Рассвет над Британией (гет)

Кабинет защиты от Тёмных искусств выглядел непривычно: рядом с учительским столом стоял обшарпанный, видавший виды комод с отломанными ручками, который подрагивал, будто в нём пряталось нечто живое; ученики третьего курса бросали удивлённые и нервные взгляды на него.

— Итак, класс, — обратился профессор Малфой к ученикам, указав рукой на комод, — кто-нибудь может предположить, что здесь находится?

Один третьекурсник неуверенно поднял руку.

— Это боггарт, сэр.

— Хорошо, мистер Кросби, а можете рассказать нам, что такое боггарт?

— Боггарт — это привидение, которое может превращаться в то, чего человек больше всего на свете боится. Боггарты любят темноту, и чаще всего прячутся в какой-нибудь старой мебели, на чердаках и в подвалах.

— Отличный ответ, пять очков Рэйвенкло, — сухо похвалил студента Драко. — Боггарты могут превратиться в ваш главный страх; на самом деле эти существа очень скрытны и пугливы, и свою способность используют исключительно для самозащиты, для того, чтобы отпугнуть незваных гостей. Однако некоторые тёмные маги сознательно используют наиболее сильных боггартов, чтобы деморализовать своего противника, лишить его воли сражаться. Поэтому для вас важно научиться противостоять чарам боггартов. Кто-нибудь может назвать самое сильное оружие против боггарта?

Ещё несколько рук взметнулось вверх; Драко кивнул кудрявой третьекурснице-хаффлпаффке.

— Самое лучшее оружие против боггарта — смех.

— Совершенно верно, мисс Маккормик, пять очков Хаффлпаффу. Самое страшное для боггарта — быть выставленным на посмешище, и чтобы победить боггарта, вы должны превратить его во что-нибудь смешное. Против боггарта существует заклинание «Ридикулус», но одной магической формулы недостаточно — важен прежде всего ваш настрой.

Малфой продемонстрировал третьекурсникам движение палочек, заставил их повторить формулу заклинания; наконец ученики выстроились в шеренгу, готовые встретиться с собственными страхами, и Драко выпустил боггарта на свободу.

Освобождённый боггарт кинулся принимать обличье всевозможных страшилищ — вампиров, инферналов, акромантулов, гигантских змей; под шум и смех класса те приобретали нелепый и забавный облик. Несколько раз призрак принимал облик Амикуса и Алекто Кэрроу; глядя на то, как его бывшие «товарищи» облачаются в несуразные наряды или обзаводятся свиными ушами и пятачками, Драко сам еле-еле мог удержаться от смеха.

Шеренга студентов уже подходила к концу, невысокая темноволосая девочка в рэйвенкловской униформе встала перед растерянно озирающимся Амикусом Кэрроу, одетым в наряд циркового клоуна. Щелчок — и Амикус превратился в бездыханное тело мужчины средних лет. Хихиканье и гомон моментально смолкли.

— Р-ридикулус! — дрожащим голосом пропищала девочка, но тело так и осталось лежать на холодном полу класса. — Ри... ри... ридикулус!

Понимая, что мешкать нельзя, Малфой метнулся вперёд, мягко отстранил ученицу и сам встал перед боггартом. На месте трупа возникло напольное зеркало из ночного кошмара Драко, с отражавшимся в нём его злобным, бездушным лицом с пустыми глазами. Драко взмахнул палочкой, и боггарт обратился в кривое зеркало из комнаты смеха. Второй взмах — и привидение отправилось обратно в комод.

Раздался спасительный звонок, и студенты начали расходиться. Класс опустел, однако темноволосая рэйвенкловка — кажется, её звали Матильдой Кларк — всё ещё сидела за своей партой, закрыв лицо ладонями.

— Мисс Кларк, — мягко произнёс Драко; услышав, как преподаватель обратился к ней, девочка убрала ладони.

Профессор Малфой увидел её заплаканное лицо и пришёл в ещё большее смятение — он терпеть не мог женских слёз. Нет, плач глупых девчонок-однокурсниц, сокрушавшихся из-за грядущих экзаменов или из-за того, что их бросил очередной кавалер, его нисколько не волновал и не трогал. Но при взгляде на слёзы Матильды, сидевшей с совершенно несчастным видом, Драко неожиданно вспомнились две женщины. Чарити Бэрбидж, напуганная и обречённая, приговорённая к смерти лордом Волдемортом. И мать Драко в тот злополучный день, когда Люциуса отправили в Азкабан. Как педагог, Драко должен попытаться утешить ученицу, но он совершенно не имел понятия, как это сделать.

