Сквозь кости (гет)

Дождь хлещет по реке с отчаянной силой. Снега здесь нет, с виднеющихся вдалеке свинцовых небоскрёбов стекают скопившиеся сгустки посеревшей воды, хлёстко ударяясь о чавкающую землю.

Широкий протяжный мост, ведущий в деревню, не огорожен от тёмной речной воды прутьями; его гладкая поверхность сделана из странного искусственного материала, похожего на смесь переработанных металлов. Когда Какаши и Сакура подходят к огромной, метров пятнадцать ввысь арке, водружённой вокруг моста, их одежда уже насквозь промокла.

— Там колебания чакры…

— Знаю, — предупреждающе перебивает Какаши.

Показавшаяся арка не обрамляет запечатанные наглухо ворота, и спустя пару мгновений становится ясно почему — из-за её углов, подобно скользящим теням, внезапно вышагивают четверо шиноби Амэ.

Дождь бьётся об их конические соломенные шляпы и небольшим водопадом стекает вокруг.

— Что вас привело? — Один из них, самый крупный и с наибольшим запасом чакры, выступает вперёд, вскинув голову. Из-под отступившей тени возникают очертания протектора Амэгакуре.

Неосознанно Какаши делает шаг вперёд. В дружелюбном приветствии он приподнимает одну руку и улыбается.

— Я путешественник из Страны Огня. Меня зовут Сукеа.

— Из какого ты города? — недоверчиво переспрашивает шиноби.

— Я из Танзаку, господин. Вы могли о нём не слышать… — Какаши говорит доброжелательно, не переставая наивно улыбаться.

— Я о нём слышал. Только вот ты не похож на путешественника, дружище.

Подозрительный взгляд сканирует Какаши, которому не остаётся ничего другого, кроме как радоваться осмотрительности Сакуры, настоявшей на том, чтобы сменить одежду на гражданскую и смещать частоту чакры до того, как они встретят Нагато.

— И что это за птичка рядом с тобой? — хмыкает шиноби, медленно подходя ближе.

Прежде чем Какаши успевает что-то предпринять, он чувствует, как пальцы Сакуры хватаются за полы его вымокшей рубашки.

— Это… — Он осекается, но вовремя приходит в себя. Склонив голову вбок и изображая мелькнувший страх, давит вялую улыбку. — Это моя супруга Хитоми. Мы путешествуем вместе.

— Вот оно что, — тянет шиноби, вплотную подходя к Какаши и Сакуре. — Интересно.

Оставшиеся трое так и остались стоять на месте. Вероятнее всего, никто на самом деле не видит во внезапно явившихся гостях врагов — это и становится одной из причин, по которой Какаши не перестаёт ломать комедию.

— Мы можем пройти, господин? Даю вам честное слово, мы не задержимся в деревне надолго. На самом деле мне только и нужно, что сделать пару фотографий для моей книги…

— Конечно, вы можете пройти, Сукеа-кун. Но для начала… почему бы тебе не снять маску и повязку с глаза? — Вперив в Какаши сосредоточенный взгляд, шиноби отрывисто проговаривает: — Никогда не видел, чтобы гражданские носили таких масок. А я не раз бывал в Стране Огня. Особенно часто… в Танзаку. — На последних словах он демонстративно переводит скользкий взгляд на Сакуру и криво усмехается.

Какаши никогда не был склонен к жестокости. Жизнь и смерть — не что иное, как самая обычная данность. Отнимая жизни, он просто соглашается с тем исходом, который наступил бы и без его участия. Но в эту самую минуту, глядя на незнакомого шиноби Амэ, Какаши с удовлетворением представляет, как заточенным лезвием раздирает тому изогнувшийся в ухмылке рот.

К маленькой привязи на спине, где спрятан кунай, рука тянется до того, как шиноби успевает что-либо заметить, но ещё быстрее — ладонь Какаши перехватывает и останавливает Сакура. Подавшись вперёд, она кокетливо улыбается, незаметно для окружающих сжимая его пальцы в своих.

— Господин, не надо просить Сукеа-сама снять маску и повязку, — не своим голос проговаривает она, игриво выпячивая губы. — До того, как Сукеа-сама забрал с собой, мне приходилось заниматься ужасно непристойными вещами. — Ещё шаг, от которого Какаши замирает, как под льдиной. — Последствия моей прошлой жизни отразились на красивом лице Сукеа-сама, — пальцами свободной руки Сакура вычурными движениями очерчивает невидимые линии на нижней части своего лица, — и чтобы меня не расстраивать и не напоминать о былом, Сукеа-сама носит эти ткани, скрывающие язвы.

