Carry You Home (джен)

Оби-Ван проснулся от пронзительного шума в ушах.

У него было ощущение, что он плавает, хотя он смутно осознавал, что лежит на плюшевой кровати в... честно говоря, неизвестно где.

Где он?

Он пытается поднять голову, чтобы выяснить, где оказался (и вообще, живой ли он), но сразу теряет сознание.

_______________________________________________________________________

"Оби-Ван", — кто-то зовёт его из пустоты.

Он протягивает руку, но ощущает только воздух.

У него не остаётся выбора, кроме как бесцельно бродить во тьме. Через неопределенное время бездна окрашивается цветами, и он оказывается в Храме. Он не может точно определить, где, но место ему знакомо.

Вокруг никого нет, кроме знакомой фигуры, стоящей лицом к нему.

_______________________________________________________________________

Проснувшись в следующий раз, он уже точно знает, что жив, потому что мёртвому не может быть так больно. Ну, он на это надеется.

Ощущается запах... стерильности и бакты.

Значит, он в Залах Исцеления.

Оби-Ван преодолевает манящие объятия сна и открывает глаза, обнаружив белые стены, различные аппараты и тогруту, спящую в кресле, свернувшись калачиком и закутавшись в бордовое одеяло, от вида которого у Кеноби едва не наворачиваются слёзы.

Он помнит, как много лет назад подарил его Энакину на День Жизни. Он никогда не признавал этого, но всегда улыбался, когда видел, что его падаван пользуется одеялом. Похоже, зрелище его ученицы, которая пользуется им теперь, вызвало аналогичный эффект.

Тогрута шевелится, сонно открывает глаза и внезапно просыпается, заметив, что он смотрит на неё.

— Мастер Кеноби! — облегченно воскликнула она. — Вы проснулись!

— Похоже на то, Асока. Рад, что с тобой всё в порядке.

— Д-да. — Она настороженно и неуверенно смотрит на него.

Он оглядел оборудование, окружающее кровать, не обращая внимания на меддроида, снующего вокруг и проверяющего данные, корректируя их при необходимости.

— Как долго я был в отключке?

— Вы провели день в бакта-камере и ещё примерно два с половиной были без сознания, — ответила она. — Хотя Мастер Че думала, что вы пролежите так дольше.

— Ой, она прекрасно знает, что я всегда прихожу в себя раньше, чем она думает или чем ей бы хотелось, — усмехается Оби-Ван, замечая, что его собеседница тоже вяло улыбнулась.

Однако, встретившись с ним взглядом, она сразу перестала улыбаться и отвела глаза.

— Асока?

— Сила подсказала мне, где вас найти, — резко начала она, — и я к ней прислушалась, но...

— Но что?

— Вы... после... — она сомневается, говорить ли, всё ещё отводя взгляд. — Ваши глаза были жёлтыми, — пробормотала она наконец.

О, Сила.

— Асока, — выдыхает он, — я не... я не...

— Мастер, вы воспользовались Тёмной стороной.

Он забывает о физической боли из-за ужаса, сквозящего в её тоне.

Так и было.

Оби-Ван вдруг почувствовал себя отвратительным, грязным, его присутствие в Храме как мерзкое пятно на древних стенах.

Как Асока вообще его терпит?

Он здесь чужой.

Оби-Ван начинает выпутываться из одеял и проводов, но Асока останавливает его, слегка упираясь рукой ему в грудь.

— Перестаньте, — умоляет она, — вам нужен отдых.

Она помогает ему лечь и возвращается в кресло.

— Мастер Йода говорит, что павший на Тёмную сторону не может вернуться. Но ваши глаза опять голубые, и я не чувствую Тьму от вас. Хотя я так боялась потерять и вас тоже. — Она почти отчаянно схватила его за руку. — Вы же не уйдёте?

— Н-нет.

Он слышит её, но не может толком понять значения слов — его разум затуманен, а веки отяжелели.

Он просто сказал, что не уйдёт, не сможет...

— Всё в порядке, Мастер, вам нужно отдохнуть.

Оби-Ван смутно замечает, как Асока накрывает его бордовым одеялом, и снова засыпает.

___________________________________________________________

— Энакин, — мягко и неуверенно зовёт Оби-Ван.