— Мисс Кларк, — неуверенно продолжил Драко, — могу я вам чем-то помочь? Кто этот человек?

— Это... это не ваше дело, профессор! — полные слёз карие глаза смотрели на Драко с вызовом.

В обычной обстановке за подобную дерзость любой преподаватель сурово осадил бы ученицу, а то и вовсе снял бы баллы или назначил взыскание, но на этот раз ситуация была очень далека от нормальной. Драко стоял в растерянности, не зная, что ответить, но Кларк заговорила сама:

— Это был мой отец. Он был магглорождённым, и ушёл в бега, чтобы его не арестовали, и чтобы меня и маму не тронули. А через полгода я узнала, что... что папу убили егеря...

Матильда снова зарыдала. Драко быстро сбегал в комнаты за флаконом Умиротворяющего бальзама и заставил девочку выпить его; к счастью, та быстро успокоилась, тихонько поблагодарила учителя и покинула класс.

Драко машинально приводил кабинет в порядок, погрузившись в собственные мысли. Когда-то во времена, казавшиеся сейчас такими далёкими, он сам придерживался радикальных взглядов на чистоту крови, и говорил, что «грязнокровки и магглолюбцы умрут первыми». Год с лишним назад Малфой своими глазами увидел, как его взгляды реализуются на практике. Каждую ночь слышал крики узников подземелий его родного дома, видел жестокость Кэрроу по отношению к остальным ученикам, наблюдал смерть «грязнокровки» Грейнджер и «магглолюбца» Уизли собственными глазами.

Хотя Драко уже не был сторонником волдемортовских мер, но всё же ему и сейчас казалась невероятной мысль, что магглы и магглорождённые равны чистокровным магам. Однако теперь, увидев слёзы девочки, по милости его единомышленников потерявшей родного отца, Драко неожиданно почувствовал отвращение к себе за свои прошлые злые слова, за то, что он когда-то считал хорошим и правильным преследование и истребление нечистокровных.

В класс вошли семикурсники, что отвлекло профессора Малфоя от печальных раздумий. Драко заметил Асторию Гринграсс, которая, поймав его взгляд, слегка улыбнулась; на душе немного потеплело.

Сегодня седьмой курс изучал защитные чары «Репелло Инимикум» — усовершенствованную версию Щитовых чар, поглощающую большинство известных заклинаний, в том числе и тёмных. После небольшой лекции и инструктажа студенты разбились на пары; Репелло Инимикум было очень сложным заклинанием, и никто из учеников не смог с первого раза создать щит, однако где-то на десятой минуте семикурсники начали делать успехи и смогли создавать приличные щиты.

Астория стояла в паре с Агнес Монкли; несмотря на все усилия и старания, её щит всё ещё выходил слабоватым, и подруга с лёгкостью пробивала его. Малфой тем временем прогуливался по классу туда-сюда, среди студентов, комментируя их ошибки и давая советы. Обратив внимание на неудачу Астории, которая обычно успешно показывала себя на занятиях, Драко устремился к ней.

— Мисс Гринграсс, вы слишком резко взмахиваете палочкой! Репелло Инимикум — защитное заклинание, а не атакующее, рука должна двигаться плавно, а не так, будто вы собираетесь выколоть палочкой глаз.

Драко мягко взял Асторию за предплечье и продемонстрировал правильное движение рукой. От прикосновения профессора Асторию будто ударило током; она ощутила, как к её лицу приливает кровь, а сердце забилось чаще. К счастью, девушка быстро взяла себя в руки, постаралась сосредоточиться и запомнить урок. Следующая попытка — и на этот раз щит Астории вышел мощным и осязаемым, проклятие, посланное Агнес, было поглощено им. Ухмыльнувшись, Драко зашагал дальше по классу, оставив Асторию с немым вопросом «Что это было?».

Во время обеда в Большом зале Астории кусок не лез в горло, и она время от времени украдкой бросала взгляды на профессора Малфоя, думая о своём отношении к нему. Астория была вынуждена признать, что за последнее время её мнение о Драко изменилось в лучшую сторону: прежняя антипатия к надменному и заносчивому мальчишке сменилась совсем иными чувствами. Благодарностью за то, что Драко когда-то выручил её. Сочувствием к нему, как к человеку, который пережил немало трудностей в жизни, но не сломался под их гнётом и даже раскрыл свои благородные качества. Уважением как к учителю, который за короткий срок смог показать себя хорошим специалистом и немалому научил Асторию.

