Думай, Гарри, думай! (джен)

Этот день был в Литтл-Уингинге, наверное, самым жарким за всё лето. Над асфальтом дрожало марево, земля потрескалась, трава пожухла, пыльные листья на деревьях свисали вяло и неподвижно. Даже газоны около опрятных домиков высохли и запылились, хотя им иногда всё-таки перепадало немного воды из поливальных шлангов. Жители попрятались в домах, до заката палящего солнца на улицы вообще почти никто носа не высовывал. Но сейчас под окном дома № 4 на Тисовой улице скорчился вихрастый черноволосый подросток в круглых очках. На этого невысокого, тощего парня, сироту, которого из жалости приютили мистер и миссис Дурсли, в Литтл-Уингинге мало кто обращал внимание, а если и обращали — то только неодобрительное. Между тем, мальчишка в мешковатых, рваных джинсах, растянутой футболке и спортивных тапочках с отстающими подошвами был самым настоящим волшебником. В магическом мире, мире колдунов и чародеев, каждый обитатель знал его имя: Гарри Поттер. А ещё его называли Мальчик-который-выжил...

Что же делал юный маг на жаре под окном гостиной? Он прятался от сердитых взглядов своих опекунов, Вернона и Петунии Дурсли, и изо всех сил прислушивался к доносящимся из дома обрывкам телевизионных новостей. Похоже, он не услышал того, чего ждал, потому что медленно переменил неудобную позу и выдохнул с досадой. Вот уже целый месяц он жадно вслушивался в вечерние новости, но каждый раз после выпуска испытывал всё большее недоумение: почему до сих пор ничего не происходит?! Собственно говоря, он и сам не знал, что именно должно (или могло бы) произойти, но наверняка это было бы что-то непонятное, необъяснимое, странное и таинственное, или даже страшное. Внезапно неподалёку раздался громкий хлопок.

Нервы у подростка были настолько напряжены, что он резко вскочил, врезавшись макушкой в открытую оконную раму, и выхватил откуда-то из-под футболки тонкую остроконечную палочку. Волшебную палочку. Из окна мгновенно высунулись его родственники: толстый краснолицый дядя Вернон, обладатель пышных усов, и тощая бледная тётя Петуния с вечно поджатыми губами. Гарри, всё ещё стискивая в кулаке палочку, потирал ушибленную голову, а супруги Дурсли принялись его отчитывать, правда, очень тихо, чтобы не услышали соседи. Но даже с уменьшенной громкостью дядин бас звучал устрашающе, словно рокот просыпающегося вулкана. Тем временем из окон завыглядывали недовольные соседи, и Дурсли были вынуждены с притворными улыбками отвлечься от племянника. Пока родственники переговаривались с соседями, мальчик быстро спрятал палочку за пояс.

Гарри удалось незаметно удрать подальше от дома в сторону парка, и всё вокруг вновь погрузилось в дремотную тишину. Волшебник был почти уверен, что переполошивший всех хлопок означал, что кто-то на Тисовой улице аппарировал, или же дезаппарировал. Но чем больше проходило времени, тем слабее становилась эта уверенность. Может быть, у него от бесконечного ожидания уже крыша поехала, и он действительно принял обычный выхлоп автомобиля за Мордред-знает-что? От такой мысли Поттеру стало ещё тоскливее. Хоть он изредка и получал письма от своих лучших друзей-волшебников, Рона Уизли и Гермионы Грэнджер, с весточками из магического мира, но в каждой их строчке сквозили такие непонятные намёки, что от этого Гарри только ещё больше раздражался. «Ты же понимаешь, мы не можем писать о сам-знаешь-чём… Нам не велели сообщать тебе никаких важных новостей, на случай, если совы будут перехвачены… Мы сейчас довольно сильно заняты, но я не могу рассказать тебе об этом подробно… Здесь столько всего происходит, при встрече мы тебе обо всём расскажем…»

«При встрече… — думал парень. — Когда она будет-то, эта встреча? …Хорошо им там, вместе со всеми, они чем-то заняты, наверное, чем-то важным… А он-то, Гарри Поттер, почему ничем не занят и торчит на дурацкой магловской Тисовой?! Разве он не доказал, что способен на многое, на много большее, чем они? Неужели все забыли, что он сделал? Это ведь именно он был на том кладбище и видел, как погиб Седрик, именно его привязали к надгробию и чуть не убили…»

«Не думай об этом!» — в сотый раз за лето приказал себе Гарри.

Он протиснулся сквозь прутья ограды парка и побрёл по высохшей, колючей траве. Кругом было так же пустынно, как и на окрестных улицах. Обида на несправедливость происходящего переполняла Поттера, и ему хотелось орать от злости. Да если бы не он, никто бы и не знал, что Воландеморт вернулся! А в «награду» за это его вот уже целых четыре недели маринуют в Литтл-Уингинге, в полной изоляции от колдовского мира! Как мог Дамблдор так легко про него забыть? Как у Рона с Гермионой хватает совести проводить время вместе и не позвать его?

…В сгущающихся сумерках парень уселся на качели, продолжая злиться на весь волшебный мир и на всех колдунов вместе взятых. А потом он заметил, как по дорожке, громко хохоча и переговариваясь, едут несколько велосипедистов. Гарри сразу узнал этих парней: кузен Дадли и его приятели. Задиры, хулиганы и драчуны. Он поймал себя на том, что мысленно призывает их: «Оглянитесь! Ну же… оглянитесь… вот, я тут совсем один… давайте… пристаньте ко мне…»

Желание нарваться на потасовку было почти нестерпимым. Копящиеся злость и раздражение заставляли бурлить кровь в жилах и магию в крови и искали повод выплеснуться, неважно, как и на кого. Но велосипедисты проехали мимо, а Гарри усмирил себя мысленным напоминанием, что за колдовство при маглах его просто-напросто выгонят из Хогвартса. Школа чародейства и колдовства Хогвартс была для Поттера не просто местом, где его учили магии. Это был его настоящий дом, место, где его ценили, уважали и даже любили. По большей части. И потерять его из-за дурацких тупых маглов — только этого и не хватало…

Гарри вздохнул и спрыгнул с качелей. Он побрёл к выходу из парка, туда же, куда уехала банда его кузена. Парень подождал, пока приятели распрощаются, и Дадли двинется в сторону дома один. Уже не дряблый жирдяй, а плотный, с перекачанными мускулами, Дурсли-младший не торопясь катил велосипед в сторону Тисовой улицы и что-то немузыкально насвистывал. Гарри неслышно нагнал его и окликнул:

— Эй, Босс!

Ему очень понравилось, как Дадли вздрогнул, оборачиваясь:

— А! Это ты…

— Значит, тебя теперь кличут «боссом»? Хм, с повышением тебя.

Дадли сверлил его взглядом маленьких бледно-голубых глазок и никак не реагировал на иронию, у него всегда были проблемы с пониманием шуток. По крайней мере, шуток Гарри.

— Тебе-то что? — наконец, выдал он.

— Да ничего, — ухмыльнулся Поттер, — просто интересуюсь. Тебя повысили, когда побил очередного малолетку? Кстати, сколько малышей надо побить, чтобы стать «боссом»? Десять или пятнадцать? Или ты до стольки считать не умеешь?

— Я щас тебе рёбра сощитаю, — буркнул Дурсли.

— Попробуй, — кивнул Гарри и подбоченился, словно невзначай кладя руку на пояс, где была волшебная палочка. — Во-первых, может, и вправду считать научишься, а во-вторых, я тогда посчитаю, сколько… у тебя вырастет хвостов. Хорошеньких таких поросячьих хвостиков.

Дадли опять вздрогнул и быстро огляделся: в темнеющем переулке больше никого не было. Желваки на его лице ходили ходуном. Гарри испытывал огромное удовлетворение, что ему удалось взбесить двоюродного брата: ему казалось, что так он передал Дадли часть своего собственного раздражения. Ведь, всё равно, больше деть его было некуда…

— Т-тебе нельзя… делать это, — неуверенно вымолвил Дурсли.

— А никто и не заметит. Ты же и так свинья свиньёй, только хвоста и не хватает. Хотя бы одного.

— Осмелел, да? — вдруг ухмыльнулся кузен. — Что-то ночью ты не такой смелый, Поттер.

— Ночь — это то, что сейчас, Даддикин. Так называется время суток, когда темно.

— Я имею в виду ночью, когда все спят.

Гарри оторопело подумал: «О чём это он? Ночью я не такой смелый? …Мерлинова борода, мои кошмары! Откуда Дад может знать, чтó мне снится?!»

Дадли заметил его растерянность и злорадно продолжил:

— Да-да, я часто слышу, как ты хнычешь во сне: «Не убивай Седрика! Мамочка, помоги! Папочка, спаси!» Кто такой Седрик, а?

Дадли был так доволен, что нашёл, чем уязвить кузена, он даже не замечал, что Гарри разозлился всерьёз. А юный маг сейчас был в таком состоянии, что злить его ещё больше было просто опасно для жизни.

— Заткнись, — процедил волшебник, выхватывая палочку из-за пояса. — Заткнись, Дадли, или я за себя не ручаюсь.

— Эй! Убери сейчас же эту штуку! — взвизгнул Дадли, отшатнулся и вжался спиной в забор. Гарри направил палочку прямо на него. Столько ненависти вдруг вскипело в худеньком подростке, что казалось, вот-вот полетят лучи заклинаний, прямо в лоснящееся пóтом от страха лицо Дурсли…

— Скажешь ещё хоть одно слово об этом… И я превращу тебя в бессмысленную гусеницу, — медленно проговорил Поттер. Как же хотел он сейчас сделать именно это!.. Но вот только не мог. Не знал он такого заклинания. — Принесу в дом и отдам твоей мамочке. Чтобы она сама тебя раздавила, Даддерс. Понял меня?!

— Уб-бери эт-ту шт-туку…

— Я спросил, ты понял меня?!

— У-уб-бери…

…И тут произошло что-то непонятное. Усыпанное звёздами тёмно-синее небо почернело, и наступила кромешная тьма — и луна исчезла, и звёзды, и мерцающий свет фонарей. Тёплый, душный вечер сделался пронзительно холодным. Гарри и Дадли окружила непроницаемая чёрная тишина, словно бы чья-то гигантская рука накрыла всё вокруг плотной ледяной накидкой, не пропускавшей ни звука, ни света.

Сначала Гарри решил, что у него опять случился магический выброс, но потом разум взял верх над чувствами: как бы он ни злился, погасить звёзды ему, конечно же, было не под силу. Он повертел головой, стараясь увидеть хоть что-нибудь, но тьма, словно паутина, липла к глазам. Уши резанул перепуганный голос Дадли:

— Т-ты чев-во н-наде-лал? Уб-бери это! Я п-пожалуюсь п-папе!

— Да заткнись же ты! — прошипел Гарри. — Дай послу…

И оборвал сам себя. Он услышал именно то, чего так боялся. И даже увидел. К ним, невысоко над землёй, медленно скользя и всасывая на лету ночной воздух, плыла высокая фигура в чёрном балахоне с капюшоном, без лица и без ног. Спотыкаясь и едва не падая, Гарри отбежал назад и поднял палочку.

— Экспекто патронум!

Палочка выпустила серебристое облачко, и движение дементора замедлилось, но всё равно он продолжал надвигаться на мальчишку. Мысли Гарри остановились от страха, словно замёрзли… Скорее… Счастливые воспоминания…

Гарри отчаянно боролся хотя бы за глоток воздуха, и вдруг перед его мысленным взором, очень отчётливо, возникли лица друзей.

— ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!

Из палочки вырвался огромный серебряный олень и на лету ударил дементора рогами в то место, где должно было находиться сердце. Сгусток тьмы отлетел прочь. Но не успел Гарри перевести от облегчения дух, как заметил, что другой дементор уже низко склонился, словно в поклоне, над лежащим на земле Дадли Дурсли.

— Там! — только и успел он отчаянно крикнуть Заступнику и указать палочкой. Олень пригнул голову и прыгнул.

…Луна, звёзды и фонари в мгновение ока вернулись на свои места. Подул тёплый ветерок. В близлежащих палисадниках зашелестели деревья, а с дороги снова донеслось — такое земное и родное! — урчание машин. Гарри Поттер никак не мог поверить в то, что случилось. Дементоры. В Литтл-Уингинге. В маленьком магловском городке, где всякий знает, что никакого волшебства не существует.

Дадли, скорчившись, всё ещё лежал на земле. Он трясся и тоненько хныкал. Гарри глубоко вздохнул и огляделся: никого. Интересно, кáк он потащит эту колоду до дома? Ну, как бы там ни было, тащить надо. Поттеру еле-еле удалось поднять кузена на ноги, но Дадли всё ещё не пришёл в себя и, зашатавшись, повис всей тушей на Гарри. Юный маг покосился на валяющийся спортивный (очень дорогой) велосипед кузена, но понял, что если потащит ещё и его, то не дойдёт до дома и к утру, даже если получится взвалить на него Дадли. С трудом, малюсенькими шажками худенький подросток направился с непосильной ношей к дому. По дороге Дадли немного оклемался, и до двери дошёл уже почти на собственных ногах, правда, всё равно судорожно вцепившись в кузена толстыми пальцами.

— Дадличка! — запела с порога миссис Дурсли, открыв дверь так быстро, что Гарри едва успел снять палец с кнопки дверного звонка. — Слава Богу, а то я уже начала волнова… волнова… Дадди, что с тобой?!

Тот отцепился от Гарри и буквально упал в объятия мамаши.

— Вернон, мальчику плохо! — завизжала она.

Послышались тяжёлые шаги дяди Вернона, и Гарри по стеночке принялся продвигаться вглубь коридора, пока внимание родственничков не обрушилось на него.

— Кто это сделал с тобой, сынок?! — прорычал папаша. — Назови всех. Будь уверен, мы их всех…

— Он, — клацнул зубами Дадли.

Гарри замер на полушаге и вжался в стену в ожидании взрыва. И взрыв последовал незамедлительно.

— КУДА ПОШЁЛ?! А НУ, СЮДА ИДИ!

…Тётя Петуния усадила Дадли, по-прежнему бледного до синевы и покрытого липким потом, на стул в кухне. Дядя Вернон сверлил Гарри свирепым взглядом маленьких прищуренных глазок.

— Что ты сделал с моим сыном? — грозно сказал он.

— Ничего, — ответил Гарри, хотя прекрасно понимал, что ему, как всегда, не поверят.

— Дадличка, что он с тобой сделал? — заламывала руки над сыном тётя Петуния. — Он, что… он… ну, делал-сам-знаешь-что, да, дорогой? Он доставал… эту штуку?

Дадли помедлил и еле заметно кивнул. Женщина издала протяжный вопль, а дядя Вернон затряс кулаками над головой.

— Да ничего подобного! — вскрикнул Гарри. — Ничего я ему не сделал, это не я, это…

В этот момент в распахнутое окно бесшумно влетела сова. Сопровождаемая взглядами четырёх пар глаз, она сделала круг по кухне, сбросила письмо прямо в руки Гарри, изящно развернулась, не задев ни единый предмет, и так же бесшумно растворилась в ночной темноте за окном.

«Уважаемый м-р Поттер! Нам стало известно, что сегодня вечером, в двадцать три минуты десятого, в маглонаселённом районе и в присутствии одного из них, вами было исполнено Заклятие Заступника. Доводим до Вашего сведения, что вследствие столь серьёзного нарушения Декрета о разумных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних волшебников Вы исключаетесь из Школы чародейства и колдовства Хогвартс. В весьма короткие сроки представители Министерства прибудут по месту Вашего жительства, с тем, чтобы подвергнуть уничтожению Вашу волшебную палочку. С пожеланиями здоровья и благополучия,

искренне Ваша, Мафальда Хопкирк,

Отдел неправомерного использования колдовства».

Гарри перечитал письмо дважды. В голове воцарилась мутная, ледяная пустота. Одна-единственная мысль металась там: его исключили из Школы. ИС-КЛЮ-ЧИ-ЛИ. Всё кончено. Он больше никогда не сможет вернуться в Хогвартс.

…Не обращая внимания на что-то орущего дядю, на рыдающую над сыночком тётю, Гарри Поттер медленно, как во сне, двинулся из кухни.

— Ты куда это?! — рявкнул мистер Дурсли. — Я ещё не закончил с тобой!

— Зато я с вами закончил, — безжизненно промолвил подросток, — со всеми. И только попробуйте меня остановить.

Он неторопливо вытащил волшебную палочку.

— Эй! — дядя Вернон моментально сменил тон. — Убери… это. Тебе нельзя колдовать за стенами дурдома, который у вас называется школой!

— Из «дурдома» меня выперли, — без эмоций сообщил Гарри, — так что теперь я могу делать всё, что хочу. И я ухожу отсюда.

Дядя остолбенел, тётя даже всхлипывать перестала. Только Дадли по-прежнему молчал и бессмысленно ворочал глазами. Поттер сделал ещё пару шагов к двери. И тут в окно стрелой влетела ещё одна сова, бросила клочок бумаги к ногам волшебника и так же стремительно исчезла. Гарри равнодушно поднял бумажку и прочёл:

«Гарри, Дамблдор только что прибыл в министерство. Он старается всё уладить. НИКУДА НЕ УХОДИ ИЗ ДОМА. НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ КОЛДУЙ. НЕ СДАВАЙ ПАЛОЧКУ. Артур Уизли»

— Ладно, — устало сказал Гарри, — я передумал. Я остаюсь.

Он плюхнулся на стул у кухонного стола напротив Дадли и тёти Петунии. Не успел он вздохнуть, как в окно ворвалась ещё одна сова, приземлилась на стол, прямо перед ним, и выронила письмо из клюва. Гарри распечатал его, а птица улетела. Мистер Дурсли с возмущением протопал к окну и захлопнул его так яростно, что стекло задребезжало и едва не выпало.

«Уважаемый м-р Поттер! В дополнение к нашему письму от сего числа сего года, отправленного приблизительно двадцать две минуты назад, сообщаем, что Министерство магии пересмотрело своё решение касательно уничтожения Вашей волшебной палочки. Вы имеете право сохранять её у себя вплоть до завершения дисциплинарного слушания Вашего дела, которое состоится двенадцатого августа и на котором относительно Вас будет принято окончательное официальное решение. Также, доводим до Вашего сведения, что, после беседы с директором Школы Хогвартс, Министерство согласилось отложить решение вопроса о Вашем исключении вплоть до вышеупомянутого слушания.

С наилучшими пожеланиями,

искренне Ваша, Мафальда Хопкирк,

Отдел неправомерного использования колдовства».

Гарри перечитал письмо три раза подряд, пока до него наконец-то дошло, что вопрос об его исключении ещё окончательно не решён. Парень испытал огромное облегчение: Дамблдор всё-таки на его стороне. Теперь всё зависело от дисциплинарного слушания двенадцатого августа…

— Ну, — напомнил о своём существовании дядя Вернон, — что на этот раз? Тебя в тюрьму посадят, или как? Смертная казнь-то у вас вообще бывает?

— Мне назначили слушание, — сказал Гарри. — Дисциплинарное.

— И тогда тебя приговорят?

— Скорее всего, да, — вымолвил Гарри. Он знал, что именно это и хочет услышать мистер Дурсли, и крайне боялся, что так и будет. Потом он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. У него опять начинала болеть голова. Больше всего на свете ему хотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда, от этой кухни и от этих Дурсли. Он бездумно уставился на Дадли. У кузена был такой жалкий вид, что Гарри вдруг вспомнил, как сам впервые столкнулся с дементорами.

— Дайте ему шоколад, — обречённо вздохнул волшебник и поднялся из-за стола. Всё ещё не выпуская из руки волшебную палочку, он вышел из кухни, сопровождаемый обалделыми взглядами онемевших родственников.

…«На меня напали дементоры, и меня могут исключить из школы. Я хочу знать, что происходит, и ещё хочу поскорее выбраться отсюда», — Гарри трижды написал эти слова на отдельных кусочках пергамента, как только оказался в комнате, у своего письменного стола. Первое письмо он адресовал Сириусу, второе — Рону, а третье — Гермионе. Сова Гарри, Хедвига, улетела на охоту, её пустая клетка стояла на столе.

В ожидании её возвращения Гарри мерил шагами комнату. Голова пульсировала от боли, и в ней теснилось столько мыслей, что заснуть вряд ли бы удалось, хотя от усталости болели и чесались глаза. От того, что ему пришлось тащить на себе тяжеленного Дадли, ужасно ныла спина, а ещё жутко саднила шишка на голове. Охваченный злостью и досадой, Гарри шагал туда-сюда, сжимал зубы и кулаки и, проходя мимо окна, всякий раз бросал сердитые взгляды на усыпанное звёздами небо. На него наслали дементоров, ему грозит исключение из Хогвартса, его ждёт дисциплинарное слушание — а никто из друзей так и не потрудился объяснить, в чём дело. Почему он должен сидеть здесь, как сова в клетке, лишённый всякой информации? Почему с ним обращаются как с несмышлёным младенцем? «Ни в коем случае не колдуй, никуда не уходи из дома…»

Оказавшись у сундука со школьными вещами, Гарри в раздражении пнул его ногой, но от злости не избавился, наоборот, почувствовал себя ещё хуже: к страданиям и без того измученного тела прибавилась острая боль в большом пальце.

И тут, как раз когда он доковылял до окна, с улицы, тихо шурша крыльями, влетела Хедвига, похожая на маленькое привидение.

— На-ка, — сказал Гарри, взял со стола три свитка и кожаными ремешками привязал их к совиным лапам. — Быстренько отнеси это Сириусу, Рону и Гермионе. И не возвращайся без хороших, длинных ответов. Если понадобится, долби их клювом по башке до тех пор, пока они не напишут приличных писем. Поняла?

Хедвига недовольно ухнула.

— Давай-давай, отправляйся, — приказал Гарри. Сова улетела.

…Сириус, Рон и Гермиона просто обязаны ответить быстро, не могут же они проигнорировать известие о нападении дементоров. Поттер глубоко вздохнул и стал укладываться в постель, думая: «Как же мне всё это надоело! Этот шрам, который мучит непонятно откуда берущейся болью, это пристальное внимание всего волшебного мира, когда все, буквально все, всё время от меня чего-то ждут и требуют, но при этом никто ничего объяснить и не пытается, эта ненависть родственников, только из-за того, что я не такой, как они, эти недомолвки друзей, которые чем-то там заняты, что-то делают, к чему-то готовятся — и явно не к урокам… Как же я хочу быть просто Гарри! Не «Поттером Великим», Мальчиком-который-выжил-никто-не-знает-как-и-зачем, а просто мальчиком Гарри, которого не пугают до обморока дементоры, которому в спину не дышит Воландеморт, который имеет право просто жить своей жизнью…»

Ворочаясь в кровати, он, наконец, подумал, что завтра, когда он проснётся, его будут ждать три толстых сочувственных письма… На этой утешительной мысли Гарри провалился в сон, заглушивший, отогнавший прочь всё, что его тревожило.

Проснувшись поутру, Гарри долго лежал в кровати и вспоминал, что стряслось вчера. Солнце весело светило сквозь занавески, и казалось, что вчерашнего кошмарного вечера не было вовсе. Странно, но никаких неприятных ощущений у мальчика не было, даже спина совсем не болела. Ещё больше его порадовало, что не болела голова. Гарри почувствовал, что проголодался и встал. Хоть он и понадеялся вчера, что Хедвига принесёт ответы от друзей утром, на самом деле он понимал, что вряд ли это произойдёт так скоро. Именно поэтому он даже не обратил внимания, что… никакой птичьей клетки на столе вообще не было. Его больше интересовало, как поживает Дадли после вчерашнего, перестал ли злиться дядя Вернон, и может ли он, Гарри, рассчитывать на завтрак, хотя бы в благодарность за совет дать Даддерсу шоколадку. Поспешно одевшись, мальчик отправился на кухню. Тётя Петуния стояла у плиты и готовила завтрак.

— Доброе утро, — осторожно, с намёком в голосе на сожаление о вчерашнем, поприветствовал её Гарри.

— Доброе утро, — кивнула тётя, не поворачиваясь. Вполне миролюбиво.

Мальчик перевёл дух.

— Как Дадли?

— Почему ты спрашиваешь? — миссис Дурсли умудрилась выразить недоумение даже спиной. — С ним всё нормально. …Или я чего-то не знаю? — тут она всё-таки обернулась и подозрительно взглянула на племянника.

— Нет-нет, тётя Петуния, я просто так спросил, — Гарри замотал головой, а сам подумал: «Ну, раз она не хочет говорить о вчерашнем, значит, с её ненаглядным Дадличкой и вправду порядок».

— Ешь.

Она поставила перед ним тарелку. Яичница с беконом. Вполне нормальная порция, вовсе не микроскопическая. Уже тут Гарри мог бы заподозрить что-то, но он очень хотел кушать, поэтому просто схватил вилку и кусок хлеба…

…И хорошо, что он успел всё смести с тарелки, когда к завтраку явился Дадли. Иначе ему кусок поперёк горла встал бы. Вместо вчерашнего перекачанного боксёра-тяжеловеса, за стол плюхнулся точно такой же жиртрест, какой был года два назад.

— Привет, — угрюмо, но не злобно, хрюкнул Дадли. — Чего ты на меня вылупился? Мам, я голодный.

— Сейчас-сейчас, пирожочек мой, — заворковала тётя Петуния, бросаясь за сковородой.

Гарри, очень удивлённый, поспешил исчезнуть из кухни, не забыв, впрочем, поблагодарить тётю. А в своей комнате он огляделся уже внимательнее, начиная тревожиться. И заметил, что нет совиной клетки. Мальчик едва не бросился назад, к Дурсли, с вопросом, куда и зачем они её убрали, но вместо этого он на ослабевших от предчувствия ногах подошёл к своему школьному сундуку и открыл крышку. Гарри не поверил глазам: там было всё, как обычно. Скомканные мантии, зимний плащ, шляпа… учебники, свитки, перья…

ВСЁ, кроме… его метлы. Мальчик со стоном рухнул на кровать, он решительно не понимал, что же произошло. Последняя надежда вспыхнула в его мозгу, и он бросился к подкроватному ящику. Там, под отставшей фанерой, он прятал самые главные свои сокровища: письма от друзей и плащ-невидимку. Но надежда разлетелась вдребезги. Тайник был пуст. Причём, было пыльно так, словно ничего там и не лежало. Никогда. В отчаянье Гарри закрыл лицо ладонями… И тут — последний удар. Никакого шрама под пальцами на лбу. Волшебник (ну, хоть это осталось прежним!) метнулся к шкафу, распахнул дверцу и уставился на себя в зеркало. На вид ему, как и Дадли, было года на два меньше. Вообще-то, внешность его не слишком изменилась за то время: всё те же взлохмаченные чёрные волосы, ярко-зелёные глаза, круглые очки. Только теперь совершенно обычный лоб, без каких-либо отметин. И тут мальчишка вспомнил, как отчаянно он вчера хотел стать «просто Гарри»… Что ж, не зря, видно, говорят «опасайтесь своих желаний: они могут исполниться». И кому он теперь нужен, «просто Гарри»?!

