Тёмная сторона Луны (гет)

Примечания:

Музыка для главы:

"Nobody's Hero" от Rush, "Shattered" от O.A.R.

---

Снег сдувало с лобового стекла, пока я ехал по оживлённым улицам Торонто. Движение оказалось куда плотнее, чем я ожидал для такого позднего вечера пятницы — похоже, немногие канадцы горели желанием ехать в Штаты, чтобы попасть на распродажи после Дня благодарения.

— Поехали домой на такси, Мередит, — сказала одна женщина другой, стоя на тротуаре.

«Автобусы небезопасны», — подумала она.

Две закутанные фигуры ждали на углу — их, как и меня, задерживал светофор. Единственные пешеходы в этот промозглый вечер, их голоса смешивались с гулом машин.

— Отличная идея, — сказала Мередит, её взгляд скользнул по моему автомобилю.

«Жаль, он едет не в нашу сторону».

— Зацени тачку.

Они обе подошли ближе к обочине, чтобы заглянуть в салон через нетонированное лобовое стекло. Я отвернул лицо в другую сторону, моля, чтобы светофор скорее переключился. Зажатый в углу ожидающих машин, я не мог уйти от их взгляда.

«Посмотри на этот профиль», — подумала Мередит, мечтая прикоснуться к моему лицу. Другие пальцы прорисовывали мои черты, и щека загорелась от воспоминания.

«Не двигайся», — прошептала Белла, и тихий ритм её пульса сопровождал каждое слово.

Опасное воспоминание прервал голос другой женщины на тротуаре:

— Он, конечно, малость молод, но чёрт побери…

«Вот это я понимаю, подарок. Нам бы всем такой не помешал».

Её простодушный разум тут же перескочил на другое:

— Блин, а я ведь не придумала, что дарить остальным директорам — Джанне, Барб, Шерри и Камилле…

Мередит не сразу отреагировала.

«Повернись ко мне, тигр, хочу взглянуть на твои глазки…»

— Мы могли бы поехать в Баффало, заглянуть в «Галерею» — может, там что-то найдём, — проговорила она, когда, наконец, сменился сигнал светофора. — Эх, если бы у нас в городе было что-то… ну или кто-то настолько классный.

Она наклонилась вперёд, чтобы рассмотреть мои временные номерные знаки.

«Американец, конечно же…», — с тоской подумала она.

Я не сдержался и метнул в женщин злой взгляд, когда отъезжал, и их испуганные вздохи стали для меня наградой.

«Такой печальный», — подумала одна.

«Такие тёмные глаза… чистое одиночество», — добавила другая.

Жалость? Эти женщины бросили на меня один взгляд — и им стало меня жаль? У них нет ни малейшего представления… они как дети, которые считают медведей в зоопарке милыми, не понимая, что эти свирепые животные могут догнать, разорвать на части и сожрать человека за считанные минуты. А мне на расправу с ними понадобилось бы всего несколько секунд — куда меньше, чем длился этот сигнал светофора.

Моя незримая спутница вновь вмешалась:

«Ты всегда становишься раздражительнее, когда у тебя чёрные глаза», — небрежно заметила Белла.

Когда я припарковался, до меня дошло, что мой облик, должно быть, стал ещё мрачнее. Женщины не чувствовали страха — они увидели лишь ту утрату, которую я переживал. Я исчезал по кусочкам. Без Беллы я ничто и, похоже, теперь даже выгляжу соответствующе.

Она, конечно, возражала:

«Я уже упоминала, что ты очень хорошо выглядишь», — сказала она, а затем сонно добавила: — «Такой красивый».

Я покачал головой, отказываясь признать её слова, и вышел из машины. Глубоко вздохнул, вбирая в себя холодный ночной воздух, затем одним прыжком оказался на крыше ближайшего здания. Перепрыгивая с крыши на крышу в северном направлении, я тщетно пытался заглушить боль, запереть её где-то глубоко внутри, оставив только ярость и решимость. Мне нужно моё чудовище, нужна ненависть, если я собираюсь встретиться с Викторией и убить её. И этой ночью у меня лучший шанс сделать это.

После нескольких недель хаотичной охоты Виктория наконец вошла в некий ритм. Она начала держаться тёмных окраин крупных городов, сделав своим кормом бездомных, нищих и одиноких. После того как в Миннеаполисе её жертвой стал ребёнок, она насытилась на окраинах Чикаго, а затем двинулась дальше на восток, перейдя границу и охотясь в канадском Виндзоре. Следующая логичная остановка была здесь, в Торонто.

Её последние жертвы тоже были похожи: молодые проститутки. Первая была с клиентом, и оба пали жертвами жажды Виктории. Вторая оказалась одна, но конец у неё был столь же жестокий. Несчастные люди получили множественные переломы конечностей и рёбер, а у мужчины был ещё и переломлен череп. Как бы мне ни хотелось отплатить Виктории тем же, её ожидала быстрая смерть. Она не получит ни шанса сбежать, ни возможности укрыться от пламени, которое обратит её в пепел.

Надо отдать Виктории должное — с «остатками» она обращалась куда тщательнее, чем я ожидал. Почти все её жертвы были оставлены в проточной воде, что объясняло отсутствие крови в теле. Остальные — в дикой местности, где природа брала на себя ответственность за исчезновение жизненной влаги. Ни одна из её охот не вызвала подозрений насчёт причастности бессмертных, хотя многие человеческие подозреваемые были допрошены, а один даже арестован.