Астория заметила, что уроки защиты от Тёмных искусств стали её любимыми. Ей было приятно в обществе профессора Малфоя, нравилось слушать его лекции, благо, они действительно были интересными и увлекательными, нравились практические занятия. На занятиях Гринграсс была старательной и усердной ученицей, и похвалы учителя, пусть даже холодные и скупые, вызывали в ней тёплое чувство.

До недавнего времени Астория считала, что испытывает к Малфою исключительно уважение как к преподавателю и человеку. Однако сегодняшняя её реакция на невинное прикосновение Драко была странной и неожиданной. Неужели Малфой нравится ей не только как учитель? Нет, этого не может быть...

Из размышлений Асторию вырвал смешок Сильвии.

— Что такое? — раздражённо спросила она.

— Ты уже несколько минут пожираешь Малфоя глазами, — ответила ей Нел, хитро улыбаясь.

— Да ну вас, — Астория нахмурилась и поспешила уткнуться взглядом в тарелку.

* * *

Туман густел над руинами старой крепости; осенние деньки в Англии выдались холодными и пасмурными. Но древние развалины сегодня не были безмолвными, как обычно: среди выщербленных временем камней уже около пары часов раздавался шум борьбы и сверкали яркие вспышки, лучи заклинаний отражались от стен, некогда защищавших обитателей крепости от незваных гостей.

Новобранцы Ордена Феникса сражались друг с другом под руководством троих наставников, наблюдавших за ходом боя, раздававших указания и инструкции и периодически вмешивающихся в ход сражений. Кингсли Шеклболт, Ремус Люпин и Билл Уизли, сменивший сегодня на посту занятую с малышом Тедди Нимфадору, были вполне довольны своими подопечными: юноши и девушки, уже уставшие, испачканные и взмокшие, по-прежнему отлично держались, никто не ударил в грязь лицом — в переносном смысле, конечно. Дуэли были важной частью обучения будущих бойцов Ордена: парные дуэли, командные состязания, битвы одного против двоих, двоих против троих. Но обучение не ограничивалось дуэлями: молодых «орденцев» учили боям на пересечённой местности, маскирующим и следящим чарам, оказанию первой помощи, обнаружению и снятию тёмных проклятий — здесь-то и пригодился многолетний опыт Билла в качестве ликвидатора.

Ремус разглядывал сражающихся, и подмечал, что они дерутся как никогда хорошо. Базовые атакующие и защитные заклинания его нынешние ученики освоили до автоматизма, да и более сложные чары тоже давались им весьма легко. Ребята были превосходно мотивированы — стремление отомстить за павших товарищей, юношеская решимость, жажда деятельности и борьбы с ненавистным врагом.

Глядя на них, Люпин вспоминал свою молодость, когда он вместе с такими же юношами и девушками, недавними выпускниками, обучался под руководством Альбуса Дамблдора, Аластора Моуди и Доркас Медоуз. И всех его бывших учителей уже не было в живых: Доркас и Аластор, необычайно сильные маги и великолепные бойцы, были убиты Волдемортом лично, а Дамблдор погиб из-за предательства.

Не было больше на этом свете и близких друзей Ремуса. Ребят, которые когда-то приняли его, оборотня, в свою компанию, даже решились стать анимагами — исключительно ради того, чтобы поддержать своего товарища и избавить его от кошмарных одиноких ночей в Воющей хижине, во время которых терявший рассудок Лунатик царапал и грыз самого себя. Джеймс, весельчак, заводила и душа компании; Сириус, который прятал за маской хулигана и ловеласа ранимую душу; Лили, добрая и понимающая подруга Ремуса, а затем верная спутница и супруга Джеймса. Всех их Ремус потерял, даже ничтожный предатель Питер — и тот сгинул.

Особенно горькой для оборотня стала потеря Гарри; сына Джеймса и Лили, последнего живого напоминания о старых друзьях, тоже больше не было. Ремус был убеждён, что в смерти Гарри была и его доля вины: он должен был заботиться о сыне погибших друзей, оберегать его, выяснить, что за задание дал Гарри, Рону и Гермионе Дамблдор; возможно, он был обязан мобилизовать Орден на более активную борьбу с Волдемортом. А в итоге получилось, что Ремус пустил всё на самотёк, и судьбой Гарри распоряжался сначала Альбус, а затем — и вовсе Матерь Магия... Если бы не любовь Доры и рождение Тедди, Ремус не знал бы, как жить дальше.

