Тёмная магия с ароматом Polianthes tuberosa (гет)

Северус предпочёл бы работать в одиночестве. Он так привык. Но, как верно сказал Альбус, глупо отказываться от помощи одного из самых видных европейских алхимиков нашего времени.

У одного из самых видных алхимиков нашего времени была царственная осанка, римский профиль, белая кожа без намёка на загар и густые длинные чёрные волосы. И ещё запах — у Северуса, как и у любого зельевара, было слишком чуткое обоняние, чтобы не замечать. От алхимика пахло смесью Polianthes tuberosa, Prunus и Jasminum. Это духи, сделанные своими руками, они не бьют в нос, не ошеломляют, а становятся частью естественного аромата тела.

Северусу доводилось готовить духи. У него выходило хуже.

Франческа Эсте добавила семь новых способов использования крови дракона в гигантский общий список. В этом веке её обошли Дамблдор, Слагхорн и бельгиец Бенош. Сам Северус мог похвастаться только четырьмя.

Она изобрела зелье, которое полностью устраняло нервный паралич, вызванный «Круциатусом». Работала над усовершенствованием классической теории алхимических превращений, нашла способ сократить время действия «Костероста» на полчаса и открыла каталитические свойства толчёного безоара.

Но в широких кругах она всё равно прославилась не зельеварческими талантами, а количеством мужей. И у Северуса были нехорошие подозрения, что в свои духи она добавляет какой-то приворот. Иначе ничем нельзя было объяснить, почему целая прорва образованных богатых мужчин сходила по ней с ума.

Северус предусмотрительно принял универсальный нейтрализатор, поэтому за себя был спокоен. Да и, приходилось признать, вряд ли мадам Морелли станет тратить свою эксклюзивную и наверняка незаконную разработку на нищего школьного учителя.

Нет, ему нечего было переживать.

— Идеи, Северус? — спросила она по-английски, но с очень приметным итальянским акцентом.

Он моргнул, проверил надёжность окклюментных щитов, опустил голову ниже и пробормотал:

— Пока ничего конкретного сказать не могу.

— Боюсь, я тоже, — вздохнула мадам Морелли, встала из кресла и помассировала виски. — Прервитесь, прошу вас! Мы ничем не поможем детям, если сломаем тут глаза и головы. У вас найдётся, что выпить?

— Чай?

Она фыркнула и позёрским жестом вытащила из кармана мантии бутылку вина.

— У меня есть вариант получше. Пристойное французское вино. Белое.

— Собираетесь пить французское вино, пока ваш сын лежит под проклятием? — уточнил Северус, добавив яда в голос.

— А ему поможет, если я перейду на английский эль? Право, Северус, переключаться полезно.

К вину он едва притронулся, но всё равно после этого проглотил безоар. Лишним не будет.

— Мы найдём способ, — произнёс Северус, когда очередной эксперимент не удался.

— Разумеется, — согласилась мадам Морелли. — Рано или поздно.

Ей полагалось переживать, хоть немного. Её единственный сын, Мордред побери, подвергся действию неведомого проклятия!

Но она держалась совершенно спокойно.

«Будь добрее с мадам Морелли, Северус, её помощь неоценима», — сказал Альбус. Легко ему говорить! Как быть добрее с человеком, который выглядит так невозмутимо?!

— Мистер Забини талантливый студент, — произнёс Северус, очищая котёл.

Это считается за доброту?

— Не сомневаюсь. Блейз умён, а школьная программа... Простите, Северус, но она не выдерживает никакой критики. Сплошные детские развлечения. Я занимаюсь с ним дополнительно.

— Вы могли бы отдать его в Шармбатон.

Или в Дурмстарнг.

— Так и собиралась поступить. Но у Хогвартса есть свои достоинства.

Она не стала раскрывать тему, а Северус решил, что его запас доброты исчерпан.

* * *

Если бы не окклюментный щит, Северуса накрыло бы натуральной истерикой. Мордредов василиск! Гигантская тварь — и Поттер с зубочисткой против неё. Возможно, это было самое страшное зрелище за всю жизнь Северуса, и ему оставалось только радоваться, что кошмары окклюментам не грозят.

И всё-таки думал он вовсе не о василиске, а о том, что стало причиной его пробуждения.

О странной чёрной книжке, которую он сжёг Адским пламенем. И о призраке красивого юноши в школьной мантии. Северус разглядел эмблему Слизерина.

Альбус в своём репертуаре. «Спасибо, что поделился, мой мальчик, эти сведения очень важны. Как знать, возможно, они прольют свет... А впрочем, уверенности у меня нет. Боюсь, мы ступаем на очень зыбкую почву».

Мастер уходить от прямых ответов.

Северус скрипнул зубами и подвинул к себе кипу свитков с ученическими эссе. Василиск там или нет, эту работу за него никто не сделает. Мерлин, какие идиоты на пятом курсе! Он щедрой рукой рассыпал отметки «Отвратительно». Некоторые перлы требовали особого внимания, и тогда Северус оставлял комментарии на полях.

Он как раз писал: «Вероятно, мандрагора сама себя шинкует», — как почувствовал отклик охранных чар. Кто-то приблизился к кабинету.

Мгновение — и раздался стук. Кого нелёгкая принесла?!

Северус взмахом палочки распахнул дверь и внутренне содрогнулся. В конце такого дня он не был готов общаться с мадам Морелли. И вообще, ей разве не полагалось обнимать любимого сына, который пришёл в себя после оцепенения?

— Так и знала, что вы спрячетесь в работу, Северус, — сообщила она, проходя внутрь и закрывая за собой дверь. — Прервитесь ненадолго, никуда ваши эссе не убегут.

Самое неприятное заключалось в том, что Северус не мог отказать мадам Морелли. И это он, человек, который ни разу не участвовал в общем чаепитии в учительской! Он считал себя мастером уклонения от неприятного социального взаимодействия. Но мадам Морелли появилась на пороге его кабинета, сообщила, что пора прерваться, и он послушно отложил перо.

— Вы хотели что-то обсудить? У меня довольно много...

— У вас опять только чай? Простите, но эту британскую манеру пить заваренную траву я не понимаю.

Хлестать алкоголь, конечно, куда лучше. Северус промолчал, даже не протестовал, когда мадам Морелли превратила носовой платок в два кресла и зажгла огонь в камине.

Как странно упали отсветы пламени на её лицо! Залегли резкие дрожащие тени, заблестели тёмные глаза. Северус вспомнил, как в Тайной комнате она держала немыслимой силы купол, от которого за милю несло тёмной магией. Мало кто владеет подобными заклятиями. Обычно тёмная магия более прямолинейная, кормится эмоциями жертвы. А чем питала свой щит мадам Морелли?

— Ecco, così va meglio, — объявила она. — Не переживайте, я не задержу вас надолго.

Он был вынужден сесть в кресло и принять бокал вина из её рук. На этот раз они пили красное. А на парящем блюде лежали ломтики сыра и гроздь винограда.

Вино пахло вином, а мадам Морелли — смесью сливы, туберозы и жасмина.

— Адское пламя? — спросила она, сделав глоток.

— Что?

— Вы уничтожили ту книжицу Адским пламенем.

— Да.

— Моё восхищение. Такой контроль в таком возрасте...

Северус почувствовал непривычное смущение пополам с возмущением. Его хвалили как школьника! Его, мастера зельеварения и ментальных наук!

Но и гордость пробирала. Даже против воли. Да, считается, что полный контроль над заклинаниями такого порядка приходит к волшебнику не раньше сорока пяти лет. Но Северус справился значительно раньше.

— И всё же, почему вы выбрали именно это заклятие?

— Уизли орал, что предмет нужно уничтожить. А темномагические артефакты бывают, кхм, устойчивы.

Мадам Морелли покивала, глотнула ещё вина и заметила:

— Это сработало. Хотя, признаться, я бы желала подержать эту вещь в руках. Я верно понимаю, что она подчинила девочку и сосала из неё жизненные силы?

Альбус не позволил ни ей, ни Северусу выслушать историю Грейнджер и остальной компании Поттера. Тем не менее, выводы напрашивались сами собой.

— Высосала, похоже, довольно много, раз мы видели в итоге физическое воплощение... Как вы думаете, кто это был?

— Он выглядел как студент Хогвартса, — сказал Северус. Он не рвался беседовать с мадам Морелли. Но больше никто не собирался обсуждать с ним произошедшее в Тайной комнате, выбора не оставалось. — Но я сомневаюсь, что школьник мог бы освоить колдовство такого уровня. Не понимаю только, зачем...

Мадам Морелли молчала. Северус покачивал бокал за тонкую ножку, смотрел, как стекают по стеклу маслянистые капельки, и говорил. Как оказалось, ему было, что сказать. Про василиска, про Тайную комнату, про бестолковую Грейнджер, которая не распознала тёмный артефакт... И про сам артефакт. Зачем кому-то вызывать призрак школьника? Что это — дух? аватар? слепок памяти? Это не мог быть сам Слизерин, значит, кто-то из его потомков. Форма не менялась столетиями, год и даже век не угадать. Положим, это слепок памяти, который подсказывает, как открыть Тайную комнату и выпустить василиска. Как он оказался у Грейнджер?

И это ещё не все вопросы. Хорошо, положим, надоедливая гриффиндорская всезнайка раздобыла проклятую книжку. Листала её, читала, делала пометки, кормила артефакт своими эмоциями. Постепенно попала в зависимость от неё. Очень похоже на то.

Но зачем создатель артефакта вообще заложил возможность воплощения духа? Со своими задачами книжка справлялась и так.

И что, Мордред его побери, такого знает Альбус?! На что прольют свет эти сведения?!

— Этого я знать не могу, — произнесла мадам Морелли, и Северус вздрогнул от звука её низкого голоса, — а вот об остальном постараюсь выяснить побольше у Блейза. Друзья наверняка поделятся с ним всеми подробностями. А он поделится со мной. Если хотите, я расскажу вам о том, что узнаю.

Северус резко кивнул.

В горле запершило. Даже странно: он всё же преподаватель, привык говорить помногу. А тут небольшой монолог утомил его. И кончики пальцев кололо. И было трудно дышать. Что, Мордред подери, с ним происходит!

— Всё в порядке, — неожиданно сказала мадам Морелли.

— Что?

— Ваше состояние. Северус, как давно вы в последний раз применяли тёмную магию?

Он мог бы ответить с точностью до часа. Но сказал только:

— Лет десять назад.

— И отважились вызвать Адское пламя! Mio Dio! Вы болван, Северус, хотя и очень талантливый!

Он отчаянно хотел возмутиться, но, кажется, был не в состоянии. Внутренности скручивало болью, по сравнению с которой «Круциатус» вполне терпим.

— Дышите медленно. Вдох, выдох.

Всё, что он до сих пор тщательно прятал под окклюментным щитом, рвалось наружу. Боль пробиралась в мозг, в сердце, в душу. Северус стискивал зубы, но невольно подчинялся чужому успокаивающему голосу. Вдох-выдох, очень несложно. Он зажмурился, цепляясь за остатки мысленной защиты.

— Вы знаете об особенностях этого заклинания? — спросила мадам Морелли, когда Северусу удалось восстановить хотя бы часть щитов, и перед глазами перестали мелькать страшные картины.

— Считается... что оно питается болью. Выжигает её.

— Это не так.

— Я знаю. Пробовал. Много, много раз. Вызывал пламя, надеялся, что оно сожжёт мою боль, что ничего больше не останется, но...

Раздался глубокий вздох.

— Но вам становилось только хуже. Оно питается болью. Только сначала усиливает её в разы, вытягивает на поверхность. Человеческая память, Северус, очень пластична и гибка. Она способна маскировать и приглушать боль. А заклинания, подобные Адскому пламени, сдирают корку с раны. Не говоря уже о том, что тёмная магия не прощает своим адептам таких перерывов. Скоро всё пройдёт. Дышите. Ох, Северус, мне так жаль. Сколько лет вам было? Двадцать?

— Двадцать два.

— Как моим аспирантам. Жаль, что рядом с вами не оказалось наставника... Ну, откройте глаза.

Его колотило, словно от высокой температуры. Виски ломило.

— Вы знали, — прошипел он, встречаясь глазами с мадам Морелли. — Знали, что...

— Что вам станет плохо? Разумеется. И да, я нарочно напросилась на ваше сомнительное гостеприимство. Мне бы не хотелось, чтобы вы пережили этот приступ в одиночестве.

На смену боли пришла холодная ярость. Она волной прошла по нервам, остудила голову, сконцентрировалась в ладонях. Взять палочку...

Мадам Морелли улыбнулась.

— Вот, теперь вы хотите меня проклясть. Так лучше.

Она встала из кресла. Северус не успел среагировать, она остановилась рядом с ним, нависла сверху и спросила:

— Можно? — А потом, не дожидаясь ответа, коснулась пальцами его висков.

Нос и рот забился ароматом духов. Тёплые пальцы касались его кожи. Обжигали. Северус почувствовал бы вторжение в свой разум, но его не было. Мадам Морелли не пыталась читать его мысли. Она просто успокаивала его разум.

— Это арабская техника. Я не вижу ваших мыслей и даже не задеваю щиты, но беру под контроль физические проявления стресса. Снижаю уровень адреналина, выравниваю сердцебиение. Чувствуете?

Он чувствовал. А ещё он смотрел в её совершенно чёрные глаза с расширенными зрачками и понимал, что надо бежать. Куда угодно. Немедленно.

Только вот у его тела было на этот счёт другое мнение. Оно ощущалось вялым и расслабленным.

— Я не причиню вам вреда.

— Откуда мне знать...

— Придётся поверить.

Пальцы убрались с висков, и на мгновение Северус ощутил горечь потери. Мадам Морелли отошла к камину и сказала:

— Выпейте немного вина.

— Я не пью.

— Медицинские причины?

— Нет. Не люблю алкоголь.

— Отец или отчим?

Несмотря на расслабленность, Северус дёрнулся от этого вопроса. Мадам Морелли, не отводя взгляда от пламени, добавила:

— По моему опыту, мужчины избегают спиртного, если с детства имели перед глазами дурной пример его употребления. Чаще всего это отец или отчим. Реже — дядя, дедушка и прочие родственники. Выпейте. Поверьте, глоток вина не сделает вас запойным алкоголиком.

До сих пор самым неудобным собеседником в жизни Северуса был Альбус Дамблдор. Если сравнивать, он был куда хуже Тёмного лорда. Того интересовали примитивные вещи: послушание, преданность, восхищение. Альбусу непременно надо было разложить Северуса на столе и препарировать. Он желал знать малейшее переживание, отслеживал каждый душевный порыв. Потому в последние годы Северус старался их вовсе не иметь.

И вот, мадам Морелли за короткое время решила составить уважаемому директору достойную конкуренцию.

Собрав волю в кулак, Северус спросил резко:

— А разве вы не должны сейчас возиться с сыном?

— Зачем? — удивилась женщина. — Блейз более чем самостоятельный мальчик. Мы обсудили все срочные вопросы. А несрочные подождут до лета. Не говоря уже о том, что он так рвался к друзьям... Но я понимаю, что вы желаете избавиться от моего общества, — закончила она, улыбнувшись. — Не сидите долго, ложитесь спать. И, ради своего блага, определитесь — пользуетесь вы тёмной магией или избегаете её. Середины в этом вопросе быть не может.

Она ушла, а Северус ещё долго сидел в кресле. Лечь пораньше — хорошо сказано! Он закрывал глаза и видел...

Тёмная магия уродует. Развращает. И всегда, всегда берёт свою плату. Он видел рыжую женщину. Магглу. Красивую, белокожую, с веснушками на щеках. И слышал её крик. Легко было бы обвинить в её мучениях Тёмного лорда, но Северус старался не заниматься такими самооправданиями. Нет, он накладывал заклинание. Держал его. И тёмная магия ластилась к рукам.

В шестнадцать он был идиотом. Его влекли запретные знания, влекла сила. Возможности.

В семнадцать он был ещё большим идиотом. Он, нищий полукровка, и вдруг привлекает внимание самого могущественного тёмного мага современности. Сам лорд Волдеморт удостаивает его вниманием. Приглашает в гости, задаёт вопросы. Смотрит, слегка щуря карие с красным отблеском глаза, касается его подбородка длинными холодными белыми пальцами. Читает мысли.

Восемнадцать, девятнадцать, двадцать, двадцать один, двадцать два... Как-то многовато времени Северусу потребовалось, чтобы поумнеть.

На следующий день, патрулируя коридоры Хогвартса, Северус умудрился лишить Гриффиндор рекордных ста шестидесяти баллов. Совершенно не полегчало.

Северус давно похоронил свои надежды стать учёным. Невозможно одновременно преподавать у семи курсов, проверять домашние задания, управлять факультетом, пополнять запасы зелий для Больничного крыла и заниматься собственными разработками.

Кое-что, конечно, иногда получалось. Он выкраивал время, жертвовал сном, чтобы провести лишние два-три часа за расчётами. До экспериментов добирался на каникулах. Но всё это, конечно, не тянуло на полноценную работу.

Поэтому...

Да, приходилось признать, что он поддался очарованию детской мечты.

Он не мог прекратить переписку с мадам Морелли. Которая подписывалась исключительно как «Франческа Э.».

Это были письма из другой жизни. Адресованные какому-то другому Северусу Снейпу. В них половину места занимали многоступенчатые формулы превращений, а в остальной части текста мелькали имена, цитаты. отсылки. Из далёкой солнечной Италии выдающийся алхимик Франческа Эсте писала ему, Северусу Снейпу, что именно она думает о его теории нейтрализации ядов животного происхождения. Эти письма, написанные на превосходном пергаменте, пахли тонкими тёплыми духами.

У Северуса совершенно не было на них времени.

Но, получив очередное, он дожидался вечера, садился за стол в кабинете, запирал дверь и принимался за ответ. Нельзя было ударить в грязь лицом, поэтому он сократил количество сна до трёх часов в сутки. Остальное время работал. Нет, мадам Морелли, вы тоже не безупречны. Вот, где вы ошиблись в вашей версии. Вот, что писал об этом ещё Парацельс. А это уже выкладки нашего современника Рунге.

Он писал: «Уважаемая мадам Морелли».

Она отвечала: «Дорогой Северус!»

«Приезжайте летом в Милан, Северус, познакомлю вас с коллегами. С теми, из кого не сыплется песок, разумеется». Или: «Бог мой, сколько официоза, Северус! Вы, англичане, умеете задушить бесконечными правилами приличия. Клянусь, вам пойдёт на пользу воздух Европы».

И становилось больно-страшно-неловко.

Какой-то другой Северус Снейп мог бы стать подмастерьем у того же Слагхорна сразу после школы. Он получил бы степень на два года позже, но не запачкал бы руки. Он работал бы в уважаемой аптеке, а всё свободное время посвящал бы научным изысканиям. И никто не помешал бы ему отправиться летом в далёкую неведомую Италию, где люди прячутся от палящего солнца, пьют кофе со льдом и громко смеются, запрокидывая головы.

Кто мешал ему сейчас?

Как будто бы никто — кроме него самого.

Он не чувствовал себя достойным этой поездки. Не считал себя вправе. Он был заточён в подземельях Хогвартса, он принадлежал им как какое-нибудь привидение.

У него были обязательства.

И он тащил на себе непомерный груз вины.

— Раз гора не идёт к Магомеду, придётся Магомеду подойти к горе, — заявила мадам Морелли, когда они столкнулись на Косой аллее.

— Делаете покупки к школе? — спросил он сухо.

— Здесь? Нет, благодарю. За учебниками мы придём в августе, а всё остальное я предпочитаю покупать в более... Кхм. — Она окинула улицу таким взглядом, что становилось ясно: местные магазины не дотягивают до её высоких стандартов. — У меня здесь несколько рабочих встреч.

— Тогда не смею...

— А я-то думала напроситься на экскурсию, сегодня выдался свободный день. Но если вы спешите, Северус...

Он спешил. И всё равно сказал:

— Ничуть.

Какой из него экскурсовод?

— Тогда удивите меня.

Он нахмурился и, дёрнув головой, предложил следовать за ним. Удивить? Это он может. Вряд ли мадам Морелли рассчитывала попасть в самое мрачное место магического Лондона.

— Главное, держите ценные вещи при себе, — посоветовал он, — место удивительное, но небезопасное.

— Тем лучше, — сообщила она, хищно улыбаясь.

На ней была лёгкая бордовая мантия. В ушах блестели серьги из белого металла. И она была на каблуках. Совершенно неподходящий наряд для Лютного переулка.

Может, и к лучшему. Он хотел не просто удивить. Он хотел напугать. В Лютном он чувствовал себя свободно, но ей — чистенькой итальянке — едва ли знакомы подобные трущобы. Что бы ей там делать?

Она взяла его под руку, едва они свернули с Косой аллеи.

Здесь было темнее. Дома стояли близко друг к другу, солнце почти не проникало в тесные грязные закутки. Люди прятали лица. Они шли по своим делам, закутавшись в чёрные мантии с глубокими капюшонами, опускали глаза. И глазели на незваных гостей.

Воняло помоями, немытыми телами и тёмной магией. Последний запах был сильнее прочих. У Северуса от него начинало колоть кончики пальцев. Он скосил глаза на свою спутницу и успел увидеть, как она быстро облизывает губы.

— Meraviglioso! — произнесла она.

— Это, можно сказать, входная группа. По-настоящему интересно становится дальше, — негромко пояснил Северус. — Чего желаете, ингредиентов для зелий? Артефактов? Книг?

— Всё, конечно, нелегальное? Adorabile! Начнём, пожалуй, с книг.

В книжном магазине, ничуть непохожем на пристойный «Флориш и Блотс», было темно и пыльно. Владелец встретил их поклонами, слащавыми улыбками и сходу попытался подсунуть проклятый гримуар.

— Осторожно! — успел только сказать Северус, а мадам Морелли уже среагировала.

Книга отлетела в одну сторону, хозяин лавки взлетел на метр и захрипел. Красивое лицо итальянки исказилось хищной гримасой. Она снова облизнула губы и спросила ласковым тоном:

— Северус, у вас принято потрошить невежливых продавцов или свежевать?

— Рекомендую начать с кастрации, — подсказал он, внутренне содрогнувшись.

Мадам Морелли производила впечатление человека, способного осуществить эту угрозу. И моральные принципы Северуса утверждали, что это не очень хорошо. Увы, всё остальное его существо находило картину...

Привлекательной.

— Я просто в восторге, — промурлыкала она. — Действительно, вы меня удивили. И порадовали. Итак, значит, кастрация? Что-что? Ты умеешь говорить? Я не слышу? Ах, не надо...

С неприятным хрустом владелец рухнул на пол.

— Итак, если основные вопросы мы прояснили, любезнейший, может, покажете, что у вас есть интересного? И на будущее... ведите себя вежливо с гостями города. Северус, что нас интересует?

Палочку она так и не достала.

В Лютном всегда быстро расходились слухи. Их больше не проверяли на прочность. Им открывали двери и смотрели с жадным любопытством. Северус ощущал гуляющий в крови азарт.

Мадам Морелли смеялась, сверкала глазами и швырялась золотом. Утверждала, что это лучший шоппинг в Британии. Обнюхивала старинные артефакты и придирчиво изучала запрещённую к продаже желчь фестрала. Жарко торговалась. Нацепила на палец кольцо с ядом. Сложила в увеличенные магией карманы мантии целую стопку интересных книг. Спрашивала мнения Северуса о том или ином предмете. Облизывала красные губы быстрым розовым языком.

Северус думал, что надо было вести её в кафе. К Фортескью. Безопасно, спокойно, скучно.

На них напали на выходе. Окружили. Накинули антиаппарационный барьер.

И Северус вспомнил, каково это — сражаться спиной к спине с могущественным тёмным магом. Каково это — когда палочка становится продолжением руки, когда не надо сдерживаться и размышлять, настолько это заклятие безопасно и этично. Когда от схватки кружится голова, но это приятное чувство, которое хочется подольше задержать.

Они выбрались на другую сторону, в маггловский Лондон, переглянулись — и расхохотались. Этому нельзя было противостоять. Смех рвался из груди сам собой.

Отсмеявшись, мадам Морелли поправила волосы, уложенные сегодня в тяжёлый узел на затылке, и сказала:

— Это было великолепно, Северус. Grazie di cuore! Я вам должна, как минимум, ужин. Только, боюсь, долг придётся отдавать в другой раз. Мне пора.

И недавнее веселье схлынуло.

— Напишите мне, — добавила мадам Морелли, неожиданно касаясь его руки. — Может, успеем ещё встретиться, пока я в Лондоне. Не люблю ходить в должниках.

И аппарировала прежде, чем он отказался от этого возмутительного долга. Не нужен ему от неё ужин! Ничего не нужно!

И писать он не станет!

Всё равно написал.

* * *

— Это сущий кошмар, Северус, клянусь вам!

Она выбрала возмутительно дорогой ресторан. И рассказывала о том, как ужасен развод.

Северус не разбирался в еде и в разводах. Он не понимал, почему макароны должны стоить как волшебная палочка, зачем плесень на сыре и почему вино такое кислое.

Ещё меньше он понимал, почему должен слушать о развале чужого брака. Едва ли он мог бы дать совет на эту тему. Точно нет.

— Сто раз подумайте, прежде чем жениться, Северус, — добавила мадам Морелли, а он буркнул:

— Не планирую.

— Все мужчины так говорят по юности. Это проходит.

Его оскорбляло, что она вела себя с ним как с мальчишкой. Ему тридцать три! А жизненного опыта на троих хватит! Сколько лет мадам Морелли, он не знал. И не мог угадать по внешнему виду. Может, двадцать восемь. Может, сорок пять.

— Впрочем, всё это ерунда. Что, правду пишут насчёт Сириуса Блэка?

— Смотря что вы имеете в виду. Что он сбежал из Азкабана? Правда. Что он убил двенадцать магглов одним взмахом палочки... Возможно. Что на него не действуют дементоры — едва ли.

— Так интересно, Блэки всегда были скорее фанатами тёмной магии, нежели адептами. И вот, посмотрите-ка, их отпрыск всё-таки решил перейти от слов к делу.

— Вы называете то, что творили Блэки... словами?

— Ну, не серьёзной практикой же? Пф, Северус, вы уже слишком большой мальчик, чтобы вас впечатляли истории про отрезанные головы домовых эльфов. Право, вы как Блейз, ему чем страшнее — тем темнее. Но ему всё-таки тринадцать, я делаю небольшую скидку на возраст.

— Скажем честно, тёмные заклинания не бывают... бескровными.

— Разве?

Она щёлкнула пальцами, и Северус ощутил, как мягкая щёлковая лента опутывает его запястье. Невидимая. Она не сдавливала, не причиняла боли. Просто... удерживала.

— Думаете, это светлая магия?

— Чем вы питаете эти чары?

— Как вы считаете?

Лента скользила вверх, забралась под рукав мантии и уже обмотала локоть. Северус попытался ощутить её, но не преуспел. Он не мог поддеть её, сдвинуть, потрогать. Но она была.

— Я учу этому и Блейза, и своих мальчиков. Тёмная магия — это магия эмоций. Неважно, каких. Я чувствую — я действую. Кормлю её собой.

— Зачем... — непослушными губами выговорил Северус, — зачем вы мне это рассказываете?

— Потому что я вижу в вас потенциал.

Лента поднялась до плеча, обвила его и поползла к шее. Не душила. Оплетала как ошейник.

— Я разглядела его практически сразу, а уж после Адского пламени... тем более. Но кто-то вас очень сильно напугал, Северус. Мне больно видеть, что ваши силы и возможности тратятся впустую.

— Они мне не нужны.

— Правда? Или вы себя в этом тщательно убеждаете?

Северус был невысокого мнения о самом себе. В целом. Но дураком себя не считал. Позволяя ленте ластиться к своему телу, он сощурился и спросил жёстко:

— Значит, вот зачем все эти бесконечные браки? И разводы?

— Умница.

— Вы... пользуетесь этими мужчинами, чтобы подпитывать тёмную магию?

— Я пользуюсь своими чувствами, которые испытываю к этим мужчинам. И, прежде чем вы выступите с пуританской отповедью, я скажу... Что все идут на это с открытыми глазами. Они знают, что я их люблю. Недолго. Но это настоящая любовь.

— Сколько их там было? Восемь?

— Чуть меньше. Это если не считать увлечений. Тёмная магия не позволяет холодности, Северус. С другой стороны, она же позволяет таким, как мы с вами, держать себя в руках.

— Таким, как... мы с вами?

Между ними, Мордред подери, не было ничего общего!

— Эмоциональным. Ранимым. Чувственным.

Он собирался сказать, что она ошибается. Эмоциональный?! Ранимый?! Абсурднее этого был только последний эпитет. Общеизвестно, что Северус Снейп — злобная бездушная сволочь. Как он может быть?..

Он действительно собирался. Но лента добралась до его бедра, и он подавился словами.

Лента исчезла. Словно бы её и не было.

Мадам Морелли подцепила вилкой из тарелки четвертинку гриба, сняла её губами. Северус ощущал себя идиотом.

— Подумайте о моих словах, Северус.

Он и пытался. Только выходило очень плохо.

* * *

Помимо алкоголя Северус избегал также грязных ругательств. Они ассоциировались у него с Коуквортом. А он последние двадцать лет пытался избавиться от всяческого его влияния.

Тем не менее, на язык просились худшие отцовские ругательства, когда он читал о бракосочетании мадам Франчески Морелли, в девичестве Эсте, и некоего Отто Диркшнайдера.

Фотографии не было, но немец представлялся категорически неприятным.

Северус отшвырнул газету и с силой ударил кулаком по бедру. Он не собирался даже думать об этом. Его это не касается. Мадам Морелли развлекается? Это её дело. Северуса оно не затрагивает.

Ах, да, уже не Морелли. «Фрау Диркшнайдер» на язык не ложилось, и Северус решил, что не станет думать об этой женщине вовсе. Да и с чего бы? Вряд ли новоиспечённый муж оставит ей много времени для научной корреспонденции, а больше их ничто не связывает.

Только всё равно душила злость.

«Эмоциональный и ранимый».

В основном про Северуса говорили иначе: «вспыльчивый», «мстительный», «резкий», «раздражительный».

Северус был плох во всём, что касалось отношений с людьми. Как педагог он знал, что любой навык необходимо оттачивать на практике. Но не желал. Он не хотел иметь с людьми ничего общего и прикладывал усилия, чтобы отталкивать их от себя.

Единственным, с кем этот фокус не проходил, был Альбус Дамблдор. Как бы Северус ни шипел, как бы ни плевался ядом, Альбус оставался невозмутимо-доброжелательным. Он наливал крепкий чай, предлагал то молока, то сахара, задавал вопросы и внимательно слушал ответы.

Он не желал оставлять Северуса в покое.

Если бы он хоть немного ослабил хватку — ноги Северуса не было бы в директорском кабинете. Он не стал бы сам искать чужого общества.

Разумеется, он не станет искать общества мадам... фрау... Мордред с ней!

Следующее письмо отправилось в камин нераспечатанным.

До сих пор Северус мало внимания уделял Блейзу Забини. Тот был блестящим студентом, это правда. Слишком самоуверенным и ленивым, пожалуй, но блестящим. Захотел бы — давно оставил бы позади и надоедливую Грейнджер, и старательного Драко.

Забини доставлял, в общем и целом, немного проблем. Маунтбеттен-Виндзор неплохо его уравновешивал, и вдвоём они умудрялись творить дичь умеренно, не бросая тени на репутацию факультета.