Энакин оборачивается, но не отвечает, только безмятежно улыбается и берёт Оби-Вана за левую руку, поворачивая её ладонью вверх. В правой руке Энакина световой меч, который он с благоговением кладёт Оби-Вану в ладонь и так нежно сжимает рукоять в его пальцах.

Оби-Ван глядит на Энакина с немым вопросом, но его обычно болтливый ученик, мальчик, которого он знает едва ли не лучше, чем самого себя, хранит молчание.

__________________________________________________________________

Рексу с трудом верится в произошедшее: война закончилась; из голов клонов массово удаляют чипы; канцлер оказался долбаным Лордом Ситхов, совсем как Дуку.

Канцлер был предателем и обманщиком всё это время, и никто об этом не знал.

Но это означает, что миллионы его братьев сражались, проливали кровь и умирали на войне ни за что.

Значит, их жизнь была бессмысленной.

— Рекс.

Он поднимает голову и видит в дверях своей комнаты Коди, одетого в броню, кроме шлема, который он держит в руках.

— Коди, — приветствует Рекс, не отрывая взгляда от шлема.

Он думает о том, как шлемы защищали их. Вполне вероятно, они никогда больше их не наденут. Теперь он просто гражданский.

Рекс не знает, что и думать обо всём этом. Что его братья будут теперь делать? Что он сам должен делать? Целью его жизни было служение Республике — для этого его вывели и натренировали, и ему это нравилось.

Он был растерян.

— Рекс'ika.

Рекс вздрогнул и взглянул на Коди, который самодовольно уставился на него, скрестив руки на груди.

— Ты же знаешь, что я терпеть не могу, когда ты меня так называешь.

Коди пожал плечами и уселся на край кровати рядом с Рексом.

— О чём думаешь?

Рекс вздохнул, оглядев голубые глаза Джейга на своём шлеме. Он заслужил их в начале войны и с гордостью пронёс через множество сражений. Они были знаком храбрости, вызывающим уважение окружающих.

— Да много о чём, — рассеянно ответил он.

— Например?

— О канцлере, о Республике, об окончании войны.

— Рекс, — в голосе Коди появляется лёгкое раздражение, тон становится командирским, как кажется Коди, — хватит упрямиться, давай рожай.

Рекс знает, что от Коди так просто не отделаешься.

— Просто впервые в жизни я не знаю, что делать. Мы всю жизнь или обучались, чтобы сражаться за Республику, или сражались. Я больше ничего не умею. Я... в растерянности. То есть война — это, конечно, плохо, но, по крайней мере, у меня была цель.

Рекс не смотрел на Коди, но не вздрогнул, когда тот положил руку ему на плечо.

— Рекс, — заговорил Коди успокаивающим тоном, — я точно знаю, что мы никогда не были для джедаев пушечным мясом. Они нас не бросят, помогут нам.

— Да, но...

— Знаю-знаю, но коммандер Тано точно будет рядом, как и мой генерал, и другие братья, которые, вероятно, думают о том же, включая меня самого.

Рекс поднял на него удивленный взгляд.

— Серьезно?

Коди слегка усмехнулся.

— Рекс, я тоже уязвим.

— Знаю, но ты... выглядишь невозмутимым.

— Это потому, что я пообщался с братьями, а не сидел, закрывшись в своей комнате, как один мой знакомый капитан.

Рекс уставился на коммандера, лицо которого выглядело бесстрастным, но взгляд светился весельем.

Коди посерьезнел и покачал головой.

— Рекс, ты не одинок в своих сомнениях.

Рекс прислонился к его плечу, сопротивляясь желанию уткнуться лицом в грудь, как он делал, когда они были кадетами на Камино.

— ...просто мы всегда жили — и умирали — ради Республики. Не знаю... я не уверен... — он осёкся, не зная, как сформулировать вопрос.

Коди, похоже, понял его, но выглядел растерянным, что бывало не часто. Воцарилось комфортное молчание, после чего старший брат заговорил, слегка колеблясь, но решительным тоном:

— Полагаю, это означает, что теперь мы должны сами решать, для чего нам жить.

___________________________________________________________________________

Оби-Ван вздрагивает, когда храм загорается. Здание вокруг рушится, но их это разрушение не касается — они невредимы.

Храм исчезает, и они вдвоем остаются в знакомой бездне. Только это не зияющая пустота — вокруг сверкают бесчисленные огни разных размеров и цветов, являя взору захватывающее дух зрелище изобилия света и жизни в галактике среди кажущейся непроницаемой тьмы.