— Отбой! — раздался зычный бас Шеклболта, и молодые орденцы прекратили сражаться и с явным облегчением опустили палочки.

Привалившись к стене, Ремус рассеянно оглядывал новобранцев. Вот воркуют Билл и Флёр, вот Джордж что-то рассказывает неуверенно смеющейся Чжоу. Вот трое «добровольцев» из Франции, школьных приятелей Флёр — двое парней, одна девушка — негромко переговариваются на своём языке. Люпин видел, что все они преисполнены энтузиазма, того самого, с которым когда-то шли в бой сам Ремус, его друзья и товарищи. Энтузиазма, который рассеялся словно мираж после первой серьёзной битвы, после первой боевой потери.

Сейчас Ремус понимал, почему Альбус, Аластор и Доркас так усиленно их обучали и нещадно муштровали, прежде чем позволить сражаться с Пожирателями Смерти. Последние превосходили Орден и числом, и умением, не гнушались самой тёмной и отвратительной магии. Им, вчерашним студентам, было трудно что-то противопоставить волдемортовским прислужникам, и Дамблдор старался хоть как-то уменьшить число жертв среди членов Ордена, а потому не допускал, чтобы его сторонники шли на бой необученными и неподготовленными.

— Кингсли, — обратился к своему товарищу Ремус, — думаю, они уже готовы.

— Нет, не готовы, — бывший аврор тяжело вздохнул, глядя в желтовато-карие глаза оборотня. — Сам же знаешь, к этому нельзя быть готовым.

Ремус печально и понимающе улыбнулся в ответ.

— Но ты прав, Ремус, нам пора действовать, — ответил Кингсли и тут же воскликнул. — Прошу вашего внимания!

Взгляды всех присутствующих оборотились к Шеклболту и стоящему подле него Люпину; подойдя к наставникам, юноши и девушки встали полукругом.

— Итак, вижу, ваше обучение уже принесло свои плоды. Конечно, до вершин совершенства вам ещё далеко, но вам уже можно поручить по-настоящему серьёзное задание. Не вечно же вам с егерями драться.

Присутствующие затихли, глядя на главу Ордена с вниманием и интересом. Кингсли извлёк из-за пазухи сине-фиолетовой мантии стопку колдографий и продолжил.

— Как говорил Грозный Глаз, знай своего врага в лицо. Поэтому наши старые знакомые-Пожиратели так любили прятать свои лица под масками. Тем не менее, кое-что у нас есть. Начнём, пожалуй, с так называемых Вальпургиевых рыцарей под предводительством Долохова.

Аврор продемонстрировал колдографию: изрытая оспинами кожа, неопрятная копна сальных волос, спокойный, даже скучающий взгляд.

— Август Руквуд, один из самых сильных и умных бойцов Волдеморта, правая рука Долохова. В своё время он был сотрудником Отдела тайн, и поверьте, он знает множество темнейших заклинаний и сглазов. Чрезвычайно опасный чародей, с лёгкостью одолеет любого из вас, поэтому даже не думайте ввязываться с Руквудом в дуэль один на один.

Кингсли протянул колдографию Биллу, тот передал её своим «ученикам», дабы те рассмотрели Руквуда поближе; Шеклболт достал следующее колдофото, на котором мужчина с грубой, отталкивающей физиономией, на которой красовались тонкие чёрные усы, кривился в презрительной усмешке.

— Уолден Макнейр. Тоже участник боевого состава, не такой сильный, как Долохов или Руквуд, но недооценивать его не стоит. Когда-то Макнейр был одним из заплечных дел мастеров у Волдеморта... в общем, упаси вас Мерлин попасть к нему в плен.

Ещё одно колдофото. Высокий, мускулистый детина с жёстким, словно вытесанным из грубого камня лицом, коротким ёжиком белокурых волос и холодными голубыми глазами.

— Торфинн Роули. Ещё один боевик, и, к сожалению для Пожирателей и к счастью для нас, не самый лучший. Этот маньяк страсть как любит метать проклятия направо и налево, из-за чего часто страдают его же товарищи. Так, в прошлогодней битве за Хогвартс он случайно убил Гиббона... В общем, держите при нём свои волшебные «щиты» наготове.