Мальчик без сил рухнул за письменный стол, схватил первый попавшийся лист бумаги и ручку (пергаменты и перья он привык убирать в сундук, на всякий случай, чтобы не раздражать вошедших в его комнату Дурсли, хотя своими визитами они его обычно не баловали). Если действительно он стал не только «просто Гарри», но и вернулся во времени на два года назад, а сомнений в этом чуде у него почти не осталось, то… То — что? Ручка торопливо побежала по бумаге, едва успевая «отлавливать» мечущиеся в мозгу вопросы: «Нет шрама — нет Воландеморта. Нет вообще, или он охотится теперь на другого бедолагу вместо меня? Дурсли, похоже, нормально ко мне относятся, это хорошо. Нет метлы — я не играю в команде??? УЖАС!!! Нет писем от Рона и Гермионы — а это ЧТО значит??? Я с ними… — это он даже написать до конца не смог. — Где мой плащ-невидимка??? Совы у меня тоже нет, значит… Хагрид со мной не…»

Тут он опять не дописал и выронил ручку. Сколько всего у него теперь нет… Гарри уставился на жуткий перечень своих потерь и горько усмехнулся: «Хотел стать Просто-Гарри-без-всякого-шрама? Вот, получи-ка! Друзей нет, квиддича нет, даже Хедвиги нет… И, наверняка, «особого отношения» учителей и ректора, которое так всех бесило, тоже нет. А что есть? Нормальное отношение семейки Дурсли! Не сойди с ума от счастья, Гарри-без-шрама».

Мальчик опять вскочил и принялся ходить туда-сюда по комнате: «Думай, Гарри, думай… Разве всё потеряно? Я же теперь на самом деле имею право на спокойную жизнь без всякого Воландеморта! Друзья? Я снова подружусь с ними! Квиддич? Я хорошо играю и смогу войти в команду! Я теперь не обязан искать всякие приключения на собственную… э-ээ… голову. Ну, если честно, я и раньше не обязан был… Так, в чём моя сила? Эх… Я знаю, что должно произойти в этот год. И в следующий. Надо этим воспользоваться. Стоп, а что произойдёт в этом году? — он приложил ладонь ко лбу. Так непривычно было НЕ ощущать шрам… — СИРИУС! Мерлинова борода! Сириус Блэк сбежал из Азкабана! Весь магмир на ушах стоял из-за этого! Да и в магловских новостях тоже твердили о сбежавшем убийце. А сейчас? Надо узнать. Так, что же ещё… О нет… Тётка Мардж! Это из-за её гнусных намёков о моих родителях я вышел из себя. Если она приедет, и я опять потеряю контроль над своей магией… Я точно вылечу из Хогвартса, за «просто Гарри» заступаться никто не будет. Так, ладно. Продержаться бы до Хогвартса, там-то будет легче…»

…Зря он так думал.

Легче оказалось именно с Дурсли, которые относились теперь к Гарри без злобы и ненависти, а просто равнодушно. Конечно, если надо было что-то сделать или помочь, тётя с дядей просили его, а не сыночка, но это были действительно поручения, а не приказы. Дадли теперь не пытался его отлупить при каждом удобном случае, а просто не замечал, как и (чаще всего) его родители. Ну, разве что, толкнёт толстенным плечом, идя мимо, так, что кузен отлетает прочь как мячик, но по сравнению с тем, что Гарри терпел раньше — это были сущие пустяки. Теперь у него была даже собственная одежда и обувь, а не только то, что больше не налезало на двоюродного братца. Так что, в целом, жизнь на Тисовой стала для Гарри вполне терпимой. Через несколько дней из Хогвартса пришло письмо, в котором, кроме обычных извещений, находился и бланк разрешения посещать Хогсмид. Не зная, чего ожидать, Гарри понёс его на подпись мистеру Дурсли.

— Дядя Вернон… — осторожно позвал мальчик, оставаясь на безопасном расстоянии от толстяка, который расположился с неизменной газетой в гостиной на диване.

Широкая физиономия мистера Дурсли, недовольно шевеля усами, показалась из-за газетного разворота.

— Чего тебе? — буркнул он.

Всё-таки мальчик ещё не привык к иному отношению: раньше дядя Вернон начал бы орать, даже не разобравшись, что к чему.

— Можно вас попросить подписать вот это? — Гарри подал ему бланк и ручку.

— Ну-ка, что это ещё за?.. — дядя взял лист и стал читать вслух: — «Своею подписью я удостоверяю…» Ишь ты, «удостоверяю»! — мистер Дурсли довольно улыбнулся, он очень любил канцелярские обороты. — «…что студенту третьего курса Школы Чародейства и Колдовства Хогвартс…» — а вот тут он нахмурился и опять пошевелил усами. Гарри замер, боясь даже вздохнуть. — «…Гарри Дурсли…»

Тут юный волшебник едва не заорал в голос: «ЧТО-О-О?!» но, хотя ему чудовищным усилием воли (натренированной прежними Дурсли) и удалось смолчать, он всё-таки содрогнулся, и дядя Вернон это заметил.

— Чего трясёшься? Как будто тебя наша фамилия чем-то не устраивает. Интересно, как надо было тебя регистрировать, если тебя подбросили нам на порог без единого документа, а? Гарри Джон Доу*? Мне самому не больно-то хотелось записывать тебя на мою во всех смыслах достойную фамилию, но Петуния уговорила. Она даже хотела, чтобы тебе вторым именем записали «Вернон», но тут уж я упёрся.

…При мысли, что он мог бы быть не просто Гарри Дурсли, хотя и этого хватит, чтобы гореть в Школе от стыда каждый раз, когда его будут так называть, но Гарри ВЕРНОН ДУРСЛИ, мальчик почувствовал, что его лоб-без-шрама залил холодный пот. «Я теперь настолько «просто Гарри», что даже не Поттер… Как бы мне вернуть всё обратно, а?! Обязательно спрошу у Гермионы!» — беспомощно думал он. Дядя Вернон тем временем стал читать дальше: «…Гарри Дурсли разрешено посещать по определённым дням близлежащую деревню Хог…-смид».

— И что? — дядя принялся сверлить его подозрительным взглядом.

— И всё, — вздохнул Гарри не-Поттер. — Просто подпишите. Пожалуйста.

— В чём подвох?

— Никакого подвоха. Просто я вместе с другими ребятами буду ходить прогуляться за территорию школы.

— И что вы там будете делать?

— Не знаю. Я же там никогда ещё не был. Наверное, просто гулять.

Мистер Дурсли задумчиво разглядывал лист в руке.

— Ладно, — вымолвил он после очень долгого молчания, — только ты должен пообещать…

Гарри чуть сознание не потерял от изумления: «Ладно? Он сказал «ладно»?! Вот просто так подпишет?! О Мерлин, да я почти люблю этих Дурсли!!! Хотя, я ж теперь тоже… Дурсли, такой же, как они…»

— Да, дядя Вернон.

— …Пообещать вести себя прилично и не позорить мою фамилию. Достаточно и того, что её носит к… ко…

— …Да, дядя, я понял. Я очень сожалею об этом, — очень искренне сказал мальчик.

— Ну-ну… — мужчина опять неодобрительно пошевелил усами… и поставил на бланке свою очень официальную, под стать министру какому-нибудь, подпись. — Так, теперь вот что.

Гарри протянул руку за листом, но дядя не отдавал его.

— Завтра приезжает моя сестра Марджори. Я очень не хочу, чтобы она опять сердилась и расстраивалась из-за тебя. Поэтому ты должен как можно меньше попадаться ей на глаза. Я кое-что сделал для тебя, — помахал он подписанным бланком, — поэтому уж расстарайся, парень. В идеале, вообще не выходи из комнаты всю неделю, пока она будет здесь гостить.

Мальчик неистово кивал, он и сам не хотел видеться с тёткой, прекрасно помня, что произошло… в тот раз.

— М-может, вы меня запрёте?

Гарри сам не ожидал, что скажет это. Решительно, его жизнь перевернулась с ног на голову: он сам просит Дурсли посадить его под замок! Дядя Вернон, похоже было, тоже так подумал:

— Запереть тебя? Хм… Мысль хорошая. Но ты сделаешь вот что. Там, в коридоре, висит ключ от твоей комнаты. Закрывайся сам. Быстренько сбегал… куда тебе надо — и снова закрылся. Понял?

— Да, дядя.

Гарри получил подписанное разрешение и вихрем унёсся в свою комнату, прихватив из коридора ключ.

Таким образом, визит «тётушки Мардж» прошёл для Гарри почти безболезненно. Конечно, встречать её пришлось всем Дурсли полным составом и, как только её туша явилась на пороге, тётя Петуния больно ткнула племянника в спину, чтобы он забрал чемоданы гостьи и отнёс их наверх. Гарри так и сделал, хотя багаж весил, наверное, целую тонну. После этого он нырнул в свою комнату, закрылся и перевёл дух. Всю неделю ему приходилось вставать рано-рано, чтобы, осторожно озираясь, скользнуть в туалет, потом в ванную комнату, потом быстренько (опять же, прислушиваясь, не затопает ли кто наверху) метнуться на кухню, позавтракать — и успеть спрятаться до того, как проснётся гостья. Ну, а поздно ночью, точно так же крадучись, он выбирался поужинать. Конечно, Дадли, который был тётиным любимцем, перепадали от неё и подарки, и карманные деньги, но для Гарри самым лучшим и драгоценным подарком стало то, что она не вспомнила про его существование до самого отъезда.

Наконец, Мардж отбыла восвояси, а из уважения к ней (хотя, может, от радости, что она не загостилась), чемоданы тащил вниз сам Вернон, вместе с сыном, который явно рассчитывал получить с тётки на прощание ещё пару фунтов. Так что, Гарри высунул нос из комнаты только когда дверь за гостьей захлопнулась.

До начала учебного года оставалось не так уж много времени, и будущий третьекурсник Хогвартса забеспокоился, каким образом ему придётся теперь доставать всё то, что написано в списке для учёбы. Он знал, что в Банке волшебников «Гринготтс» есть — во всяком случае, раньше был — сейф с деньгами его родителей, точнее, отца. Но ведь теперь он не Поттер, и, наверняка, не имеет права на эти деньги. Тем более, что он понятия не имел, где взять ключ от этого хранилища. И что же ему делать? Неужели опять идти на поклон к дяде?! Конечно, разрешение для Хогсмида он подписал не протестуя, но ведь это ему ни пенни не стоило. А Гарри даже не знал, во что обойдутся все вещи и учебники в пересчёте на магловские деньги… Вообще-то, можно было бы узнать у Гермионы, родители которой были маглами, но, к своему стыду, Гарри не знал ни её адреса, ни телефона. Что ж, значит, придётся «просто Гарри» набираться наглости и идти к дяде…

Мальчик решил, что вечером после ужина, когда у мистера Дурсли обычно самое благодушное настроение, попытается заговорить об этом. Но разговор не понадобился: прилетевшая сова вручила мальчику письмо.

«Уважаемый м-р Г. Дурсли! По приезду в Хогвартс прошу Вас зайти в мой кабинет и получить Ваши учебники и принадлежности на учебный год по утверждённому списку. Всё оплачено из средств Совета попечителей Школы. С уважением, П. Помфри».

Гарри успокоился, но вечером всё равно пошёл в гостиную, где отдыхали дядя с тётей, он хотел наконец посмотреть новости и узнать, не сообщают ли о побеге «кошмарного убийцы» Сириуса Блэка. Нет, никаких объявлений не было. Он подумал, что побег не состоялся, и его крёстный по-прежнему сидит в Азкабане. Ему было жаль Сириуса, но он не мог не испытать облегчения, что никакие дементоры возле Хогвартса шнырять не будут.

…Первого сентября мистер и миссис Дурсли очень торопились: им нужно было отвезти племянника в Лондон на вокзал Кингс Кросс и ещё успеть потом на праздник в школу «Смылтингс», где сейчас учился Дадли, а раньше — сам Вернон. Поэтому они высадили Гарри у входа в вокзал, выгрузили его школьный сундук, торопливо помахали руками (точнее, отмахнулись), и тут же уехали. Мальчик нашёл тележку, водрузил на неё свой багаж и покатил к платформам 9 и 10, между которыми был барьер с проходом на невидимую для маглов волшебную платформу 9 и ¾.

Очень непривычно и неуютно чувствовал себя Гарри: совсем один, и среди маглов, и, похоже, среди волшебников. Он так привык, что в магмире с ним всегда рядом были друзья. Да ещё волнение за Сириуса нет-нет, да и царапало его сердце: как он там, в страшной тюрьме Азкабан? Неужели настолько замучен дементорами, что потерял сам себя? Быстро оглядевшись, мальчик пробежал через барьер между платформами и оказался в волшебном мире. Который раньше не сводил глаз со знаменитого Гарри Поттера, Мальчика-который-выжил, и которому теперь не было никакого дела до Гарри Дурсли.

Гарри шёл вдоль «Хогвартс-Экспресса», продвигаясь в толпе к последним вагонам. По пути он ещё успевал вертеть головой в поисках своих приметных друзей: рыжеволосого Уизли и взлохмаченной Грэнджер. Ну, вот, наконец-то он заметил длинного тощего Рона! Ни Гермионы, ни братьев рядом с ним не было, зато был Невилл Лонгботтом. Гарри радостно бросился к ним, но, присмотревшись, сбавил шаг: что-то в его однокурсниках было странное. Может быть, уверенный вид Невилла, которого Гарри привык считать застенчивым, робким, даже трусоватым? Или то внимание, с которым обращался к нему Рон, прежде едва замечавший его? «Ладно, разберёмся», — подумал Гарри и подошёл к однокурсникам:

— Привет, Рон, привет, Невилл. Как отдохнули? Рон, ты чего мне не писал? Со мной такое произошло, ты не поверишь…

Мальчик говорил торопливо, но, заметив почти одинаковое изумление на лицах приятелей, смолк. Они смотрели на Гарри так, как он сам смотрел бы на какого-нибудь совершенно незнакомого младшекурсника, вздумай тот поинтересоваться, словно старый друг, как он провёл каникулы. Или как если бы вдруг заговорил, к примеру, магловский фонарный столб.

— Привет, Гарри, — наконец, произнёс Рон, но голос его был каким-то очень неестественным. — Рад, что у тебя прекрасное настроение, но с чего бы я стал с тобой переписываться? — и он тут же снова посмотрел на Лонгботтома: — Невилл, ты не подумай, я не обещал Дурсли, что буду ему писать…

— Да ладно, — тон Невилла показался Гарри слегка высокомерным, — я и не думал. Привет, Гарри. Как жизнь? Как твои маглы? — и не дожидаясь ответов, он вновь заговорил с Роном: -…И вот, когда Августа привезла меня в Блэкпул…

Невилл продолжил что-то увлечённо рассказывать, Рон его внимательно слушал — и оба мальчика даже не смотрели больше в сторону Гарри. Тот совершенно растерялся и вдруг подумал, что он и Лонгботтом непонятно почему внезапно поменялись ролями. И точно: налетевший сквозняк откинул стильную чёлку со лба Невилла — там виднелся тонкий шрам в виде молнии…

— Шрам… — вырвалось у Гарри.

Невилл резко мотнул головой, вернув волосы на место, и сердито глянул на него:

— Ну, и что? Первый раз увидел? Да, я победил Того-кого-нельзя-называть, я выжил после его заклятья. Всё ещё завидуешь, Дурсли? …Пошли, Рон, скоро поезд отправится.

Лонгботтом и Уизли поднялись по лесенке в вагон. Гарри побрёл дальше, в самый хвост поезда. Нет, это решительно не укладывалось в его голове. Шрам — у Невилла. Лонгботтом — хогвартская знаменитость, Мальчик-который-выжил! Да и ладно, если бы только это. Но Рон! Как он мог?! Неужели его лучший друг был всегда рядом только потому, что он — знаменитый?! Не может быть. «Я обязательно поговорю с ним, — решил Гарри. — Я должен это выяснить! И странно, что нет Гермионы… Ладно, может, я просто её не заметил. Найду в Школе. Я поговорю с ней, она ужасно умная и наверняка мне всё объяснит».

Мальчик с облегчением нашёл пустое купе, уселся и отвернулся к окну, оставаясь наедине со своими очень невесёлыми мыслями. Поезд резко дёрнулся, и платформа с провожающими волшебниками поплыла назад. Гарри глубоко вздохнул. Хогвартс не отводил глаз от знаменитого Гарри Поттера, но, похоже, там вовсе не рады будут Гарри Дурсли.

Примечания:

*Джон Доу (англ. John Doe) — таким именем записывают в документах неопознанных мужчин, в том числе, неопознанные трупы. И, между прочим, англ. doe переводится как лань, самка оленя, так что такая фамилия «просто Гарри» подошла бы идеально)))

Дверь в купе вдруг открылась, Гарри вздрогнул и посмотрел на вошедших. Светловолосый парень, такой, какие всегда нравятся девочкам. Седрик Диггори, из Пуффендуя. Тот самый, который после Турнира погиб от заклинания Воландеморта. Из-за его плеча выглядывала миниатюрная когтевранка, Чжо Чжан. Она показалась Гарри такой красивой, что он чуть не забыл, как дышать. Мальчишка вскочил, чувствуя, что неудержимо краснеет. Он очень старался не смотреть на девочку, поэтому уставился на Диггори. А тот глянул на него, словно только что заметил:

— А ну, кыш отсюда… как-там-тебя… Освободи старшим купе.

Гарри не хотел конфликтовать с ловцом квиддичной команды Пуффендуя, которого прежде очень уважал. И вообще-то, этот парень погиб у него на глазах, а сейчас стоит пред ним живёхонький… Но и повиноваться, уронить себя при девочке, которая ему очень-очень нравилась, он тоже не мог. И чтó ему было делать? Гриффиндорец быстро глянул на Чжо: она даже не удостаивала его взглядом, смотрела только на Седрика. Сердце Гарри больно сжалось, и он понял, что обратиться к ней у него язык не повернётся. Но тут он заметил позади неё ещё одну девочку. Нет, это была не Гермиона, но и она, наверняка, тоже хорошо относилась к Гарри Поттеру, потому что… Потому, что почти все хорошо относились к Гарри Поттеру. Кажется, её имя Луна Лавгуд. «Она, конечно, странноватая, но, надеюсь, не будет на меня нападать только потому, что я не Поттер», — подумал Гарри, и сказал, заставив себя дружелюбно улыбаться:

— Я так понимаю, вы ищете свободные места? Чжо, Луна, присаживайтесь сюда, я надеюсь, я вам не помешаю. Но если мешаю, то я уйду.

Проявив такое радушие, он «обезоружил» готового к конфликту Диггори, а девочкам, к которым он обратился, ничего другого не оставалось, кроме как сказать «Да ничего, ты не помешаешь». Гарри пересел к двери. Седрик и Чжо расположились у окна, а напротив гриффиндорца оказалась Луна. Так они и ехали всю дорогу. Лавгуд внимательно оглядела Гарри с головы до ног, словно определяя, к какому роду существ он принадлежит. Видимо, она не нашла в нём ничего интересного, потому что уткнулась в журнал. Диггори и Чжан не сводили друг с друга взглядов и говорили очень тихо, а Гарри смотрел в пол, лишь изредка, помимо своей воли, он взглядывал на хорошенькую когтевранку, любуясь её изящным профилем и блестящими, гладкими как шёлк чёрными волосами. И каждый раз он ощущал болезненный укол в сердце, потому что девочка глядела не на него и улыбалась тоже не ему…

Наконец «Хогвартс-Экспресс» прибыл на станцию Хогсмид, и Гарри с огромным облегчением выскочил на перрон одним из первых. В сгущающихся сумерках все курсы, кроме первого, почти не переговариваясь — уже наболтались в поезде, да и просто устали, — плотной толпой пришли к каретам. Гарри знал, что в них впряжены фестралы, странные жутковатые существа, похожие на мумии лошадей, только с перепончатыми, как у летучей мыши, крыльями и хищными клыками, но опять их не видел, потому что видеть фестралов мог только тот, кто видел смерть человека и осознавал это. Все же остальные пребывали в уверенности, что кареты двигаются сами по себе. Гарри ухитрился попасть в ту же карету, где ехал Рон, но поговорить с ним не смог, потому что Уизли, по-прежнему не замечая его, всё внимание уделял только Лонгботтому, а тот, в свою очередь, принимал это внимание как должное. Также в этой карете оказалась и сестра Рона Джинни. Гарри почти не удивился, что девочка, хоть и робко сидела в уголке, всю дорогу не сводила взгляд с Невилла и ни разу не посмотрела не только на Гарри, но даже на собственного брата.

В Большом Зале замка Хогвартс все ученики расселись за столы своих факультетов, понаблюдали за церемонией Распределения первокурсников и выслушали перед ужином традиционную речь ректора, профессора Дамблдора. Этот знаменитый волшебник, хотя и был очень старым, всегда производил впечатление бодрого и энергичного человека. У него были длинные серебристые волосы, седая борода длиной ниже пояса, очки в виде полумесяцев и сильно искривлённый нос. Его часто называли самым великим волшебником столетия, но уважали его не только за это. Невозможно было не доверять Альбусу Дамблдору, и Гарри смотрел на него, аплодировал вместе с другими учениками и чувствовал, что немного успокаивается.

— Добро пожаловать! — возвестил Дамблдор, сияя бородой в свете свечей. — Добро пожаловать на ещё один учебный год в Хогвартсе! Я должен сообщить вам некоторые новости, вам всем, и, поскольку они весьма важные, я хочу покончить с ними перед тем, как вы начнёте наслаждаться нашим великолепным пиршеством…

Ректор откашлялся и продолжил:

— Новости эти по большей части приятные. Я с радостью представляю вам новых преподавателей в этом году. Во-первых, это профессор Ремус Люпин, любезно согласившийся занять место преподавателя Защиты от Тёмных сил.

Раздались жидкие, без энтузиазма, хлопки: профессор Люпин, который встал с места и смущённо поклонился, выглядел очень непредставительно на фоне остальных учителей в парадных мантиях.

—…И ещё одно изменение в преподавательском составе, — продолжил Дамблдор, когда жидкие аплодисменты в честь профессора Люпина смолкли. — С сожалением извещаю, что профессор Кеттлбёрн, наш преподаватель Ухода за Магическими Существами, вышел на пенсию в конце прошлого года, чтобы спокойно уделять больше времени своим выращиваемым конечностям. И мне очень приятно сообщить, что это место будет теперь занимать не кто иной, как Рубеус Хагрид, согласившийся совместить учительскую работу со своими обязанностями привратника.

Ученики в изумлении переглядывались. Затем нового профессора наградили бурной овацией, Гарри тоже хлопал вместе с остальными гриффиндорцами, и обратил внимание, что Невилл даже встал, аплодируя, и тут же, словно по команде, многие повскакали вслед за ним. Дурсли нахмурился и вновь оглядел стол. Гермионы по-прежнему не было видно: «Мерлин, да куда ж она делась?! И вот именно тогда, когда она мне нужнее всего!..»

Хагрид, который, даже и не вставая, был выше всех остальных учителей, махал огромной ручищей, его раскрасневшееся лицо в зарослях волос, бровей, усов и бороды сияло широкой улыбкой.

— Ну, что ж, — улыбаясь, воздел руки Дамблдор, — думаю, с новостями покончено. Да начнётся пир!

Золотые тарелки, блюда и кувшины на столе наполнились разнообразнейшими яствами и напитками. Гарри, внезапно сообразивший, что безумно голоден, навалил в свою тарелку всего, до чего только смог дотянуться, и начал есть. Все блюда были очень вкусными, зал наполнился бормотанием приглушённых едой голосов, смешками и звяканьем ножей, вилок и ложек.

Когда же последние крошки тыквенного пирога были сметены с золотых тарелок, Дамблдор возвестил, что всем пора отправляться спать, и сытые, полусонные ученики поплелись в расположения своих факультетов. Когда Гарри в числе самых последних ребят добрался до спальни, он заметил, что Шеймус, Дин и Невилл уже улеглись в свои кровати, занавеси были задёрнуты. Рон сосредоточенно надевал пижамную куртку. Гарри подошёл и тихо его окликнул:

— Рон… Я могу с тобой поговорить?

Уизли обернулся, как ошпаренный:

— Дурсли? Ты в курсе, что пора спать?

— Я знаю. Но мне нужно поговорить с тобой.

Рон смотрел на Гарри с таким растерянным выражением на лице, как будто хотел что-то вспомнить, но никак не мог понять, что именно.

— Ну, говори, раз уж тебе так нужно… — наконец, выдавил он из себя. — Ты какой-то странный, Гарри. Ведёшь себя так… Ты, часом, головой не ударялся на каникулах?

Вспомнив, что действительно ударился макушкой об оконную раму, Гарри невольно потёр голову. …Или он только через два года ударится? Мерлин, иногда Рон ТАКУЮ интуицию показывает, все прорицатели во главе с Трелони отдыхают…

— Я просто кое-чего понять не могу… Например, где Гермиона?

Рон вытаращился в искреннем непонимании:

— Какая ещё Гер-ми-она? И почему Я должен знать это?

Теперь изумился и Гарри:

— Гермиона Грэнджер. Лучшая ученица курса. И на…

Рон прервал его, презрительно фыркнув:

— Вот ещё, «лучшая ученица»! Все знают, что на нашем курсе лучше всех учится Невилл! …Погоди-ка… Как, ты сказал, её фамилия? Грэнджер? А-а, была, была такая девчонка. Вечно лохматая такая… Из маглорожденных.

Гарри радостно кивнул и хотел было начать расспрашивать о подруге, но Рон сказал:

— Только она даже первый курс не закончила. На неё тролль напал. Не помнишь, что ли? На Хеллоуин. Она пряталась в девчачьем туалете, а тролль туда зашёл на её рыданья…

— И что?! — вскрикнул Дурсли.

— Ну, и что-что… Разъярился и давай своей дубиной махать… Учителя прибежали, еле справились с ним, да только поздно. Ну, мадам Помфри, конечно, подлечила её, как могла, а потом её в Мунго отправили.

— И что? — опять повторил Гарри, не в силах поверить услышанному.

— И то, что она больше в Школе не появлялась.

— Н-ну, она хоть… жива?

— Да вроде бы, — безразлично пожал плечами Рон. — Это всё, что ты хотел знать?

— Нет, погоди. Рон, скажи мне ещё…

—…Слушай, Дурсли, я, конечно, терпеливый человек, но всему же есть предел! — внезапно рявкнул Уизли, хотя тут же понизил голос и огляделся, не разбудил ли кого. — Я тебе не «Рон»! Так зовут меня только мои друзья, а ты к ним не относишься, не понял разве?! Так что, будь любезен… Моё имя — Рональд.

