Тёмная магия с ароматом Polianthes tuberosa (гет)

Часть экспертов прибывала в замок всего на день-два. Другие оставались на несколько недель.

Северус всё никак не мог разобраться: рад он, что Франческа принадлежит к числу последних, или нет. За завтраком в первый день каникул она села между Северусом и Минервой. Была тихой, задумчивой, но легко поддерживала застольную беседу, а потом отправилась на семинары.

Старшекурсники ходили за ней толпами, несмотря на каникулы. Впрочем, неудивительно. Те, кто планировал выбрать специализацией зелья, алхимию и смежные профессии, не собирались упускать подобную возможность.

Северус издали наблюдал, как она общается со студентами. Это было...

Необычное зрелище.

Ни на мгновение Франческа не теряла обычной своей живости. Смеялась, шутила, сверкала тёмными глазами. И в то же время студенты не пытались нарушить субординацию, просто слушали и заглядывали ей в рот.

Северус зашёл на практический семинар, постоял у входа. На него внимания не обратили — все были слишком заняты процессом трансмутации первой ступени.

Она называла их «детки» и «котятки» — семнадцатилетних здоровенных лбов, которые почти все были выше неё. И ладно, хаффлпаффцы! Но даже хмурые слизеринцы не возмущались. И Кассиус Уоррингтон, за которым Северус приглядывал особо пристально, точно зная, что парень балуется тёмной магией, послушно отзывался на «котика».

Студенты Дурмстранга и Шармбатона вели себя точно так же. Безнадёжные болваны. Северус долго наблюдал, прежде чем убедился — на девушек обаяние Франчески действует ничуть не меньше.

— Понравилось занятие, дорогой? — спросила она, втекая в его личную гостиную после отбоя.

— Ты их гипнотизируешь?

Версию с духами всё-таки не стоило сбрасывать со счетов.

— Разумеется.

Взмахом палочки она подняла обратно потревоженные защитные чары, вытащила из волос гребень. Чёрные кудри рассыпались по плечам.

— У тебя слишком задумчивое лицо, мой дорогой.

Северус не знал, что на это ответить. Он всё пытался разгадать загадку: понять, что привлекло Франческу — в нём. Почему в его комнаты она пришла ночью? Казалось, это всё одна большая мистификация. Насмешка. Или ошибка. Тем хуже. В момент, когда всё вскроется, будет больно.

Что — всё?

Северус никогда её обманывал. Ни единым словом. И всё равно, он чувствовал себя вором.

Ничем он не мог заслужить внимание Франчески Эсте.

Но ведь нельзя было спросить! Нет, этого ему гордость никогда не позволила бы. Только глухое раздражение шевелилось в груди.

Франческа разожгла огонь в камине, разобралась с трансфигурацией мебели по собственному вкусу, расположилась в кресле, вытянув ноги, и призналась:

— Умотали они меня.

Окклюментный щит пульсировал. Слишком уж много всего ему приходилось сдерживать. Кто бы мог подумать, что там, в этом комке неразобранных эмоций, окажется даже профессиональная зависть!

Как всё легко в её жизни!

— Странно, что они не закапали слюной тебе всю мантию, — заметил Северус по возможности спокойно.

У него не было никакой работы. Но он всё равно сидел за столом и делал вид, что просматривает свитки.

Франческа рассмеялась.

— Как знать, может, я применяю водоотталкивающие чары.

Это было практически невыносимо. Сегодня — очень тяжело. Находиться с ней в одной комнате, поддерживать иллюзию дружеского разговора, и при этом...

Что — при этом, Северусу не удавалось сформулировать. Только он дорого дал бы за то, чтобы Франческа ушла.

Или чтобы они оба находились вдвоём в каком-то совсем другом месте.

— Если ты останешься у меня на ночь, завтра об этом будут болтать все портреты, — сказал он. — И все педагоги.

Франческа сидела к нему полубоком, а тут обернулась, удивлённо приподняла брови.

— Стесняешься, дорогой?

Нет, он не стеснялся. Что за нелепое слово!

— Когда... — Выдох. — Когда тёмный лорд вернётся, я стану шпионом в его рядах.

Вообще не о том.

— Зачем?

Она задала этот вопрос таким тоном, словно спрашивала, класть ли сахар в кофе.

— Что — зачем?

— Зачем?

— Я пообещал.

Франческа молчала, снова отвернулась к камину, но её профиль выражал крайнюю степень удивления. Северус подскочил со своего места, стишком сильно стиснул перо в пальцах, и оно переломилось.

