Думай, Гарри, думай! (джен)

Наконец, когда юные волшебники вновь обрели способность двигаться и разговаривать, они всей толпой ринулись к Дурсли и окружили его.

— Что это было, Гарри? Это твой олень? Откуда он взялся? А кем это стал твой боггарт? — наперебой кричали все. Все — кроме Люпина, Лонгботтома и мертвенно бледного Уизли. Гарри всё так же молчал. До него дошло, что он своим поступком загнал себя в безвыходное положение. О Мерлин, ну, откуда в нём это идиотское стремление спасать всех и вся?! Да, он не мог поступить иначе, но теперь ему некуда деться от вопросов, на которые нельзя, невозможно правдиво ответить. Ему просто необходимо время, чтобы придумать хоть мало-мальски правдоподобные отмазки. И много отмазок… По-прежнему бледный Дурсли медленно закрыл глаза и повалился на бок.

Профессор обвёл взглядом присмиревших гриффиндорцев и объявил, что урок окончен. Сам же осторожно поднял Гарри на руки и понёс в больничное крыло. Невилл и Рон переглянулись и побежали за ним.

Мадам Помфри, школьная целительница, как только устроила бессознательного мальчика на койке в палате, сразу осмотрела его и возвела осуждающий взор на преподавателя.

— Профессор Люпин, я никак не могла ожидать, что именно после вашего урока…

— Да, мэм, — учитель прятал взгляд как провинившийся ученик, — я не сумел правильно организовать…

— Ладно, сначала надо помочь мальчику, а потом будете оправдываться. Ступайте.

Профессор шагнул назад и едва не налетел на учеников за спиной. Целительница тут же «набросилась» и на них:

— А вам что тут нужно? Знаете, что стало с любопытной кошкой? …Быстро идите на урок!

— Мадам Помфри, — пролепетал Невилл, — Ду… Гарри защитил меня. Это из-за меня он…

— …Ах, какие мы тут благородные собрались! — прервав его, всплеснула руками целительница. — Да мне не интересно, отчего да почему. Мне работать нужно, так что, ступайте-ка отсюда все. Как только ваш товарищ будет в порядке, придёте его навестить, вот тогда и будете разбираться, кто виноват, да что делать.

Лонгботтом понурился и пошёл к выходу в сопровождении Уизли, который так и не вымолвил ни словечка. Люпин быстро и настороженно бросил взгляд на мадам Помфри. Та, словно поняла причину его беспокойства, поджала губы, но кивнула. Учитель выдохнул и также направился к двери. Гарри, старательно не открывая глаз, тоже тихонько вздохнул с облегчением, но, ощутив заботливые прикосновения мягких рук мадам Помфри, позволил себе слегка пошевелиться и застонать.

* * *

— …Ты не представляешь, что я чувствовал!

Русоволосый волшебник в залатанной мантии расхаживал в волнении по роскошно обставленной гостиной. Эта комната, как и весь дом, производила двоякое впечатление. С одной стороны, ощущалось желание хозяев сделать всё как можно удобнее и показать… даже не столько высокий статус, сколько именно богатство. А с другой — явно чувствовалось, что все эти притязания остались в прошлом. Мягкие кресла и диваны расставлены как попало, с некоторых даже чехлы не сняты. Пушистые ковры полны пыли, как и тяжёлые парчовые занавеси, в которых к тому же… кто-то копошился. Бронзовая отделка мебели и канделябры позеленели и давно нуждались в чистке. Картины в широких золочёных рамах на стенах были закопчены так, что трудно было даже понять, что там изображено: портрет или пейзаж.

Казалось, что лишь несколько предметов в гостиной используются по назначению, а не служат «памятниками забытых времён»: большой камин, где сейчас весело плясал огонь, маленький кофейный столик возле него и два кресла. С одного из этих кресел только что вскочил в волнении гость, едва не угодив подолом мантии в камин, а хозяин дома так и восседал во втором, расслабленно откинувшись на спинку и скрестив ноги. Это был высокий волшебник, некогда черноволосый, а сейчас наполовину седой, его бледное лицо казалось измождённым, словно он долго пребывал на грани смерти.

