Ты действительно здесь (гет)

За тем всхлипом сразу последовал еще один, а потом также третий и четвертый. Они все были довольно тихими, можно даже сказать, еле слышимыми, но в ушах Джинши они раздавались даже еще громче, чем до сих пор бушующая ночная гроза. И громче чем яростно дующий ветер и чем стук дождя по окну прямо рядом с кроватью.

Шокированный и чуть ли не парализованный Джинши наблюдал, как слезы Маомао беспрестанно текли по ее лицу. Он мог чувствовать, как некоторые из них попадали ему на грудь, пока остальные пропитывали простыни, на которых они оба лежали. На пару мгновений он не был в состоянии двигаться, а в его голове царила совершенная пустота.

От столь неожиданного вида ее слез молодой господин чувствовал себя совсем подавленным и беспомощным. Он абсолютно не знал, что делать, и ощущал, как к нему медленно, но верно возвращалась паника. Та от прошлого вечера.

— Маомао… Маомао! Что с тобой?!

Вдруг он очнулся от своего паралича и взял Маомао под коленями, собираясь поднять ее на руки и побежать вместе с ней к Суйрен.

Никогда в жизни он не находился в ситуации, где нужно было успокаивать плачущего человека, и поэтому чувствовал себя сейчас потерянным.

Но затем он внезапно остановился и опустил взгляд.

Тонкие пальцы Маомао схватились за его одежду. Будто она его неосознанно просила остаться на месте.

Поскольку нуждалась в нем.

Ее лицо было искажено от страдания. Джинши широко открыл глаза и рот.

А после этого он молча поднял правую руку…

…и дал себе мощную оплеуху.

Удар раздался громко и ясно по темному помещению.

Щека Джинши была красной и горела, но по крайней мере ему удалось снова прийти в себя. Он был зол. Зол на самого себя.

«Что я, к черту, делаю?! — возмущался он мысленно. —Я тот, кто должен утешать ее! Я! Я же только что пообещал быть рядом с ней, поэтому не могу просто так бежать к Суйрен, как только появится проблема! А то буду настоящим лицемером!»

Наполнившись новой решимостью, он прижал плачущую травницу еще крепче к себе и снова начал целовать ее и шептать ей ласковые слова на ухо. В надежде, что они достигнут ее.

— Тебе сейчас снится страшный сон, да? Бедняжка… Тсс, не бойся, никто тебе ничего не сделает. Я здесь и буду защищать тебя!

Она его уже столько раз успокаивала одним своим присутствием и была его опорой, поэтому сейчас настала его очередь стать опорой для нее.

Маленькие, дрожащие руки Маомао до сих пор отчаянно цеплялись за его одежду. Джинши положил свою собственную, большую и теплую, на одну из них и начал нежно гладить ее большим пальцем, как уже делал пару раз в прошлом.

Однако на этот раз не чтобы получить утешение, а чтобы подарить его.

Но ее хватка не становилась слабее.

Пытаясь подавить чувство тревоги, которое снова собиралось явиться, Джинши тяжело сглотнул и сделал пару глубоких вдохов. До него дошло, что ему сначала нужно было расслабиться самим, прежде чем заботиться о Маомао. А то как же ей успокоиться, если его сердце стучало как бешеное прямо возле ее уха?

В конце концов ему пришла идея. Прижимая руку к спине Маомао, он медленно и осторожно перешел в сидячее положение на кровати и снова посадил себе спящую травницу на колени, так, что она была прислонена к верхней части его тела. Она все еще всхлипывала, а ее мокрое от слез лицо было кратко освещено очередной молнией.

У Джинши сжалось сердце. Он сделал еще один глубокий вдох и взволнованно погладил ее по челке, прежде чем завернуть в одеяла и снова обнять ее.

Затем молодой господин слегка повернул голову в сторону, и его взгляд упал на оставшееся лекарство на столе. Может, стоило разбудить Маомао и дать ей выпить еще?

Но после некоторых размышлений он все-таки передумал, поскольку не знал, будет ли это правильным решением или нет. Ведь она была травницей, не он, а еще он ей уже дал одну дозу прошлым вечером. Может, еще одна будет передозировкой и причинит ей вред? А если разбудить ее, чтобы спросить, то она с большой вероятностью из-за своего нынешнего состояния не сможет дать ему ответ.

Итак, он решил лучше не рисковать, а просто пока продолжать утешать ее.

Он поцеловал травницу в нос и тяжело вздохнул, на секунду закрывая глаза.

Честно говоря, ему до сих пор было немного трудно поверить, что он на самом деле видел, как она плакала. Как глупо бы это не звучало. Ему это все казалось какой-то сюрреалистической картиной, чуть ли не галлюцинацией.

