Думай, Гарри, думай! (джен)

Этот день был в Литтл-Уингинге, наверное, самым жарким за всё лето. Над асфальтом дрожало марево, земля потрескалась, трава пожухла, пыльные листья на деревьях свисали вяло и неподвижно. Даже газоны около опрятных домиков высохли и запылились, хотя им иногда всё-таки перепадало немного воды из поливальных шлангов. Жители попрятались в домах, до заката палящего солнца на улицы вообще почти никто носа не высовывал. Но сейчас под окном дома № 4 на Тисовой улице скорчился вихрастый черноволосый подросток в круглых очках. На этого невысокого, тощего парня, сироту, которого из жалости приютили мистер и миссис Дурсли, в Литтл-Уингинге мало кто обращал внимание, а если и обращали — то только неодобрительное. Между тем, мальчишка в мешковатых, рваных джинсах, растянутой футболке и спортивных тапочках с отстающими подошвами был самым настоящим волшебником. В магическом мире, мире колдунов и чародеев, каждый обитатель знал его имя: Гарри Поттер. А ещё его называли Мальчик-который-выжил...

Что же делал юный маг на жаре под окном гостиной? Он прятался от сердитых взглядов своих опекунов, Вернона и Петунии Дурсли, и изо всех сил прислушивался к доносящимся из дома обрывкам телевизионных новостей. Похоже, он не услышал того, чего ждал, потому что медленно переменил неудобную позу и выдохнул с досадой. Вот уже целый месяц он жадно вслушивался в вечерние новости, но каждый раз после выпуска испытывал всё большее недоумение: почему до сих пор ничего не происходит?! Собственно говоря, он и сам не знал, что именно должно (или могло бы) произойти, но наверняка это было бы что-то непонятное, необъяснимое, странное и таинственное, или даже страшное. Внезапно неподалёку раздался громкий хлопок.

Нервы у подростка были настолько напряжены, что он резко вскочил, врезавшись макушкой в открытую оконную раму, и выхватил откуда-то из-под футболки тонкую остроконечную палочку. Волшебную палочку. Из окна мгновенно высунулись его родственники: толстый краснолицый дядя Вернон, обладатель пышных усов, и тощая бледная тётя Петуния с вечно поджатыми губами. Гарри, всё ещё стискивая в кулаке палочку, потирал ушибленную голову, а супруги Дурсли принялись его отчитывать, правда, очень тихо, чтобы не услышали соседи. Но даже с уменьшенной громкостью дядин бас звучал устрашающе, словно рокот просыпающегося вулкана. Тем временем из окон завыглядывали недовольные соседи, и Дурсли были вынуждены с притворными улыбками отвлечься от племянника. Пока родственники переговаривались с соседями, мальчик быстро спрятал палочку за пояс.

Гарри удалось незаметно удрать подальше от дома в сторону парка, и всё вокруг вновь погрузилось в дремотную тишину. Волшебник был почти уверен, что переполошивший всех хлопок означал, что кто-то на Тисовой улице аппарировал, или же дезаппарировал. Но чем больше проходило времени, тем слабее становилась эта уверенность. Может быть, у него от бесконечного ожидания уже крыша поехала, и он действительно принял обычный выхлоп автомобиля за Мордред-знает-что? От такой мысли Поттеру стало ещё тоскливее. Хоть он изредка и получал письма от своих лучших друзей-волшебников, Рона Уизли и Гермионы Грэнджер, с весточками из магического мира, но в каждой их строчке сквозили такие непонятные намёки, что от этого Гарри только ещё больше раздражался. «Ты же понимаешь, мы не можем писать о сам-знаешь-чём… Нам не велели сообщать тебе никаких важных новостей, на случай, если совы будут перехвачены… Мы сейчас довольно сильно заняты, но я не могу рассказать тебе об этом подробно… Здесь столько всего происходит, при встрече мы тебе обо всём расскажем…»

«При встрече… — думал парень. — Когда она будет-то, эта встреча? …Хорошо им там, вместе со всеми, они чем-то заняты, наверное, чем-то важным… А он-то, Гарри Поттер, почему ничем не занят и торчит на дурацкой магловской Тисовой?! Разве он не доказал, что способен на многое, на много большее, чем они? Неужели все забыли, что он сделал? Это ведь именно он был на том кладбище и видел, как погиб Седрик, именно его привязали к надгробию и чуть не убили…»

«Не думай об этом!» — в сотый раз за лето приказал себе Гарри.