_______________________________________________________________________

Оби-Ван рад, что провёл в Залах Исцеления всего три дня, и его отпустили.

Убедив Асоку, что с ним всё будет хорошо, он направляется к своему нынешнему жилищу.

Он одновременно жаждет и страшится одиночества. Единственный человек, которого он хотел бы видеть рядом — причина принять этот вызов.

Сила, со дня смерти Энакина не прошло и стандартного месяца, а столько всего случилось: провалился заговор с целью похитить/убить канцлера (теперь, когда истинное лицо Палпатина открылось, Оби-Ван жалеет, что не позволил этому случиться, хотя и не знает, что бы за этим последовало); были убиты лидеры Сепаратистов; Лорд Ситхов раскрыт и уничтожен; Оби-Ван едва не пал...

Вот это последнее... несмотря на заверения Асоки, что она не ощущает Тьму, он чувствует, как она скребется внутри него, вопя от боли и ярости.

Сколько этот гной копился? Сколько времени потребуется, чтобы избавиться от него, и сможет ли он это сделать или придётся жить с ним до конца своих дней?

Означает ли это, что он больше не джедай?

Он отбрасывает беспокойные мысли — над этим он подумает в другой раз.

Сейчас перед ним стоит важная и сложная задача.

Он делает глубокий вдох и пытается быть благодарным за возможность дышать.

Вдох. Выдох.

Он вводит код на удивление уверенно.

Дверь открывается с тихим свистом, и Оби-Вана накрывает ощущением Энакина так сильно, что он почти передумывает.

Но нет. Он должен это сделать сейчас или не сможет никогда.

Только он может.

Самоконтроль возвращается к нему.

Оби-Ван делает первый шаг внутрь.

Затем ещё шаг, и ещё.

Вскоре его окружает Энакин, его жизненное пространство, вещи и привычки, которые раньше бесконечно раздражали Оби-Вана, но теперь он готов на всё, чтобы столкнуться с ними ещё хотя бы раз.

Воспоминания и чувства захлестывают его, как песчаная буря, и Сила отчаянно воет. Он чуть не упал на колени, но умудрился доковылять до дивана и рухнуть на подушки.

На столе перед ним куча инструментов и запчастей от дроидов, в которых Кеноби никогда даже не надеялся разобраться, как и в некоторых домашних заданиях Асоки.

Оби-Ван снимает с пояса меч Энакина и аккуратно кладёт его на стол, заваленный незаконченной работой.

Он оглядывает разбросанные предметы, берет гидроспаннер и две детали, которые кажутся подходящими друг к другу.

Возможно, если он закончит то, что начал Энакин, ему станет легче. Может, если он починит что-нибудь, то и сам перестанет чувствовать себя таким разбитым.

Он соединяет детали и скрепляет их гаечным ключом. Закончив, он ощущает удовлетворение, не соответствующее столь простой задаче. Осторожно кладет на стол свежесобранную конструкцию, после чего она разваливается.

Эта невозможность исправить что-либо, чувство собственной бесполезности, приходящее за ощущением, что ты разрушаешь всё, к чему прикасаешься, разбивает ему сердце.

Пустые и безжизненные комнаты наполняются резкими, душераздирающими рыданиями: Оби-Ван, согнувшись пополам, оплакивает брата, который так и не узнал, как сильно его любили.

__________________________________________________________________________________

"Этот меч — моя жизнь, — говорит Энакин, его голос отражается от несуществующих стен, — и я доверяю его тебе в последний раз".

____________________________________________________________________________________

Спустя некоторое время Асока застает Оби-Вана, свернувшегося на диване, с красными, но сухими глазами.

— Я бы хотела, чтобы ты сказал мне, — сказала она с мрачным одобрением.

— Сказал что? — спросил он ровным хриплым голосом. Он ощущал себя открытой раной.

— Что тебе было так тяжело.

Он поднял взгляд на неё. Было больно видеть нескрываемую печаль в её взгляде.

Она села на диван рядом с ним.

— Не думаю, что я это осознавал. — Он повернулся к ней лицом. — Я думал, что если буду притворяться, что мне не больно, то боль в конце концов уйдет. Не хотел признавать свои чувства, потому что тогда смерть Энакина ощущалась бы ещё острее. Но вместо того, чтобы исчезнуть, всё это просто... гноило.

Оби-Ван почувствовал, как невыплаканные слёзы жгут глаза.