Это всё Северус знал. Но он никогда не замечал, насколько Забини похож на мать.

От отца-негра он унаследовал смуглую кожу, слишком пухлые губы и жёсткий контур нижней челюсти. Всё остальное — вылитая мать. И дело было не только во внешности. Не в тёмных глазах и не в густых, слегка волнистых чёрных волосах. Даже не в высоких скулах.

Они двигались одинаково. Запрокидывали головы, фыркали себе под нос, морщились и улыбались.

У Забини ведущей была левая рука. У его матери — обе. Нарезая Mandragora для зелья, нейтрализующего последствия взгляда василиска, она в какой-то момент переложила нож в левую руку. Точно таким же хватом пользовался Забини.

И Северус сорвался.

Увы, отводить душу на Поттере было приятнее. Тот реагировал остро, зло, решительно. А Забини выглядел удивлённым и растерянным, но даже и не думал отвечать. Ничего. Либо он научится сопротивляться, либо пойдёт жаловаться.

Здравый смысл подсказывал: если фрау Диркшнайдер решит вступиться за сына, Северус позавидует участи того несчастного книготорговца из Лютного. Но, пожалуй, он готов был рискнуть.

* * *

Блэк за воротами, оборотень в школе.

Блэк за воротами, оборотень в школе.

Альбус улыбается с видом седого бородатого сфинкса.

Письма на душистом пергаменте не приходят.

* * *

Первым, что почувствовал Северус, был аромат. Echinacea, Glycyrrhiza, Linum, Panax. И поверх ожидаемых компонентов ранозаживляющей мази — до боли знакомое сочетание.

Духи.

Сознание возвращалось медленно и вяло. Он помнил, что произошло. Но пока ничего по этому поводу не испытывал.

Только проклятая Polianthes tuberosa давила на грудь.

Северус попытался медленно открыть глаза. Получилось только частично — на левый давила повязка.

Вместо потолка Больничного крыла он увидел перед собой другой, высокий, бледно-голубой.

Мунго.

Он лежал в одиночной палате в Госпитале святого Мунго. И рядом не было никого. Тогда откуда взялась Polianthes tuberosa?

Слегка повернув голову, он увидел на тумбочке свиток дорогого пергамента, повязанный бордовой шёлковой лентой.

* * *

«Дорогой Северус...».

Так начиналось письмо, в котором фрау Диркшнайдер выражала надежду на его скорое выздоровление и предлагала воспользоваться мазью от шрамов её собственного приготовления.

Мазь не имела вовсе никакого запаха, ложилась на кожу тонкой полупрозрачной плёнкой и почему-то вызывала стойкие ассоциации с той тёмномагической невидимой лентой.

И она была единственной причиной, по которой он ответил. Мазь действовала ошеломительно хорошо, куда быстрее и эффективнее классических средств. А Северус не в состоянии был полностью разобрать рецепт, даже когда добрался до лаборатории в Паучьем тупике.

Но он вычислил шесть ключевых ингредиентов, не считая катализатора и стабилизатора.

«Уважаемая фрау Диркшнайдер...».

«Зовите меня Франческой, Северус. Должна признаться, что вы меня удивили и даже немного напугали. Вот так поделишься семейной разработкой с талантливым британцем — а он возьмёт и украдёт рецепт! Нет, я не подскажу вам всё остальное. Но учтите, что в третьей формуле у вас принципиальная ошибка».

Он не отвлёкся бы от работы, если бы не прямой приказ Альбуса явиться на заседание суда. Речь шла о виновности Сириуса Блэка, и в глубине души Северус хотел бы, чтобы старый школьный враг вернулся в Азкабан. Ему там самое место.

Но совесть не позволяла.

Приходилось признать: даже если бы Блэка посадили за ту выходку с оборотнем... Да, этого не могло быть, ему тогда ещё не исполнилось семнадцати! Но если бы...

Он давно бы вышел на свободу. И отбывал бы срок он в тёплой сухой камере на нижних уровнях, куда почти не заглядывают дементоры. Его кормили бы трижды в день и приводили бы лекаря по первому требованию. Он бы не гнил на самом верху каменной скалы, в крошечной каморке, продуваемой всеми ветрами. Не был бы обречён на медленную мучительную смерть.

Одно дело — сделать всё, чтобы запихнуть в Азкабан предателя. Другое — так мелочно мстить школьному неприятелю.

Поэтому Северус послушно сыграл свою роль и сказал на суде именно то, чего от него хотели слышать.

Блэка оправдали.

Северус старался не смотреть на него, но не вышло. Тот выглядел так, словно и не провёл тринадцать лет в Азкабане. Ничего общего с оборванным узником. Снова дорогая мантия, горделивая осанка и манеры повелителя мира.

В общем, он снова бесил Северуса.

А потом, в Атриуме Министерства магии, Северус увидел фрау Диркшнайдер. Забини и Маунтбеттен-Виндзор стояли рядом с ней, но были заняты своим разговором. Она же повернула голову и улыбнулась.

Он подошёл и процедил вместо приветствия:

— Фрау Диркшнайдер, как поживает ваш супруг?

— Вы совсем не читаете газет, Северус, иначе знали бы о моём разводе, — ответила она. — И, кажется, я уже просила вас называть меня Франческой. Я смотрю, мазь пошла на пользу? На вашем месте я бы не применяла её дальше. Этот тонкий шрам выглядит довольно мужественно и добавляет вам определённого шарма. Поверьте, дорогой, я знаю, о чём говорю. — И она дотронулась до локтя Северуса.

Заглянула в глаза.

Мордред!

Он едва унёс ноги. Аппарировал в ненавистный дом в Паучьем тупике, грохнул входной дверью, заметался по комнате.

Замер.

Если бы не окклюменция, было бы в разы хуже. А так он тщательно прятал мысли и чувства под непроницаемым щитом. И всё равно, сердце колотилось как сумасшедшее, дыхание сбилось, а от шеи вверх поднималась мучительная краска.

Дом по адресу Коукворт, Паучий тупик, 19, был отвратителен. Но ничего другого у Северуса всё равно не имелось. Вступив в наследство, он всерьёз думал сжечь эту вонючую дыру. Удержался. Потом мечтал продать, только вот покупатели не находились.

Ну, а дальше — понятно, что. Стало не до проблем с недвижимостью. И теперь Северус, возвращаясь под эту крышу, всякий раз думал: это именно то, чего он заслужил. Подземелья Хогвартса и развалюха в умирающем городке.

А сквозь слои ткани жгло чужое прикосновение.

Слегка пошатываясь, Северус отправился в ванную, наклонился над раковиной и заглянул в крошечный осколок зеркала, который только чудом держался на стене. Когда-то зеркало было большим, в красивой раме. И мама, собираясь в церковь или на пикник, долго крутилась перед ним, поправляя волосы.

Отец заглядывал, чтобы поторопить её, обнимал за плечи и обязательно целовал в обе щёки. А она смеялась и отбивалась, говорила, что он помнёт её платье и причёску.

Отец зеркало и разбил. Однажды.

Теперь Северус пытался поймать в осколке своё отражение, но ничего не выходило. Картинка целиком не складывалась. Шрам он видел. Тот шёл от брови вниз и наискосок, пересекал переносицу.

Что мужественного в следах от когтей оборотня?

Напоминание о слабости, глупости и трусости. Не рассчитал, не среагировал, не сообразил. Не защитился. Позволил себя достать.

Отвернувшись, Северус снял мантию, выкрутил в ванне вентиль крана и сунул голову под холодную воду. Намылил волосы хозяйственным мылом, сполоснул, застучал зубами.

Но так и не прибегнул к помощи чар.

Лучше уж будет холодно, чем...

Северус Снейп был маленьким непривлекательным ребёнком. Он вырос в худого противного подростка. И, наконец, превратился в тощего и откровенно страшного мужчину. Весьма закономерный логичный исход. Если ему повезёт прожить достаточно долго, однажды он станет костлявым противным стариком.

Шрам, который изуродовал его и без того непривлекательную рожу, никак не мог добавить мужественности.

Тогда зачем фрау... Мордред, как её теперь называть, раз она развелась? Зачем она это сказала? Смеха ради?!

Злость раздирала грудь острыми когтями. Северус стиснул зубы. Выдохнул.

Достал палочку.

Ему станет легче. Несомненно. Вот только он много лет назад отказался от этого способа. Тёмная магия — не выход. Если чему-то Северус и научился у Альбуса Дамблдора, так это осторожному отношению к тёмной магии. Дело не в том, знаешь ты заклинания или нет. Дело в том, используешь ли ты их.

На одной чаше весов — Альбус с его наставлениями и душеспасительными речами. На другой — вскользь брошенное: «Тёмная магия позволяет таким, как мы с вами, держать себя в руках». «Эмоциональным. Ранимым. Чувственным».

Он так и не принял решения. Его отвлекла сова.

* * *

Он сомневался до последнего. Что за нелепость! Как будто ему нечем больше заняться!

Но — ведь нечем, действительно. До начала учебного года ещё целый месяц, последние эксперименты один за другим оканчиваются неудачей, у Альбуса нет специфических поручений. В общем, у Северуса не находилось ни одного толкового предлога, чтобы отказаться.

И он неуверенно собирал вещи для поездки на зельеварческий симпозиум в Риме. Когда-то он мечтал выступать на таких мероприятиях. Теперь волновался, предвкушая роль простого слушателя.

«Я приглашаю нескольких друзей остановиться в моём доме на время симпозиума. Буду рада, если вы присоединитесь к нам, Северус. Поверьте, гостиницы в Риме ужасны».

Он жалел, что согласился.

* * *

— Здравствуйте, профессор, как добрались? — спросил Блейз Забини, встречая его на пороге.

Трёхэтажный дом из жёлтого песчаника был скрыт от магглов сетью сложных заклятий и размещался в конце узкой улицы, рядом с небольшим зелёным сквером.

Северус радовался, что международный порт-ключ перенёс его прямо к цели — сомневался, что нашёл бы нужный адрес самостоятельно.

— Сносно, мистер Забини, благодарю, — буркнул он.

Он третировал парня целый год. Стоило ожидать удара в спину. Но пока Забини не казался человеком, затаившим обиду. Он выглядел расслабленным и довольным. Школьную мантию сменил на летнюю, светло-серую.

— Пойдёмте, покажу вашу комнату. И, надеюсь, у вас есть что-то полегче, чем эта мантия. На улице такая жара, что охлаждающие чары то и дело сбоят.

Северус немедленно захотел вернуться в Британию. Но такой возможности не было. Обратный порт-ключ активируется через неделю, и ни днём раньше.

В доме было прохладно и светло. И, пожалуй, роскошно. В центре холла стояла мраморная статуя — полуобнажённая девушка в тонком греческом хитоне, потолок был расписан — на живой картине летали большие тропические птицы.

Стоило сделать шаг вперёд, как мраморная девушка ожила и изящным жестом указала направление.

— Ага, мы в курсе, — кивнул ей Забини. — Не обращайте внимания, профессор, прошлый владелец дома был фанатом живых статуй и картин. Они слегка назойливые, но ничего плохого не хотят. Если кратко, то на первом этаже расположены общие помещения. Вот там проход в большую гостиную, слева столовая. Приходите в любой момент, домовики подадут кофе или что захотите. На втором этаже слева гостевые покои. По соседству от вас будет жить Александр Кельнер, австрийский алхимик. Ни в коем случае не называйте его немцем, он обижается.

Они пересекли холл и теперь поднимались по широкой каменной лестнице. На перилах стояли вазы с розовыми Tulipa Cantus. Они издавали негромкий мелодичный звон, но практически не пахли.

Забини продолжал свою экскурсию. Объяснял, что в правое крыло второго этажа гостям доступа нет — там расположены хозяйские покои. Третий этаж отведён под технические помещения. Ну, а самое интересное — лаборатории, хранилища ингредиентов, бассейн и бильярдный зал — в подвале.

— Вот, располагайтесь. Будет нужна помощь — позовите Эллу, она прислуживает гостям. Обед в четыре.

Он толкнул деревянную дверь с золотой отделкой, посторонился, взъерошил волосы вдруг, ухмыльнувшись, добавил:

— Мама просила передать, чтобы вы, как устроитесь, спускались малую гостиную. Сказала, хочет вас поприветствовать.

А обратный порт-ключ только через неделю.

* * *

Северусу доводилось бывать в роскошных домах. Он гостил у Малфоев, бывал у Ноттов. Так что богатство не ослепляло его. Скорее, просто вызывало давящее чувство.

Северус был равнодушен к деньгам как таковым. Но слишком разителен был контраст между этим особняком и его берлогой.

Спальня, которую ему выделили, была отделана в голубых тонах. С шёлковыми обоями, парчовыми тяжёлыми занавесками, большой кроватью под балдахином и старомодной каменной ванной за высокой ширмой. В углу у окна располагался письменный стол, в ящике обнаружились свитки пергамента, чернильница и хорошее перо.

Предусмотрительно.

Раздражающе-неловко.

И почему Забини так выделил интонацией слово «поприветствовать»?

Разбирать вещи Северус не стал, так и оставил в сумке. Только отменил чары уменьшения. Долго думал, во что переодеться. Слишком долго для человека, у которого на выбор чёрная шерстяная мантия и ещё одна чёрная шерстяная мантия.

Он надеялся, что внизу уже собрались другие гости. И в то же время он боялся внезапно оказаться в толпе незнакомых людей. Зельеварческое общество большое, но закрытое. Любое новое лицо привлечёт внимание. Северус, конечно, изредка публиковался в журналах, но у него не было громкого имени, он не посещал общие мероприятия. Здесь он будет новичком. И его непременно станут проверять на прочность.

При мысли об этом внутренности скручивало. Но, во всяком случае, Северус был спокоен за выражение своего лица. Окклюменция позволяла держать эмоции под контролем. В любой ситуации он сумеет сохранить спокойствие.

— А, вот и вы, мой дорогой Северус! — воскликнула владелица дома, когда он спустился в малую гостиную.

И его самоконтроль подвергся тяжкому испытанию.

Хорошо, стоило хоть раз признать это откровенно: эта женщина, которая меняла имена как перчатки, была отчаянно красива. Северус пытался сравнивать, напоминал себе, что имел дело с Беллой Лестрейндж в её лучшие годы. Но — не помогало. Белла Лестрейндж была не более чем нервной истеричной девчонкой.

— Сильно вас помотало порт-ключом?

— Ничуть, — отрезал он, сглатывая.

На ней была лёгкая струящаяся мантия тёмно-синего цвета. На запястье блестели тонкие браслеты. Волосы она распустила, только скрепила сзади широкой серебряной заколкой.

— Хорошо. Беднягу Тадеуша ещё полчаса тошнило. Ну, как устроились? Блейз вам всё показал?

Нужно было взять себя в руки. И Северус справился с этой задачей. Поджав губы, он сообщил, что устроился превосходно, за гостеприимство благодарен, приглашение пришлось очень кстати, а фрау Диркшнайдер выглядит великолепно.

— Франческа. Вам придётся привыкнуть, Северус, мы здесь все общаемся неформально.

— Франческа, дорогая! — раздалось от двери.

Северус круто обернулся, а Франческа уже крепко обнимала низенького полного старика. Сложно было не узнать его. Знаменитый Антуан Прайс, создатель современной рецептуры «Костероста» и автор учебника по продвинутому зельеварению в колдомедицине.

Закончив с приветствиями, Франческа немедленно представил ему Северуса.

Тот посмотрел скептически, руки не подал и спросил, глядя мимо:

— Где ты их берёшь, дорогая?

— На этот раз — в Британии. И ты напрасно морщишь свой длинный нос, Антуан, Северус почти разобрал рецепт лечебного бальзама Медичи.

Только после этого Прайс сменил гнев на милость и протянул Северусу пухлую мягкую ладонь. Пожимая её, Северус надеялся, что ничем не выдал охватившего его гнева.

А дальше людей стало ещё больше. Мужчины и женщины, старые и молодые, они наполняли гостиную, целовали хозяйку дома в щёки, жали ей руки, говорили комплименты и разбивались на маленькие группки. Звучала мешанина языков: итальянский, немецкий, французский, английский. И, конечно, латынь — на неё переходили во время особенно жарких споров. В какой-то момент появился Забини — и тут же привлёк всеобщее внимание.

Северус понял, что для этого общества мальчишка был кем-то вроде сына полка. Во всяком случае, каждый считал свои долгом уточнить, как у него успехи в школе, отметить, как он вырос, пошутить.

— Мама запретила мне вас травить за обедом, — сообщил он, скалясь. — Сказала, что это непременно испортит её репутацию.

— Глупости! — всплеснула руками старая, похожая на мумию Элиза Флатт. — Нас это только взбодрит! Мерлин, как давно меня не пытались отравить! Да ещё и младший из Медичи. Я настаиваю, юноша.

— Младший Забини, — резко возразил тот. — Но если желаете, мадам, я непременно вас отравлю.

Желающих оказалось немало — всем эта шутка пришлась по душе.

— Всё будет сделано в лучшем виде, — пообещал Забини и покинул гостиную, а гости наперебой принялись уверять Франческу, что у неё просто очаровательный сын.

Северусу казалось, что он неплохо спрятался. Он стоял возле одной из колонн, частично его скрывали шторы, частично — тень от очередной живой статуи. И поэтому он совершенно не ожидал, что Франческа внезапно появится рядом с ним.

Она коснулась его плеча и заметила негромко:

— Мы вас напугали, не так ли? Ничего, это легко исправить. Позвольте... Анна! Анна, mia cara, давай я представлю тебе своего английского друга. Северус Снейп — Анна Уиллоби. Анна, помнишь, мы с тобой обсуждали стабилизацию порошка из рога взрывопотама? У Северуса на эту тему есть потрясающе интересные мысли...

И прежде чем он успел сбежать, крошечная молодая ведьма с копной коротких пшеничных волос вцепилась ему в локоть.

Во всяком случае, Северусу действительно было что сказать по теме. Мерлин, даже удивительно, почему абсолютно очевидная версия не приходила в голову такому количеству образованных зельеваров! Реакция ведь простейшая, может рассматриваться как частный случай применения теоремы Райта!

Мисс Уиллоби, на удивление, была способна поддержать разговор. Она выглядела как вчерашняя школьница, но легко перешла на научный язык и показывала прекрасное владение темой. Поэтому Северус едва не утратил невозмутимого выражения лица, когда она заметила прямо посреди рассуждения о свойствах лунного камня:

— Будьте осторожны с Франческой.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего особенного. Просто учтите, что она... Забудьте, это не моё дело.

— Зато, кажется, моё.

— Вы умный человек, это сразу ясно. И вы можете стать хорошим учёным. Но Франческа... Скажем так, у неё есть свои стандарты. Не обижайтесь, я говорю это из лучших побуждений...

— Вот вы где! Пойдёмте обедать. Заодно узнаем, кого в итоге отравит мой крайне талантливый сын.

Гильдия зельеваров не скупилась. Мероприятие проводили в Пантеоне. Магглы видели только часть древнего храма, волшебникам же открывались просторные подземные залы, подходящие для собрания трёх сотен гостей и сорока пяти докладчиков.

Северус плохо спал накануне первого дня. Вечер в доме Франчески лишил его последних остатков покоя. Его душил этот особняк, гости, разговоры, шутки и шепотки. И ему категорически не нравилось, что каждый собеседник считал своим долгом так или иначе прокомментировать его отношения с Франческой.

Которых не было.

И быть не могло, что за абсурд!

Кое-кто считал, что британскому выскочке просто нечего делать в их блестящем обществе. Другие, их было большинство, Северусу сочувствовали. Они заканчивали мысль, которую начала мисс Уиллоби: «Понятно, что вы влюблены в мадам Франческу, но едва ли вы привлечёте её внимание».

И Северус просто не знал, как опровергнуть это идиотское заявление!

Он не был влюблён. Мордред, от одной этой мысли делалось дурно. Он любил... однажды. Только однажды. И он сам всё испортил, а потом обрёк любимую женщину на смерть. Теперь расплачивается.

Какой-то другой Северус Снейп мог бы не совершить всех тех ошибок. Он мог бы быть счастлив. И никто не заподозрил бы его в нелепой...

Он до сих пор подозревал, что духи этой женщины обладают каким-то особым эффектом. Дурманят или гипнотизируют. Не он один подвергался их действию! Накануне за ужином не было человека, который оставался бы равнодушен к её обаянию.

Интересное наблюдение, которое Северус сделал неожиданно: схожим талантом обладал её сын. Мистер Забини, если желал, умудрялся становиться центром любой компании. Вот только по большей части его это не интересовало, и он предпочитал держаться в стороне.

Логические рассуждения подводили к мысли о том, что духи тут ни при чём. Дело в личной харизме и, вероятно, врождённых способностях.

Пусть так.

В любом случае, даже если Северус ненадолго поддавался общему помешательству, он легко от него избавлялся.

Потому что, очевидно, он не был влюблён во Франческу.

И только разобравшись с этим вопросом, он сумел сосредоточиться на докладе о применении некоторых тропических лиан в зельях, изменяющих физические параметры живых существ массой не выше 10 кг.

* * *

Он шёл следом за Франческой по галерее Боргезе. Так вышло, что они оказались здесь вдвоём. Она утверждала, что он обязан это увидеть. А остальные — что ж, они недостаточно тонкие ценители прекрасного.

— Нет-нет, здесь нас живопись не интересует. Я покажу вам её в другом месте, — заявила Франческа, когда Северус остановился перед каким-то портретом. — Мы здесь по делу.

В его представлении, по картинной галерее нужно ходить и рассматривать картины. Он занимался этим в Хогвартсе время от времени, особенно если дежурства выдавались скучными.

Но у Франчески были на этот счёт, похоже, какие-то свои представления. Во всяком случае, она увлекла его прочь от портрета, через длинные светлые галереи, пока они не дошли до большой мраморной скульптуру.

— Вот... Посмотрите.

Композиция была Северусу знакома по «Краткому собранию шедевров живописи и скульптуры». Он его читал, прежде чем отправиться в гости к чете Малфоев. Ничего особенного — обычный античный сюжет в исполнении автора эпохи барокко. Хорошо сделано. По сути своей — скорее неприятно. Бог Аид похищал дочь богини плодородия Персефону. Она вырывалась, но безуспешно.

Северус не понимал, почему из всего собрания шедевров в галерее мадам Франческа решила показать ему именно эту скульптуру. И он надеялся получить ответ.

— Англичане... — протянула мадам Франческа. — Идите сюда, Северус. Посмотрите с моей стороны. Что вы видите?

— Мрамор?

— Уверены?

Да, он был уверен!

Франческа мягко взяла его под руку, и по телу Северуса прошла невольная дрожь. Он побоялся повернуть голову, поэтому сосредоточил всё внимание на скульптуре. Мрамор. Бородатый косматый бог подземного царства. Несчастная Персефона с дряблым, по моде XVII века, телом.

Жёсткие пальцы, впившиеся в бедро. Плоть, сминающаяся от грубого прикосновения. Текстура живой кожи. Слёзы на щеках.

— Бедняжка, — шёпотом произнесла мадам Франческа, и Северус ощутил ухом её дыхание, — она обречена. Я немного презираю магглов за это. Они думают, что раз женщина слабее, значит, она просто игрушка. Представьте, что это не так. Представьте, что Прозерпина владеет магией. Она ведь дочь богини. Она бы могла. Вообразите себе её страх и боль. Её отдал Плутону родной отец! А ведь она так молода, у неё впереди целая жизнь. Она свободна, она счастлива. И всё это счастье рушится из-за каприза Плутона. Она — не человек, она его приз. И вот, она в его руках. Ещё мгновение, и она падёт вместе с ним... Растерянность сменяется яростью. Что бы она сделала?

— Она бы ответила... — невнятно ответил он.

— Как?

— Она бы использовала тёмную магию. Обратила бы против него свою ярость.

— Его пальцы наверняка оставили следы на её белой нежной коже. А предательство отца разбило ей сердце. Но, одолев Плутона, что бы она ощутила?

— Могущество.

— Свободу. Настоящую свободу, Северус. Она дороже могущества.

Он смотрел на скульптуру и не мог отделаться от ощущения, что мрамор дышит.

* * *

Ещё трижды Северус приходил в галерею Боргезе. И, игнорируя все остальные произведения искусства, шёл к «Похищению Прозерпины». Оно его завораживало.

Он собрал вещи. Порт-ключ должен был сработать завтра в десять утра. Всё закончилось.

Неделя в Риме промелькнула незаметно. Зельевары устраивали ему экскурсии. Каждый на свой лад. Показывали любимые улочки и фонтаны. Мисс Уиллоби как-то увела его есть мороженое. Группа пожилых французских алхимиков позвала с собой — пить вино и смотреть на закат со стен Колизея.

А в остальное время он слушал доклады, задавал вопросы и уже практически не ощущал себя чужаком и незваным гостем.

Кое-кто сказал, что ждёт от него статью в «Зельеварение сегодня» и в «Вестник зельевара». Другие обещали писать и подчеркнули, что будут рады получить сову.

В общем, это была очень хорошая неделя.

И отчаянно не хотелось уезжать. Представлялось, как он поднимается по трём обшарпанным ступеням, минует контур защитных чар и окажется в ненавистном доме. Один.

Пришло в голову: он был не самым любезным гостем. А ведь Франческа сделала ему настоящий подарок, когда организовала приглашение и предложила остановиться в своём доме. Она не должна была.

Северус игнорировал её письма полгода! Так подумать — вовсе без повода. Она вышла замуж. Что с того? Разве она не была замужем, когда они познакомились? И теперь, когда она снова в разводе, сколько пройдёт времени до следующего брака?

Это не его, Северуса, дело. Франческа вела себя как добрый заботливый друг. Друг, которых у Северуса вообще никогда не было. А он отвечал грубостью, резкостью и детскими обидами.

— Элла? — осторожно позвал он.

До сих пор он так ни разу и не воспользовался услугами местного домовика, справлялся сам.

— Гость хозяйки вызывать? — с кошмарным акцентом спросила домовушка в белой чистой наволочке.

— Подскажи, где я могу найти мадам Франческу?

— Хозяйка отдыхать в будуаре. Элла предупредить, если вы желать посещение.

— Она... одна?

— Хозяйка отдыхать одна.

— Тогда спроси, удобно ли будет, если я нанесу ей визит. Передай, что её хочет видеть...

— Элла знать имена гостей хозяйки. Элла спросить. — Она пропала с хлопком, но через мгновение вернулась и сообщила: — Хозяйка ждать мистера Снейпа.

И стало ясно, что визит наносить всё-таки придётся. А Северус уже успел понадеяться, что Франческа не пожелает его видеть.

В будуаре было свежо и светло. Горели жёлтым волшебные светильники на стенах, по углам стояли вазы с цветами. На сей раз — белые Paeonia. Они распространяли медовый аромат.

Франческа полулежала на низком диванчике и читала книгу. Рядом парил бокал белого вина.

Она была одета... иначе.

Не так, как на людях. Из-под подола лёгкой льняной мантии выглядывали босые ступни.

— Заходите, Северус, не стесняйтесь, — сказала она, взмахнула рукой и приманила поближе одно из кресел. Закрыла книгу, отложила в сторону и предложила: — Вина? Или мне стоит угостить вас чаем?

— У вас есть чай?

— Разумеется, неужели вы меня считаете такой плохой хозяйкой? Садитесь. Простите мне эту позу, мы с американцами оббежали сегодня, кажется, половину Рима. У меня просто нет ног!

Она не тараторила, говорила спокойно, и всё же у Северуса не было никакой возможности вставить хоть слово. Или возразить. Или сказать, что он зашёл буквально на минутку.

Он сел в кресло, стараясь не смотреть на неприлично-обнажённые лодыжки, и отказался от напитков.

— Я зашёл поблагодарить вас, — сказал он, — за приглашение и гостеприимство. Это было неожиданно, но очень познавательно. Спасибо.

— Что вы, Северус. Это пустяки. Я рада, что вы хорошо провели время. Ну, не убегайте, составьте мне компанию ненадолго. Как вам Вечный город?

— Интересно. Я... не бывал в Европе раньше.

— Ещё побываете. Главное, не возлагайте слишком много надежд на Париж. Он скучнее, чем кажется. А вот Прагу рекомендую. Один из самых волшебных городов на планете.

Северус сомневался, что увидит это всё своими глазами. Он мечтал путешествовать — когда-то раньше, в детстве. Хотя нет, он мечтал вырваться из Коукворта, а вот дальше уже не задумывался. Просто хотел оказаться в любом другом месте.

— Я учту, — сказал он вежливо. — Вы... останетесь в Риме?

— Здесь? Ни за что. Я не люблю этот дом. Нет-нет, как только гости разъедутся, мы с сыном вернёмся во Флоренцию.

— Не любите? Почему?

— Напоминает о победе, которая досталась дорогой ценой, — загадочно сообщила Франческа и непринуждённым движением размяла шею.

Северус подумал, что не смог бы разговаривать в таком положении. Лёжа. Когда собеседник так заметно нависает сверху. А вот она, судя по всему, чувствовала себя весьма комфортно.

Он задолжал извинения. И должен был их принести.

— Я бы хотел извиниться перед вами. В прошлом учебном году... Боюсь, я был не совсем объективен по отношению к мистеру Забини. Вряд ли он жаловался, но...

— Я в курсе.

— В курсе?

— И, конечно, Блейз не жаловался. Просто спросил, не знаю ли я, какая муха покусала его любимого декана. Вам не за что извиняться передо мной, Северус. Блейз способен постоять за себя. Но, боюсь, его уважения вы лишились.

Северус опустил взгляд. Наверное, если бы Франческа его прокляла, было бы лучше.

— Захотите всё исправить — извинитесь перед ним. Попробуйте. И, в любом случае, я вам не завидую... Блейз редко прощает обиды. Рано или поздно вы столкнётесь с последствиями. И я на помощь не приду.

Вероятно, он справится с последствиями обиды четырнадцатилетнего мальчишки! Франческа как будто угадала его мысли и рассмеялась.

— Не будьте так наивны, Северус! Блейз — мой сын. И, поверьте, он унаследовал все худшие черты нашей фамилии.

— Вы об этом говорите как о чём-то положительном...

— Так и есть. Он мстителен, жесток и изобретателен. Но он умеет дружить и любить. Идеальное сочетание, на мой взгляд.

— Он практикует тёмную магию, — неожиданно заметил Северус.

Он не собирался поднимать эту тему. Но раз уж пришлось к слову...

— Конечно. Лет с восьми. Я начала раньше. А чистоплюи вроде его отца долго не живут. Не переживайте за Блейза, Северус. Мальчик может о себе позаботится.

Северус чувствовал, что нужно уйти. Но продолжал сидеть в кресле и разглядывать собственные ботинки. Франческа его не гнала. Она заговорила о новой статье Фламеля и о философском камне. Спросила, что это за нелепые слухи ходили — будто философский камень целый год пролежал в Хогвартсе. Северус рассказал то, что мог. Франческа хохотала до слёз.

Потом вдруг уточнила невозмутимо:

— А лицо некоего Волдеморта, торчащего из затылка вашего профессора Квирелла, это правда или талантливая выдумка детей, наделённых богатым воображением?

Северус поднял глаза и встретился с ней взглядом. Ни капли веселья.

— Боюсь, что правда.

— Очень интересно. Если бы вы сказали мне об этом раньше, когда мы обсуждали некую чёрную книжку, я бы раньше спросила: как вы думаете, Северус, этот идиот доставит нам проблемы в будущем?