Убирать за Викторией я никогда не собирался; мною двигало лишь любопытство — хотелось узнать, к чему привёл её аппетит. Но в случае с арестом я всё-таки потратил время: сидел у полицейского участка в Миннеаполисе, пока не отыскал в общей какофонии мыслей нужного следователя. Зачем я это сделал, до сих пор не могу сказать. Но я ждал часами, сидя в машине в тёмном углу парковки, вслушиваясь в поток размышлений и догадок, витавших внутри здания.

Удивительно, но моя призрачная Белла в тот раз почти не нарушала молчания. Она знала, но не говорила, зачем мне нужно было заняться этим странным делом.

«Мне сказать «веселись» или это неуместно?» — спросила она, глядя на меня через бесконечно широкий стол в кафетерии, когда я моргнул.

Я не смог сдержать улыбку — точно так же, как в тот день, когда услышал эти слова.

— Нет, «веселись» подходит как нельзя кстати, — повторил я вслух.

«Ну тогда веселись», — сказала она, и хотя её образ остался со мной, она больше не заговорила.

Будто я сам вошёл в здание, я начал с мыслей дежурного на ресепшене.

Довольно приветливый парень, он спокойно направлял встревоженных, потерянных и неосведомлённых в нужные кабинеты. Поступило несколько звонков по поводу ареста, и я узнал, что смена ведущего следователя начинается в полдень — оставалось всего несколько минут.

С портфелем в руке тот самый коп, которого я ждал, вошёл через те же двери, что и остальные. Дежурный на входе поприветствовал его рукопожатием, поздравив с тем, что он убрал с улиц ещё одного убийцу. Обменявшись парой формальных фраз, детектив устроился на своём месте, а я чуть выпрямился в тёмной машине.

Это дело было для него приоритетным — оно возглавляло его текущий список, и в первую очередь он решил снова допросить подозреваемого. Он позвонил в изолятор, находившийся за зданием полицейского управления, и приказал перевести задержанного в одну из комнат для допросов.

Найти хоть одну виновную мысль в многоэтажной тюрьме было почти невозможно, но, оставаясь «на волне» мыслей полицейского, я мысленно проследовал за ним через улицу в здание, кишащее мерзостью. В голове моего провожатого не возникало других мыслей — он был настроен довести дело до конца и добиться, чтобы подозреваемый оказался за решёткой. Войдя в крошечную безликую комнату, он не сомневался в виновности сидевшего напротив мужчины, но улик было слишком мало. Ему нужно было чистосердечное признание, и он с трудом сдерживался, чтобы не выбить его силой.

Пока полицейский продумывал линию допроса, я переключился на мысли человека в оранжевом, сидевшего напротив. Мысли подозреваемого были самодовольными: «Вы ничего на меня не повесите, я этого не делал».

Допрос начался с простого: «Где вы были в…» и «Кто вас там видел…». Подозреваемый, разумеется, был невиновен в убийстве, за которое его арестовали, но по мере развития разговора я понял то, что и надеялся услышать.

— Хорошо, — продолжил коп, подводя преступника. — Может, ты и не убивал Дэвида Рейнолдса, а как насчёт Мисси Уилсон? — он бросил на стол новое фото.

Заключённый уставился на фотографию юной девушки, распростёртой на другой, проросшей травой обочине, — и его невиновность исчезла, сменившись наработанной маской, которую я сразу узнал. Убийца тщательно скрывал удовлетворение от следователя, но я видел всё. Пока он отрицал причастность ко второму преступлению, у меня сжался желудок: я наблюдал, как он вновь переживает последние минуты жизни девушки, слышал, как он её оскорбляет, как возбуждается от её страха и испытывает высшую эйфорию, когда закалывал её насмерть.

Но маска подвела, и я завёл машину. Коп увидел достаточно, чтобы почувствовать правду, и стал давить ещё сильнее, расспрашивая о жертве Виктории. К тому моменту, как я уехал, преступник не выдержал: он сломался, признался в убийстве девушки — и в других, — но наотрез отказался брать на себя убийство, совершённое Викторией. Нет, за её преступление должен ответить действительно виновный. Я уехал, испытывая странное удовлетворение.

Остальные жертвы Виктории так и остались нераскрытыми делами, но, поскольку они не принадлежали к «приличному обществу», их исчезновения никто особо не заметил. Я спрыгнул на тротуар и направился к цели, сквозь людской поток мыслей, стремительно несущийся мимо, как бурная канадская река. Эти люди были такими же одноразовыми — по крайней мере, в чьих-то глазах.

Найти тёмную сторону Торонто было несложно: стоило лишь пролистать сводки по убийствам — и вот я уже кружу по району, известному лишь пересечением улиц: Джейн и Финч.

Многоэтажные кондоминиумы возвышались над перекрёстком, вмещая тысячи потенциальных жертв для Виктории. Но я был уверен — охотиться прямо в зданиях она не станет. Её неизменно жестокий способ утоления жажды исключал этот вариант: при таком количестве возможных свидетелей всего в нескольких метрах убивать приходилось бы быстро и бесшумно — а на такое я её пока не видел способной.

Погружаясь в поиски, я становился охотником, обострял чувства, очищал разум. Я не мог полностью отдаться зверю внутри — мне тоже нужно было остерегаться наблюдателей. В дикой местности, в глуши, меня почти ничто не ограничивало. Здесь же за каждым поворотом могли быть глаза, и я не имел права на малейшую потерю контроля. Хотя я и игнорировал жгучую жажду, чудовище во мне всё ещё выжидало момента, чтобы вырваться наружу. А этот район слишком напомнил мне те, где я сам когда-то выслеживал добычу.