— Извини, что не поддержала тебя.

Он судорожно выдохнул.

— Тебе не за что извиняться, Асока. Это, конечно, не имеет смысла, но я тоже прошу прощения. За всё.

— Я тебя прощаю. На самом деле, давно уже простила.

Он не знает, что на это сказать, и отвечает тихим "спасибо".

Они молчали целую вечность, а потом Асока вдруг сказала:

— Падме дала мне это.

Она порылась в кармане на поясе и протянула ему украшение, в котором он узнал медальон, надетый Падме на похороны.

— Я не знала, что Энакин был рабом, — пробормотала она, водя пальцем по вырезанным символам. — Мне сказала Падме. Я, в принципе, понимаю, почему он сам не сказал, но...

— Энакин не любил говорить о своей жизни на Татуине. Ему было нелегко адаптироваться в храме, и он очень хотел оставить эту травму в прошлом. Вероятно, не хотел, чтобы ты хуже о нём думала из-за этого.

— Я бы не стала!

— Я знаю. И он тоже.

Оби-Ван взял меч Энакина со стола. Он знает его не хуже, чем свой собственный. Это оружие было с ним, когда он одолел Сидиуса, хотя он никогда его не использовал.

Меч давал ощущение, что Энакин сражается бок о бок с ним, как обычно.

Оби-Ван взглянул на Асоку, которая, казалось, даже не удивилась, что меч у него.

— Знаешь, когда Энакин только стал падаваном, он всегда говорил, что станет джедаем и освободит всех рабов.

— ...и что случилось?

— Со временем он, похоже, потерял всякую надежду на осуществление этой мечты.

— О. — Асока задумалась. — Ну, может...

Оби-Ван наклонился к ней, побуждая её задать вопрос, но она отмахнулась рукой.

— Поговорим об этом потом. Я хотела спросить вас... — она замялась, глядя в пол.

— О чём, дорогая?

Она подняла взгляд, вид у неё был немного нервозный.

— Ну, Совет сказал, что я могу выбрать себе нового Мастера — да вы уже это знаете, вы же член Совета, — так вот, я хотела спросить... можно ли мне стать вашим падаваном? — она посмотрела на него полными надежды голубыми глазами, хотя сама буквально излучала тревогу.

Это ошеломило Оби-Вана: он знает, что она не хотела, чтобы он уходил, но даже после всего, что он сделал, Асока хочет остаться.

— Сочту за честь, Асока.

Она облегченно вздыхает — её опасения не подтвердились. Касаясь ладонью одной руки кулака другой, она склонила голову в знак благодарности.

— Спасибо, Мастер.

Оби-Ван ответил ей тем же жестом.

— Пожалуйста, мой падаван.

Они посмотрели друг другу в глаза и слабо улыбнулись. Мир стал чуть светлее.

__________________________________________________________________________________

Энакин отходит от него. Кажется, что он сияет даже среди мерцающих огней, но не обжигающим неистовством, которое было характерно для его присутствия в Силе, а мягкостью и покоем, напоминающим теплые объятия лучшего друга, ученика или брата.

Оби-Ван понимает, что это Энакин в своем лучшем проявлении, реализовавший весь потенциал — зрелище, недоступное миру живых. Это Энакин, собравший все свои части в мозаику, которая получилась намного более лучезарной, нежели отдельные фрагменты.

_________________________________________________________________________________________

Без Эни каждый день был тяжелым, но некоторые выдавались особенно нелегкими. Конечно, во время войны она часто беспокоилась за его жизнь, но всегда была уверена, что всё обойдётся.

Она больше не может успокаивать себя банальностями и малоэффективными упоминаниями его друзей и союзников, намеренно упуская из виду врагов, которых в два раза больше.

Энакин мёртв, и что бы Падме себе ни говорила, этот факт не изменится.

Бывают дни, когда она почти не может встать с кровати, а бывает, что ей хочется просто свернуться в клубок и плакать.

Но всё это ей недоступно, потому что у неё долг перед Республикой, жителями Набу и других систем, которые рассчитывают, что она будет представлять их интересы в Сенате.

Особенно сейчас, когда война окончена.

Из-за войны многие граждане как Республики, так и Конфедерации остались без жизненно важных ресурсов: еды, пригодной для питья воды, крова. Это если не упоминать невинных жертв перестрелок; многие потеряли своих родственников на войне, цель которой с каждым днём становилась менее ясной.