Он протиснулся сквозь прутья ограды парка и побрёл по высохшей, колючей траве. Кругом было так же пустынно, как и на окрестных улицах. Обида на несправедливость происходящего переполняла Поттера, и ему хотелось орать от злости. Да если бы не он, никто бы и не знал, что Воландеморт вернулся! А в «награду» за это его вот уже целых четыре недели маринуют в Литтл-Уингинге, в полной изоляции от колдовского мира! Как мог Дамблдор так легко про него забыть? Как у Рона с Гермионой хватает совести проводить время вместе и не позвать его?

…В сгущающихся сумерках парень уселся на качели, продолжая злиться на весь волшебный мир и на всех колдунов вместе взятых. А потом он заметил, как по дорожке, громко хохоча и переговариваясь, едут несколько велосипедистов. Гарри сразу узнал этих парней: кузен Дадли и его приятели. Задиры, хулиганы и драчуны. Он поймал себя на том, что мысленно призывает их: «Оглянитесь! Ну же… оглянитесь… вот, я тут совсем один… давайте… пристаньте ко мне…»

Желание нарваться на потасовку было почти нестерпимым. Копящиеся злость и раздражение заставляли бурлить кровь в жилах и магию в крови и искали повод выплеснуться, неважно, как и на кого. Но велосипедисты проехали мимо, а Гарри усмирил себя мысленным напоминанием, что за колдовство при маглах его просто-напросто выгонят из Хогвартса. Школа чародейства и колдовства Хогвартс была для Поттера не просто местом, где его учили магии. Это был его настоящий дом, место, где его ценили, уважали и даже любили. По большей части. И потерять его из-за дурацких тупых маглов — только этого и не хватало…

Гарри вздохнул и спрыгнул с качелей. Он побрёл к выходу из парка, туда же, куда уехала банда его кузена. Парень подождал, пока приятели распрощаются, и Дадли двинется в сторону дома один. Уже не дряблый жирдяй, а плотный, с перекачанными мускулами, Дурсли-младший не торопясь катил велосипед в сторону Тисовой улицы и что-то немузыкально насвистывал. Гарри неслышно нагнал его и окликнул:

— Эй, Босс!

Ему очень понравилось, как Дадли вздрогнул, оборачиваясь:

— А! Это ты…

— Значит, тебя теперь кличут «боссом»? Хм, с повышением тебя.

Дадли сверлил его взглядом маленьких бледно-голубых глазок и никак не реагировал на иронию, у него всегда были проблемы с пониманием шуток. По крайней мере, шуток Гарри.

— Тебе-то что? — наконец, выдал он.

— Да ничего, — ухмыльнулся Поттер, — просто интересуюсь. Тебя повысили, когда побил очередного малолетку? Кстати, сколько малышей надо побить, чтобы стать «боссом»? Десять или пятнадцать? Или ты до стольки считать не умеешь?

— Я щас тебе рёбра сощитаю, — буркнул Дурсли.

— Попробуй, — кивнул Гарри и подбоченился, словно невзначай кладя руку на пояс, где была волшебная палочка. — Во-первых, может, и вправду считать научишься, а во-вторых, я тогда посчитаю, сколько… у тебя вырастет хвостов. Хорошеньких таких поросячьих хвостиков.

Дадли опять вздрогнул и быстро огляделся: в темнеющем переулке больше никого не было. Желваки на его лице ходили ходуном. Гарри испытывал огромное удовлетворение, что ему удалось взбесить двоюродного брата: ему казалось, что так он передал Дадли часть своего собственного раздражения. Ведь, всё равно, больше деть его было некуда…

— Т-тебе нельзя… делать это, — неуверенно вымолвил Дурсли.

