Немой (джен)

Со времени обыска и ареста виновных прошло немногим более двух недель, за которые ДМП совместно с Отделом тайн и целителями выяснили, кто именно и в какой именно мере виноват. Третьекурсника Хаффлпаффа оправдали малым составом Визенгамота, после чего отправили на принудительное лечение и последующее наблюдение у целителя Януса Тики. А параллельно созданная в строжайшей секретности группа при Министерстве принялась за расследование жизни некоего Тома Марволо Реддла. Необходимость в этом возникла в связи с вновь открывшимися подробностями, а именно обнаружением крестража. Обомлевший от услышанного Корнелиус Фадж, в буквальном смысле брызжа слюной, потребовал немедленного уничтожения находки. На что глава Отдела тайн коротко ответил «нет», после чего пояснил, что сначала они выудят из крестража всё и ещё немножко, а вот уже после…

В своих словах мужчина не лукавил, он лишь вспомнил о том, что когда-то тоже учился в Хогвартсе, и что не сказать что его подругу, так, просто сокурсницу, убили. Что за убийство из школы выгнали пусть и странноватого и аляповатого, но очень добродушного парнишку по фамилии Хагрид, а также и о том, что главным разоблачителем всего этого выступил никто иной как тогдашний староста Слизерина, лучший ученик и так далее Том Марволо Реддл. Последнего бывший равенкловец не любил хотя бы за то, что тот был чересчур надменен, о чём пусть и осторожно, но таки не забывал напоминать. Одним словом, не нравился, и вот теперь такая удача.

Именно поэтому крестражем занялись, и занялись плотно. И, как выяснилось, не зря. Так, буквально первые же ответы обманутого артефактами Отдела осколка стали так требовавшиеся властям и дирекции школы подробности о василиске. А следом за ними и пусть всего лишь намёки, но и их хватило для того, чтобы составить относительно полную картину того, что и как именно творил этот психопат. А в том, что именно и исключительно психопат, уже никто не сомневался. Особенно после того, как глава Отдела тайн положил на стол министра немалых размеров папку, естественно, имеющую закладки на всех нужных местах, и присовокупил к этому действу краткий рассказ о том, что и как именно с немалой долей вероятности имело место быть.

Попеременно бледнеющий и краснеющий министр за время доклада раз двадцать не меньше пожалел о том, чего он требовал изначально. А выкладки тайнюков были, ох, как не утешительны. Оказалось, что этот псих, ещё будучи школяром, мечтал о семичастной душе, а также и то, что, основываясь на каких-то там моделях и каких-то там методах, эти самые тайнюки более чем уверены в том, что частей никак не менее, чем пять. И то, что за пятую или первую, это смотря с какого конца считать, тайнюки принимают ту, что до последнего оставалась непосредственно в теле, нисколько не утешало. Именно поэтому министр безропотно, практически не глядя, подмахнул бумагу о дополнительном финансировании, после чего распорядился избавиться хотя бы от гадины.

К последнему готовились никак не менее месяца и, за неимением охотников на монстров, обратились к драконологам, а уже те совместно с аврорами и Отделом тайн разработали план по ликвидации. В действие оный привели аккурат с началом пасхальных каникул. Раньше было нельзя, ибо без должной подготовки, да в пасть такой-то гадине… а позже, несмотря ни на что, могло быть-таки чревато. Именно поэтому весенние каникулы одна тысяча девятьсот девяносто третьего ознаменовались приказом директора, запретившим кому бы то ни было из обучающихся остаться на это время в замке. Протяжные стоны и испуганные лица готовящихся к экзаменам Дамблдор стоически проигнорировал.

Вместе со всеми замок покидал и вернувшийся к полноценному существованию Гарри. Их с Драко расколдовали всего за сутки до пасхального пира и хотели было упаковать в больничное крыло минимум на неделю, но мальчики, не на шутку перепугавшись, наотрез отказались подчиняться, и даже срочно вызванный мистер Малфой не сумел переубедить сына. Мальчишка и слышать ничего не желал и, накрепко сжимая руку друга по несчастью, дружно с ним мотал головой. Причина же демарша, как сумел выяснить вызванный старшим Малфоем целитель Тики, была в том, что дети попросту боялись. Боялись этого помещения, боялись одиночества и ещё много чего. Итогом беседы стал вердикт, гласивший, что оба ребёнка будут наблюдаться при Св. Мунго, и дабы не расшатывать и так нестабильную после случившегося детскую психику, отправятся по домам. Услышавший сие Гарри вцепился в Драко так, что у старшего Малфоя не осталось выбора. Играющий чопорного аристократа, на самом деле он более всего на свете мечтал попросту прижать к себе своего единственного сына, и если ценой тому станет незапланированный гость, то так тому и быть. К тому же целитель Тики, видя тот уровень обоюдной поддержки, который демонстрировали дети, посчитал такое решение наиболее верным. Именно так Гарри Поттер и оказался в гостях в Малфой-мэноре.

