Была лишь одна Дорога... (гет)

They rode then through Rohan in haste,

and the terror of their passing was so great

that many folk fled from the land,

and went wildly away north and west,

believing that war out of the East

was coming on the heels of the black horses.

J. R. R. Tolkien

Unfinished Tales: The Lost Lore of Middle-earth

Они стремительно пронеслись через Рохан,

и сопровождавший их ужас был столь велик,

что многие люди бежали из этих земель

на север или запад, думая,

что следом за чёрными конями с востока идёт война.

Дж. Р. Р. Толкин

Неоконченные предания Нуменора и Средиземья

месяц Иваннэт (сентябрь)

3018 год т.э.

Уолд

Над просторами травянистых равнин Уолда ещё вовсю гуляли тёплые ветра. Осень с дождями и туманами не слишком торопилась воцариться в этих землях, и жители немногочисленных поселений коневодов неспешно готовились к зиме, перегоняя стада с дальних пастбищ, заполняя склады и амбары, скирдуя сено и солому на убранных полях.

Уидфара завязал последний на сегодня мешок муки, отёр вспотевший лоб и поднялся на самый верх мельницы, где под крышей был обустроен один из сторожевых постов. Он подставил разгорячённое лицо ветерку и с удовольствием всей грудью втянул начавший остывать к вечеру воздух.

Солнце уплывало за горизонт, розоватые тени заката скользили по равнине. А с востока по поднебесью заходила непроглядная чернота…

Уидфара едва ли не кубарем скатился с мельницы. Выбежал на площадь и затрубил в рог, созывая жителей посёлка. Ещё свежи были в памяти события минувшего лета, когда с юга явилась подобная тьма. Ещё не до конца были готовы к зиме повреждённые тогда постройки, да и у него только-только перестала болеть после полученного удара голова — а рёв горна живо напомнил об этом.

Он успел было подумать, что в прошлый раз перед нападением сильно тревожилась молчавшая сейчас Тира — и тотчас же грянул тоскливый вой всех псов разом.

Уидфара скривился от вспыхнувшей в голове боли, но с удовлетворением подметил, что соседи за всеми заботами не утратили бдительности. «Можно было и не звать, все и без того наготове», — мелькнула мысль при виде того, как распахиваются двери домов, мастерских, сараев, кухонь и на главную площадь сбегаются во всеоружии рохиррим.

Привычно и молча, не нуждаясь ни в указаниях, ни в лишних распоряжениях, воины заняли сторожевые посты. И вскоре над посёлком понеслась перекличка со сторожевых вышек. Женщины меж тем уводили детей в погреба, и Уидфара быстро поцеловал Хильду, Хуту и Уинтрис, принимая от неё свой меч. И плащ, предусмотрительно прихваченный женой из дома.

— Держи, ночи уже могут быть холодные, — шепнула она, заботливо отряхивая его рубашку от следов муки. — И береги себя.

— Ты тоже лишний раз не выходи, — ответил Уидфара, ещё раз крепко прижимая жену к себе. — До утра. Помнишь сигнал?

Она ответила насмешливо-укоризненным взглядом, быстрым поцелуем и коротким:

— До утра. — Подхватила незажжённый фонарь и узелок с ужином. — Скорее, поторопимся и не будем мешать, — скомандовала она детям, направляя их перед собой к погребам.

Уидфара взбежал на сторожевую вышку возле восточных ворот и всмотрелся в зыбкую даль степи. Далеко-далеко на востоке, гораздо дальше, чем то было летом, катилась волна тьмы. И ему на мгновение показалось, что тьму возглавляет табун вороных лошадей, совсем как те, что летом увели с пастбищ соседа Сеоки…

Ночь прошла на удивление спокойно — ни нападений, ни чужаков. Никто не пытался проникнуть за частокол и не таился за стогами в полях. Тень в этот раз прошла стороной, словно и не было.

А на рассвете со сторожевых вышек заметили первых беженцев, потянувшихся с юга. Они прибывали всё утро, день, ночь и следующие два дня…

И то, что они рассказывали, заставляло и самого Уидфару, и его соседей лишь крепче сжимать пальцы на рукояти меча.

Два дня в заботах пролетели словно мгновение. А когда перепуганные до немоты женщины и дети перестали стучаться в ворота частокола, снова собрали общий сбор.

В присутствии немалого количества беглецов, которых поселили в два пустовавших амбара, собранный урожай уже не казалось столь щедрым. Свободных домов в посёлке не было даже для размещения малолетних детей, а на то, чтобы хотя бы обогреть и накормить всех зимой, требовалось немало сил и свободных рук…

На общем собрании Уидфара не сдержался:

— Нужно поскорее закончить приготовления к зиме, — произнёс он, разглядывая хмурых друзей и растерянных беженцев. — И мы не можем не признать, что зимой всех прокормить будем не в силах.