Гарри отшатнулся, словно от удара, но всё-таки заставил себя задать прямой вопрос:

— Значит, ты… не дружишь со мной?

— Ха, с чего мне с тобой дружить? Кто ты такой?

— Просто Гарри, — чётко и спокойно вымолвил мальчик, а потом стиснул зубы и сжал кулаки. «Вот вернусь обратно, устрою тебе, Рональд, — внезапно вспыхнула в его голове гневная мысль, но тут же сменилась другой: — Если только вернусь…»

— Вот именно, «просто Гарри». Таких ребят, как ты, полно в Школе. И ты даже не чистокровный волшебник. Не знаю, почему Малфой в тебя вцепился…

— Малфой?! Драко Малфой?! — не сдержался Гарри: да уж, поразительные новости о его теперешней жизни в магмире всё не заканчивались. Он вообще-то догадывался, что и здесь его родители погибли, и его из-за фамилии считают маглорожденным, но чтобы его закадычный враг-слизеринец был…?!

— Малфой, Малфой! — передразнил его Уизли. — Драко Малфой. Можно подумать, в Хогвартсе Малфоев пруд пруди…

— И, что, он… дружил со мной?!

— Ну, ты точно с дуба рухнул, Дурсли… Да вы весь первый курс чуть не за ручку ходили, весь Хогвартс потешался! Мы уж думали, ты свою кровать в слизеринское подземелье захочешь перенести и там, у входа, поставить… Или Малфой свою кровать водрузит возле картины Полной Леди… И ты этого не помнишь?

— Не помню, — растерянно вымолвил Гарри, — я, оказывается, много чего не помню, связанного со мной… Зато помню что-то, о чём ты, например, и знать не знаешь.

— Странный ты. И даже не помнишь, как Фред с Джорджем балдахин твоей кровати в честь твоей дружбы со слизеринцем перекрасили в зелёный цвет?

— Чего-о? — мальчик вздрогнул и бросил взгляд на свою кровать. Нет, занавеси так и были малиновые. Рон заметил это и усмехнулся:

— Это Невилл за тебя заступился. Сказал им, и они вернули цвет, как было. …Ну, может, хватит меня допрашивать, а?

— Ладно, извини. Рональд, — заставил себя сказать Гарри и пошёл к своей постели. — Спокойной ночи, — пробурчал он, не поворачиваясь.

Рон молча скрылся за занавесками.

…Дурсли переоделся в пижаму, улёгся и укрылся одеялом. Уставился в непроницаемую чернильную темноту за окном. Он в своей такой знакомой, удобной кровати, в своём родном Хогвартсе, среди таких же, как он, волшебников… Вроде бы, всё должно быть как всегда. Он просто ДОЛЖЕН был чувствовать покой и облегчение! Но ничего подобного. Мысли по-прежнему метались в голове, как муравьи в потревоженном муравейнике. Почему же, почему, во имя Мерлина, его желание стать «просто Гарри» внезапно исполнилось?! Ведь он и раньше сколько раз мечтал избавиться от шрама и от Воландеморта в придачу — но ничего не происходило. За что это ему?! И, главное, что теперь делать. На Тисовой он надеялся, что приедет в Хогвартс, встретится с Роном и Гермионой — и всё само решится, как почти всегда решалось, друзья будут рядом, и ему будет легче. А оказалось… Гермионы вообще нет, и хотя Рон по-прежнему верный друг Мальчика-который-выжил, да только мальчик-то этот вовсе не он… И легче ему не становится.

Наконец, Гарри провалился в сон. Ему показалось, что он только-только успел закрыть глаза, как раздался бодрый — и очень громкий — голос старосты Перси Уизли:

— Подъём, подъём, джентльмены! Третий курс, встаём, встаём, учёба вас заждалась!

Зевая во весь рот, но всё ещё не открывая глаз, Гарри добрался до умывальника и только там проснулся, когда умылся холодной водой.

…Усевшись за стол в Большом Зале завтракать, мальчик невольно искал взглядом Рона. Нашёл его, конечно же, возле Лонгботтома, и подавил вздох, даже немного рассердившись на себя: «Да уж, от старых привычек не так-то просто избавиться… Думай, Гарри, думай, как тебе теперь жить без прежних друзей…» Он посмотрел в расписание. Только этого ему и не хватало для полного счастья: Зельеварение, два самых первых урока в новом учебном году в обществе «обожаемого» профессора Снейпа! А ведь, как говорится, как год начнёшь…

Расстроенный Гарри допил сок, подхватил свою сумку и побрёл в подземелье. Шёл он очень медленно, как можно дальше оттягивая встречу с преподавателем, который ненавидел его и его отца, и никогда не упускал возможность сделать, или хотя бы сказать, Гарри какую-нибудь гадость. Почему-то мальчик был уверен, как бы сильно ни изменилось отношение к нему всего магмира, отношение Снейпа не изменится ни на волос.

Оказавшись перед дверью в класс, он глубоко вздохнул, тихонько открыл её и скользнул внутрь. В классе царила вполне рабочая атмосфера, ничего общего с напряжением и страхом, к которым Гарри привык на уроках Зельеварения. Ученики, разбившись на пары, раскладывали инструменты и разжигали палочками горелки под котелками на столах, тихонько переговариваясь, а за учительским столом восседал и со снисходительной улыбкой наблюдал за происходящим… вовсе не Северус Снейп. Там находился совершенно не знакомый Гарри волшебник, пожилой, низенький, толстый, с лысой, как коленка, головой и роскошными усами, пышности которых позавидовал бы даже дядя Вернон.

— Не стойте в дверях, молодой человек, — мягко пророкотал учитель, устремив взгляд выпуклых блестящих карих глаз на оторопевшего Гарри, — проходите же, ждём только вас!

Класс захихикал, поглядывая на мальчика, тот покраснел, втянул голову в плечи и устремился к дальнему столу, единственному, где было свободное место. Оказавшись там, он со вздохом облегчения плюхнулся на стул, сбросил сумку и только тогда глянул, кто будет его напарником. Гарри Дурсли едва не вскочил снова, осознав, что на него смотрит с не меньшим изумлением… Драко Малфой, собственной беловолосой бледной персоной.

— П-привет, — растерянно пробормотал Гарри.

— Привет, — отозвался Драко, удивлённо, но без ненависти, — вот уж не ожидал, что ты захочешь со мной работать.

«Да я сам много чего в Хогвартсе не ожидал», — чуть не брякнул гриффиндорец, но смолчал, лишь неопределённо пожал плечами, и полез в сумку за учебником.

Не знакомый Гарри преподаватель выбрался из-за стола и, расхаживая по классу, принялся объяснять свойства зелья, которое надо будет сварить на уроке. Мальчик не хотел смотреть по сторонам, и уж тем более не хотел смотреть на напарника, поэтому он впился взглядом в усатого колдуна. Ему сразу стало понятно, что, может, этот учитель и не вышел ростом, зато, как преподаватель, был на голову, если не на две, выше Снейпа. Профессор объяснял спокойно, обстоятельно, подробно, и Гарри чувствовал, что всё прекрасно понимает и запоминает. От этого настроение у гриффиндорца слегка улучшилось, и, открыв нужную страницу учебника, он почти бодро спросил у напарника-слизеринца:

— Ну, давай, командуй, чтó мне делать? Нарезать крысиные хвосты или готовить порошок из пузырчатых мух?

— Давай, займись мухами, — кратко, по-деловому, сказал Драко, — только не рассыпь потом, после взвешивания.

— Ладно. …Кстати. Напомни мне, как зовут нашего нового препода?

— Профессор Гораций Слагхорн, — слегка удивился Малфой. — Только с чего ты взял, что он новый? Он в Хогвартсе стал преподавать чуть не одновременно с Дамблдором, ещё родителей моих учил.

— А… Снейп где? — всё-таки вырвалось у Гарри, хотя он вовсе не опечалился отсутствию «любимого» учителя.

— Кто-кто?

— Ну, Северус Снейп, ваш декан…

— Ты что-то путаешь. Деканом Слизерина тоже бессменно является Слагхорн. …Бери уже ступку и займись, наконец, делом, Гарри.

…И Гарри занялся делом. Теперь, когда он не боялся услышать над ухом язвительный тихий голос Снейпа и очередное «Десять баллов с Гриффиндора, благодаря вам, Поттер!», когда в учебник он заглядывал, только чтобы убедиться, что запомнил всё правильно, ему работать было очень легко и даже… приятно. Даже несмотря на напарника Малфоя, который, впрочем, сосредоточился на задании, работал сноровисто и к Гарри обращался только по делу. И всё-таки гриффиндорец удивился, что зелье у них получилось вполне хорошее, на твёрдую «выше ожидаемого». Не скрывая довольной улыбки, Гарри пошёл мыть инструменты, а вскоре к нему присоединился мрачный Рон. Слагхорн слегка покачал головой, заглянув в их с Невиллом котелок, и сказал:

— При всём уважении к вам, мистер Лонгботтом, сегодня я не могу поставить вам с мистером Уизли оценку выше, чем «удовлетворительно». К следующему уроку, будьте любезны, напишите полный разбор ваших ошибок.

Услышав такие слова, Гарри Дурсли улыбнулся ещё шире и подумал, что у профессора Слагхорна есть неплохие шансы стать его любимым учителем, и что Зельеварение, похоже, не такой уж отвратительный предмет.

— Весело, да?! — обиженным тоном проговорил Рон, бросая инструменты в чашу, куда извергала воду маленькая каменная горгулья. При этом, случайно или нарочно, он чуть не угодил ножом Гарри по пальцам, тот едва успел отдёрнуть руку:

— Осторожнее!

—…Доволен, что Слагхорн поставил вам с Малфоем оценку выше, чем нам с Невиллом? Да тебе просто повезло, он всегда своим слизеринцам ставит выше оценки, а Малфой вообще у него в любимчиках.

— Ну, давай на следующем уроке напарниками поменяемся, — ухмыльнулся Гарри. — Спорим, у меня всё равно оценка выше будет?

— У тебя?! Да у тебя по всем предметам выше «удовлетворительно» сроду не было!

«Во как, — Гарри казалось, что он уже устал удивляться, — я ещё и тупым тут считаюсь…»

— Ну, так что ж ты боишься спорить, Ро-нальд? — его сарказм был почти снейповским. — Или ты боишься оставить Лонгботтома Великого даже на два урока? Так я присмотрю за ним, не волнуйся.

— Да ничего я не боюсь! — вспыхнул Уизли, которого всегда было легко «взять на слабó». — Невилл мой друг, и он очень умный. Уж поумнее некоторых!

— Да я и не сомневаюсь, — усмехнулся Гарри, — в его уме. Малфой, между прочим, тоже не дурак, — признал он. — Ты считаешь тупым меня. Я с этим не согласен. Так спорим?

— Спорим! — в азарте вскрикнул Рон, — я и без Малфоя зелье лучше приготовлю, чем ты! Невилл! Иди сюда, разбей!

Лонгботтом, насторожённо поглядывая то на Рона, то на Гарри, подошёл:

— О чём спорим?

Дурсли подозвал Малфоя. Рон объяснил, о чём собрались спорить. Драко нахмурился, но ничего не сказал, лишь быстро сверкнул глазами на Рона, охваченного азартом, потом на Гарри. Двое гриффиндорцев сцепили руки, и третий «разбил».

После обеда третьекурсники Гриффиндора сгрудились у подножия Главной лестницы. Они должны были идти на самый первый урок Прорицаний, но оказалось, что никто не знает, где этот класс. Никто? Да как бы не так!

…Почти все ученики с надеждой посматривали на Невилла, но едва только он вымолвил, что надо бы спросить у старост, как Гарри деловито поправил сумку на плече и громко сказал, ни к кому не обращаясь: «Пошли за мной». Он двинулся вверх по лестнице и не оглядывался. Гриффиндорцы озадаченно смотрели то ему в спину, то на Лонгботтома. А тот, с такой же растерянной физиономией, глянул на Уизли:

— Как думаешь, Дурсли совсем спятил, или, наоборот, на него озарение нашло в каникулы? Можно ему верить, а?

Рон пожал плечами… и поспешил за Гарри, пока тот ещё не скрылся из виду. Остальные потянулись следом.

Щуплый, взъерошенный черноволосый мальчишка шёл уверенно, возглавляя стайку гриффиндорцев. Он поначалу очень хотел обернуться, чтобы увидеть, идут ли за ним, но сдержался, а потом услышал торопливые шаги позади. Гарри незаметно перевёл дух: ему всё-таки поверили. Он вскарабкался вверх по ступенькам крутой спиральной лестницы, ведущей к кабинету Трелони, и, изо всех сил сохраняя безучастный вид, остановился под круглым люком. Постепенно площадка заполнилась учениками.

— И куда дальше? — протолкался вперёд Невилл. — Куда ты нас привёл, Гарри?

— К кабинету Прорицаний, куда ж ещё. А ты шёл в другое место?

— А ГДЕ кабинет-то?

Гарри усмехнулся и показал наверх. Люк открылся, на площадку опустилась изящная светящаяся лесенка. Все ахнули от неожиданности. Дурсли слегка улыбнулся, он-то хорошо помнил стремление к театральности профессора Трелони, и повёл рукой:

— После Вас, мистер Лонгботтом.

Кабинет Прорицаний вообще не выглядел как учебный класс, скорее, он походил на некую смесь будуара и старомодной чайной лавки. Около двадцати маленьких круглых столиков были расставлены там и сям, в окружении кресел и пуфиков, обитых ситцем. Занавеси на окнах были плотно задёрнуты, светильники-торшеры были обвиты тёмно-красными шарфами, отчего вся комната была полуосвещена тусклым, красноватым светом. Было тепло и душно, под заставленной фарфоровыми безделушками каминной полкой полыхал огонь, источая тяжёлый, пряный аромат, на огне кипятился большущий медный чайник. На полках по стенам всей комнаты были как попало свалены связки свечей, потрёпанные карточные колоды, пыльные птичьи перья, множество хрустальных шаров на подставках и бесчисленные чайные чашки с блюдцами и без. Ученики столпились в середине класса, тихо перешёптываясь:

— И где же учитель?

Из густой тени возле камина внезапно поплыл голос, глухой, слегка дрожавший — очень таинственный.

— Добро пожаловать. Как приятно видеть всех вас наконец-то наяву.

На освещённое место, словно на сцену, прошествовала обладательница этого голоса. Профессор Трелони была невысокой, очень худой пожилой колдуньей, огромные круглые очки в несколько раз увеличивали её глаза, она куталась в полупрозрачную шаль, усыпанную блёстками. Множество бус и цепочек обвивали её тоненькую шею, а руки были унизаны бесчисленными браслетами и кольцами.

— Присаживайтесь, дети мои, присаживайтесь, — плавно повела она рукой, и ученики рассыпались по классу, взобрались на кресла или попáдали на пуфики. Гарри примостился на кресле неподалёку от Невилла, ему было очень интересно, будет ли Трелони пугать и эту знаменитость, как в своё время пугала его.

— Добро пожаловать на урок Прорицаний, — преподаватель почти утонула в глубоком кресле у камина. — Меня зовут профессор Сивилла Трелони. Не удивляйтесь, что вы никогда не встречали меня прежде. Я обнаружила, что слишком частые погружения в школьные будни затуманивают моё Внутреннее Око.

Никто не вымолвил ни слова на такое необыкновенное вступление. Гарри понял, что она говорит ровно те же фразы, что и тогда. Он тщательно закрыл рот ладонью, чтобы даже улыбки его не было видно. Профессор Трелони поправила складки шали и продолжила:

— Итак, вы избрали для изучения Прорицание, самое трудное из волшебных искусств. Должна сразу предупредить, что если у вас нет Вѝденья — я мало чему смогу вас обучить. Даже учебник едва ли позволит вам далеко продвинуться, если вы не обладаете Даром Видеть. Множество колдунов и волшебниц, признанно одарённых в испускании громких хлопков палочками, в изготовлении вонючих микстур, во внезапных исчезновениях, оказывались не в силах проникнуть за завесу тайны Будущего. Этот Дар присущ очень и очень немногим, — профессор Трелони сделала многозначительную паузу, а потом продолжила вещать, переводя мерцающий сквозь огромные очки взгляд с одного удивлённого лица на другое: — В этом году мы будем открывать основные методы предсказаний. Первую четверть мы посвятим чтению чайных листьев. Затем будем изучать гадание по руке. …Кстати, дорогая, — она внезапно наставила унизанный кольцами палец на Парвати Патил, — остерегайтесь человека с красной головой.

Парвати быстро взглянула на Рона, который сидел как раз позади неё, и постаралась отодвинуть свой пуфик подальше.

— …К сожалению, перед Новым годом кое-кто из здесь присутствующих покинет нас навсегда.

«Ну, вот, началось, — удовлетворённо подумал Гарри, но потом вдруг нахмурился: — Слова-то те же, да Гермионы, которая стала этим „кое-кем“, теперь нет. Старая Ворона ошиблась, или ..?»

В классе повисла очень напряжённая тишина, но профессор Трелони нисколько не встревожилась.

— …А вы, дорогая, — наставила она сверкающий перст на Лаванду Браун, которая, вздрогнув, замерла в ближнем кресле, — не будете ли столь любезны передать мне вон тот, самый большой, серебряный заварочный чайник?

Лаванда, не скрывая облегчения, быстро встала, сняла с полки указанный предмет и водрузила его на столик перед преподавательницей.

— Спасибо, дорогая. И, кстати… То, чего вы так боитесь, произойдёт в пятницу, 16 октября.

Девочка задрожала.

— Итак, я хочу, чтобы вы сейчас разбились на пары. Возьмите чашки с полок и подойдите ко мне, я их вам наполню. Затем сядьте и выпейте чай, весь, пока не останутся одни чаинки. Взболтайте оставшееся три раза левой рукой, затем переверните чашку на блюдце, подождите, пока не стечёт, затем передайте партнёру, чтобы он прочёл знаки. Толкование знаков находится на страницах пять-шесть в учебнике «Открывая Завесу Будущего». Я буду подходить, помогать и объяснять.

…Все ребята уселись с чашками по местам. Гарри, получив свою, сказал:

— Профессор Трелони, у меня нет партнёра.

Она уставилась на него сквозь свои огромные очки, помолчала, разглядывая, и промолвила:

— Что ж, дорогой мальчик, я сама прочитаю вашу чашку.

За его спиной послышался ехидный негромкий голос:

— А Гарри-то у нас тоже прорицатель, он узнал, где находится этот кабинет, хотя раньше тут никогда не был.

Со всех сторон послышалось насмешливое фырканье. Профессор Трелони более пристально уставилась на мальчика.

— …А ты, Рональд, наверное, думаешь, что всезнающий как раз ты, и поэтому предсказываешь, что я тут не был, — отозвался Гарри, не поворачиваясь, — только ты ошибаешься, я был здесь, и не раз.

— Довольно споров, юные джентльмены, — промолвила учительница, — допивайте чай и приступайте к толкованию Знаков. Откройте ваше сознание, мои дорогие, позвольте вашим глазам видеть сквозь мирское!

…Тяжёлый ароматный дым стелился по комнате, усыпляя и одурманивая. Гарри допил чай, опрокинул чашку на блюдце и подошёл к профессору. Она посмотрела в его чашку и покачала головой:

— Дорогой мой, у вас слишком простые знаки. Пусть вам их прочитает…

Она оглядела класс, встала и подошла к Невиллу и Рону.

— Вы, юноша, — Трелони протянула чашку Гарри Рону.

Ронову чашку она сунула в руки Гарри, а сама нетерпеливо выдернула посуду из пальцев Невилла. Профессор уткнулась в чашку Мальчика-который-выжил. Рон и Гарри переглянулись с совершенно одинаковыми коварными улыбками, мол, сейчас, я тебе напредсказываю… А Трелони тем временем медленно поворачивала добытую чашку и вещала:

— Вижу большую хищную птицу… Дорогой мальчик, смертельный враг распростёр над вами свои крылья… Вижу ещё хищных птиц, слетающихся к вам со всех сторон, земного хищника, крадущегося из прошлого, и маленькую змею, притаившуюся у самых ног… Враги скоро окружат вас, дорогой мой… И коварство… Вам угрожает коварство…

Весь класс замер, уставясь на учительницу, когда она, повернув ещё раз чашку, вдруг вскрикнула. Профессор Трелони рухнула в пустое кресло, зажмурившись и прижимая сверкающую руку к сердцу.

— Ах, мой дорогой мальчик… Бедный дорогой мальчик… Нет, милосерднее будет не говорить… Нет-нет, даже не спрашивайте меня…

— А что такое, профессор?! — тут же в один голос вскрикнули девочки. Все повскакали с мест и подбежали к ней, пытаясь заглянуть в чашку, которую всё ещё держала на отлёте её рука.

— Дорогой мой, — профессор Трелони драматично распахнула глаза и воззрилась на Невилла, — у вас Знак скорой смерти!

Гриффиндорцы вскрикнули чуть ли не хором, Невилл вскочил и побледнел, Рон уставился на него, чашка Гарри выпала из его руки и разбилась. Сам Гарри отступил назад, закрыв рот ладонью: хоть сцена казалась трагической, и испуг всех присутствующих, кроме преподавательницы, режиссёра этой драмы, был натуральным, мальчик знал, что за этим кроется и еле сдерживал смех.

— …Пожалуй, на сегодня закончим урок, — вымолвила профессор Трелони своим прежним потусторонним голосом. — Да, пожалуйста, соберите свои вещи.

Ученики в молчании составили чашки на стол рядом с ней, сложили книги и закрыли сумки. Все избегали смотреть друг на друга, а тем более на всё ещё бледного и растерянного Лонгботтома.

— До следующего занятия, — тихо попрощалась профессор Трелони. — И пусть удача будет с вами.

Всё так же молча гриффиндорцы поплелись вниз по лестницам, им предстоял урок по ещё одному новому предмету, Уходу за магическими существами. Ребята, встревоженные странной учительницей, то и дело посматривали на Лонгботтома, который, похоже было, всё ещё переживал предсказанное ему. Рон шагал рядом с ним, и вид у него был, словно он шёл в похоронной процессии. Гарри надоело тихо злорадствовать, всё-таки он был добрым мальчиком и понимал, что менее всего Невилл виноват в том, что шрам в виде молнии на лбу у него, а не у кого-то ещё. Он нагнал однокурсников и беспечно улыбнулся, хлопнув Невилла по плечу. Тот, конечно же, вздрогнул и покосился на Гарри, готовясь сказать что-то резкое, но Дурсли заговорил первым:

— Не бери в голову, Невилл. Старая Ворона только каркать и умеет. Это её манера вести урок. Как предсказатель она полный ноль. За всю жизнь она правильно предсказала… — он чуть запнулся, вспомнив хриплый неестественный голос Трелони, вещающий о возвращении Воландеморта, — …не больше двух раз. Ну, то есть, может, она и Видит что-то там, но толковать увиденное правильно у неё чаще всего не получается. …И если не веришь мне, — добавил он, отвечая на незаданный, но очевидный вопрос, — можешь спросить у любого старшекурсника. Трелони каждый год на первом уроке у нового класса предсказывает кому-нибудь нависшую смерть. И, между прочим, именно эти люди живут дольше остальных, так что не кисни.

Лонгботтом, приоткрыв рот, недоверчиво смотрел на него, потом резко сомкнул челюсти и широким шагом пошёл вперёд. Уизли замешкался:

— Ты откуда всё это знаешь, Дурсли? И почему мы должны тебе верить?

— Не должны, конечно, — с загадочным видом усмехнулся Гарри, — можете не верить. Бойтесь и дальше пустой болтовни, — и прибавил: — Я, вообще-то, уже устал удивляться всем вам, теперь, похоже, ваша очередь…

На веснушчатой физиономии бывшего (будущего?) друга мальчик ясно прочёл, что тот не понял последние слова. Рон мотнул головой и помчался догонять Невилла. Гарри невольно вздохнул и пошёл вместе с остальными по Главной лестнице к дверям Замка.

…Вчерашний дождь давно закончился, небо было чистым, бледно-серым, трава пружинила и хлюпала под ногами, пока ребята шли на первый урок Ухода за магическими существами. Спустившись по склону к хижине Хагрида, которая располагалась на опушке Запретного Леса, Гарри невольно стал искать взглядом Малфоя, ведь он помнил, что слизеринца на первом же уроке новоиспечённого профессора ранил гиппогриф Клювокрыл. При этом мальчик даже и сам не мог бы сказать, хотел он или нет, чтобы та история повторилась, ведь теперешний Малфой был совсем другим: на удивление нормально к нему относился, и даже, как выясняется, был его лучшим другом на первом курсе… Да и, наверняка, единственным другом. Интересно, почему они рассорились? ...И как вообще получилось, что подружились, если он — «просто Гарри»?

Ну, вот они, слизеринцы. Гарри пригляделся. Нотт болтал с Забини, не глядя ни на кого, Паркинсон топталась рядом с ними, Крэбб и Гойл замерли поодаль, как два валуна, словно вообще не знали, зачем они пришли. А, вот и Малфой, позади всех стоит, сложив руки на груди, гигантский учебник, «Чудовищная Книга о Чудовищах», выглядывает из сумки у его ног.

Хагрид ждал учеников на крыльце. В своём плаще из кротовых шкурок, с чёрным мастифом Клыком возле ноги, он выглядел очень внушительно …и нетерпеливо.

— Ну, пойдём, пойдёмте все за мной, — пробасил он, спускаясь с крыльца к собравшимся ученикам. — Севодня вас ждёт превосходная вещь! Самый лутчий урок! Все тут? Отлично, топайте за мной.

Профессор Хагрид остановился неподалёку от стены деревьев, и ребята столпились около него, оказавшись около некоего подобия загона. Пустого загона.

— Теперь встаньте около изгороди, — воззвал учитель. — Вот так… Убедитесь, што всем хорошо видно… А теперь, первым делом, откройте учебник…

— Как? — прозвучал холодный манерный голос Малфоя.

— Ась? — не понял Хагрид.

— Каким образом надо открыть ЭТОТ учебник? — повторил Драко и вытащил «Чудовищную Книгу о Чудовищах», которая была туго замотана верёвкой. Остальные ученики также достали книги. Некоторые затянули учебник ремнём, другие — обвязали верёвками, третьи — затолкали в плотный чехол или скрепили по краям чем-то вроде прищепок.

— А-а… И што, никто так и не открывал свою книгу? — поразился Хагрид.

Все ученики, как один, помотали головами.

— Дак надо ж было её погладить, — пробормотал учитель, словно говорил очевидную вещь. — Вот, смотрите…

Он взял учебник у Шеймуса, разорвал верёвку словно нитку. Книга попыталась было его укусить, но он провёл гигантским пальцем по её корешку — фолиант вздрогнул, затем открылся и улегся спокойно на его ладони.

— Ах, надо же, какие мы ВСЕ глупые, — ядовито процедил Забини. — Надо было погладить! И как же мы не догадались?!