— Тебя не коснулась та война. Ты не знаешь, о чём идёт речь. Когда он вернётся, он будет рваться к власти. Попытается поработить сначала магический, а затем и маггловский мир. Его нужно будет остановить. Любой ценой.

— Это я поняла, — невозмутимо согласилась она. — Не поняла только, причём тут ты.

— Я должен...

— Кому?

Она всё же повернулась к нему, плавным движением поднялась из кресла, положила руку на высокую спинку и повторила:

— Кому должен, Северус? Альбусу Дамблдору? Гарри Поттеру? Лили Поттер?

— Может, себе? — прошипел он. — Не приходило ли тебе в голову, что это моя жизнь! И только мне решать...

— Так решай, дорогой. Кто же против? Только вот пока ты не решаешь, а ждёшь команд.

Лучше бы она дала ему пощёчину.

— Ты не...

— Помолчи. И послушай меня внимательно, мой милый мальчик. Я уже говорила, я не хочу, чтобы этот ваш Морт оказался моей головной болью. Но он ею окажется. Я бы предпочла взять сына и вернуться в Италию, наблюдать за этим цирком издалека, но я не могу. Потому что Блейз помешался на вашем юном принце и никогда, повторюсь, никогда его не бросит. А ещё, Северус, я не могу умыть руки, потому что ты мне дорог. Я эгоистично не хочу, чтобы тебя убил чокнутый полукровка. Именно поэтому я буду решать эту проблему. Но по-взрослому. Неужели ты думаешь, что Альбус Дамблдор — единственный, кого беспокоит потенциальное возрождение Морта?

После долгой паузы Северус спросил:

— И на кого ты работаешь?

— Я? Ни на кого. Но, скажем так, некие приятные джентльмены обратились ко мне за рядом консультаций. Мы разошлись, совершенно довольные друг другом. Эти джентльмены внушают мне куда больше доверия, чем Альбус. Он был хорошим учёным и недурным дуэлянтом, но, как по мне, этим его таланты исчерпываются. Он не может навести порядок в одной маленькой школе! Неужели ты думаешь, что он способен руководить чем-то большим?

— И что, — сухо произнёс Северус, — ты хочешь, чтобы я присоединился к вашей...

— O mio Dio, Северус! Я хочу, чтобы ты присоединился к программе докторантуры во Флоренции. Но для этого тебе нужно остаться живым. Мы не будем продолжать этот диалог. Не сейчас. Ты на взводе, а у меня болит голова. Сейчас я пойду спать. Мы поговорим завтра.

Прежде чем Северус успел взмутиться, она подошла и мягко поцеловала его в щёку. Потом в губы — легчайшим целомудренным поцелуем. Повернулась и направилась к двери. Уже оттуда добавила, оглянувшись:

— И, дорогой, неужели ты думаешь, что меня волнуют школьные сплетни?

Когда она вышла, Северус от души запустил чернильницей в стену. Она разбилась, по стене и полу расползлось пятно. Ничуть не полегчало.

* * *

Это его жизнь. Его решения. Его ответственность.

Вот что Северус повторял как мантру, пока перебирал воспоминания и ощущения под плёнкой ментального щита.

«Кому должен, Северус?»

«Я хочу, чтобы ты присоединился к программе докторантуры во Флоренции».

«Гарри выжил. У него её глаза, Северус!»

«Неужели ты думаешь, что Альбус Дамблдор — единственный, кого беспокоит потенциальное возрождение Морта».

Он прожил половину жизни, задыхаясь от вины. И его спасало только одно: надежда на то, что он сумеет свою вину искупить. Встать между Тёмным лордом и необученным самовлюблённым мальчишкой, защитить его собой. Тогда, может быть, где-то далеко в посмертии Лили простит его.

Двенадцать... почти тринадцать лет он жил, чтобы умереть вовремя.

А потом появилась Франческа и спросила: «Кому ты должен, Северус?»

Как будто ответ не очевиден. Себе, Мордред подери! Себе он должен! Потому что если не это — ему вообще не за чем жить. Если он не сможет выполнить это единственное предназначение, выходит, он всё это время потратил впустую. А это — больно-больно-больно невыносимо.

Она ушла в свои комнаты, оставив Северуса наедине с этим мучительным осознанием. Если сейчас придут какие-то другие внушающие доверие джентльмены и решат проблему Тёмного лорда, то выходит, зря Северус хоронил себя в подземельях Хогвартса.

Северус даже не знал этих людей, но уже чувствовал, как они крадут у него смысл существования.

И там, где он находился, постепенно разрасталась сосущая голодная пустота.

Не в силах больше лежать в постели, Северус встал, торопливо оделся и вышел из спальни.