С каждым произносимым словом на лице шиноби отражается всё больше и больше отвращения. Особенно когда он вновь переводит взгляд на Какаши и выплёвывает:

— Можете проходить.

Сакура выпускает руку Какаши, едва ли не мурлыкает слова благодарности и идёт вперёд. Какаши же ещё некоторое время не может сдвинуться с места.

— Какие-то проблемы, Сукеа-кун? — Шиноби не скрывает своего пренебрежительного отношения, то и дело брезгливо поглядывая на маску.

Впереди, рядом с тремя стоящими на месте ниндзя, мелькают розовые волосы. Какаши незаметно вздыхает, вежливо отвечает:

— Никаких, господин, — и спустя несколько мгновений оказывается рядом с Сакурой.

* * *

В черте деревни звуки дождя перекрываются гудением линий электропередач. Беспорядочными путами они обвивают крыши и замысловатые башни высоченных зданий, скрывающиеся в облаках. Тёмно-фиолетовое небо остаётся одним из немногих отличающихся красок Амэгакуре — даже жители, проходящие мимо, носят одежду исключительно мрачных тонов, сливаясь с серостью зданий.

— Тебе не кажется странным, что никакой Нагато — или как там его? — не ждал нас у входа в деревню? — шепчет Сакура рядом с плечом Какаши, завязывая под подбородком верёвки соломенной шляпы.

Из-за того, что они решили притвориться гражданскими, отказаться от форменных плащей было одной из вынужденных мер. Поэтому, оказавшись в Амэ, Какаши первым делом озаботился покупкой подходящей верхней одежды в местных лавках. В конечном счёте нашлись только шляпы, приобретённые у сварливой старухи. От Какаши не скрылось, что его и Сакуру она проводила недобрым взглядом.

— Нет. Скорее всего, охрана у входа стоит не всегда. Увидев их сегодня, он мог предпочесть скрыться на некоторое время.

— Как знаешь, — пожимает плечами Сакура.

Окидывая взглядом её вымокшую до нитки тёмно-зелёную майку и накинутую поверх чёрную хлопковую рубашку, Какаши спрашивает:

— Ты можешь выпустить небольшой поток чакры, не переставая смещать её основную частоту?

— Могу. — Задумавшись, смотрит на него искоса и говорит: — А что?

— Надо высушить одежду.

— Она всё равно намокнет…

— Ещё не так давно ты очень активно выступала за сохранность моего подорванного ядом здоровья. Что изменилось? Идём, там никого нет.

Сакура что-то едва слышно бормочет под нос, но всё же следует за ним — к тёмной безлюдной улочке между двумя жилыми домами. Огибая огромные лужи, Какаши доходит до высокого тупика и облокачивается на него спиной. Сакура тем временем перепрыгивает через яму, смотря под ноги, а после подходит вплотную в два размашистых шага и случайно касается краем шляпы маски.

Какаши ей об этом не говорит.

А она, не поднимая головы, произносит:

— Не двигайся.

Тепло мчится в организм сразу же — стоит только уверенным ладоням лечь на его рёбра через одежду. Сосредоточившись на том, чтобы высвободить минимальное количество чакры, Сакура прикрывает веки и смыкает губы в тонкую линию.

Наблюдая, Какаши осторожно откидывает голову к стене.

— Всё?

— Говорить тоже нельзя. — С этими словами она садится перед Какаши на корточки, для баланса схватившись за его ноги в районе икроножных мышц.

— Ты что де… — Он откашливается, и в этот самый миг приятное тепло несётся от колен к бёдрам.

— Неужели твой контроль чакры настолько плох, что ты не мог сделать это самостоятельно? — ворчит Сакура, не показывая лица.

— Хватит, — Какаши берёт её за плечо, — встань.

— Ещё немного.

Он безвольно роняет руку и натужно сглатывает, чтобы не замечать от обессиленного удовольствия — любое взаимодействие с чакрой Сакуры отзывается в теле приятными электрическими разрядами.

— Теперь всё. — Поднимаясь обратно, она неосознанно берёт Какаши за руку, и — это видно — немного теряется от неожиданности, когда он помогает ей встать на ноги.

Её шляпа снова цепляется за ткань маски. Скопившаяся поверх головного убора дождевая вода несётся вниз тонкой гладью.