— Ну, я думал… Я думал, вы найдёте это забавным… — неуверенно вымолвил гигант, отдавая учебник Финнигану.

— О да, это чрезвычайно забавно! — присоединился к издевательствам Нотт. — Куда как смешно, заставить нас покупать учебник, который готов пооткусывать нам пальцы!

— Ну, значит, так… — Хагрид старался найти потерянную нить рассказа. — Э-э-э… У вас есть учебник, вы его открыли… Да. Теперь надобно волшебное существо. Ага, я щас пойду и приведу вам… Погодите-ка…

Он потрусил в Лес и скрылся из виду за деревьями.

— Ой! — пискнула через пару минут Лаванда Браун, указывая пальцем на противоположный край загона.

В загон рысцой вбежали около дюжины ужасно странных существ. Туловище, задние ноги и хвост у них были как у лошади, а передние ноги, голова и крылья — как у гигантского орла, со страшным, стального цвета, клювом и сверкающими оранжевыми глазами. Когти на передних ногах также были устрашающего вида, больше ладони длиной. На каждом животном был надет широкий кожаный ошейник, к ошейнику прикреплялась толстая цепь, а другие концы этих цепей были собраны в могучем кулаке Хагрида, который ворвался в загон позади этих существ.

— Н-но-о, пошли! — взревел он, потрясая цепями, направляя существ к краю загона, где стояли ученики. Все отшатнулись, а учитель привязал цепи и оттеснил существ от ребят.

— Гиппогрифы! — счастливо пророкотал он, указывая на существ огромными руками. — …Итак, ежели вы хотите подойти к ним поближе…

Никто из ребят не показывал такого желания, разве только Невилл подался чуть вперёд. Гарри встал рядом с ним.

— Первое, што вы должны запомнить, гиппогрифы очень-очень гордые, — гудел Хагрид. — Легко обижаются они, гиппогрифы. Никогда, никогда не оскорбляйте их, а то это будет последнее, што вы сделаете в жизни. …Ага, так што всегда ждите, штобы гиппогриф сам сделал первый шаг. Понимаете, они очень вежливые, гиппогрифы. Вы подходите к нему, кланяетесь — и ждёте. Ежели он поклонится вам в ответ — всё, вам позволено подойти и погладить его. А ежели не поклонится — ноги в руки и уходите как можно быстрее, потому што когти и клювы у них острые, што твоя бритва. Ну, и вот и всё. Кто хочет попробовать?

Вместо ответа все ученики отступили назад. Гиппогрифы мотали остроклювыми головами, шумно хлопали крыльями, казалось, они вовсе не желают, чтобы их гладили.

— Што, совсем никто не хочет? — в басе Хагрида отчётливо слышалось разочарование.

— Я хочу! — выпалил Гарри.

— И я хочу! — это был Лонгботтом.

За его спиной раздался многоголосый вздох. Лаванда и Парвати в один голос прошептали: «О нет, Невилл, вспомни, что сказала Трелони!»

Невилл лишь секунду помедлил, но покосился на Гарри — и быстро перелез через изгородь в загон. Дурсли тоже мгновенно оказался на заборе. Хагрид изучающе смотрел то на одного, то на другого.

— Н-ну… Невилл, мож, пусть Гарри попробует, а?

— Ла-адно, — недовольно протянул Лонгботтом и уселся на перекладину.

Хагрид протянул Гарри руку, и тот, ухватившись за неё, спрыгнул в загон. Гриффиндорцы и слизеринцы подошли поближе. «Интересно, сколько из них желает посмотреть, как я буду удирать от гиппогрифа? — мелькнула мысль в голове Дурсли. — Ну, теперь только бы Клювокрыл не подвёл…»

— Ты точно не боишься, Гарри? — недоверчиво пророкотал учитель, мальчик замотал головой. — Ну, ладно… Давай-ка поглядим, как у тебя получится с этим…

Гигант отошёл, поднял одну цепь и подтянул тёмно-серого гиппогрифа поближе, отделив его от собратьев. Затем он снял со зверя ошейник. Все ученики, казалось, затаили дыхание.

— Его звать Клювокрыл, — тихо сказал Хагрид, и мальчик едва не брякнул «я знаю», но лишь кивнул. — Посмотри ему в глаза… Постарайся не моргать… Гиппогрифы не очень доверяют тем, кто часто моргает.

Глаза Гарри немедленно заслезились, но он изо всех сил старался не моргать. Клювокрыл повернул к мальчику остроклювую голову и уставился на него яростно сверкающими оранжевыми глазами.

— Та-ак, — продолжал бормотать Хагрид, — теперь поклонись ему…

Гарри заворожённо шагнул к старому знакомому, медленно поклонился и сразу же выпрямился, чуть качнувшись назад. Клювокрыл переступил лошадиными ногами и больше не шевелился. «Ну же, — мысленно просил мальчик, — неужели и ты такой же, как Рон?!» Зверь повёл клювом, горделиво вскинул голову и прикрыл глаза.

— Ну, што ж, ладно… — шумно выдохнул гигант. — Иди, Гарри, обратно, видишь, как всё просто. Пусть теперь Невилл…

Но Гарри медлил. Хагрид шагнул к нему, намереваясь увести, и тут, к величайшему удивлению всех присутствующих и даже самого Дурсли, гиппогриф согнул когтистые передние ноги и склонил шею в несомненном поклоне.

— Што ж… — казалось, гигант не поверил произошедшему, — тогда можешь его погладить. Давай, коснись его клюва.

Мальчик, не сдержав улыбку, подошёл к гиппогрифу. Он очень осторожно гладил остроклювую голову и шептал: «Спасибо, Клювокрыл, спасибо», а гиппогриф замер и прикрыл глаза, как будто всё понимал. Все ребята зааплодировали, даже слизеринцы, но Гарри, казалось, не замечал этого.

— Ну, кто ещё желает попробовать? — сказал тем временем Хагрид, и остальные ребята поспешили перелезть в загон.

Учитель отвязывал и подводил к ним гиппогрифов одного за одним, и вскоре повсюду виднелись опасливо кланяющиеся ученики. Рон поспешно отбежал от крупного угольно-чёрного зверя, который никак не собирался кланяться в ответ. Невилл довольно улыбался и поглаживал по клюву стройного светло-серого гиппогрифа, который поклонился мальчику едва ли не сразу как тот выпрямился. Гарри всё не отходил от Клювокрыла.

— Хагрид, — позвал мальчик.

Гигант глянул на него и нахмурился:

— Ваще-то, я профессор Хагрид, мистер Дурсли. Или сэр.

Гарри вздрогнул.

— Извините. Профессор. А можно я покатаюсь на нём? На Клювокрыле?

— Не думаю, што это хорошая мысль, Гарри. Ежели гиппогриф поклонился тебе, дак это не значит, што он твой слуга… или там приятель. Ваще-то гиппогрифы, они ведь не лошади, они дикие звери, так што, отойди-ка от него и дай кому-нить ещё погладить… Вот вы, мистер Малфой, кажется, ещё не пробовали. Подойдите-ка сюда.

Драко, ещё более бледный, чем обычно, медленно подошёл к преподавателю.

— Давай, поклонись ему.

Гарри отошёл и встал рядом с Хагридом, настороженно наблюдая за слизеринцем. Тот уставился на гиппогрифа, а Клювокрыл помотал головой и взрыл огромными когтями землю. Малфой сглотнул, быстро посмотрел на Гарри, — тот успел заметить, как от страха его светлые глаза стали почти чёрными, — но тут же шагнул к опасному зверю и быстро, очень быстро, поклонился. Все замерли: Хагрид нервно закусил толстый палец, Гарри вообще затаил дыхание, Драко зажмурился, Клювокрыл сверлил его полыхающим взглядом. Ученики неподалёку также с интересом наблюдали, поклонится ли зверь. Да, гиппогриф поклонился, едва не коснувшись клювом травы. Учитель шумно перевёл дух, Гарри посмотрел на Драко и ободряюще улыбнулся, тот быстро взглянул на гриффиндорца — и слабая ответная улыбка скользнула по его губам. Мальчик метнул вопросительный взгляд на Хагрида, тот пробасил:

— Да, Драко, подойди, погладь его.

На первой же неделе учёбы Гарри Дурсли убедился, что Рон был прав: учителя считали его средненьким, если не сказать слабым, учеником. Хотя мальчик и возмутился от такого отношения, он вынужден был признаться себе, что, наверное, неспроста оно сложилось. Теми знаниями, которые всё-таки оставались сейчас в его голове, он был обязан не столько собственному уму и способностям, сколько помощи Гермионы Грэнджер. Это она заставляла его усердно готовиться к Турниру Трёх волшебников, буквально зазубривая заклинания, и многое из того до сих пор впечаталось в его память. Тем не менее, сейчас Гермионы рядом не было, и Гарри вынужден был учить все предметы самостоятельно, чтобы доказать всем, а в первую очередь, себе… да и Рону с Невиллом, что он не «тупой как тролль». Но дело продвигалось туго, и не потому, что Гарри действительно был туповат и ему трудно было заставить себя «вгрызаться» в учебники, а потому, что учителя, за редким исключением, уже составив за предыдущие два курса понятие о способностях мальчика — точнее, об отсутствии способностей — никак не хотели это мнение пересматривать. Так что, Дурсли очень скоро понял, что одним (буквально) взмахом волшебной палочки ему не удастся переменить мнение о себе не только у учеников, но и у профессоров. Делать нечего, и мальчик плёлся в библиотеку восстанавливать знания, поминая вполголоса недобрым словом некстати пропавшую Гермиону и свою собственную несдержанность в желаниях.

…К очередному уроку Зельеварения Гарри готовился очень тщательно: он не только прочитал учебник, но и поискал дополнительный материал о зелье, которое предстояло готовить. Хоть он и хорохорился, заключая пари с Рональдом, но всё же для Гарри выиграть значило немного больше, чем просто получить лучшую, чем у того, оценку.

…Дурсли с независимым видом встал у стола, где Невилл и Рон раскладывали инструменты, готовясь к уроку.

— Ну? Разве мы не меняемся напарниками, Рональд?

Оба мальчика с подозрением глянули на него.

— А ты это серьёзно, что ли, Гарри? — спросил Лонгботтом.

— Почему нет? Или Рональд признаёт, что я готовлю зелья лучше него, или пусть докажет, что я не прав. Спор есть спор.

Уизли покраснел:

— А мне обязательно работать с Малфоем?

— Как хочешь, — пожал плечами Гарри, — напарники могут просто готовить ингредиенты. Можешь и один всё делать.

Рон опасливо покосился на Лонгботтома.

— Да иди уже, — мотнул головой тот, и шрам опять показался из-под чёлки. Гарри поморщился. — Дольше препираться будем. Сейчас Слагхорну надоест, и он всем баллы снимет…

Действительно, профессор уже несколько раз неодобрительно поглядывал в их сторону.

С недовольной физиономией Уизли собрал свои вещи и поплёлся в сторону слизеринца. Гарри деловито вытащил всё необходимое из сумки.

— Итак, юные леди и джентльмены, — заговорил преподаватель, — мы всё-таки начинаем урок. Сегодня мы готовим не самое сложное, но очень полезное зелье, которое называется Эликсир Бодрости. Во времена моей молодости мы очень часто варили его, когда надо было готовиться к экзаменам, хе-хе… Рецепт находится на страницах 18 и 19 вашего учебника, компоненты — в шкафу…

Учитель махнул волшебной палочкой, и шкаф открылся.

— …Внимательно читаем рецепт — и приступаем.

Ученики зашелестели страницами. Гарри, открыв учебник, вынул из кармана маленький листок с пометками: он выписал кое-какие улучшения* этого рецепта из более нового алхимического сборника.

— Невилл, я принесу что нужно, а ты поставь пока воду кипятиться, — Дурсли пошёл к шкафу.

Лонгботтом пожал плечами и водрузил котелок с водой на горелку.

…Невилл не очень рвался помогать Гарри, но и мешать не стал, просто подготовил ингредиенты. Дальше он с интересом принялся наблюдать, что делает его сегодняшний напарник, следя за его действиями по учебнику.

— Эй, ты чего творишь?! — вскрикнул Мальчик-который-выжил, когда Дурсли, погасив огонь, принялся быстро помешивать зелье и что-то бормотать, низко над ним склонившись, читая по бумажке. — Ещё десять минут варить надо, вот же, в учебнике написано! Испортишь!

Гарри продолжал, не обращая внимания на напарника, зато на вопли Лонгботтома отреагировал Слагхорн.

— В чём дело, юные джентльмены? — подошёл к ним преподаватель, и ребята, которые были поблизости, тоже прислушались.

— Сэр, Дурсли зелье портит!

— Да? — профессор с интересом склонился над котелком: красный спиральный след от помешивания постепенно придавал синей жидкости нужный, фиолетовый, цвет. Гарри с довольной улыбкой взглянул на учителя.

— Мистер Дурсли, скажите, пожалуйста, — Слагхорн изучал варево в котелке, наклоняя голову то так, то этак, и едва не макая в него усы, — что побудило вас нарушить рецепт, написанный в учебнике?

Теперь уже весь класс побросал работу и уставился на профессора и Гарри.

— Сэр, рецепт этого зелья был улучшен в 1989 году. Если прекратить нагрев на стадии 6 и при интенсивном помешивании прочитать вот это, — мальчик помахал бумажкой, — приготовление не только сокращается на десять минут, но и эффект длится на полчаса дольше.

Профессор оторвал взгляд от зелья и с удивлением воззрился на Гарри. Потом он взял клочок и внимательно прочитал.

— Что ж, юноша, может, вы знаете и авторов сего изменения? — в его голосе явственно прозвучали нотки уважения.

— Да, сэр. Это профессора Ступкинс и Котелштейн, из Салемского института.

Слагхорн помолчал, шевеля в задумчивости усами, совсем как дядя Вернон. А потом расплылся в улыбке:

— Отлично, юноша! За зелье вы получаете «превосходно», и ваш напарник, разумеется, тоже. Также, юные леди и джентльмены, мистер Дурсли получает десять баллов для Гриффиндора за тягу к знаниям.

Класс удивлённо зашептался.

— …Тем не менее, — продолжил учитель, — если вы готовите зелье, как указано в учебнике, вы должны его завершить через десять минут. И на будущее. Если кто-то пожелает, равняясь на мистера Дурсли, — тут раздались смешки, а Гарри нахмурился, — применять какие-либо изменения рецептов, вам следует быть повнимательнее. Поскольку, как не все йогурты одинаково полезны, так и не все изменения рецептов зелий школьной программы ведут к их улучшению. А я, со своей стороны, к таким зельям буду относиться более придирчиво. Да-да, придирчиво. И награждать буду только за истинно улучшенные результаты. …Завершайте работу, юные леди и джентльмены.

Хотя Гарри не очень понял, доволен ли профессор Слагхорн его «самоуправством», он счёл, что высшая оценка плюс десять баллов факультету вполне могут означать, что спор с Роном он всё-таки выиграл. И действительно: заглянув в готовую жидкость Уизли, учитель неодобрительно покачал сверкающей лысиной.

— Несмотря на ваше старание, мистер Уизли, я не могу вам поставить больше, чем «удовлетворительно». И нечего на меня смотреть так умоляюще. Даже по цвету видно… Я уж не говорю про консистенцию. Мистер Малфой, вы к сему… произведению, я надеюсь, не имели отношение?

Драко тщательно сжимал губы, пытаясь скрыть улыбку, и мотал головой. Гарри искоса наблюдал за ним, стоя возле чаши, где моют посуду, и почему-то подумал, что Малфой, похоже, всё-таки хоть немного, но имел отношение к проигрышу Рона…

Дурсли не стал злорадствовать, дожидаясь, пока Рон подойдёт к Невиллу, ему вполне было достаточно ярко-малиновых его ушей и виноватого взгляда, обращённого на Лонгботтома. Гарри предоставил право отчитать Уизли его приятелю, а сам поспешно выскочил из класса сразу после звонка.

…Гарри очень многого ждал от уроков Защиты от Тёмных сил профессора Люпина, ведь он помнил, что этот преподаватель не только прекрасно знал свой предмет, но и был другом его отца, Джеймса Поттера. Гарри надеялся, что Ремус Люпин заметит его сходство с отцом, которое, как он полагал, никуда не делось, в отличие от шрама, и поможет ему. По крайней мере, расскажет то, чего мальчик всё ещё не знал. Например, о Сириусе Блэке, отсутствие вестей о котором по-прежнему его беспокоило.

Вряд ли он мог ожидать, что учитель сразу же бросится к нему с объятьями и поцелуями, помня, насколько всегда был сдержан Люпин, но… Профессор спокойно объяснял учебный материал, проводил много практических занятий …и совсем не выделял малорослого вихрастого очкарика среди остальных гриффиндорцев. Что ж, «спасение утопающих — дело рук самих утопающих», ещё раз убедил себя Гарри, на одном из уроков поднимая руку.

— Да, что вы хотите спросить, Гарри?

Люпин прервал рассказ о разновидностях гоблинов и их особенностях и со вниманием посмотрел на мальчика, когда тот встал. Дурсли всё-таки заметил, как слегка нахмурился учитель, с таким же выражением на лице, какое он уже видел у Рона: словно хочет что-то вспомнить, и не может понять, что именно…

— Профессор Люпин, не могли бы вы рассказать нам о… дементорах?

В классе вздрогнули и зашушукались: все юные волшебники, кроме маглорожденных, слышали об этих жутких существах, но никто не знал о них подробно. Учитель ещё более пристально уставился на черноволосого очкарика, а тот, как будто невзначай, взъерошил волосы рукой. Преподаватель вздрогнул, потом сказал, словно через силу:

— Вообще-то, дементоры должны изучаться на старших курсах, мистер… Извините, я забыл, как ваша фамилия.

Больше всего Гарри хотел выкрикнуть «Поттер», но пересилил себя и признался: «Дурсли».

— Не думаю, мистер… Дурсли, — Люпин отчётливо поморщился, — что третьекурсникам уже по силам изучать этих существ. Тем более, что к следующему уроку я постараюсь подготовить для вас не такое опасное, как дементор, но не менее интересное создание. Давайте всё-таки будем придерживаться учебного плана, и постепенно двигаться от менее опасных существ к более опасным…

— …Например, к оборотням? — простодушно спросил Гарри. Он ненавидел себя за это, но, похоже, Люпина необходимо было подтолкнуть посильнее. Учитель стиснул зубы. Всего на мгновение, а потом по-прежнему спокойно сказал:

— Верно, мистер Дурсли. Даже оборотни для вас пока ещё слишком опасны, — показалось Гарри, или нет, что после этих слов Люпин сделал маленькую, но красноречивую паузу? — Но в конце учебного курса вы будете знать о них гораздо больше. …Итак, продолжим, — обратился он к классу, — откройте учебник и составьте таблицу по сходствам и различиям видов гоблинов, которых я вам только что перечислил… Кто не успеет — принесёте на следующий урок. А вы, Гарри, — всё тем же ровным мягким тоном добавил он, — будьте любезны, подойдите ко мне в кабинет после занятий.

— Отработка, Дурсли! — злорадно захихикал, обернувшись к нему, Рон, — Это же надо ухитриться получить наказание от самого спокойного учителя!

— Заткнись, Уизли! — прошипел Гарри, садясь на место, но не успел добавить что-либо ещё, потому что поймал внимательный взгляд Люпина.

Мальчик вовсе не считал, что преподаватель ЗоТС его наказал, да и сам профессор, наверняка, тоже, но пусть все думают так. По крайней мере, пока. Поэтому после уроков, забросив сумку в спальню, Гарри с нарочито озабоченным видом прошествовал по гостиной среди однокашников, вылез через дыру от портрета Полной Леди и пошёл в кабинет Люпина.

Он тихонько постучал, услышал изнутри «входите» и вошёл. Профессор Люпин в своей старой, залатанной мантии заваривал чай. В две кружки.

— Бери, — кивнул он на них, взял одну и сел за стол.

Гарри тоже взял кружку, сел и выжидательно посмотрел на учителя. Тот так же внимательно рассматривал черноволосого, взлохмаченного невысокого очкарика. Так похожего на его погибшего друга, Джеймса Поттера. А зелёные глаза мальчика были совсем такие, как у Лили Поттер.

Примечания:

*Как я поняла из Канона, обучение в Хогвартсе до сих пор ведётся по программе, разработанной ещё чуть ли не самими Основателями). Вспомнить, хотя бы, всем известную историю про учебник Принца-Полукровки, по которому учились три поколения, как минимум.

Профессор Люпин, расположившись за столом, неспешно пил чай, то и дело взглядывая на вихрастого очкарика. Оба молчали. Гарри крепко обхватил знакомую щербатую кружку с чаем. Вглядываясь в завитки пара, мальчик вдруг понял, что потерял всю решимость. «Думай, Гарри, думай! — увещевал он сам себя. — Вот ты и добился, чего хотел, Люпин готов тебя слушать. И что, во имя Мерлина, ты будешь ему говорить? Так прямо и вылепишь, я, мол, Поттер? „А чем докажешь?“ — спросит он. И что тогда? Я даже не знаю, вдруг в этом мире, где шрам у Лонгботтома, я вовсе не похож на Джеймса Поттера? Но даже если Люпин и узнает во мне сына своих погибших друзей, дальше-то что? И в конце концов, а надо ли вообще мне, просто Гарри, изо всех сил упираться, чтобы меня признали Поттером? Может, начхать на фамилию?.. Дурсли, в конце концов, не такая уж противная фамилия, я уже к ней почти привык. В магическом мире Дурсли — никто, а потому, какой с меня, Гарри Дурсли, спрос? И жить-то мне будет гораздо проще… Так что, думай, Гарри, думай, да побыстрее, не только же чай пить позвал тебя Люпин, в самом-то деле… Нет, зря я это всё затеял! Придётся мне извиниться перед профессором за свою дерзкую выходку…»

— Извините меня, профессор Люпин, — пробормотал он, отставив кружку. — Кажется, я что-то не то сказал вам на уроке.

— Что-то не то? — переспросил Люпин, пристально вглядываясь в лицо мальчика. — Я не заметил. Я подумал, что ты, Гарри… Дурсли, что-то хочешь мне сообщить. Или, может быть, спросить. Не при всех. Нет?

— Нет, — твёрдо сказал Гарри и честно посмотрел учителю в глаза. Тот чуть поджал губы.

— Ну, на "нет" и суда нет, — и пожал плечами: — Тогда можешь идти.

Гарри направился к двери.

— …Спасибо за компанию, — сказал Люпин ему в спину. — Если всё-таки вдруг захочешь что-то рассказать — ты знаешь, где меня найти.

Гарри кивнул и вышел из кабинета.

…Он бежал по коридору, но вдруг остановился. Раньше, после всяких странных, непонятных происшествий он всегда спешил в Общую комнату Гриффиндора, где его ждали друзья. С ними он мог говорить почти обо всём, и как только он рассказывал Рону и Гермионе, что случилось, ему становилось легче, все странности разъяснялись, все непонятности развеивались, все вопросы решались словно сами собой. А теперь — к кому торопиться? Ему и поговорить не с кем… То есть, в гостиной-то народу полно, но вот друзей… Кому не всё равно, что с ним, Гарри, происходит… А кому вообще есть дело до «Просто Гарри»?

И тут в голову пришла шальная мысль: а не поискать ли… Малфоя? Он вздрогнул, удивляясь сам себе. Да разве мог он представить, что когда-нибудь захочет найти Малфоя, чтобы… просто поговорить! И потом, если Гарри всегда знал, что Гермиону проще всего найти в библиотеке, а Рона — на квиддичной площадке, то где разыскать Драко? Взаправду подпирать стенку в слизеринском подземелье? Ну, уж нет. Какими бы ни были их отношения на первом курсе, сейчас-то всё не так… И тут его опять осенило: совы! Надо послать Драко записку с совой! «Мерлинова борода, словно на свидание его буду звать… — вздрогнул Дурсли. — Да ну и ладно! Пусть он думает, что хочет. Все странности теперешней моей жизни, раз уж я взялся выяснять, надо выяснить».

И мальчик помчался в совятню.

…Драко Малфой очень удивился, когда выпорхнувшая из «совиного дупла»* птица плюхнулась рядом с ним и клювом протянула свёрнутую бумажку. Удивились и сидевшие неподалёку однокурсники.

— Кто это тебе пишет? — подозрительно спросил Нотт.

— Понятия не имею, — процедил Драко, вынимая письмо из клюва. Сова улетела, Малфой быстро прочёл послание.

— Ну? — требовательно сказал Забини. Он, Крэбб, Гойл, Нотт и Паркинсон словно сверлили взглядами Драко.

— Я сейчас вернусь, — тот безо всяких объяснений встал и пошёл к выходу.

— У Малфоя свидание, — хихикнула ему вслед Пэнси.

Драко вздрогнул, но счёл ниже своего достоинства отвечать или даже оборачиваться. Он вздёрнул подбородок и вышел в появившийся дверной проём. Поднявшись в холл, он действительно увидел, что Гарри Дурсли сидит на ступеньках Главной лестницы.

— Привет, — смущённо сказал гриффиндорец и встал.

— Привет. Чего звал? — слизеринец с независимым видом сложил руки на груди.

— Послушай, Драко… Я в этом году словно потерялся…

— В смысле?

— Ну, всё мне кажется не таким, как раньше, и все, ребята и учителя, ко мне тоже как-то не так относятся…

— Ну, а я тут при чём?

Гарри покраснел и замялся, он не знал, как объяснить свои ощущения тому, кого привык считать врагом и вообще гнусным человеком, даже хуже Дадли. Сейчас же на него испытующе смотрел совсем другой Малфой. Нет, внешне он был точно такой же, как помнил Гарри. Но под привычной холёной наружностью, оказывается, был тот, кто пока единственный из всех однокурсников отнёсся к нему хорошо. И Гарри решился:

— …Драко, скажи, пожалуйста, почему ты подружился со мной тогда, на первом курсе?

Тут уже Малфой смутился:

— Да я и не помню…

— Вспомни, пожалуйста. Мне это важно.

— Ну-у… Наверное, мне просто стало тебя жалко там, на вокзале, — и под удивлённым взглядом Дурсли он торопливо продолжил: — Ты стоял такой потерянный… Озирался по сторонам, стоя рядом со школьным сундуком. Те люди — худая женщина, мужчина с усами и толстый пацан, — которые были с тобой, как я понял, не могли тебе ничем помочь. Потом парень заныл, что они опоздают, и они все ушли, оставив тебя одного. Ну, я и пожалел тебя. Подошёл, сказал: «Привет». Показал на твой сундук, на свой и спросил: «Ты в Хогвартс?» А ты обрадовался, словно родню встретил, закивал головой так, что очки едва не слетели. Мы засмеялись, и я показал тебе, как пройти на Платформу 9 и ¾. Вот и всё.

— Значит, ты просто пожалел Просто Гарри… — повторил вполголоса Дурсли и подумал, что раньше для него слова «Малфой» и «жалость» были антонимами.