— Мы не просим милостыни, — гордо выступила вперёд одна из женщин, что явились под утро самого первого дня. — Мы ищем всего лишь крыши над головой, чтобы дождаться наших мужей. У нас есть припасы. Мы хотим всего лишь возможности нашим детям в безопасности переждать. Наши мужья вернутся, как только нагонят тех орков, что обворовали нас. А потом мы уедем к своим домам.

Уидфара согласно закивал, успокаивающе вскидывая руку:

— Не горячись, Лин, речь не о вас. Разве можем мы не оказать вам помощи после всех лет, прожитых рядом?

Женщина замолчала и с достоинством села, и к ней тотчас же прильнули сразу несколько детей — и своих, и чужих, — которых она тем утром привела с помощницей, совсем ещё юной девушкой. Их поселение, где за главу был Утред, было одним из ближайших к Уидфаре, и они никогда не оставляли друг друга в беде.

— А нам некуда возвращаться, — подала голос ещё одна из женщин.

Она была среди тех, кто пришёл последними. И в поселении Уидфары их никто не знал.

— Наших домов больше нет, — горько обронила она. — И мужчин тоже не стало…

— Почему вы бежали на север? — спросила Уинтрис. — Почему не в Альдбург? Не в Эдорас?

— Мой муж ещё весной уехал в Эдорас, — ответила немолодая уже женщина с твёрдым взглядом и суровым лицом. — И с лета он него не было вестей. А когда сейчас появились эти… эти… — она никак не могла подобрать подходящего слова и сникла под пытливыми взглядами множества глаз.

— Тени, — закончила за неё ещё одна из беглянок, юная русоволосая девушка. — Или призраки, как хотите называйте. Но можете не верить, только за ними стелется холод и страх. И уходить на юг — то было выше наших сил…

После её слов замолчали все — и юные, и пожилые, и беженцы, и хозяева, и воины, повидавшие многое не раз…

Тишину нарушил Уидфара.

— Мы примем всех, кто готов терпеть лишения — ведь эта зима не будет лёгкой. Ни для кого, — с нажимом повторил он, — ни для нас, ни для вас. Но если пожелаете, мы найдём провожатых и поможем добраться дальше на север — до Ланхольда, например. Или же сопроводим к домам тех, у кого они уцелели. — Его взгляд скользнул по женщинам и детям из поселения Утреда, но их предводительница лишь отрицательно покачала головой. Уидфара продолжил, обращаясь уже ко всем: — Друзья, все мы понимаем, что спокойные времена кончились. Мы не сможем отсидеться за этим частоколом. Все эти набеги — лишь искры, пожар ещё впереди…

Соседи ответили молчаливым согласием.

У всех них, живущих в пустынном Уолде, для такого случая всегда была собрана необходимая экипировка, оружие и конь, привычный к битвам и не боящийся никакого врага.

И определён путь — на Альдбург, в ставку Третьего Маршала Марки, лишь только зазвучат призывно рога…

* * *

Девять чёрных коней несли своих всадников через бескрайние степи на юго-запад к бродам Изен.

Предводитель Назгул был в бешенстве — почти два месяца поисков в Долинах Андуина не принесли абсолютно никаких результатов. Ни народа полуросликов, ни страны с названием Шир они так и не нашли. Лишь выжженные равнины от реки до гор, как и докладывал посланник Кхамула при встрече летом у полей Келебрант.

А пока они бесплодно обшаривали безжизненные пустоши, в мире происходило то, что осталось ними не замеченным. И Повелитель Мордора об этом узнал…

Король-чародей бессильно стиснул руку в кулак, вспоминая встречу с посланниками Мордора, которые ждали их возле бродов в сопровождении Кхамула и гвардии Дол Гулдура. И угрозы, что были озвучены Устами Повелителя Мордора, — такое не забыть никогда…

«Бесполезные слуги мне не нужны», — передал тот безлико, не поднимая забрало шлема и не являя глаз.

Но Предводитель Назгул не одну эпоху слышал подобные слова и прекрасно знал, что за ними следовало. И ему не хотелось подобной участи — не для того он так долго и упорно шёл к своему нынешнему существованию, чтобы враз всё потерять…

Назгул дёрнул уздечку коня, и тот послушно прибавил в беге, забирая к западу — настроение хозяина он научился безошибочно распознавать. Но Король-чародей даже не заметил этого и вдобавок ещё и пришпорил коня, следуя своим раздумьям…

Никто! Никто и никогда не осмеливался разговаривать с ним так, как говорил посланник при встрече на бродах! И это не укрылось от прочих кольценосцев — даже Кхамул со своим помощником, до сего всё внимание уделявшие только крепости, сейчас следовали за Предводителем, наспех оставив на людей-офицеров Дол Гулдур. Тот командир из ангмаррим — Урхерон, кажется, — принял на себя командование. Преданный и понятливый, осторожный и разумный, и, когда всё закончится, стоило бы потребовать его для себя…