Какаши осторожно тянет Сакуру на полшага от себя.

— Осторожно. Теперь твоя очередь.

Ещё несколько секунд она выглядит растерянной, но, как и всегда, мгновенно собирается с мыслями: вздыхает, направляет руки к вымокшей одежде и закрывает глаза. Завороженный уровнем контроля чакрой, Какаши отводит взгляд не сразу — он отворачивается только после того, как ладони Сакуры несутся к бёдрам.

Льющийся перед лицом дождь застилает обзор. Тепло чакры всё ещё тлеет в напряжённых мышцах.

— Я закончила, — шмякающий и подбирающийся к нему шаг по земле, — можем идти.

Губы Сакуры приобретают привычный красноватый оттенок, а одежда больше не липнет к телу. Проходя мимо неё, он говорит:

— Пойдём.

* * *

Добыть сведения об Акацки оказывается куда проще, чем Какаши полагал поначалу. На каждом втором здании в Амэгакуре их символ — карикатурное облако — выведен ярко-красной краской. Один из чуунинов, с которым Какаши и Сакура знакомятся в тёмном, пахнущем сыростью баре, с большой охотой делится информацией о местонахождении штаба местных героев. Кажется, будто бы Акацки — это единственная тема, при упоминании которой на мрачном лице чуунина способна расцвести мечтательная улыбка. Помимо прочего, он рассказывает, что главой организации является некая Конан. Пост она заняла несколько лет назад, после скоропостижной смерти Яхико — человека, организовавшего Акацки под своим началом во время Третьей Мировой Войны Шиноби.

— Кто-кто? — пьяно переспрашивает чуунин у Какаши. — Нагато? Не слышал о таком.

Когда становится понятно, что новых сведений больше не получить, Какаши и Сакура покидают бар и отправляются в центральный район Амэ, где расположен штаб Акацки — недалеко от резиденции главы деревни, Ханзо Саламандра. Если бы пьяный чуунин не сообщил, что Акацки размещаются в самом высоком небоскрёбе Амэгакуре, вряд ли бы здание штаба можно было бы назвать более примечательным, чем все остальные: серое, без окон, с протяжными линиями труб снаружи — оно такое же, как и сотни других, что пришлось оставить позади.

Единственный вход в штаб встречает обществом двух шиноби в чёрных плащах с изображением красных облаков. При виде Какаши и Сакуры они не задают вопросов, молча и оценивающе их оглядывают и ждут того, что будет сказано.

— Нам необходимо встретиться с Конан, — не колеблясь, заговаривает Какаши. — Мы прибыли из Страны Огня.

— Сожалеем, но Конан-сама не принимает гражданских, — следует вежливый ответ. — Вы можете встретиться с другими членами Акацки, если вам требуется наем шиноби для миссии. Скажите, в чём заключается ваша просьба, и мы вас проводим.

— Конан знает, кто мы такие. — Какаши видит, что неиспользование по отношению к главе уважительного суффикса их злит, но решает не исправлять себя. — Скажите ей, что прибыли люди из Страны Огня, чтобы встретиться с человеком по имени Нагато. Она всё поймёт. Если вы этого не сделаете, боюсь, у вас будут серьёзные проблемы.

В течение нескольких секунд шиноби коротко и напряжённо переглядываются между собой. После того, как тот, который разговаривал с Какаши, кивает, второй распахивают лязгающие металлические двери, ведущие в штаб, и скрывается во тьме.

— Ожидайте.

Ожидать приходится недолго: шиноби возвращается спустя минут десять, не больше. На удивление, он бледен и, не глядя на Какаши и Сакуру, говорит им, чтобы они следовали за ним.

— У меня плохое предчувствие, — едва уловимо шепчет Сакура, когда металлическая дверь закрывается за их спинами. Сняв соломенную шляпу, она поправляет волосы и оглядывается по сторонам.

Какаши склоняется к её уху и проговаривает настолько тихо, что никто, кроме Сакуры, не должен расслышать ни слова:

— Расслабься. Не забывай о смещении частоты чакры.

В абсолютном молчании следуя за шиноби в плаще, они минуют мрачные пустынные коридоры и останавливаются у старого тарахтящего лифта. Внутри него так же, как и в баре, пахнет застоявшейся влагой и плесенью. Пока они несутся на самый последний этаж, Какаши искоса наблюдает за Сакурой, недовольно морщащей нос.