Вечно присутствующая Белла спросила:

«А на это я могу посмотреть?».

И сейчас, как и тогда, я ответил:

— Ни в коем случае! — и мысленно умолял свою Беллу позволить мне завершить это жестокое дело без её вмешательства.

«Тогда потом», — прошептала она.

Я расширил радиус поисков, держа небоскрёбы в центре круга, прислушиваясь, всматриваясь, вдыхая запахи. И наконец уловил её сладкий аромат — оставленный совсем недавно, поверх свежего снежного покрова. Ненависть оттеснила все остальные мысли, кроме одной: Виктория где-то рядом.

Она шла по этой улице вдоль зданий. Слева поднимались кондоминиумы, а справа располагался небольшой торговый ряд с мини-маркетом и магазином табачных изделий. Я направился именно туда.

У входа в «Mo’s Smokes» собралась группа мужчин — прямо на пути, по которому вёл аромат Виктории, — и мне пришлось обойти их стороной. Я уже начал улавливать более слабый след на севере, когда разговор этой компании привлёк моё внимание.

— Ты бы видел её, чувак, она была огонь. Пылающие волосы и такие дикие красные линзы, — в мыслях молодого темнокожего парня возник образ вампирши, которую я разыскивал.

— Да ну, ври дальше.

— Серьёзно. Она стояла прямо там, где ты сейчас, — говорящий взглянул на часы. — Мне пора, если хочу её догнать.

— Где встречаешься с ней? — спросил кто-то ещё, явно не веря ни единому слову.

— В «Тимсе», возле парка Фаунтенхед, — в его голове промелькнул образ Виктории, идущей по улице на запад. Но картинка расплылась: парень был далеко не трезв.

Разрываясь между сомнениями, я всё же решил проверить его слова и обогнул группу по дуге, бесшумно следуя по гораздо более отчётливому следу в указанном направлении.

— Как думаешь, она будет не против, если ты приведёшь друга? — новый голос принадлежал тому, чьи намерения были все, кроме благородных.

Мои челюсти сжались — передо мной стоял закоренелый сексуальный преступник. Я даже на секунду задумался, не позволить ли Виктории разобраться с ним прежде, чем я доберусь до неё сам.

— Да ну, Дэрил, пошли. Будет весело, — он мельком сравнил свои данные с внешностью приятеля и решил, что у него шансов с Викторией всё равно больше.

Они отделились от остальных и направились прямо ко мне.

Растворившись в тенях, я остался незамеченным, пока мужчины проходили мимо. Я бросил мысленную сеть, вслушиваясь в сотни голосов, ища высокий, пронзительный тембр Виктории — но ничего даже отдалённо похожего. Это заняло чуть больше времени, чем я рассчитывал: когда я вернулся вниманием к тем двоим, они уже отошли на пару кварталов.

— Вот она! Эй, детка, это я! — крикнул пьяный.

Я посмотрел его глазами и увидел женщину с пылающими рыжими волосами в длинной шубе, идущую перед ним. Шубу я узнал: по сообщениям в новостях, она принадлежала последней жертве Виктории.

Но с волосами было что-то не так. Цвет — на полутон темнее, чем я запомнил, и гораздо более кудрявые. И, главное, я всё ещё не слышал мыслей Виктории.

Я догнал мужчин как раз в тот момент, когда из какофонии голосов поднялись мысли женщины.

«Чего он от меня хочет?» — она повернулась, и я увидел её тёмную, шоколадную кожу — и понял, что меня провели.

— Ты кто? — спросил подвыпивший человек, быстро оценивая взглядом женщину.

Дэрилу, хищнику, было плевать, кто она.

— Классная шуба, — пробормотал он и тут же представил, как валит её на мех, прижимает к земле, пока она вырывается у него в руках.

— Спасибо. Это подарок, — усмехнулась женщина, проститутка, вспоминая, как видела, как Виктория бросила эту шубу у угла здания кварталом дальше, а затем исчезла.

Это была ловушка. Ложный след. Но зачем? Знала ли Виктория, что я настиг её? Или пыталась сбить с толку человеческие власти? Тот другой запах, едва уловимый… должно быть, это и был её настоящий путь. Она ускользнула, оставив отвлекающий манёвр…

Крик оборвал мои размышления.

— Утащи её туда, — сказал трезвый мужчина, едва сдерживая возбуждение.

«Кричи ещё, детка», — подумал он.

— Вот, возьмите мою сумочку, — взмолилась она, роняя её на землю.

Её разум захлестнул бессловесный ужас, когда она заметила вспышку лезвия в руке Дэрила. Она не успела закричать снова — мужчины втолкнули её за здание.

Я остался на месте, уверяя себя, что просто продумываю дальнейшие действия. Но всё моё внимание было сосредоточено на этой троице.

Как только они скрылись из виду с улицы, пьяный утратил интерес к проститутке и вместо этого поднял её сумку. Он осел рядом с мусорным баком, с довольным видом начал её перебирать, пока его приятель издевался над женщиной, упиваясь её страхом.

— У меня слабость к рыжим, — прошептал Дэрил ей на ухо.

Я не должен вмешиваться — это человеческое преступление. Мой взгляд зацепился за телефонную будку через улицу. Один звонок в 911 — и смертные пришлют помощь, в которой нуждается эта женщина.

В темноте вновь раздался крик.

«А вдруг она — чья-то другая Белла?» — прошептало прошлое.

Но вместо боли воспоминание подпитало моё внутреннее чудовище. Палач… Но это не моя битва. Мой путь лежал позади, всё больше теряясь под падающим снегом.