— Ну, получается так.

Малфой вздохнул и уселся на ступеньку. Гарри сел рядом с ним.

— А потом? — спросил он.

— Что «потом»? Потом меня Шляпа отправила в Слизерин, а тебя — в Гриффиндор. Но мы пытались и дальше быть друзьями. За эту дружбу и на меня, и на тебя взъелись однокашники…

— …И на тебя?!

— А чему ты удивляешься? — пожал плечами Драко. — Если они меня не пинают при всём народе, это не значит, что мой факультет счастлив, что я дружу… дружил с гриффиндорцем.

— Э-ээ… Про «пинают» ты в переносном смысле сказал? — опасливо уточнил Гарри, хорошо помня, как с ним обращался раньше кузен Дадли.

Малфой посмотрел на него в изумлении и покачал головой:

— В буквальном, мой бывший друг Гарри, в буквальном… Неужто не помнишь?!

— Не помню. Расскажи.

— Да не хочу я это рассказывать! — Драко побледнел и, как всегда, от волнения на его щеках заалели маленькие пятнышки. — Спроси у вашей знаменитости, Лонгботтома Великого! Он-то тебе наверняка с превеликим удовольствием расскажет! А хорошенько попросишь — ещё и покажет.

— Что. Тогда. Произошло? — неумолимо повторил Гарри. Малфой раздувал ноздри и молчал. Он не понимал, почему Дурсли хочет, чтобы он рассказал о той позорной сцене.

Примечания:

«совиное дупло»* — я предположила, что в слизеринской гостиной, которая, как известно, расположена в подземелье, а следовательно, окон не имеет, должна быть возможность для прилёта почтовых сов. Выходное отверстие в самой гостиной я поименовала "совиным дуплом", а входное — расположено где-то высоко в стене, возможно, в совятне.

Драко Малфой молчал и хмурился. Он не хотел говорить, но то происшествие помимо его воли всплыло у него в памяти.

…Тем утром, ясным солнечным воскресным утром, он и Гарри Дурсли, тогда ещё его самый лучший друг, сидели в библиотеке и готовились к приближающимся экзаменам, первым магическим экзаменам в их жизни. Низко склоняясь над толстенным учебником, оба мальчика выписывали из него нужные строчки, при этом они ещё успевали подшучивать друг над другом. Они не обращали внимания на других учеников, что сидели, стояли, расхаживали между стеллажами и переговаривались, но тут звук шагов замер прямо возле них, и раздался голос:

— Здорóво, зубрилы!

Оба одновременно вскинули головы. Это был Рон Уизли. Он насмешливо сверкал глазами на веснушчатой физиономии и широко ухмылялся.

— И тебе не кашлять, — насторожённо промолвил Гарри Дурсли.

— Могу предложить кое-что поинтереснее, чем замшелый учебник.

— Например?

— Пошли со мной, кто не боится, — мотнул головой Рон.

— Кто это боится?! — соскочил со стула Гарри. — Никто тут не боится, правда, Драко?

Малфой медленно встал со своего места. Он был уверен, что ничего хорошего не будет, если они пойдут вместе с Уизли, но, как и Гарри, не мог показать себя трусом.

Так они и пошли цепочкой: впереди ухмыляющийся Рональд, затем Гарри, и последним — Драко. Дурсли то и дело оборачивался к другу и ободряюще улыбался. Малфой также отвечал ему улыбкой и силился скрыть, как дрожат губы. Долго идти не пришлось, Рон, оглядевшись с видом заговорщика, открыл дверь в один неиспользуемый класс и кивнул, мол, заходите. Оказавшись внутри, Драко, стоя бок о бок с Гарри, принялся озираться. Рональд позади них опёрся спиной на закрытую дверь, сохраняя на лице усмешку. А впереди на расставленных полукругом стульях восседали близнецы Уизли, старшие братья Рона, их закадычный друг Ли Джордан и… Невилл Лонгботтом.

— Итак, джентльмены, — заговорил Мальчик-который-выжил, и Гарри и Драко уставились на него в удивлении. Но избегая их взглядом, он обращался к остальным.

— Итак. Перед вами гриффиндорский отступник, Гарри Дурсли. Он обвиняется в том, что дружит со слизеринцем Малфоем…

— Обвиняется? — сощурился Драко. — Это что, вы тут в Визенгамот играть вздумали?

— Ну, считай, у нас тут Малый Визенгамот, — усмехнулся Джордж Уизли и шутливо поклонился Невиллу: — Продолжайте, Ваша честь.

— Спасибо, — важно кивнул тот. — Вина Дурсли очевидна, он не только обесценил само понятие дружбы, но и втоптал в грязь все идеалы факультета Гриффиндор: честь, взаимовыручку, справедливость…

— Это о какой же справедливости идёт речь? — опять заговорил Малфой. — Если уж вы взялись судить кого-то, то где свидетели, где защитник?

— Свидетели — мы все! — выкрикнул Рон. — Гарри постоянно сбегает от нас, гриффиндорцев, и всё свободное время за тобой, слизеринцем, ходит хвостом!

— Никаким хвостом я не хожу! — подал, наконец, голос Гарри. — Драко — мой друг. Он единственный, кто помогает, когда мне нужна помощь. К вам же, гордым гриффиндорцам, и не подойти простому волшебнику. Не так «поклонился» — и вы смотрите, как на червяка. …Особенно некоторые, — метнул он взгляд на Лонгботтома.

— Значит, не так просишь, — холодно сказал тот. — Я всегда помогаю. Рональду, например, или его братьям… И вообще, речь сейчас не обо мне, а о тебе. Итак. Вина доказана. Обвиняемый, ты ещё можешь смягчить этот справедливый суд, отказавшись от своих заблуждений… — и на непонимающий взгляд Дурсли пояснил попроще: — Скажи, что Малфой тебе больше не друг. Что ты — истинный гриффиндорец, и никогда руки не подашь низкому слизеринцу. Ну?!

Гарри бросил взгляд на Драко. Тот стоял бледный, как призрак, сжимал кулаки и сверлил взглядом Лонгботтома. Он не выхватывал палочку лишь потому, что все остальные были без палочек в руках. Драко их не боялся: чтó они смогут сделать без палочек? Но он недооценил этот «справедливый» суд, в составе которого были братья Уизли. И Фред, и Джордж, и даже Рон были неплохо знакомы со многими магловскими уловками. В том числе и с навыками уличной драки, о которых представитель чистокровного магического рода Малфоев-Блэков не имел ни малейшего понятия. Да и Гарри, живущий в почти полном пренебрежении, но не злобе, своих родственников, тоже.

— Ну? — повторил Невилл, по-прежнему обращаясь только к Гарри, и встал. — Говори. А иначе…

— Что «иначе»? — храбрился Дурсли. — Ничего вы мне сделаете, в Замке нельзя колдовать не на уроках!

— А мы и не будем колдовать!

Он слегка кивнул, и Рональд вместе с Ли оказались за спиной Малфоя, а Джордж и Фред со своими хитрыми усмешками неторопливо встали и подошли к Невиллу.

— Только попробуйте тронуть Гарри хоть пальцем! — выкрикнул Малфой. — Я расскажу отцу, и он…

— И что же он сделает, а? — прошипел Фред, приближая лицо к его лицу. — Поколотит нас? Или выгонит из Школы?

Остальные расхохотались от такого предположения.

— Не забывай, с нами знаменитый Мальчик-который-выжил! И никто, — вдумайся в это слово! — никто не осмелится хоть чем-то навредить ему и его друзьям! К тому же, почему ты думаешь, что твой папаша, который так носится со своей чистокровностью, не взгреет самого тебя, когда узнает, что ты, во-первых, дружишь с гриффиндорцем, во-вторых, с грязнокровкой? А в-третьих, что позволил обидеть своего друга, кем бы он ни был, и ничем ему не помог?

Рон и Ли тут же заломили руки Малфоя за спину. Драко задёргался, но они держали крепко.

— Верша справедливость, мы не будем нарушать школьные правила, — пафосно сказал Невилл, всё так же не замечая извивающегося в руках Уизли и Джордана слизеринца и обращаясь только к Гарри. — Более того, мы даже пальцем к тебе не прикоснёмся. Итак. Я даю тебе третий шанс признать свою ошибку.

Дурсли отчаянно замотал головой. Тогда Невилл коротко кивнул.

Кто-то сзади легонько пнул под колени напрягшегося мальчишку. Его ноги моментально подогнулись, и он упал лицом вниз, прямо к ногам Лонгботтома. Драко опять рванулся — безуспешно… Маленького, худенького Гарри пинали крепкие старшекурсники, не то, чтобы со всей силы, но чувствительно. Квиддичные вышибалы и известные мастера всяческих зловредных проделок, братья Уизли прекрасно знали, куда и как наносить удары, чтобы не покалечить, но «дать понять оппоненту, что он заблуждается». Драко видел, что Невилл упивается своей властью, что ему очень нравится, как по его приказу старшие парни бьют кого-то: он вскидывал голову и облизывал в волнении губы.

— Хватит! — вдруг выкрикнул Лонгботтом, и его голос сорвался на визг. Он наклонился над Гарри: — Ну, Дурсли? Теперь ты понял, что ошибся, выбирая друзей? Повторяй за мной: «Малфой мне не друг. Я не буду дружить со слизеринцем».

Драко, всё ещё удерживаемый двумя мальчишками, закрыл глаза и с трудом сглотнул, услышав, как Гарри Дурсли тихо и медленно, но отчётливо повторяет за Лонгботтомом.

— Отлично, — сказал тот. — Рон, Ли, выведите мистера слизеринца за дверь, его присутствие здесь более неуместно. Джордж, Фред, помогите истинному гриффиндорцу Дурсли дойти до расположения нашего факультета.

Последнее, что Драко увидел, перед тем, как его вытолкнули в коридор, это как двое только что избивавших Гарри парней аккуратно и заботливо подняли его и отряхивали его мантию.

…Драко Малфой словно опять ощутил прощальный толчок в спину и услышал, как с грохотом захлопнулась за ним дверь. Он вздрогнул, очнувшись от воспоминания.

— …Так ты будешь говорить? — всё так же настойчиво и даже требовательно сказал сидящий рядом Гарри Дурсли, который утверждал, что этого всего не помнит. И почему Драко казалось, что это совсем другой Гарри, не тот, который предал два года назад их дружбу? Он внимательно всмотрелся в зелёные глаза за стёклами круглых очков.

— Да нечего говорить, — вздохнул он. — Тебя пинали, пока ты не сказал, что не будешь со мной дружить. А я ничем тебе не помог, меня держали.

— Кто? — спокойно спросил Гарри, и какая-то очень странная интонация зазвучала в его голосе.

— Неважно, — мотнул головой Драко.

— Нет, важно.

— Тебя пинали Фред и Джордж Уизли. Меня держали Рон и Ли. А командовал — Лонгботтом.

Дурсли шумно выдохнул.

— Да ладно, дело прошлое, — сказал Малфой, вставая.

— …И ты не можешь меня простить? — Гарри тоже поднялся.

— Зачем тебе моё прощение, Дурсли? Да ты и не виноват был особо… Если было наоборот, я, может, поступил бы так же. Отказался от дружбы, ради того, чтобы меня оставили в покое. …Ладно, мне пора.

Слизеринец направился к лестнице в подземелья. И вдруг…

— Слушай, Драко… А ты не знаешь ничего о Сириусе Блэке?

— Оп-па… — резко обернулся тот. — А почему тебя интересует Сириус?

— Ну… Надо мне. Где он сейчас? Он же, вроде бы, в Азкабане сидел?

— Ну, сидел, — нахмурился Драко. — Уже вышел. Год назад.

— И где он сейчас?

— Ну, где ему быть… Путешествует… Наверное. Я не знаю. Мама не очень любит о нём говорить. А отец — тем более. Хотя Сириус — мой крёстный…

— Да?! — и каким-то чудом Гарри Дурсли едва сдержал себя и не вскрикнул: «Но он мой крёстный тоже!»

— Да, — пожал плечами Малфой. — А чего ты удивляешься? Сириус — мой дядя. Не родной, двоюродный, но мама сочла его наилучшим кандидатом на роль моего крёстного, хотя отец и не был в восторге. Так всё-таки, зачем тебе знать о Сириусе?

Драко испытующе смотрел на Гарри, и в его лице не видно было ничего, кроме любопытства. Тем не менее, Дурсли сдержал готовое сорваться с языка признание. Не сейчас, и не Малфою первому.

— Ну, он известный и сильный волшебник, из чистокровной семьи, все его предки учились в Слизерине, а он поступил наперекор и пошёл в Гриффиндор… — промямлил он. — Мне показалось, он такой же отверженным, как я. Ну, ты понимаешь, имел всё — и всё потерял.

Гарри запнулся и подумал, что едва не проговорился. Драко дёрнул головой, он наверняка понял, что Гарри многое скрывает. Но допытываться больше не стал, махнул рукой и пошёл вниз по лестнице. Дурсли же побрёл в гриффиндорскую башню.

…Узнав, что Сириусу Блэку незачем бежать из Азкабана и прятаться, что он освободился и вновь стал добропорядочным членом магического сообщества, Гарри перестал волноваться за его судьбу, и перестал беспокоиться о том, что из-за какого-нибудь угла вылетит дементор. Значит, предстоял спокойный учебный год, и ему, Гарри, надо этим воспользоваться. Надо сделать всё, чтобы хогвартсцы больше не считали Дурсли трусом и слабаком, как сейчас перестают считать его тупицей. Гарри никогда не был мстительным, он умел прощать и всегда был готов протянуть руку поверженному обидчику. Но всё-таки сначала этого обидчика надо было «повергнуть».

Он не знал пока, хочет ли вернуть дружбу Драко, всё-таки неприятные воспоминания о «прежнем» Малфое никуда не делись. «Ладно, Малфой подождёт, — мысленно рассудил Гарри и усмехнулся: — Два года ждал, подождёт и ещё. Сейчас надо поставить на место Лонгботтома и его подпевал. Особенно Ро-наль-да. Думай, Гарри, думай, как это сделать».

И вскоре он сообразил, как лучше всего поквитаться с Уизли. Квиддич! Вид волшебного спорта, который обожали и Гарри, и Рон.

…Первая игра сезона, Гриффиндор-Слизерин, всегда вызывала особенное внимание у учеников Хогвартса. Во-первых, противостояние этих вечных соперников всегда выглядело захватывающим. Во-вторых, ребята за лето успевали соскучиться по любимому зрелищу. Ну, а в-третьих, эти команды всегда были хорошо тренированными, и именно они были первыми претендентами на школьный Кубок квиддича.

Гарри Дурсли уселся на трибуне на один из самых верхних рядов, чтобы лучше было видно всё происходящее. Он волновался так, как, наверное, не волновался сам выходя на площадку. В команде Гриффиндора он увидел всех знакомых игроков: первым шагал кольцевой Оливер Древ с повязкой капитана, за ним — три девушки-нападающих Джонсон, Белл и Спиннет, далее — вышибалы, конечно же, Фред и Джордж Уизли. Но кто ловец? Последним на площадку вышел Рон Уизли. Гарри даже рассмеялся, как точно он предугадал. Но затем он увидел слизеринскую команду — и смеяться ему расхотелось. Первым вышагивал кольцевой Майлс Блетчли, всё такой же квадратный и суровый. Затем шли нападающие — трое не знакомых Гарри парней. Вовсе не шкафоподобные громилы, а сильные и ловкие, они шли упругим шагом, уверенные в своей победе. Тот, кого помнил Гарри как капитана слизеринцев, громадный и устрашающий, как тролль, Маркус Флинт, топал, поигрывая дубинкой вышибалы. Второго вышибалу Дурсли тоже не знал. И вот появился ловец, на руке которого была повязка капитана.

Светловолосый парень широко улыбался и махал трибунам рукой. Болельщики радостно его приветствовали, причём, не только слизеринцы. Гарри растерянно заморгал, не веря собственным глазам. Седрик Диггори? В Слизерине?! Если бы вдруг у него ещё оставались какие-то сомнения, то сейчас они бы вмиг рассеялись: это был точно не его магический мир.

Слизеринская команда всегда была сильным соперником гриффиндорской, но сейчас, когда к физической силе прибавился интеллект — у «Львов» было гораздо меньше шансов на победу. Гарри быстро привык, что с его приходом в команду Гриффиндор стал главным претендентом на Кубок, но он также помнил, что до этого именно Слизерин был в течение нескольких лет бессменным школьным победителем. Сейчас, судя по разговорам вокруг, победная серия «Змей» прервана так и не была.

Как и в пуффендуйской команде, капитан Диггори не зря занимал своё место. Теперь слизеринцы были отлично организованы. Крупные и мощные вышибалы чётко выполняли свою работу, и даже если отбивать бладжеры им приходилось не дубинкой, а собственными конечностями, они легко справлялись с этой задачей. А уж принять тяжёлый мяч в собственную грудь, прикрывая собой нападающих, им и вовсе никакого труда не составляло. Нападающие же, не только сильные, но и ловкие, играли агрессивно и очень слаженно, доставляя немало волнений не только кольцевому Древу, но и девушкам-нападающим. Ничего не было удивительного в том, что игра почти всё время шла над гриффиндорской половиной площадки. Но Гарри, конечно же, пристальнее всего наблюдал за ловцами. Он помнил, что Седрик играл очень хорошо, но вынужден был признать, что высокий рост и длинные руки Рональда были неплохим подспорьем. Если бы не его вспыльчивость и нетерпеливость, Уизли мог бы быть хорошим ловцом. А если бы ещё метла у него была поновее… Гарри невольно вздохнул, вспомнив свою совершенную «Комету», подарок Сириуса.

…Игра закончилась со вполне предсказуемым счётом, 220:40 в пользу Слизерина. Кроме болельщиков Гриффиндора, все остальные радостно кричали и размахивали флажками. Гарри Дурсли стал поспешно пробираться сквозь ликующую толпу вниз, к площадке, намереваясь поговорить с капитаном команды своего факультета. Он притаился в тени трибуны возле раздевалки. Сначала вышли девушки. Они были расстроены, едва не плакали и шли молча, крепко держась за руки. Затем появились все трое Уизли. Близнецы наперебой выговаривали Рону, а тот, сердитый и раскрасневшийся, едва вставлял слова оправдания, отмахиваясь от братьев и мотая головой со слипшимися мокрыми волосами. Дождавшись, пока они скроются из виду, Гарри юркнул в раздевалку.

Поникший Древ сидел на скамейке, и его фигура, казалось, олицетворяла собой безнадёжность.

— Привет, Оливер, — сказал Гарри.

— Привет, — вяло отозвался тот. — Чего пришёл? Ругать меня, бездарного капитана, за проигрыш? Можешь не утруждать себя. Сильнее, чем я сам себя ругаю, может это сделать, разве что, МакГонаголл. Она сказала, что если мы в этом году не возьмём Кубок — я вылечу не только из капитанов, но и из команды…

Он глубоко вздохнул.

— Вот я и хотел как раз поговорить с тобой об этом, — промолвил Дурсли.

— Да? — без интереса, устало обронил Древ. — И что же ты можешь такого сказать?

— Ну, например, я знаю, что нужно сделать, чтобы Гриффиндор выиграл оставшиеся матчи и всё-таки получил Кубок квиддича.

Глаза Оливера стали размером больше галлеонов, когда он уставился на щуплого лохматого очкарика:

— Ты? Знаешь? Я этого не знаю, даже МакГонаголл этого не знает, а ты — знаешь?! Ну, и что же, по-вашему, нужно сделать, мистер Как-там-тебя-звать?

— Гарри. Дурсли. …Надо взять меня в команду. Ловцом вместо Уизли.

Капитан команды даже дар речи потерял от такого нахальства. Он хлопал глазами и беззвучно открывал и закрывал рот. Воспользовавшись этим, Гарри деловито продолжил:

— Вот, смотри. Наша команда продула сейчас 180 очков, так? Следующая игра с Пуффендуем. Мы сможем отыграться?

— Ну, не знаю, — вымолвил всё ещё обалдевший Древ. — Ловец у них не очень хороший, но кольцевой просто непробиваемый. Если только девчонки ухитрятся ему забить, и если Рон сможет поймать снитч…

— Вот именно, «если». Поставь меня на игру, Оливер, — твёрдо сказал Дурсли и ударил кулаком по ладони. — Увидишь, я словлю его без всякого «если».

Тот смотрел в лицо Гарри и как будто пытался разглядеть причину его уверенности. Гарри же чувствовал, что сейчас полыхает таким фанатизмом, который всегда отличал самого Древа.

— …Ну, что ты теряешь? — продолжил он давить. — Неизвестно, победишь ли ты с Роном. А со мной — победишь точно.

— …А с чего ты вообще взял, что сумеешь играть ловцом? — вдруг спросил Оливер. — Я тебя и на тренировках-то ни разу не видел. И на отборе в команду тебя не было. Раз ты так уверен, что играешь лучше Рона, чего ж не пришёл?

— Ну, не пришёл и не пришёл, — нахмурился Гарри, — сейчас пришёл. Хочешь, испытай меня. Хоть прямо сейчас!

Он гордо вскинул подбородок и посмотрел на Древа даже с некоторым вызовом. Тот быстро бросил взгляд на дверь и опустил глаза. Гарри понял, что капитан очень не хочет возвращаться в Замок, где каждый встречный гриффиндорец наверняка будет его упрекать в проигрыше команды. И для этого ему сгодится любой предлог.

— Ла-адно.

Оливер нарочито неторопливо встал со скамейки:

— Бери метлу и пошли на площадку. Я принесу мячи.

…Гарри так соскучился по полётам, что согласен был летать даже на не самой лучшей школьной метле. А обычные тренировочные мячики, похожие на магловские теннисные, которые бросал ему Древ сначала равнодушно, но потом всё более увлекаясь, словно сами летели ему в руки. Наконец, впечатлённый капитан рискнул выпустить настоящий снитч. Дурсли понимал, что сейчас очень многое решается в его дальнейшей жизни в этом чужом, неудобном и недружественном к нему Хогвартсе. Он взлетел над площадкой, завис примерно посередине и внимательно осматривался в поисках золотистой искры. Конечно, его теперешнее волнение не сравнить было с азартом во время матчей, да и других игроков, которые могли бы помешать, вокруг не было. Но он должен был доказать, что он достойный сын Джеймса Поттера и в этом мире. Он должен придать этим уверенность самому себе.

Наконец, Гарри заметил, что снитч висит возле одного из колец на дальней стороне площадки. Он развернулся и понёсся туда. Да, школьная метла «Чистомёт-5» ни в какое сравнение не шла с его верной «Кометой»! Неповоротливый, он всё время норовил отклониться вниз и влево. О послушании Кометы малейшему движению седока можно было даже не вспоминать. И тем не менее, Гарри успешно догнал и поймал крылатый мячик.

— Вот! — торжествующе сказал он, протягивая трофей капитану. Тот осторожно высвободил снитч из его кулака и уложил на место в сундук. Заперев замки, Оливер внимательно посмотрел на Гарри. Он был явно впечатлён.

— Ну, что ж, — еле разлепил он пересохшие губы, — приходи завтра на тренировку, Гарри Дурсли. Я беру тебя в команду. В матче с Пуффендуем будешь играть ты.

Гарри был так счастлив, что едва не набросился на Древа с объятиями и поцелуями. Вместо этого он кивнул и убежал. Сначала он поставил метлу на стойку и даже тихонько поблагодарил её. А затем степенным шагом, с загадочной улыбкой на лице вернулся в расположение своего факультета.

Гарри долго ворочался в кровати, боясь проспать завтрашнюю тренировку. И заснул уже очень поздно и очень крепко. Вдруг его словно что-то толкнуло, он вздрогнул и вскочил в постели, ошалело вертя головой. В спальне было темно, как и за окнами, но мальчик слышал, что кто-то осторожно, стараясь не шуметь, передвигается по комнате. Он быстро сообразил, что это Рональд собирается на тренировку, и злорадно ухмыльнулся. Дождавшись, пока Уизли уйдёт из спальни, Гарри моментально оделся в приготовленную с вечера на постели одежду и так же тихо выскользнул на лестницу.

Дурсли не мог идти так же быстро, как длинноногий Рон, поэтому явился на площадку, когда вся команда переоделась и уже выстроилась на поле. Все зевали и ёжились на холодном осеннем ветру. Древ прохаживался перед ними и поглядывал на часы. Заметив Гарри, он кивнул ему и, как ни в чём ни бывало, сказал: «Бери метлу и живо в строй». Тот прикусил губу, чтобы не смеяться, быстро сбегал за метлой и встал на левом фланге, горделиво выпрямившись во весь свой невеликий рост. Все остальные вытаращились на него, а потом одновременно перевели взгляды на капитана.

— Это ещё кто и зачем? — вымолвила нападающий Анджелина Джонсон.

— Это наш новый ловец, — не скрывая довольного тона, ответил Древ. — Гарри Дурсли. Прошу любить и жаловать. А ты, Рональд, побудешь пока запасным.

Вышибалы Фред и Джордж переглянулись и одинаково нахмурились. Они уже давно не видели такую довольную физиономию Оливера и догадались, что это неспроста. Поэтому близнецы, никогда не упускавшие возможность высказаться, на этот раз смолчали. К тому же, интересы команды для них всегда были выше, чем расстройство младшего братишки. А сказать, что Рон был расстроен, значило — ничего не сказать. Он отступил назад и мгновенно покраснел. Гарри даже стало немножко стыдно, что ему нравилась такая реакция бывшего ловца. Он опять прикусил губу и пристально смотрел, как Уизли-младший впился взглядом в капитана команды и силился хоть что-то сказать. Лицо же Древа казалось суровым и неумолимым. Рон медленно бледнел, губы его тряслись, он даже не моргал, потому что глаза наполнились слезами. Очень медленно рыжий мальчишка в квиддичной форме положил метлу на землю и, свесив голову, ссутулившись, побрёл к скамейкам трибун.

Гарри вместе с остальными проводил его взглядом, а потом отвернулся, уже не пряча улыбку. Он быстро прикинул, что метла Рона, хоть и тоже школьная, была всё-таки получше, чем та, которую он держал, поднял её и вопросительно посмотрел на Древа. Оливер подошёл к нему, оценивающе оглядел обе метлы, что-то прикинул в уме, кивнул и сказал: «Ладно, летай пока на роновой метле, а если заслужишь — будет тебе сюрприз». Гарри в тот момент был так рад и доволен, что не обратил внимания на его обещание. Он быстро сбегал и убрал «лишнюю» метлу.