Лифт останавливается тяжёлым рывком. Электрическая лампа над головой жалобно мигает — и двери разъезжаются порывисто в стороны, впуская неожиданно яркий дневной свет и бьющий наотмашь ветер.

Перед ними — полукруглое пространство без стен и ограждений, накрытое склонившейся чёрной крышей. Силуэт впереди стоящего здания, скрываемый в облаках, виднеется подобно миражу.

— Выходите, — бесстрастно говорит провожавший Какаши и Сакуру шиноби.

Недолго размышляя, Сакура ступает на блестящий металлический пол первой — тот скрипит под стуком сандалий. Какаши ещё один раз переглядывается с угрюмым шиноби, а после следует за ней, встречая удары слезливого ветра и капли нагоняемого вихрями дождя.

Двери лифта смыкаются с глухим скрипом. Шиноби остаётся там, внутри, и на открытом воздухе мигом раздаётся женский голос:

— Можете перестать скрывать свою чакру, — перекрывая эхом звуки непогоды.

Вставая рядом с Сакурой, Какаши оглядывается.

Поблизости — никого. Мгла застилает обзор, но он не спешит обнажить шаринган.

— Нам необходимо встретиться с Нагато.

— Мне известно, что вы из Конохи. До того, как мы начнём разговор, назовите свои имена. — Её голос спокоен и уверен, в нём нет ни малейших признаков страха.

Услышав наименование родной деревни, Сакура перестаёт скрывать колебания чакры. Судя по напряжённой позе, она уверена в том, что они попали в ловушку.

— Ты Конан? — Какаши не чувствует поблизости ничьего присутствия, но инстинкты подсказывают: угроза отсутствует.

Промеж потоков дождя, в густом тумане, возникает парящая фигура женщины в плаще Акацки. Огромные крылья из мельчайших, наверняка острых, бумаг расправляются за её спиной и замирают, перекрывая собой тёмно-сиреневое небо.

— Она знала, что мы придём, но не смогла обойтись без этого представления? — тихо фыркает Сакура. То, что Конан может услышать, мало её заботит.

Но даже если та разобрала сказанные в бушующей непогоде слова, на беспристрастном лице не дёргается ни единый мускул. Она молча осматривает Какаши и Сакуру нечитаемым взглядом. Пока замершие крылья, напитанные чакрой, несут Конан к блестящему металлом полу, пирсинг под её губой бликует в окружающих мрачных красках.

Мгновение — и тёмно-синие волосы вздымаются и оседают вместе с приземляющимся шагом.

Крылья расправляются, шелестят и медленно складываются за спиной до того, как исчезнуть полностью.

— Я не скрываю свою личность и потому жду от вас того же.

Насколько ей необходимо имя Сакуры? Вопрос этот становится единственной причиной недолгого колебания, после которого Какаши наконец флегматично представляется:

— Меня зовут Хатаке Какаши.

Некоторое время Конан молчит. Сложно сказать, принимает ли она какое-то решение или предпочитает не продолжать так толком и не начавшийся разговор.

Неожиданно она кивает и спокойно, не сдвигаясь с места прямо рядом с обрывом, говорит:

— Куноичи из АНБУ Конохи разыскивала людей, знавших Мадару. Ты тот, кому он нужен, или его поиски — задача вашей деревни?

— Поиски Мадары Коноху не интересуют. — Какаши как на себе ощущает исходящее от Сакуры недовольство. И в такой ситуации тоже — её злит невнимание и пренебрежение. — В вашей деревне никто не знает про Нагато. Если он тот, кому известна даже малейшая информация о Мадаре, и ты знаешь, где он находится, то прошу, проведи нас к нему.

— Всё, что известно Нагато, известно и мне тоже, — безэмоционально отзывается Конан. Если бы не едва различимые движения губ, можно было бы предположить, что фигура застывшей женщины — имитация, а не реальный человек. — Мы предоставили куноичи из АНБУ его имя для того, чтобы легко вычислить ваше прибытие. Никто другой не может знать имени Нагато. — Задумавшись — что, однако, не отразилось на окаменелом лице, — она прибавляет: — За небольшим исключением.

— Что ты хочешь взамен? — не медля спрашивает Какаши, мысленно заключая: единственная причина, по которой Акацки скрывают прибытие шиноби Конохи в Амэгакуре, наверняка кроется в том, что с Ханзо они сходятся далеко не во всех вопросах.

