Холодное небо (джен)

— Пять минут до входа в атмосферу! — голос молодого лейтенанта из отдела слежения был напряжён, но всё ещё спокоен. Он был профессионалом, привыкшим к стрессу учений. Но это были не учения.

На главном тактическом экране «Объекта-4» шесть красных точек, шесть враждебных кораблей, двигались по идеально просчитанным траекториям. Они шли плотной группой, направляясь прямо к тому участку земли, под которым, как в берлоге, затаился их бункер. Все системы обороны — ракетные комплексы, истребители-перехватчики, системы РЭБ — были нацелены на эту область. Всё шло по одному из наиболее вероятных сценариев.

— Траектории стабильны. Отклонений нет. Готовятся к сбросу десантных капсул на подлёте… — лейтенант вёл свой монотонный доклад, как вдруг замер. Его пальцы застыли над сенсорной панелью. — Стоп!

В центре управления на мгновение воцарилась тишина. Все взгляды были прикованы к главному экрану.

— Что там, лейтенант? — голос генерала Воронова был спокоен, но в нём звенела сталь.

— Перегруппировка, товарищ генерал. Резкая. Пять объектов продолжают движение по расчётной траектории к нам. А один… один отделяется!

На экране все увидели это. Одна из красных точек, самый маленький и юркий из кораблей, внезапно совершила невероятно резкий, почти невозможный с точки зрения земной аэродинамики манёвр. Она откололась от основной стаи и, включив форсаж, устремилась по касательной, в сторону.

— Куда он идёт?! — рявкнул Воронов. — Дайте траекторию! Немедленно!

Аналитический отдел работал с лихорадочной скоростью. Суперкомпьютеры просчитывали десятки вариантов, но ответ был очевиден почти сразу. Пунктирная линия прогнозируемого курса на карте протянулась от отделившегося корабля и упёрлась прямо в зелёную точку с надписью «Заря-17».

В бункере на несколько секунд повисла гробовая тишина. Все, от генерала до простого оператора, в один миг поняли весь дьявольский, бесчеловечный замысел.

Это не была военная тактика. Военная тактика подразумевает уничтожение командных центров, систем ПВО, узлов связи. Это было нечто иное. Это был гамбит шакала, который, прежде чем напасть на волка, бросается на его беззащитных детёнышей.

— Они наносят удар по городу, — глухо произнёс Константин Сергеевич, стоявший рядом с Вороновым. В его голосе было не удивление, а ужас подтвердившейся догадки.

— Они не знают, где именно она, — подхватил Дмитрий, его лицо стало белым, как мел. — Они знают только примерный район, откуда шёл сигнал. И они решили… они решили просто сжечь всё. Устроить бойню, чтобы выманить её.

Это был не просто удар по гражданским. Это был шантаж. Терроризм в его самой чистой, космической форме. Они брали в заложники целый город, чтобы вытащить из укрытия одного-единственного воина.

В сборочном цеху, где Самус проводила последнюю калибровку оружия, на её тактический дисплей также вывелась эта информация. Она видела, как отделился корабль. Видела его траекторию. И она, в отличие от землян, точно знала, что будет дальше. Она видела это на Торвусе. На Элизии. На десятках других миров, где пираты оставляли после себя лишь выжженную землю и трупы.

Её механический голос прорезал тишину в центре управления по каналу связи.

— Они не будут бомбить. Too slow. Слишком медленно. И неэффективно. Они сбросят десант. Начнут резню на улицах. Заставят меня выйти.

Воронов сжал кулаки так, что побелели костяшки. Его заманили в ловушку. Он сосредоточил всю оборону здесь, вокруг бункера, ожидая честного, по военным меркам, удара. А они просто обошли его с фланга, нанося удар туда, где он был абсолютно беззащитен.

— Сбить его! — приказал он, и его голос был похож на рёв раненого льва. — «Зенит»! Цель — одиночный объект! Координаты на экране! Огонь на поражение!

С замаскированной позиции в нескольких километрах от бункера в ночное небо, пронзая облака, устремились две длинные, белые сигары — ракеты комплекса С-500. Лучшее, что было в арсенале противовоздушной обороны человечества. На тактической карте две зелёные точки с огромной скоростью устремились навстречу красной.

Это была первая в истории человечества попытка сбить вражеский инопланетный корабль. И весь мир, не зная того, затаил дыхание в ожидании результата. Но пираты, какими бы отморозками они ни были, не были идиотами. Они были опытными бойцами.

Как только их сенсоры зафиксировали запуск ракет, пиратский катер, похожий на зазубренный обломок металла, совершил резкий, хаотичный манёвр, больше похожий на падение листа на ветру. Одновременно с этим из его сопел было выброшено облако ярких, плазменных ловушек.

На экранах в центре управления все увидели, как первая ракета, обманутая ложной целью, врезалась в это облако и взорвалась ослепительной, но бесполезной вспышкой. Вторая, более умная, проигнорировала помехи и продолжила свой путь. Казалось, она вот-вот достигнет цели. Она прошла в нескольких метрах от корпуса… и в этот момент корабль снова дёрнулся в сторону с немыслимым ускорением. Ракета прошла мимо, не причинив вреда, и самоуничтожилась в небе.

— Цель ушла! — доложил оператор, и в его голосе было отчаяние. — Он прорвал оборону! Входит в атмосферу над городом! Снижается!

Провал. Полный, сокрушительный провал. Их лучшее оружие оказалось бессильно против маневренности маленького пиратского челнока. И теперь ничто не стояло между ним и мирным, спящим городом.

Воронов закрыл глаза. Он проиграл первый раунд. И цена этого проигрыша будет измеряться в жизнях невинных людей. Людей, которых он поклялся защищать.