…И тренировка наконец-то началась. Стоило только Гарри взмыть в воздух, как все остальные переживания исчезли из его мыслей, потеряв свою важность. Как всегда. Он больше не думал о том, что сразил Рона чуть не насмерть, ударив в самое чувствительное место. Он вообще ни о чём больше не думал, кроме того, как бы показать себя с наилучшей стороны. И это ему удалось. Под конец тренировки уже и все остальные игроки были согласны с капитаном: Гарри Дурсли — ловец не хуже Рональда Уизли, а может даже и лучше. И это стало заметно по изменившемуся к Гарри отношению. Девушки-нападающие улыбались ему и называли по имени, вышибалы одобрительно (но всё же крепче, чем хотелось бы мальчику) хлопали его по плечам и хмыкали. Идя к раздевалке, Гарри ещё раз глянул на Рона и опять не удержался от злорадной ухмылки, увидев расстроенную его физиономию. Весь день на уроках Дурсли то и дело косился на Уизли и продолжал упиваться его несчастным видом. Но к концу дня мальчик понял, что насладился местью сполна.

После ужина Гарри оттащил Рона из толпы гриффиндорцев за руку в сторонку.

— Ну? — хмуро вопросил Уизли. — Чего ещё тебе надо, Дурсли?

— Послушай, Рональд… Ты извини меня, — придав лицу сокрушённое выражение, вымолвил Гарри. — Я ведь не знал, что ты так расстроишься. Я хотел как лучше для факультета…

Рон долго, испытующе всматривался в его лицо. Никакого злорадства больше не светилось в ярко-зелёных глазах за стёклами очков. По крайней мере, Гарри на это очень надеялся.

— Да ладно, — выдохнул Уизли, — проехали. Ты… Ты и вправду летаешь лучше меня. Древ на тебя так надеется… Но только попробуй, Гарри, не словить снитч в следующей игре! Тогда тебя от гнева всей команды ничто не спасёт.

— Я понимаю, — признался тот.

— А скажи-ка, как ты сумел так наловчиться летать? Ведь ты ж маглорожденный. На первом курсе у тебя на уроках полётов вообще ничего не получалось.

— Э-ээ… Я… Я это… Я сам тренировался. Попросил мадам Хуч разрешить мне летать поздно ночью. И летал, пока все спали.

— Да? — недоверчиво почесал в затылке Рон. — Вот не замечал…

Он уставился на Гарри опять с тем же выражением лица, словно хотел что-то вспомнить, но не мог понять, что именно. И тут Дурсли пришла в голову ещё одна идея…

— Слушай, Рональд… А ты не мог бы мне помочь?

— Я? И чем же?

— Потренируй меня. Летать-то я вроде умею, немножко…

Уизли на это хмыкнул.

— …а вот играть ловцом — не очень. Помоги мне, научи, а?

Рон поморгал в удивлении, но Гарри смотрел на него снизу вверх с такой простодушной надеждой… И он не устоял, всё-таки квиддич он любил больше всего на свете. Всю дорогу до гриффиндорской башни мальчишки шли рядом, болтая о любимой игре. Рон в восторге размахивал руками и трещал без умолку, Гарри только кивал и изредка вставлял вопросы о том, чего, якобы, не знал. Он даже не особо вслушивался в болтовню Уизли, просто поглядывал на него, словно опять оказался в том, своём, мире: вот он со своим лучшим другом Роном идёт с успешной тренировки…

...И тем сильнее у него защемило сердце, когда, оказавшись в Общей комнате, Уизли внезапно смолк, бросил на него какой-то смущённый взгляд и… помчался к Невиллу, который пристально смотрел на них и укоризненно поджимал губы. Гарри Дурсли вздохнул и отправился в дальний угол гостиной учить уроки.

С того дня свободного времени у Гарри почти не оставалось. Уроки он делал по-прежнему один, без чьей-либо помощи, ведь рассчитывать ему теперь приходилось только на себя. И очень скоро он обнаружил, что не так уж и трудно слушать учителей на уроках и запоминать, и это здорово помогает делать домашние задания быстрее, оставляя достаточно времени для тренировок с командой, и особенно — с Роном. Первые два раза они вернулись с площадки взволнованные и довольные и оживлённо болтали. И, хотя переступив порог, Рон тут же «забывал» о Гарри и мчался к Невиллу, Дурсли понимал, что Лонгботтом не мог не обращать на это внимания. И потом Невилл стал ходить вместе с ними, сидя на скамейке трибун и пристально наблюдая, как Рон «учит» Гарри быть ловцом.

И вот наконец-то настал день игры с Пуффендуем. За завтраком Древ усадил Дурсли возле себя и усиленно заставлял его поесть. Гарри то краснел, то бледнел от волнения, и кусок решительно не шёл ему в горло. Остальная команда тоже обеспокоенно поглядывала на нового ловца, ведь от него зависело слишком много. Если Гарри не словит снитч, о Кубке команде Гриффиндора можно забыть. Конечно, от нападающих тоже много зависело, но задача ловца была во сто крат тяжелее.

Пуффендуйская команда, как помнил Гарри, не только не считалась фаворитом в играх, но и была откровенно слабой. За исключением кольцевого Герберта Флита, ну, и сильного ловца Диггори, которого у них сейчас не было. На его месте Гарри увидел, почти не удивившись, «слизеринца» Теренса Хиггза. Тем не менее, «Барсуки» всегда выкладывались в играх по полной, и на лёгкую победу рассчитывать не приходилось. Излюбленным их стилем было спокойное, неторопливое поведение, сбивающее напряжённый ритм игры. Они даже не пытались пробиться к гриффиндорским кольцам, вяло, но очень точно перепасовывали друг другу квоффл, не позволяя завладеть им противнику. «Вязкая игра», — то и дело повторял комментатор Ли Джордан, чуть не зевая во весь рот. Древ тоже скучал возле колец. Размеренный полёт квоффла, похоже, усыпил даже кольцевого Флита, и взявшийся словно из ниоткуда бладжер сбил его с метлы. Трибуны ахнули в ужасе, но парень не упал, он крепко держался за древко и отчаянно извивался на высоте метров в пять, пытаясь взобраться обратно. Пока он так дёргался, гриффиндорке Кэти Белл удалось забить в его кольца аж четыре мяча! Болельщики с красно-золотыми флажками радостно орали. «Проснувшаяся» тройка нападения «жёлтых» рванула к кольцам «красных».

И тут появился снитч. Гарри, который уже весь извёлся от нетерпения, тут же помчался в погоню. Хиггз сделал то же самое, но Дурсли был легче и ближе к крылатому мячику. Гарри изо всех сил потянулся за снитчем. Как было бы хорошо, если у него руки были подлиннее!.. Снитч метался, быстро уворачиваясь от пальцев ловца, а Хиггз уже неумолимо настигал, разогнавшись до предела. На Комете Гарри легко бы уклонился от пуффендуйца, но школьная метла не была такой вёрткой. И конечно, ловец в жёлтом врезался корпусом в ловца в красном, когда силился дотянуться до крылатого мячика. Оба рухнули наземь красно-жёлтой кучей. Болельщики опять ахнули и повскакали с мест, пытаясь разглядеть, что происходит. Мадам Хуч и мадам Помфри словно из-под земли выросли возле упавших мальчишек. Сложно было разобрать, где чьи руки-ноги, но барахтались они так активно, что было понятно: серьёзных травм нет.

Наконец колдуньям удалось расцепить Хиггза и Дурсли. Оба пыхтели и вырывались, одинаково красные, взлохмаченные, и метали друг в друга яростные взгляды. Но кто поймал снитч? Обе команды слетели на площадку и обступили ловцов и судью. Та аккуратно подняла с земли золотистый мячик с помятыми крыльями. Казалось, в столкновении серьёзнее всех пострадал именно он.

— Я его поймал!

— Нет, его поймал я!

Ловцы шипели друг на друга сквозь разбитые в кровь губы. Остальные игроки вопросительно уставились на судью. Мадам Хуч заговорила веско, отрывисто:

— Правилами предусматривается, что если снитч оказался на земле, и не понятно, кто из ловцов его поймал, то мячик отдают обоим игрокам…

— ЧТО?! — вскричали хором и гриффиндорцы, и пуффендуйцы.

— …отдают обоим игрокам, — невозмутимо повторила судья и продолжила: — По очереди. Снитч запоминает, кто его словил первым, и сам показывает это. Итак, Хиггз, бери снитч.

Теренс протянул ладонь, и мадам Хуч возложила на неё безжизненный мячик. Ничего.

— Теперь ты, Дурсли.

Как только снитч оказался на ладони Гарри, он тут же встрепенулся и замахал крылышками. Мальчик улыбнулся и рефлекторно сжал кулак.

— …Итак, счёт нашей игры — 190:0 в пользу Гриффиндора! — заорал на весь стадион Ли Джордан.

Гарри не помнил, чтобы его так восторженно чествовали ни в «прошлом», ни тем более сейчас. С радостными воплями и свистом команда вскинула ловца на руки и понесла вокруг площадки. С трибун хлынули обезумевшие от счастья гриффиндорские болельщики. Каждый считал своим долгом покрепче хлопнуть по плечу или спине маленького ловца. Гарри казалось, что его в восторге забили бы досмерти, если бы не вмешалась профессор МакГонаголл. Толпа почтительно расступилась перед деканом, и Гарри наконец-то поставили обратно на землю. Потный, растрёпанный, красный как квоффл, с кровавыми пятнами на форме и сбитыми набок очками Гарри Дурсли уставился на профессора, а та молча, строго смотрела на него.

— Дурсли, — очень напряжённым голосом сказала МакГонаголл, — Древ. Идите за мной.

Не говоря больше ни слова, профессор развернулась и широким шагом направилась к Замку. Капитан Древ протолкался к Гарри. Гриффиндорцы обменивались непонимающими взглядами. Оливер пожал плечами и пошёл за деканом. Гарри поправил очки и на подгибающихся от волнения ногах поспешил следом.

Оказавшись в кабинете декана Гриффиндора, Гарри старался держаться чуть позади капитана Древа, втянул голову в плечи и робко оглядывался. Он знал, что ни в чём не провинился, даже наоборот, но думал, что всё-таки не может быть в чём-либо уверен, ведь реакция МакГонаголл на любые поступки учеников её факультета, как плохие, так и хорошие, всегда была непредсказуемой. Оливер тоже казался озадаченным тем же: похвалит ли их декан за победу или же разругает за то, что набрали мало очков? Волшебница же прошествовала к своему столу, уселась в кресло и воззрилась сквозь очки на мальчишек в квиддичной форме. Через какое-то время, видимо, сочтя, что они достаточно прочувствовали значимость ситуации, она вымолвила:

— Значит, победили?

И голос её зазвенел от сдерживаемого волнения.

— Да! Да! — просияв, закивал Древ. — Это всё Гарри, лучшего ловца в команде Гриффиндора, похоже, никогда не было, за исключением, может быть, Чарли Уизли!

МакГонаголл перевела пронзительный взгляд на щуплого очкарика, а тот съёжился ещё сильнее. Но, взглянув мельком на профессора, он вдруг увидел и на её лице такое же недоумённое выражение, какое замечал у Рона и у Люпина.

— …Значит, ты, Гарри Дурсли, маглорожденный волшебник, — медленно проговорила она, — так хорошо научился летать на метле …сам?

Мальчик кивнул, опасаясь вдаваться в подробности и врать МакГонаголл. И он даже не сумел скрыть короткого вздоха облегчения, когда словно прожигавший его насквозь орлиный взгляд декана переместился на Древа.

— Оливер, ты что-то такое говорил мне про школьную метлу, которая никак не подходит для нашего нового ловца.

— Да, мэм, — опять энергично кивнул Древ. — Ему нужна другая метла, получше. И я вспомнил, как вы рассказывали, что храните… ту самую метлу. Может быть, Гарри её достоин?

МакГонаголл опять воззрилась на Гарри.

— Ну, что ж… Возможно, ты прав, Оливер.

Она встала из-за стола, прошла к высокому шкафчику в углу кабинета, коснулась волшебной палочкой замка. Дурсли замер и затаил дыхание. Затем он быстро глянул на Древа. Тот улыбнулся, кивнул и сказал тихо-тихо:

— Я же обещал тебе сюрприз!

Новый гриффиндорский ловец посмотрел на декана. Та повернулась — и Гарри увидел, что она крепко держит обеими руками …метлу. МакГонаголл подошла и протянула её мальчику.

— Вот, Гарри. Возьми. Это «Серебряная Стрела-11», — с гордостью сказала профессор. Дурсли смотрел на светлую, действительно, словно серебряную метлу и не мог оторвать от неё взгляд. Мир, казалось, перестал существовать для него. Даже голос профессора слышался как будто издалека.

— …Наверное, ты не очень разбираешься в марках мётел, поэтому я тебе кое-что расскажу. На этой модели марка «Серебряная Стрела» перестала существовать. К сожалению, ничего лучше они не смогли создать. Все знатоки мётел сходятся во мнении, что на момент своего выпуска это была самая лучшая гоночная метла не только Британии, но и всей Европы. Может быть, сегодня её форма и покажется кому-то старомодной, но, уж поверь, она по своим лётным качествам не уступит современным моделям Чистомёта или даже Нимбуса.

Профессор держала перед Гарри метлу, а он всё не решался протянуть к ней руки. Наконец, он медленно коснулся древка кончиками пальцев и ощутил прохладу и гладкость. Он сжал метлу обеими руками, но МакГонаголл почему-то не отпускала её. Гарри вопросительно вскинул взгляд на декана.

— Позволь мне договорить, Гарри. Не только за свои качества именно эта метла удостоилась такой чести, как храниться в особых условиях в моём кабинете. Самое главное — это кто был её владельцем. Если ты побывал в Комнате призов Хогвартса, то среди наград, полученных нашими учениками за все годы, ты наверняка видел на почётном месте награду лучшего квиддичного игрока…

Гарри внезапно почувствовал, что побледнел почти как древко метлы в его руках, а пальцы сжались, словно их свела судорога.

— …Нападающего Джеймса Поттера, — профессор произнесла это имя с уважением и грустью. — Теперь ты держишь метлу этого человека.

Она разжала пальцы, и Гарри ощутил вес метлы своего отца.

— Не посрами имя Джеймса Поттера, Гарри Дурсли. Приложи все усилия, чтобы славная история «Серебряной Стрелы» продолжилась с её новым владельцем. Древ поверил в тебя. Команда поверила в тебя. Я тоже верю в тебя, Гарри.

Мальчик почувствовал, что его глаза наполнились слезами. «Метла моего отца. Это метла моего отца», — билась в его голове единственная мысль. Он взглянул на МакГонаголл и увидел, что строгое лицо смягчила слабая улыбка.

— Спасибо, — у него перехватило дыхание, поэтому голос звучал сипло, — профессор. Спасибо, Оливер. Я не подведу вас. Я не уроню славу мо… метлы лучшего квиддичного игрока.

…Вместе с капитаном команды Гарри шёл в гриффиндорскую башню. Оливер что-то вдохновенно вещал, но Дурсли его почти не слушал. Мальчик нёс «Серебряную Стрелу» и думал, что никакая сила в мире не сможет эту метлу у него отнять. Даже воспоминание о «Комете» померкло для него, ведь, при всём её совершенстве, то была просто метла, а это — Метла Отца.

В Общей комнате Гриффиндора тем временем празднество в честь долгожданной победы шло полным ходом. Как только Древ и Дурсли появились в гостиной, их опять подхватили на руки и принялись восторженно качать. Гарри и раньше было крайне неловко, когда его чествовали, поэтому при первой же возможности он вывернулся из рук однокашников и умчался в спальню. Только там, взобравшись на кровать и задёрнув шторы, он сумел удивиться, что действительно не выпустил из рук метлу. Мальчик уложил «Серебряную Стрелу» на колени и любовался ею, благоговейно поглаживая. Он жадно рассматривал каждый дюйм древка, оглаживал каждый прутик в хвосте… Сердце его бешено колотилось, глаза наполнились слезами. Теперь и в этом мире у него есть то, что связывает его с отцом.

—…Ну-ка, покажи, что это за чудо-метлу дала тебе МакГонаголл! — раздался насмешливый голос, и занавеси отдёрнулись. Гарри увидел Невилла и Рона, а позади них стояли Дин, Шеймус и Фред с Джорджем. Все они с одинаковым любопытством уставились на «Серебряную Стрелу». Дурсли нахмурился и попытался спрятать её за спину. Как бы не так, Лонгботтом перехватил древко. Мальчишки молча, уставившись друг другу в глаза, тянули каждый к себе метлу. Невилл был явно сильнее…

— Ну, Гарри, тебе жалко, что ли? Мы же только посмотрим, не съедим…

От явно заискивающего голоса Рональда Невилл и Гарри вздрогнули, и оба разжали пальцы. Так метла очутилась в руках Уизли, у которого её моментально выхватили братья. Гриффиндорцы сгрудились возле кровати Гарри и разглядывали «Серебряную Стрелу», одобрительно вскрикивая.

— И это правда метла самого Джеймса Поттера? — недоверчиво хмыкнул Лонгботтом.

Дурсли уже открыл рот, чтобы дать ему отповедь, но тут в один голос заговорили близнецы, убеждая, что это истинная правда. Наконец, когда все наахались над серебристой метлой, а Гарри уже едва не дымился от возмущения, Лонгботтом шагнул к его кровати и положил на колени «Серебряную Стрелу» со словами:

— Тебе сказочно повезло, Дурсли. Только попробуй теперь подвести нашу команду.

Затем он круто развернулся и пошёл к выходу из спальни. Остальные с явной неохотой последовали за ним. Гарри тщательно протёр покрывалом древко своей метлы и поймал себя на мысли, что с удовольствием вымыл бы её с мылом.

А на следующий день профессор Люпин с загадочным выражением лица встретил гриффиндорских третьекурсников возле кабинета Защиты от Тёмных сил. «Вас ждёт сюрприз, — сказал он ученикам. — Положите свои сумки в классе и возьмите палочки». Затем он повёл всех… в учительскую.

В просторной комнате все кресла, диваны и столы были сдвинуты в один угол, а к большому окну был придвинут громадный шкаф. Ребята с любопытством поглядывали то на него, то на учителя и перешёптывались. А Гарри похолодел, он понял, что сейчас будет. Боггарт. И верно: профессор Люпин принялся в своей обычной мягкой манере рассказывать о боггартах, расхаживая перед шкафом, в котором кто-то недовольно завозился. Ученики слушали очень внимательно. Затем все принялись повторять заклинание «Риддикулус». Гарри догадался, что Люпин не вызовет Невилла первым, и, скорее всего, он так же, как в тот раз сделает всё, чтобы не допустить встречу Мальчика-который-выжил с его страхом, потому что это наверняка будет Воландеморт. Ну, а ему-то что делать, когда для него боггарт станет дементором?

«Думай, Гарри, думай, — пронеслось в голове мальчика уже ставшее привычным его персональное „заклинание“. — КАК, ради всей магии на свете, ты ухитришься сделать дементора смешным?!»

И вот, учитель дал задание всем подумать, чего они боятся и как сделать страшное смешным. Ученики задумчиво разбрелись кто куда. Гарри напряжённо думал над заданием, крепко сжимая волшебную палочку, но он ещё успевал следить и за Лонгботтомом, и видел, как тот бледен и сосредоточен.

— Ну, что ж, — наконец, сказал Люпин, — давайте посмотрим, как у вас получится.

И он направил волшебную палочку на замок шкафа. Дверь заскрипела, медленно открываясь.

— Шеймус, прошу вас, — спокойно промолвил профессор и ободряюще улыбнулся. Финниган шагнул вперёд, он был бледный, как все остальные ученики, но выглядел решительно. Из темноты шкафа вылезла костлявая женская фигура в рваном, истрёпанном платье, с длинными, почти до пола, всклокоченными волосами и лицом-черепом: банши. Девочки завизжали и отпрянули, попрятавшись за мальчиков. Банши уставилась на Шеймуса, оскалилась и открыла рот, готовясь выть. Мальчик наставил на неё дрожащую руку с палочкой и крикнул волшебное слово: «Риддикулус!» Глаза монстра вдруг выкатились в явном удивлении, а руки вцепились в собственное горло — банши осипла и вместо леденящего кровь воя раздался жалкий писк. Шеймус победно рассмеялся, костлявая фигура метнулась обратно в шкаф.

— Отлично, Финниган! — сказал Люпин. — Уизли, ваша очередь.

Рон шагнул вперёд. А дальше — заорали все, а не только девочки: из шкафа выскочил огромный паук и, щёлкая жвалами, стал медленно надвигаться на Рона, который отступал назад и трясся словно в лихорадке. Учитель нахмурился и уже хотел защитить мальчишку, но тот всё-таки смог собраться. «Риддикулус!» — паук замер, а потом его ноги вдруг отвалились, и туловище запрыгало по полу, как мохнатый мяч. Класс грохнул смехом.

— Молодец, Рональд! — одобрительно кивнул профессор. — Теперь…

Но он не успел никого назвать. Волосатый шар покатился к Лонгботтому. Тут же остановившись, он вдруг начал расти ввысь и вскоре превратился в худую фигуру в плаще с капюшоном. Тонкая жемчужно-белая рука стала плавно подниматься, чтобы открыть лицо. Все замерли. Гарри глянул на Люпина, ожидая, что тот ринется спасать Мальчика-который-выжил, но ему показалось, что учитель растерялся. Дурсли также понял, что Лонгботтом сам не в состоянии защититься и вот-вот рухнет в обморок. Тогда он решительно сжал губы и сам кинулся между Невиллом и боггартом.

Миг — и фигура в плаще стала ещё выше и бесформеннее, она воспарила над полом, распространяя волны холода и страха. Гарри чувствовал, что его лицо заливает пот и слышал, как всхлипывают рядом другие ученики. «Экспекто Патронум!» — собрав все силы, заорал он. Огромный серебристый олень стремительно вырвался из палочки и отшвырнул дементора-боггарта прочь. Сгусток тьмы со свистом влетел в шкаф. Шкаф затрясся, и от толчка дверь захлопнулась. Перепуганные гриффиндорцы постепенно приходили в себя. Гарри без сил сидел на полу и ловил ртом воздух. А профессор Люпин и Мальчик-который-выжил, одинаково тяжело дыша, очень пристально на него смотрели.

Наконец, когда юные волшебники вновь обрели способность двигаться и разговаривать, они всей толпой ринулись к Дурсли и окружили его.

— Что это было, Гарри? Это твой олень? Откуда он взялся? А кем это стал твой боггарт? — наперебой кричали все. Все — кроме Люпина, Лонгботтома и мертвенно бледного Уизли. Гарри всё так же молчал. До него дошло, что он своим поступком загнал себя в безвыходное положение. О Мерлин, ну, откуда в нём это идиотское стремление спасать всех и вся?! Да, он не мог поступить иначе, но теперь ему некуда деться от вопросов, на которые нельзя, невозможно правдиво ответить. Ему просто необходимо время, чтобы придумать хоть мало-мальски правдоподобные отмазки. И много отмазок… По-прежнему бледный Дурсли медленно закрыл глаза и повалился на бок.

Профессор обвёл взглядом присмиревших гриффиндорцев и объявил, что урок окончен. Сам же осторожно поднял Гарри на руки и понёс в больничное крыло. Невилл и Рон переглянулись и побежали за ним.

Мадам Помфри, школьная целительница, как только устроила бессознательного мальчика на койке в палате, сразу осмотрела его и возвела осуждающий взор на преподавателя.

— Профессор Люпин, я никак не могла ожидать, что именно после вашего урока…

— Да, мэм, — учитель прятал взгляд как провинившийся ученик, — я не сумел правильно организовать…

— Ладно, сначала надо помочь мальчику, а потом будете оправдываться. Ступайте.

Профессор шагнул назад и едва не налетел на учеников за спиной. Целительница тут же «набросилась» и на них:

— А вам что тут нужно? Знаете, что стало с любопытной кошкой? …Быстро идите на урок!

— Мадам Помфри, — пролепетал Невилл, — Ду… Гарри защитил меня. Это из-за меня он…

— …Ах, какие мы тут благородные собрались! — прервав его, всплеснула руками целительница. — Да мне не интересно, отчего да почему. Мне работать нужно, так что, ступайте-ка отсюда все. Как только ваш товарищ будет в порядке, придёте его навестить, вот тогда и будете разбираться, кто виноват, да что делать.

Лонгботтом понурился и пошёл к выходу в сопровождении Уизли, который так и не вымолвил ни словечка. Люпин быстро и настороженно бросил взгляд на мадам Помфри. Та, словно поняла причину его беспокойства, поджала губы, но кивнула. Учитель выдохнул и также направился к двери. Гарри, старательно не открывая глаз, тоже тихонько вздохнул с облегчением, но, ощутив заботливые прикосновения мягких рук мадам Помфри, позволил себе слегка пошевелиться и застонать.

* * *

— …Ты не представляешь, что я чувствовал!

Русоволосый волшебник в залатанной мантии расхаживал в волнении по роскошно обставленной гостиной. Эта комната, как и весь дом, производила двоякое впечатление. С одной стороны, ощущалось желание хозяев сделать всё как можно удобнее и показать… даже не столько высокий статус, сколько именно богатство. А с другой — явно чувствовалось, что все эти притязания остались в прошлом. Мягкие кресла и диваны расставлены как попало, с некоторых даже чехлы не сняты. Пушистые ковры полны пыли, как и тяжёлые парчовые занавеси, в которых к тому же… кто-то копошился. Бронзовая отделка мебели и канделябры позеленели и давно нуждались в чистке. Картины в широких золочёных рамах на стенах были закопчены так, что трудно было даже понять, что там изображено: портрет или пейзаж.

Казалось, что лишь несколько предметов в гостиной используются по назначению, а не служат «памятниками забытых времён»: большой камин, где сейчас весело плясал огонь, маленький кофейный столик возле него и два кресла. С одного из этих кресел только что вскочил в волнении гость, едва не угодив подолом мантии в камин, а хозяин дома так и восседал во втором, расслабленно откинувшись на спинку и скрестив ноги. Это был высокий волшебник, некогда черноволосый, а сейчас наполовину седой, его бледное лицо казалось измождённым, словно он долго пребывал на грани смерти.

— …Мне давно уже стало казаться: с этим мальчишкой не всё так просто, — в волнении продолжал монолог профессор Школы Хогвартс Ремус Люпин. — Он чуть не напрямую назвал меня оборотнем. Он боится дементоров, стало быть, знает, кто это. Откуда бы маглорожденному о них знать, а? Ему тринадцать, а он вызывает настоящего, овеществлённого Заступника. И его Заступник — олень, Сириус! Олень!

— Ну, форма Заступника ещё ничего не доказывает, — скептически пожал плечами Блэк.

— Конечно. Если бы только одно это, тогда, возможно, это и было бы просто совпадением. Но Гарри лицом — вылитый Джеймс. А глаза — зелёные, как у Лили. Какие доказательства тебе ещё нужны? Этот мальчик — сын Поттеров!

— Но как он мог спастись из их дома в тот день?

— Да какая разница как, Сириус! Главное — он жив. А ты его крёстный, а значит — несёшь за него ответственность.

Блэк провёл рукой по полуседым кудрям, а затем неторопливо раскурил сигару:

— И что ты предлагаешь?