Женщина почувствовала, как хватка Дэрила ослабла, и задумалась о побеге. Но тут же отбросила эту мысль — ей не пришло в голову, куда можно было бы бежать. Вместо этого она начала отмечать в уме слабые места нападающего.

«Глаза, пах, нос», — подумала она, и я замер. Всё это было слишком знакомо.

— О чём ты только думала? — спросил я, не ожидая ответа, который получил.

Голос Беллы был жёстким:

«Собиралась всадить ему нос в черепную коробку».

Дэрил замахнулся ножом, угрожающе водя им перед лицом женщины. Мне бы потребовалось меньше секунды, чтобы обезоружить его и всадить лезвие ему в сердце. Или чтобы срезать с него лицо. Пять секунд — и он был бы исвежёван заживо.

Но это не моё дело — времена мстителя давно прошли. Я отвернулся, пытаясь заглушить то, что происходило за магазином, пока не нахлынули новые воспоминания.

В ответ мысли в моей голове стали громче.

«Ты даже не попыталась убежать?»

«Я часто падаю, когда бегу», — прошептала Белла у меня в голове.

Следующие слова Дэрила предрешили его судьбу.

— В тебе есть задатки бойца, да? Эй, Рэнди, а она смелая.

В тот же миг я вновь оказался на другой улице, в другом городе, напротив другого преступника, который подумал почти то же самое: «Эта смелая. Может, и к лучшему… поборется хоть».

— Не подходи ко мне! — закричала женщина, в точности повторяя слова Беллы.

Я даже не понял, что двигаюсь, пока из плеча Дэрила не раздался громкий хруст. Не задумываясь, я перемахнул через здание, схватил нож вместе с рукой, что держала его, и выкрутил её за спину, одновременно вывернув плечо.

Он закричал, и я с удовлетворением впитывал этот звук.

— Ты заслужил долгую, мучительную смерть, — прошептал я ему на ухо, чувствуя, как его бешено колотящееся сердце поднимает волну яда к моим губам.

«Ты в порядке?» — спросила Белла в моей памяти хриплым голосом.

Как и тогда, её образ усмирил мой гнев — ровно настолько, чтобы убийца во мне отступил.

Собрав последние крохи человечности, я швырнул подонка в сторону улицы, вместо того чтобы размозжить ему череп об кирпичную стену. Женский вздох за спиной напомнил мне, что я здесь не один.

Мои руки… Я уставился на свои белые пальцы, поражённый жаром, впитавшимся в них от кожи мерзавца. Ощущение быстро рассеялось, но его сменила физическая боль. Последним человеком, к которому я прикасался до него, была Белла.

Как всегда, горло жгло, но теперь этот огонь не пробуждал неистовую жажду, он лишь раздувал воспоминания о Белле. Ни один из этих людей даже близко не пах так привлекательно, как она, но они напоминали, как сильно я жаждал её — её крови. И всё же это жжение было благом: оно означало, что она жива и остаётся человеком. Мои мучения — цена её спасения, как и моё отсутствие.

— Кто… что ты такое? — глаза женщины распахнулись, наполненные странной смесью облегчения и ужаса. В голове она перебирала комиксы, которые видела на столе у племянника.

Я не супергерой.

— Уходи, — отрезал я и отступил в сторону.

Дэрил уже прихрамывал прочь, за ним шатался его подвыпивший дружок.

Она поспешила мимо, задержавшись, чтобы собрать рассыпавшиеся вещи. Не сводя с меня взгляда, судорожно запихивала их в сумку, по карманам — куда угодно, лишь бы побыстрее. Застыла лишь на мгновение, осознав, что все её деньги исчезли.

— Вот, — сказал я, протягивая ей горсть купюр. — Вон едет такси, если поторопишься — успеешь.

Фальшивое пение водителя почти заглушало его бессвязные мысли.

Женщина нахмурилась, но быстро выхватила деньги.

— Эм, спасибо, — пробормотала она и бросилась прочь.

Когда я снова остался один, я услышал не шёпот Беллы, а голос Карлайла.

«Так много сострадания, так много сдержанности».

Но даже в моём воспоминании он умудрился задеть за живое.

«Она очень хорошо влияет на тебя, да?».

— Она проститутка, — отрезал я, нарочно извратив смысл его слов.

Но Карлайл, как будто стоя рядом, продолжил:

«Ты должен вернуться к Белле».

Раздражённый издёвками собственного разума, я подхватил мусорный бак, размером с небольшой автомобиль, развернулся и с грохотом впечатал его в кирпичную стену. Обломки глины и мусора разлетелись вокруг, пока я изо всех сил сдерживал желание сорваться с места и броситься к ней — пешком, если понадобится.

Белла, мой магнит для неприятностей, уже попадала в такую ситуацию — могла ли она привлечь к своей двери ещё больше смертоносных тварей?

«Ты опасный?», — напомнила она мне. — «Но не плохой».

Наконец-то воспоминание, которое помогло. Я действительно представляю для неё наибольшую угрозу — если не считать Викторию. Моя добыча всё ещё где-то рядом, она и опасная, и по-настоящему плохая. Ложный след Виктории мог бы сбить с толку человека, но когда я подошёл к пустующему углу рядом с табачной лавкой, мне не составило труда уловить её запах. Она умрёт. Скоро.

Прежде чем Белла из моего сознания успела наполнить меня новыми воспоминаниями, я позволил запаху поглотить меня и пошёл по следу, ведущему на север. Искать в городе сложно — бетон и асфальт не удерживают запах Виктории так, как это делают лесные тропы, — но после нескольких потерь и находок след вывел меня к сельской местности, и аромат усиливался с каждым деревом, с каждым чахлым кустарником, мимо которого она проходила.