— А никто и не заметит. Ты же и так свинья свиньёй, только хвоста и не хватает. Хотя бы одного.

— Осмелел, да? — вдруг ухмыльнулся кузен. — Что-то ночью ты не такой смелый, Поттер.

— Ночь — это то, что сейчас, Даддикин. Так называется время суток, когда темно.

— Я имею в виду ночью, когда все спят.

Гарри оторопело подумал: «О чём это он? Ночью я не такой смелый? …Мерлинова борода, мои кошмары! Откуда Дад может знать, чтó мне снится?!»

Дадли заметил его растерянность и злорадно продолжил:

— Да-да, я часто слышу, как ты хнычешь во сне: «Не убивай Седрика! Мамочка, помоги! Папочка, спаси!» Кто такой Седрик, а?

Дадли был так доволен, что нашёл, чем уязвить кузена, он даже не замечал, что Гарри разозлился всерьёз. А юный маг сейчас был в таком состоянии, что злить его ещё больше было просто опасно для жизни.

— Заткнись, — процедил волшебник, выхватывая палочку из-за пояса. — Заткнись, Дадли, или я за себя не ручаюсь.

— Эй! Убери сейчас же эту штуку! — взвизгнул Дадли, отшатнулся и вжался спиной в забор. Гарри направил палочку прямо на него. Столько ненависти вдруг вскипело в худеньком подростке, что казалось, вот-вот полетят лучи заклинаний, прямо в лоснящееся пóтом от страха лицо Дурсли…

— Скажешь ещё хоть одно слово об этом… И я превращу тебя в бессмысленную гусеницу, — медленно проговорил Поттер. Как же хотел он сейчас сделать именно это!.. Но вот только не мог. Не знал он такого заклинания. — Принесу в дом и отдам твоей мамочке. Чтобы она сама тебя раздавила, Даддерс. Понял меня?!

— Уб-бери эт-ту шт-туку…

— Я спросил, ты понял меня?!

— У-уб-бери…

…И тут произошло что-то непонятное. Усыпанное звёздами тёмно-синее небо почернело, и наступила кромешная тьма — и луна исчезла, и звёзды, и мерцающий свет фонарей. Тёплый, душный вечер сделался пронзительно холодным. Гарри и Дадли окружила непроницаемая чёрная тишина, словно бы чья-то гигантская рука накрыла всё вокруг плотной ледяной накидкой, не пропускавшей ни звука, ни света.

Сначала Гарри решил, что у него опять случился магический выброс, но потом разум взял верх над чувствами: как бы он ни злился, погасить звёзды ему, конечно же, было не под силу. Он повертел головой, стараясь увидеть хоть что-нибудь, но тьма, словно паутина, липла к глазам. Уши резанул перепуганный голос Дадли:

— Т-ты чев-во н-наде-лал? Уб-бери это! Я п-пожалуюсь п-папе!

— Да заткнись же ты! — прошипел Гарри. — Дай послу…

И оборвал сам себя. Он услышал именно то, чего так боялся. И даже увидел. К ним, невысоко над землёй, медленно скользя и всасывая на лету ночной воздух, плыла высокая фигура в чёрном балахоне с капюшоном, без лица и без ног. Спотыкаясь и едва не падая, Гарри отбежал назад и поднял палочку.

— Экспекто патронум!

Палочка выпустила серебристое облачко, и движение дементора замедлилось, но всё равно он продолжал надвигаться на мальчишку. Мысли Гарри остановились от страха, словно замёрзли… Скорее… Счастливые воспоминания…

Гарри отчаянно боролся хотя бы за глоток воздуха, и вдруг перед его мысленным взором, очень отчётливо, возникли лица друзей.

— ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!