Целых две колдографии. Худощавый сутулый мужчина с седыми волосами и щуплый юноша, очень похожий на него — по всей видимости, сын.

— Эдмунд Нотт и его сын Теодор. Эдмунд — та ещё тёмная лошадка. Один из самых первых соратников Волдеморта. Осторожен, в самое пекло без особого повода не рвётся...

— Тем не менее Нотт-старший отнюдь не безобиден, — вмешался Люпин. — В Первую войну он принял участие в жестоком убийстве Марлин Маккиннон и её семьи, и сумел, гад, избежать Азкабана.

— Спасибо, Ремус, — ответил Шеклболт. — Что до Теодора, мы о нём почти ничего не знаем, но вероятно, он рьяно готов продолжать дело отца.

Кингсли достал ещё четыре колдографии, передавая их на всеобщее обозрение: грузные, массивные фигуры, не отягощённые интеллектом лица.

— Роберт и Винсент Крэбб, Мариус и Грегори Гойл. Пример того, что случается, если формировать организацию по признаку чистоты крови. А ведь когда-то и Крэббы, и Гойлы были богатыми и уважаемыми семействами, но в итоге выродились и растеряли большую часть состояния.

— И в бою тоже не блистают, — добавил Ремус. — Всё больше прут напролом да орут во все глотки. Роберт с Мариусом уж точно, да и сыновья, судя по моим урокам в Хогвартсе, особым умом не отличаются.

Ещё несколько колдофото Вальпургиевых рыцарей было продемонстрировано юным орденцам; наконец Кингсли заговорил более угрюмым тоном, привлекая внимание.

— А сейчас речь пойдёт о Ковене Чистоты — если кто не слышал, так зовут себя сторонники Беллатрисы Лестрейндж. Ещё большие изуверы и отморозки, чем «рыцари», ещё более безумны. Сама Беллатриса, равно как и её муж с деверем, в представлении не нуждаются. А вот что до этой семейки, — Кингсли показал ещё одну пару колдографий, — думаю, многие из вас про них наслышаны, даже если не встречались лично. Амикус и Алекто Кэрроу, любители пыточных проклятий.

Приземистые и сутулые, с кривыми ухмылками, брат и сестра Кэрроу напоминали скорее бандитов с большой дороги.

— Да, я помню, — отозвался Фред. — Джинни про них рассказывала.

— А я уже испытал на себе Круциатус от Амикуса, — мрачно, но в то же время с гордостью и чувством важности добавил Эрни Макмиллан.

— Что до их боевых качеств, — продолжал Кингсли, — то образцовыми бойцами Кэрроу не назовёшь. Да и в интеллектуальном плане оба они лишь немного превосходят Крэббов с Гойлами.

Новая колдография. Холёное аристократическое лицо, собранные в хвост золотистые волосы, глумливая хищная улыбочка.

— Дориан Пиритс, прошу любить и жаловать. Маньяк и психопат, обладающий «милой» привычкой пачкать свои белые шёлковые перчатки кровью жертв. Склонность к театральным эффектам — главная слабость этого ублюдка, он может замешкаться и потерять время. Используйте это против него.

Очередная череда колдографий подошла к концу, и Шеклболт перешёл к сторонникам Яксли.

— Освальд Эйвери, — произнёс он, указывая на весело улыбающегося полноватого мужчину; если бы не холодные злые глаза, трудно было предположить, что этот приветливый с виду обыватель мог быть участником организации, наводившей ужас на всю Магическую Британию.

— Человек весьма подлый и трусливый, — презрительно сказал Люпин. — В общем-то и у Волдеморта он был не столько боевиком, сколько докладывал своему Лорду о делах в Министерстве да «налаживал связи».

— А это его товарищ, — Кингсли демонстрировал колдографию тщедушного волшебника: большая проплешина на макушке, тускло-рыжая борода, — Мильтон Мальсибер. Как и Эйвери, жаден до роскоши и развлечений; не настолько труслив, но глуповат и самонадеян. Потому его и повязали в Первую войну — пошёл грабить магазины в пожирательской маске, там его и схватили авроры.

— И оба школьные приятели Снейпа, — дополнил Ремус. — Северус мог научить своих дружков паре-тройке приёмчиков, так что держите с ними ухо востро.

Стопка колдографий становилась всё тоньше, подходя к концу. Волшебника на предпоследнем колдофото трудно было не узнать, — острые черты лица, длинные платиновые волосы, аккуратно зачёсанные назад. Надменный взгляд холодно-серых глаз, улыбка довольного кота.