Она вела меня на север, но я понял, что шум шоссе не стихал ни на минуту — дорога была где-то совсем рядом. Похоже, Виктория использовала её как ориентир. Когда замелькали огни ещё одного, меньшего по размеру города, её след свернул на запад, пересекая шестиполосное шоссе. Тропа вела не в центр, а в обход, словно Виктория намеренно избегала людей. Я начал подозревать, что это очередной обман — её жажда должна была достигнуть пика, я почти уверен, что она не питалась уже как минимум неделю. Но запах становился всё сильнее, и я позволил ему вести меня дальше.

Поля сменились голыми деревьями и замёрзшими прудами, и я ускорился ещё сильнее. Виктория продолжала двигаться вдоль шоссе на север, пересекая его несколько раз, будто намеренно избегала крупных водоёмов. Логика её поступка ускользала от меня — почему бы просто не переплыть и не стереть след полностью? Да, в такую погоду промокнуть было бы не слишком приятно: одежда замерзала и ломалась, будто стекло. Но она могла легко украсть новую. Единственный вывод, к которому я пришёл — ложный след в Торонто был оставлен для человека. Виктория даже не догадывалась, что её преследует другой вампир. Она могла позволить себе небрежность. Тем лучше для меня.

Наконец она свернула на восток, в совершенно безлюдную местность, и я снова не мог понять её намерений. Куда она направляется? Её запах сильнее, чем когда-либо — с момента её появления здесь прошло максимум час-два. С ним смешивался ещё один — тягучий, звериный, знакомый мне: лось. Нет, она не могла преследовать животное, проигнорировав столько лёгкой человеческой добычи.

След Виктории и лося разошлись, и я решил, что их пересечение — просто совпадение. Эмметт бы покрутил пальцем у виска, если бы знал, что я проигнорировал лося, но я не позволял жажде сбить меня с пути — не сейчас, когда был так близко.

Я задумался, где сейчас мой брат. Вернулись ли они с Розали на День благодарения? Эсме не устраивала особых торжеств в этот праздник, но всегда находила минуту, чтобы побыть с каждым из нас наедине и выразить, как она рада, что мы часть её семьи. В этом году моим «моментом» стало текстовое сообщение. Я боялся говорить с ней, боялся услышать разочарование и печаль в её голосе, так что был благодарен за эти простые, сдержанные слова, в которых она желала мне всего доброго и надеялась на моё скорое возвращение. И всё же… мне было так больно. Я скучал по своей семье больше, чем ожидал.

Пока моя семья, скорее всего, охотилась — в случае Элис за выгодными покупками — Белла, вероятно, проводила праздник со своим отцом. Готовила ли она для Чарли грандиозный ужин? Может, уехала к матери, подальше от промозглой сырости, которую так ненавидела. Но тут в голову закралась другая мысль: а вдруг она проводит День благодарения с кем-то другим — с тем, кого выбрала вместо меня? Наверняка, как только распространились слухи о том, что Каллены уехали, половина парней из школы Форкса выстроилась в очередь у её дверей.

Рычание вырвалось у меня невольно, растворяясь в тишине леса. Я напомнил себе, что хотел для неё счастья. А значит — и любви к другому. Где-то вдалеке завыл койот. Но ещё хуже, подумал я, если она проводит этот день в резервации с Блэком и его невежественным щенком.

Отвращение от этих мыслей резко вернуло меня в реальность. Я глубоко вдохнул ледяной воздух — и позволил следу Виктории вести меня дальше. Мёрзлый ветер принёс с собой запах свежей человеческой крови, и я отшатнулся. Горло вспыхнуло огнём: одним-единственным вдохом я уловил следы трёх разных людей, один из которых выделялся особенно. Ни один из них, конечно, не мог сравниться с притягательностью крови Беллы, но вкус напомнил мне отголоски того невыразимого блаженства, которое я испытал, когда её совершенная кровь коснулась моих губ.

«Спасибо тебе, Эдвард», — сказала она тогда, после того как я чуть не убил её.

Воспоминание мигом превратило наслаждение в отвращение.

Свет выдал место преступления, а тишина сказала мне, что я опоздал. Я вытянул свой мысленный слух в поиске хоть какого-то разума, но в ответ получил лишь ту же пустую, безмолвную тьму. Виктория насытилась и ушла.

Двухэтажный фермерский дом стоял в центре поляны, зажатый между двумя голыми деревьями и несколькими хозяйственными постройками. Через распахнутую дверь я заметил бесформенное тело, но не стал проверять — очевидное отсутствие жизни говорило само за себя. Здесь уже некого спасать.

Я обогнул край поляны, пытаясь найти, где Виктория покинула место. Единственные свежие следы вели туда же, откуда я прибыл, но она вполне могла выбрать иной путь для бегства. Открытые ворота гаража оказались самой явной подсказкой. Я заметил быстро исчезающие босые следы, ведущие от дома к навесу. Чёрт возьми. Я разминулся с ней всего на несколько минут.

Пустой гараж подтвердил мою догадку — Виктория угнала машину. Неужели именно в этом и заключалась цель её долгого пути в эту глушь — найти транспорт, исчезновение которого не вызовет подозрений?