Идиотом, на памяти Северуса, Тёмного лорда ещё не называли. Однако ответ на вопрос был, к сожалению, положительным.

— Так я и думала. Сломала всю голову, как уговорить Блейза перейти в Дурмстранг после пятого курса... Наотрез отказывается. Ох, Северус, если бы вы знали, как я не хочу, чтобы это стало моей головной болью!

Он догадывался. И жалел, что у него такого выбора нет.

— Ненавижу тему бессмертия. Всегда такая грязь...

— Тёмный лорд... — Северус выдохнул. — В прошлом был очень опасен. И он питал слабость к молодым людям, которые увлекаются тёмной магией. Возможно, для мистера Забини действительно будет лучше...

— Он уже отказался.

— Тогда ему стоит быть осторожнее. Если Тёмный лорд вернётся... — Глубокий вдох. Медленный выдох. Возможно, стоило сказать об этом. — Я служил ему. В прошлом.

— Вот как?

— И я имею в виду... что я находился в ближнем круге. У меня есть тёмная метка.

— Что ещё за метка?

Будет честно предупредить её. Даже если это значит, что больше подобных приглашений ему не светит. Он расстегнул манжету, закатал левый рукав и протянул руку. Франческа спустила ноги на пол, подалась вперёд и внезапно коснулась его предплечья кончиками пальцев.

Это ощущалось как действие проклятия. Ударив в одну точку на коже, оно стремительно распространялось по телу, обжигало изнутри.

А Франческа продолжала изучение. Она обвела метку по контуру, слегка надавила ногтем на голову выползающей изо рта черепа змеи, погладила.

Северус подумал, что было бы неплохо обратиться в статую. Даже если навсегда.

— Как давно с вами это украшение?

— Пятнадцать лет.

— Incantevole! Ваш Тёмный лорд отличался богатым воображением. Пробовали избавиться?

— Неоднократно. И не только я. После того, как он исчез...

— Я подумаю над этой задачкой. Она мне кажется достаточно любопытной.

И всё было бы хорошо, если бы она убрала руку! Но нет, она по-прежнему касалась его. Её ноздри подрагивали, словно она что-то учуяла.

Внезапно она отпустила его руку, откинулась на спинку дивана и улыбнулась:

— Здесь душно, не так ли?

Северус не был в этом уверен. Но дышать было тяжело, это верно.

— Я вас утомила болтовнёй, Северус, а время позднее. Я рада, что вы зашли. Напишите мне, если захотите обсудить метку. Или что-нибудь ещё.

Он поднялся, хотя ноги слегка подрагивали. Быстро опустил рукав и застегнул пуговицу. Магией — пальцы не слушались.

Пробормотал что-то похожее на согласие. Развернулся, чтобы выйти. В спину прилетело:

— Забыла сказать, Северус! Продолжите обижать моего сына — и поймёте, что я куда опаснее этого вашего Тёмного лорда.

Почему-то Северус ей поверил.

Но вовсе не угроза лишила его сна. Он ворочался в широкой постели, но не применял простейших окклюментных техник. Было бы легко загнать все переживания под щит, но он не делал этого. Вместо этого снова и снова тёр левое предплечье. Раньше там горела только метка. Теперь поверх неё отчётливо ощущались прикосновения Франчески.

* * *

Окклюмент не должен врать себе. Это опасно. Под щит необходимо прятать упорядоченные мысли, а не ком сомнений и переживаний.

Именно поэтому, вернувшись домой, Северус расчистил уголок стола на кухне, налил себе чашку чая, соединил над ней кончики пальцев, прикрыл глаза и задумался.

Он совершенно неадекватно реагировал на присутствие Франчески. Один аромат её духов лишал его привычной собранности. Рядом с ней он терял все свои запасы язвительности и чувствовал себя...

Дураком.

И с этим пора было что-то делать.

В сущности, в ней не было ничего необычного.

Хорошо, в ней было много необычного. Она была умна, образованна, сделала себе имя в научных кругах, владела неприлично-дорогим особняком в центре Рима и непринуждённо играла с тёмной магией. Рядом с ней бледно выглядела бы даже по-королевски величественная Нарцисса Малфой, эталон английской леди. Всё так. И, разумеется, Франческа не могла не вызывать восхищение.

Пускай.

Северус готов был восхищаться ею. Он восхищался Тёмным лордом по юности. Потом Альбусом. Фламелем (хотя и не был знаком с ним лично). Да той же Беллой Лестрейндж, которая пользовалась особым вниманием Тёмного лорда!

Нет, восхищение не было проблемой.

Проблема лежала в другой плоскости.

И именно эта плоскость Северуса категорически не устраивала. Проще говоря: он не собирался пополнять армию мужчин, которые теряли голову от этой красивой опасной ведьмы.

«Франческа... Скажем так, у неё есть свои стандарты», — сказала ему Анна Уиллоби, словно думала, что он как дурак станет вздыхать и страдать. Никогда!

Он любил. Это было остро-болезненное щемящее чувство, в котором вовсе не было никакой грязи и похоти. Только нежность, поклонение, восторг, надежда. Он убил свою любовь. Всё равно что сам. А ещё прежде пытался её забыть, разными способами и методами.

Это не помогло.

И сейчас он мог, во всяком случае, с уверенностью сказать: чувства, которые вызывала у него Франческа, не имели ничего общего с той огромной чистой любовью.

Северус нашёл хорошую аналогию. Франческа была словно бы воплощённой в теле живого человека тёмной магией. Здравый смысл твердил: нужно держаться от неё подальше. А во рту между тем пересыхало, сердце билось чаще, руки подрагивали, тянулись к палочке.

Это главная опасность тёмной магии — она вызывает зависимость. Привыкание. К ней хочется обращаться снова и снова.

То же самое касалось общения с Франческой. Даже понимая, как плохо оно сказывается на душевном состоянии, Северус не мог его прекратить.

Впервые за долгое время Северус осознал, что ему нужен совет. Или хотя бы возможность выговориться. Но обратиться было не к кому. Не Альбусу же выкладывать все эти метания! И не старому приятелю Люциусу.

Северус открыл глаза, сделал глоток остывшего чая и принял твёрдое решение: избегать слишком тесных контактов. Переписка — одно дело. А вот без личных встреч он, пожалуй, отлично проживёт.

* * *

Он хотел обсудить с Франческой метку. И вот эту статью. И абсурдную идею об использовании основы для антиликантропного зелья в качестве средства от специфических форм драконьей оспы. И...

Проще сказать, что весь август Северус провёл в переписке. С другими зельеварами тоже, но с ней — значительно больше.

С началом учебного года, он понимал, количество писем придётся уменьшить. Он просто не будет успевать так тщательно работать над черновиками, а отправлять несвязные фрагменты мыслей считал недопустимым. В общем-то, это было хорошо. Начнётся учебный год — и ему станет не до того.

Но по спине прошли мурашки, когда он прочёл: «Ох, если бы вы знали, как я не люблю все эти школьные закупки! Блейз делается невыносим в магазинах. Но, нравится нам обоим это или нет, завтра придётся отправляться в Лондон. Mio Dio, Северус, как педагог объясните, что не так с Хогвартсом? Почему по защите от тёмных искусств каждый год новая программа?».

Она не предлагала увидеться. А Северус всегда старался в августе держаться подальше от лавок, забитых школьниками.

Но это не мешало ему представлять случайную встречу.

Ему всё равно стоит пополнить запасы в аптеке. Да и несколько пособий для старшекурсников можно купить...

Окклюменция спасала. Но с момента возвращения из Рима, стоило приподнять щит, Северус оказывался во власти двух визуальных образов. Мраморные пальцы Аида стискивают податливую плоть. Босые ступни выглядывают из-под подола светло-зелёной домашней мантии.

В общем, лучше было даже не пытаться расслабиться.

Среди одинаковых шерстяных мантий он выбрал самую новую. Она ничем не отличалась от остальных, но...

И вымыл голову травяным отваром, а не хозяйственным мылом. Лучше, ожидаемо, не стало.

В принципе, шансов встретиться не так уж и много. Не станет же он торчать на Косой аллее весь день! Он, во всяком случае, пока не сошёл с ума.

Но он увидел их, едва вышел из прохода за «Дырявым котлом». Франческа с сыном стояли у входа в аптеку и о чём-то говорили. За лето мальчишка вытянулся и теперь был с неё ростом. Сходство стало ещё более заметным.

Франческа рассмеялась. Забини оскалился, взял её за руку и галантно поцеловал. Отвесил шутливый поклон, развернулся и исчез в лавке. Северус не успел среагировать, спрятаться за нагромождением дешёвых котлов, притвориться, что уже уходит — Франческа обернулась и поймала его взгляд.

Теперь уже выхода не было — пришлось подойти.

— Вы хорошо выглядите, Северус, — проговорила она, слегка дотрагиваясь до его плеча. — И что это, неужели вы успели загореть в Риме?

Вряд ли кто-то из школьников ожидал увидеть профессора Снейпа у Флориана Фортескью. Только годами наработанная репутация и кислая мина спасали. Франческа, садясь за столик, заметила со смехом:

— Похоже, вы держите в страхе весь Хогвартс!

— Иначе никак. Нынешние школьники — просто сборище бездарностей!

— Ну, прямо-таки все?

Пришлось признать, что нет, мистер Забини не входит в число бездарностей.

— В этом я и не сомневалась, — отмахнулась от комплимента она. — Но, думаю, он такой не один. Вы несправедливы, Северус. О, закажите мне шарик лимонного сорбета и шарик кофейного пломбира. И чашку горячего эспрессо.

Ему пришлось идти и делать заказ.

Себе он взял только кофе. Не хотелось, чтобы кто-то уличил его в любви к сладкому. И вообще, идея пригласить Франческу в кафе была, очевидно, ошибочной. Он не мог просто сидеть напротив неё за столиком, на глазах у студентов и их родителей!

Словно бы в этом было что-то неправильное. Постыдное.

— Magnifico, grazie, caro! — воскликнула она, губами снимая с маленькой серебряной ложечки мороженое. Сделала глоток кофе.

Все люди едят. Весьма банальный процесс, которые не заслуживает никакого внимания.

Но Северус не мог оторвать взгляда от того, как Франческа расправлялась с порцией мороженого. В Италии она носила лёгкие шелка, а в Британии куталась в парчу. Тонкие металлические нити образовывали на ткани едва различимые загадочные узоры. На указательном пальце правой руки блестел рубин. На левой Северус заметил отравленное кольцо из Лютного переулка.

— Мистер Забини к вам присоединится? — спросил Северус, отводя глаза в сторону.

— Надеюсь, что нет, — рассмеялась она. — Он планировал как следует закупиться в аптеке без моего надзора. А потом, подозреваю, пропадёт в книжном. Если повезёт, он успеет припрятать всю запрещёнку прежде, чем я приду его оттуда вытаскивать.

— Вы... как будто поощряете его нарушать правила.

— Я поощряю его не попадаться. В общем, если вы боялись, что он сейчас придёт и помешает нашему разговору — можете быть спокойны.

Оправдываться и утверждать, что он не боится собственных учеников, Северус посчитал ниже своего достоинства.

Внезапно она отставила в сторону вазочку с десертом, наклонилась вперёд и произнесла негромко:

— Северус, мне нужна ваша помощь.

Он едва не выдал своего изумления. Чем, Мордред побери, он может ей помочь?!

— Это... Довольно необычная просьба. И я не подумаю о вас хуже, если вы откажетесь.

— Я вас слушаю...

— Мне нужна компания для прогулки по вашему Запретному лесу.

Северус ожидал чего угодно, но только не этого.

— Видите ли, я не большой любитель дикой природы. И не большой знаток. В другой ситуации я обратилась бы к кому-то из моих мальчиков-выпускников, но они все европейцы. Я не уверена, что они хорошо разбираются в вашей шотландской флоре и фауне.

— Могу я узнать...

— Разумеется. Я не стала бы втягивать вас в авантюру вслепую. Мне нужны некоторое ингредиенты из акромантулов. Я имею в виду не только паутину. На чёрном рынке ровным счётом ничего хорошего, а мне нужны свежие. В Европе всего две колонии, и их держат под строгим наблюдением. А ваша, насколько я знаю... совершенно никому не нужна.

А ещё постороннему человеку не так-то просто попасть на территорию Хогвартса. Это Северус понял без дополнительных пояснений.

Здравый смысл кричал: конечно, нет.

Северус сказал:

— Разумеется.

Она сидела в «Трёх мётлах» и пила пиво из высокой глиняной кружки. В Хогсмиде бывало много приезжих, так что, несмотря на свою броскую внешность, Франческа не привлекала лишнего внимания.

Ради сегодняшнего похода она сменила шелка на практичную тёмную шерсть и убрала волосы.

— Алкоголь вреден для рефлексов.

— Это разве алкоголь?

Отставив кружку в сторону, она поднялась и сообщила, что готова к приключениям. Северус едва ли мог сказать про себя то же самое, поэтому просто направился к выходу.

Северус бывал в Запретном лесу. Всё-таки «запретным» он считался скорее для студентов. Но одно дело — приятная прогулка по опушке. Другое — экспедиция в логово акромантулов. Надо было обладать воистину поттеровской везучестью, чтобы забраться так глубоко и не нарваться на неприятности.

Вечер стоял прохладный.

— Лучше обойтись без согревающих чар, — произнёс Северус, — они могут привлечь к нам лишнее внимание.

— Как скажете, Северус.

Он некстати подумал, что у Франчески какая-то особая манера произносить его имя. Может, дело в итальянском акценте?

— Я сказал Дамблдору, что вы поможете мне с одним экспериментом. Сегодня его нет, так что, если нам повезёт, о нашей вылазке никто не узнает. В любом случае... другого шанса не будет. Завтра приедут студенты, и здесь соберётся слишком много любопытных глаз.

Франческа была на удивление молчалива.

Они миновали границу защитных чар и ступили под сень деревьев. Стало ещё холоднее. Огни деревни остались позади.

Северус достал палочку и применил простенькое, но полезное заклинание — по траве и кустам рассыпались крошечные светлячки. Их хватало, чтобы видеть дорогу, но они не сияли так ярко, как «Люмос». Главное, на их свет не слетались насекомые.

Лес жил своей жизнью. Что-то шуршало, хрипело, ухало в его глубинах. Оставалось радоваться, что сегодня не полнолуние. Оборотни им не грозили.

Впереди у ручья собрался табун фестралов. Они едва обратили внимание на людей, только вожак повернул в их сторону умную морду.

— Мирные... — произнесла негромко мадам Франческа.

— Они возят школьные кареты. Хагрид приручил табун много лет назад.

— Мне всегда нравились фестралы.

— Вы... давно их видите?

— Очень. А вы?

— Достаточно.

Вот и поговорили.

Чем дальше в чащу они углублялись, тем незаметнее делались тропинки. Сквозь кроны тысячелетних волшебных деревьев едва различалось небо. Мир окрасился в глубокие серо-синие тона. Северус слегка притушил светлячков и теперь в основном полагался на слух. Он примерно понимал, куда идти. Но если они ошибутся...

Мимо пронеслась стая нетопырей. Северус вскинул руку, защищаясь, в вокруг Франчески полыхнул тёмномагический щит. Опал.

— Мордред! — выругался Северус. — Мы стараемся не привлекать внимания!

— Нервы... Я не каждый день гуляю по ночному лесу. — Она фыркнула и смахнула с плеча пепел.

Но, похоже, никто не стремился нападать на них из-за кустов. Постепенно закончился подлесок. Идти стало легче — ничто не цеплялось за подол мантии. Но Северус знал, что именно в этой старой части леса, где земля покрыта толстым слоем серой хвои, обитают самые опасные твари.

— У вас тут водятся пятиноги? — светским тоном поинтересовалась Франческа.

— У нас нет, слава Мерлину. Осторожно, мурлокомли!

Франческа отпрыгнула от них в сторону, но тут же наклонилась над семейством. Грибы (или животные, если верить некоторым магозоологам) недовольно зашевелились.

— Крупные для вашего климата.

— И ядовитые.

— О, я в курсе. Всегда так трудно удержаться... Впрочем, мы здесь за другим, вы правы. О, смотрите, дикий жмыр!

Северус сдержал недовольное шипение. Они не на экскурсии!

Им нужно было спуститься с холма и пересечь овраг, а такие места — рассадник всякой нечисти. И, стоило сделать шаг с тропинки, как из нор полезли красные колпаки. Мелкие, с бурой кожей и приметными красными шишками на головах, с узловатыми палками в цепких двупалых руках, они скрипели как ржавые дверные петли, подпрыгивали и делали первые пробные замахи.

Северус отбросил нескольких в сторону простым заклинанием и внезапно почувствовал, что...

Этого мало.

Он в Запретном лесу.

Очень далеко от внимательного взгляда Альбуса Дамблдора. И его спутница не станет осуждать. Скорее уж, она засмеёт его, если он продолжит пользоваться чарами третьего курса.

По всему телу прошёл жар. Колония колпаков рассыпалась пеплом. Запахло костром и пылью. И прогулка приобрела совершенно иной характер. На смену осторожности пришло предвкушение. Они — двое тёмных магов. Кто окажется настолько безмозглым, чтобы напасть?

Северус не оборачивался на свою спутницу. Он продвигался вперёд, и ему было жаль, что лес так тих и спокоен. Впрочем — ненадолго. Потому что, миновав ещё один овраг, они добрались до места, которое облюбовали акромантулы.

Выражаясь научным языком, этот вид был инвазивным для Шотландии. И, к сожалению, крайне успешным. Там, где раскинули сети эти твари, стояла мёртвая тишина. Они выжирали оленьи стада, уничтожали птиц, изредка добирались даже до единорогов.

Полтора года назад мисс Грейнджер, одержимая тёмным артефактом, неплохо сократила популяцию. Но они уже восстановили потери.

Паутина свисала с ветвей деревьев. Под ногами хрустели мелкие пауки, которые покрывали здесь всё живым ковром.

— Proprio quello che mi serve, — негромко заметила Франческа, обошла Северуса сбоку и двинулась вперёд, к логову.

Северус отправился за ней следом. Пауки не желали быть лёгкой добычей. Долина наполнилась огнём, звуком щёлкающих челюстей и запахом тёмной магии.

* * *

Франческа смеялась. И Северус смеялся вместе с ней, потому что...

Это было захватывающе.

Опасно.

Упоительно.

В маленькой дамской сумочке лежали три паучьих туши. И никто не считал, сколько их осталось в Запретном лесу. Франческа не собиралась считаться с условной разумностью акромантулов. И — Северус это осознавал отчётливо — она убивала их, потому что этого хотела.

Он слишком много времени провёл среди тех, кому неприятна мысль об убийстве любого живого существа. Альбус, доведись ему оказаться в логове акромантулов, постарался бы минимизировать потери. Франческа, выжигая Адским пламенем пещеру патриарха, заметила с улыбкой:

— Они же вам тут всё равно не нужны, правда?

Отсмеявшись, она сладко потянулась, коснулась волос — и тугой пучок распался. Чёрные локоны рассыпались по плечам.

— Ох, простите, Северус. Ненавижу шпильки, даже магические. Спасибо вам за помощь и компанию.

— Зачем вам вообще сдались акромантулы?

— А это пока секрет. Уф... Устала. Всё же я кабинетный учёный.

Колдовала она на уровне боевика. Но теперь, стоя на безопасной опушке леса, выглядела совсем не так угрожающе. Вдруг опустила голову, поморщилась и пробормотала:

— Даже не заметила... Diavolo, больно!

Северус наклонился, подсветил себе «Люмосом» и увидел, что её подол мантии разорван. Нога тоже пострадала — чёрный чулок поблёскивал от крови.

— Мордред! Не пойму, это царапина или укус... Ногу чувствуете?

— Прекрасно чувствую. Она болит!

— В данной ситуации это к лучшему.

Северус раздражённо откинул прядь волос с лица, присел на корточки и попытался увидеть хоть что-нибудь. Не преуспел. Только последствий укуса акромантула ему не хватало!

— Вы... Вы можете наступать на ногу?

— Я бы сказала, что не могу, просто чтобы напроситься на вашу великодушную помощь, — с улыбкой в голосе ответила мадам Франческа. — Но, пожалуй, не буду. Кажется, просто царапина.

Он кинул взгляд на замок в отдалении. На пострадавшую ногу. И заметил мрачно:

— Мордред, я почти уверен, что тут есть прокол!

Северус попытался сообразить, что из его запасов подойдёт против укуса акромантула. И какова вероятность, что о визите Франчески в его личные комнаты завтра будет знать весь замок. Всё же живые портреты — страшные сплетники.

* * *

— Часто вы оказываете первую помощь? — спросила Франческа, послушно устраиваясь на старом потрёпанном диване и вытягивая ногу на подлокотник.

— Я декан факультета. Как вы считаете?

Пока шли к замку, пока спускались по лестницам в подземелья, ткань чулка присохла к ране. Северус поднял повыше окклюметный щит и приступил к, в сущности, простому и привычному делу.

Для начала — избавиться от чулка. Северус его разрезал заклинанием, применил стандартные медицинские чары, чтобы очистить порез от грязи, и наконец-то сумел оценить, с чем имеет дело. Нет, укусить её не укусили. Паук зацепил ногу жвалом, попытался вырваться и дёрнул вниз. Остался грубый порез глубиной около сантиметра. Если яд и попал, то его было совсем немного.

Самое простое — чары «Санентур». Они соединят края и запустят ускоренную регенерацию.

Но вместо этого Северус сходил за бадьяном и ватным тампоном. Себе сказал: это на случай, если яд не вытек с кровью, а остался внутри. Бадьян устранит все последствия, хотя и действовать будет медленнее.

Франческа зашипела, когда Северус приложил тампон. Призналась:

— Ненавижу колдомедицину. Не представляете, от каких мучений вы меня спасаете, Северус. Всё это лекарство... Брр.

— Вы боитесь крови?

— Довольно сильно. Особенно своей. Хотя и чужую не люблю.

— Кровь дракона, я так понимаю, исключение?

Она хмыкнула:

— Блейз хорошо сформулировал, что я боюсь не крови, а мяса. Как там, всё плохо?

— Вовсе нет.

Он обрабатывал в своей жизни очень много порезов. И как минимум четверть из них — на ногах. В ногах нет ничего интересного.

Но от ноги Франчески было трудно отвести взгляд. Изящная узкая ступня с длинными пальцами. Ногти зачем-то накрашены. В светло-зелёный. Северус был уверен, что это исключительно маггловская мода, притом странная, но нет. Волшебницы тоже так делали.

Косточка щиколотки заметно выступала. Выше на голени должны были находиться волосы, но они куда-то делись. Дальше нога была прикрыта подолом мантии.

От кожи пахло потом. И духами. Каким-то загадочным образом сочетание выходило приятным и...

И надо было заканчивать с медицинскими процедурами.

В последний раз проведя тампоном по бледнеющему шраму, Северус встал, двумя взмахами палочки избавился от мусора, очистил руки и обернулся. Франческа по-прежнему лежала на диване, закинув руку за голову. Обнажённую ногу прикрыла подолом мантии, но из-под него всё равно виднелись ступни. Чёрная, в чёлке. И белая, босая.

— Спасибо, Северус. Как я могу отблагодарить вас?

Он убедился в том, что окклюментный щит крепок, и только после этого сказал:

— Никак. Мне было нетрудно.

— Бросьте! Вы пожертвовали последним днём отпуска ради меня! И ещё возились в этой нелепой раной! Я настаиваю. Ужин в ресторане, кажется, вам не слишком понравился в прошлый раз?

Северус отвёл взгляд и признался:

— Я не большой любитель такого... такой роскоши.

— Это потому что вас не учили ей наслаждаться, мой дорогой, — мягко возразила она, и Северус содрогнулся.

Если выбирать, ему, пожалуйста, троих акромантулов вместо одного «мой дорогой».

— Так чего вы хотите?

Подумав, что это звучит одновременно жалко и очень стереотипно по-английски, Северус не то спросил, не то сообщил:

— Чаю?..

— Ну, боюсь, это не совсем в моей власти. Доставайте свой чай. Вдруг я найду в нём что-то... заслуживающее внимания?

Снова, в который раз эта женщина заставляла его чувствовать себя идиотом! Уже какая-то дурная привычка, честное слово!

Тем не менее, Северус вызвал школьного эльфа и попросил принести всё необходимое. Зажёг огонь в камине.

Мог бы выпросить какой-нибудь древний свиток в качестве благодарности. Или талмуд из фамильного собрания Медичи.

Франческа встала с дивана и прошлась по комнате. Сообщила, что интерьер занятный, хотя и «минималистичный». Северус решил, что это оскорбление.

По сути, у него здесь не было никакого интерьера. Он просто выкинул всю лишнюю мебель, оставшуюся от прошлого владельца кабинета. Оставил диван, стол и два стула. Ему ничего больше не требовалось. Второй стул предназначался для Альбуса.

Окно, выходящее глубоко под озеро, Северус предпочитал держать зашторенным. Воду, особенно мутную и холодную, он не любил.

Ещё он не любил принимать гостей. Не любил и не умел. Будучи студентом, осознал, что это какой-то хитрый особенный навык. Люциус, например, владел им превосходно. И Альбус владел. И Франческа, очевидно, тоже. А он, Северус, нет.

— Позволите? — спросила она и превратила стулья в кресла. Переместила их к камину. Сразу стало немного уютнее. — Вы, должно быть, сердитесь на меня? — спросила она, опускаясь в одно из кресел. — Я втянула вас в авантюру, ещё и подставилась.

— Нет. Не сержусь. Но мне действительно интересно, зачем вам сдались акромантулы. Ещё и в таких количествах.

— Для проверки одной теории. Вы знаете, что персы держали их в качестве домашних питомцев? Ну, и на ингредиенты пускали, не без этого. Практичные люди.

Взяв в руки чашку горячего крепкого чая и присев напротив, Северус проговорил задумчиво:

— Вам ведь не нужна была моя помощь, не так ли? Вы бы справились с акромантулами самостоятельно. И Дамблдор дал бы вам доступ на территорию школы.

— Ну, пещеру я искала бы дольше, — невозмутимо отозвалась мадам Франческа. — Вот теперь вы точно сердитесь!

— Нет. Я не понимаю смысла.

— Смысла? Dio mio, Северус, какой в этом может быть смысл? Неужели ни разу вы не спускались ночью на кухню и не утоляли голод кусочком торта? Есть ли в этом смысл? Ни малейшего. Но процесс приятен.

Смысл сказанного Северус осознавал долго. Слишком долго.

— Вам... приятна моя компания?

— Для вас это новость? Вот это да! У вас такое лицо, мой дорогой, словно вы планируете меня убить!

Вовсе нет. Но Северус возмутился. Никому не была приятна его компания. В общем-то, он прикладывал много усилий, чтобы поддерживать репутацию человека злобного и желчного. Кем его считала Франческа?!

И что за игру она вела?

Северус оторвался от созерцания пламени и перевёл взгляд на свою собеседницу. Попытался посмотреть трезво, холодно, через призму окклюментного щита, который был не в силах проломить даже Тёмный лорд.

Европейские маги нечасто заглядывали на острова. Слишком большая разница в культуре, традициях, подходах. Языковой барьер, опять же — Франческа бегло говорила по-английски, но это было скорее исключение, нежели правило. Кстати, исключение интересное. Откуда такие познания?

Она, выпускница Шармбатона, отдала единственного сына в Хогвартс. Это было бы объяснимо, будь отец мальчика англичанином. Но нет.

Нет, из этих ингредиентов зелье не сварить. Придётся начинать сначала.

Франческа проявляла к нему, Северусу, заметный интерес. Она начала их переписку, она пригласила его в Рим, она, в конце концов, организовала прогулку к акромантулам.

Но зачем?!

Во всяком случае, в симпатию Северус не верил. Как там говорила мисс Уиллоби? «У Франчески высокие стандарты».

Прошибло догадкой: что, если она связана с Тёмным лордом? Она ведь интересуется тёмной магией, а тот... всегда старался привлечь талантливых людей на свою сторону.

Но, выражаясь фигурально, этот рецепт тоже не складывался. Она изучала метку на руке Северуса с отстранённым любопытством. Без личной заинтересованности.

— Северус?

Он поднял глаза и столкнулся с её прямым взглядом. В свете камина её глаза показались чёрными, только в зрачках мерцали блики. Белая кожа напоминала о безупречном мраморе. На тонких губах играла полуулыбка.

И едва-едва Северус ощущал аромат знакомых тонких духов.

— Удовлетворите моё любопытство, Северус. Ваша история... жанрово это драма или всё-таки трагедия?

Он подскочил на ноги. Лучше бы она залепила ему пощёчину! Как она смеет?!.. Палочка просилась в руку. Он не стал бы применять её — точно нет! Только не в собственной гостиной, не против безоружной женщины. Но злость внутри него требовала выхода.

— Это не ваше дело! — рявкнул он.

— Значит, трагедия, — кивнув, произнесла она. — И вот теперь вы действительно планируете меня убить. Или хотя бы проклясть. Думаете о том, куда подевался ваш хвалёный самоконтроль?

Злость в его груди лопнула как мыльный пузырь.

Пошатнувшись, Северус опустился обратно в кресло и спросил с раздражением, но без прежней ярости:

— Зачем вы со мной это делаете?

Как глупо! Да, они оба применяли тёмную магию сегодня в лесу. Но для Франчески это обычная практика, а вот он опять пошатнул свою эмоциональную стабильность.

Ради идиотских пауков.

Ради её нелепой просьбы!

— Северус!

— Оставьте меня в покое, — рыкнул он, опять поднимаясь на ноги — но попался в ловушку.

Франческа цепкими твёрдыми тёплыми пальцами схватила его за запястье. Ниже манжета. Прикоснулась к коже. Руку прострелило разрядом электричества, Северу дёрнулся — и замер.

Он стоял. Франческа сидела в кресле, закинув ногу на ногу. Она уже не улыбалась, смотрела серьёзно и спокойно.

— Вы действительно хотите этого, Северус? — спросила она негромко и большим пальцем провела вниз по его ладони. — Чтобы я оставила вас в покое? Или вы предпочли бы сами оставить себя в покое, но не можете?

— Как будто вы хоть что-нибудь знаете обо мне...

— Практически всё.

— Ложь.

— Северус! Умоляю, ваше загадочное прошлое написано у вас на лице крупными буквами. Начиная от трудного детства с отцом-алкоголиком... Он был грязнокровкой или магглом, кстати? Думаю, магглом. Ну, а дальше — плохая компания, безголовые подростки, которые балуются тёмной магией без надзора старших, загребущие руки вашей английской пародии на Гриндевальда и чистенькая славная девочка. Которая, учитывая жанр трагедии, увы, погибла. И, несомненно, в этом виноваты исключительно вы.

Он вырвал руку из её пальцев, потёр запястье, словно там мог остаться какой-то след. Отошёл к камину и сказал отстранённо:

— В этом действительно виноват я. И теперь я каждый день смотрю в её глаза на лице заносчивого мальчишки.

— Если мы с вами устроим конкурс, вы не победите. Вопрос не в том, какую трагедию вы пережили, а в том, что вы делаете дальше. Уже поздно. У вас завтра сложный день, да и я хочу ещё немного поболтать с Блейзом перед долгой разлукой. — Она поднялась, кинула взгляд на чайный столик и заметила: — Редкостная гадость, простите. Я ещё понимаю китайский чай, особенно с мёдом и пряностями, но это? Нет, это явно выше моих сил.