Но посланник!.. О, этот жалкий смертный вообразил о себе слишком многое! И ему не стать наместником Изенгарда, как рисует он себе в потаённых мечтах. Никогда не стать! Уж об этом-то не сложно позаботиться…

Король-чародей хлестнул коня поводьями, подгоняя, вскинул голову к темнеющему небу и в ярости закричал. Дикий вой огласил пустынные степи — всё живое давным-давно убралось с пути неудержимо летящей на юг девятки Назгул. Хранить тайну присутствия, как раньше, и пробираться незаметно и скрытно им больше не было нужды. Теперь всё решала скорость — Повелитель Мордора не терпел провалов и не любил ждать.

Броды Изен приближались, и всё ближе становилась цель, куда приказал отправляться Повелитель — крепость Изенгард. А уж обитающий там Белый маг обязательно расскажет слугам Владыки Мордора всё, что знает сам. Не сможет не рассказать…

* * *

Имладрис

Первые золотистые искры осени заиграли в кронах буков и берёз, окружающих Имладрис. Ночи становились всё холоднее, и всё чаще рассветному солнцу было непросто пробиться сквозь висящий над долиной туман.

Трое хоббитов, которых в Имладрис привели сыновья владыки чуть больше месяца назад, почти оправились от тягот дороги, пережитых страхов и ран.

Гигберт, которого, кажется, меньше всех затронуло пережитое в путешествии, не задержался надолго в Доме Целителей. Уже через неделю после появления в Имладрисе он с трудом сдерживал свою неуёмную энергию и буйный нрав, а потому хозяева поспешили выделить ему одну из гостевых комнат, куда он с удовольствием перебрался. Почти всё время он ходил следом за Бильбо, изводя его просьбами рассказать о жизни в Шире и сбегая каждый раз, когда старик пытался начинать читать стихи. К кузену и его жене Гигберт приходил только трапезничать. Уже к концу лета он успел изучить в Имладрисе едва ли не каждый уголок, куда имел доступ, и успел пресытиться размеренной спокойной жизнью, которую вели в Доме Эльронда. С началом сентября он был готов по малейшему знаку продолжать путь дальше, и каждый новый день разжигал в его сердце страхи, что осень и грядущая зима могут помешать новому путешествию. Гостеприимные хозяева-эльфы молчали, не заводя разговоров ни о каких новых путешествиях, кузены тоже казались вполне довольными сытой беспечной жизнью. И с каждым днём наступившей осени в душу Гигберта закрадывалась тревога, подобная поднимающемуся над водой туману — он ничуть не хотел, чтобы пошли прахом все те надежды, которые успели поселиться в его сердце и мечтах.

Мелисса тоже довольно быстро приходила в себя после пережитых страхов. На её лице всё чаще стала появляться улыбка после уверений целителей, что Гетберт благополучно поправится. Да и успокоительные отвары Эллотмериль сделали своё дело — слёзы хоббитянки иссякли, и Мелисса посвятила Гетберту всю себя. Она дни и ночи не отходила от его постели, а по распоряжению Истэлен ей установили в комнате вторую кровать.

Хуже всех, конечно, пришлось Гетберту. Несмотря на всю спешку, с которой сёстры-эллет и сыновья владыки стремились в Имладрис, хоббита всё же привезли без чувств — яд медленно, но верно подтачивал его силы, как ни крепился Гетберт в начале пути. Тех средств, что были при себе у эльфов, не хватало для полного его излечения, но всё же способности Элладана и Меллерин не позволили ему умереть. Несколько дней он пролежал без сознания под присмотром целителей и безутешно рыдающей Мелиссы, пока не открыл глаза. А после потихоньку пошёл на поправку, и к концу лета уже мог прогуливаться по террасам возле Дома Целителей с женой.

Время шло, силы всей троицы крепли, и вскоре уже не только Гигберт с нетерпением поглядывал с террасы за горизонт…

* * *

На скамье возле Дома Целителей, неподалёку от выходящей в сад двери, сидела задумчивая эллет. Она отрешённо вертела меж пальцами полузасохший синий цветок и скользила невидящим взглядом по пустынным аллеям. Время от времени она опускала глаза вниз и бесцельно отрывала один из мёртвых лепестков. Чуть подержав его на раскрытой ладони, она ловила пролетающий мимо порыв воздуха и отдавала лепесток ветру во власть. Некоторое время провожала печальным взглядом, а потом снова замирала, глядя в никуда. Игривый ветерок слегка шевелил пряди золотисто-огненных волос, рассыпавшихся по её плечам. И могло показаться, что это покачиваются ветви поникшего деревца с последней листвой, обласканной осенним солнцем.