Снег усиливался, уничтожая и без того ничтожный шанс отследить автомобиль, и я вновь повернулся к дому. Осматривать последствия её трапезы не входило в мои желания, но если бы мне удалось выяснить марку и модель машины, я мог бы подключить к делу человеческую полицию — разумеется, без их ведома. Если Виктория пересечёт границу, система распознавания автомобилей засечёт её, и с небольшой помощью со стороны… скажем, некоторых навыков взлома, я смогу перенаправить уведомление на себя.

Я поднялся по нескольким ступенькам на крыльцо и бесшумно вошёл в дом. Первое тело лежало сразу у входа, брошенное на груду зимней одежды, оставленной у двери.

Глаза мужчины безжизненно смотрели в потолок; лицо было изуродовано, но в целом сохранило узнаваемые черты. Шея была разодрана так жестоко, что ни один человек не смог бы определить, какое именно животное могло нанести такую рану, — но отсутствие крови на теле и вокруг него выглядело бы подозрительно даже для самого невнимательного следователя. У подножия лестницы лежало ружьё двенадцатого калибра. Видимо, Виктория выманила одетого в пижаму мужа вниз, прежде чем лишить его жизни. Он не успел пострадать так сильно, как некоторые из её прошлых жертв — похоже, её жажда была слишком сильной, чтобы подолгу играть с ним. Сомневаюсь, что она оказала такую же любезность своей второй жертве.

Запах крови тянулся сверху, смешиваясь с цветочным ароматом, но я проигнорировал его, решив сначала обыскать первый этаж. Если найду то, что нужно — не стану подниматься дальше.

Через несколько минут я перебрал все ящики и шкафы, но ничего похожего на документы, где могли быть указаны марка или номера машины, не обнаружил. Единственной зацепкой стала фотография новенького пикапа на дверце холодильника, за рулём — юная девушка с тёмными волосами. Возможно, именно этот пикап Виктория и угнала.

Собравшись, я поднялся по лестнице. Запах крови настораживал — не только из-за обострившейся жажды, но и из-за своей интенсивности. Виктория обычно осушала жертв досуха, не оставляя ни капли. Но чтобы запах был такой насыщенный, должно было остаться как минимум литр-полтора. Я невольно поморщился, представляя, что она могла сделать с человеком, чтобы напрасно пролить столько крови.

Я поднялся по лестнице и сразу увидел женщину — вероятно, жену убитого внизу мужчины. Она лежала на полу спальни в конце коридора. С этого расстояния казалось, что она даже не слишком пострадала — руки и ноги были целы. Если бы не характерный аромат Виктории, доносившийся до меня, я бы мог поклясться, что эти убийства совершил кто-то другой. За телом стоял письменный стол, и у меня появилась надежда — возможно, там я найду нужную информацию.

Когда я направился в сторону главной спальни, из-за закрытой двери послышался звук капающей жидкости. Достаточно было одного вдоха, чтобы понять: за этой дверью находится основной очаг крови. Оттуда же тянуло цветочным ароматом с примесью жжёного воска. Один из запахов этой смеси задел мою память, и я тут же задержал дыхание, не желая узнавать, что именно он мне напоминал.

Мягкий, мерцающий свет, просачивающийся из-под двери, подтвердил наличие огня в комнате, и моё любопытство усилилось. Запах, тёмные волосы на фото, найденном внизу, — всё это вновь всколыхнуло пустоту в моей груди, словно она пыталась затянуть меня в прошлое. Я намеренно вызвал в памяти образ с красными глазами и растрёпанной рыжей копной волос — и боль сменилась яростью. Вся моя боль, эгоизм, отвращение к себе хранилось в этой бездне и были готовы излиться на исчадье ада по имени Виктория.

Собственный план мести и насилия испугал меня, и я прошёл мимо комнаты, сосредоточившись на поиске. Осторожно перешагнув через тело женщины в спальне, я начал обыскивать письменный стол. У неё тоже было разодрано горло, но глаза мирно закрыты. Видимо, Виктория была настолько голодна, что избавилась сразу от двух жертв, не сломав им и пальца.

Не найдя в себе энтузиазма расправиться с ней так же «мягко», я погрузился в бумаги. Среди телефонных счетов и налоговых деклараций я нашёл страховой полис, в котором содержалась вся необходимая информация о новеньком синем «Шеви Сильверадо», включая номерные знаки. Вернувшись в Торонто, первым делом я намеревался проверить, насколько защищены серверы пограничного контроля. Аккуратно вернув все документы на место, я направился обратно по коридору.

Капли теперь падали лишь раз в восемь секунд, и я замер у двери. У меня не было никакой необходимости видеть последнюю жертву Виктории — всё, что требовалось, я уже узнал. Но пламя по ту сторону не усилилось, и меня это насторожило. Неужели её план замести следы провалился? Пожар мог бы уничтожить все улики, но почему она не осталась чуть подольше, чтобы убедиться, что огонь выполнит свою работу?

Проклиная себя, я медленно открыл дверь и застыл. Именно здесь Виктория дала волю своей тяге к насилию — и следы этого были разбрызганы повсюду в крошечной спальне. Кровь достигла всех розовых стен, попала на фотографии, одежду, книги. Жизнь покрыла жизнь — окрашенные в багровый, тривиальные детали существования этой девушки были пропитаны единственным, что придавало ему форму, смысл.

Жестокость сцены заставила меня ахнуть — я вдохнул аромат кленово-сладкой крови девочки-подростка и дым от единственной свечи, горящей на столике рядом с ней. Мой взгляд скользнул к керамической чаше, в которой почти не осталось воска. Пламя задело лежащую рядом стопку бумаг, но не смогло распространиться, как было задумано, и обугленные края топлива оказались вне досягаемости огня. В горле у меня разгорелся другой огонь — разжёг его запах фиолетового воска…

Лаванда…

Дым струился вверх от свечи ко мне, и ещё один аромат — или это воспоминание? — донёсся до меня.