Заторможенно, как под «Империусом» Северус произнёс:

— Я куплю вино.

— Берите кьянти, не ошибётесь.

Она превратила своё кресло обратно в стул, поправила подол мантии и как была, в одном чулке, подошла к камину. Северус машинально протянул ей банку с летучим порохом.

Зачерпнув горсть пороха, Франческа потушила огонь, зашла в камин, улыбнулась и сказала:

— Спокойной ночи, Северус.

А потом исчезла в столбе изумрудного пламени. Адреса Северус не услышал — видимо, британское жилище Франчески было защищено чарами уровня «Фиделиуса».

Мордред бы побрал эту женщину!

Она появлялась — и от спокойной жизни Северуса не оставалось камня на камне.

Если бы Аластор Грюм заглянул сейчас в личные комнаты Северуса, он немедленно получил бы подтверждение всем своим подозрениям. Потому что заклинание, над которым бился Северус, явно не относилось к числу светлых.

Ему никак не удавалась мордредова призрачная лента!

Он сидел, обложившись дополнительной литературой, и пытался понять, что идёт не так. После долгих поисков он откопал-таки словесную формулу и её невербальный аналог. Обнаружил не то случайную ошибку, не то намеренное искажение в описании. Провёл ночь за расчётами.

Но лента всё не выходила.

И Северуса мучило неприятное подозрение, что ей просто недостаточно подпитки. Он не мог создать её, наполняя заклинание злостью. Требовалась другая база.

«Чем вы питаете эти чары? — Как вы считаете?»

Франческа вкладывала в гибкую ленту, способную и удерживать, и душить, свои чувства. Любовные чувства.

Северус не хотел бы идти по этому пути, но неудача воспринималась слишком болезненно. Поэтому он захлопнул книгу, над которой просидел последние полчаса, взял палочку, закрыл глаза и сосредоточился.

Его любовь.

Когда он видел её в последний раз, им обоим было по семнадцать с небольшим. Она стояла на станции Хогсмида возле «Хогвартс-экспресса». Рыжие волосы рассыпались по плечам. Она обернулась, и Северус смог разглядеть её лицо. Светлую кожу в веснушках. Как она мечтала от них избавиться на третьем курсе! Но оставила. Что ещё? Большие зелёные глаза. Издалека невозможно было разобрать оттенка, но Северус помнил его. Это цвет молодой весенней травы.

Она заправила волосы за уши и рассмеялась какой-то шутке Мэри МакДональд. Они обнялись. И тут подошёл Джеймс Поттер.

Северус отвернулся с раздражением.

Если бы знал, что это последний раз, продолжил бы смотреть во все глаза.

Ей тогда было семнадцать. Как сегодняшним старшекурсникам. Безмозглые студенты ходили к Северусу на занятия, пытались тайком передавать любовные записочки, болтали о ерунде и были такими... детьми. Наивными, непугаными, бестолковыми.

Лили запомнилась другой.

Удивительно талантливая. Не только для магглорождённой, как снисходительно говорили некоторые профессора, а по-настоящему. Ей давались сложнейшие чары выше уровня ЖАБА, она обладала природным чутьём хорошего зельевара и умела нравиться людям. Причём никогда не прикладывала для этого особых усилий. Просто была такой — внимательной, чуткой, смешливой и живой.

Она вытирала первокурсникам сопливые носы и отчитывала здоровенных квиддичистов. У неё в карманах всегда лежала всякая всячина. Безо всяких чар незримого расширения Лили хранила там яблоко для голодающих, запасное перо, ту самую потерянную запонку, ампулу для зелье, флакончик обезболивающего...

Однажды Мэри подсунула ей в карман коробочку с лягушачьей икрой. Обнаружилось это только неделю спустя, в Коукворте. Причём нашла коробочку Петунья. Крику было!

У Лили были тёплые руки. Она часто брала Северуса за руку и ругалась, что он «ледышка». Почему он опять без перчаток? И шапка, «куда ты опять дел свою шапку, Сев? Это уже несмешно!».

Ей можно было сокращать его имя. Ей одной.

Их разногласия начались задолго до той унизительной минуты, которую Северус до сих пор считал худшим событием своей жизни. Лили вступалась за слабых — Северус считал, что слабым надо становиться сильными. Она с палочкой в руках кидалась против слизеринских семикурсников, не думая о последствиях, а он предпочитал отступать, выжидать и нападать со спины.

«А что мне оставалось? Ты знаешь, что этот придурок собирался сделать с Трейси?!» — возмущённо.

«О, Сев, видишь ли, твои новые друзья не боятся потери баллов. Зато им не понравилось валяться в Больничном крыле. Может, поумерят пыл», — язвительно.

«Это тёмная магия, Северус!» — осуждающе.

Она презирала тёмную магию. Сначала неосознанно, повторяя за своим окружением. Потом — со знанием дела, когда Северус научил её одному тёмномагическому проклятию.

«Я словно испачкалась и не знаю, как отмыться. Спасибо, что показал Сев, но это не для меня», — спокойно, доброжелательно, но как будто... разочарованно.

Лили читала газеты. Она понимала, кто такой Тёмный лорд и чего он хочет. Но она не видела другой стороны. Ей не было дела до того, что он внимателен к сиротам и беднякам, что он ценит не богатство, а талант и преданность.

Она считала, что если он придёт к власти — это будет катастрофа для магического мира.

«Ты думаешь, он пощадит меня, Северус? — настойчиво, с нажимом. И зло: А другие? Менее, как ты говоришь, талантливые и блестящие? Что будет с ними?»

«Ах, тебе нет до них дела? Зато мне есть».

Северус никогда не представлял себе их совместное будущее. Что он мог бы предложить? Брак? Это слово вызывало у него ассоциации с домом в Паучьем тупике. Брак его родителей был чудовищен и омерзителен. И, размышляя о своей жизни, Северус всякий раз приходил к выводу, что брак ему противопоказан. Всё-таки яблочко от яблоньки... Что если он станет таким, как отец? Или, ещё хуже, как мать?

На четвёртом курсе все вокруг начали с кем-то встречаться. Богатые знатные чистокровки говорили о помолвках, а все остальные бегали на свидания. Мерлин, даже Мальсибер влюбился!

Северус лежал в кровати, задёрнув полог, и пытался представить, как берёт и приглашает Лили на свидание. И, допустим, она соглашается. А что дальше?

Им надо будет пойти в Хогсмид вдвоём, так? Держась за руки? Уже глупость какая-то. Они иногда брались за руки, но в основном чтобы быстрее куда-то добежать вместе. Северус вытягивал перед собой ладонь и разглядывал её в тусклом свете «Люмоса». Сжимал пальцы, представляя, что берёт Лили за руку. Ладно, допустим, это бы имело смысл. Остальные атрибуты свидания уже не лезли ни в какие ворота. Северус готов был пожертвовать добытыми с трудом деньгами и заплатить за кафе. Но целоваться?!

Однокурсники и соседи Северуса были воспитанными мальчиками из хороших семей только днём, на глазах учителей. По вечерам они превращались в подростков, сходящих с ума от буйства гормонов. В разговорах перед сном «трахаться» звучало куда чаще, чем «тёмная магия».

Северус, пожалуй, не был исключением. Разве что категорически не желал переходить от теории к практике. Представлялось, что ему не понравится. Мордред, он недолюбливал людей, даже когда они были одетыми!

А с Лили подобная пошлость вовсе не сочеталась.

Он проклял Эйвери, когда тот заявил: «А у твоей рыженькой сиськи ничего растут!» Потом досталось Мальсиберу и старшекурснику Тревису — больше на эту тему не шутили. Пусть Северус и не мог одолеть их всех в открытом противостоянии, он в совершенстве освоил техники партизанской войны. Может, его и не боялись, но иметь во врагах не желали.

В то же время возле Лили постоянно болтался Джеймс Поттер. Вот уж кому не надо было кидаться заклятиями из-за угла! Ходил как король, словно ему принадлежала вся школа. И открыто заявлял Лили, что хочет отвести её на свидание. Признавался в любви на людях, ничуть не стесняясь. Писал нелепые стихи и даже однажды подлетел к окну спальни на метле и спел серенаду. Дарил цветы, крутился рядом, шутил и бесил-бесил-бесил.

Северус не обманывал себя. Он потерял Лили задолго до того дня, когда оскорбил её. Но они могли бы остаться... кем-то.

Он ненавидел Джеймса Поттера, но не в состоянии был соперничать с ним. Потому что Поттер заявлял: влюблён, очарован, хочу прожить с тобой всю жизнь и завести пятерых детей.

А Северус спрашивал, не собирается ли она делать домашку по арифмантике. Он был бы счастлив, если бы всё так и осталось. Они — подростки. Не надо взрослеть, не надо решать. Можно валяться в траве, спорить о теории превращений, разглядывать облака и просто быть вместе.

Они выросли и больше не встречались.

И Северус не видел её взрослой. И не видел мёртвой. Для него она осталась семнадцатилетней девушкой. Она готовится шагнуть в большую жизнь, смеётся над шуткой подруги и, обернувшись, протягивает руку парню, в которого влюблена.

Вот такая была у него любовь.

Он пробовал и то, что называется «отношениями», и то, что называется «сексом без обязательств». Одинаково плохо. По всему выходило, что он просто не предназначен для подобного.

Его удел — это одиночество. И память о единственной настоящей любви.

Сейчас эта память должна была сослужить хорошую службу. Северус погружался в неё, чтобы собрать нужные эмоции. Нет, не боль — её следовало оставить в стороне. Любовь, наполняющую сердце, отдающуюся в каждой клетке тела.

Взмах палочкой.

Ничего.

Потому что, наверное, Лили Эванс любил семнадцатилетний Северус Снейп. И даже он не столько любил, сколько боготворил её. А теперь, годы спустя, от того чувства остались только нежность, боль и вина.

Совсем не то, что подходит для тёмной магии подобного толка.

«Такие, как мы с вами, эмоциональные, ранимые, чувственные».

Северус не хотел бы даже для пользы дела касаться темы своего отношения к Франческе. Но он не собирался мириться с неудачей.

Он вспомнил, как она наколдовала эту злосчастную ленту. Невидимые путы поднимались по его руке, забрались под одежду. Одновременно угрожающе и интимно.

Северус сталкивался, пусть и нечасто, с женским флиртом, навязчивым и раздражающим.

Франческа не флиртовала. Не с ним. Она делала то, что доставляло ей удовольствие. Запускала в него острые коготки, потому что хотела посмотреть, как он будет трепыхаться.

Он ей не был нужен. Ни зачем. Как верно было сказано, «у Франчески есть стандарты». Все её мужья были пугающе богаты. Любовники, которых она бесстыдно выводила в свет, красивы. Северус до сих пор не простил «Вестнику зельевара» того кадра с парижской вечеринки, где Франческа кружилась в вальсе с юношей лет двадцати пяти. Юноша смотрел ошалелыми глазами и что-то шептал ей на ухо, а живая фотография подкидывала всё новые и новые ракурсы. Северус её в итоге спалил.

Нет, очевидно, Северус не был нужен Франческе, и она не расходовала на него своих чар. Вела себя непринуждённо, расслабленно. Вытягивала на диване босые ноги. Широко зевала, показывая ровные острые зубы. Говорила порой резкие и неприятные вещи. А в другое время обращалась с заботой, вниманием и участием.

Они могли бы стать хорошими друзьями. Со временем.

Но она появлялась, и Северус начинал медленно, но неотвратимо сходить с ума. Вот Франческу как раз хотелось взять за руку. А потом запустить пальцы в её тяжёлые чёрные волосы, сильно сжать, поцеловать в красные тонкие губы и уже не отпускать.

Хорошо. С этим Северус, пожалуй, готов был иметь дело. Не любовь, разумеется, а примитивное желание. Он позволил ему заполнить разум, распространиться по телу, и с кончика палочки на свободную руку скользнула невидимая шёлковая лента.

Северус сидел между Минервой и Аластором Грюмом. Первая пыталась, как она сама считала, быть с Северусом вежливой и любезной. Второй пытался проделать в нём дыру взглядом.

Прикрывшись от коллег свежим выпуском «Магического научного вестника», Северус размышлял над принципиальным вопросом. Нужно было решить судьбу письма, написанного больше недели назад. Оно должно было отправиться либо к адресату в Италию, либо в камин.

Северус вспомнил текст. Ничего особенного. Едкая критика работы одного общего знакомого. Сообщение об успехах мистера Забини в новом учебном году. Ничего сверх того, что можно написать хорошей приятельнице, с которой его связывает общий научный интерес и у сына которой он преподаёт уже четвёртый год. Кроме постскриптума: «Если окажете проездом в Англии, буду рад поужинать в вашей компании».

Из-за проклятой приписки письмо следовало сжечь.

Мистер Забини был невыносимо вежливым, и это напрягало. Нет, парень точно не забыл прошлогодние придирки, но в лицо гадостей не говорил, задания выполнял усердно и угрозами не разбрасывался.

«Спасибо, сэр! Я передал маме ваши замечания, и она занималась со мной летом», — сообщил он, когда Северус похвалил его зелье на первом занятии. И, стоило отвернуться, захихикал.

Вот, кстати, лишний повод сжечь письмо! К Франческе прилагается это чудовище.

Северус, разумеется, даже не допускал мысли об отношениях, при которых его это могло касаться.

Ужин, Мордред раздери! Всего лишь ужин. Он выберет заведение без плесневого сыра, они обсудят зазнайство бездаря-Родари, пожелают друг другу хорошего вечера и разойдутся. Это значит «поужинать». Он даже с Минервой ужинал однажды в Хогсмиде. И с Филиусом, во время особенно долгого и противного дежурства.

Люди ужинают друг с другом. Регулярно.

Франческа может и отказаться. Напишет, что в Британию не собирается, и тему можно будет считать закрытой. Он пригласил — она отказалась.

Такой вариант развития событий был бы предпочтителен.

Но что, если она согласится?

Это не будет концом света.

— Ты с порядке, Северус? — спросила Минерва, слегка поджав губы.

Он смерил её недовольным взглядом и промолчал. Краем уха услышал её шёпот, адресованный Филиусу: «...а когда он бывает в настроении?»

Всё верно, дорогие коллеги. Северус Снейп в настроении для болтовни не бывает. Состроив ещё более кислую мину, он обернулся и попросил Грюма передать масло. Тот скривился, словно его заставили пить основу под «Костерост». От необходимости сидеть за одним столом с Пожирателем Смерти, пусть и бывшим, отставного аврора корёжило.

Забрав маслёнку, Северус демонстративно отодвинул её подальше и налил себе кофе.

Между письмом и встречей прошло почти два месяца. И, увидев Франческу, Северус немедленно пожалел, что всё же его отправил.

Аппарировав на место встречи, она расправила бордовую мантию с кружевной отделкой, улыбнулась и сообщила, что Северус «прекрасно выглядит». Он учуял знакомые духи.

Они давно не виделись, и теперь, после перерыва, Северус разглядывал её как будто в первый раз. Зрелище ошеломляло. Она была красива яркой южной красотой. Черты лица — словно у скульптуры. Чёрные волосы блестели даже в ранних осенних сумерках. Но дело было даже не в этом, пожалуй.

Взгляд, осанка, постав головы — во всём чувствовалось столько энергии и силы, что делалось страшно. И, в то же время, притягательно.

Невозможно было просто отвернуться. Хотелось смотреть.

— Вы... тоже, — наконец, сообщил Северус в ответ на комплимент.

Только вот он, в отличие от Франчески, не кривил душой.

— О, я говорю правду, мой дорогой Неверующий Фома. В том году вы выглядели измученным и уставшим, а сейчас, смотрите-ка, у вас на щеках румянец человека, который спит больше пяти часов в сутки. Ну, у меня не было цели вас смутить, Северус! Лучше расскажите, куда мы идём ужинать? И как вы там готовитесь к началу Турнира?

Северус сдался и повёл её к небольшому английскому ресторану недалеко от Гринготтса. Во всяком случае, ему было, что рассказать про Турнир трёх волшебников.

Они зашли в ресторан. Интерьер был ненавязчивым. Уже не паб, конечно, но никаких золотых люстр. Что-то деревенское, с соломенными шляпами на стенах и с живыми Helianthus в длинных горшках. Они поворачивали к посетителям большие тяжёлые головки с жёлтыми лепестками и чёрными серединками.

— Профессор Дамблдор был так любезен, что пригласил меня прочесть несколько лекций гостям и вашим старшекурсникам, — заметила Франческа, занимая место у окна.

— Вы согласились? — уточнил Северус как можно более равнодушно.

— Ему сложно отказать. Очаровательный человек, я от него в восторге. Как от учёного, разумеется. Как администратор он... — Вздох. — È assolutamente terribile!

— Вы полагаете?

— Убеждена! Я же наблюдаю три с лишним года!

— Почему вы отправили мистера Забини в Хогвартс?

Она развела руками. Взяла меню, задумчиво пробежала его взглядом и только после этого ответила:

— Не хотела, чтобы связь со мной портила ему репутацию. Это прозвучит легкомысленно, но я долгое время не задумывалась о том, что моя личная жизнь может как-то навредить моему сыну. Кроме того... Я сама, знаете, довольно нетерпима в некоторых вопросах, и школьное окружение только укрепило вложенные с детства установки. Мне хотелось дать Блейзу более широкий взгляд на мир.

— Установки? Какого рода?

— Разнообразные, Северус, — сказала она, вдруг посмотрев ему в глаза поверх меню. — Что магглы отвратительны, что грязнокровкам не место в приличном обществе, что полукровки — результат омерзительного союза. Что негры недалеко ушли от животных.

С трудом выдерживая пристальный взгляд её тёмных глаз, Северус вспомнил:

— Мистер Забини... старший... был чернокожим?

— Мне он говорил: «Да, я ниггер, детка», — ответила Франческа и внезапно улыбнулась очень мягко, с нежностью. — Он был чернокожим. И грязнокровкой. И на дух не переносил тёмную магию. Мы с ним встретились, когда я была по уши в проблемах. Он не хотел бы для Блейза... того детства, которое было у меня. Scusi, posso? — произнесла она громче, жестом привлекая внимание официанта. Потом отдала меню Северусу и велела: — Закажите мне ягнёнка в брусничном соусе, фермерский салат и мерло.

Официант, заказ — отличный повод, чтобы оставить тему. Но Северус им не воспользовался. Спросил, когда они снова остались одни:

— Мистер Забини-старший погиб?

— Вы действительно желаете обсуждать это, Северус? — обманчиво ласковым тоном спросила Франческа, а в глазах блеснуло что-то опасное.

— Да. Однозначно.

— Его убили. Так часто происходит с наивными болванами. Они лезут в то, с чем не могут справиться, и получают «Аваду» в лоб.

Северус хотел бы опустить взгляд, но не мог. Смотрел ей глаза как загипнотизированный. И даже без легилименции видел, что произошло дальше.

Может, она и считала своего мужа наивным болваном. Но за его смерть кто-то заплатил.

— Я не близка со своей семьёй, — неожиданно заметила она, беря в руки серебряный столовый ножик. Казалось, что её заинтересовал орнамент на рукоятке. — Мы расходимся по некоторым ключевым вопросам. Но я всегда уважала фамильную принципиальность. О, вот и вино. Разбавьте водой на две четверти, per favore. Что ж, Северус... Расскажете мне об успехах Блейза в зельеварении, или мы обсудим что-нибудь действительно интересное?

Она посмотрела насмешливо, и Северус разозлился. Да, возможно, его письмо было излишне формальным, но, Мордред подери, это не повод для шуток!

Он сам пригласил её на ужин. Потому что хотел увидеть. Потому что в её присутствии испытывал удивительно яркие эмоции. Он забыл, что способен чувствовать нечто подобное! Рядом с Франческой возвращалось ощущение, что он живой.

— Вы совершенно очаровательно хмуритесь, мой дорогой, я иногда вас специально сержу, — сообщила она непринуждённо и глотнула вина. — М-м, неплохо. Попробуйте, «Совиньон Блан», вкус практически яблочный.

Надо было научиться ей отвечать.

— Большинство людей считает меня угрожающим.

— Они вам льстят. Или ваше большинство — дети младше двенадцати. Как-нибудь я вас познакомлю с действительно угрожающими людьми, вам не понравится.

— Я уже был... знаком.

— Вы про своего Волдеморта?

Метку неприятно дёрнуло, как бывало всегда, если рядом звучало имя Тёмного лорда. Северус подавил непроизвольную реакцию и попросил:

— Не могли бы вы не называть его по имени?

— Почему нет?

Северус всё же отпил вина, чтобы смочить горло, и признался:

— Он считал, что его имя должно внушать ужас, даже последователям. Так что... ощущения довольно неприятные.

— Che tipo! Хорошо, я учту вашу просьбу.

Но не пообещала этого не делать.

— Так вот, этот ваш Морт — не более чем заигравшийся недоучка. Клянусь вам, Северус, я не видела ничего страшнее глаз мсье Фламеля. Хотя сам по себе он — крепенький тихий старичок. А потом поворачивает голову — и хочется умереть здесь и сейчас, побыстрее, не доставляя неприятностей.

— Вы действительно с ним работали?

— Полгода. Не желала бы повторять.

Какое-то время они ели молча. Потом Франческа совершенно невпопад заметила:

— Вы умный талантливый человек, Северус. Переписка с вами доставляет мне настоящее удовольствие. Коллеги шутят: я настолько разочаровалась в соотечественниках, что пошла искать неогранённые алмазы на Туманном Альбионе. Нашла ведь! Правда в том, что ваши способности впечатляют. Даже в таком... запущенном виде. Но мои коллеги не понимают ещё одного аспекта, очень важного. Если бы меня интересовали только ваши таланты, я думала бы, как похитить вас у Альбуса. Загрузить научной работой. А вместо этого я, представьте себе, размышляю на досуге: «До чего же занятный человек этот Северус Снейп!»

Северус думал о том, что хочет провалиться под землю. И ничего, что там подземелья с гоблинами. Лучше гоблины!

— Утолите моё любопытство, Северус... Почему вы решили похоронить себя в Хогвартсе? Преподавание — явно не ваш конёк.

Принесли блюда. Северус заказал какое-то рагу, не вдумываясь. А теперь сомневался, что кусок полезет в горло. Вопрос, который задала Франческа, был очень простым. И очень, очень болезненным.

Вряд ли Северус стал бы обсуждать эту тему с кем-то другим. Но она ведь и так всё знала.

«Ваше загадочное прошлое написано у вас на лице».

Вряд ли Франческа разобрала приписку мелким почерком. Про пророчество, смерть Поттеров, Тёмного лорда и обещания, которые Северус дал в самую страшную ночь своей жизни.

— Вы уже это знаете.

— Без деталей.

Он притворился, что занят едой. Ему не доводилось обсуждать эту тему. Ни с кем, кроме Альбуса, собственно говоря. А тот был более чем осведомлён обо всех деталях. В последнее время их разговоры звучали примерно так: «Я понимаю твои чувства, мой мальчик. — О, в самом деле? Тогда мы можем пропустить эту часть и перейти к делу».

У Северуса не было поводов говорить об этом с Франческой.

Он ведь выяснил путём долгого самокопания, в чём дело. Она будила в нём одно из самых примитивных чувств, доступных Homo Sapiens. И, раз уж он ей кажется «занятным»...

Желание не подразумевает задушевных разговоров.

Однако Северус сказал, нанизывая кусочек картофеля на вилку:

— Я узнал, что... Тёмный лорд хочет убить её. А захотел он этого, потому что я передал ему информацию. Я не думал, что это коснётся её. И я... В тот момент мне действительно было плевать, что он убьёт кого-то другого, её мужа, сына — без разницы. Я хотел, чтобы она жила.

— Вы не хотели, чтобы она погибла по вашей вине, мой дорогой. Звучит похоже, но разница колоссальная.

Как пощёчина.

Северус вздрогнул, но не попытался защититься. Потому что, Мордред, Франческа была права.

Он снова посмотрел её в глаза и проговорил медленно, раздельно:

— Я предал его. Чтобы её защитить. И ничего не вышло. А теперь мальчишка болтается у меня перед глазами, и я дал слово защитить его.

— А вместо этого пытаетесь сделать его жизнь невыносимой. Фамилия мальчишки?

— Это важно?

— Я смогу догадаться и сама, но мне неохота.

— Поттер.

— Надо же, как увлекательно. Ох, Северус... Вряд ли этот ребёнок нарастил такую же крепкую броню, как Блейз. Непросто ему приходится.

— У него хорошие друзья. И я в последнее время перестал придираться к нему. Это ведь не имеет смысла, да? Он её не убивал. Стал невольной причиной смерти, но не виновником.

— Себя в виновники тоже не записывайте.

— Если бы я...

— Если бы я, — оборвала она его резко и вскинула руку, требуя замолчать, — если бы я, Северус, не была такой гордой и принципиальной, человек, который был смыслом моей жизни, не погиб бы. Если бы я была смелее, честнее и умнее. Если бы не дразнила его, не выводила из себя и не гнала бы в самое пекло...

Она выдохнула и отвернулась. Тонкие алые губы подрагивали. У Северуса быстро и сильно колотилось сердце. Было больно. И как-то по особому, упоительно красиво.

Всего на мгновение Франческа утратила присутствие духа, и сквозь непрошибаемый щит Северус разглядел нечто живое, ранимое и хрупкое.

Она опустила голову, словно внезапно стало тяжело держать уложенные короной чёрные косы. Прикрыла глаза.

И вернула себе контроль. Улыбнулась.

— Я его не убивала. Так же, как вы не убивали свою детскую любовь. Позовёте официанта? Я бы выпила кофе с десертом.

Хотел того Северус или нет, но ещё полтора часа они обсуждали зельеварение. И, надо признать, это был увлекательный разговор. Захватывающий. Для Северуса, который годами изнывал без интересных собеседников, это ощущалось как глоток бодрящего зелья.

Говорить с Франческой — совсем не то же самое, что вступать в пикировки с коллегами. Они по большей части неглупы, но они педагоги и практики. Не учёные. Минерва интересовалась только своей трансфигурацией, Филиус мог часами болтать о турнирах и дуэлях, но и всё.

Что касается Альбуса — он предпочитал загадочно блестеть глазами и ронять туманные намёки. От него не дождёшься чего-то вроде: «Эксперимент Рица показал довольно неожиданный эффект: настойка Valerianae radix в сочетании с экстрактом из желчи оккамия вместо ожидаемого седативного действия вызывала выраженную стимуляцию systematis nervosi centralis, причём с заметной гиперактивацией дофаминергической передачи».

После кофе и десерта, завершив мысль о стимулирующих свойствах Valerianae radix, Франческа поднялась из-за стола. Северус расплатился за ужин, и они вышли на улицу.

Там моросило.

Северус накинул на них обоих водоотталкивающие чары. Франческа улыбнулась и сказала:

— Это было чудесно. Я отлично провела вечер. Спасибо.

— Вам... спасибо. Да, это был хороший вечер.

Внезапно Франческа протянула ему руку. Тыльной стороной вверх. Так подают руки для поцелуя. И нельзя сказать, чтобы в этом деле у Северуса наблюдался большой опыт.

Он целовал руку Нарциссы Малфой на их с Люциусом свадьбе. И покойной миссис Нотт, когда гостил у них в поместье.

Осторожно он коснулся пальцев Франчески. Они оказались тёплыми. Как-то удивительно тонкими, но сильными. Эта рука — совершенный колдовской инструмент, вот о чём следовало помнить. А Северус вместо этого ощущал шелковистую мягкость кожи. Наклонившись, он почувствовал запах духов. Снова, в который раз этот аромат бладжерным ударом сшибал ног.

Он чувствовал — рука всего лишь тёплая. Но едва не обжёгся, коснувшись её губами. Поднял окклюментный щит, отсекая всё лишнее. А потом медленно, по капле, дистиллировал сумасшедший жар.

Заклинание далось легко. Невидимая лента скользнула по запястью Франчески.

Северус вскинул голову и увидел в её глазах весёлое изумление. По ленте вверх отдавалось биение её пульса.

Сжать немного сильнее...

Лента растворилась, а Франческа расхохоталась. Из причёски у неё выбился локон. Она откинула его в сторону и воскликнула:

— А вы полны сюрпризов, мой дорогой.

Северус всё ещё держал её руку в своей. Понимал, что нужно отпустить, но отчаянно не хотел этого делать. Франческа сделала шаг ему навстречу, оказалась слишком близко. Polianthes tuberosa, а также менее сильные, но чётко различимые Prunus и Jasminum заставили его забыть, как дышать.

Раздался шёпот:

— В следующий раз не дайте мне её порвать.

От изумления Северус выпустил её пальцы. И она немедленно аппарировала.

Вопреки всем своим принципам, Северус очень хотел напиться. По счастью, у него в комнатах напиваться было нечем.

Поттер!

Почему добрая половина проблем в жизни Северуса была связана с представителями этой фамилии?!

В директорском кабинете было тихо. Альбус стоял возле жёрдочки феникса и поглаживал его по алым перьям. Минерва сидела в кресле, держась за сердце. Грюм раздражённо постукивал пальцами по деревянному колену. Северус, стоя возле двери, пытался выглядеть невозмутимым.

— Во всяком случае, мы можем быть уверены, что мальчик не сделал этого сам! — воскликнула Минерва.

— Поттер жаден до славы, он мог бы... — начал Северус из чистой вредности, но его прервал Грюм:

— Взломать чары Альбуса?! Я уже не говорю про уровень «Конфундуса», которым оглушили кубок. Это по силам только опытному тёмному магу. И как по мне, у нас всего два подозреваемых.

Он сидел к Северусу полубоком, головы не поворачивал, но не было сомнений — взгляд волшебного глаза следит за ним неотрывно.

— Во всяком случае, в этом кабинете подозреваемых нет, — негромко произнёс Альбус. — Аластор...

— Ты знаешь моё мнение, Альбус.

— А ты знаешь моё. Я доверяю всем, кто здесь присутствует. Без исключений. И, боюсь, твой второй очевидный подозреваемый имеет надёжное алиби. Мне известно, что Игорь Каркаров не подходил к кубку. Собственно, никто из взрослых гостей этого не делал.

— Ну, не школьник же это устроил! — воскликнула Минерва.

— Я бы исходил из вопроса, кому это выгодно. Кому нужно участие Гарри в Турнире трёх волшебников?

Альбус обернулся, и Северусу стало не по себе от его лучистого ясного взгляда.

— Кому и зачем, — продолжил директор, садясь за стол и соединяя кончики пальцев шпилем, — вот что нам нужно понять, если мы хотим найти виновного.

— У парня гора проблем и толпа Пожирателей в личных врагах, — каркнул Грюм и щедро глотнул из фляги. Поморщился. — А Турнир — хороший способ его убить, не привлекая внимания.

Северус подумал: учитывая манеру Поттера влезать в неприятности, убить его можно было бы десятком способов.

— Барти полностью взял расследование в свои руки. В общем-то, после осмотра Кубка он закрыл к нему доступ, — добавил Альбус. — И спорить с ним мы не можем. Однако я прошу каждого из вас быть внимательным. Наблюдайте, анализируйте. Боюсь, что этот случай — всего лишь небольшой фрагмент общей картины. И мы можем только ждать, пока обстоятельства не изменятся.

Впервые, кажется, Северус почувствовал солидарность с Грюмом. По лицу отставного аврора было видно, насколько противна ему мысль о бездействии.

А на следующий день неизвестный отравил Чёрное озеро.