Из палочки вырвался огромный серебряный олень и на лету ударил дементора рогами в то место, где должно было находиться сердце. Сгусток тьмы отлетел прочь. Но не успел Гарри перевести от облегчения дух, как заметил, что другой дементор уже низко склонился, словно в поклоне, над лежащим на земле Дадли Дурсли.

— Там! — только и успел он отчаянно крикнуть Заступнику и указать палочкой. Олень пригнул голову и прыгнул.

…Луна, звёзды и фонари в мгновение ока вернулись на свои места. Подул тёплый ветерок. В близлежащих палисадниках зашелестели деревья, а с дороги снова донеслось — такое земное и родное! — урчание машин. Гарри Поттер никак не мог поверить в то, что случилось. Дементоры. В Литтл-Уингинге. В маленьком магловском городке, где всякий знает, что никакого волшебства не существует.

Дадли, скорчившись, всё ещё лежал на земле. Он трясся и тоненько хныкал. Гарри глубоко вздохнул и огляделся: никого. Интересно, кáк он потащит эту колоду до дома? Ну, как бы там ни было, тащить надо. Поттеру еле-еле удалось поднять кузена на ноги, но Дадли всё ещё не пришёл в себя и, зашатавшись, повис всей тушей на Гарри. Юный маг покосился на валяющийся спортивный (очень дорогой) велосипед кузена, но понял, что если потащит ещё и его, то не дойдёт до дома и к утру, даже если получится взвалить на него Дадли. С трудом, малюсенькими шажками худенький подросток направился с непосильной ношей к дому. По дороге Дадли немного оклемался, и до двери дошёл уже почти на собственных ногах, правда, всё равно судорожно вцепившись в кузена толстыми пальцами.

— Дадличка! — запела с порога миссис Дурсли, открыв дверь так быстро, что Гарри едва успел снять палец с кнопки дверного звонка. — Слава Богу, а то я уже начала волнова… волнова… Дадди, что с тобой?!

Тот отцепился от Гарри и буквально упал в объятия мамаши.

— Вернон, мальчику плохо! — завизжала она.

Послышались тяжёлые шаги дяди Вернона, и Гарри по стеночке принялся продвигаться вглубь коридора, пока внимание родственничков не обрушилось на него.

— Кто это сделал с тобой, сынок?! — прорычал папаша. — Назови всех. Будь уверен, мы их всех…

— Он, — клацнул зубами Дадли.

Гарри замер на полушаге и вжался в стену в ожидании взрыва. И взрыв последовал незамедлительно.

— КУДА ПОШЁЛ?! А НУ, СЮДА ИДИ!

…Тётя Петуния усадила Дадли, по-прежнему бледного до синевы и покрытого липким потом, на стул в кухне. Дядя Вернон сверлил Гарри свирепым взглядом маленьких прищуренных глазок.

— Что ты сделал с моим сыном? — грозно сказал он.

— Ничего, — ответил Гарри, хотя прекрасно понимал, что ему, как всегда, не поверят.

— Дадличка, что он с тобой сделал? — заламывала руки над сыном тётя Петуния. — Он, что… он… ну, делал-сам-знаешь-что, да, дорогой? Он доставал… эту штуку?

Дадли помедлил и еле заметно кивнул. Женщина издала протяжный вопль, а дядя Вернон затряс кулаками над головой.

— Да ничего подобного! — вскрикнул Гарри. — Ничего я ему не сделал, это не я, это…

В этот момент в распахнутое окно бесшумно влетела сова. Сопровождаемая взглядами четырёх пар глаз, она сделала круг по кухне, сбросила письмо прямо в руки Гарри, изящно развернулась, не задев ни единый предмет, и так же бесшумно растворилась в ночной темноте за окном.