В очередной раз устремив взгляд вдаль, она заметила женский силуэт, промелькнувший на повороте дорожки и скрывшийся в тенях розовой аллеи. Но даже кратких мгновений хватило для понимания и решения — нужно поспешить, чтобы прояснить ещё остававшиеся в сознании тёмные места. Колебалась она недолго — отбросив на скамью остатки мёртвого цветка, быстрым шагом направилась за силуэтом, скрывшимся среди вьющихся роз.

Даже не войдя ещё под розовую арку, эллет заметила свою цель — на другом конце аллеи в полукруглой беседке стояла светловолосая дева, опираясь на резные перила ограждения и сосредоточенно глядя вдаль. Эллет двинулась было к ней, но из боковой аллеи появилась целительница Эллотмериль. Дева обернулась, сбрасывая оцепенение и отвечая на приветствие, и они живо заговорили, временами перебивая друг друга.

Эллет развернулась и потихоньку пошла назад, не желая стать невольной свидетельницей их беседы, но вдруг всей спиной ощутила прожигающий, пронзительный взгляд. Оглянулась — светловолосая дева, с которой её так и тянуло встретиться снова, смотрела прямо на неё. Эллотмериль молчала.

— Малинарэ… — донеслось то ли вслух, то ли через осанвэ.

Эллет склонила голову в приветствии.

— Послушай, Эленья, отложим этот разговор, — быстро произнесла Эллотмериль. — Потом поговорим.

Светловолосая дева согласно кивнула, но лицо её выражало досаду и недовольство. Всё её внимание обратилось к стоявшей в тени розовой арки эллет.

Целительница ушла, и эллет снова направилась к своей цели.

— Значит, тебя зовут Эленья? — спросила она, едва войдя в беседку из-под тени аллеи.

— Да, — коротко кивнула та. — А тебя, насколько я знаю, Малинарэ.

Эллет тоже кивнула. Повисла неловкая тишина.

Первой нарушила молчание Эленья:

— И почему ты меня искала? — спросила она.

— Наверное, чтобы поблагодарить…

— Наверное… — словно эхо озвучило её сомнения. — Но это не точно?

— Я… не знаю… Не могу понять…

— Тогда не стоит благодарить, — резко ответила Эленья. — Сначала определись, нужна ли тебе эта жизнь...

Она вежливо поклонилась и развернулась, собираясь уходить.

— Кто ты такая? — не сдержалась Малинарэ. — Скажи мне правду, кто ты?

— Я Эленья, дочь лорда Глорфиндэля. — И, пока эллет подыскивала нужные слова, поторопилась уйти.

Малинарэ осталась в беседке одна.

Она села на скамью и устало потёрла лоб — головная боль мучила почти постоянно, но это было самое малое, что тревожило сейчас. Страшнее и больнее было совершенно незнакомое чувство потерянности и беспомощности — три тысячелетия это немало даже для эльдалиэ.

Эта светловолосая дева, ворвавшаяся в её беспамятство и подарившая невыразимо-сладкие мгновения жизни через осанвэ, сейчас была абсолютно права в своих резких высказываниях. Проведя, как оказалось, три тысячелетия в Незримом, Малинарэ предстояло определиться — стоит ли начинать снова жить…

Из глубокой задумчивости её выдернул знакомый голос — мелодичный, бархатистый и с извечными искрами иронии:

— Сегодня ты ушла намного дальше от своей скамейки, Малинарэ.

Она подняла голову с рук, скрещенных на перилах беседки, и обернулась:

— И сделала немало открытий, Лаурэфин.

Малинарэ изо всех вил попыталась вложить в голос бодрую уверенность — но в её душе этого не было, и ответ прозвучал безлико, как шелест осыпающейся листвы.

— Это тебе, — лорд Глорфиндэль сел рядом с эллет и протянул ей небольшой букет васильков. — Ты всегда их любила, и…

— И ты приносил их мне всё это время… — закончила за него она, принимая цветы.

— Да, — просто согласился он.

Малинарэ поднесла букет к лицу и сделала глубокий вдох, словно пытаясь уловить аромат. Лорд усмехнулся — в его воспоминаниях каждый цветок она всегда принимала именно так.

На некоторое время повисло молчание. Первым нарушил его Глорфиндэль:

— Не стоит, Малинарэ, не сожалей.

— Ты так легко теперь читаешь мои мысли? — она вскинула голову, убирая от лица букет и стараясь поймать его взгляд.

Лорд кивнул.

— Мы долгие годы… и столетия… пытались вернуть тебя. Что же удивительного теперь в том, что мне открыты твои мысли?

— Мы? — переспросила она.

— Эльронд, я, Эрестор, Кирдан… И Галадриэль пыталась помочь…

— А… Артанаро⁽¹⁾?

— Его свет теперь сияет на западе… — осторожно ответил Глорфиндэль.

И надолго повисла тишина.