Со всеми этими событиями Северусу стоило выкинуть из головы Франческу и её задачки. Но, закончив анализ отравленной воды и отправив свитки с результатами Альбусу и Краучу, он снова задумался о ленте.

«В следующий раз не дайте мне её порвать».

Это означало, во-первых, что некий следующий раз будет. А во-вторых, что заклинание Северус освоил не до конца.

В груди ворочалось раздражение. Как будто ему нечем больше заняться — только возиться с нелепой загадкой!

Он ворчал про себя и вслух, а сам чиркал на клочке пергамента формулу. Всё было верно! Каждый слог на своём месте, посыл, подпитка — безупречно. И Северус чувствовал отклик заклятия. Оно сработало верно.

Но потом рассыпалось.

Северус задумался, глядя на расчёты. Он всё сделал правильно. Он решил эту загадку безупречно точно.

И всё же лента порвалась.

Он опустил голову так низко, что практически коснулся носом пергамента. С детства так лучше думалось. Пока учился, кто-то из учителей то и дело спрашивал, не нужны ли ему очки. Но нет, зрение у него было великолепным.

Итак, формула выведена грамотно. Движение палочкой не вызывает сомнений.

Какая-то догадка мелькнула на краю сознания. Северус резко откинулся назад, на спинку стула, зажмурился и поймал её за хвост.

Вообще, понятие «контекст заклинания» изучают в курсе подготовки к ЖАБА по чарам и трансфигурации. Но немало студентов знакомятся с ним значительно раньше. Каждый год находится десяток рейвенкловцев и пяток учеников с других факультетов, которые приходят к педагогам с горой идей. В основном, о том, как использовать бытовые заклинания в дуэли или в защите от тёмных искусств. Особенно всем нравится идея применить «Вингардиум Левиоса» к ботинкам врага. Или заклинание для удаления костей из рыбы — к самому врагу.

И педагоги раз за разом отвечают любопытной молодёжи: нет, так не получится. Иначе нам не нужно было бы такое количество заклинаний. И если вы, дети, доберётесь до седьмого курса, то узнаете, что каждая формула разрабатывается с учётом контекста применения. И в эту самую формулу уже заложены условия, в которых чары сработают. Допустим, едва ли при помощи «Левиосы» получится поднять в воздух предмет весом более 10 кг. А заклинание для удаления костей из рыбы просто распадётся, не столкнувшись с ключевым объектом — рыбой.

Северус без сомнений определил контекст применения чар невидимой ленты — противостояние врагу. Долго выбирал подкласс, в итоге остановился на нападении. Но что если он ошибся?

Взяв новый пергамент, Северус принялся считать слоги и взмахи заново.

Нет, заклятие не может относиться к подклассу защиты. Слишком медленное. Просто невозможно одновременно уклоняться от вражеской атаки и создавать такие сложные многоступенчатые чары. Девять слогов, четыре движения палочкой — даже невербально не успеешь.

Ещё раньше Северус выяснил, что лента синонимична классическому «Инкарцеро» по функционалу, но не родственна ему.

Контекст.

Каким может быть контекст?

Без труда Северус вызвал в памяти тот вечер в ресторане, когда Франческа применила эти чары. Словно наяву он почувствовал движение шелковистой ленты от запястья вверх по предплечью. Вот, она уже добралась до плеча, оплела шею и сползает на грудь. Сердце колотится со страшной силой, уши закладывает от оглушительного биения пульса.

Северус не пытался освободиться. Почему?

Потому что знал: это заклинание не причинит ему вреда.

Но это просто абсурдно! Заклинание нападения должно вызывать чувство опасности, даже когда его колдуют в безопасных учебных условиях. Последние идиоты начинают дёргаться и прыгать в стороны, когда в них летит опасное проклятье. Да, чаще всего они не успевают, но это рефлекторное движение присутствует.

Северус должен был попытаться уклониться, отдёрнуть руку, попытаться защитить себя. Но вместо этого он сидел неподвижно и терялся в странных ощущениях.

Значит, лента вовсе не «от врагов». Тогда зачем она нужна?

Мордред!

Северус отшатнулся от стола, вскочил.

Мордред!

Как можно было не догадаться?!

С чего бы, спрашивается, боевое заклинание требовало такой специфической эмоциональной подпитки? Магия обычно прямолинейна, особенно тёмная магия. Формулы служат всего лишь направляющими для сильных чувств. Жаждешь крови — проливаешь кровь. Хочешь причинить боль — жертва корчится в муках.

В случае с лентой...

В случае с лентой требовалось исправить один слог и скорректировать угол первого взмаха. А после этого сжечь в камине все наработки, выкинуть заклинание из головы и больше не вспоминать об этом.

Беда в том, что не вспоминать о Франческе Северус, похоже, не мог.

Она присутствовала рядом с ним, незримо. Неизбежно. Она проникала в его сознание безо всякой легилименции, окутывала своим ароматом его сны. Он чувствовал себя глупцом, который сам не заметил, как оказался связан невидимой шёлковой лентой.

Северус долго и тщательно работал над образом желчного равнодушного человека, неспособного испытывать искренние чувства. А Франческа, Мордред её побери, разгадала его тайну.

А разгадав, немедленно нашла брешь в защите.

Результат очевиден и непригляден.

«А вместо этого я, представьте себе, размышляю на досуге: «До чего же занятный человек этот Северус Снейп!»

Говорила ли она правду?

По всему выходило, да. Франческе ничего не могло быть от него нужно. Он просто... занимал её? развлекал?

Сначала при мысли об этом вспыхнула обида. Он не группа «Ведуньи»! Развлекать — не его задача.

Но это быстро прошло. Франческа не использовала его. Более того, она давала ему столько пространства, сколько он хотел. Не настаивала на встречах, не лишала его выбора. Хотя — увы, это приходилось признать — могла бы.

Оказывается, очень сложно противостоять человеку, которому решительно ничего от тебя не нужно.

Он отошёл к не разожжённому камину, опёрся рукой о стену возле него и задумался. В общем-то, понятно, что делать. Вырвать эту заразу с корнем. По часу в день заниматься окклюменцией, разорвать эмоциональные связи, перевести ощущаемое в разряд вспоминаемого. Два-три месяца напряжённой работы — и он добьётся успеха. В этом сила окклюмента: он может не чувствовать, если пожелает.

Конечно, нельзя будет видеться с Франческой. Любой триггер сведёт все усилия на нет. Но в Хогвартсе он будет в безопасности.

Он представил себе это будущее, и стало тоскливо. Франческа действовала как шоковая терапия, она сотрясала всё его существо одним появлением. Что там — даже её письма заставляли кровь бежать быстрее. И правда заключалась в том, что ему нравилось находиться в её обществе. Он чувствовал себя... В общем-то, он чувствовал себя на свои тридцать четыре с половиной, а не на шестьдесят.

А ещё хотелось сидеть за исследованиями, возиться с экспериментальными составами, писать статьи, поддерживать диалог с научным сообществом. Конечно, для себя. Но, в то же время, совсем немного — для неё. Чтобы доказать, что достоин её внимания, что заслуживает того приглашения в Рим, совместных походов в Запретный лес и ужинов наедине.

Мерлин, какая глупость!

Но глупость, тем не менее, потрясающая.

Северус наколдовал себе стакан воды, выпил залпом и вернулся за стол. Раскатал чистый свиток пергамента и принялся за письмо.

Писал торопливо, нервно. Да, разгадал он секрет ленты. Ничего сложного в этом не было. Хотя чары занятные, он оценил и восхитился. И если многоуважаемая мадам Франческа пожелает, он готов устроить небольшую демонстрацию.

Закончив, едва не сжёг свиток. Но удержался. Выскочил из комнат и стремительным шагом направился к совятне.

Человека в коридоре он заметил сразу. Крауч вывернул из подземелий. Что ему, Мордред его подери, нужно здесь в такой час?!

— Профессор Снейп, — сухо произнёс он, подсвечивая себе кончиком палочки, — что подняло вас с постели в такой час?

В этом году в Хогвартсе настоящее собрание людей, который Северус предпочёл бы не видеть.

— Это моё дело, мистер Крауч.

— Учтите, профессор... — негромко произнёс он, и в ярком белом свете глаза угрожающе блеснули. — Я за вами слежу.

— Польщён вниманием. А теперь, если вы не возражаете...

Тяжёлый взгляд в спину Северус ощущал до тех пор, пока не свернул на лестницу.

Плохое настроение Северус срывал на нарушителях школьного порядка. Как водится, доставалось в основном Гриффиндору. Но, честное слово, они сами напрашивались!

Только близнецы Уизли лишились за утро сорока пяти баллов.

На компанию Поттера Северус поглядывал угрожающе, но поводов придраться не находил.

Как всегда, Маунтбеттен-Виндзор сдерживал всех остальных. Вообще, очень интересный ребёнок. Посмотришь — и неясно, что он забыл на Слизерине. Тихий, вежливый, спокойный, неконфликтный. Ещё год-два назад, чуть что, трясся, плакал и падал в нервный обморок. Но, похоже, этот период он перерос. И теперь, если знать, на какие признаки обращать внимание, становилось очевидно: он крепко держал в узде не только бешеного Забини, но и остальных своих друзей. А ещё был неплохим врождённым окклюментом. Во всяком случае, отлично маскировал ложь под невинными взглядами.

Пройдёт сколько-то лет — и магический мир ещё наплачется с Его Высочеством.

Поморщившись, Северус ушёл из внутреннего двора и придрался к внешнему виду хаффлпафца. Нет, мистер Сандерс, по школе нельзя разгуливать в этих кошмарных маггловских штанах!

Он прекрасно понимал, почему кидается на людей.

Письмо ушло неделю назад, а ответа не было. и Северус уже сам не мог понять, что хуже: если Франческа ответит или если она промолчит.

«Занятный человек».

В общем-то, не больше. Развлечение. У Франчески было всё, чего можно желать. Она была могущественна, умна, красива и неприлично богата. Что ей может быть нужно от нищего хогвартского профессора? Северус не обманывался на свой счёт. Да, он умён. И да, он наделён талантами к тёмной магии. Но, в общем-то, других достоинств у него нет. Ничего ей не нужно.

Просто развлечение.

При этой мысли хотелось швыряться проклятиями.

И в то же время эта мысль приятно бодрила. Никаких обязанностей, никаких обязательств. Пройдёт совсем немного времени, и Франческе надоест эта игра. А Северус отвлечётся от надоевших до смерти школьных дел и проблем.

Вот как это называется: «Отвлечься». «Развеяться». Люциус всегда любил это слово: «Тебе надо развеяться, Северус». В его понимании это значило поход в бордель. Северус подобные заведения не признавал и на дух не переносил, но общий посыл улавливал.

Это совсем не то «развеяться», что у Филиуса. Тот обычно подразумевал, что бывшему ученику и нынешнему коллеге полезно сходить в Хогсмид, пропустить стаканчик.

Северус не пытался контролировать мыслительный поток. Нужно было провести через своё сознание всё, что накопилось, чтобы потом строить планы и разрабатывать стратегию поведения.

Итак, что будет, если он продолжит вести себя всё так же — как болван?

Он проверит на личном примере верность пословицы: «Коготок увяз — всей птичке пропасть». И, ради разнообразия, в этот раз последствия будут не особо катастрофические. Это не тёмная метка на руке и не опасные обещания. Это всего лишь... приключение, скажем так.

У него нет ничего, что могло бы заинтересовать Франческу на самом деле. Месяц, два, три — и она утолит своё любопытство. Исчезнет, оставив после себя убийственный аромат Polianthes tuberosa, несколько интересных заклятий и воспоминания.

А если он будет умнее? Если, дождавшись ответа Франчески, он просто спалит пергамент, и дело с концом?

Тогда всё будет проще. Ни воспоминаний, ни тревог. Ни упоительного ощущения, что она в самом деле живёт.

Риск ведь минимален.

Письмо пришло утренней почтой.

И Северус не сжёг его.

* * *

Франческа была одета в тёмную походную мантию. Волосы убрала в тугой низкий пучок. От этого выглядела строже и опаснее. Едва ли нашёлся бы безумец, который напал бы на неё в таком обличии.

— Северус! Как раз вовремя! — воскликнула она с жёстким акцентом, выделяя каждую «ар».

В её письме содержалось всего несколько цифр. Время и координаты для аппарации.

— Вы были довольно... загадочны, — сообщил Северус, оглядываясь.

Они явно находились не в Шотландии. Вокруг раскинулась равнина. Земля поросла жёсткой травой, теперь уже серо-рыжей. Кое-где в ямках блестела вода.

До сумерек было ещё далеко, но серое небо нависало низко и неуютно.

— Да, пейзаж не самый воодушевляющий, — без тени сожаления заметила Франческа, — но вам понравится. Пойдёмте. Позволите вашу руку?

Мордред!

Северус видел эту женщину в бою. Он сомневался, что ей нужна опора, чтобы не споткнуться. И всё же он позволил взять себя под руку и послушно побрёл по пустоши.

Вдали кружилось вороньё. Порывы ледяного ветра то и дело поднимали с земли травинки и веточки. Они взлетали маленькими смерчами.

Франческа не использовала согревающих чар, и Северус не стал своевольничать. Он всё собирался спросить, куда она его притащила. Но не спрашивал. Они шли в молчании.

Становилось холодно.

И вдруг шестым чувством Северус почувствовал впереди магию.

— Почти на месте, — в то же время сообщила Франческа, достала палочку и добавила: — Не применяйте магию, пока это возможно.

— Пока это возможно?

— Пока на вас не нападут.

— Могу я знать, что мы делаем?

Франческа посмотрела с удивлением, словно этот вопрос даже не приходил ей в голову, а ответ лежал на поверхности.

— Охотимся на равнинного тролля, разумеется.

— Разумеется, — согласился Северус в лёгкой прострации.

Действительно, совершенно очевидно. Чем ещё могут заниматься маг и волшебница ноябрьским воскресным днём.

— Не переживайте, всё совершенно легально. Мне нужен его мозг, причём свежий. Охотники постоянно бьют в голову, так что я просто выкупила у них один экземпляр, кхм, живьём.

Нет, что вы! Северус и не думал переживать.

Просто чувствовал себя человеком заглянувшим в другое измерение. Чтобы не таращиться в изумлении, произнёс:

— Мозг тролля — крайне специфический ингредиент. Мне сходу приходит всего три способа его применения.

— Четыре.

Четвёртый в голову никак не приходил.

В любом случае, на теорию времени не осталось. Магическая завеса пропустила их без проблем. Пейзаж не изменился. Видимо, они только что пересекли границу между маггловским и волшебным миром.

Живого тролля Франческе могли бы доставить обездвиженным. Но нет, она предпочла охотиться сама. И в её глазах Северус увидел голодный жадный блеск. Она собиралась как следует отвести душу.

«Хищник». Вот какая ассоциация приходила на ум. Франческа была хищником по натуре. Причём из кошачьей породы. Её интересовала не сама добыча, а схватка, борьба. И Северус невольно заражался её настроением. Пустошь уже не казалась унылой и мрачной. И холодно больше не было.

В прошлый раз Франческа придумала стройное и логичное объяснение, почему ей нужна помощь в поиске акромантулов. В этот — даже не стала напрягаться. Только бросила посреди схватки: «Не сомневалась, что вам понравится».

Равнинный тролль — тварь поопаснее горного. Он крупнее, злее. А главное, нельзя было бить в уязвимые места — в глаза и в виски, — ведь Франческа хотела получить мозг неповреждённым.

Наконец, тролль рухнул замертво.

Франческа вытащила из кармана мантии уменьшенный чарами золотой котёл, вернула ему нормальный размер и двумя взмахами палочки извлекла мозг из черепной коробки. Очень бережно перенесла его в котёл. Спросила:

— Что скажете, Северус, жалко вам зверушку?

Он подумал, что такая постановка вопроса попросту нелепа. Схватка была грязной, иначе и не скажешь. Но жалеть тролля Северус не собирался. Вслух ответил:

— Я убивал раньше.

— Троллей?

— И троллей тоже.

Франческа извлекла из того же кармана флакончик с прозрачной жидкостью и вылила её в котёл к мозгу. Раздалось негромкое шипение, и ценный ингредиент оказался погружён в какое-то желе. Северус такого не видел.

— Стандартный консервант не подойдёт, — пояснила Франческа. — А так есть шансы...

— Не расскажете, зачем вам сдался свежий мозг тролля?

— Эксперимент.

Не расскажет. Вместо этого она вручила ему котёл с мозгами и спросила, улыбнувшись:

— Поможете мне донести эту гадость до дома? С меня ужин.

Северусу не хватило силы воли, чтобы отказаться. Он послушно обхватил котёл одной рукой. Под вторую его взяла Франческа, и они неторопливо двинулись обратно к границе магического мира. Вдруг Франческа обернулась, взмахнула рукой — и то, что оставалось от тролля, вспыхнуло жарким пламенем. Мгновение — и огонь погас, оставив после себя только кучку пепла.

Воняло палёным, но этот запах не вызывал брезгливости.

Они миновали барьер. Франческа произнесла:

— По правде сказать, я устала от посторонних. Как вы смотрите на то, чтобы поужинать у меня дома? Нет, не в Италии, никаких международных перемещений после такого вечера! У меня небольшая квартирка в Лондоне. И вы заодно расскажете мне, что там придумали с лентой.

Проблема Северуса заключалась в том, что он совершенно не мог сказать «нет» Франческе. Кому угодно мог, а ей не получалось. Поэтому он просто кивнул и покрепче прижал к себе котёл — ещё не хватало расплескать эту дрянь по время аппарации.

«Небольшая квартирка» состояла из шести комнат и располагалась на пятом этаже викторианского дома где-то в районе Белгравии. Высоченные потолки, роскошные ковры, деревянная мебель с шёлковой обивкой, картины на стенах. И, конечно, цветы. В высоких напольных вазах стояли Paeonia с большими бледно-розовыми головками. Их оттеняли тёмно-зелёные листья Polypodiopsida.

Квартира была защищена великолепно. Северус не сумел сходу разобрать комплекс чар, но чувствовал кожей, что незваному гостю обеспечены страшные мучения.

Едва войдя в просторный холл, Франческа щёлкнула пальцами. Появился домовик в чистой белой наволочке, рассыпался в приветствиях на итальянском и и потянул руки к котлу. Северус с удовольствием избавился от своей ноши.

Домовик исчез, а Франческа предложила:

— Располагайтесь, Северус. В гостиной уже ждут закуски. Если желаете освежиться, позовите Тики. Он не говорит по-английски, но всё отлично понимает. Я буду через несколько минут.

Северус обошёлся без помощи домовика — просто кинул на мантию очищающие чары. И не притронулся к закускам, сервированным на маленьком круглом столике возле окна.

Его захлёстывало волнами сомнения и даже страха.

После ожесточённой борьбы с троллем пульс всё ещё бился быстрее обычного, кончики пальцев покалывало. И в то же время он с трудом осознавал, что находится сейчас в доме Франчески.

Причём не в толпе гостей, а один.

Франческа вернулась слишком быстро. Всё, что он успел сделать, это укрепить окклюментный щит и затолкать под него всё лишнее.

А потом стало ясно, что щит надо было дополнительно укреплять.

Северус просто стоял и смотрел на неё, одетую в струящуюся шёлковую бордовую мантию, на блики в распущенных чёрных волосах, на лёгкую насмешливую полуулыбку — и забывал, как дышать.

Отвёл взгляд. Поджал губы.

И вдруг почувствовал резкую колющую боль в левой руке.

Сумел не выдать себя. Но отчётливо ощутил, как зашевелилась тёмная метка.

И все прошлые размышления, планы, сомнения показались такими пустяковыми. Такими... ненужными.

Альбус говорил исключительно загадками, предпочитал не делиться информацией даже с самыми доверенными людьми. Но его намёков хватало, чтобы не сомневаться: Тёмный лорд однажды вернётся. Он уже предпринимал такие попытки, и придёт день, когда его старания увенчаются успехом. Были намёки, были важные признаки. Какие? Северусу никто не говорил.

Но это и не имело особого значения. Потому что впервые за тринадцать лет проклятое клеймо подало признаки жизни.

Это ещё не был призыв. Но метка просыпалась. И Северусу не требовалось смотреть на неё, чтобы с уверенностью сказать — контуры потемнели.

— Северус, — произнесла Франческа мягким низким голосом, — не стойте столбом. Садитесь.

Ему захотелось сбежать.

Какая разница, что он чувствует к Франческе, если Тёмный лорд однажды вернётся?!

А с другой стороны: какая разница, что он делает в последние дни, недели, месяцы свободы? Тёмный лорд вернётся — и прочее потеряет смысл. Но прямо сейчас его ещё не было. Он оставался в небытие.

В отличие от него, Северуса. Он стоял посреди гостиной, ощущал приглушённые цветочные ароматы, смотрел на женщину, от красоты которой захватывал дух, и пока ещё принадлежал только самому себе.

Если Тёмный лорд вернётся завтра...

Этот вечер он всё равно не сможет забрать.

— Вам очень... — начал Северус, едва не сбился, но закончил мысль даже без паузы: — Идёт.

Франческа улыбнулась шире и поблагодарила.

Они всё-таки сели за стол, Франческа щёлкнула пальцами, и тут же на двух небольших пустых тарелках появились салаты. В центре уже стояло блюдо с сырами (опять плесневыми), рядом — деревянная доска с нарезанным толстыми ломтями хлебом. Появились винные бокалы, и стало очевидно — отговориться не выйдет.

Вино было маслянистым, того же цвета, что и мантия Франчески.

— Прежде чем пить... Понюхайте. Попробуйте различить аромат, — негромко предложила Франческа.

Северус подчинился.

Вино пахло... вином.

— Знаете, я не люблю магглов. Все эти толпы, эта шумная техника... — Она поморщилась. — Но две вещи они делают безупречно. Они создают произведения искусства и вина, равных которым не придумал ещё ни один волшебник.

Северус думал не о вине. А о том, что, не считая Пожирателей Смерти, только Франческа позволяла себе так откровенно пренебрежительно говорить о магглах. Собственно, она вообще позволяла себе столько свободы, что становилось не по себе.

Откинувшись на высокую мягкую спинку стула, она держала бокал за тонкую ломкую ножку, и на матовую белую кожу ложились розоватые отсветы.

— Вот в чём секрет, Северус... если бежать по картинной галерее, ничего не увидишь. Полотна смешаются между собой, впечатления померкнут, в голове останется мешанина сюжетов и цветовых пятен. А если вы приходите, чтобы увидеть одну картину, если позволяете себе погрузиться в неё целиком, прожить и прочувствовать, вы запомните её навсегда. С винами точно так же. Сейчас вы сделаете глоток, и вам покажется, что ничего интересного в нём нет. Вино как вино. Но если вы дадите себе время прочувствовать, вы заметите, как раскрывается вкус и аромат.

Она говорила спокойно и даже как будто устало, но её голос гипнотизировал. Наверное, Северус мог бы сопротивляться. Просто не хотел.

Вино слегка горчило только в начале. А потом вкус как будто изменился. Аромат тоже. Северус теперь различал целую палитру запахов, от сладко-фруктовых до терпких, острых.

Сыр жёгся на языке.

Это как применять тёмную магию. Первый раз кажется — отвратительно. Даёшь себе зарок никогда не повторять, держаться подальше. Отмываешь руки под холодной водой, скребёшь всё тело жёсткой мочалкой и долго-долго полощешь рот, чтобы избавиться от мерзкого кислого привкуса.

А потом повторяешь. Снова и снова. И то, что раньше казалось противным, вдруг приобретает особую привлекательность.

Метку дёргало, словно там образовался нарыв. Игнорируя эту боль, Северус достал палочку и наколдовал невидимую шёлковую ленту. Он решил задачку. Разгадал. Но не ожидал, что его чары столкнуться с точно такими же.

Странное чувство. Оно отдавалось ломотой в затылке и покалыванием на языке. Ленты переплетались.

Любое колдовство требует практики. У Франчески была заметная фора. И всё же Северус не собирался легко сдаваться. Концентрируясь на заклинании, он настойчиво преодолевал сопротивление чужих чар.

Может, он и проиграет в итоге. Но, уж точно, не сдастся без борьбы.

И вдруг Франческа отпустила своё заклинание. Оно растворилось, и Северус снова, как тогда вечером, отчётливо почувствовал биение чужого пульса.

Повинуясь воле Северуса, лента поползла вверх.

Никакого сопротивления.

Чары оплетали руку Франчески, а она сидела в расслабленной позе и даже не думала защищаться.

Локоть. Округлое плечо. Ощущения отдавались в пальцы. Он как будто на самом деле чувствовал тепло её кожи.

У него были все возможности отплатить Франческе её же монетой. Только... оказалось, что ему недостаёт смелости. Под цепким внимательным взглядом он не в силах был двигаться дальше.

— Вы действительно разобрались с чарами, mio caro, — заметила Франческа, закидывая ногу на ногу. Лента на руке ей как будто совершенно не мешала. — Теперь осталось научиться их применять.

— Это заклинание... — проговорил Северус, и собственный голос показался чужим, незнакомым, — никогда не предназначалось для противостояния врагам.

— Нет. Кое-кто из моих предков применял его, чтобы воспитывать наложниц. А потом более продвинутые и современные члены семьи нашли ему... скажем так, новое применение.

Странное сочетание: боль в метке, винно-цветочные ароматы повсюду, ровное сердцебиение, передающееся в руку по древку палочки. И Франческа — безусловная хозяйка положения.

Северус осознавал, как мало на самом деле знает о ней. Она угадала его прошлое с пугающей точностью, а потом вытянула и подробный рассказ. А про себя говорила обтекаемо. Не напускала тумана, просто умалчивала.

Может, это не так уж важно.

Может, Тёмный лорд вернётся завтра.

Это тоже неважно. Здесь, в моменте, Северус отставил бокал на стол, укрепил окклюметный щит и позволил ленте продолжить движение. Она ползла с гибкостью ядовитой змеи. Обернулась вокруг длинной шеи, проползла по спине и отправилась в путь по второй руке.

А потом Северус отложил палочку на стол. Не убрал в карман мантии, как обычно. По сути — бросил на видном месте.

Чары рассыпались.

Северус поднялся — одновременно с Франческой. Но сделать первый шаг навстречу не сумел. Она первой успела сократить расстояние между ними.

Вероятно, её духи всё же обладали гипнотическим свойством. Потому что ничем иным нельзя было объяснить эту лёгкость в голове. Оказалось, что окклюменция не нужна, если не о чем думать. Никаких мыслей, никаких воспоминаний, никакого прошлого — сплошное настоящее, в котором губы Франчески по вкусу как вино.

Подняв руку, она коснулась его виска.

Северус содрогнулся.

Похоже, рано он решил забыть об окклюменции. Животная страшная сила настойчиво вторгалась в его разум, а влажный язык тем временем прошёлся по сонной артерии.

Действительно, кто сказал, что невозможно сочетать физическое наслаждение и магическую схватку?

* * *

Возможно, весь последний месяц факультеты теряли меньше баллов, чем обычно. Возможно, однажды Северус сказал Минерве: «Доброе утро». Возможно, количество студентов, получивших своё эссе по зельеварению без унизительных комментариев, существенно возросло.

Северус не хотел признавать этого — но был честен сам с собой.

Не так уж интересно ловить школьников на мелких проступках. Особенно если после окончания ночного дежурства можно бросить в камин горсть летучего пороха и переместиться в Лондон.

Франческа была непредсказуема. Иногда они виделись чуть ли не каждый день, иногда она пропадала на неделю. Всех объяснений — коротенькая записка, в которой говорилось, что она занята исследованиями.

При встрече она могла порывисто поцеловать его или встретить каким-нибудь неожиданным заклинанием. Или пригласить поужинать. Или бросить через плечо: «Развлеки себя пока сам, дорогой, я должна закончить письмо».

Она работала в просторном светлом кабинете. Писала быстро, но без суетливости. Иногда хмурила брови, иногда прикусывала нижнюю губу. Северус в такие моменты прятался за книгами и пытался не гадать, что именно сейчас занимает Франческу.

Впрочем, закончив письмо, она обычно становилась нежной. Садилась к Северусу на колени и принималась лёгкими, едва ощутимыми поцелуями покрывать его лицо.

У неё в спальне стояла огромная кровать, всегда застеленная шёлковым бельём. Хлопок, по её мнению, был слишком грубым. Она любила валяться в постели, потягиваться. Северус окончательно утвердился во мнении, что этой опасной грацией она похожа на пантеру. Как-то не удержался и сказал об этом вслух.

Франческа рассмеялась, взяла палочку и произнесла:

— Экспекто патронум!

И посреди спальни возник здоровенный ягуар.

Когда он исчез, Франческа заинтересовалась формой Патронуса Северуса.

Он...

Струсил.

Отговорился каким-то нелепым предлогом и не стал устраивать демонстраций. Лань, которая столько лет дарила ему утешение, вдруг показалась неуместной, неподходящей.

Франческа не стала давить, вместо этого рассказала, как в 1896 году в Франции Патронус едва не признали тёмной магией — по той причине, что он создавался исключительно силой эмоций. И, формально, наносил вред тому, против кого применялся.

— Полезный урок, дорогой. Неважно, насколько ты хорош, найдутся те, кто сочтёт тебя злодеем.

Однажды Северус спросил, сколько ей лет. Получил в ответ болезненное кусачее заклятие и громкий смех.

В другой раз попытался задать вопрос о её странных отношениях с семьёй Медичи.

— Мы не будем обсуждать эту тему, Северус, — сухо сказала Франческа и ещё час оставалась отстранённо-холодной.

Это был дисбаланс, к которому оказалось непросто привыкнуть. Северус обычно гордился своей осведомлённостью и проницательностью. В любой ситуации он знал больше других.

С Франческой это не работало. Но удивляло даже не отсутствие информации, а то, насколько легко он смирился с подобным положением дел. Единственное, что предпринял — это покопался в подшивках газет. Но нашёл там только несколько объявлений о помолвке и заметку о гибели старшего Забини.

Несмотря на это, Северус осознавал, что... пожалуй... если всё же отважиться и посмотреть правде в глаза... ещё никогда в жизни он не был так счастлив.

Было всего два момента, которые отравляли это счастье.

Во-первых, каждый раз, прощаясь с Франческой, Северус думал: это может быть последняя встреча. Пожалуй, эта мысль была и болезненной, и спасительной. В груди начинала пульсировать сосущая пустота, когда он представлял, что Франческа пропадёт из его жизни. Но, поддерживая в себе это ожидание неминуемого разрыва, он во всяком случае укреплял свою броню. Он знал, что сможет это вынести.

А во-вторых, тёмная метка продолжала жить своей жизнью. Постепенно контуры делались чётче, а неприятное покалывание зачастую сменялось невыносимым жжением.

Альбус вызвал его к себе в начале декабря, но никаких внятных объяснений не дал. Только: «Что ж, это было неизбежно».

Уродливое клеймо раздражало, отвлекало и пугало. Северус по утрам проводил пятнадцать минут за занятиями окклюменцией, чтобы затолкать боль подальше.

Альбус ничего пока не предпринимал — а больше ни с кем эту проблему Северус обсуждать не собирался.

Почему-то он наивно думал, что Франческа не обращает на метку никакого внимания. Именно поэтому он совершенно не ожидал услышать задумчивое:

— И всё же, откуда этот твой Морт достал эту форму рабского тавро?

Они оба полулежали в большой медной ванне.

Вообще, Северус предпочитал быстрый душ. Можно даже холодный — у него в жизни было не так много возможностей привыкнуть к горячей воде. А то и вовсе обходился чарами.