«Уважаемый м-р Поттер! Нам стало известно, что сегодня вечером, в двадцать три минуты десятого, в маглонаселённом районе и в присутствии одного из них, вами было исполнено Заклятие Заступника. Доводим до Вашего сведения, что вследствие столь серьёзного нарушения Декрета о разумных ограничениях колдовства среди несовершеннолетних волшебников Вы исключаетесь из Школы чародейства и колдовства Хогвартс. В весьма короткие сроки представители Министерства прибудут по месту Вашего жительства, с тем, чтобы подвергнуть уничтожению Вашу волшебную палочку. С пожеланиями здоровья и благополучия,

искренне Ваша, Мафальда Хопкирк,

Отдел неправомерного использования колдовства».

Гарри перечитал письмо дважды. В голове воцарилась мутная, ледяная пустота. Одна-единственная мысль металась там: его исключили из Школы. ИС-КЛЮ-ЧИ-ЛИ. Всё кончено. Он больше никогда не сможет вернуться в Хогвартс.

…Не обращая внимания на что-то орущего дядю, на рыдающую над сыночком тётю, Гарри Поттер медленно, как во сне, двинулся из кухни.

— Ты куда это?! — рявкнул мистер Дурсли. — Я ещё не закончил с тобой!

— Зато я с вами закончил, — безжизненно промолвил подросток, — со всеми. И только попробуйте меня остановить.

Он неторопливо вытащил волшебную палочку.

— Эй! — дядя Вернон моментально сменил тон. — Убери… это. Тебе нельзя колдовать за стенами дурдома, который у вас называется школой!

— Из «дурдома» меня выперли, — без эмоций сообщил Гарри, — так что теперь я могу делать всё, что хочу. И я ухожу отсюда.

Дядя остолбенел, тётя даже всхлипывать перестала. Только Дадли по-прежнему молчал и бессмысленно ворочал глазами. Поттер сделал ещё пару шагов к двери. И тут в окно стрелой влетела ещё одна сова, бросила клочок бумаги к ногам волшебника и так же стремительно исчезла. Гарри равнодушно поднял бумажку и прочёл:

«Гарри, Дамблдор только что прибыл в министерство. Он старается всё уладить. НИКУДА НЕ УХОДИ ИЗ ДОМА. НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ КОЛДУЙ. НЕ СДАВАЙ ПАЛОЧКУ. Артур Уизли»

— Ладно, — устало сказал Гарри, — я передумал. Я остаюсь.

Он плюхнулся на стул у кухонного стола напротив Дадли и тёти Петунии. Не успел он вздохнуть, как в окно ворвалась ещё одна сова, приземлилась на стол, прямо перед ним, и выронила письмо из клюва. Гарри распечатал его, а птица улетела. Мистер Дурсли с возмущением протопал к окну и захлопнул его так яростно, что стекло задребезжало и едва не выпало.

«Уважаемый м-р Поттер! В дополнение к нашему письму от сего числа сего года, отправленного приблизительно двадцать две минуты назад, сообщаем, что Министерство магии пересмотрело своё решение касательно уничтожения Вашей волшебной палочки. Вы имеете право сохранять её у себя вплоть до завершения дисциплинарного слушания Вашего дела, которое состоится двенадцатого августа и на котором относительно Вас будет принято окончательное официальное решение. Также, доводим до Вашего сведения, что, после беседы с директором Школы Хогвартс, Министерство согласилось отложить решение вопроса о Вашем исключении вплоть до вышеупомянутого слушания.

С наилучшими пожеланиями,

искренне Ваша, Мафальда Хопкирк,

Отдел неправомерного использования колдовства».

Гарри перечитал письмо три раза подряд, пока до него наконец-то дошло, что вопрос об его исключении ещё окончательно не решён. Парень испытал огромное облегчение: Дамблдор всё-таки на его стороне. Теперь всё зависело от дисциплинарного слушания двенадцатого августа…

— Ну, — напомнил о своём существовании дядя Вернон, — что на этот раз? Тебя в тюрьму посадят, или как? Смертная казнь-то у вас вообще бывает?

— Мне назначили слушание, — сказал Гарри. — Дисциплинарное.

— И тогда тебя приговорят?