Потом Малинарэ шевельнулась, положила цветы на скамью рядом с собой и снова уронила голову на скрещенные на перилах руки.

— Тогда чей же свет заставил меня вернуться? — едва слышно прошептала она в пустоту и замолчала.

Лорд не торопился объяснять. Малинарэ продолжала, словно говоря сама с собой:

— Свет… Жизнь… Я помню, как там, на лестнице у Барад-дура, когда в меня вошёл тот кинжал — я подумала, что рана не опасна. И мне ничего не грозит. Я стиснула оружие и продолжила идти вперёд. А потом… Потом мир стал меркнуть, словно из него исчезали краски, звуки, запахи… Я вздохнула — так глубоко, как только могла, — и оказалась здесь. Всё вернулось — и свет, и жизнь. Но я ничего не узнаю. Всё изменилось, даже эта обитель. Время изменило всё.

Она подняла на Глорфиндэля хмурый взгляд.

— Ты понимаешь, Лаурэфин?

Он лишь кивнул. Но, погружённая в свои мысли, Малинарэ ничего не замечала. Она продолжала:

— Конечно, понимаешь. Ты всегда всё понимал… Для тебя жизнь всегда была простой и ясной, даже когда ты её потерял…

— Малинарэ, — предостерегающе произнёс Глорфиндэль, — я прошу тебя остановиться. Не надо ворошить былое. Это не то, что я хотел бы сейчас обсуждать.

— Былым это стало для тебя, — горько прошептала Малинарэ, — для тебя и Эльронда, и Эрестора… Для всех вас. Да и для Артанаро, наверное, тоже… Я вижу воина из эльдалиэ и зову его Эльрондом — но его имя не Эльронд, передо мной его сын Элладан или же Эльрохир. Мне поёт песню покоя Истэлен, которую я помню всего лишь ученицей целителей, — а на следующий день её дочь строго отчитывает меня за оставленное в чаше питьё. Через осанвэ мне рассказывает о жизни чужая дева — и это оказывается твоя дочь… Для вас всех эта эпоха — былое. А для меня её нет…

После продолжительного молчания первым заговорил Глорфиндэль.

— Ты права, Малинарэ. Эпоха — это немало. И немало пережито за эти столетия и года. Но я могу тебе поклясться: потерять эпоху жизни — это не так тяжело и безвозвратно, как потерять жизнь.

Малинарэ вскинула голову, вглядываясь в лицо Глорфиндэля.

Он криво усмехнулся и договорил:

— Ты выжила тогда и оказалась здесь по моему настоянию, Малинарэ. И если пожелаешь винить кого-либо в том, что потеряла время и эпоху — вини меня. Но за тебя я выбрал тогда то, что предпочёл бы для себя — ни смерть, ни участь бездомного призрака меня не влекли никогда. Я выбрал бы жизнь — и потому сейчас ты жива. А дальше… Дальше тебе самой решать — твоя судьба в твоих руках. Пожелаешь — оставайся в Имладрисе, познавай упущенное, вспоминай… Но скажу тебе сразу — сейчас совсем не спокойное время в Арде и я не знаю, сколько мирных и тихих дней осталось всем нам.

От таких слов эллет лишь застонала, снова опуская голову:

— Война? Разве тогда не удалось довести всё до конца?

— Не всё, Малинарэ. Тёмная Башня тогда была разрушена, но за эту эпоху Мордор многое наверстал. Бурад-дур восстановлен…

Эллет закрыла лицо руками, сжала пульсирующие болью виски.

Глорфиндэль протянул к ней руку:

— Ты позволишь?

Без долгих сомнений она кивнула:

— Да.

Он осторожно коснулся её щеки. Едва ощутимо скользнул ладонью по скуле и запустил пальцы в огненное золото её волос, поглаживая за ухом и у виска.

Боль стремительно улетучилась, Малинарэ глубоко вздохнула и произнесла с облегчением:

— Спасибо, Лаурэфиндэ…

— В следующий раз стоит всё же до конца допивать то, что приносят целители, — с лёгкой насмешкой обронил он, убирая ладонь.

— А если не пожелаю? — произнесла она, возвращаясь к прерванному разговору.

Глорфиндэль прекрасно понял, что эллет заговорила вовсе не про недопитые зелья, и ответил, безошибочно уловив течение её мыслей:

— Если не желаешь оставаться здесь — есть дорога на Запад. — Взмахом руки он указал направление. — И дальше, за море. И есть корабли Кирдана, всегда готовые доставить туда. И провожатых мы найдём. Если пожелаешь…

Она долго молчала, обдумывая услышанное, сверяясь с тем, чем горела душа. Он неотрывно смотрел на неё.

Наконец Малинарэ усмехнулась, раздумывая и вспоминая, и ответила:

— Почему-то твоя дочь не дала мне такого выбора. Как я успела понять, для неё жизнь — это лишь Арда…

— Да, это так, — оборвал её Глорфиндэль, отворачиваясь. — Но сейчас речь не об Эленье.