— Забери его у этих маглов и вырасти из него настоящего волшебника. Дай ему то, чего он лишён. Фамилию. Статус. Деньги, наконец!

— А ты не мог ошибиться, Ремус? Мне кажется, ты просто изо всех сил хочешь верить, что сын Поттеров жив.

— А ты просто прячешь голову в песок и не хочешь вообще ни во что верить. Прямо как маглы отрицают волшебство, даже столкнувшись с ним нос к носу.

— Верить… — глубоко вздохнул Сириус, любуясь затейливыми изгибами струйки дыма. — Я просидел в Азкабане десять лет, Ремус. Десять. Лет. В Азкабане. Там моментально избавляют от веры, надежды, ну, и от любви заодно… Я сейчас хочу просто жить, видеть солнце и дышать свежим воздухом.

— Ага. Солнце и свежий воздух. В Лондоне, — усмехнулся Люпин.

— Ну, ты же понимаешь, о чём я. А ты предлагаешь мне взваливать на себя ответственность за какого-то мальчишку.

— Не за «какого-то мальчишку», а за сына наших погибших друзей. Извини, что напоминаю, но именно ты всегда считался лучшим другом Джеймса Поттера. А его сын — твой крестник, кстати.

— Ну, я не знаю… Я же его десять лет не видел, этого мальчишку. А может, он вообще не захочет жить со мной.

— Ну, не захочет — так не захочет, тогда другое дело. Но ты должен хотя бы поговорить с Гарри об этом, предложить ему…

— …Да никому я ничего уже не должен! — вспылил Блэк. — Я отбыл срок, я свободен и хочу, наконец-то, быть свободным! Если ты так уж хочешь нянчиться с этим Гарри — ну, посох тебе в руки. Ты его учитель — вот и учи его всему, что считаешь нужным.

— Ну, признай его по крайней мере Поттером, Сириус. Пусть парень законно носит фамилию своих родителей, а не каких-то маглов Дурсли!

И тут Блэк едва не подпрыгнул, выронив сигару прямо на перламутровую инкрустацию столика:

— Как ты сказал? Дурсли?

— Да, а что? — удивился Люпин.

— Сестра Лили вышла замуж за магла по фамилии Дурсли… Не самая распространённая в Британии фамилия.

— Ну, вот видишь! Сестра Лили мальчишку и усыновила! А кстати, ты-то откуда знаешь про её магловскую сестру?

— Да Джим сказал… Его и Лили пригласили на свадьбу. Он ещё смеялся, что тем тупым маглам такая фамилия как нельзя лучше подходит. Я и запомнил…

Сириус задумался, он больше не обращал внимания ни на тлеющую сигару в руке, ни даже на собственного друга. Ремус потоптался ещё немного рядом с ним, но потом вздохнул, шагнул к камину и взял щепотку лётного пороха из чашки на полке.

Худенький черноволосый мальчик проснулся, потянулся и…

почувствовал, что ему как-то не удобно в собственной кровати. Он привстал, нащупал на тумбочке у изголовья круглые очки и нацепил их на нос. Затем он сел и стал осматриваться. Что-то явно было не так в привычной скудной обстановке комнаты, только он спросонья всё ещё не мог понять, что именно. Мальчик соскочил с постели — и тут же скривился от боли. Во-первых, он сильно ударился ногами об пол, словно кровать за ночь стала ниже. Во-вторых, жутко болела спина, как будто вчера он таскал на себе мешки с песком. И в-третьих, голова. Ужасная боль, от макушки до самого носа, словно раскалывала голову. Сдержанно шипя от боли, мальчик проковылял на непослушных ногах к шкафу, распахнул его и уставился в зеркало. Ему сразу же показалось, что он словно бы вырос, хотя в остальном — всё было прежним: узкое лицо, ярко-зелёные глаза, непослушные чёрные волосы…

Мальчик в растерянности коснулся макушки — и ощутил под пальцами здоровенную шишку, которой вчера — совершенно точно — не было. Какого Мордреда с ним произошло за ночь?! Он откинул назад чёлку и потёр лоб… И тут же на выдохе прильнул к стеклу, едва не расплющив нос: поперёк лба отчётливо виднелся тонкий красноватый шрам в виде молнии. Обалдело моргая, мальчик отступил назад, продолжая ощупывать шрам, добрёл до кровати и сел. «Шрам в виде молнии? — думал он. — Но ведь такой шрам всегда был у Невилла Лонгботтома. Это же отметина, оставленная Тем-кого-нельзя-называть! Откуда она у меня?!»

Вопросы роились у него в голове, но ответов не находилось. Мальчик перестал наконец-то тереть шрам, осторожно уложил болевшее тело обратно на постель и закрыл глаза. «Это же только сон, — тихо прошептал он. — Это всё мне просто снится». Постепенно боль ушла, и он опять попытался «проснуться». Сел, огляделся. И наткнулся взглядом на большую пустую птичью клетку на столе. «О Мерлин, а это откуда? Да что в конце концов происходит?!» Всё ещё недоумевая, мальчик прошлёпал в ванную комнату. Потом переоделся, опять удивившись, что вся одежда в его шкафу была сильно заношенной и очень большого размера, и спустился в кухню завтракать.

— Доброе утро, — поздоровался он с тётей Петунией, которая хлопотала у плиты, и уселся за стол, заинтересованно принюхиваясь.

— Как ты посмел выйти из комнаты, Гарри? — женщина резко обернулась и вперила в него рассерженный взгляд. Мальчик съёжился и непонимающе заморгал.

— Я… Я просто хотел… Я проголодался, тётя…

— Марш в комнату, и чтобы даже тени твоей я не видела! Я принесу тебе твой завтрак, так уж и быть, когда сочту нужным! Что за наглость: появляться у меня на глазах, как ни в чём ни бывало, после того, что ты тут вчера устроил!

— Я устроил? — пролепетал он. — Но я ничего…

— Гарри! Хватит огрызаться! Убирайся, пока я не позвала Вернона!

Мальчик мгновенно сорвался с места и исчез из кухни: дядя Вернон хоть и никогда не был с ним жесток, но тётя сейчас была явно рассержена, а злить родственников ещё больше ему вовсе не хотелось. Тем более, что он всё ещё не понимал, что же такое успел натворить вчера. Ну, разве что, вчера был день его рождения…

В таком же недоумении Гарри провёл ещё два дня, почти безвылазно сидя у себя в комнате, выходя только в уборную. Трижды в день тётя Петуния просовывала еду в маленькое окошко, похожее на кошачий лаз, внизу двери его комнаты. И на этом общение с роднёй и заканчивалось, ни дядя Вернон, ни Дадли даже не подходили к его комнате. Нельзя сказать, что Гарри очень не хватало общения со своей приёмной семьёй, но чтобы его игнорировали полностью — это было очень-очень странным. Мальчику было нечем заняться, и на третий день он со скуки принялся перебирать свои школьные вещи в сундуке.

Он аккуратно свернул зимний плащ, встряхнул и сложил форменные мантии. Примерил ботинки и зимние сапоги, убедился, что они ему всё ещё впору. Перебрал ворох разрозненных носков, выложил те, что нужно было заштопать, остальные небрежно свалил обратно. Не успел он подумать, что ничего-то интересного нет и в сундуке, как вдруг обратил внимание, что… учебники довольно новые и почему-то за четвёртый курс. «Стоп, — мысленно удивился Гарри, — как же так? Я же пойду на третий курс, и я точно помню, что, когда собирался домой на каникулы, в моём сундуке были книжки второго курса. Второго! Откуда же эти учебники?» Подумав немного над этакой странностью, он всё-таки сообразил, в чём дело: это братцы Уизли в очередной раз подшутили над ним, забрали его книги и подсунули чужие. Интересно, как же он тогда будет делать домашние задания на лето… Наверняка, именно в этом и состояла идея близнецов.

Поскольку заняться мальчику всё равно было нечем, он выложил учебники на стол, намереваясь почитать хотя бы их: вот удивятся все, когда он будет блистать знаниями через год! Вернувшись к сундуку, Гарри обнаружил на дне кое-что, чего там вообще быть не могло. Никогда. …И вряд ли даже приколисты Фред с Джорджем додумались бы подложить ЭТО ему. Мальчик вынул из сундука длинный свёрток и снял малиновую бархатистую ткань с… метлы. Не веря собственным глазам, Гарри, который на уроке полётов взлетел одним из последних, из-за чего над ним смеялись все, даже девочки, держал в руках самую красивую, какую только можно было разве что во сне увидеть, метлу. Берёзовые прутики хвоста были идеально подобраны по толщине и длине, а на лаковом древке золотом выведено «Комета»…

Весь день Гарри читал учебники, а когда ему надоедало, любовался невесть откуда взявшейся в его сундуке метлой. Он буквально влюбился в Комету и гнал от себя мысль, что она у него оказалась по ошибке, и как только он вернётся в Хогвартс, настоящий хозяин этого чуда обязательно её у него отберёт. Мальчик даже спать улёгся, сжав в руке нереально гладкое древко метлы.

Следующим вечером Гарри лежал на кровати, всё так же держал метлу и смотрел в потолок, размышляя, как он появится в Школе. Он всё ещё не мог решить, показать ли Комету всем и каждому, чтобы все обзавидовались, или же спрятать или вообще оставить дома, чтобы не отобрали. Неожиданно в комнату вошёл дядя. Гарри медленно перевёл на него затуманенный мечтами взгляд. Дядя Вернон был одет в парадный костюм и выглядел чрезвычайно представительно.

— Мы уходим, — сообщил он.

— Простите?

— Мы — а именно, я с твоей тётей и Дадли — уходим.

— Отлично, — равнодушно сказал Гарри и снова уставился в потолок.

— Пока нас нет, тебе запрещается выходить из комнаты.

— Ясно.

— Запрещается трогать телевизор, стереосистему и вообще наши вещи.

— Да, сэр.

— И запрещается таскать еду из холодильника.

— Понятно.

— Я запру дверь в твою комнату.

— Как скажете.

Дядя Вернон сверлил племянника подозрительным взглядом, явно обескураженный отсутствием возражений, но не нашёл, что сказать. Он грузно, как бегемот, развернулся, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Гарри услышал, как поворачивается в замке ключ, и как дядя Вернон топает вниз по лестнице. Через несколько минут после этого снаружи дома хлопнули дверцы, раздался шум двигателя и шорох шин отъезжающего от дома автомобиля.

Мальчик действительно не испытывал никакой печали по поводу отъезда Дурсли. Какая ему разница, дома они или нет. Ему даже не хотелось вставать и включать свет в комнате. Быстро сгущались сумерки, а он всё так же валялся на кровати, поглаживая чудесную Комету и слушая ночные звуки, доносящиеся из открытого окна. Оказалось, пустой дом тоже издавал звуки. Ворчали трубы. Потрескивали и поскрипывали половицы и ступеньки… Гарри лежал тихо, без движения, почти засыпая.

И вдруг из кухни очень отчётливо донёсся грохот. Мальчик мгновенно сел и вслушался. Это не Дурсли — слишком рано, да и он бы услышал, как приехала машина. Несколько секунд было тихо, затем отчётливо послышались какие-то голоса. «Воры!» — испугался Гарри, скатился с кровати и замер, пригнувшись. Он решал, спрятаться ли ему под кроватью, или же в шкафу, но до него дошло, что воры не стали бы так громко разговаривать — а тот, кто ходил сейчас по кухне, явно не давал себе труда понижать голос. Да и вообще, что ворам делать на кухне? Тётя, конечно, неплохо готовит, но не настолько же! Мальчик схватил свою волшебную палочку и подошёл к двери, изо всех сил прислушиваясь. И почти сразу же отпрянул назад — замок громко щёлкнул, и дверь распахнулась.

Гарри стоял неподвижно, глядя сквозь дверной проём в неосвещённый коридор. Он старался уловить хоть малейший звук, но в доме стало совершенно тихо. Он поколебался мгновение, а затем быстро и бесшумно вышел из комнаты к лестнице. Сердце билось уже не в груди, а в горле. Внизу стояли какие-то люди. Пришельцев была целая толпа, человек десять, и все они, как по команде, уставились прямо на него. В отличие от мальчика, они совсем не удивились и не испугались, обнаружив его в пустом доме. Да, это точно не воры. Но кто они такие?

— Кто. Вы. И что. Здесь. Делаете?

Гарри говорил чётко и отрывисто, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Отлично, парень! — взревел один человек и шагнул вперёд. — Первым делом — бдительность!

Мальчик попятился и выставил перед собой волшебную палочку: крупный, грузный седой длинноволосый мужчина, в носу которого недоставало большого куска плоти, мог бы напугать своим видом кого угодно. К тому же, у него были разные глаза: один маленький, как чёрная бусина, смотрел прямо на него, а второй, крупный, ярко-голубой, вертелся в глазнице, словно жил собственной жизнью. Сомнений не осталось: дом добропорядочных маглов Дурсли посетили не воры, а волшебники. Такие же, как сам Гарри.

— Ты же помнишь, я был в прошлом году учителем в Хогвартсе, — продолжил устрашающий колдун, но тут же заметно смутился: — Э-э… Ну, то есть, не совсем я…

Видя, что Гарри не намерен кидаться к нему с объятьями, и вообще делает вид, словно не узнаёт, он отступил в толпу, пророкотав: — Эх, парень, ты прав, доверять мне у тебя нет совершенно никакого резона. Ремус, давай-ка ты…

— …А чего мы в темноте-то? — вдруг раздался молодой женский голос.

Через мгновение, наполненное шорохами и шуршанием в группе магов, раздалось почти хоровое «Люмос!». С полдюжины волшебных палочек засветились огоньками, подсвечивая лица своих хозяев. Гарри тоже чуть было не зажёг свою волшебную палочку, но усмехнулся, шагнул к стене и нажал выключатель. Волшебники, ослеплённые ярким электрическим светом, заозирались и заморгали. «Во как! — удивлённо сказал кто-то из них. — Это поярче будет даже, чем Люмос Солем!» Тем временем Гарри рассматривал визитёров. Никто из них не казался ему знакомым. «Да что в конце концов тут происходит?!» — думал он, едва сдерживаясь, чтобы не заорать эти слова во всю глотку. Взрослые смотрели на него снизу вверх, кто дружелюбно, кто с любопытством, а кто-то даже как-то уважительно. Кроме седого верзилы с разными глазами. Он уставился на мальчика весьма подозрительно.

— Что-то тут странноватое, не находите, леди и джентльмены? — пророкотал он. — Пацанчик-то даже тебя, Ремус, не узнаёт. А может, он — это вовсе не он?

Грузный колдун вперил взгляд живого глаза прямо Гарри в переносицу:

— Ну-ка, скажи, кем становится твой Заступник, а?

— Мой … кто? — непонимающе заморгал тот. Столпившиеся у лестницы волшебники чуть ли не в один голос ахнули и принялись переглядываться.

— Да что вы набросились на мальчика, Аластор, в самом-то деле? — прозвучал тот же голос молодой женщины, и наверх по лестнице стала подниматься колдунья с копной ярко-фиолетовых волос и лицом в форме сердечка. Она сочувственно смотрела на Гарри: — Мы свалились такой толпой на бедолагу посреди ночи, тут собственную фамилию забудешь, да? Моя вот, например, Тонкс, а твоя?

— Д-дурсли… — растерянно вымолвил он.

Даже самое искусное перо не смогло бы описать изумление, отразившееся на лицах волшебников.

Физически Гарри Дурсли чувствовал себя прекрасно, особенно если учесть, что никакие головные боли — как в прямом смысле, так и в переносном — из-за шрама его больше не беспокоили. Только лишь необходимость придумать хоть какое-нибудь приемлемое объяснение своему отчаянному поступку заставляла его валяться в больничном крыле, изображая крайнюю степень слабости и нездоровья. Притворяться он, прямодушный по характеру, научился в своей прежней жизни у Дурсли. Тётя Петуния притворялась радушной хозяйкой и идеальной матерью, дядя Вернон — успешным бизнесменом и главой семьи, ну, а двоюродный братец Дадли — хорошим сыном. А сколько раз Гарри наблюдал, как Даддикин закатывал истерики или притворялся больным для того, чтобы родители немедленно сделали то, что он хочет! Вот сейчас и он сам изображал нездоровье, чтобы достичь своей цели. Он даже глаза старался лишний раз не открывать, послушно ел с ложечки и пил всякие снадобья целыми галлонами. Мальчик подозревал, что мадам Помфри сразу поняла, что он симулирует, но она как ни в чём не бывало продолжала свою работу и не задавала лишних вопросов. Словно цербер Пушок, она охраняла его покой, так что ни единая живая душа в палату не проникала. Гарри спокойно лежал и обдумывал каждое своё следующее слово и действие. С непривычки было трудно.

Несмотря на это, через несколько дней в лечебницу пришёл тот, кого даже целительница не посмела остановить. Ректор Школы Хогвартс Альбус Дамблдор, собственной седовласой и длиннобородой персоной. Как только Гарри увидел его в дверях, наклонившегося и внимательно слушающего взволнованные объяснения мадам Помфри, он тут же зажмурился, мысленно застонал и принялся так же мысленно осыпать себя всеми бранными словами, какие только слышал в своей жизни от кузена Дадли и дяди Вернона. И было за что ругаться: в панике от всего случившегося с ним — дементоры, дисциплинарное слушание, отсутствие понятных вестей от Рона и Гермионы, а затем внезапно исполнившееся желание стать «просто Гарри» и совершенно чужой иной мир, где всё не то и не так, — он совсем позабыл о Дамблдоре. О действительно великом колдуне ХХ века. О ректоре, от внимания которого не ускользало даже самое незначительное происшествие в Хогвартсе. Конечно, «внезапно проснувшийся героизм» у какого-то Гарри Дурсли, который в Школе до того ничем особенным не выделялся, тоже не мог не привлечь внимание профессора. «Так, думай, Гарри, думай, как ты будешь выкручиваться теперь… Дамблдор-то тебе не Рон, не Невилл и даже не Люпин», — мысленно подстёгивал себя мальчик.

Ректор тихо подошёл к его кровати, наколдовал кресло вместо обычного стула для посетителей и сел. Гарри лежал с закрытыми глазами и старался дышать ровно и медленно, словно во сне. Дамблдор помолчал с минуту, а потом вымолвил с усмешкой:

— Ну, довольно притворяться, Гарри. Я знаю, что ты не спишь. А самое забавное, ты тоже знаешь, что я это знаю. Вообще-то, у меня достаточно времени, чтобы сидеть и ждать, пока тебе не надоест изображать спящего, но не кажется ли тебе, что невежливо заставлять ждать старика?

С глубоким вздохом мальчик заворочался и сел на постели. Он потянулся за очками, нацепил их на нос и только потом осмелился взглянуть на ректора. Но как только увидел такую знакомую всепонимающую улыбку, у него отлегло от сердца.

— Извините, сэр, — сказал он тихо.

— Не стоит извиняться. Я вообще-то пришёл поблагодарить тебя, Гарри Дурсли.

— Вы? Поблагодарить? Меня? Но что я такого сделал, сэр?

— Ну, как же. Ты защитил Невилла Лонгботтома. Ты защитил своих товарищей. Пусть это был просто боггарт, но кто может знать, что бы случилось, если бы он стал страхом Невилла. Ты же знаешь, кем бы стал его боггарт?

Мальчик кивнул, едва не назвав по привычке имя Воландеморта.

— Даже я не смогу сказать, что бы произошло, появись он посреди третьекурсников. Пожалуй, только то, чем стал боггарт для тебя, могло наделать больше паники. Что, собственно говоря, и случилось.

«Ну, вот, — подумал Гарри, — начинается» — и опустил взгляд.

Дамблдор помолчал, сцепив руки в замок и покачивая длинным загнутым носком туфли.

— Может, ты мне объяснишь, Гарри Дурсли, маглорожденный волшебник, почему ты боишься дементоров, и как ты научился вызывать Заступника?

Гарри вздохнул. Внезапно он подумал: «А вдруг здешний Дамблдор при всём том же величии и мудрости чуть менее «с приветом»? Он же не показывает ни гнева, ни презрения к «просто Гарри». Вдруг он сможет мне помочь?»

— Профессор Дамблдор… Я бы мог вам рассказать, но, боюсь, вы мне не поверите, — очень тихо сказал он, так и не поднимая взгляд.

— Знаешь ли, Гарри, я ведь достаточно долго живу на этом свете, и, уж поверь мне, повидал столько всякого, что… Вряд ли найдётся хоть что-то, о чём я уверенно смогу утверждать, что это невозможно. Так что, говори.

— Я из другого мира, сэр, — прошептал мальчик со вздохом. — Мне пятнадцать лет, и в моём мире шрам от заклинания Воландеморта на лбу у меня. Там я — Мальчик-который-выжил.

Только сказав это, Гарри глянул на ректора. Казалось, он даже дышать перестал, ожидая, как отреагирует Дамблдор на такое признание. Тот посуровел лицом, жуя губами, и глаза его словно потухли под нависшими густыми седыми бровями.

— Вот оно как… — наконец, промолвил великий волшебник. — Тогда получается, что Гарри Дурсли из э-э-э… моего мира оказался в… твоём? Два мальчика поменялись душами?

Гарри пожал плечами:

— Не знаю, сэр. Но, похоже, так. …Скажите, неужели есть такая магия?

Дамблдор словно не услышал отчаянный вопрос, продолжая раздумывать вслух:

— То есть, наш Гарри Дурсли теперь Избранный в каком-то другом мире?

Гарри оторопело поморгал. Ему за эти несколько месяцев пришлось столько думать, сколько, наверное, не доводилось за все его пятнадцать лет жизни, но всё равно мысль о том, что теперь судьба его родного мира оказалась в руках другого мальчишки: слабого духом, туповатого, трусоватого, совсем не приходила ему в голову. Да разве тот пришибленный Гарри сможет хоть как-то противостоять возродившемуся Воландеморту, пусть даже с чьей-либо помощью? …Зато, Мордред побери, ему, пожелавшему стать Просто Гарри, в этом мире будет сухо и комфортно, как в памперсе… Зачем, зачем только исполнилось это его дурацкое малодушное желание?

— Ну, а Невилл Лонгботтом в твоём мире, он какой? — по-прежнему задумчиво промолвил Дамблдор.

— Да примерно такой, какой здесь был Гарри Дурсли, — пробурчал мальчик. — Никакой, короче говоря. Тихоня. Добрый. Плаксивый…

— Ты говоришь, там, в твоём мире, тебе пятнадцать лет. То есть, ты вернулся на два года назад. Можешь ли ты мне сказать что-нибудь, что произойдёт, например, через год?

— Через год, сэр, в Хогвартсе состоится Турнир Трёх Волшебников. Приедут ребята из Дурмштранга и Жез’лешарма.

Гарри сказал это очень буднично, а Дамблдор воззрился на него с таким изумлением, что потерял весь свой величественный вид, разве что рот не разинул. Вот это было доказательство из доказательств, ведь о возможности возобновления легендарного Турнира только-только зашла речь в Министерстве магии. Кроме министра Фаджа и руководителей трёх волшебных школ, об этом пока никто не знал. То есть, вообще никто.

Ректор ещё немного помолчал, видимо, приходя в себя, а потом сказал с глубоким вздохом:

— Ну, хорошо, Гарри. Ты доказал, что ты из другого мира. И скажи мне теперь, чего же ты хочешь? Вернуться обратно или же остаться здесь?

Гарри растерялся ещё больше, чем в тот миг, когда понял, что оказался в чужом мире, где никому не нужен. Он должен хотеть вернуть всё как было. Но хочет ли он этого?

Дамблдор внимательно смотрел на мальчика, ожидая ответ. В самую первую секунду Гарри едва не крикнул: «Конечно же, я хочу вернуться!» и даже открыл рот. Но почти сразу же захлопнул его и растерянно заморгал, глядя на ректора.

— Ну, я вижу, тебе нужно подумать, — усмехнулся Дамблдор, поднимаясь с кресла. — Что ж, думай, Гарри, думай.

Он шепнул заклинание, взмахнул палочкой, — и кресло снова стало стулом для посетителей. Дамблдор направился к выходу, Гарри провожал его взглядом.

— И вот ещё что, — внезапно ректор остановился и вновь посмотрел на мальчика: — Тебе нет более необходимости прятаться в лечебнице. Я поговорил с ребятами и с профессором Люпином. Тебе не будут задавать лишних вопросов. К тому же, скоро экзамены, и тебе надо к ним готовиться, — тут он хитро усмехнулся. — И кстати, просто ради любопытства: это ведь Люпин научил тебя вызывать Заступника? Там, …в твоём мире?

Гарри кивнул, опасаясь, что сейчас последует вопрос, зачем, собственно, ему понадобилась защита от дементоров, но Дамблдор не стал больше спрашивать, тоже кивнул и ушёл.

…Никто из ребят действительно не задавал вернувшемуся из лечебницы Дурсли никаких «неудобных» вопросов. Гарри даже поймал себя на мысли, не подразумевал ли Дамблдор под словом «поговорил» некое магическое воздействие, но из уважения к ректору он постарался забыть об этом подозрении. Тем не менее, он не мог не отметить, что не только Рон, но и Невилл стал относиться к нему гораздо лучше. Конечно, ни о какой дружбе даже речи быть не могло, но откровенное презрение исчезло. Остальные ребята и девочки тоже перестали игнорировать его, и теперь Гарри мог нормально общаться со всеми гриффиндорцами. Мысль о возобновлении дружбы с Малфоем, таким образом, более его не посещала. «Другой» мир стал для Просто Гарри ещё более комфортным, к тому же к фамилии Дурсли он совсем привык. Конечно, нет-нет, да и задумывался он о том, справляется ли в его мире настоящий Гарри Дурсли с обязанностями Мальчика-который-выжил, но успешно прогонял эти мысли. Тем более, что, как и говорил Дамблдор, экзамены надвигались неотвратимо.

Хотя Гарри уже довольно хорошо приспособился к жизни-без-шрама, он всё ещё не потерял способности удивляться ей. Например, сейчас, замечая суетливую подготовку однокашников к экзаменам, он ловил себя на мысли, что совсем, ни капельки, не волнуется. Конечно, это удивляло его: ведь он отлично помнил, как каждый раз словно с ума сходил, когда выяснялось (внезапно), что экзамены вот-вот начнутся. Гермиона-то успевала учить уроки вовремя, но им с Роном всегда было некогда. Обязательно находились гораздо более важные, срочные, да и, что уж там, гораздо более интересные дела. Например, квиддичные тренировки. Почему же сейчас он успевает и учиться, и заниматься тем же квиддичем? Этого Гарри так и не мог понять.

Началась неделя экзаменов. Первой в расписании стояла Трансфигурация. Под строгим взглядом МакГонаголл мальчик взял билет. Два теоретических вопроса, один из пройденного раньше, второй — из материала этого года. А практическое задание было одинаковым для всех: превратить чайник в черепаху. Дурсли уселся готовиться, раскатал пергамент, обмакнул перо в чернильницу. Перечитал вопросы. И тут словно почувствовал удар в лоб, на мгновение испугавшись, что это опять шрам. Гарри прижал ладонь ко лбу: никакого шрама. Он просто вспомнил, что именно эти вопросы стояли в его билете тогда, два года назад, там, в его мире!