Фрезия…

Когда я позволил себе оторвать взгляд от свечи и перенести его на кровать, время остановилось. Всё остановилось.

Обнажённая рука тянулась ко мне, а ярко-красный след укуса на её ладони поблёскивал в свете свечи. Полумесяц в точности совпадал с шармом на руке Беллы.

«Моя рука горит!» — голос в моей голове был слабым, глухим; не криком, как тогда в Финиксе.

Нет…

Длинные каштановые волосы девушки были перекинуты через плечо, и ещё одна багровая дуга выглядывала из спутанных прядей на её шее.

…её мокрые волосы спутались, как водоросли… Точно как у Беллы. Карие глаза, которые я видел каждый раз, когда моргал, растаяли в тенях.

Белла… где ты?

Поперёк её талии лежала вторая бледная кисть, и на ней тоже отпечатались зубы. Зрение у меня затуманилось, усиливая сходство между этой изломанной девочкой и моей Беллой.

«Эдвард, мне больно», — прошептала Белла в памяти.

Нет, не уходи…

В центре груди девочки зияла дыра размером с кулак. Тёмно-синяя ткань топа разошлась под ударом, превратившим её сердце в месиво, больше неспособное перекачивать кровь.

«Я лучше умру, чем буду вдали от тебя».

С этими словами мои воспоминания о Белле исчезли, оставив мой разум — мою жизнь — чёрной, пустой. Пропасть в груди вывернулась наизнанку, выплеснув боль, ненависть, воспоминания — как кровь этой девушки была выплеснута по комнате. Во мне больше ничего не осталось — будто само моё существо было стёрто. Её больше нет…

— НЕТ! — закричал я, рывком отбрасывая волосы девушки в сторону.

Я знал, что это не Белла — не могла быть, — но пока я не увидел её вытянутый подбородок, затуманенные голубые глаза, тонкие мёртвые губы, мой разум продолжал проецировать на это искалеченное тело образ Беллы. И в этот момент Белла была мертва.

Я знал, что моя жизнь закончится, когда закончится её, но никакие представления, никакие размышления не могли подготовить меня к той абсолютной пустоте, что принесла её смерть. Пустота была настолько всеобъемлющей, что я не мог поверить, будто моё тело всё ещё существует — казалось, мои молекулы взорвались, исторгнув до последнего всё, чем я был, в эту бездну. Это ощущение было хуже смерти, хуже любого ада. Бесформенный, бесчувственный, невидимый. За гранью смерти… вечно опустошённый.

Если бы я был способен — меня бы вырвало. Но даже так мой желудок сжался в судороге, и мне пришлось отвернуться.

Мои руки дрожали, когда я сделал шаг назад, пятясь прочь от своего худшего кошмара.

— Нет… она в безопасности, — сказал я себе, падая на колени.

Моя призрачная Белла вернулась — и я никогда не был так счастлив.

«Я скучаю по тебе», — сказала она в темноте.

— …будто ты забрала с собой половину меня, — ответил я.

«Тогда приходи и забери её», — приказала она.

Когда бескрайняя тьма в моей груди вновь сгустилась в знакомую, бесконечную боль, я снова взглянул на беспомощную девушку — но ответил воспоминанию:

— Приду.

Как бы я ни боролся, каким бы сильным ни притворялся — я всегда знал, что однажды вернусь. Но я похоронил эту слабость, отказывался признавать её. И вот теперь, увидев эту трагическую сцену — воплощение одного из возможных будущих Беллы, — я окончательно сломался. Я закрыл глаза, эгоистично впуская в себя её улыбку, её открытые объятия, чувствуя, как сильно она меня тянет. Как же я хотел провести пальцем по её губам, ощутить нежность её кожи, даже вытерпеть мучительную жажду, которую она вызвала во мне… лишь бы убедиться в том, что знаю наверняка: она жива и счастлива, где-то далеко отсюда.

Но вместе с этой зыбкой отрадой пришла и печаль. Она всё равно умрёт — когда-нибудь. А моё возвращение только приблизит этот конец. Очередная капля крови упала, поставив жирную точку в моём парадоксе. В конце концов всё сведётся к смерти.

«…или она станет одной из нас однажды», — прошептало другое воспоминание.

Нет… Я бы никогда не пал так низко. Белла не должна познать пустоту, бесконечное ничто, с которым я был обречён умереть. Я с радостью прозябал бы в вечности без чувств, лишь бы уберечь её от этого. Её душа не растворится в тумане, как моя. Её ждёт рай — и я могу лишь надеяться, что он будет так же прекрасен, как то небесное место, которое я обрёл рядом с ней. Мой эгоистичный рай…

— Сначала я обеспечу твою безопасность, — повторил я.

Одна из сторон моей эгоистичности всё равно победит — однажды. Но, осознав это, я всё же продолжу бороться. Если бы я только смог выдержать год… я бы дал Белле шанс найти новую жизнь, поступить в колледж, обрести ту человеческую любовь, которую она заслуживает. А потом, когда я вернусь, она сможет прогнать меня. Только её слова смогут заставить меня исчезнуть навсегда — теперь я это понимаю. Мне остаётся лишь дать ей достаточно времени, чтобы она обдумала их.

Если бы я только мог мельком увидеть её сегодня, увидеть её здоровый румянец… но нет. Один год — ничто для меня, чудовища, прожившего больше века. Почему же тогда каждая секунда тянется медленнее предыдущей?