— Почему же?

— Что «почему»?

— Почему ты не хочешь о ней говорить?

— Потому что сейчас мы говорим о тебе! — Глорфиндэль на мгновение замолчал, а потом по его лицу скользнула мимолётная усмешка, и он снова обратил взгляд на собеседницу. — Хочешь знать, чем было вызвано её решение вмешаться и разбудить тебя?

— Вмешаться?

— Она не знала ни о тебе, ни о том, как всё происходило эпоху назад. Она вообще многого не знает. А ты хочешь знать?

— И почему же? — в голосе Малинарэ впервые проявился интерес.

— Она хотела, чтобы я был счастлив.

Малинарэ долго молчала, прежде чем произнесла:

— А ты не был счастлив?

После её вопроса надолго замолчал Глорфиндэль.

— Был, Малинарэ, — наконец ответил он. — Но в тот момент, когда она меня увидела, я пытался в очередной раз безуспешно вернуть тебя.

— Твоя дочь хорошая помощница… — протянула эллет.

— Это так, — согласился Глорфиндэль и тепло улыбнулся своим мыслям. Потом чуть наклонился вперёд, положив руки на перила беседки и устремив задумчивый взгляд вдаль. — Её способности до конца не постиг ни Эльронд, ни…

Неожиданно Малинарэ спросила:

— А что на это сказала твоя жена?

Глорфиндэль, остановившись на полуслове, медленно повернул к ней лицо.

— На что «это»?

— На то, что твоя дочь так заботится о счастье своего отца, что изо всех сил желает вернуть к жизни незнакомку, у кровати которой он сидит…

— Ничего, — обронил он, — ничего не сказала. И не скажет.

— Прости… — прошептала она, смешавшись.

Чуть помедлив, словно не заметив извинений эллет, Глорфиндэль с сожалением покачал головой и произнёс с едва уловимым укором:

— Меньше всего я ждал сейчас от тебя таких слов, Малинарэ. — И холодно закончил: — Эленья показала тебе жизнь, во всех её проявлениях. Но если ты не готова вернуться к этому, если твоё сердце не желает ничего из увиденного — в гаванях Митлонда всегда примут тебя. Потому что в Арде скоро не останется безопасных мест. Ты должна знать: Девять покинули Мордор. И по землям востока за Хитаэглир уже шагает война…

Она ещё несколько мгновений вглядывалась в его бесстрастное лицо, безуспешно пытаясь найти ответы, потом опустила голову, пряча в ладонях лицо.

Гнетущая тишина накрыла беседку, пока Глорфиндэль не произнёс, осторожно касаясь её плеча:

— Ты… Прости, Малинарэ. Прости, я тоже сейчас погорячился и был неправ.

— Каждый раз, когда ты зовёшь меня этим именем, во мне словно что-то умирает, — глухо ответила она.

— Разве могу я звать тебя иначе? Малинарэ⁽²⁾… — медленно произнёс лорд, пытаясь заглянуть в лицо эллет. — Ты всегда была и будешь для меня Золотым Огнём Гондолина. Единственная среди тех, кто видел то же, что и я. Единственная, кто остался… — почти беззвучно произнёс он и замолчал.

Она подняла голову, и голос её был безжизненным:

— Огонь, Лаурэфиндэ? Наверное, больше нет никакого огня. Огонь догорел и погас. Остался лишь пепел. Ринглит⁽³⁾… — да, наверное, это так. Наверное, это самое подходящее имя для меня сейчас…

Глорфидэль не отводил от её лица пытливого взгляда.

— Если пожелаешь, так тебя будут звать все, кому ты назовёшься этим именем. Но не я. Хотя бы ради прошлого, оставь мне право на этот маленький каприз…

Она, поразмыслив, согласно кивнула.

Он грустно улыбнулся:

— Значит, всё же Митлонд?

— Да.

— Ну, что ж, тогда надо всё приготовить к дороге.

Лорд поднялся со скамейки, ничем не являя возможного разочарования или сожаления от решений эллет.

— Должен сказать, что не смогу сам сопровождать тебя, Малинарэ. Моё присутствие, помощь и совет требуются сейчас здесь. Одна ты не справишься с дорогой — даже не спорь, — он вскинул руку готовясь отметать доводы эллет, но та молчала, наблюдая за его действиями и словами. — Тебя проводят к Кирдану сыновья Эльронда. И, поверь, лучших провожатых никто не мог бы желать.

— Я даже не собиралась спорить, — усмехнулась она. И, чуть помедлив, добавила: — Но если я вдруг передумаю уходить за море, мне будет позволено вернуться сюда?

Глорфиндэль чуть прищурился и склонился к эллет, пряча усмешку в лучистом взгляде ярких глаз:

— После всех этих лет, разве ты не чувствуешь, где тебя ждут? Где тебе рады?