— Скорее всего, да, — вымолвил Гарри. Он знал, что именно это и хочет услышать мистер Дурсли, и крайне боялся, что так и будет. Потом он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. У него опять начинала болеть голова. Больше всего на свете ему хотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда, от этой кухни и от этих Дурсли. Он бездумно уставился на Дадли. У кузена был такой жалкий вид, что Гарри вдруг вспомнил, как сам впервые столкнулся с дементорами.

— Дайте ему шоколад, — обречённо вздохнул волшебник и поднялся из-за стола. Всё ещё не выпуская из руки волшебную палочку, он вышел из кухни, сопровождаемый обалделыми взглядами онемевших родственников.

…«На меня напали дементоры, и меня могут исключить из школы. Я хочу знать, что происходит, и ещё хочу поскорее выбраться отсюда», — Гарри трижды написал эти слова на отдельных кусочках пергамента, как только оказался в комнате, у своего письменного стола. Первое письмо он адресовал Сириусу, второе — Рону, а третье — Гермионе. Сова Гарри, Хедвига, улетела на охоту, её пустая клетка стояла на столе.

В ожидании её возвращения Гарри мерил шагами комнату. Голова пульсировала от боли, и в ней теснилось столько мыслей, что заснуть вряд ли бы удалось, хотя от усталости болели и чесались глаза. От того, что ему пришлось тащить на себе тяжеленного Дадли, ужасно ныла спина, а ещё жутко саднила шишка на голове. Охваченный злостью и досадой, Гарри шагал туда-сюда, сжимал зубы и кулаки и, проходя мимо окна, всякий раз бросал сердитые взгляды на усыпанное звёздами небо. На него наслали дементоров, ему грозит исключение из Хогвартса, его ждёт дисциплинарное слушание — а никто из друзей так и не потрудился объяснить, в чём дело. Почему он должен сидеть здесь, как сова в клетке, лишённый всякой информации? Почему с ним обращаются как с несмышлёным младенцем? «Ни в коем случае не колдуй, никуда не уходи из дома…»

Оказавшись у сундука со школьными вещами, Гарри в раздражении пнул его ногой, но от злости не избавился, наоборот, почувствовал себя ещё хуже: к страданиям и без того измученного тела прибавилась острая боль в большом пальце.

И тут, как раз когда он доковылял до окна, с улицы, тихо шурша крыльями, влетела Хедвига, похожая на маленькое привидение.

— На-ка, — сказал Гарри, взял со стола три свитка и кожаными ремешками привязал их к совиным лапам. — Быстренько отнеси это Сириусу, Рону и Гермионе. И не возвращайся без хороших, длинных ответов. Если понадобится, долби их клювом по башке до тех пор, пока они не напишут приличных писем. Поняла?

Хедвига недовольно ухнула.

— Давай-давай, отправляйся, — приказал Гарри. Сова улетела.

…Сириус, Рон и Гермиона просто обязаны ответить быстро, не могут же они проигнорировать известие о нападении дементоров. Поттер глубоко вздохнул и стал укладываться в постель, думая: «Как же мне всё это надоело! Этот шрам, который мучит непонятно откуда берущейся болью, это пристальное внимание всего волшебного мира, когда все, буквально все, всё время от меня чего-то ждут и требуют, но при этом никто ничего объяснить и не пытается, эта ненависть родственников, только из-за того, что я не такой, как они, эти недомолвки друзей, которые чем-то там заняты, что-то делают, к чему-то готовятся — и явно не к урокам… Как же я хочу быть просто Гарри! Не «Поттером Великим», Мальчиком-который-выжил-никто-не-знает-как-и-зачем, а просто мальчиком Гарри, которого не пугают до обморока дементоры, которому в спину не дышит Воландеморт, который имеет право просто жить своей жизнью…»

Ворочаясь в кровати, он, наконец, подумал, что завтра, когда он проснётся, его будут ждать три толстых сочувственных письма… На этой утешительной мысли Гарри провалился в сон, заглушивший, отогнавший прочь всё, что его тревожило.