— Люциус Малфой, про него большинство из вас тоже слышали. Боевик из него аховый, силён либо вместе с толпой соратников, либо против безоружных магглов. Знает это, поэтому очень осторожен: пробить защиту его мэнора почти так же сложно, как и защиту Хогвартса.

Последняя колдография. Юноша очень походил на отца, разве что волосы короче, да улыбки на лице не было.

— О, Хорёк, — хихикнула Алисия. — Этого знаю.

— Хорёк? — удивлённо спросил аврор.

— Потом расскажем, — нетерпеливо отозвался Джордж. — Продолжай, Кингсли.

— Драко Малфой, сын Люциуса. Тоже носит Метку, в прошлом году пытался убить Дамблдора, но, видимо, духу не хватило. Вместо того, чтобы пойти по стопам папаши, присоединился к Снейпу. Не думаю, что он сильно опасен, да и каких-то серьёзных преступлений за ним не числится.

— Кроме того, что он редкостный гадёныш, — пренебрежительно добавил Фред под смех присутствующих.

— Ваша задача на ближайшие недели, — продолжал Шеклболт, — следить за этими Пожирателями, патрулировать окрестности их домов и поместий, и передавать всю имеющуюся о них информацию Ордену: когда приходят и кто их навещает. Затем мы нейтрализуем их поодиночке, одного за другим, тем или иным образом. Пожиратели пока расколоты, и это нам на руку.

— А что дальше, Кингсли? — подал голос Ли.

— Дальше? Мы возьмём Министерство и Хогвартс в свои руки, отправим оставшихся в живых Пожирателей и егерей в Азкабан, установим мир...

— Нет, это понятно, а что потом? Будут какие-то реформы, чтобы история с Волдемортом больше не повторилась?

— Разумеется, мы отменим волдемортовские законы, прекратим преследовать нечистокровных, будем бороться со взяточничеством... В каких-то глобальных переменах я смысла не вижу, и в делёжке шкуры неубитого медведя тоже, — в голосе Кингсли, обычно спокойном и умиротворяющем, слышались нотки недовольства.

Шеклболт раздал задания каждому молодому члену Ордена, и вскоре все начали расходиться. Люпин развернулся, готовясь аппарировать, но его окликнули близнецы Уизли.

— Фред? Джордж? Вы что-то хотели?

— Да, Ремус, — лицо Фреда осветила озорная улыбка. — Мы хотели поговорить с тобой как с господином Лунатиком, автором небезызвестной Карты Мародёров.

— В общем, пришла нам в голову идея воссоздать эту карту, — подхватил Джордж. — Она могла бы пригодиться Ордену. В конце концов, рано или поздно нам придётся навестить Снейпа, и у нас всех есть к нему должок.

— К тому же... с ним Перси, — добавил Фред уже без улыбки.

— Собираетесь проучить и его? — спросил Люпин.

— Не в этом дело, Ремус, — ответил Джордж серьёзным тоном. — Понимаешь, каким козлом бы не был Перси, он всё равно был и остаётся нашим братом. Мы всё-таки росли вместе и хорошо его знаем.

— Перси с детства был идеалистом, — продолжал за братом Фред. — Жутким педантом и занудой, жаждущим власти и признания, но не потому, что его привлекали богатство и власть сами по себе, а потому, что он хотел изменить мир к лучшему, и часто обожал разглагольствовать на эту тему. Собственно, потому Перси с нами порвал и к Фаджу перебежал: он действительно искренне верил в ту чушь, что несли Фадж и «Пророк».

— Короче говоря, сомневаемся мы, что Перси на полном серьёзе перешёл на Тёмную сторону. Он, конечно, гад, но не настолько же. А вот Снейп... кто знает, он вполне мог навешать Перси лапши на уши. Перси всегда был легковерным болваном, мог и повестись. Особенно после последних снейповых мер...

Ремус печально улыбнулся. Признание близнецов весьма тронуло; некстати вспомнился Сириус, который на все лады костерил своего «придурка-братца» Регулуса, верившего в чушь о чистоте крови и присоединившегося к Пожирателям Смерти. Когда пришла весть о гибели Регулуса, на Сириуса было страшно смотреть: таким несчастным и потерянным он Бродягу ещё никогда не видел.