Казалось бы, лучше и быть не может, да только Гарри понял, что воспоминания о тех экзаменах у него самые смутные, ведь тогда все его мысли занимала судьба Клювокрыла. Тем не менее, упорная самостоятельная учёба не прошла даром. Он смог сообразить, как описать процесс трансфигурирования одного неживого предмета в другой неживой, и очень подробно написал, чем может быть опасна для волшебника анимагическая трансформация. Поставив точку, Гарри вздохнул. Он вспомнил, что на этот вопрос тогда ответил совсем мало, ещё не подозревая, что вскоре встретится вживую сразу с двумя анимагами…

Воспоминание о Сириусе вызвало у мальчика горький вздох, а вот мысль о Петтигрю заставила его покоситься на Рональда и Невилла. Один из них писал медленно, то и дело возводя глаза к потолку, словно искал там ответы. Зато второй, видимо, уже давно закончил писать и теперь со скукой на лице рассматривал старательно корпящих над ответами однокурсников в ожидании, когда можно будет приступать к практике.

…На остальных экзаменах Гарри Дурсли уже почти не удивлялся, когда обнаруживал в своём билете точно те же вопросы, что и тогда. Он спокойно приготовил нужное зелье для Слагхорна и подсмотрел, что учитель поставил ему высшую оценку. Совершенно не волнуясь, наложил он чары веселья на ассистировавшего Дина и потом получил от него такие же чары «в отместку». А вот на экзамене профессора Люпина Гарри всё-таки удивился. Хотя «полоса препятствий» и состояла в точности из тех же этапов, но ни Дурсли, ни Лонгботтом в сундук с боггартом допущены не были. Сначала учитель остановил Невилла после Болотных Огоньков, отвёл его в сторонку и пригласил на «полосу препятствий» Гарри. Как только тот благополучно прошёл по болоту, Люпин одобрительно кивнул и поставил обоим ученикам высший балл досрочно, сказав, что с предыдущими испытаниями они справились лучше всех. Но Гарри был изумлён даже не этим. Лонгботтом, выходя из кабинета Защиты от Тёмных сил, остановился и обернулся к нему.

— Дурсли, — провозгласил он. Не «сказал», а именно «провозгласил». — Я не поблагодарил тебя за того боггарта. Я тогда реально был не готов и растерялся. Если честно, я и сейчас не знаю, как превратить Того-кого-нельзя-называть во что-то смешное. Наверняка, Люпин это понимает. Он хороший препод. Лучший из всех, кто до него был. Он сказал, что ты наколдовал настоящего Заступника, а это материал шестого курса. Дамблдор сказал, чтобы никто тебе не напоминал о том происшествии. Но я всё равно должен сказать тебе спасибо. И я предлагаю тебе свою дружбу.

Невилл протянул широкую ладонь. Гарри так и подмывало спросить «А как же Ро-нальд?», но он просто улыбнулся и пожал руку Мальчика-который-выжил.

Из экзаменов у третьего курса оставались только Прорицания и Магловедение. Гарри очень не хотел идти к Трелони последним. Он помнил, что именно ему, последнему, она «выдала» пророчество, которое потом стало сбываться. Гарри, конечно же, не знал, каким оно могло бы быть сейчас. Слуги Воландеморта, о котором шла речь тогда, поблизости не было: у Рональда Уизли не было крысы по кличке Паршивец. Но в том, что Трелони возвестит о возрождении Воландеморта, Гарри почти не сомневался. Даже сейчас, когда он не имел к Тёмному Лорду никакого отношения, мальчик совсем не хотел слышать тот жуткий хриплый голос. Поэтому, взобравшись по лестнице на круглую площадку под люк кабинета мадам Трелони, он едва дождался появления серебристой лесенки, самым наглым образом растолкал всех и ворвался на экзамен первым.

Захлопнув за собой люк, он придал своему лицу подобающее выражение торжественной серьёзности и подошёл к профессору. Мадам Трелони сидела в своём глубоком кресле, как всегда с театрально-таинственным видом. Перед ней на маленьком столике стояла массивная бронзовая подставка с огромным, вдвое больше квоффла, гадальным шаром. Учительница указала на него и произнесла:

— Добрый день, мой дорогой мальчик. Присядь и посмотри в этот шар. Поведай мне, какие образы явит тебе твоё Внутреннее Око.

Гарри сел на пуфик, кусая губы, чтобы не расхохотаться. Он глядел сквозь хрустальную стенку в клубящийся перламутровый туман и думал, чего бы такого насочинять для Старой Вороны. Тут он вдруг вспомнил, что в тот раз наболтал ей про гиппогрифа, который улетает свободным. Да, тогда все его мысли действительно были заняты Клювокрылом, но ведь питомец Хагрида уже был приговорён к казни, а Гарри просто не мог знать, что он действительно улетит… Это, что ж, получается он, Гарри, сам узнал будущее? Этого только не хватает! Конечно, там было просто совпадение.

Дурсли потряс головой. Трелони участливо, даже с какой-то жалостью, посмотрела на него.

— Дорогой мой, я понимаю, тебе трудно что-либо узреть, твоё Внутреннее Око так до конца и не открылось. Но всё же, постарайся. Я не видела, что ставлю тебе «Т».

Гарри снова потряс головой, сдержал смешок и ещё сильнее вгляделся в шар. На мгновение ему вдруг захотелось похулиганить и «предсказать» самой Трелони какую-нибудь «опасность», например, как на неё нападёт розовая жаба, или что-нибудь вроде того. Но он решил, что всё-таки не стоит шокировать Старую Ворону.

— Я вижу, — начал он вещать «замогильным» голосом, — как я сижу на берегу и кидаю камешки в воду.

Трелони стала что-то быстро записывать, а Гарри опять вспомнил своего крёстного.

— …Теперь я вижу большую чёрную собаку…

— …Чёрную?

— Да, чёрную, — подтвердил Гарри.

— Ах, чёрная собака — это плохой знак, мой дорогой, — профессор слегка оживилась. — Ты чувствуешь страх перед этой собакой? Может, она готовится на тебя напасть?

— Нет, это весёлая собака, она играет со мной.

— Весёлая чёрная собака? Ах, как это странно. Ну, достаточно, дорогой мой. Иди и пригласи следующего.

Чувствуя огромное облегчение, Гарри Дурсли соскочил с пуфика и покинул кабинет прорицательницы. Последний экзамен сдан, «тролль» за него ему не грозит, зато впереди — два последних квиддичных матча! Эх, почему он не догадался сказать Трелони, что видит, как Дамблдор вручает квиддичный кубок Гриффиндору? Это ведь точно сбудется!

…Как только ученики сдали последний экзамен, они ринулись вон из Замка, радуясь свободе, солнцу и свежему воздуху, по которым успели за неделю отчаянно соскучиться. Весь внутренний двор, до самого озера, был усыпан группками хогвартсцев, оживлённо болтающих кто о прошедших экзаменах, кто о предстоящих каникулах. Но с чего бы ни начинались разговоры между школьниками, они обязательно рано или поздно переходили на квиддич. Всем было очень интересно, какому же факультету достанется Кубок этого года: Слизерину, как всегда, или же стремительно набиравшему очки с помощью нового ловца Гриффиндору. Перед двумя оставшимися матчами ситуация складывалась совсем не однозначно, ведь ко всеобщему удивлению слизеринская команда проиграла Когтеврану!

Причины этого проигрыша называли разные. Некоторые болельщики злорадно говорили, что капитан Диггори «зазвездился» и вместо того, чтобы искать снитч, красовался перед трибунами, где было полно его поклонниц, другие пренебрежительно отмахивались, что когтевранской ловчихе Чжан просто повезло, ведь по игре Слизерин лидировал. В какой-то степени правы были и те, и другие. Истина же была известна лишь тем очень немногим девочкам-когтевранкам, которые были хорошо знакомы с Чжо Чжан. Но эти девочки реже всего находили время торчать на матчах, да и вообще, когтевранцы не спешили делиться любыми своими знаниями с учениками других факультетов.

Как бы там ни было, оба заключительных матча проходили при переполненных трибунах. Слизерин ожидаемо выиграл у Пуффендуя, но разница в счёте была невелика, всего 120 очков. «Змеи» не смогли забить ни одного квоффла, зато Диггори легко переиграл Хиггза и словил снитч.

Всю ночь перед решающим матчем Гарри Дурсли мучили кошмары. Оказалось, что и без Воландеморта у него достаточно воображения, и поэтому ему привиделось всё в самых ярких красках и мельчайших подробностях. Сначала он, гоняясь за снитчем, всё время упускал его и так и не смог поймать, а потом на него обрушился гнев гриффиндорцев во главе с МакГонаголл, Древом, Лонгботтомом и многочисленными Уизли. Даже Серебряная Стрела заорала на него, обзывая криворуким бездарем, позорящим имя отца. В холодном поту мальчишка вскочил в кровати.

В окне всё ещё было темно, рассвет даже ещё не забрезжил. Спальня сотрясалась от храпа Лонгботтома и Уизли. Гарри опустил руку под кровать, нащупал свою метлу, завёрнутую в бархатистую ткань, и убедился, что она никуда не делась. Он выдохнул с облегчением, отёр лицо и улёгся поудобнее, надеясь поспать ещё. Не тут-то было. Скрипнула дверь, в спальне послышались осторожные шаги, и сквозь занавески его кровати просунулось бледное как луна лицо Оливера Древа.

— Гарри, ты не спишь? — взволнованно прошептал он.

— Сплю, — буркнул Дурсли.

— Завидую твоим стальным нервам. Пошли, вся команда уже собралась на завтрак.

— Меняю завтрак на час сна, — проворчал Гарри, понимая, что не сможет съесть ни крошки, но Древ уже исчез. Пришлось вставать. Пока заворачивался в плащ и брал метлу, мальчик осознал, что ещё никогда — то есть, буквально никогда, — он так не волновался перед матчем.

…Беспокойство гриффиндорских болельщиков на трибунах было, конечно, велико, но даже оно не могло сравниться с волнением самой команды. Особенно капитана и ловца. Древ даже не мог выдавить из себя ни слова, так его трясло. По-прежнему бледная его физиономия покрылась алыми пятнами, а рука так сильно стискивала древко метлы, что, казалось, оно вот-вот переломится. После нескольких бесплодных попыток вдохновить свою команду предматчевой речью, он так и не смог произнести под их сочувственными взглядами ни одного внятного слова, только лишь бросил короткий умоляющий взгляд на Гарри, махнул рукой и пошёл к выходу. Команда потянулась за ним, причём каждый тоже косился на ловца со смешанными в разной степени мольбой и угрозой. Сам же ловец чувствовал себя странно беспомощным. Его бросало то в жар, то в холод, а очки запотели так, что он едва мог видеть, куда идёт. Пару раз споткнувшись, он вдруг вспомнил, как Гермиона защитила от проливного дождя его очки. «Да уж, это заклинание мне сейчас точно не помешает», — вздохнул Гарри и отстал от остальных на минутку. Он снял очки и махнул на них палочкой: «Импервус». Это, как ни странно, чуть успокоило его. Ловец уже хотел броситься вдогонку за командой, но тут вдруг кто-то прошептал ему в ухо: «На, съешь это», и в его руку ткнулось что-то холодное и мокрое. Гарри посмотрел — "это" выглядело как странный продолговатый листок какого-то растения, фиолетовый и с белыми точками.

— Мерлинова борода, это что? — вскинул он взгляд на… Лонгботтома.

— Да уж не яд, не бойся, — ухмыльнулся тот, оглядываясь с невинным видом, словно просто подошёл подбодрить ловца своей команды. — Это центрацея мультипунктата.

— Центра… чего?

— Да неважно. Ешь, говорю! Она избавляет от лишней тревоги и помогает сконцентрироваться.

— Ух ты, спасибо, Невилл! — с жаром сказал Гарри и быстро затолкал листок в рот. — А ещё одного такого листочка у тебя случайно нет? Древу бы тоже не помешало…

— …Слипнется, — буркнул тот. — Центрацея ужасно редкая, эта вообще, похоже, контрабандная… Мне её Августа подарила, в хогвартских теплицах её нет. Даёт всего один листок в неделю. Так что, мне самому надо. А тебе дал в виде исключения, ты просто обязан добыть Гриффиндору Кубок квиддича. Понял?

Лонгботтом ткнул Гарри в плечо кулаком и убежал на трибуны.

— Понял, понял, — вздохнул Гарри и, жуя словно резиновый листок, помчался к команде.

Квиддичную площадку заливало солнце, флажки и флаги цветов играющих команд реяли над головами болельщиков. Команды в красном и в синем выстроились напротив друг друга в середине площадки. Древ и Дэвис обменялись рукопожатием. А Гарри быстро глянул на ловца Когтеврана. И чуть не подавился своим листком: Чжо Чжан ему улыбнулась и… подмигнула. «Это что сейчас было? — оторопело подумал Гарри. — Я на самом деле это видел, или у этой цент… у этой невилловой жвачки такой побочный эффект?» Он осторожно посмотрел на остальных игроков, но никто больше ему не подмигивал. Удивлённо моргая, Дурсли опять глянул на Чжо… и снова увидел её милую, лукавую улыбку. Жёваный комок изо рта провалился в горло и дальше, казалось, вместе с сердцем. Теперь Гарри вообще перестал моргать, не в силах отвести взгляд от хорошенькой когтевранской ловчихи. Он только надеялся, что жаркий румянец на его лице припишут предматчевому волнению, а не чему-то другому. Тем временем, мадам Хуч выпустила мячи и скомандовала всем сесть на мётлы. Взлетевший Древ стукнул хвостом своей метлы Гарри по затылку и прошипел: «Хватит глазеть на эту девчонку!» Дурсли очнулся, и Серебряная Стрела унесла его ввысь.

…Гарри завис на большой высоте над площадкой, наблюдая сверху за игроками, похожими на синие и красные пятнышки не больше пальца. Засмотревшись, он вздрогнул, когда услышал рядом игривый шёпот Чжо:

— Дурсли! Отдашь мне снитч — пойду с тобой на свидание в Хогсмид!

— Э-ээ… Ты серьёзно? — сам он едва не свалился с метлы от такой перспективы и опять почувствовал, что краснеет.

— Серьёзнее некуда! Давай, Гарри, думай быстрее.

Гарри помнил, как она расстроилась там, в его мире, когда он опоздал с приглашением на Бал. Значит, он ей всё-таки хоть немного, но нравился… На мгновение он представил, как идёт в Хогсмид под руку с Чжо, как она улыбается, как её шелковистые даже с виду волосы касаются его лица… Но тут он вспомнил свои кошмарные виденья и понял, что уж они-то точно станут явью, если он не словит снитч. Гарри помотал головой, и блаженная улыбка исчезла с его лица.

— Извини, Чжан, но этот снитч будет мой. Ничего личного!

И он резко нырнул вниз, разгоняясь до свиста ветра в ушах.

После того, как Гарри нашёл в себе решимость отказаться от предложения Чжо, он почувствовал, что больше никакая сила не сможет ему помешать поймать снитч. Так и произошло. В погоне за золотистой искрой его метла легко оставила позади метлу ловца Когтеврана, хотя, следовало признать, Чжан не сдавалась до последнего.

Сжимая в кулаке трепещущий снитч, Гарри Дурсли аккуратно спустился на землю — и тут же на него налетели остальные игроки его команды. Как его не раздавили в восторге — он просто не понимал. Обезумевшие от счастья болельщики Гриффиндора хлынули на площадку. Ловца вскинули на руки и пронесли вдоль трибун не один раз, а два или три. Наконец, Дамблдор встал и огласил результат матча и присудил Кубок… конечно, Гриффиндору.

Вся команда, сияя широченными улыбками, взошла на трибуну, где стояли ректор и другие профессора. Безмерно счастливый Древ принял трясущимися руками золотой кубок, помахал им в воздухе, вызвав ещё один всплеск восторженного рёва на трибунах. Затем он… поцеловал его и вручил Гарри Дурсли. А тот передал его декану МакГонаголл. Та ничуть не скрывала слёзы радости.

— Спасибо, ребята, — шептала она. — Спасибо, Оливер. Спасибо, Анджелина, Кэти, Алисия. Спасибо, Фред и Джордж. Спасибо, Гарри.

И тут она наклонилась к маленькому ловцу и сказала:

— Знаешь, Дурсли, а ведь мы не зря вручили метлу Джеймса Поттера именно тебе.

Гарри вздрогнул и устремил вопросительный взгляд на профессора.

— …Когда ты летел над площадкой, мне на мгновение показалось, что это Поттер мчится на своей Серебряной Стреле!

Она всхлипнула и отвернулась, ища носовой платок в складках мантии. Поэтому профессор не заметила, как Гарри побледнел.

Весь вечер гриффиндорцы праздновали. Все, мальчики и девочки, от первокурсников до семикурсников, считали своим долгом обнять Гарри Дурсли. Лишь один мальчишка не сделал этого: Рональд Уизли. Он сидел в самом тёмном углу гостиной и сверкал оттуда глазами на Дурсли, исходя злобой и завистью. Зато Невилл Лонгботтом не снимал покровительственной длани с плеча квиддичного героя и улыбался так, словно этот герой и его победа были его собственностью. Гарри такое отношение вовсе не нравилось, но как только он сбрасывал руку Невилла, та, словно невзначай, оказывалась на том же месте, причём пальцы вцеплялись немного крепче.

На следующий день все ученики получили табели с оценками и отправились домой на каникулы. Всю дорогу Дурсли прятался от Лонгботтома в купе, где были Томас и Финниган. Высокий Дин и широкоплечий Шеймус успешно загораживали собой щуплого Дурсли, когда круглое лицо Мальчика-который-выжил просовывалось в поисках в купе. В перерывах между появлениями Лонгботтома мальчишки успевали болтать обо всём, и Гарри даже попросил Дина пригласить его в гости. Тот с радостью согласился и даже пообещал сводить Гарри на матч с участием своей любимой футбольной команды, Вест Хэм.

Гарри Дурсли выскочил из поезда и сразу же огляделся, нет ли поблизости Невилла Лонгботтома. Почти сразу из вагонов хлынули толпой другие ученики, болтая, прощаясь и перешучиваясь. Гарри выдохнул с облегчением: теперь Невилл его уже не заметит. Дин и Шеймус помогли ему вытащить и установить на багажную тележку школьный сундук. Шеймус помахал им рукой и поспешил к невысокой волшебнице с такими же как у него, песочного цвета, волосами. Гарри и Дин крикнули ему: «Пока, Шеймус! До сентября!» А потом, одинаково улыбнувшись, также дуэтом добавили: «Добрый день, миссис Финниган!» Женщина кивнула им. Мальчики вместе с другими учениками Хогвартса направились к арке в магловский мир.

Оказавшись на вокзале Кингс Кросс, они тоже стали оглядываться в поисках встречающих. Высокий Дин заметил свою семью первым.

— Пойдём, Гарри, я познакомлю тебя! — он указал рукой на высокую, худощавую, но очень симпатичную негритянку в ярком платье и с таким же ярким платком на голове. К ней робко прижимались двое одинаковых малышей лет пяти, а рядом стоял мужчина, ещё более высокий и худой. Заметив Дина, они все принялись махать руками и улыбаться. Гарри коротко вздохнул, но тоже улыбнулся: ему всегда нравилось видеть семьи, где любят друг друга, а Томасы показались ему ещё и очень симпатичными людьми, хотя они и были чернокожими. Дин побежал к родителям, бросил тележку с сундуком и стал обнимать и целовать родных. Гарри остановился в паре шагов от них. Улыбка так и не покидала его лицо.

— Мама, папа, познакомьтесь, это Гарри Дурсли, мы вместе учимся, — Дин оторвался от родных и шагнул к приятелю, но сделать это ему было трудновато: малыши обхватили его за ноги, сияя белозубыми улыбками.

— Здравствуйте, миссис Томас, здравствуйте, мистер Томас, привет, пацаны, — Гарри доброжелательно кивнул.

Отец Дина крепко пожал мальчику руку, мать, овеяв запахом духов, поцеловала его в лоб. Затем они выжидательно уставились на малышей.

— Стил, Айрон, с вами поздоровались. Что нужно сделать? — негромко сказал мистер Томас.

Братья отцепились от Дина и протянули ладошки к Гарри:

— Здластвуйте, сэл! — важно сказали они хором.

Дурсли присел, поправил очки и, еле сохраняя серьёзность, пожал мальчикам руки:

— Я — Гарри. Просто Гарри.

— Очень приятно познакомиться с тобой, Гарри, — сказала миссис Томас и огляделась: — А где твои родители?

Дин отпрянул от отца и с тревогой взглянул на приятеля. Тот медленно встал, куснул губу и сдержанно ответил:

— Мои родители умерли, миссис Томас. Я живу в семье моей тёти.

На лице женщины отразилось смущение:

— Ах, извини, дорогой, я не знала.

— Да ничего, — мальчик снова улыбнулся.

— Гарри, а ты любишь футбол? — спросил мистер Томас.

— Да, сэр, я люблю смотреть футбол по телевизору.

— Но на стадионе гораздо сильнее впечатления, не так ли?

— Не знаю, сэр, я никогда не был на футбольном стадионе.

— О! Тогда, наверное, будет неплохо, если ты сможешь когда-нибудь сходить вместе с нами. Мы с Дином, — он потрепал сына по затылку, — не пропускаем ни одной игры ВестХэма.

— Да! — подхватил Дин. — Может быть, Гарри можно будет погостить у нас недельку-другую? Было бы классно!

— Хорошая мысль, — улыбнулась миссис Томас.

Юные волшебники перемигнулись, и каждый хлопнул себя по карману: они ещё в поезде обменялись адресами и телефонами.

Тем временем толпа на перроне схлынула, и Гарри заметил дядю Вернона и тётю Петунию. Они переглядывались и неодобрительно качали головами. Затем они тоже увидели племянника.

— Гарри! Иди сюда немедленно! — крикнул мистер Дурсли. — Нам давно пора быть дома!

Мальчик попрощался с Томасами и покатил сундук к своей семье.

Этим летом такой безумной жары, как в прошлом году, не было, дни стояли тёплые и ясные. Гарри не мог определиться, лучше ли ему стало на каникулах, по сравнению с тем, что он помнил, или так же скучно. Семья Дурсли почти не обращала внимания на ещё одного носителя их фамилии. Конечно, вся помощь дяде и тёте по-прежнему была на нём, но и свободного, по-настоящему свободного времени, когда он был предоставлен самому себе, было немало. К компьютеру Дадли ему подходить не разрешалось, даже когда кузена не было дома. Телевизор, который работал с утра и до вечера, Гарри смотреть не запрещали, но он сам этого не хотел. Утром и днём там шли бесконечные слезливые сериалы, которые смотрела тётя, а вечером, когда приходил с работы дядя, он включал новости. Так что, Гарри нечем было развлекать себя, и он взялся за школьные задания на каникулы. Это, конечно, заняло у него какое-то время, но до сентября по-прежнему оставалось далеко. Тогда Гарри улучил момент, когда в гостиной никого не было, позвонил Дину Томасу и напомнил о своём существовании.

Через пару вечеров Гарри пришёл в гостиную, когда там после ужина отдыхал мистер Дурсли.

— Дядя Вернон…

— Ну? — из-за газеты показалось хмурое лицо дяди, его усы недовольно шевелились. — Чего тебе, парень?

«Так, думай, Гарри, думай над каждым словом, если не хочешь сдохнуть со скуки этим летом на Тисовой», — мысленно приказал себе мальчик и заговорил очень осторожно:

— Мой друг хочет пригласить меня в гости. Можно я поеду к нему на недельку-другую?

— Какой это ещё друг? — с подозрением спросил дядя Вернон.

— Мы вместе учимся.

— Значи т, он такой же, как ты… Ну, а родители его? Они хоть приличные люди, или тоже…?

— Они ма… Они очень даже приличные люди. Вы их видели на вокзале.

— Это те черно…кожие? Хм, хм…

Дядины усы задвигались весьма неодобрительно.

— А где они живут?

— В Лондоне, сэр.

—У них машина-то хоть есть?

Гарри знал, что «приличных» людей дядя определял по месту их проживания и марке автомобиля. Лондон, таким образом, был несомненным плюсом Томасам в глазах мистера Дурсли, но Гарри не знал, какая у них машина. Соображая, что бы соврать, он сказал:

— Такая же, как у вас… Только Дин сказал, что модель прошлого года.

— Ишь ты…

Казалось, Гарри попал в точку, и мнение дяди о семье Томасов ещё немного подросло.

— И что, они приедут сюда за тобой?

Тут мальчик понял: мистеру Дурсли совсем не нравится мысль, что на Тисовой улице появятся чернокожие, пусть и на новой машине, и все соседи увидят, что они приехали в дом №4. Тогда он сказал:

— Ну, было бы неплохо, если бы вы подвезли меня до вокзала Кингс Кросс, а там уж они меня и заберут.

— О!

На лице мистера Дурсли отразилось облегчение, а Гарри спрятал ухмылку.

— Ладно, поезжай. И если они согласны тебя кормить-поить, можешь не появляться здесь до сентября.

— Спасибо, сэр! — Гарри с жаром поблагодарил дядю: такого щедрого подарка он даже не ожидал. Он достал бумажку с номером телефона Томасов, позвонил Дину и договорился, когда он приедет.

…Дела складывались для Гарри лучше некуда, да только до первого августа, даты отъезда, по-прежнему оставалось много времени.

Тётя Петуния очень удивилась, когда через пару дней племянник сам подошёл к ней утром после завтрака и спросил, не надо ли чем-нибудь помочь. Ненадолго задумавшись, она поручила ему стричь газон. Из всех дел по хозяйству, именно это занятие нравилось Гарри больше всего. Во-первых, на свежем воздухе, во-вторых, не на виду у домашних и соседей, в-третьих, газонокосилка была не очень тяжёлой, и ручки её удобно регулировались под его рост. А ещё, пока стрижёшь, можно немного побаловаться. Например, сегодня он решил выстричь на газоне своё имя. Увлёкшись, мальчик не обращал ни на что внимания, пока вдруг не почувствовал, что на него кто-то смотрит. Гарри насторожился, выключил косилку и огляделся. Ему показалось, что за крайним кустом зелёной изгороди кто-то прячется.

«Добби?!» — сразу же мелькнуло в его голове. Но нет, не может быть. Домовому эльфу Малфоев совершенно нечего делать сейчас возле "просто Гарри".

— Кто там? — негромко сказал он. — Выходи, не бойся.

Куст слегка пошевелился, но никто оттуда не вышел. Гарри совсем не боялся, ему просто было интересно. Он подошёл и заглянул за куст.