Ты знаешь, что она шептала мне на ухо, когда лезвие входило меж её рёбер? Она выдохнула: «помоги Терри, ему тяжело…» Тебе тяжело!!! — такой боли в голосе Эйт никогда не слышал. — А мне? Мне легко было чувствовать её трепет? Ловить её дыхание, когда она уже задрожала, и знать, что оно предназначается тебе? Умирая, она смотрела на тебя, Эйт! На то, как ты уходишь! Что ж, уходи. Но неужели ты не чувствуешь вины? Неужели твоё сердце настолько очерствело, что ты сможешь жить дальше? Если так, то живи.

Тевье замолчал, растерянно взглянул на нож. Проговорил:

— Наверное, я бы убил тебя, Эйт. Сейчас бы убил. Но тут её кровь. Я не стану смешивать её с твоей. Поэтому вставай и уходи, новый Волк из Лагуны. Ты искалечил и зверски убил своего старого слепого учителя. Ты заманил в своё логово, пытал, надругался и в конце зарезал беззащитную влюблённую в тебя девочку. Так решат люди. Мне никто не поверит. Да я ничего и не знаю. Как не знаю и тебя. Быть может, это всё правда. Если тебя схватят и повесят — я приду смотреть. Если нет, я надеюсь, тебя сожрёт совесть. Я проклинаю тебя, Хейли. Пусть Чари каждую ночь является тебе во сне, сколько бы ты ни прожил и в какую бы нору ни забился! Будь ты проклят, Эйтерн МакХейлин. Будь проклят!

И тут появилась я…

Жаль, что ненависть иногда сильнее любви. Особенно, если ненавидишь себя сам. А я ведь могла быть совсем другой.

Но всё же, приятно познакомиться. Я — неизбывное проклятие колдуна. Я — совесть Эйтерна МакХейлина. И если меня не слышат, это не значит, что я молчу