Сидеть в горячей пенной воде казалось глупым.

Но отказать Франческе было не так-то просто. А потом выяснилось, что в этом странном и нелогичном занятии есть своё особое удовольствие.

День в школе был насыщенным. Присутствие вейлы добавляло проблем всему педагогическому составу. Да и других причин для головной боли хватало. Подготовка к Святочному балу, встреча приглашённых экспертов, рыскающий по школе Крауч, параноидальные приступы Грюма...

В общем, ничего удивительного, что в горячей воде Северуса разморило. Он не засыпал, но погрузился в приятное оцепенение.

Вопрос Франчески вырвал его из полудрёмы.

— Что?

Она перехватила его левую руку и задумчиво обвела пальцем змею, выползающую изо рта черепа.

— Понимаешь, дорогой, сама по себе практика клеймить рабов и скот практически универсальна. Подобные заклятия изобретались независимо друг от друга в каждой мощной древней цивилизации, от Египта до Древнего Рима. Такие чары были в ходу у майя, у разных династий Китая, в Японии, в скандинавских странах, у славян и у татар... Выбор гигантский. Некоторые заклятия восстановлены и подробно описаны, о других мы имеем весьма расплывчатые сведения. И мне интересно, из каких источников твоя пародия на Тёмного лорда черпала вдохновение.

Северус сглотнул, пытаясь избавиться от мерзкого кома в горле.

— Мы всегда думали, что это его личная разработка. И... оно никогда не было рабским тавро. Это был знак принадлежности к группе избранных.

— Называть можно как угодно. Факт остаётся фактом.

Северус сказал, неожиданно даже для самого себя:

— Оно... темнеет с каждым днём. Это значит, что он набирает силы.

— Я понимаю, дорогой, — вздохнув, сказала Франческа и вдруг поцеловала его в запястье, ниже метки.

Кожу в этом месте закололо.

— Я понимаю, и мы ещё подумаем, что с этим делать.

— Ничего. Когда он вернётся...

— Когда он вернётся, — строго произнесла Франческа, выпуская его руку, — мы с этим разберёмся.

Мерлин, кто бы знал, как странно звучало это «мы»!

— Игорь недавно написал мне, — продолжила она, — спрашивал, нет ли у меня идей, как избавиться от этой, кхм, ошибки молодости.

— Игорь? Каркаров?

— Да.

— Я не знал, что вы переписываетесь

Франческа рассмеялась.

— Не вздумай ревновать, дорогой! Конечно, мы переписываемся, он ежегодно сдаёт мне одного-двух своих выпускников. Увы, мне пока нечем его порадовать.

— Это невозможно, — негромко сказал Северус, отводя взгляд, — просто невозможно. Это пожизненный приговор. Когда Тёмный лорд вернётся... мы все будем вынуждены склониться перед ним. Или умереть.

Вместо ответа Франческа приподнялась и, расплёскивая по полу воду, дотянулась до его губ.

Ничего хорошего от Святочного бала Северус не ждал. Как будто ему в остальное время мало подростков, сходящих с ума от буйства гормонов!

Он осознавал, что до глубокой ночи будет вынужден вытаскивать из укромных уголков тискающиеся парочки, и выискивать, подо что очередные умельцы замаскировали алкоголь. Он заранее испытывал глубокое отвращение к этому занятию.

Своим слизеринцам начиная с пятого курса и старше прочитал короткую, но ёмкую лекцию. Её суть сводилась к простым тезисам. Первое: на факультете Слизерин уже семьдесят лет не было ни единого случая подростковой беременности. И если кто-то из присутствующих вздумает испортить статистику...

Он специально не стал озвучивать кары, предоставив студентам самостоятельно воображать всевозможные ужасы.

Второе: он, профессор Снейп, не испытывает ни малейшего желания видеть своих студентов не до конца одетыми. И, тем более, неодетыми вовсе. И пьяными. И даже в лёгком подпитии. И если он застанет кого-то в неподобающем виде, у этого кого-то надолго закончится свободное время.

Третье: если до него донесётся хотя бы малейший намёк, хотя бы тень жалобы на применение подчиняющих, дурманящих и лишающих воли проклятий или зелий... Он найдёт виновного. И этот виновный будет паковать чемоданы в тот же вечер.

Прониклись.

Старосты мелко кивали и обещали, что весь факультет будет вести себя образцово.

Увы, это не избавляло Северуса от необходимости патрулировать школу.

Альбус долго и надоедливо призывал педагогов «проникнуться атмосферой праздника, ненадолго оставить в стороне строгость и суровость». А также «не быть слишком уж требовательными по отношению к студентам, дать им возможность побыть такими юными и такими счастливыми».

Филиус улыбался с умилением. Помона добродушно кивала в такт.

А Северус на протяжение всего собрания перекидывался скептическими взглядами с Минервой. Вот уж кто точно не станет делать поблажек в честь праздника. Абсолютная солидарность, коллега.

Накануне бала пришлось провести полночи в подготовке. Северус взял на себя развешивание сигнальных чар и сбился с ног, пока обошёл все укромные уголки замка. Остальным, впрочем, повезло ещё меньше — Минерва, к примеру, часа четыре возилась с садом ледяных скульптур.

Парадной мантии у Северуса не было.

Одевшись, он уже собрался выходить — и вдруг передумал. Вернулся в ванную комнату и заглянул в небольшое зеркало над умывальником.

Странное дело. Отражение не выглядело мерзким. Тонкий шрам не вызывал отвращения. Волосы не висели тонкими сосульками. В целом, там в зеркале не отражалось ничего такого кошмарного.

Северус повернулся к зеркалу спиной.

Его место было за одним столом с другими деканами и кем-то из приглашённых гостей. Он не вникал. А напрасно — потому что иначе он подготовился бы к тому, что окажется рядом с Франческой.

Она рассмеялась и сказала негромко:

— Да-да, я собиралась приехать завтра, но подумала — почему бы не заглянуть на бал?

Северус понятия не имел, как реагировать. Тем более, на глазах у коллег. Мордред, он ведь не мог допустить, чтобы кто-то...

Франческа улыбнулась ему и завязала беседу о дуэлях с Филиусом. Потом завалила вопросами по анимагии Минерву. Потом сцепилась в жарком споре с приглашённым болгарским экспертом по артефакторике.

В общем, она была душой компании. И практически не обращала на Северуса внимания.

Сначала он думал, что ему всё равно. Потом, аж до десерта, лелеял обиду. И вдруг, когда Альбус объявил начало танцевальной части, спросил достаточно громко:

— Франческа, не окажете мне любезность?

Она вернулась к нему и широко ободряюще улыбнулась — как будто он только что прошёл важный тест.

— Разумеется, Северус.

Ей до боли в груди шли все эти бордово-красные оттенки. И стало не так уж важно, что подумают все остальные. Значение имело только одно — то, как удивительно-правильно её небольшая рука с сильными пальцами легла в его руку.

Северус не любил танцевать. Да и умел только потому что однажды Люциусу вздумалось преподать ему несколько уроков. Тем не менее, он не сомневался, что как-нибудь справится с туром вальса.

— Однажды я всё-таки научу тебя одеваться, дорогой, — промурлыкала Франческа.

— Меня всё устраивает, спасибо, — ворчливо ответил он, пытаясь справиться с комплексом непростых задач: не прижимать её к себе слишком сильно, считать ритм и не улыбаться. — Чем тебе не нравится моя мантия?

— О, она великолепна! Особенно если ты идёшь на собрание квакеров.

Северус не стал спрашивать, кто это такие, а Франческа рассмеялась.

— Тебе пойдёт тёмно-зелёный и тёмно-синий. Если чёрный — то исключительно шёлк. И серебряная отделка. Главное, не золотая — иначе ты станешь похож на цыганского барона. А на лето, кстати, можно и светлые оттенки. Скажем, серо-стальной. Тебе не отвертеться, Северус! На каникулах я проверю все свои теории.

Она говорила так, как будто...

Как будто они могли бы ходить по магазинам следующим летом. Вдвоём.

Вместо того, чтобы спорить, он негромко признался:

— Я бы хотел провести с тобой весь сегодняшний вечер.

— Что тебе мешает?

— Обязанности декана. Один-два танца — и надо будет отправляться на обход, следить за порядком.

— Я составлю тебе компанию. Немного поболтаю с Олимпией — и присоединюсь. Кстати, дорогой! Ты очень хорошо танцуешь.

— Разве?

— Может, не хватает практики и раскованности, но... Это дело наживное.

Прежде, чем расстаться с Франческой, Северус поцеловал её руку.

И плевать, что подумают коллеги.

* * *

Северус конфисковал две бутылки огневиски и вытащил из-за доспехов парочку хаффлпафцев, когда Франческа разыскала его. Пошла рядом. Она выглядела невозмутимой, но Северус каким-то шестым чувством догадался, что она расстроена.

— В чём дело?

— В количестве идиотов вокруг, — резко отозвалась она, тряхнула головой и улыбнулась. — Ничего страшного, mio caro.

— Это неправда.

— Неправда. Правда в том, что я говорила с Игорем. Он чуть ли не со слезами просил потанцевать с ним.

Северус постарался сделать так, чтобы на лице не отобразилась короткая острая вспышка ревности. Франческа продолжала:

— Вот, казалось бы, большой мальчик. С тобой всё ясно, ты был совсем юный. Но он-то! И вот, теперь он готов рыдать и валяться в ногах у любого, кто избавит его от ошибки молодости. Ошибка молодости! Мужику под сорок было, когда он руку подставлял!

Она говорила быстрее, чем обычно, и с куда более заметным акцентом. Они постепенно миновали галерею и вышли в наколдованный сад. Тут надо было смотреть в оба — лучшего места, чтобы пообжиматься, не придумаешь.

— В любом случае, он намерен держаться подальше от Британии. Если нужно — бросить должность, сменить внешность и пересидеть. Кстати, Северус... — Она коснулась его локтя. — Тебя этот совет тоже касается, мой дорогой.

— Исключено.

Нет, он точно знал, что не сбежит. Пусть Каркаров сидит в тихой норке, это его дело. У Северуса было слишком много обязательств.

С того момента в ванне Франческа не раз возвращалась к разговору о метке. Иногда задавала сугубо формальные вопросы: что чувствовалось в процессе наложения заклинания, как именно дёргает и болит, как выглядит при активации...

Иногда, прищурившись, спрашивала: «Что ты планируешь делать, Северус?»

Наконец, он стал избегать подобных разговоров. Не мог он, глядя ей в глаза, сказать: «Я планирую пойти и не особо героически сдохнуть». Потому что именно этого он и заслужил. Сделать... хоть что-то хорошее. Закрыть собой этого очкастого придурка по фамилии Поттер, пальнуть «Авадой» по лорду — что угодно.

Искупить хоть немного вины.

Он точно знал, что Франческа поднимет его на смех.

Она говорила: «Мы найдём выход». Не уточняя, правда, кто эти загадочные «мы» и как они собираются искать.

— Ты можешь остаться у меня на время. Университет тебя прикроет, — заметила она негромко.

— Бежать, прятаться... это просто трусость, — сказал он с горечью.

— Ну, в этом я не могу тебя упрекнуть, дорогой, — заметила Франческа с лёгкой насмешкой.

А напрасно. Северус никогда не был действительно отважным человеком.

— Я понимаю Игоря, но также я понимаю, что это не поможет. Всё несколько сложнее.

— О, не думай, что я не в курсе. Но рабов в моей спальне и в моём доме не будет, Северус.

Она остановилась, повернулась и заглянула ему в глаза. И внезапно пришло очень неприятное осознание: она имеет в виду не только метку. Но и те, другие обязательства.

Добавила мягче:

— Тем более чужих.

И, Мордред, было бы здорово не вспоминать, как затягивалась на шее невидимая лента, созданная для укрощения наложниц. Но Северус вспомнил.

Мордред!

— Разумеется, я предпочла бы вести этот разговор в иной обстановке.

— Именно поэтому мы говорим здесь, посреди патрулирования дурацкого бала, — огрызнулся он. Прямо сейчас, возможно, они сумеют обсудить что-нибудь. Потому что в «иной обстановке» она получала слишком много власти. Здесь, в школе, он сохранял хотя бы каплю здравомыслия. — Франче...

Договорить не удалось. Франческа обхватила Северуса за затылок, наклонила его голову и поцеловала. Первые касания были нежными, но насладиться ими Северус не успел. За поцелуем последовал болезненный укус — она прихватила нижнюю губу. До крови. Потому что, Мордред, это Франческа — она не признаёт полумер.

Её пальцы вцепились ему в волосы.

И всё закончилось. Слишком быстро.

Она отступила и непринуждённым жестом поправила причёску.

— Это никак не входило в мои планы... — Он пытался собраться с мыслями. — Не планировалось... когда я давал… обязательства...

Она рассмеялась и сообщила:

— Тем лучше, мой милый мальчик!

Только благодаря самоконтролю он не покраснел до корней волос.

— Никогда не называй меня так!

— Только так и буду теперь звать.

Её зрачки были расширены. В глазах читалось что-то совершенно дикое. Она столько раз проникала в его разум — он имел право отплатить той же монетой.

Где там. Барьер обжёг на подходе, а Франческа довольно заулыбалась. Покачала головой.

— Легилименция, Северус? Фу, как грубо! — Не столько о самой попытке, сколько о её качестве.

Северус был хорошим окклюментом, но в легилименции достиг весьма посредственных успехов. По большей части, потому что не было наставника, который пускал бы его к себе в голову регулярно и свободно.

Она в ответ мазнула по поверхности его защиты и покивала, отвечая на поверхностную неоформленную мысль:

— Ты прав, сдаваться я не собираюсь. Не в моих правилах.

Кажется, её оскорбляла мысль о том, что такой-то британский тёмный лорд может отобрать то, что она считает своим. Пусть даже это временная и не слишком нужная игрушка.

Франческа уловила перемену в его настроении, взяла под руку и повела дальше по гроту. Заметила ласковым тоном:

— Даже жаль, что придётся залечить твою губу. Это выглядит... увлекательно.

Он выругался и потянулся за палочкой, но Франческа его опередила. Пробежалась пальцами, заживляя крошечную ранку. Опуская руку, погладила по шее.

Идея патрулирования стала ещё менее привлекательной.

Чтобы хоть как-то взять себя в руки, он выловил гриффиндорцев с алкоголем и наорал на них. Факультет лишился шестидесяти баллов.

— Ух, какой ты грозный! — воскликнула Франческа, когда нарушители скрылись с глаз долой.

Они давно уже оставили сад и теперь поднимались к Астрономической башне. Вот уж где рассадник нарушителей!

— Скажи мне... — Она сделала паузу, — mio caro ragazzo, тебе не приходило в голову, что крики — не лучший педагогический приём?

Он недовольно поджал губы. Во-первых, потому что ему хватило скудного итальянского на перевод, а во-вторых, потому что вопрос был неприятным. Болезненным.

— Я, конечно, не преподаю в школе, но мои детки, поверь, творят ничуть не меньше ерунды. То, что они совершеннолетние, не сильно влияет на дисциплину. Разве что в худшую сторону.

Северус не успел ответить. На Астрономической башне нарушителей не было. Одна крошечна третьекурсница стояла у перил и смотрела на ночное небо.

Оглянувшись, она вежливо сказала:

— Добрый вечер, профессор Снейп. Добрый вечер, мадам.

Северус вздохнул.

— Мисс Лавгуд.

На эту девочку кричать смысла не было. В принципе, Северус с удовольствием показал бы её специалистам Мунго, но Филиус утверждал, что у него всё под контролем. Едва ли.

— Я ничего не нарушаю, профессор. Я просто вышла посмотреть, не резвятся ли сегодня звездные стрекозы. Но увы, похоже, шум их спугнул. Ни одной не заметила.

Северус думал, что ответить, а Франческа вдруг произнесла дружелюбно:

— Это не шум, дорогая. Это снег виноват.

— Вы полагаете?

— Убеждена. Не грусти, он скоро закончится.

— Я думаю, вы правы, мадам. Я напишу папе, что звездные стрекозы не любят снегопада. Спокойной ночи.

Лавгуд обошла их с Франческой и двинулась вниз по лестнице, что-то напевая себе под нос. Когда она скрылась за поворотом, Северус заметил:

— У неё огромные проблемы с головой. Но учится сносно.

— У неё не проблемы с головой, Северус. Она просто очень одинока, — тихо возразила Франческа, подошла к ограждению, облокотилась о него и выглянула наружу. — И у неё богатое воображение. В хороший день... отсюда легко разглядеть звездных стрекоз.

Северус не мог признаться, что не понимает ни слова. Но остановился рядом. Снегопад усиливался. Ничего уже нельзя было разобрать в густом снежном мареве.

— Я ненавижу всё это, — вдруг признался Северус, глядя прямо перед собой.

Руки мёрзли, но не хотелось возиться с чарами.

— Ненавижу преподавание. Ненавижу студентов. Ненавижу эту бесконечные эссе, которые они списывают друг у друга дословно. Даже замок... Мордред, я раньше его любил, в детстве. Тут было хорошо, я чувствовал себя как дома. Уже нет. Я отвратительный педагог. Они меня боятся, но даже не уважают. Не за что! Может... может, я более или менее сносный декан. Но это не моя заслуга. Это всё факультет. Традиции.

Франческа накрыла его руку своей, погладила по пальцам.

— Конечно, ты ненавидишь преподавание, мой хороший. Это же совсем не твоё. И замок ненавидишь. И эту свою чёрную глухую мантию тоже. Когда ты в последний раз делал то, что на самом деле хочешь?

— Сейчас.

И это было чистой правдой.

Он должен был рыскать по замку в поисках захмелевших студентов, а вместо этого стоял на Астрономической башне и держал за руку потрясающую, удивительную женщину.

Он не должен был.

Но он этого действительно хотел.

— Иди сюда, — позвала Франческа.

И в этот раз она не кусалась, не колола заклятиями, не вела никакой игры. Просто целовала его и гладила по щеке.

Северус обнял Франческу за талию, привлёк к себе, но не пытался прижать теснее. Ему просто нравилось чувствовать её в своих руках.

А потом Франческа вдруг повернула голову и сказала:

— Смотри-ка...

Снегопад слегка затих. В плотных тучах появились разрывы. И сквозь них виднелось глубокое чёрное небо и яркие огромные звёзды.

— Если немного прищуриться, — продолжила Франческа, — ты увидишь звездных стрекоз.

Он не увидел. И пока Франческа любовалась небом, он не сводил взгляда с неё самой.

Часть экспертов прибывала в замок всего на день-два. Другие оставались на несколько недель.

Северус всё никак не мог разобраться: рад он, что Франческа принадлежит к числу последних, или нет. За завтраком в первый день каникул она села между Северусом и Минервой. Была тихой, задумчивой, но легко поддерживала застольную беседу, а потом отправилась на семинары.

Старшекурсники ходили за ней толпами, несмотря на каникулы. Впрочем, неудивительно. Те, кто планировал выбрать специализацией зелья, алхимию и смежные профессии, не собирались упускать подобную возможность.

Северус издали наблюдал, как она общается со студентами. Это было...

Необычное зрелище.

Ни на мгновение Франческа не теряла обычной своей живости. Смеялась, шутила, сверкала тёмными глазами. И в то же время студенты не пытались нарушить субординацию, просто слушали и заглядывали ей в рот.

Северус зашёл на практический семинар, постоял у входа. На него внимания не обратили — все были слишком заняты процессом трансмутации первой ступени.

Она называла их «детки» и «котятки» — семнадцатилетних здоровенных лбов, которые почти все были выше неё. И ладно, хаффлпаффцы! Но даже хмурые слизеринцы не возмущались. И Кассиус Уоррингтон, за которым Северус приглядывал особо пристально, точно зная, что парень балуется тёмной магией, послушно отзывался на «котика».

Студенты Дурмстранга и Шармбатона вели себя точно так же. Безнадёжные болваны. Северус долго наблюдал, прежде чем убедился — на девушек обаяние Франчески действует ничуть не меньше.

— Понравилось занятие, дорогой? — спросила она, втекая в его личную гостиную после отбоя.

— Ты их гипнотизируешь?

Версию с духами всё-таки не стоило сбрасывать со счетов.

— Разумеется.

Взмахом палочки она подняла обратно потревоженные защитные чары, вытащила из волос гребень. Чёрные кудри рассыпались по плечам.

— У тебя слишком задумчивое лицо, мой дорогой.

Северус не знал, что на это ответить. Он всё пытался разгадать загадку: понять, что привлекло Франческу — в нём. Почему в его комнаты она пришла ночью? Казалось, это всё одна большая мистификация. Насмешка. Или ошибка. Тем хуже. В момент, когда всё вскроется, будет больно.

Что — всё?

Северус никогда её обманывал. Ни единым словом. И всё равно, он чувствовал себя вором.

Ничем он не мог заслужить внимание Франчески Эсте.

Но ведь нельзя было спросить! Нет, этого ему гордость никогда не позволила бы. Только глухое раздражение шевелилось в груди.

Франческа разожгла огонь в камине, разобралась с трансфигурацией мебели по собственному вкусу, расположилась в кресле, вытянув ноги, и призналась:

— Умотали они меня.

Окклюментный щит пульсировал. Слишком уж много всего ему приходилось сдерживать. Кто бы мог подумать, что там, в этом комке неразобранных эмоций, окажется даже профессиональная зависть!

Как всё легко в её жизни!

— Странно, что они не закапали слюной тебе всю мантию, — заметил Северус по возможности спокойно.

У него не было никакой работы. Но он всё равно сидел за столом и делал вид, что просматривает свитки.

Франческа рассмеялась.

— Как знать, может, я применяю водоотталкивающие чары.

Это было практически невыносимо. Сегодня — очень тяжело. Находиться с ней в одной комнате, поддерживать иллюзию дружеского разговора, и при этом...

Что — при этом, Северусу не удавалось сформулировать. Только он дорого дал бы за то, чтобы Франческа ушла.

Или чтобы они оба находились вдвоём в каком-то совсем другом месте.

— Если ты останешься у меня на ночь, завтра об этом будут болтать все портреты, — сказал он. — И все педагоги.

Франческа сидела к нему полубоком, а тут обернулась, удивлённо приподняла брови.

— Стесняешься, дорогой?

Нет, он не стеснялся. Что за нелепое слово!

— Когда... — Выдох. — Когда тёмный лорд вернётся, я стану шпионом в его рядах.

Вообще не о том.

— Зачем?

Она задала этот вопрос таким тоном, словно спрашивала, класть ли сахар в кофе.

— Что — зачем?

— Зачем?

— Я пообещал.

Франческа молчала, снова отвернулась к камину, но её профиль выражал крайнюю степень удивления. Северус подскочил со своего места, стишком сильно стиснул перо в пальцах, и оно переломилось.

— Тебя не коснулась та война. Ты не знаешь, о чём идёт речь. Когда он вернётся, он будет рваться к власти. Попытается поработить сначала магический, а затем и маггловский мир. Его нужно будет остановить. Любой ценой.

— Это я поняла, — невозмутимо согласилась она. — Не поняла только, причём тут ты.

— Я должен...

— Кому?

Она всё же повернулась к нему, плавным движением поднялась из кресла, положила руку на высокую спинку и повторила:

— Кому должен, Северус? Альбусу Дамблдору? Гарри Поттеру? Лили Поттер?

— Может, себе? — прошипел он. — Не приходило ли тебе в голову, что это моя жизнь! И только мне решать...

— Так решай, дорогой. Кто же против? Только вот пока ты не решаешь, а ждёшь команд.

Лучше бы она дала ему пощёчину.

— Ты не...

— Помолчи. И послушай меня внимательно, мой милый мальчик. Я уже говорила, я не хочу, чтобы этот ваш Морт оказался моей головной болью. Но он ею окажется. Я бы предпочла взять сына и вернуться в Италию, наблюдать за этим цирком издалека, но я не могу. Потому что Блейз помешался на вашем юном принце и никогда, повторюсь, никогда его не бросит. А ещё, Северус, я не могу умыть руки, потому что ты мне дорог. Я эгоистично не хочу, чтобы тебя убил чокнутый полукровка. Именно поэтому я буду решать эту проблему. Но по-взрослому. Неужели ты думаешь, что Альбус Дамблдор — единственный, кого беспокоит потенциальное возрождение Морта?

После долгой паузы Северус спросил:

— И на кого ты работаешь?

— Я? Ни на кого. Но, скажем так, некие приятные джентльмены обратились ко мне за рядом консультаций. Мы разошлись, совершенно довольные друг другом. Эти джентльмены внушают мне куда больше доверия, чем Альбус. Он был хорошим учёным и недурным дуэлянтом, но, как по мне, этим его таланты исчерпываются. Он не может навести порядок в одной маленькой школе! Неужели ты думаешь, что он способен руководить чем-то большим?

— И что, — сухо произнёс Северус, — ты хочешь, чтобы я присоединился к вашей...

— O mio Dio, Северус! Я хочу, чтобы ты присоединился к программе докторантуры во Флоренции. Но для этого тебе нужно остаться живым. Мы не будем продолжать этот диалог. Не сейчас. Ты на взводе, а у меня болит голова. Сейчас я пойду спать. Мы поговорим завтра.

Прежде чем Северус успел взмутиться, она подошла и мягко поцеловала его в щёку. Потом в губы — легчайшим целомудренным поцелуем. Повернулась и направилась к двери. Уже оттуда добавила, оглянувшись:

— И, дорогой, неужели ты думаешь, что меня волнуют школьные сплетни?

Когда она вышла, Северус от души запустил чернильницей в стену. Она разбилась, по стене и полу расползлось пятно. Ничуть не полегчало.

* * *

Это его жизнь. Его решения. Его ответственность.

Вот что Северус повторял как мантру, пока перебирал воспоминания и ощущения под плёнкой ментального щита.

«Кому должен, Северус?»

«Я хочу, чтобы ты присоединился к программе докторантуры во Флоренции».

«Гарри выжил. У него её глаза, Северус!»

«Неужели ты думаешь, что Альбус Дамблдор — единственный, кого беспокоит потенциальное возрождение Морта».

Он прожил половину жизни, задыхаясь от вины. И его спасало только одно: надежда на то, что он сумеет свою вину искупить. Встать между Тёмным лордом и необученным самовлюблённым мальчишкой, защитить его собой. Тогда, может быть, где-то далеко в посмертии Лили простит его.

Двенадцать... почти тринадцать лет он жил, чтобы умереть вовремя.

А потом появилась Франческа и спросила: «Кому ты должен, Северус?»

Как будто ответ не очевиден. Себе, Мордред подери! Себе он должен! Потому что если не это — ему вообще не за чем жить. Если он не сможет выполнить это единственное предназначение, выходит, он всё это время потратил впустую. А это — больно-больно-больно невыносимо.

Она ушла в свои комнаты, оставив Северуса наедине с этим мучительным осознанием. Если сейчас придут какие-то другие внушающие доверие джентльмены и решат проблему Тёмного лорда, то выходит, зря Северус хоронил себя в подземельях Хогвартса.

Северус даже не знал этих людей, но уже чувствовал, как они крадут у него смысл существования.

И там, где он находился, постепенно разрасталась сосущая голодная пустота.

Не в силах больше лежать в постели, Северус встал, торопливо оделся и вышел из спальни.

В подземельях было темно и пусто. Факелы уже погасли. Портреты похрапывали в рамах. Слишком поздно даже для шатающихся по школе нарушителей.

Северус сомневался, что его поход увенчается успехом. Глубокая ночь. Все спят

Но он продолжал идти, поднимался по бесконечным лестницам. С деканом одного из факультетов они не выкидывали глупых шуток, можно было не опасаться зайти не туда. Замок будто бы сам прокладывал путь.

Встретилась миссис Норрис, тощая и красноглазая. Северус кивнул ей, она зевнула и пошла по своим делам. С Филчем и его питомцем у них было что-то вроде сотрудничества.

Франческу поселили в малой северной башне. Там же располагались покои, приготовленные для других экспертов. Нужную дверь Северус определил моментально — почуял знакомые чары.

Здесь они были чуть менее опасными, чем в лондонской квартире — очевидно, чтобы не покалечить бестолковых студентов. Северус коснулся дверной ручки. Чары ласково оплели его кисть и слегка сжали. Просто тонкий намёк на то, что он замечен.

К сожалению, разрушение заклятий никогда не входило в сферу интересов Северуса. Он отлично разбирался в проклятиях, их наведении и снятии, но тут требовались принципиально другие навыки.

Можно было постучать. Вряд ли Франческа услышит. Глубокая ночь,

И, если честно, Северус понятия не имел, зачем пришёл и что хочет сказать. Чары приятно щипали кожу. И хотя Северус точно знал, что это самообман, ему казалось, что он различает легчайший аромат Polianthes tuberosa.

Внезапно в глухой ночной тишине раздался щелчок. Чары выпустили руку Северуса, ручка повернулась, и дверь открылась.

В комнате было светло. Жарко пылал камин, горела настольная лампа. Франческа в хорошо знакомом пушистом синем халате сидела в единственном кресле, закинув ногу на ногу. В одной руке она держала длинный костяной мундштук, в другой — бокал с широким дном и коротенькой ножкой.

Помимо знакомых духов пахло травами, аромат оседал на языке горечью.

Северус стоял у входа как дурак. Ему отчётливо было ясно, что пришёл он не вовремя. Но ведь нельзя развернуться и уйти! Сделать шаг вперёд он тоже не решался.

Наконец, он собрался с мыслями и произнёс негромко:

— Я не знал, что ты куришь.

— Я и не курю, — возразила Франческа, касаясь губами мундштука.

Мордред, как это вообще работало? Она умудрялась выпускать изо рта колечки дыма, оставаясь при этом воплощением элегантности.

— Это не более чем альтернатива «Зелью сна без сновидений», только медленного действия. Хочешь попробовать?

Она протянула мундштук. Северус медленно вошёл в комнату. Дверь за его спиной закрылась с тихим стуком. В свете камина стало ясно, что в бокале у Франчески не вино.

— Огневиски?

— Шутишь? Эту дрянь только вы, англичане, и пьёте. А у меня неплохой двенадцатилетний коньяк. Не стой над душой, Северус! Либо наколдуй себе кресло...

«Либо убирайся», — не прозвучало, но считывалось очень ясно.

Северус превратил кочергу в кресло и опустился в него. Франческа сделала ещё одну затяжку и снова протянула мундштук. Он оказался ледяным. А вот дым словно бы согрел изнутри. Ничего общего с маггловскими отвратительными сигаретами.

— Раньше было принято добавлять в эту смесь немного опиума, — проговорила Франческа. — Эффект наступал быстрее, но... Исследования показали, что для волшебников опиаты ещё вреднее, чем для магглов. Теряется концентрация, повышаются риски спонтанного волшебства и магических выбросов. Так что теперь это совершенно невинные и безопасные травы.

По ощущениям — как капелька «Умиротворяющего бальзама» на язык. Никаких заметных изменений, но тугой узел волнения в груди как будто немного ослаб,

Вернув мундштук хозяйке, Северус откинулся на спинку кресла. Подлетел бокал коньяка, тёплый от руки Франчески. От крепкого алкоголя стоило ожидать горечи. Но коньяк показался скорее сладковатым. Он пах шоколадом и солнцем.

