От автора: Эта глава написана кровью.
Когда Консуэло наконец осталась одна, перед её внутренним взором вдруг живо предстали все эти картины… Она не сомневалась — этот человек воплотит свою угрозу. Такие как он злых слов на ветер не бросают — этот холодный, уверенный, прямой, пронзающий взгляд, проникающий насквозь… Он сделает для этого всё, преодолеет все препятствия. Да и какие препоны она может противопоставить ему — человеку, который почти в два раза выше и в несколько — сильнее её?..
Таким образом, нашей героине оставалось только молиться и надеяться на чудо. И ждать. Но чего? Неизбежности или чудесного спасения?.. Господи, и о чём она только думает? Кто здесь встанет на её защиту? Кто услышит её крики? Лишь такие же заключённые, как и она сама. Они ничем не смогут помочь ей. Да, они могут поднять шум, но кто будет слушать их, если все здесь в сговоре? А наша героиня не сомневалась — круговая порука в этих стенах начала править свой бал ещё за долгие годы до её появления здесь. Этот бунт будет подавлен самыми жестокими мерами, о которых Консуэло могла только догадываться. И вряд ли в этой тюрьме найдётся хоть один работник, отличающийся своим мировоззрением от этих несчастных и обозлившихся на весь мир людей. Иные не придут работать в такие места. А если таковые и сыщутся, то они даже не успеют попытаться что-либо сделать — так как будут выгнаны, а причина увольнения будет придумана молниеносно. Или их очень быстро склонят на свою сторону шантажом или подкупом.
Но что, если всё это будет пыткой? Заговором против неё с целью выведать все тайны и узнать имена тех, кого власть именует её сообщниками? Но нет, даже если так, даже перед лицом самых страшных истязаний она не выдаст остальных своих братьев и сестёр — ещё не попавших в эти мрачные и зловещие застенки. Пусть даже ценой собственной жизни и жизни их с Альбертом первенца. Она стерпит всё. Но не просить же Всевышнего об упокоении собственной души, будучи ещё живой?.. Словом, полное смятение овладело нашей героиней.
«А если это случится не единожды? Если этот человек будет приходить сюда каждый день? Тогда я не выживу… Он способен на всё, он воплотит все свои желания… Неужели же мне я закончу свой путь вот так, здесь — вместе с нашим неродившимся сыном? Неужели я заслужила это, господи? И чем согрешило дитя, что ношу я под сердцем? Неужели же ему суждено стать ангелом, что будет хранить нас с небес? А если я всё-таки выйду отсюда после всего, но всего прежде — после невосполнимой потери нашего первого ребёнка, смерть которого — если Альберта выпустят из каземата — мы будем оплакивать вечно — до конца наших дней — то какой я стану? Создатель, не дай моей душе ожесточиться — даже если у меня вследствие этой неимоверной бесчеловечности больше никогда не будет детей — и помоги Альберту простить этого изувера и принять меня такой, какой я буду и смириться с этим. Если же наш первенец выживет и появится на свет — я буду заботиться о нём более, чем о себе. Я воспитаю его так, как смогу. Я дам ему всё, что будет в моих силах. Убереги его от мученической смерти от голода и холода. Я сама буду недоедать — я привычна к этому — только чтобы он был жив. Я отдам ему всю свою одежду — только чтобы согреть его. Как бы ни сложилась моя судьба — дай мне сил принять свою участь без ропота и жалоб. Если же ему суждено умереть в этом каземате, не выдержав этого холода, скудного солнечного света и недостатка пищи — всего того, что так жизненно необходимо растущему организму — Альберт — коли господь помилует тебя — мы сможем жить вдвоём — я не знаю как, не знаю, где, не знаю, что мы будем делать, как станем добывать себе насущный хлеб — я не знаю ничего — но господь не оставит нас, коли мы приложим к этому все усилия наших рук, душ и сердец. Если этот человек сделает со мной то, чем угрожал мне — помоги мне забыть о том, что было со мной и, насколько возможно, сохрани мои здоровье и рассудок. И отплати ему за всё. Я же со своей стороны также приложу к этому все свои старания. И, если в результате одного из этих чудовищных актов во мне зародится новая жизнь — и пусть даже не однажды — я не стану даже думать об избавлении от этих божьих даров. Пусть все эти дети родятся здесь. Они будут так же святы, как и та душа, что живёт во мне сейчас и будут равны ей во всём, и потому удостоятся той же участи — моей беззаветной любви. Всё, что я смогу им дать — я стану делить меж ними поровну. Между нашим первым сыном и всеми последующими детьми не будет различий. Я выйду отсюда через пять лет — и, если тебя, Альберт, к этому времени уже не будет в живых, или же, если тебя уже подвергли казни — ибо твои деяния всяким судом будут сочтены несравнимо более преступными, нежели дела каждого из нас — твоих верных последователей, готовых во имя наших великих идей пойти за тобой в ад, в пекло, в преисподнюю — дай Всевышний, чтобы не одна, а за руку хотя бы с одним маленьким ангелом. Если же судьи оставят тебя в живых и когда-нибудь освободят, и хоть кто-то из детей, рождённых мной, останется в живых — пусть даже все они будут безнадёжно больны или истощены до полусмерти мучительными годами, проведёнными в этом плену — прошу тебя, прими всех этих безвинных существ. Мы сделаем всё, чтобы излечить их. Мы найдём самых лучших врачей. Среди наших братьев, оставшихся верными нашим идеалам, есть хорошие доктора, и мы обратимся к ним — коли хотя бы кто-то из них оставит стены тюрьмы, будучи живыми и в здравом разуме. Когда же все наши дети (да, я буду называть и считать и второго, и всех других — коим, быть может, суждено родиться в этих стенах — нашими — так как тому, кто будет являться их отцом по природе — они не будут нужны) подрастут и будут осознавать всё то, что происходит вокруг — мы расскажем им правду. Они поймут нас. Но я знаю, что истинным отцом они будут считать тебя — потому что если ты признаешь их — ты будешь им вторым и последним из всех родных людей на этой земле. Я, а потом и мы вместе научим их всем заветам и передадим служение нашей миссии. Мы не оставим никого из них на произвол судьбы — я и Альберт. Создатель, дай нам сил жить со всем этим и дальше нести наши святые заветы. Ну, а если этот изувер доведёт меня до того, что у меня случится выкидыш, или даже не однажды — если все мои дети погибнут, так и не родившись — то, молю, сохрани мне жизнь — пусть этот повторяющийся ужас не вырвет мою душу из этой земной юдоли. Коли же один, или несколько, или все из моих детей — появятся на свет бездыханными или не проживут и дня на этой земле — что ж, это будет высшим благом для невинных душ — не видеть тяжкой доли и унизительных страданий собственной матери — только не посылай им физических испытаний, а я — если так начертано на скрижалях моей судьбы — выдержу всё… Не дай этому извергу причинить боль нашим детям, а если он решит уничтожить их — ему придётся сначала убить меня — и я не сдамся просто так. Но, боже мой, коли же я останусь живой и смогу сохранить ясный разум — Альберт, увидимся, встретимся ли мы когда-нибудь не на небесах, но здесь, на земле?.. А если же, миновав порог этого каземата, я останусь в этом мире совсем одна — помоги мне поскорее уйти вслед за Альбертом — прошу, не заставляй меня страдать ещё сильнее — ибо больше не будет смысла в моей жизни…».