Мальчикам было позволено всё, а на любые недовольства уже отошедшего от перманентного стресса главы семьи любящая мать и жена смотрела на него так, что они тут же снимались без малейшего пререкания. Хотя, надо признать, что дети не перегибали, и в основном их «хочу» касались либо музыки, либо желания погулять в саду. Инициатором почти всегда выступал Драко, но сама Нарцисса подозревала, что накрепко вцепившийся в своего троюродного кузена сын делит с оным кузеном сию долю пополам, а то, что слышно только и исключительно Драко, целиком и полностью заслуга немоты национального героя. В обмен на свою свободу и заступничество матери дети послушно глотали приносимые ею зелья, делали уроки и усиленно готовились к окончанию учебного года. Последнее выражалось в том, что пользующиеся неожиданно тёплой погодой мальчишки выбирались в находящийся при поместье парк и там, запасясь корзинкой с сэндвичами, штудировали учебники. Миссис Малфой не давила, но и спуску не давала, и именно поэтому Люциус отступил.

В итоге каникулы пролетели, как одно мгновение, а динамика восстановления обоих маленьких пациентов была признана удовлетворительной, следствием чего и стало их возвращение в школу. Мальчишки стоически переносили визиты в опостылевшее за месяцы заключения в собственном теле больничное крыло, а смилостивившаяся мадам Помфри старалась как можно быстрее покончить с необходимыми процедурами и отпустить явно нервничающих детей с Мерлином. Спустя три недели уставший успокаивать своих змеёнышей Снейп заприметил на своём уроке тот факт, что у младшего Малфоя при нарезке подрагивают руки, и получил в ответ на свой вопрос, что не может он успокоиться, потому что…

Дослушивать почему декан не стал и сразу после урока попросту обратился к мадам Помфри с просьбой о том, чтобы все необходимые зелья и рекомендации она передала ему, после чего клятвенно заверил, что за приёмом проследит, своего он таки добился. Два нервных, взрывающих котлы змеёныша ему было без надобности, и если ради крестника ему надо поить зельями ещё и этого совершенно неправильного Поттера…

В то, что Поттер именно что неправильный, преподаватель зелий окончательно уверовал ещё к середине прошлого учебного года. А уж когда оный Поттер переселился в столь любимые им подземелья и мало того, вот от слова совсем, не оправдал… ни тебе истерик, ни тебе драк — вообще ничего. Наипослушнейший студент, пример для подражания, талантливый музыкант и наравне с Драко и юной Гринграсс звезда как факультета, так и всей школы. Для себя Северус предпочитал считать, что мальчик целиком и полностью удался в Лили.

Второй год пришествия Поттера в Хогвартс ознаменовался сменой его имиджа. Выразилось это в том, что прежние очки поменялись на весьма и весьма элегантные прямоугольные. Тонкая оправа, облегчённые линзы. Эти очки были подарком мисс Кейн. Женщина посчитала, что дарить ещё один набор по уходу за инструментом столь аккуратному и бережному ученику какого-либо смысла нет, и примерно в это же время обратила внимание на то, что Гарри нет-нет да и приподнимает очки, при этом разминая переносицу. Именно итогом этих нехитрых манипуляций и стало то, что женщина озаботилась более удобной и лёгкой оправой для мальчика. И вот обновлённый и теперь уже от слова совсем не похожий на отца Гарри вернулся в Хогвартс. На приветственном пиру зельевару хватило одного единственного взгляда, и его словно прошибло молнией. Не отец и не мать, за слизеринским столом весело уплетающий десерт сидел никто иной как так давно позабытый им мистер Эванс, отец Лили, суровый военный, прекрасный семьянин и просто очень добрый мужчина, который когда-то нашёл в своём сердце кроху тепла и лично для него, Северуса. Всего лишь ободряющие слова, но он запомнил. Именно поэтому мрачный в большее время суток зельевар таки впрягся.