Я точно достаточно силён, чтобы продержаться этот жалкий отрезок времени. К тому же, меня всё ещё ждёт Виктория. С её отвлекающим присутствием время должно идти быстрее.

Одна мысль о встрече с Беллой стирала пустоту, даже притупляла боль, но представление о том, как она говорит мне уйти, просит оставить её — порождало новую муку. Я попытался вспомнить хоть один случай, когда она говорила эти слова — даже в шутку, — но не смог. Не было ни одного момента, когда она просила меня уйти, хотя возможностей было множество.

Вместо этого меня наполнили её слова:

«Ты всегда будешь мне нужен», — сказала она искренне.

Огонёк надежды вспыхнул, словно пламя, пляшущее в этой ужасной комнате. Она могла бы принять меня обратно. Когда я подтянул свечу ближе к обугленной стопке, похожей на старые школьные тетради, разгоревшееся пламя завершило метафору. Моя надежда могла привести лишь к уничтожению Беллы — так же неизбежно, как огонь поглотит тело этой юной девушки. Её тело я оставлю в огне… но если Беллы не станет, я брошу себя в пламя вместе с ней. Ад не может быть хуже той пустоты, которую я ощутил в те несколько мрачных секунд, когда представлял, что её больше нет.

Оцепенело я вышел из дома, пока огонь наверху трещал, пожирая то, что когда-то было жизнью троих человек. Посреди моего самоназначенного покаяния за то, что я подвёл Беллу, я уловил запах Виктории — и свой собственный — и бросился обратно по своему следу. Обратно…

Нет, не обратно — вперёд. Теперь и Виктория, как и я, была ограничена рамками передвижения на машине. Бензин… дороги… обратно…

Белла, скорей всего, сейчас спит в своей постели, мирно, как обычно в этот поздний час. Я так часто наблюдал за ней, держал её, пока она отдыхала и видела сны. Образ тела девушки с размозжённой грудной клеткой наложился на тихую сцену, её кровь капала на светло-голубые стены комнаты Беллы… Обратно…

Она даже не узнает, что я был там. Просто съездить ненадолго — убедиться, что она в безопасности, что она здорова. Мысль о возвращении в тот унылый, сырой уголок мира чуть стянула трещину, навсегда расколовшую мою грудь; в предвкушении первого вдоха мучительно-сладкого, божественного аромата Беллы боль немного ослабла. Один быстрый прыжок к её окну, обрамлённому кружевом, один взгляд, один вдох — а потом…

А потом… Оставшиеся во мне крохи совести дали о себе знать, напомнив: уйти тогда стоило мне всех сил. Единственным исходом такой эгоистичной затеи стало бы моё постоянное присутствие в её жизни.

А потом я уже никогда бы не смог её покинуть.

Разрываясь между фантазиями о Белле и муками осознания своих бесконечных ошибок, я не заметил, как сбился с намеченного пути — пока не вышел к самому краю обрыва. Я резко остановился, передо мной раскинулась огромная гладь воды.

Одного только воспоминания о Белле оказалось достаточно, чтобы пошатнуть мой самоконтроль: стоило мне свернуть в её сторону — и я уже не мог остановиться. Я даже не знал, какое из Великих озёр передо мной — не помнил, как пересёк шоссе. Не будь этого внутреннего моря, вырвавшего меня из забытья, я бы добежал до самого запада… до неё. Нет. Так нельзя. Если я хочу продержаться хотя бы день, не говоря уже о годе, я не могу даже допускать мысль о том, чтобы снова увидеть её.

Снегопад начал стихать, когда я демонстративно запахнул куртку и повернулся к озеру спиной, направляясь на юго-восток. Я поместил перед собой образ безымянной девушки — как напоминание о том, на что я способен, и том, что должен сделать. Следы зубов на её шее запросто могли быть моими — на горле Беллы. Я должен держаться подальше, защитить Беллу от самой страшной опасности: меня самого.

И я должен остановить Викторию. Её варварское существование должно закончиться. Я был так близко… В следующий раз она от меня не уйдёт.

Значит, я буду продолжать бороться — столько, сколько смогу.

— Хотя бы год, — сказал я вслух, и моя решимость прозвучала не так твёрдо, как мне хотелось бы.

Белла проживёт в безопасности ещё год, прежде чем я вновь подвергну её опасности своим присутствием.

Пока мёртвые деревья проносились мимо, она возникла перед моими закрытыми глазами — кожа цвета слоновой кости светилась в синем выпускном платье.

«Это не конец, это начало», — прошептала она.

---

Примечания:

Робин пояснила некоторые моменты касательно главы и истории в целом:

1. Эдвард не знает, что Виктория охотится за Беллой (на этом этапе она ещё не ищет её активно), если бы знал, он сделал бы гораздо больше, чтобы защитить её.

2. Виктория знает, что за ней следят, поскольку в этом состоит её дар (который предупреждает её о слежке и помогает сбежать), но она не знает, вампир это или человек. Для этого и нужен был трюк с проституткой и шубой, и для этого же она сбежала далеко в глушь, ведь человек не сможет так далеко и быстро преследовать её.

3. Виктория наткнулась на фермерский дом случайно и обнаружила девочку, поразительно похожую на Беллу, и сделала с ней то, что мечтает сделать с Беллой.

4. Виктория не прячет тела после охоты, как это обычно делают кочевники, потому что так она хотела понять, кто её преследует — вампир или человек. Вампир будет вынужден уничтожить улики, чтобы не попасться. Если бы Эдвард не сжёг фермерский дом, она бы позже сделала это сама.