— Я никогда не думал... — начал Северус, выпуская бокал из рук. Он завис в воздухе. — Когда Тёмный лорд исчез, убив... Убив Лили... Я просто не знал, зачем дальше жить. Альбус вытащил меня из допросных Аврората. Я даже не попал в Азкабан, хотя все предпосылки были. Он вытащил меня и объяснил, что Тёмный лорд не погиб. Что он вернётся, и у него будет цель — убить мальчишку. И я могу... Я могу искупить свою вину, если буду защищать его. Но я не защищаю. Я... Нельзя научить четырнадцатилетнего сопляка сражаться на уровне взрослого тёмного мага. А он, к тому же, бездарность. И словно сам суёт головы в пасть мантикоре. Турнир этот...

Слова срывались с языка поспешно, хаотично. Северус зажмурился, чтобы не видеть ни комнаты, ни камина, ни безмятежного лица Франчески.

— Всё было хорошо... раньше. Нет, вру, не было хорошо. Было сносно. Терпимо. Нормально, чтобы протянуть ещё год, потом ещё один, и ещё. Я не трус! Я не боялся... А теперь боюсь.

Он открыл глаза и увидел, что Франческа сидит в кресле всё в той же позе. Её взгляд был устремлён в огонь. В расширенных зрачках отражались крошечные язычки пламени.

Совершенно невпопад Северус спросил:

— Как ты встретила... старшего Забини?

Франческа слегка улыбнулась, но только губами. Глаза по-прежнему ничего не выражали.

— Довольно драматично. Я сбежала из дома, устроив перед этим... Кхм, un enorme scandalo. Грандиозный. Дед решил преподать мне урок и, помимо частных сыщиков, натравил на меня официальные правоохранительные органы. Видимо, он считал, что мне пойдёт на пользу такое столкновение с действительностью. Никто не мог меня найти. А он нашёл. А потом, представь себе, собрался драться за меня хоть со всем кланом Медичи. Мы с дедом... решили разногласия относительно мирным путём. А он просто остался со мной. Я была не в лучшей форме, Северус, поверь мне. Совершенно разбитая напуганная девчонка, едва не утонувшая в тёмной магии. Он меня вытащил, склеил. Готов был отпустить. Он понимал, что не ровня мне. Даже без поддержки клана и без единого сикля в кармане я оставалась... — Небрежное движение плечом. — Собой. Он был мне нужен. И он был очень хорошим человеком. В сто раз лучше меня.

— Ты любила его. По-настоящему.

— Северус... Нельзя любить не по-настоящему. Это всегда по-настоящему. Но невозможно любить двоих одной любовью. Каждый раз это новая любовь. Она не перечёркивает все прежние чувства, понимаешь?

Он думал. Не то чтобы у него был богатый опыт. Но приходилось признать. Франческа — вторая невероятно важная женщина в его жизни. И то, что он чувствует к ней, никак не похоже на чувства к Лили. Оно... это новое... не перечёркивает прежнее. Не делает его менее значимым.

— Понимаю.

— Это хорошо. Это очень важный урок, который многие не постигают до глубокой старости. А там уже слишком поздно.

— Почему ты сбежала из дома?

— Потому что меня не устраивала участь Прозерпины.

Скульптура из римской галереи встала перед глазами в мельчайших подробностях. Сильные пальцы, сжимающие нежную плоть.

По спине прошли мурашки.

— В нашей семье всегда ценились тёмные маги и зельевары. Но не меньше ценились племенные кобылы. И эта роль меня не устроила. Дядя... скажем так, долго приходил в себя после нашей небольшой размолвки. Но, насколько я слышала, в итоге он полностью поправился. Едва ли ему приходило в голову, что я пойду против главы клана. Он просто не ожидал такого отпора.

— Ты так и не...

— Думала об этом. Но, представь себе, Блейз категорически против. Это моя ошибка. Боюсь... после смерти отца он слишком сильно старался быть взрослым, а я это поощряла. В итоге он развит совершенно не по годам, и это не всегда идёт на пользу. Он знает о нашей семейной ситуации куда лучше, чем следовало бы. И считает, что ни прощения, ни понимания этот клан не заслужил. Нет лучшего способа взбесить его, чем напомнить, кто его родня.

В голосе Франчески зазвучала гордость. А Северус, слушая этот удивительно искренний рассказ, никак не мог собрать воедино мысли и чувства.

Как сложно было вообразить Франческу юной потерянной девочкой! Но он, пожалуй, справился. И внутренне содрогнулся, вообразив, через что она прошла.

— Не бери в голову, дорогой. Ты застал меня в меланхоличном настроении. Оно быстро пройдёт.

Северус не был уверен, что найдёт слова, чтобы выразить свои чувства. Поэтому он встал, пересел на подлокотник кресла Франчески, обнял её, запустил пальцы ей в волосы и принялся осторожно массировать. Сначала одной рукой, потом двумя. Франческа расслабилась, закрыла глаза и улыбнулась. Казалось, ещё немного, и она замурлычет.

Выходя утром из её комнаты, Северус подумал: ему тоже, в сущности, нет никакого дела до школьных сплетен.

Возможно, это были лучшие зимние каникулы в жизни Северуса. Он сумел достоверно притвориться, что не слышит поздравлений коллег с днём рождения — огромное достижение! Поздравления Франчески ему понравились значительно больше, даже при том, что из-за них они оба пропустили завтрак.

Она подарила ему древнюю книгу с оригинальными рецептами немецких алхимиков. И добавила:

— А вот вторую часть подарка ты получишь немного позже, дорогой.

Он не настаивал. Ему и первой хватило.

Днём было много разговоров о науке, семинаров и экспериментов. В замок наезжали учёные. Северус встретил нескольких итальянских знакомых. Столкнулся с мисс Уилоуби, и они провели два часа за увлекательнейшей дискуссией о применении платиновых инструментов в зельеварении. Тот факт, что за их спором наблюдало около двадцати школьников, никак не портил удовольствия.

Ночи были заняты Франческой. Чаще всего она приходила к нему после отбоя или находила на дежурстве. Но дважды он опережал её и поднимался в башню.

В общем, за каникулы Северус настолько отдохнул и расслабился, что оказался совершенно не готов к грянувшему скандалу.

Всё началось с номера «Пророка». Северус эту газету не жаловал и сам не выписывал. Но пропустить новость ему не дали. Первая полоса была посвящена тому факту, что Хагрид — наполовину великан, а Альбус Дамблдор — человек, который выбирает очень странных преподавателей.

Но этого писаке-Скитер оказалось мало. В середине газеты помещалась другая заметка. И она зацепила Северуса куда сильнее.

После трёх абзацев описания работы приглашённых экспертов было написано следующее:

«Любопытен выбор ведущей лекций по алхимии — тонкой и сложной науке, овладеть которой под силу далеко не всем волшебникам. Казалось бы, профессор Дамблдор, сам прославившийся открытиями в области алхимии, мог пригласить любого именитого специалиста. Однако его выбор пал на миссис Франческу Диркшнайдер, в девичестве — Эсте.

Миссис Диркшнайдер знаменита на всю Европу. Правда, в первую очередь не своими научными достижениями, а количеством мужей и их печальной судьбой. Напомню тем читателям, которые не следили за светскими новостями: первые два супруга мадам Франчески трагически погибли, далее последовала череда разводов, после которых (мы ни на что не намекаем!) женщина значительно разбогатела. Пятый муж мадам Франчески также погиб при невыясненных обстоятельствах. И теперь — ещё два развода.

Возможно, вы спросите: что же привлекает мужчин в этой женщине, уже давно вышедшей из поры юности? У нашей редакции есть ответ: разумеется, зелья. Вовсе не требуется производить алхимических превращений, чтобы приготовить сносное любовное зелье.

„Её сын пошёл по стопам матери, — замечает один из учеников школы Хогвартс, где на данный момент учится единственный отпрыск мадам Франчески, Блейз Забини. — Он постоянно меняет любовные интересы и, будучи всего лишь на четвёртом курсе, умудряется привлекать внимание старшекурсниц“.

Несомненно, он перенял от матери некоторые методы. Итак, вопрос, на который у вашего корреспондента нет ответа: чему именно научит миссис Диркшнайдер своих студентов? И не скажется ли негативно её присутствие на юных неокрепших умах?».

Франческа дочитала текст одновременно с Северусом. Её глаза опасно блеснули, и она расхохоталась — громко, нарочито и зло. Попросила передать солонку. Свернула газету и заметила:

— Как интересно.

— Интересно?! — прошипел Северус.

У него появилось стойкое желание разыскать Скитер и опробовать на ней несколько проклятий.

— Очень интересно. Ох, дорогой, не смотри волком! — Северус не был уверен, слышала ли Минерва это «дорогой» в его адрес. — Мне хватит Блейза, пылающего праведным гневом.

Северус кинул взгляд на слизеринский стол и понял, что Франческа не ошиблась. Забини выглядел как человек, замысливший убийство. И, похоже, в этот раз Маунтбеттен-Виндзор не стремился его останавливать.

— Я обойдусь без рыцарской защиты, — заметила Франческа после паузы. — Тем более, что, кажется, я знаю заказчика статьи. И её причину.

— Причину?

Она дёрнула плечом.

— Северус, заказные статейки пишутся всего по двум причинам. Это политика и деньги. От политики я держусь подальше, следовательно...

Заканчивать мысль она не пожелала.

* * *

Поток грязных статей не прекращался.

Северус старательно делал вид, что они его не затрагивали. И с некоторым раздражением замечал, что этим занимается не он один. Забини открывал каждый выпуск «Пророка» с таким видом, словно имел дело с ядовитым фолиантом. И поджимал губы, делаясь пугающе похожим на разозлённую чем-то Франческу. С таким лицом она обычно применяла тёмную магию.

Как декан, Северус не мог не задумываться о том, какими способами сбросить раздражение пользовался один из его студентов. Но ничего опасного или запрещённого не находил. Забини стал молчалив, это правда. Показал впечатляющие результаты на занятии Грюма, где без труда сбросил «Империус». Таскался повсюду за Маунтбеттен-Виндзором, которому тоже доставалось от журналистов.

Вот и всё.

Это был далеко не единственный повод для тревоги.

Тёмная метка становилась всё отчётливее и теперь уже дёргала почти без остановки.

Альбус приглашал пить чай со сладостями и вообще, совсем ничего не говорил.

Каркаров дошёл до нервных тиков.

А потом кто-то вломился в хранилище ингредиентов Северуса и обворовал его. Не требовалось быть экспертом в вопросе, чтобы понять: златоглазки и шкурки бумсланга вместе встречаются только в одном запатентованном зелье. В Оборотном.

Франческа пришла в кабинет почти сразу. Заперла заклинанием дверь, зашла в хранилище и огляделась. Крылья её носа затрепетали, словно она пыталась уловить чужой запах. Пальцы ласково погладили воздух.

— Очень неплохо взломано, должна признать. Есть версии?

Северус по привычке рявкнул:

— Поттер!

Ну, потому что основную часть проблем в этой школе создавал именно он.

Франческа сдвинула заслонку, которая закрывала стеллаж с токсичными веществами, при этом фыркнув:

— Не смеши меня, дорогой! Мистер Поттер близко дружит с моим сыном. Следовательно, если мистеру Поттеру потребуется сварить незаконное зелье, он обратится к Блейзу. А Блейз, по счастью, слишком разумен, чтобы красть непроверенные ингредиенты в сомнительных местах.

— Шкуру бумсланга и крылья златоглазок так просто не купишь.

— Нет, — согласилась она, пожав плечами, — поэтому Блейз обратился бы ко мне. Или написал бы моему поставщику. Он с десяти лет неплохо подделывает мой почерк.

Северус отошёл от хранилища, отодвинул стул и опустился на него. Мордред, он устал за эти недели. Словно и не было беззаботного Рождества. Сказал:

— Ты как будто бы этим гордишься. А между тем, мальчишка совершенно неуправляем. Непочтительный, непослушный…

По правде сказать, настоящее чудовище, пусть пока ещё маленькое. Но Северус по себе знал — именно так и начинают тёмные маги.

— Слава Мерлину и всем богам, Северус! — воскликнула Франческа, выглядывая из кладовки. — Из послушных мальчиков вырастают наивные глупцы, которые потом идут умирать в войнах добра со злом и обретают симпатичные украшения на запястьях. — Вышла, коснулась плеча Северуса, слегка сжала. — Нет, по счастью, у Блейза есть своя голова на плечах и собственное мнение. Пусть лучше он высказывает его дерзко и непочтительно, чем какой-нибудь старый дурак промоет ему мозги.

— Кого ты имеешь в виду?

— Буквально, Северус: любого старого дурака с подобными намерениями. К сожалению, таких в нашем обществе наберётся не один десяток.

Северус хотел было что-то об этом сказать. Как минимум, что ему не нравится этот намёк. Но Франческа коснулась его подбородка, настойчиво приподняла и поцеловала. Универсальный способ закончить разговор, который она не желала продолжать.

Время от времени Северус давал себе слово, что сумеет этому противостоять. Пока проваливался из раза в раз.

— Урок через четыре минуты, — пробормотал он, кинув взгляд на часы, стоящие на каминной полке.

— Вот и займись делом. А мистера Поттера оставь в покое, у него хватает проблем и без твоих нелепых обвинений. Или… — Она отстранилась, прикусила губу и сверкнула глазами. — Или, цепляясь к нему, ты пытаешься вызвать у меня ревность?

Что за нелепое предположение!

Но Франческа смотрела настойчиво и требовательно. Он поднялся и ответил недовольно:

— Нет… — И вдруг осознал: действительно, «нет». Не только в том, что касалось этой глупой идеи с ревностью. Совсем другое «нет», которое раньше казалось невозможным. — Нет, всё давно… Мордред, двадцать лет прошло! Как скажешь. Но вопрос остаётся всё тот же. Если это не выходка Поттера…

— Вот это — уже осмысленный разговор, дорогой. Кто?

Пора было идти на урок. Любимый четвёртый курс, Слизерин и Гриффиндор. Поттер и Забини в одном кабинете.

Северус вздохнул, пригладил волосы и ответил:

— Я предпочёл бы, чтобы это были выходки студентов. Потому что если это не студенты, то... у нас большие проблемы.

* * *

У него, у Северуса были большие проблемы. Не связанные как таковые с кражей ингредиентов. Это быстро странно, глупо, алогично и жалко, но он словно бы утратил часть своего хвалёного самоконтроля. Год за годом он жил в Хогвартсе, вёл занятия, проверял бездарные домашние задания, слушал болтовню учителей, завтракал, обедал и ужинал в Большом зале, патрулировал коридоры. Стабильная рутина, которая прерывалась только на два месяца летних каникул.

Он не любил её, но прекрасно переносил. А что до недовольства — то оно только помогало держать людей подальше.

И вот, он чувствовал себя так, как будто у него выдернули опору из-под ног.

Злило всё. Школа, коридоры, занятия, студенты, коллеги, он сам себя злил. Причину искать не требовалось. Она вела семинары, обедала вместе с педагогами, время от времени пропадала в зелёном пламени камина, а вечерами приходила к Северусу в спальню.

Он понимал, что проще всего — сбежать. Закончить эти... эту глупость. Где он — и где то, что люди называют отношениями? Более того, в случае с Франческой было очевидно: это всё равно не продлится долго. Рано или поздно ей надоест старая игрушка, и она будет искать себе новую. И Северус малодушно не хотел проходить через унизительное расставание.

Было легко представить себе, как она об этом скажет. С улыбкой. С каким-нибудь глупым итальянским обращением. Она делала это десятки раз за свою жизнь, наверняка давно подобрала все правильные и необходимые слова.

Он не желал их слышать.

А между тем, неизбежный разрыв всё надвигался. Где-то в голове у Северуса щёлкал механический отцовский секундомер. Иногда думалось: лучше бы уже поскорее. А иногда: может, продлится ещё немного? Хотя бы пока метка на руке не потемнеет окончательно, и Тёмный лорд не вернёт себе могущество. Там уже будет неважно.

Северус проверял эссе. Или, скорее, делал вид, что проверяет эссе, потому что глаза скользили по корявым, написанным ученической рукой строчкам, но ни за что не цеплялись. Да-да, реакция корней эвкалипта с желчью броненосца описывается словом «вдруг». Да, разумеется, эта самая желчь относится к категории «растительные компоненты». Кому есть дело до этого бездарного сочинительства?

Не утруждая себя исправлениями, Северус вывел в углу пергамента «О» и подписал: «Перечитать справочник и пересдать».

Часы показывали половину первого. Сегодня была смена Минервы, присутствие Северуса в коридорах не требовалось. Но сидеть и дальше в кабинете он не мог, застегнул мантию и направился по ставшему привычным маршруту в северную башню.

Настроение было поганым. То есть — особо поганым, выдающимся даже для него. И нет, Северус сомневался, что Франческа исправит эту проблему. Скорее уж, он подспудно надеялся на конфликт. Ругались они редко, но пламенно. И обычно дело заканчивалось обменом неприятными беспалочковыми проклятиями, а от этого в голове всегда прояснялось.

Поводов для конфликта не было. А разве нужен повод?

Он остановился у двери в покои Франчески, как его настигла эта мысль, и он преисполнился отвращением к себе. Вот так, значит, проявляются папашины гены. Тому ведь тоже никогда не требовался повод. Пусть дело и заканчивалось не магической схваткой, а банальным маггловским мордобоем.

Мелко затряслись руки, и окклюментный щит не помог. Надо было разворачиваться и уходить, но он опоздал.

Дверь распахнулась.

Франческа в дорожной мантии стояла перед сумкой и что-то там искала. Не оборачиваясь, сказала:

— Заходи, дорогой.

В голосе отчётливо слышалась тревога.

— Всё в порядке? — неожиданно хрипло спросил Северус.

— Узнаем. Мои балбесы подняли кладбище.

— Ночью?

— Ага, так страшнее. Спасибо, догадались послать Патронуса. Да где же! Нашла!

Она сунула несколько пузырьков в карман и подошла к камину.

— Как ты доберёшься?..

— Неприятно, — отмахнулась она. — Четыре каминных перехода и две аппарации.

Почти что в час ночи.

— Я могу?..

Она покачала головой.

— Это мои балбесы. Я разберусь. Не жди меня. Но... — Обе обернулась и неожиданно ласково улыбнулась: — Я буду рада, если ты ляжешь спать у меня. Будет приятно вернуться к тебе.

Он не стал желать ей удачи, потому что никогда не видел в этом смысла. Только смотрел, как она исчезает в зелёном пламени камина.

«Будет приятно вернуться к тебе».

От этих слов что-то горячее, болезненно-приятное начинало шевелиться под рёбрами. И хотя здравый смысл подсказывал, что это невозможно, ощущения были на диво яркими.

Указав палочкой на камин, Северус зажёг огонь. Будет плохо, если Франческа вернётся, а комната к тому времени выстудится целиком. Для перемещения это не помеха, а возвращаться в тепло приятнее.

Конечно, у неё стояли цветы в вазе. Как всегда. Франческа любила цветы, и, кажется, стоило бы подарить ей букет, даже если образ самого себя с букетом казался смешным.

Кровать была не заправлена. Северус присел на край и провёл ладонью по шёлковой простыне. Он так и не привык спать с кем-то в одной постели. Это было неуютно и странно. Ещё и Франческа подняла на смех его ночную рубаху, а с альтернативами он пока не разобрался.

Над рабочим столом горела волшебная лампа. Франческа предпочитала бумагу, а не пергаменты, и стол был завален какие-то заметками. Очень некрасиво лезть в чужие документы, разумеется. Но Северус всё же был слизеринцем, а слизеринцы отлично умеют находить оправдания для некрасивых поступков, если им это выгодно.

Например, кто же откажется заглянуть в черновики настолько блестящего учёного?

Или: Франческа наверняка держит всё личное под чарами конфиденциальности. Он не увидит ничего, что не предназначено для посторонних глаз.

И даже: какому обнаруженному таланту она пишет письма по вечерам?

В общем, не было ничего удивительного в том, что Северус переместился с кровати на стул и осторожно проглядел верхний лист.

Всё же черновики блестящего учёного. На мгновение ему показалось, что он не сумеет разобраться в записях — просто не хватит математического аппарата. Франческа писала быстро, хотя почерк всё равно оставался изящным. Вся первая половина листа была занята длинной формулой. Затем шли алхимические символы. После этого — сложная пропорция со значками животных, растительных и минеральных ингредиентов.

В процессе расчётов явно что-то шло не так. Многое было зачёркнуто, что-то она подписывала сверху и на полях. толком не понимая, что читает, Северус всё же разобрался с математикой и заметил потерянный символ. Захотелось подписать его, потому что без него всё шло наперекосяк!

Подавив это желание, Северус сдвинул верхний лист и взял в руки следующий. Он был полностью покрыт зельеварческими расчётами. Франческа задумала какое-то зелье. Однозначно экспериментальное — ни на что знакомое состав не был похож даже близко. На полях шли списком катализаторы, половина была зачёркнута. Всё не то?

Взыграли профессиональные амбиции. Он хотел знать, что она запланировала. Неужели не разберётся?

Огонь в камине оставался оранжево-жёлтым.

Прошло всего сорок минут.

От бумаги пахло знакомыми до боли духами.

Северус дошёл до конца стопки и принялся читать всё то же самое в правильном порядке, от самого раннего. Теперь было видно, что это далеко не первая часть работы. Большой блок итоговой формулы был записан на нижнем листе и обведён в рамочку. Это она рассчитала, проверила и утвердила. Ещё не полноценная основа, но заготовка под неё.

В списке ингредиентов обнаружились паутинные железы акромантула, и стало ещё интереснее. Это, похоже, то самое зелье, в добыче ингредиентов для которого Северус принимал участие!

А вот и мозг тролля. Действительно, нужен свежий и неповреждённый, хотя и в совсем небольших количествах.

Итак, половина основы и шесть ингредиентов для середины процесса, а также общая логика работы. Некий разрыв неких связей, причём наполовину физических, наполовину ментальных. Разделение сиамских близнецов?

Нет, родственные узы не предполагались, хотя и допускались.

Северус взял чистый лист, перо и наклонился к работе. Выписал непонятное. А вот и ключевая проблема, с которой Франческа столкнулась. Реципиент имел все шансы умереть от болевого шока в процессе. И, похоже, это не подходило.

А что, если это про излечение оборотней?

Северус отправился на поиски аконита — без него работать с человеческим сознанием, не забитым звериной сущностью, невозможно. Если не аконит, то аналоги.

Не нашёл.

Империус?

Зелье от Империуса — вот это имело смысл. Если устранить побочный эффект, то оно может вывести безопасность магического мира на новый уровень. Воистину, выдающаяся задумка! Да, ментальная связь имелась в виду неравнозначная. С одной стороны — подчинённый, с другой — подчиняющий.

Конечно, он не планировал помочь или поучаствовать. В таком составе даже разобраться — уже достижение. И пропущенный символ он нашёл, мелочь — а приятно.

Одно странно: Империус создаёт ментальную связь. При чём здесь физическая? Все исследования первого непростительного указывали на то, что контроль за физическими действиями достигается исключительно при помощи мысленных команд. Империус не позволяет управлять человеком как марионеткой, дёргать его за ниточки — только отдавать приказы. Одна воля против другой.

Здесь разрыву физической связи было посвящено четыре листа. И, кажется, именно с этой стороны Франческа менее всего была довольна результатом. Ментальную связь, это было очевидно даже без полного списка ингредиентов, зелье должно было растворить без проблем. Но физическая вызывала проблемы. Слишком сильная боль. Учитывая, что концентрировалась она в левой половине тела, близко к сердцу, риски были слишком высоки. Допустим, молодой сильный мужчина это переживёт. А вот старик уже наверняка нет.

Метку кольнуло, Северус машинально потёр предплечье и так и замер. держась одной рукой за другую.

Нет, не Империус Франческа собиралась разрывать. Её зелье должно было уничтожить Тёмную метку.

Теперь всё сложилось. Физическая и ментальная связь, левая сторона тела, боль — и необходимость в чём-то принципиально новом, чтобы преодолеть действие чар Тёмного лорда.

Сглотнув, Северус ощутил во рту неприятный солоноватый привкус. Тёмную метку нельзя уничтожить. Это пожизненный приговор. На мгновение захотелось уничтожить наработки. Но этот порыв схлынул. Склонившись над бумагой, Северус принялся переписывать гигантскую формулу, пытаясь найти способ встроить в неё хотя немного анестезии.

Он понятия не имел, сколько часов так просидел и сколько бумаги извёл. Очнулся, когда за спиной зашумел камин. Подскочил, успел заметить, что за окном уже светает. Франческа вышла из камина, слегка пошатнулась и зажмурилась. Её мантия была заляпана землёй, грязью и кровью. По щекам струились дорожки слёз.

— Франческа...

Она открыла глаза и произнесла мёртвым голосом:

— Арни потерял руку. Невосстановимо. И инфери убили троих магглов, прежде чем я сумела их успокоить.

Северус не знал, что на это сказать. Но он видел, что у Франчески подгибаются колени, поэтому подошёл и обнял. Она вцепилась в его мантию, прижалась лбом к его плечу и так замерла. Всё, что Северус мог делать, это гладить её по спутавшимся волосам.

Потом решил, что надо помочь ей раздеться. Кое-как справился с тяжёлой серебряной булавкой и пуговицами. Мантия упала на пол.

Чего хочет человек, который только что упокоил целое кладбище, а потом наверняка помогал студенту с оторванной рукой, и всем остальным — перепуганным и раненым?

Про себя Северус сказал бы: спать.

Но Франческа — другое дело. Усадив её на кровать, Северус увеличил магией спрятанную в углу медную ванну, наполнил её горячей водой и сказал:

— Будет лучше.

— Думаешь?

— Не попробуешь — не узнаешь.

Он был ужасен в том, что касается заботы. Но рядом не было никого с навыками получше, поэтому он просто делал то, что приходило в голову. Помог ей снять платье, стянул чулки и бельё. Подал руку, чтобы она не оступилась, забираясь в воду. Понял, что уже мокрый весь, поэтому снял мантию и закатал рукава рубашки. Принялся разбирать причёску, вытаскивая из тяжёлый густых волос практически невидимые заколки.

— Северус... налей мне...

— Нет.

— Почему? — спросила она с обидой.

— Потому что это не лекарство от душевных страданий. Могу предложить «Умиротворяющий бальзам».

Благо, этот пузырёк Северус всегда носил с собой, как и бадьян, и кроветворное. Необходимый набор выживания в школе, полной сумасшедших подростков.

Зелье сработало предсказуемо. Выбравшись из ванны, Франческа почти сразу уснула. Северус сделал то, чего обычно избегал. Обнял её со спины. Она заворчала и сжала его руку. Это было неудобно, но оно того стоило.

На втором испытании Франческа не присутствовала. Она и без того задержалась в замке на полтора месяца, а до того ещё сколько времени провела в Британии. Ей пора было возвращаться.

Северус не думал, что будет скучать. Что привык видеть её ежедневно.

Если кто-то из коллег и связал испортившееся настроение профессора Снейпа с отъездом мадам Франчески, во всяком случае, ему об этом не было известно. Хотя, казалось бы, сплетни в замке разлетались мгновенно — даже странно, что об их отношениях ещё не говорили на каждом углу.

Второе испытание прошло нормально. Делакур слегка пострадала, потому что заигралась с ментальной магией. Поттер отличился, пройдя полосу без единого заклинания. Остальные не удивили.

Каркаров повадился ходить вокруг Северуса кругами и заглядывать в глаза как побитый пёс. Чего он хотел услышать, Мордред его побери? Что всё будет хорошо? Нет, не будет, это Северус мог гарантировать.

Франческа не рассердилась на него за то, что он влез в её бумаги. Долго читала записи и сказала наконец:

— Ты очень талантлив, мой дорогой. Просто удивительно.

— Это не сработает, — со вздохом заметил Северус, отворачиваясь от неё. — Все пытались...

— Я не пыталась. И ты не пытался. Неужели ты думаешь, что я позволю обдурить себя какому-то английскому полукровке?

Северус хотел было сказать, что он тоже — английский полукровка, но промолчал. Тем более, что Франческа тоже об этом вспомнила, встала, обняла его со спины и поцеловала между лопаток.

По позвоночнику прошла дрожь.

— Тебе, пожалуй, я ещё согласна уступить, и то не во всём. Но этому вашему ужасному Риддлу? Che cavolo, no!

Тем не менее, формула по-прежнему не находилась. Франческа слала длинные письма, в которых из лирики было разве что «мой дорогой Северус» в начале и «целую, милый» в конце. Всё остальное занимали выкладки и рассуждения.

Поскольку свободного времени было немного, как всегда, страдал сон. Как бы там ни было, он не готов был разочаровать Франческу.

Скучал.

Сильно.

На каком-то особом, доселе незнакомом уровне. Словно без неё в воздухе стало мало кислорода. Хотелось вдохнуть полной грудью — и не выходило.

И в то же время, стало легче. Он вернулся в свою рутину, утомляющую, однообразную, но предсказуемую. И он знал, что сможет жить в ней и дальше, столько, сколько потребуется.

Наступил апрель, прохладный, но солнечный. Студенты заполоняли территорию. Северус приглядывал за ними, прохаживаясь по галерее. Его вид пугал первокурсников, они разбегались в разные стороны подальше от страшного декана Слизерина. Старшие вели себя понаглее, посвободнее. Но и они предпочитали проводить своё свободное время вдали от посторонних глаз.

Во дворе третьекурсницы с Хаффлпаффа играли в плюй-камни и смеялись.

Удивительное дело. До сих пор, думая о возрождении Тёмного лорда, Северус концентрировался на вопросах, так или иначе связанных либо со служением ему, либо с Поттером, либо с пророчеством. А сейчас, в этот апрельский солнечный день, наблюдая за самой дурацкой в волшебном мире игрой, вдруг очень остро ощутил масштаб надвигающейся беды.

Это не про Поттера. Не про пророчество. И не про то, что один конкретный хогвартский зельевар намерен сыграть в опасную игру по приказу мудрого старого волшебника. Вовсе нет. Это про такие вот дни, когда тринадцатилетние девчонки визжат от восторга, потому что одна из них получила заряд цветной жижи в лицо.

Он отвернулся, скрипнул зубами и нашёл, за что снять с Гриффиндора пять баллов. Тут ведь дело не в объективной причине, а исключительно в желании придраться.

На следующий день за завтраком незнакомая сова принесла конверт. Не нужно было гадать с именем отправителя — Северус узнавал даже не почерк, а текстуру бумаги, которую предпочитала Франческа. Кажется, он отличил бы её письмо от других вслепую.

Но вместо ожидаемых бесконечных формул в письме говорилось: «Северус, дорогой, я помню, что по четвергам у тебя нет дежурств. Буду рада увидеться в моей квартире в Лондоне. Не стесняйся, приходи камином, как будешь свободен. Целую, Франческа Э.»

Он так и поступил, ощущая при этом непривычное волнение. Как на первое свидание, честное слово! Вот только с Франческой каждая встреча ощущалась как то самое первое свидание, и руки дрожали, и язык прилипал к нёбу. Только окклюменция и спала.

Франческа сидела за столом и писала, но сразу же прервалась. Похоже, она вовсе не выходила сегодня из дома. Во всяком случае, на ней был лёгкий пеньюар и бархатный халат поверх него. Волосы были заплетены в две косы — она иногда так делала перед сном.

— Ты продолжаешь? — спросил он после приветственного поцелуя.

Франческа пожала плечами, показывая, что не желает обсуждать этот вопрос. В гостиной уже был накрыт стол. Не закуски, полноценный ужин. Пожалуй, Северусу нравилось смотреть, как элегантно Франческа управляется с тяжёлым столовым серебром. Он сам просто следовал выученным когда-то правилам этикета, а вот у неё получилась естественно и почему-то очень красиво.