— Ваша идея с картой и впрямь хорошая. Мы с Джеймсом, Сириусом и Питером потратили почти год на то, чтобы её изготовить. Было бы неплохо повторить, — наконец ответил он.

— Значит, по рукам? — спросил Фред.

— По рукам.

Люпин аппарировал прямо у калитки. Перед ним показался небольшой уютный домик, доставшийся ему от родителей, заросший, запущенный сад. Распахнув входную дверь, Ремус встретил улыбающуюся ему Нимфадору в домашнем халатике и с ярко-розовыми волосами, с малышом Тедди на руках. Торопливо поздоровавшись, Дора чмокнула мужа в губы и передала на руки Тедди, который радостно заагукал, увидев папу.

«Я счастливый человек» — подумал Ремус.

* * *

— Нельзя полагаться только на Щитовые чары, Терри! Учись уворачиваться! От Авады и Круциатуса тебя никакой щит не спасёт!

— Невилл, мы уже целый день тренируемся, — возразил Терри Бут, в которого только что прилетел Ступефай Невилла. — У меня уже нет сил вертеться...

— Это не оправдание! — жёстко отрезал Невилл. — У нас уже была передышка, и поверь мне, Пожирателям абсолютно наплевать на твою усталость. Становись в пару с Ханной и продолжай.

Опустив голову, Терри был вынужден признать правоту товарища и наставника; трудно было предположить, что Невилл, которого когда-то знали лишь как неуклюжего рохлю с Гриффиндора, окажется столь суровым лидером и безжалостным инструктором. Однако после первых занятий, состоявшихся ещё в Выручай-комнате во время правления Кэрроу, уже никто не сомневался в силе и способностях «рохли Лонгботтома».

Среди вековых деревьев королевского леса Дин, неподалёку от лагеря Армии Поттера, раздавался шум битвы и искрились вспышки заклятий. Впрочем, не только здесь, в лесах, проходили тренировки юных бойцов: по инициативе Невилла и Джинни «армейцы» часто практиковались в сражениях на незнакомой и пересечённой местности, будь то скалистые пустоши Камбрии, мрачные холмы и болота Дартмура или вересковые поля Йоркшира. Выматывающие тренировки длились едва ли не целыми днями, а порой и несколько суток подряд, с передышками да перерывами на еду и сон; зачастую измученным ребятам приходилось практиковаться на голодный желудок, а Невилл, Джинни и Луна по-прежнему гоняли их до седьмого пота... Единственным утешением было то, что наставники не щадили не только своих подопечных, но и самих себя.

Вот Джинни сражается одновременно с Дином и Шеймусом. Вспышки проклятий пролетают в считанных дюймах от девушки, на её коже уже появилась пара новых царапин, а рыжие волосы даже слегка опалило Воспламеняющим заклятием Финнигана, однако одолеть младшую Уизли ребята так до сих пор и не смогли, несмотря на численное превосходство. Джинни буквально «танцевала» перед всполохами чар, ловко уклоняясь от очередного проклятия: сказывалась многолетняя квиддичная практика, в ходе которой Джинни не раз приходилось уворачиваться от бладжеров. Вот Луна бьётся с Майклом Корнером и Деннисом Криви, умело увёртываясь от лучей заклинаний и блокируя их; спустя несколько секунд она засветила Майклу в глаза чем-то ярким и тут же оглушила его.

Одобрительно кивнув подруге, Невилл задумался о том, насколько отличались стили боя у каждого из почти неразлучной с начала прошлого года троицы. Джинни полагалась на скорость и ловкость, а также силу удара; она легко пробивала защиту противника и имела в арсенале несколько хитрых приёмчиков, вроде Летучемышиного сглаза, которые не раз помогали ей во время схваток с врагами. И Джинни лучше всех удавались Непростительные заклинания... Положа руку на сердце, Невилл мог бы смело и уверенно сказать, что Джинни была самой сильной колдуньей из всей их троицы.

Луна тоже показывала себя отличной дуэлянткой. Невысокая и хрупкая, она также легко уклонялась от вражеских проклятий. Кроме того, Луна держалась в бою очень спокойно и хладнокровно, ничем не выдавая ни гнева, ни страха, и часто полагалась на эффект неожиданности, применяя против противников собственные, изобретённые ею же сглазы. Разумеется, Луна не делилась секретами этих сглазов ни с кем, кроме своих друзей и товарищей по Армии.