Она промолчала, читая все ответы на его лице.

Лорд настойчиво продолжил:

— Три тысячи лет я звал тебя, надеясь на возвращение. И, если ты изменишь решение, буду рад всё же услышать ответ.

От двусмысленности его слов кровь прилила к щекам Малинарэ. И проснулись сомнения в правильности принятого решения. И вспомнились бескрайние поля за стенами Гондолина, откуда воин с золотыми волосами, один из немногих имевший возможность покидать скрытое королевство, всегда привозил ей букет васильков…

Она опустила руку, нашла оставленные рядом цветы и поднесла их к лицу, вдыхая. Глорфиндэль снова усмехнулся.

— Они пахнут, Лаурэфиндэ, ты всегда был неправ, — произнесла эллет, словно продолжая давний спор. И её ясные синие глаза сверкнули вызовом поверх букета. Почти как раньше…

— Тебе виднее, Малинарэ, — отозвался лорд. Он протянул ей руку, предлагая подняться: — Проводить тебя назад?

— Думаю, что вполне найду обратную дорогу и справлюсь сама, — ответила она. — Я хочу ещё немного побыть здесь.

— Как знаешь. — Он приложил руку к груди, вежливо поклонился и покинул беседку. — Я предупрежу Эльронда и его сыновей, — донеслось уже со стороны розовых аллей.

— Когда уезжать? — спохватившись, воскликнула вслед ему Малинарэ.

Глорфиндэль остановился и обернулся.

— Я ведь уже ответил — когда будешь готова сама, — в его голосе явственно прозвучал укор, и эллет больше не стала ни о чём спрашивать.

Внезапно лорд вернулся, в несколько шагов оказавшись снова возле Малинарэ, и присел на край скамьи.

— Вот, возьми это, — в её ладони оказался золотой перстень с зелёным камнем, сверкавший до этого на руке Глорфиндэля. — Если уйдёшь за море, покажешь в гаванях там. Тебе помогут…

Эллет изумлённо смотрела на переливы граней зелёных бериллов. Потом подняла глаза:

— Я не могу взять этот перстень, Лаурэфиндэ! — воскликнула она, пытаясь вернуть нежданный подарок. — Это знак твоего дома! Я не могу его взять!

Глорфиндэль сжал пальцы эллет в кулак, властно пресекая все её отказы.

— Ты правильно сказала Малинарэ, — это знак, — спокойно произнёс он, удерживая её руку. — И здесь он не важен уже ни для кого. У Кирдана, как и в Имладрисе, тебе помогут и без него. Но за морем… Как будет там — не знаю. Возможно, там тебе больше пригодится этот знак, чем мне здесь.

Малинарэ замолчала и перестала противиться, разглядывая подарок.

— Лаурэфин… — едва слышно прошептала она.

— Бери, — он сам надел ей на палец кольцо, отметая любые возражения. — И не сомневайся. — А когда она подняла на него полные грусти глаза, добавил: — Если тебя так это тревожит, то вернёшь мне перстень, если решишь возвратиться сюда. Я к нему всё же привык, — с улыбкой закончил он.

Эллет согласно кивнула и вдруг резко подалась вперёд, обняв его за шею обеими руками. Он колебался несколько мгновений, потом осторожно приобнял в ответ.

— Спасибо, Лаурэфин, — сдавленно выдохнула Малинарэ ему в плечо.

— Не стоит, Малинарэ, — негромко отозвался лорд. — Это мне нужно благодарить тебя.

— За что? — она отстранилась.

И Глорфиндэль не стал удерживать.

— За прошлое, за память. За то, что было в Гондолине — для меня ты всегда была и останешься Золотым Огнём… Просто помни об этом…

Она согласно кивнула и снова спрятала лицо в цветы.

Он поднялся, отвернулся и ушёл. И звук его шагов растаял среди шелеста осыпающихся жёлтых листьев и лепестков отцветающих розовых аллей…

* * *

Солнце садилось. По Имладрису быстро расходились закатные тени, стекая с отрогов гор. Элладан почти закончил приготовления к очередному отъезду и направился к конюшням, чтобы выбрать коней для себя, брата и эллет, которую они с братом должны были с завтрашним рассветом сопроводить в Митлонд по распоряжению лорда Глорфиндэля и отца. Его конь и конь брата уже были готовы к походу и, предчувствуя дорогу, нетерпеливо перебирали ногами в стойлах, словно стремясь приблизить отъезд. А вот над конём для эллет он задумался — резвый норовистый Гваэв или спокойный и безукоризненно вышколенный Архал?

Он уже протянул было руку, собираясь выбрать Архала, как дверь конюшни распахнулась и от порога раздался взволнованный голос Меллерин:

— Элладан, вот ты где! Я с самого ужина тебя по всей долине ищу!