— …Мне давно уже стало казаться: с этим мальчишкой не всё так просто, — в волнении продолжал монолог профессор Школы Хогвартс Ремус Люпин. — Он чуть не напрямую назвал меня оборотнем. Он боится дементоров, стало быть, знает, кто это. Откуда бы маглорожденному о них знать, а? Ему тринадцать, а он вызывает настоящего, овеществлённого Заступника. И его Заступник — олень, Сириус! Олень!

— Ну, форма Заступника ещё ничего не доказывает, — скептически пожал плечами Блэк.

— Конечно. Если бы только одно это, тогда, возможно, это и было бы просто совпадением. Но Гарри лицом — вылитый Джеймс. А глаза — зелёные, как у Лили. Какие доказательства тебе ещё нужны? Этот мальчик — сын Поттеров!

— Но как он мог спастись из их дома в тот день?

— Да какая разница как, Сириус! Главное — он жив. А ты его крёстный, а значит — несёшь за него ответственность.

Блэк провёл рукой по полуседым кудрям, а затем неторопливо раскурил сигару:

— И что ты предлагаешь?

— Забери его у этих маглов и вырасти из него настоящего волшебника. Дай ему то, чего он лишён. Фамилию. Статус. Деньги, наконец!

— А ты не мог ошибиться, Ремус? Мне кажется, ты просто изо всех сил хочешь верить, что сын Поттеров жив.

— А ты просто прячешь голову в песок и не хочешь вообще ни во что верить. Прямо как маглы отрицают волшебство, даже столкнувшись с ним нос к носу.

— Верить… — глубоко вздохнул Сириус, любуясь затейливыми изгибами струйки дыма. — Я просидел в Азкабане десять лет, Ремус. Десять. Лет. В Азкабане. Там моментально избавляют от веры, надежды, ну, и от любви заодно… Я сейчас хочу просто жить, видеть солнце и дышать свежим воздухом.

— Ага. Солнце и свежий воздух. В Лондоне, — усмехнулся Люпин.

— Ну, ты же понимаешь, о чём я. А ты предлагаешь мне взваливать на себя ответственность за какого-то мальчишку.

— Не за «какого-то мальчишку», а за сына наших погибших друзей. Извини, что напоминаю, но именно ты всегда считался лучшим другом Джеймса Поттера. А его сын — твой крестник, кстати.

— Ну, я не знаю… Я же его десять лет не видел, этого мальчишку. А может, он вообще не захочет жить со мной.

— Ну, не захочет — так не захочет, тогда другое дело. Но ты должен хотя бы поговорить с Гарри об этом, предложить ему…

— …Да никому я ничего уже не должен! — вспылил Блэк. — Я отбыл срок, я свободен и хочу, наконец-то, быть свободным! Если ты так уж хочешь нянчиться с этим Гарри — ну, посох тебе в руки. Ты его учитель — вот и учи его всему, что считаешь нужным.

— Ну, признай его по крайней мере Поттером, Сириус. Пусть парень законно носит фамилию своих родителей, а не каких-то маглов Дурсли!

И тут Блэк едва не подпрыгнул, выронив сигару прямо на перламутровую инкрустацию столика:

— Как ты сказал? Дурсли?

— Да, а что? — удивился Люпин.

— Сестра Лили вышла замуж за магла по фамилии Дурсли… Не самая распространённая в Британии фамилия.

— Ну, вот видишь! Сестра Лили мальчишку и усыновила! А кстати, ты-то откуда знаешь про её магловскую сестру?

— Да Джим сказал… Его и Лили пригласили на свадьбу. Он ещё смеялся, что тем тупым маглам такая фамилия как нельзя лучше подходит. Я и запомнил…

Сириус задумался, он больше не обращал внимания ни на тлеющую сигару в руке, ни даже на собственного друга. Ремус потоптался ещё немного рядом с ним, но потом вздохнул, шагнул к камину и взял щепотку лётного пороха из чашки на полке.