Молодой господин вздрогнул от этих абсурдных мыслей и покачал головой.

— Почему я вообще так удивлен? Ты ведь тоже всего лишь человек, — пробормотал он и положил щеку ей на голову.

Ведь Маомао тоже не была никаким сверхъестественным существом или чем-то в этом роде. Если не учитывать их статус, происхождение и другие подобные вещи, то они были оба всего лишь простыми людьми. И тот факт, что она не очень часто показывала свои чувства, совсем не означал, что их у нее не было. Люди имеют чувства, и люди плачут. Вот и все.

Поэтому у него действительно не было никакой причины так изумляться.

Так точно. Маомао сама сказала ему, что, все равно, что люди думали о Джинши и как они его называли, он не был никакой небесной нимфой, а человеком. И то же самое, естественно, можно было сказать о ней: насколько уникальной и особенной она бы ни выглядела в его глазах и как бы он секретно ни восхищался ее умом и храбростью, она тоже была всего лишь человеком.

И несмотря на то, что ему этот факт был вообще-то давно ясен и он часто отчитывал Маомао, когда она, по его мнению, заходила слишком далеко и рисковала собственным здоровьем, а, в случае потребления яда, даже жизнью, у него все-таки время от времени появлялось неосознанное впечатление, будто эта маленькая девушка была каким-то непоколебимым и непобедимым существом. Существом, которому никто и ничего не сможет причинить вред. Что, конечно, было совершенной ерундой…

Да, она была крепким орешком, это да, как ему удалось узнать со временем. Но непобедимой? Нет, еще чего.

— Знаешь, мне кажется, я кое-как понимаю тебя… — пробормотал он после какого-то времени и положил ей руку на голову, начиная гладить ее по волосам. — Ведь все-таки прекрасно знаю, что означает постоянно сдерживать свои чувства, поскольку, кроме Суйрен и Гаошуна, мои были совершенно никому не нужны. Всю жизнь я был вынужден вести себя как дворянин, а потом еще и выполнять роль красивого евнуха. Если делать такие вещи, то однажды придет день, когда уже станет невозможно плакать перед другими, все равно, сколько бы ты ни страдал. Или плакать вообще. Ты глотаешь и глотаешь слезы, пока не можешь больше терпеть. Возможно… с тобой происходит то же самое?

Молодой дворянин понятия не имел, сколько людей, кроме него, видели травницу в таком беспомощном и ранимом состоянии. Очень мало, предполагал он. Наверняка только те, кто вырастил ее…

Точно так как в его случае.

Он свою самую ранимую сторону тоже показывал только Маомао, Суйрен и Гаошуну.

Джинши чувствовал, будто понимал Маомао теперь лучше, чем когда-либо прежде. Можно даже сказать, что ее слезы открыли ему глаза.

Но несмотря на все это понимание он все равно еле терпел видеть ее такой.

— Не бойся, Маомао… Я здесь… действительно здесь…

Он не знал, ощущала ли она его присутствие во сне или нет, но очень надеялся, что ощущала.

Ее лицо было прижато к его телу, а ее слезы текли по его обнаженной груди.

Видеть ее больной уже итак было невероятно больно, но еще и видеть, как она плакала, и не знать, от чего она страдала и что ей сейчас снилось — настоящим адом. Джинши казалось, будто его сердце вот-вот обольется кровью.

— Все в порядке, Маомао… тсс… Ты больше не одна. Я с тобой.

Она приняла его самые человеческие стороны без всяких колебаний, поэтому он, естественно, должен сделать то же самое и принять ее. И он был более чем готов на это.

В этот самый момент они были не дворянин и простолюдинка, а также и не господин и служанка, а просто два человека, которые нуждались друг в друге.

Ощущая ее ускоренное сердцебиение, он прижимал ее к себе и убирал слезы с уголков ее глаз нежными поцелуями. Будто желал освободить ее от всего, что причиняло ей боль. Вытянуть ее из одинокой, страшной темноты и потянуть к теплому свету.

Его свету.

После какого-то времени Джинши наконец поднял голову и слегка сглотнул. А затем с легким румянцем на лице приблизился к ее уху, чтобы шепнуть туда прозвище, которое никогда не смел выговаривать вслух.

— Ты меня слышишь… Сяомао? Пожалуйста, позволь мне стать твоим якорем… хотя бы на эту ночь.

А на улице до сих пор бушевала сильная гроза, словно изображала борьбу внутри Маомао.

Пару минут спустя Джинши завернул Маомао еще немного поплотнее в одеяла, приподнял ее и в конце концов начал осторожно качать ее на руках, будто она ребенок.

— Тсс. Не плачь, моя маленькая… моя маленькая кошечка… не плачь, — шептал он ей между поцелуями.