Она приблизилась и остановилась неподалёку.

— Ты просто неуловим, — продолжила с насмешкой. — Все тебя видели, но никто не знает где искать.

— Мы завтра уезжаем, — обронил Элладан. — Я хотел закончить все приготовления и потом попрощаться.

— Знаю, — кивнула Меллерин. — Лорд Эльронд рассказал. Я тоже еду завтра с вами.

И, пока Элладан осознавал услышанное, перевела взгляд на коня:

— Оставь, пожалуйста, Архала мне.

Элладан с сомнением посмотрел на коня, потом перевёл удивлённый взгляд на Меллерин:

— Архала? Не замечал между вами особой любви.

— О, боюсь, что в этом путешествии мне будет важна не привязанность, а покорность. Не смотри на меня так, Элладан, — засмеялась Меллерин, — ты просто не всё ещё знаешь.

Он вопросительно выгнул бровь, молча ожидая продолжения, и эллет деланно вздохнула:

— Боюсь, тебе не понравится то, что я скажу, — продолжала насмехаться она.

— Ты можешь проверить это сама и не строить догадки, — его голос был холоден, на лице — усталость, а в глазах — сожаления и грусть.

И эллет пожалела о том, что снова сама невольно пошатнула хрупкий мир, установившийся между ними после возвращения из-за Хитаэглир. Она сделала ещё несколько шагов вперёд и вытянула руку к приветливо потянувшемуся Гваэву, с которым успела сдружиться крепче прочих коней за время пребывания в Имладрисе.

— Прости, малыш, наверное, завтра ты повезёшь не меня, — пробормотала она. Потрепала длинную гриву и, собравшись с мыслями, снова взглянула на Элладана. — Завтра я еду с вами. Сначала до Шира, потом в Митлонд. Заодно попытаюсь разыскать мать и отца — у меня для них полная сумка посланий. Пока вы будете у владыки Кирдана, я успею заглянуть домой, заберу с собой Орикона и коня для Эльмирет. Если вам потребуется срочно возвращаться, можете не дожидаться меня в Митлонде — я вполне доберусь до Имладриса сама. Это распоряжения вашего отца, — выпалив всё на одном дыхании, она на мгновение замолчала, бросив на Элладана быстрый взгляд.

Он не успел и рта открыть, чтобы уточнить, чем именно должно было быть вызвано его недовольство — приказы лорда Глорфиндэля и распоряжения отца они с братом никогда не оспаривали, — как Меллерин продолжила:

— Но до Шира с нами поедут хоббиты. Они не смогут ехать верхом самостоятельно на конях, пони в Имладрисе нет, да и никто не станет проверять их навыки верховой езды. Гораздо проще будет, если мы трое — я, ты и твой брат, — возьмём их в седло. Это не слишком задержит Малинарэ в дороге. Она будет ехать одна...

— На Гваэве? — с сомнением протянул Элладан, даже не пытаясь оспаривать слова эллет, вопреки её опасениям. — Думаешь, она справится?

— Воительница из Гондолина, старше тебя и меня вместе? — усмехнулась Мэллерин. И протянула: — Даже не знаю…

— Ты права, — устало согласился Элладан. — Прости, что-то я совсем…

Она вдруг шагнула к нему совсем близко и накрыла лежащую на загородке руку ладонью.

— Это ты прости меня, Элладан. Прости и не сердись. Я не искала ссор, но едва снова всё не испортила. Ты устал, тебе надо отдохнуть. Иди, я сама закончу…

Он отрицательно покачал головой и обхватил эллет за талию, ещё ближе притягивая к себе.

— Я не сержусь, Меллерин, — негромко произнёс он, вглядываясь в переменчиво-синие, словно море, глаза. — Впервые за долгое время я рад.

Она улыбнулась, сплетая с ним пальцы, и второй рукой ласково погладила по щеке.

— Что же тебя радует, Элладан?

— Ты и сама всё знаешь, Мэль… — прошептал он, склоняясь к её губам.

Она промолчала, отвечая на поцелуй.

И Элладан с облегчением вздохнул — несколько недель нежданного путешествия обещали быть незабываемыми. И если до этого мгновения его интересовала возможность в дороге попытаться разговорить эллет из Гондолина и услышать то, что не найти среди книжных страниц, то теперь его сердце готово было вырваться из груди от счастья — ради нескольких недель рядом с Меллерин он готов был ехать хоть на край света.

Главное, что она была рядом, не как в эти её ненавистные отлучки на берега Андуина. И он мог её видеть, слышать, оберегать…

---

1) Артана́ро (Artanáro) — отцовское имя на квенье верховного короля нолдор Гиль-галада

Вернуться к тексту

2) Malin (квен.) + nare (квен.) — Золотой Огонь

Вернуться к тексту

3) Ring + lith (синд.) — Холодный пепел

Вернуться к тексту