В подземельях было темно и пусто. Факелы уже погасли. Портреты похрапывали в рамах. Слишком поздно даже для шатающихся по школе нарушителей.

Северус сомневался, что его поход увенчается успехом. Глубокая ночь. Все спят

Но он продолжал идти, поднимался по бесконечным лестницам. С деканом одного из факультетов они не выкидывали глупых шуток, можно было не опасаться зайти не туда. Замок будто бы сам прокладывал путь.

Встретилась миссис Норрис, тощая и красноглазая. Северус кивнул ей, она зевнула и пошла по своим делам. С Филчем и его питомцем у них было что-то вроде сотрудничества.

Франческу поселили в малой северной башне. Там же располагались покои, приготовленные для других экспертов. Нужную дверь Северус определил моментально — почуял знакомые чары.

Здесь они были чуть менее опасными, чем в лондонской квартире — очевидно, чтобы не покалечить бестолковых студентов. Северус коснулся дверной ручки. Чары ласково оплели его кисть и слегка сжали. Просто тонкий намёк на то, что он замечен.

К сожалению, разрушение заклятий никогда не входило в сферу интересов Северуса. Он отлично разбирался в проклятиях, их наведении и снятии, но тут требовались принципиально другие навыки.

Можно было постучать. Вряд ли Франческа услышит. Глубокая ночь,

И, если честно, Северус понятия не имел, зачем пришёл и что хочет сказать. Чары приятно щипали кожу. И хотя Северус точно знал, что это самообман, ему казалось, что он различает легчайший аромат Polianthes tuberosa.

Внезапно в глухой ночной тишине раздался щелчок. Чары выпустили руку Северуса, ручка повернулась, и дверь открылась.

В комнате было светло. Жарко пылал камин, горела настольная лампа. Франческа в хорошо знакомом пушистом синем халате сидела в единственном кресле, закинув ногу на ногу. В одной руке она держала длинный костяной мундштук, в другой — бокал с широким дном и коротенькой ножкой.

Помимо знакомых духов пахло травами, аромат оседал на языке горечью.

Северус стоял у входа как дурак. Ему отчётливо было ясно, что пришёл он не вовремя. Но ведь нельзя развернуться и уйти! Сделать шаг вперёд он тоже не решался.

Наконец, он собрался с мыслями и произнёс негромко:

— Я не знал, что ты куришь.

— Я и не курю, — возразила Франческа, касаясь губами мундштука.

Мордред, как это вообще работало? Она умудрялась выпускать изо рта колечки дыма, оставаясь при этом воплощением элегантности.

— Это не более чем альтернатива «Зелью сна без сновидений», только медленного действия. Хочешь попробовать?

Она протянула мундштук. Северус медленно вошёл в комнату. Дверь за его спиной закрылась с тихим стуком. В свете камина стало ясно, что в бокале у Франчески не вино.

— Огневиски?

— Шутишь? Эту дрянь только вы, англичане, и пьёте. А у меня неплохой двенадцатилетний коньяк. Не стой над душой, Северус! Либо наколдуй себе кресло...

«Либо убирайся», — не прозвучало, но считывалось очень ясно.

Северус превратил кочергу в кресло и опустился в него. Франческа сделала ещё одну затяжку и снова протянула мундштук. Он оказался ледяным. А вот дым словно бы согрел изнутри. Ничего общего с маггловскими отвратительными сигаретами.

— Раньше было принято добавлять в эту смесь немного опиума, — проговорила Франческа. — Эффект наступал быстрее, но... Исследования показали, что для волшебников опиаты ещё вреднее, чем для магглов. Теряется концентрация, повышаются риски спонтанного волшебства и магических выбросов. Так что теперь это совершенно невинные и безопасные травы.

По ощущениям — как капелька «Умиротворяющего бальзама» на язык. Никаких заметных изменений, но тугой узел волнения в груди как будто немного ослаб,

Вернув мундштук хозяйке, Северус откинулся на спинку кресла. Подлетел бокал коньяка, тёплый от руки Франчески. От крепкого алкоголя стоило ожидать горечи. Но коньяк показался скорее сладковатым. Он пах шоколадом и солнцем.

— Я никогда не думал... — начал Северус, выпуская бокал из рук. Он завис в воздухе. — Когда Тёмный лорд исчез, убив... Убив Лили... Я просто не знал, зачем дальше жить. Альбус вытащил меня из допросных Аврората. Я даже не попал в Азкабан, хотя все предпосылки были. Он вытащил меня и объяснил, что Тёмный лорд не погиб. Что он вернётся, и у него будет цель — убить мальчишку. И я могу... Я могу искупить свою вину, если буду защищать его. Но я не защищаю. Я... Нельзя научить четырнадцатилетнего сопляка сражаться на уровне взрослого тёмного мага. А он, к тому же, бездарность. И словно сам суёт головы в пасть мантикоре. Турнир этот...