Этих людей бросили, не заметили в хаосе войны, но теперь, когда дым рассеялся, становилось всё более очевидным, что Сенат не выполнил свой долг, заключавшийся в служении народу.

Она вздохнула. Сенат не справился со многими обязанностями. В частности, они позволили Лорду Ситхов обрести такую власть.

Падме в своей обычной манере стала неотъемлемой частью устранения последствий войны, в результате чего оказалась заваленной документами, которые необходимо прочитать и подписать, и законами, которые нужно разработать и, как она надеялась, принять. Теперь, когда пост канцлера занимает её коллега и близкий друг Бейл Органа, ей будет гораздо проще получить одобрение своих программ.

Мягкий стук в дверь отвлёк её от кучи датападов вокруг.

— Войдите, — крикнула она, не отрываясь от работы, после чего осознала, что за дверью не Энакин: мало кто знает код доступа в её апартаменты.

С жалобным вздохом она встала из-за стола и направилась к двери. Открыв её, она удивилась: на пороге стоял Оби-Ван Кеноби.

Мастер-джедай выглядел... ужасно — даже хуже, чем когда они виделись в последний раз: бледное изможденное лицо, большие мешки под глазами. Однако в его взгляде был проблеск цели, чего она не видела с... ну, с тех пор.

Несмотря на несвойственный ему потрепанный внешний вид, у него, наконец, снова появляется взгляд Оби-Вана.

— Сена... Падме, — приветствует он, и, о, Сила, как устало звучит его голос.

— Оби-Ван, — отвечает она и отходит, приглашая его войти. Джедай проходит в квартиру. Его движения не столь лёгкие, как обычно, но чувствуется решительность, которая так напоминает ей целеустремленность Энакина, когда перед ним была поставлена задача.

Она задумывается, кто у кого перенял эту манеру.

Оби-Ван указывает на диван, вопросительно подняв бровь, и Падме согласно кивает.

Он скользнул к дивану, на котором они сидели в тот день, когда всё изменилось, и сел.

Падме садится на другой конец дивана и смотрит на него внимательно, но настороженно.

Она никогда не забудет, что он сказал, явившись к ней почти месяц назад — о неудавшемся обмане, который отнял жизнь.

Она не сможет этого забыть, но после долгих размышлений и самоанализа полагает, что сможет найти в себе силы простить.

— Ты знаешь, что канцлер был Лордом Ситхов, и... — Оби-Ван замолчал и опустил глаза. Он, кажется, собирался с силами, чтобы вновь встретиться с ней взглядом. — Ну, я полагаю, ты заслуживаешь знать, что случилось, и... я хотел попросить тебя кое-в-чем помочь, если ты не против.

Падме придвинулась к нему и взяла его за руку.

— Рассказывай.

Пока они разговаривают и составляют план, их дружба возрождается.

Проводив Оби-Вана, полная решимости, как и он, Падме на мгновение останавливается, чтобы поднять голову и подышать.

Она улыбается, чувствуя необычайную лёгкость, дышит корускантским воздухом и смотрит в небо — безоблачное и синее, как глаза Энакина.

Энакин мог называть её своим ангелом, но теперь он присматривает за ней.

____________________________________________________________________

Энакин Скайуокер, рыцарь-джедай, учитель, муж, лучший друг и брат, дитя Силы, благоговейно склоняет голову и тепло улыбается.

______________________________________________________________________

Всё спланировано, и каждый знает свою роль.

Все согласны, что это лучший способ почтить память Энакина.

Оби-Ван нервно теребил мантию, Падме просматривала свои записи уже в двадцатый раз, Асока донимала Рекса просьбами рассказать что-нибудь о солдатах.

Через некоторое время молодой наутоланин, стоявший на страже у дверей, крикнул: "Они готовы принять вас".

Вся компания собралась у входа, и дверь в Зал Совета открылась. Зал был освещен теплым, манящим сиянием утреннего солнца.

— Все готовы? — спросила Падме, высоко подняв голову.

— Всегда готов, — ответил Рекс, нервно переминаясь с ноги на ногу.

Асока бросила простое "ага", а Оби-Ван лишь кивнул, сосредотачиваясь на предстоящей задаче.

Все вместе они ступают в наполненный светом зал.

_______________________________________________________________________

"Спасибо, Мастер".

И он исчез.