Ветер бьётся о подол плаща Конан. Она делает осторожные полшага вперёд и прерывисто проговаривает:

— Всё, чего я прошу, это разрешения на участие наших генинов в международных экзаменах на чуунина. Полагаю, что Хатаке Какаши — друг Пятого Хокаге — властен над тем, чтобы исполнить такую просьбу.

Из-за всех сил Какаши старается скрыть ухмылку: ему известно, что Обито и без того хотел провести следующий экзамен в Конохе и пригласить представителей не только Пяти Великих стран.

— Хорошо.

Впервые за время разговора по лицу Конан скользит тень почти незаметной радости. Ветер перестаёт ударять по плащу, и его чернота вновь обрамляется ясностью крыльев — чакры в бумаге так много, что та не мокнет и не шевелится от дождевых вихрей.

Взмах — и одна бумага летит по направлению к Какаши и Сакуре. Постепенно сила полёта снижается, и белый лист ложится Сакуре на ладонь, словно опавшая пожухлая зелень.

Поверх неё мелкой алой вязью написано:

«Когда Яхико был жив, к нам приходил шиноби Конохи и предлагал сотрудничество с Учихой Мадарой. Мы отказались.

Пришедший шиноби сказал своё имя. Его звали Учиха Шисуи».

Пальцы Сакуры дрогнули. Осторожными движениями Какаши забирает у неё лист.

Переворачивает.

И видит более жирное, напористое:

«Будьте осторожны с Данзо».

Когда он поднимет голову, Конан нигде нет.

Мрачно-сиреневое небо застилается густыми облаками.

За спинами слышится тарахтение поднимающегося лифта.

* * *

Следующую ночь Какаши и Сакура снова проводят в гостиничном доме Хэйана. Улыбающийся старик предоставляет им ту же комнату, что и пару дней назад.

Как и пару дней назад, Сакура ложится на отдельном футоне. В глухой ночной темноте она говорит Какаши, чтобы он, пожалуйста, ни в чём не подозревал Шисуи; Шисуи — давний товарищ Итачи-куна, «ты же знаешь?», а когда она была маленькой, он помог освоить ей основы сюрикендзюцу.

— Для меня неважно, хороший Шисуи или плохой, — говорит Какаши.

Сакура лежит на боку, спиной к нему, подложив под себя ладонь. На потолке скользят тени от уличного фонаря. Несколько минут назад старик прошёл мимо их комнаты на дрожащих коленях и закрыл фусима своей маленькой спальни.

Слишком тихо.

— Тогда что для тебя важно? — шепчет Сакура.

— Если Мадара жив, то он опасен для Конохи. Если Шисуи помогал Мадаре, то не имеет значения, чем он руководствовался.

Фонарь затухает. Тени — затухают вместе со светом от него.

— Дело и правда… только в том, что ты хочешь устранить любую опасность, которая грозит деревне?

Вопрос тяжестью повисает в невдыхаемом воздухе. Какаши не знает, как на него ответить — он уже давно не анализирует первопричины. Чтобы не стоять на месте, Какаши просто движется вперёд. Он к этому привык.

— Не только.

— Ты мне расскажешь?

Какаши закрывает глаза. Вдыхает запахи цветочного шампуня и тонкой кожи.

— Спи. Ты устала.

Сакура не засыпает до самого утра.

До него же — Какаши время от времени вспоминает, как не так давно, в этой самой комнате, Сакура уснула в его объятьях, как он уложил её на смятый футон, убирая волосы с покрасневшего от въедливых слёз лица, а на следующий день, проснувшись, обнаружил, что она прижалась к нему всем телом и отчаянностью. Голова покоилась у него на плече. Тело Сакуры было очень мягким и тёплым.

Он и сам не заметил, как поцеловал её в лоб — едва касаясь, чтобы не разбудить, а она мгновенно потянулась, прижимаясь ногами к его ногам и привставая, чтобы коснуться губ.

И когда Какаши ощущал её податливый уступающий вкус, он думал: до чего же странное утро — и тут же терялся, когда холодные пальцы Сакуры касались его волос.

Не сдержавшись, он, как и ночью, навис сверху, чтобы увидеть её взгляд, а она и вправду смотрела так, как он желал — с упрямой мольбой и ожиданием.

Какаши тогда подумал: ещё секунда — и не захочется ничего другого, кроме как раздеть Сакуру догола.

Медленно поднявшись, он произнёс:

— Собирайся. Выходим через десять минут.

Сакура собралась, как Какаши и сказал, но он сам — не мог собраться и прийти в себя всю дорогу до Амэгакуре.