Слова срывались с языка поспешно, хаотично. Северус зажмурился, чтобы не видеть ни комнаты, ни камина, ни безмятежного лица Франчески.

— Всё было хорошо... раньше. Нет, вру, не было хорошо. Было сносно. Терпимо. Нормально, чтобы протянуть ещё год, потом ещё один, и ещё. Я не трус! Я не боялся... А теперь боюсь.

Он открыл глаза и увидел, что Франческа сидит в кресле всё в той же позе. Её взгляд был устремлён в огонь. В расширенных зрачках отражались крошечные язычки пламени.

Совершенно невпопад Северус спросил:

— Как ты встретила... старшего Забини?

Франческа слегка улыбнулась, но только губами. Глаза по-прежнему ничего не выражали.

— Довольно драматично. Я сбежала из дома, устроив перед этим... Кхм, un enorme scandalo. Грандиозный. Дед решил преподать мне урок и, помимо частных сыщиков, натравил на меня официальные правоохранительные органы. Видимо, он считал, что мне пойдёт на пользу такое столкновение с действительностью. Никто не мог меня найти. А он нашёл. А потом, представь себе, собрался драться за меня хоть со всем кланом Медичи. Мы с дедом... решили разногласия относительно мирным путём. А он просто остался со мной. Я была не в лучшей форме, Северус, поверь мне. Совершенно разбитая напуганная девчонка, едва не утонувшая в тёмной магии. Он меня вытащил, склеил. Готов был отпустить. Он понимал, что не ровня мне. Даже без поддержки клана и без единого сикля в кармане я оставалась... — Небрежное движение плечом. — Собой. Он был мне нужен. И он был очень хорошим человеком. В сто раз лучше меня.

— Ты любила его. По-настоящему.

— Северус... Нельзя любить не по-настоящему. Это всегда по-настоящему. Но невозможно любить двоих одной любовью. Каждый раз это новая любовь. Она не перечёркивает все прежние чувства, понимаешь?

Он думал. Не то чтобы у него был богатый опыт. Но приходилось признать. Франческа — вторая невероятно важная женщина в его жизни. И то, что он чувствует к ней, никак не похоже на чувства к Лили. Оно... это новое... не перечёркивает прежнее. Не делает его менее значимым.

— Понимаю.

— Это хорошо. Это очень важный урок, который многие не постигают до глубокой старости. А там уже слишком поздно.

— Почему ты сбежала из дома?

— Потому что меня не устраивала участь Прозерпины.

Скульптура из римской галереи встала перед глазами в мельчайших подробностях. Сильные пальцы, сжимающие нежную плоть.

По спине прошли мурашки.

— В нашей семье всегда ценились тёмные маги и зельевары. Но не меньше ценились племенные кобылы. И эта роль меня не устроила. Дядя... скажем так, долго приходил в себя после нашей небольшой размолвки. Но, насколько я слышала, в итоге он полностью поправился. Едва ли ему приходило в голову, что я пойду против главы клана. Он просто не ожидал такого отпора.

— Ты так и не...

— Думала об этом. Но, представь себе, Блейз категорически против. Это моя ошибка. Боюсь... после смерти отца он слишком сильно старался быть взрослым, а я это поощряла. В итоге он развит совершенно не по годам, и это не всегда идёт на пользу. Он знает о нашей семейной ситуации куда лучше, чем следовало бы. И считает, что ни прощения, ни понимания этот клан не заслужил. Нет лучшего способа взбесить его, чем напомнить, кто его родня.

В голосе Франчески зазвучала гордость. А Северус, слушая этот удивительно искренний рассказ, никак не мог собрать воедино мысли и чувства.

Как сложно было вообразить Франческу юной потерянной девочкой! Но он, пожалуй, справился. И внутренне содрогнулся, вообразив, через что она прошла.

— Не бери в голову, дорогой. Ты застал меня в меланхоличном настроении. Оно быстро пройдёт.

Северус не был уверен, что найдёт слова, чтобы выразить свои чувства. Поэтому он встал, пересел на подлокотник кресла Франчески, обнял её, запустил пальцы ей в волосы и принялся осторожно массировать. Сначала одной рукой, потом двумя. Франческа расслабилась, закрыла глаза и улыбнулась. Казалось, ещё немного, и она замурлычет.

Выходя утром из её комнаты, Северус подумал: ему тоже, в сущности, нет никакого дела до школьных сплетен.