А тем временем совершенно незаметно подкрался июнь, а с ним выпускной и приуроченный к нему концерт. Закончившийся совершенно неожиданным фейверком, исполненным лично директором. Громадный, сияющий, сотканный из миллиардов волшебных искорок герб школы сформировался над озером, и все изображённые на нём существа поприветствовали собравшихся весьма и весьма искусной анимацией. Правда, изображённый на гербе Слизерина василиск трудами директора обратился в прекрасного водного дракона.

Драконоподобный житель океана, несмотря на кажущуюся неуместность, подобран был на совесть и так понравился собравшимся, что тех немногих, кто попытался было заявить, что директор подменяет их наследие, очень быстро заткнули. Впоследствии восхищённые представлением выпускники, студенты и их родители буквально завалили Хогвартс хвалебными письмами. Что лучше тысячи слов и извинений показало, что задуманное директору удалось. Углы сгладились, и о происшествии в стенах замка никто, по крайней мере прилюдно, не вспоминал. Воодушевлённые таким поворотом попечители быстро посовещались и выступили с предложением сделать эту анимацию постоянной, а профессор МакГонагалл расширила оное предложение и на первое сентября. «Ночное небо, огни замка, первокурсники, — говорила она. — Альбус, это будет прекрасно». Аргументов против ни у кого не нашлось, и, как следствие, первое сентября девяносто третьего стало началом сей славной традиции.

Ну, а пока ученики возвращались по домам, им ещё только предстояло рассказать родителям об устроенном директором шоу, распаковать вещи и, как и положено вернувшийся с учёбы магам хотя бы недельку, а лучше даже две, попросту отдохнуть. Именно этим и занимался вернувшийся в Литтл Уингинг Гарри, делал привычные поручения, играл на трубе и готовился к первому в своей жизни конкурсу. На последний его подписала мисс Кейн, и так как сам Гарри ничего против этой её идеи не имел… В общем, самое обычное лето самого обычного мальчика-музыканта.

А в то время, как юное дарование наслаждалось летом и относительной свободой, в магическом мире произошло то, что не происходило ещё никогда. Побег из самой неприступной и самой защищённой тюрьмы, какую только знала магическая Британия. Это считалось в принципе невозможным и, тем не менее, это было фактом. А в то самое время, как беглый, выглядящий, как измождённый каторжник, Сириус Блэк бежал в одном ему ведомом направлении, юный Гарри готовился к своему первому по-настоящему важному выступлению. Игра в Хогвартском оркестре в данном случае не засчитывалась, там, в Хогвартсе, всё было как будто бы не так. Буквально на йоту, на самую капельку и тем не менее все же не так. Но вот объявили его выход, и все ненужные мысли оказались где-то там.

Итогом выступления на все английском конкурсе юных музыкантов стало то, что Гарри занял почётное четвёртое место, а также получил специальный приз зрительских симпатий. Его игра оказалась до того заразительной, что овации не смолкали, и регламент выступления был нарушен более чем на минуту. Следствием чего и стал этот самый почётный приз. Зрители не оценили столь низкого решения почтенной коллегии и не разошлись до тех пор, пока не были услышаны. Сам же Гарри узнал об этом уже дома, известие о дополнительном призе догнало его уже на следующий день в музыкальной школе. Чек на внушительную, пусть и меньшую чем у основных призёров сумму, умопомрачительный, по крайней мере на вид, торт и, собственно, кубок. Растерянный юный музыкант изумлённо моргал, а щелкавшей вспышкой фотограф запечатлевал исторический момент. Поздравили и директора школы, и даже срочно вызванную по такому случаю Петунию. Последняя несколько смущённо улыбалась и, как могла, отвечала на вопросы прибывшего с представителем комиссии репортёра. Подобное внимание ей, разумеется, льстило, и именно поэтому полученный племянником кубок занял пусть и не самое видное, но вполне себе почётное место. Родственницу не смущало ни то, что племянник у неё не такой; ни то, что до этого она не сказать чтоб любила. Когда тебя показывают по ТВ, ставят в пример и вообще всячески хвалят… Одним словом, Петуния купалась в свалившейся на племянника известности, милостиво кивала соседям, а также уговаривала Вернона на то, чтобы слегка доплатить и таки отправиться на море.