Они ели запечённую утку с овощами и обсуждали вино. Северус пытался было сменить тему, но не вышло. Во всяком случае, за прошедшие месяцы его словарный запас по теме заметно возрос. Сегодняшнее было сухим, пряным, даже острым, крепким. Франческа рассказывала, как двадцать лет назад вина Бароло начали выдерживать иным способом. Но, разумеется, получилось совсем не то — она этот «модернизм» категорически не поддерживает. Только классика. Однако если Северусу интересно, можно будет устроить сравнительную дегустацию...

Чем дольше тянулся ужин, тем хуже становились предчувствия Северуса. Слишком много было пустых общих разговоров, слишком пристальные взгляды кидала на него Франческа. Появилось ребяческое желание: притвориться, что ему необходимо уйти. Школьные дела, забытые эссе — всё, что угодно. Если он уйдёт, это продлится ещё немного.

Разумеется, он подавил глупый порыв и стойко выдержал историю о винодельческий войнах. Он прочёл несколько книг, поэтому даже имел нечто, отдалённо похожее на мнение о способах выдержки вин.

Франческа улыбалась. В сливочно-жёлтом свете волшебных ламп она выглядела иначе. Мягкие тени сглаживали резкие черты, скрывали острые скулы и жёсткие складки у губ. Она выглядела домашней, практически безопасной и безобидной. Совершенно потрясающая иллюзия, которой Северус, конечно, не обманывался. Он знал, что за её плавными жестами таится огромная сила. А глаза, сейчас полуприкрытые тяжёлыми веками, могут вспыхивать от наслаждения тёмной магией.

И не только ей.

Она щёлкнула пальцами, и грязные тарелки пропали со стола. Поднявшись, она поманила Северуса за собой, в удобные кресла. Вытянула ноги — босые — к огню и заговорила, без предупреждений и подготовки, но совсем не о том, чего ожидал Северус:

— Твой бестолковый тёмный лорд возродится. Мы пока точно не знаем, как, хотя некоторые догадки имеются. Практически все способы достичь мнимого бессмертия имеют... характерные побочные эффекты, так что после возрождения станет ясно больше. У него до сих пор есть сторонники, и ваше не менее бестолковое Министерство очень не захочет признавать, что проглядело такую дрянь у себя под носом. Так что в Британии начнётся двойная война, физическая и политическая. Или, выражаясь словами моих новых знакомых, политическая борьба, сопряжённая с ликвидацией террориста.

— К чему ты...

— Я не хочу, чтобы ты влезал в это, Северус, — произнесла она требовательно, и тут же весь эффект освещения смазался. Лицо сделалось хищным. — Ты преподаёшь в школе? Преподавай дальше. Не хочешь преподавать — тебя с руками оторвут у меня в университете. Но в эту мерзость...

— В этой мерзости, — прохладно произнёс Северус, — я уже извалялся как следует. По его приказу я пытал и убивал людей, Франческа. Собственноручно. Если ты думаешь, что я буду стоять в стороне...

— А что именно, мой дорогой, ты собираешься делать? — спросила она, оборачиваясь, и Северус внезапно увидел то, чего не замечал раньше. Она выглядела уставшей.

— То, что делал последние полгода до его исчезновения. Я буду играть преданного слугу и собирать так много информации, как...

— Шпионить.

— Если тебе так угодно.

— Ты помнишь, что я говорила про Альбуса Дамблдора?

Разумеется. Что он бездарный управленец, и что он не единственный, кто озабочен проблемами Тёмного лорда.

Вот только Альбус был тем, кто действовал в прошлый раз, пока остальные выждали. Орден Феникса отбил больше пожирательских атак, чем весь хвалёный Аврорат. И не в последнюю очередь потому что у них были сведения из ближайшего окружения лорда.

— Я знаю, — словно угадав его мысли, продолжила Франческа, — он вытащил тебя однажды. И он защищал вас всех тогда, в прошлый раз. Но он просто одинокий старик, пусть и могущественный волшебник. Тем, другим, я верю больше.

— Кто они?

— Как ты считаешь?

Вряд ли Министерство. Нет, те «приятные джентльмены», как и эти «новые знакомые» Франчески принадлежали к другой организации. И Северус примерно догадывался, к какой. К той же, которая так ловко вмешалась в организацию Чемпионата мира по квиддичу.

— Ты действительно собираешься сотрудничать с магглами?

— Я общаюсь только с волшебниками, — оскалившись, возразила она. — Моя нетерпимость... не такой уж секрет, а эти господа уважают капризы ценных союзников. Магглы понимают не только в виноделии и искусстве, но и в политике. Их подход тоньше, опаснее и предполагает куда меньше жертв. Особенно с моей стороны.

— С твоей?..

— А ты думаешь, мне не будет больно, если Том Риддл тебя убьёт?

Этот вопрос ощущался словно пощёчина. Северус дёрнулся и увидел, как широко распахнулись глаза Франчески. Она смотрела на него, и впервые от её пристального цепкого взгляда захотелось сбежать. Обычно он гипнотизировал и притягивал, но не в этот раз.

— Я не принадлежу тебе, Франческа, — сказал он, сглатывая. — И моя жизнь — только моя.

— И ты хочешь потратить её на... Риддла?

Когти, впивающиеся в плоть, вот что это было. Та самая невидимая лента, применённая по своему прямому назначению. Страх, что она наиграется и бросит его, куда-то пропал. Его сменил другой — что никто не позволит ему вырваться.

Это именно то, что она делала со своими мужьями и любовниками. Вцеплялась в них, медленно травила их своей близостью и забирала то, что пожелает. Дома, картины... У Северуса не было, кажется, ничего интересного. Не считая него самого. И именно на эту добычу нацелилась Франческа.

Она желала его.

Целиком.

Очевидный вопрос, простой выбор. «Ты хочешь потратить её на Риддла? — И не прозвучавшая альтернатива: — Или на меня?».

Вдруг хищное из её глаз пропало. Она наклонила голову, потёрла виски, встала и пересела на подлокотник кресла к Северусу.

Погладила его по лбу, заправила волосы за ухо. Пробормотала:

— Mi dispiace tanto, mio caro. Прости. Ты не представляешь, как я вымоталась за последние недели. Мои балбесы, скандалы с магглами из-за кладбища, это зелье проклятое... Я не могу, я не хочу тебя потерять! Я однажды уже прошла через это, я просто...

Мгновение назад он готов был бежать прочь. Теперь всё, чего хотелось, это обнять её. И, как бы ни был он плох в утешениях, попытаться сделать хоть что-то, чтобы не слышать такой боли в её голосе.

— Я не верю Альбусу, — продолжила она, прижимаясь щекой к его макушке, обхватывая за плечи, обвиваясь вокруг. — Он давно потерял хватку, да и в прошлом не был действительно хорош. В его Ордене были страшные потери. Столько прекрасных волшебников и волшебниц погибло!

— Франческа...

— Его остановят. Мы его остановим, просто не так!

— А как? — спросил он негромко, взял её руку и, не справившись с порывом, поцеловал ладонь, пахнущую неизменной Polianthes tuberosa.

— Вырвем у него контроль, разгадаем секрет его бессмертия, а потом уничтожим как докси.

— Вам понадобится информация. А я смогу добыть её. Он верил мне, всегда. И я знаю, что он поверит мне снова. Знаю, как его убедить. Я был не просто одним из Пожирателей... Он видел сходство между нами. Говорил, что понимает мои амбиции и ценит потенциал. Он учил меня. Я даже...

Этого он не говорил никогда. Никому. Даже Альбусу.

— Ты — это ты, мой дорогой, — угадала она невысказанное. — Взяв его знания, ты не стал им.

— Я не стал бы тем, кто я есть сейчас, без него. Мои таланты, которые ты так хвалишь...

— Были при тебе всегда. И, поверь мне, в мире немало наставников, которые смогли бы раскрыть их лучше. Впрочем, ещё совершенно не поздно. Тебе едва исполнилось тридцать пять, ты только обретаешь полную силу. Я бы, конечно, не стала тебя учить, это было бы совершенно неразумно. Но есть и другие. Мне больно, когда я думаю, что ты запер себя в этом ужасном старом замке. Нет, пойми, я люблю древности! Но только как туристка. Мы справимся, Северус. Ты поможешь мне доработать зелье. Мы избавимся от метки. А потом твои таланты пригодятся, чтобы разгадать секрет бессмертия этой гадины.

Прямо сейчас было очень легко согласиться. Северус закрыл глаза, отдаваясь звукам и запахам. Противостоять резкости и напору — просто. Северус жил в состоянии борьбы долгие годы, он привык держать удар. Но что делать с нежным вкрадчивым шёпотом, с пальцами в волосах, с этим проклятым ароматом?!

Такому школа жизни под названием Хогвартс его не учила.

— Я дал клятву.

— Но не обет.

— Франческа...

— Ради чего, Северус?

— Я должен вернуть долг.

— Мёртвым долги не нужны. А живые справятся и сами. У меня сын — ровесник Поттера. Неужели ты думаешь, что я позволю хоть кому-то вовлекать в опасные планы ребёнка? Мистер Поттер будет в порядке.

Её уговоры звучали разумно, но согласиться Северус не мог. Что останется от него без этих клятв и обязательств? Кем он будет без них?

Выбравшись из ласковых объятий, он встал и отошёл к окну. Бледно-розовые Chrysanthemum со своим сладковато-землистым пряным ароматом стали спасением. Вдыхая их запах, Северус молча смотрел за окно. Там ничего не происходило. Тихая улица, поздний вечер. Ни людей, ни машин.

Он построил всю свою жизнь вокруг тех клятв, которые дал Альбусу. Он пообещал защитить мальчика — и ждал, когда придёт подходящий момент. Потом ещё ждал. И ещё. Время всё не наступало, глухое раздражение кольцами сворачивалось в груди, но он продолжал ждать. Ему не нужна была благодарность, он просто хотел раз в жизни поступить правильно.

Ожидание выматывало. Он не против был пожертвовать жизнью, просто... почему это обязательно надо делать лет через десять? Пятнадцать?

Взаймы.

Вот как это называется. Он жил взаймы у самого себя. А теперь Франческа предлагала ему трусливо бежать от кредиторов. А взамен — что?

— Я не буду, — произнёс он медленно, не отводя взгляда от жёлтого маггловского фонаря.

— Что?

— Возможно, мистер Поттер и будет в порядке. Мальчишка обладает почти сверхъестественным талантом выворачиваться из неприятностей. Начинаю подозревать, что в младенчестве его искупали в котле с «Феликсом». Он будет.. Я — нет.

Наконец, он сумел поймать прыткую как пикси назойливую мысль. У него уже есть одна метка, он не желает менять её на шёлковый поводок. Даже если его конец будет находиться в нежных сильных руках Франчески Эсте.

Обернувшись, он поймал её пристальный взгляд и произнёс твёрдо:

— Когда Тёмный лорд вернётся, я отправлюсь к нему. И буду делать то, что от меня ожидают и что я пообещал делать. Может, и не ради мальчишки. Но если ты захочешь... я буду передавать сведения не только Альбусу.

— Ты не шпион, Северус, — заметила Франческа на удивление лёгким тоном, поднялась из кресла и закинула обе косы — чёрные, тяжёлые, блестящие, похожие на змей — за спину. — Mio caro, ты прекрасный зельевар, тонкий умный учёный и какой-никакой окклюмент. Но не шпион. Ну, не хмурься так, хотя тебе и идёт. Моя семья — не только отравители. Мой двоюродный дед вытаскивал секретные документы из-под носа Гриндевальда, распивая с ним австрийское пиво. Я знаю, как выглядят шпионы.

— И что же... по твоему, со мной не так?

Франческа вздохнула, тоже подошла к окну, оперлась на подоконник обеими руками и прижалась лбом к стеклу. Оно тут же запотело от её горячего дыхания.

— Что ж, ладно, положим, и эта ваша пошлая пародия — не Гриндевальд, — заговорила она снова после долгой паузы. — Maledetto ignorante!

Латынь позволяет кое-как понимать итальянский, поэтому Северус с некоторым удивлением спросил:

— Будь он... не таким уж и недоучкой, нам всем было бы проще?

— Проще? Нет, дорогой. Но нам было бы в разы интереснее. И не так мерзко. Всё во мне противится идее считать своим врагом бездаря, который не освоил даже базовых принципов тёмной магии.

— Тёмный лорд...

— Начал играть в бессмертие. Этого достаточно, Северус, более чем. Эта тема измочалена всеми, кому не лень, начиная с аккадских заклинателей.

— Фламель достиг бессмертия.

— Нет. Всего лишь продлил жизнь. Мы с тобой тоже можем. Пусть не на шесть столетий, а до полутора-двух. Моей приятельнице двести два, и она всё ещё бодра. Мы маги, Северус, а не магглы с палочками. Мы можем создать себе здоровье, силу, красоту... Но нельзя обмануть смерть. Те, кто пытался, пожалели об этом очень сильно. И нет, я не говорю о том, что всегда найдётся много желающих убить того, кто кичится своим бессмертием. Я о другом.

— Ты думаешь... там, дальше, что-то есть?

— Для нас есть, конечно. А вот для твоего лорда — уже ничего. Ты ошибаешься, мой милый мальчик, я не собираюсь сажать тебя на цепь. Я могла бы.

— Ты уже попыталась.

— Я даже не начинала. И не буду. Сходи, попробуй свои силы. Соверши подвиг, в который так искренне веришь. Просто знай, что тебе будет, куда вернуться.

Северус тоже положил руки на подоконник. А потом, не удержавшись, накрыл ладонью заледеневшие пальцы Франчески.

— Присмотри за Блейзом, — неожиданно сказала она.

— Это моя обязанность...

— Я о другом. Я совершила очень много ошибок с ним, Северус. Больше, чем может позволить себе мать.

Северусу захотелось рассмеяться ей в лицо. Он многое мог бы рассказать об ошибках, которые позволяла себе его мать.

— Однажды он возненавидит меня за них. Когда поймёт, что ненавидеть нужно меня, а не себя.

— За что... Мордред, Франческа! За что может ненавидеть тебя ребёнок, у которого есть всё?!

Он наблюдал за Блейзом Забини почти четыре года. Это был опасный, но холёный волчёнок. Под школьными мантиями он носил шёлковые рубашки, колдовал как дышал, словно с рождения, держал в страхе половину факультета и менял девчонок-старшекурсниц с такой скоростью, что даже Северус, обычно внимательный к мелочам, не успевал следить.

Но и это не так важно. У него было другое.

Он был, казалось бы, не таким, как остальные. Мальчик с замашками будущего тёмного мага, фанатичный зельевар, ядовитый на язык, резкий и даже злой. Он шипел. оскорблял каждого, кто задевал его, бил по больному. А Маунтбеттен-Виндзор, вздохнув, улыбался и клал руку ему на плечо. Юный принц, который, на самом деле, мог бы завести себе любых друзей, которому претила тёмная магия, который с достоинством осаживал даже учителей, если им случалось перейти черту...

Был его другом.

Принимал его.

Выбирал его из всех, даже из остальных друзей.

У мордредова Забини было то, что дороже шелков и домов в Риме. Ему не нужно было притворяться кем-то ещё, чтобы его любили.

Этого Северус никогда не произнёс бы вслух.

— Есть всё... — повторила Франческа, соглашаясь. — Понимаешь, дорогой, я не всегда была... — Выразительное пожатие плечами. — Я была разбита после смерти его отца. Вдребезги. А Блейз... Смешно, он ведь совсем на него не похож. Он похож на меня, он колдует как я, думает как я, двигается так же. Но это я поняла уже позднее. Я растила его так, как никогда не было дозволено в нашей семье.

— Ему не хватало... свободы?

В это трудно было поверить.

— Наоборот! О, ты думаешь, Медичи позволяют своим детям что угодно? Вовсе нет. Нас всегда держали в послушании. Нам не позволялось говорить прежде. чем закончат взрослые. Малейшие проступки строго наказывались. Мы должны были быть лучшими, доказать своё право принадлежать к этой великой семье. А Блейзу ничего доказывать не требовалось. Я позволяла ему практически всё, и это было эгоистично. Потому что взамен я позволила себе считать его другом. Соратником. Моей опорой и поддержкой. Если навалить слишком много на взрослого, он сломается. Ребёнок — согнётся. И потом эти изгибы застывают. Их уже не спрямить. Не слушай меня, Северус! — Она отошла от окна и сложила руки на груди. Фыркнула. — Завтра рано вставать, а у меня есть на тебя более интересные планы, чем эта сентиментальная болтовня!

Альбус смотрел таким понимающим взглядом, что хотелось его проклясть. Прямо сейчас Северус не был способен воспринимать сочувствие в свой адрес. Нет, спасибо, он обойдётся.

— Северус... Я знаю, что просить тебя об этом — жестоко с моей стороны. Особенно в свете новых обстоятельств.

— Новых обстоятельств? — уточнил Северус раздражённо.

— Я рад, мой мальчик, что спустя годы ты снова, прости старику эту формулировку, но ты снова позволил себе быть счастливым.

Интересно, если разбить вредноскоп или высокоточный серебряный анализатор, полегчает?

— И если ты скажешь...

— Я пообещал, Альбус. И мы сэкономим много времени, если опустим это... предисловие. Что вы желаете, чтобы Тёмный лорд узнал от меня?

Альбус помолчал некоторое время, соединил кончики пальцев перед собой и покачал головой. Ему не нравилось пропускать душеспасительные беседы.

— Полагаю, всё. Пусть Волдеморт знает, что я доверяю тебе, что я полагаюсь на тебя во многих вопросах. Пока мы слепы, Северус, я понятия не имею, до каких глубин тёмной магии он добрался, чтобы обеспечить себе это мнимое бессмертие. Нам нужно найти хотя бы какие-то зацепки, подсказки. Но прямо сейчас... у меня нет от него тайн.

При имени Тёмного лорда привычно начало дёргать метку. Но учитывая, что левая рука горела как ошпаренная кипятком весь вечер, это были уже мелочи.

Северус поднялся. Окклюментный щит, гибкий, подвижный, постепенно застилал его разум, и из-под него не пробивались наружу ни страх, ни злость. Полное кристальное спокойствие — вот и всё, что осталось. Понемногу на поверхность сознания выплывали нужные эмоции: уверенность в своей правоте, преданность, удивление, вина за то, что прибыл не сразу, раздражение на старого дурака-директора.

Всё это совсем скоро увидит Тёмный лорд, когда решит вскрыть сознание Северуса. И, сомнений не было, он не станет церемониться.

— Северус...

— Не стоит, директор.

— Ты не знаешь, что именно я хотел сказать.

— Догадываюсь. Именно поэтому считаю это... излишним. Я могу идти?

— Удачи, мой мальчик.

Северус покинул кабинет и торопливо направился к границе антиаппарационной защиты. Тёмный лорд всё равно будет недоволен опозданием. Но Северус был уверен, что сможет выдержать его недовольство.

* * *

Он ошибся.

Мордред, как же сильно он ошибся! Он сомневался, что продержится ещё хотя бы минуту. Его щит лопнет, его воля будет сломлена, и всё, что останется — это неизбежная смерть от рук красноглазой отвратительной твари.

Было время, когда Северус боготворил Тёмного лорда.

Потом он его остро и страстно ненавидел.

Не ожидал, что эти сильные чувства сменятся серым глухим презрением. Северус слишком слабо разбирался в вопросах, как это назвал Альбус, «мнимого бессмертия». Но то существо, в которое превратился умный элегантный и завораживающе-опасный лорд Волдеморт, могло служить идеальным предупреждением против некоторых видов магии. От этого хотелось держаться подальше.

Увы, он не утратил своих сил. И давил-давил-давил бесконечно долго, заставлял кричать от боли, пытал одновременно тело и разум.

Северус не боялся смерти как таковой. В его жизни были моменты — он ими не гордился, но и не отрицал их — когда он всерьёз размышлял над смертью как над выходом. Она казалась занятной и довольно приятной альтернативой всему, что происходило в его жизни. Обещания, которые он дал Альбусу, закрыли эту возможность, во всяком случае, временно.

Но, Мерлин, как же отчаянно обидно было бы умереть — так. На полу какого-то старого полузаброшенного дома, в пыли, в слюнях, соплях и прочих физиологических жидкостях, ради пустышки. Ничего так и не сделав.

Не так давно он спросил Франческу: «Ты думаешь... там, дальше, что-то есть?». И она ответила без тени сомнения: «Для нас есть, конечно».

Северус поверил. Даже не спрашивал, откуда она это знает, просто принял её утверждение на веру. И даже сейчас не усомнился — хотя, кажется, ему вот-вот предстояло выяснить это на собственной шкуре.

Мысли расплывались, путались. От боли он практически ослеп и оглох, горло он сорвал, по субъективной оценке, века полтора назад. Щит всё ещё держался. У Северуса оставалось ещё маленькое пространство в голове, которое принадлежало только ему. И оно насквозь пропахло ароматом Polianthes tuberosa. В нём жарко горел огонь в камине, слышался скрип пера по дорогой бумаге. Слишком крошечное, оно не вмещало Северуса целиком, но он старался втиснуться туда, свернуться, съёжиться — остаться.

Когда Тёмный лорд приказал привести себя в порядок, Северус практически пожалел, что выжил. Это значило, что ещё ничего не закончилось.

Держался он на силе собственного упрямства. Упрямства ему было не занимать, так что он сначала долго и подробно рассказывал Тёмному лорду о делах Альбуса, затем Альбусу — о делах Тёмного лорда.

Альбус, дослушав рассказ, заботливо предложил отправиться в Больничное крыло. Но, поскольку Северус отличался не только упрямством, но и гордостью, он отказался.

В конце концов, он толковый зельевар. Надо только добраться до своих покоев, где есть запас всего необходимого.

Увы, силы оставили его, стоило закрыть за собой дверь. Колени подогнулись, голова закружилась, и Северус стёк на пол. Прижался к двери спиной.

Мир покачивался, во рту стоял привкус желчи.

Сильные мягкие пальцы сжали его подбородок, к губам прижалось горлышко склянки. Холодное стекло. Остро-горький состав.

— Нельзя сочетать... — пробормотал Северус, но мысль не закончил.

Зелье против нервных спазмов, вызванных «Круциатусом», плохо совместимо с «Умиротворяющим бальзамом». Это общеизвестно. А с ранозаживляющим, которое немедленно сняло отёк с горла, тем более.

— Мне можно, — невозмутимо возразила Франческа. — Ну, вставай, Северус! Не заставляй меня использовать магию.

С неё бы сталось. Так что, собрав волю в кулак, Северус медленно поднялся — и тут же оказался в крепких объятиях. Ответил на них порывисто, судорожно. Уткнулся лицом в густые блестящие волосы, зажмурился и глубоко вдохнул, позволяя лучшему в мире аромату наполнять лёгкие.

Больно тянуло под рёбрами. Голова всё ещё кружилась, но как-то иначе.

— Пойдём, дорогой. Давай снимем эту мантию. Вот так.

В камине, оказывается, горел огонь. И всё равно, оставшись в одной рубашке и брюках, Северус зябко поёжился. Зелья делали своё дело: мышцы расславлялись, противный тремор ушёл, мигрень, поселившаяся было где-то в районе правого глаза, исчезла без следа. Увы, не было зелья, которое позволило бы забыть обо всём пережитом. А если бы оно и существовало, Северус отказался бы его принимать.

Франческа долго сидела на подлокотнике его кресла и просто ласково гладила по лицу. Пробегала пальцами по вискам, дотрагивалась до скул, до переносицы. Сказала негромко:

— Хочешь поспать немного?

Он покачал головой. Сомневался, что уснёт. А «Зелье сна без сновидений» — это уже признак отчаяния. На удивление токсичная и мерзкая дрянь, которая, к тому же, очень быстро вызывает привыкание. Северус как-то пил его месяц. И следующие полгода на собственной шкуре испытывал все прелести абстинентного синдрома.

Франческа снова коснулась его висков, слегка надавила и добавил:

— Я могу помочь тебе уснуть без зелий.

— Не надо.

Она не стала настаивать, встала и отошла к камину. Тяжёлая парчовая мантия, на этот раз тёмно-синяя, подчёркивала её осанку, воистину королевскую. Сложив руки на груди, Франческа заговорила, глядя в огонь:

— Итак, он возродился, используя очень старый древнеегипетский ритуал.

Перебивать и задавать уточняющие вопросы Северус не рискнул, просто слушал.

— Правда, всё пошло немного не так. Ох, mon Dio! Как же сильно я не люблю дилетантов-энтузиастов! Полагаю, красотой твой лорд не блещет, должна была получиться та ещё образина. Хочешь знать, что он сделал не так?

Она обернулась через плечо, и Северус кивнул. Хотя куда больше его интересовало, откуда Франческе это известно.

— Некоторые маги Египта практиковали... кхм, довольно мерзкий ритуал. Доверенный раб на живую извлекал из тела мага сердце и помещал его в специальный сосуд. Тело мага умирало, но дух получал шанс на вторую жизнь. Раб готовил зелье, жертвовал свою плоть — обычно правую руку или правый глаз, — добавлял кость почившего предка своего господина и кровь его злейшего врага. Потом помещал в зелье вырезанное сердце, и маг воскресал в новом теле, сильном и молодом. Раб, если выживал после ампутации, получал деньги, свободу и благословение бывшего хозяина. Беда в том, что мы не знаем, какие из элементов были действительно необходимы. Древнеегипетские маги не баловали потомков подробностями. Положим, преданность раба вполне могла быть обязательным условием. Это всё же тёмная магия, тут важно намерение. Или, скажем, отрубание именно правой руки имело сакральное значение... Твой лорд доработал ритуал под свои условия, притом довольно топорно. Не говоря уже о том, что он использовал в зелье кости маггла... — Франческу передёрнуло на этих словах. — То, что принесли мне для изучения, должно было породить сущий ночной кошмар.

— Так и есть. Франческа...

Она обернулась. Северус понимал, что из кресла встать не сумеет. И он почти не видел её лица — теперь оно оказалось полностью в тени, зато в волосах плясали огненные блики.

— Да, дорогой?

Он не знал, что именно хочет сказать. То, что казалось таким важным, не оформлялось в слова.

Франческа не торопила. Наконец, он произнёс — совсем не то, что собирался:

— Мисс Уиллоби как-то сказала мне, что у тебя есть стандарты.

Повисла тишина, которую разрушил звонкий смех Франчески. Без «Умиротворяющего бальзама» Северус уже закипел бы, а так только поморщился.

— Мio dolce ragazzo, это попросту умилительно.

Она снова приблизилась, но не вернулась на подлокотник кресла, а плавным грациозным движением опустилась на колени, заглядывая в глаза снизу вверх. По спине прошла дрожь, и последствия «Круциатуса» были ни при чём. Сердце скакнуло в горло и забилось там нервно, быстро. Франческа положила ладонь на колено Северусу и слегка улыбнулась.

Перед первой встречей с Франческой он принял универсальный нейтрализатор и проглотил безоар. Но это, очевидно, не помогло — она отравила его. Яд вливался по капле, попадал в кровь, расползался по всему телу.

— Я просил не называть меня так.

— А я пообещала, что только так и буду звать.

От её руки поднимался жар. И, как Северус ни пытался, игнорировать его оказалось невозможным. Он стиснул зубы и, чтобы отвлечься, спросил:

— Это тебе... те приятные джентльмены доставили для изучения зелье, которое вернуло к жизни Тёмного лорда?

Она сделала вид, что не услышала вопроса, улыбнулась шире и текуче переместилась к нему в кресло. Пробежалась кончиками пальцев по шее, расстегнула несколько пуговиц на рубашке. Потёрлась носом о ключицу, как кошка, и заметила негромко:

— Мне не нравится думать, что он пытал тебя.

— Это не было... неожиданностью.

— Я знаю, мой дорогой.

Северус подумал: в голосе Франчески звучала не только тревога, но и ревность. Конечно, никто не смеет ломать её игрушки. Проклинать Северуса — это исключительно её прерогатива.

А ведь он влип, если использовать школьный примитивный сленг. Всё переживал не о том, а самое важное пропустил. Самое важное заключалось в том, что даже проклятие, наложенное рукой Франчески, обладало для него определённой прелестью.

Сидя в кресле практически без сил, он обнимал её, прижимал к себе и жалко, опустошённо, испуганно думал...

Он хотел бы быть ей нужным. Стать не развлечением, а потребностью. Хотел бы стискивать пальцами живую плоть, а не эфемерный дым, который вот-вот развеется.

Он хотел бы сделать для неё что-то. Что угодно, только не мелочь.

— Давай перебираться в спальню? — предложила Франческа спустя несколько минут. — Тебе нужно в ванну, а потом в постель.

Он послушался. Где-то между этими двумя пунктами попытался поцеловать Франческу. Она зафыркала:

— Ты едва стоишь на ногах!

— Мне совершенно не обязательно стоять!

Иногда её смех бывал опасным, в нём слышались азарт и напряжение. Но в этот раз она смеялась искренне, беззаботно и легко, совсем не обидно. Устроилась в постели рядом, положила Северусу голову на плечо и взмахом руки погасила весь свет.

В темноте всё стало немного иначе. Франческа дышала медленно и ровно. Совершенно ничего ей не было нужно от Северуса — неплохого зельевара и, кажется, довольно-таки бездарного шпиона.

Если бы Тёмный лорд сегодня надавил ещё немного, всё было бы кончено.

В сущности, что Северус знал про шпионаж? Несколько маггловских книжек, несколько обрывков реальных историй — вот и всё. Горько, обидно и стыдно было это признавать.

Вокруг хватало людей, которые умели куда больше. Люциус был способен выкручиваться из любых передряг как угорь. Альбус разговорами мог заморочить голову даже гоблину. Рыжий секретарь Его Высочества, Бернард Паркер, которого Северус едва-едва помнил по школе, умудрялся держать стальной хваткой «Ежедневный Пророк». И, если Северус верно сопоставлял факты и домыслы, прессой его возможности не ограничивались.

Где-то там, в другом мире, другие люди уже начали решать проблему Тёмного лорда совсем иными путями. Они не собирались подставляться под «Круциатус». И, пока Северус валялся в ногах у спятившего некогда великого волшебника, они добыли для Франчески образец зелья и описание ритуала возвращения из мёртвых.

Северус узнал меньше, чем они.

Собственно, а что вообще он узнал? Что кожа Тёмного лорда теперь похожа на чешую. Что у него красные глаза с вертикальными зрачками, почти нет носа, и он говорит с едва различимым шипением. Что его по-прежнему слушается магия — как минимум, Непростительные. Что он не чувствует холода и забыл обуться, поэтому, лёжа на полу, Северус постоянно видел его босые неподвижные белые ступни.

Невероятно важные сведения.

Франческа не шевелилась. Она всегда спала очень мирно, не дёргалась, не говорила во сне, только изредка стискивала в кулаке край одеяла или рубашку Северуса и хмурила брови.

Северус скорее чувствовал, нежели видел это. Но всякий раз делалось больно. В голову лезли вялые нелепые мысли — что хочется забрать у неё даже тень дурного сна, хотя здравый смысл подсказывал: окклюменты не видят кошмаров.

Насколько проще, оказывается, было любить выдуманный образ — память о женщине, которая уже много лет как мертва. Как справиться с любовью к женщине, полной жизни и энергии, обладающей сильной волей и острым умом, он пока не знал.