Сам Невилл хоть и не обладал ловкостью и увёртливостью Джинни и Луны, не был настолько силён в неожиданных боевых приёмах и сглазах, но компенсировал это силой и упорством, сокрушая оборону противника резким натиском и пробивая его щиты мощью собственной магии. За последние годы прежде неуспевающий в учёбе Невилл немало поднаторел в защите от Тёмных искусств и чарах, научился блокировать проклятия противника и уклоняться от них. Ради того, чтобы обучиться самому и обучать других, Невилл взял с собой старый аврорский учебник отца: Августа Лонгботтом бережно хранила его в память о Фрэнке, а теперь эта книга послужила его сыну. Из пособия для авроров Невилл узнал немало новых заклинаний, контрзаклятий и дуэльных техник, которых не было в школьных учебниках. Всё это дало свои плоды — Невилл стал весьма сильным для своих лет бойцом, а боевая практика только способствовала этому.

* * *

— Не спится?

Негромкий шёпот Луны прозвучал в ночной тиши и прохладе старой зачарованной палатки. Парни и девушки протренировались до вечера и изрядно вымотались; Ханна и Сьюзен уже тихо посапывали в своих постелях, а Джинни лежала, глядя в потолок.

Луна тихонько встала с постели и уселась на кровати Джинни, наколдовав Муффлиато, чтобы соседки по палатке не проснулись.

— Джинни, тебя что-то тревожит?

— Да ничего особенного, — ответила Джинни осипшим от долгого молчания голосом. — Просто... просто я думаю о Гарри.

Луна посмотрела на подругу грустным и понимающим взглядом, а Джинни продолжала:

— Понимаешь, Луна, Гарри снится мне. Почти каждую ночь. Снится, что мы вместе, что у нас есть семья, дети, что Рон и Гермиона приходят к нам в гости...

Голос младшей Уизли предательски задрожал, глаза стали мокрыми от слёз. Луна, заметив это, легонько погладила Джинни по рыжеволосой голове. Джинни быстро сморгнула слёзы — она сильная, она не может позволить себе разреветься как маленькая девчонка, пусть даже в присутствии лучшей подруги.

— Иногда я думаю: а может то, что творится сейчас, всего лишь дурной сон? Что, если я проснусь, и увижу Гарри, живого Гарри? Так хочется, чтобы это было так! — с отчаянием в голосе закончила она.

— Джинни, послушай, — Луна положила руку на плечо подруги и слегка сжала, по её щеке незаметно скатилась слезинка. — Гарри всё ещё с нами, в нашем сердце. Как и Рон, и Гермиона. И потом, когда-нибудь мы снова с ними увидимся.

Слова Луны были простыми и банальными, но от них становилось немного теплее на сердце.

— Луна, а тебе нравится кто-нибудь из парней? — вопрос Джинни прозвучал небрежно и отстранённо, словно она пыталась отвлечься от тяжёлых мыслей.

— Ммм... я не задумывалась об этом, — неуверенно ответила Луна, и лишь благодаря ночной темноте не было видно, как она покраснела. — Я часто общаюсь с Дином, мы сильно сблизились, когда жили в доме твоего брата, после того, как... Как мы спаслись. Извини, что напомнила.

— Ничего страшного. Продолжай.

— Дин милый, весёлый, рассказывает интересные истории, а ещё он очень симпатичный. И я думаю, что тоже ему нравлюсь.

— Я рада за тебя, и рада, что вы выжили. Просто я всё равно не могу смириться с тем, что Гарри больше нет. И теперь мы сами ежедневно рискуем жизнью. Понимаешь, я не говорила об этом ребятам, но я не могу обещать вам ни победы, ни того, что мы переживём эту войну. Могу только дать надежду. И вы с Дином тоже рискуете потерять друг друга... — Джинни осеклась, осознав, как жестоко и бестактно прозвучала последняя фраза, и тут же торопливо продолжила. — Ох, не слушай меня, Луна, у вас с Дином всё будет хорошо, верю, вы ещё поженитесь и заведёте кучу детишек. А у меня впереди лишь борьба, месть и одиночество...

— Ты не одна, Джинни. Я буду с тобой. Все мы будем с тобой до конца. И не грусти, — Луна ласково улыбнулась. — Завтра будет новый день, после тёмной ночи наступает утро. Мы обязательно победим.

Пожелав лучшей подруге спокойной ночи, Луна удалилась к себе в кровать. Засыпая, Джинни чувствовала, что камень на её душе стал чуть-чуть легче.