* * *

В Заре-17 никто не слышал приказа генерала Воронова. Никто не видел на радарах красных и зелёных точек. Для ста тысяч жителей этого города это был обычный зимний вечер. За окнами падал редкий, ленивый снег. В квартирах горел тёплый свет. Кто-то смотрел вечерние новости, кто-то проверял у детей уроки, кто-то просто засыпал под любимый сериал. Город погружался в сон, убаюканный иллюзией мира и безопасности.

Первым предвестником стал звук.

Он пришёл не сразу. Сначала это был лишь низкий, едва уловимый гул, который, казалось, шёл отовсюду и ниоткуда. Он был похож на вибрацию, которую чувствуешь всем телом, стоя рядом с железнодорожными путями, по которым мчится тяжёлый состав. Степан, куривший на балконе своей хрущёвки на пятом этаже, почувствовал, как задрожал бетонный парапет под его локтями. Он высунулся, пытаясь понять, не едет ли по улице танковая колонна, но улица была пуста.

Затем гул начал нарастать. Он становился громче, выше, превращаясь в глубокий, рокочущий рёв, который заставлял дребезжать стёкла в окнах. Люди в квартирах начали беспокойно переглядываться. Собаки, до этого мирно спавшие, заскулили и забились под диваны. Маленькие дети заплакали без видимой причины.

На центральной площади города дежурил наряд ППС — двое полицейских в стареньком УАЗе. Старший сержант Петренко как раз допивал остывший чай из термоса, когда их машина начала вибрировать.

— Что за чёрт? — пробормотал он, выглядывая в окно. — Землетрясение, что ли?

И тут рёв достиг своего апогея, превратившись в оглушительный, разрывающий перепонки грохот, от которого, казалось, сам воздух сгустился и стал тяжёлым. И город увидел.

Нечто.

Оно вынырнуло из-за низкой облачности, огромное, тёмное, неправильной, зазубренной формы. Оно не летело, а падало, объятое коконом из плазмы и огня от трения об атмосферу. Оно не было похоже ни на самолёт, ни на вертолёт, ни на ракету. Оно было чужим. Абсолютно, безоговорочно чужим.

Оно пронеслось над крышами домов на бреющем полёте, и ударная волна от его прохода сорвала несколько телевизионных антенн, всколыхнула деревья и швырнула на землю пустые мусорные баки. На автомобилях по всему городу взвыли сигнализации, сливаясь в единый, панический хор.

Люди выбегали на балконы, на улицы, в ужасе и недоумении глядя в небо. Кто-то пытался снимать на телефон, но руки дрожали так, что на экране получалось лишь смазанное, дёргающееся месиво. Кто-то кричал. Кто-то молился. Кто-то просто стоял, парализованный зрелищем, которое его мозг отказывался принимать.

Корабль сделал медленный, почти издевательский круг над городом, словно хищник, выбирающий жертву. А затем он замер. Он просто завис в воздухе над центральной площадью, прямо над обледеневшим памятником Ленину. Двигатели, до этого ревевшие, как тысяча водопадов, стихли. И на город опустилась внезапная, оглушительная тишина, нарушаемая лишь воем сигнализаций и редкими испуганными криками.

Он висел в небе, чёрный, молчаливый, абсолютно неподвижный. Он ничего не делал. Он не стрелял. Он не выпускал лучей. Он просто висел, и это молчаливое, пассивное присутствие было страшнее любой атаки. Он давал им время. Время осознать. Время испугаться.

Сержант Петренко, выскочив из машины, пытался связаться с дежурной частью по рации.

— «Сосна», я «Берёза-12», ответьте! — кричал он, но в ответ слышал лишь шипение. Вся радиосвязь в городе умерла.

Он смотрел на эту чёрную, молчаливую громадину в небе, и его профессиональный цинизм, выработанный годами службы, испарился. Остался лишь первобытный, животный ужас. Он смотрел на то, чего не должно было быть.

И в этот момент ожидания, в этой гнетущей тишине, когда весь город, затаив дыхание, смотрел вверх, из днища корабля ударили вниз три луча тусклого, болезненно-жёлтого света. Они не были похожи на прожекторы. Свет в них, казалось, был плотным, почти материальным. Они коснулись заснеженной брусчатки площади.

И по этим лучам, как по невидимым лифтам, начали медленно, беззвучно спускаться три фигуры.

Ужас ожидания сменился ужасом созерцания. Город смотрел, не в силах отвести взгляд, как на его землю, в его самое сердце, спускается нечто, пришедшее из самых тёмных и глубоких кошмаров.

Вторжение началось.

Три фигуры спускались на лучах света медленно, с почти театральной торжественностью. Они не спешили. Они знали, что все взгляды прикованы к ним. Они упивались этим моментом, этим коллективным, всепоглощающим ужасом маленьких, примитивных существ, которые смотрели на них снизу.

Когда они оказались в нескольких метрах от земли, стало возможно их разглядеть. Это не были «маленькие зелёные человечки». Это не были рептилоиды или грациозные гуманоиды из фильмов. Это было нечто куда более чуждое и отвратительное.

Они были высокими, под два с половиной метра. Их тела, защищённые грубой, зазубренной бронёй из тёмного хитина, были насекомоподобными: тонкие, многосуставчатые конечности, вытянутые торсы. На их спинах шевелились короткие, рудиментарные крылья. Но самое страшное было в их головах. Вытянутые, как у муравья, с огромными, многофасеточными глазами, которые, казалось, видели всё и ничего одновременно. У них не было ртов в привычном понимании — лишь сложные, щёлкающие жвалы.

В их руках было оружие. Длинные, изогнутые, как серпы, посохи, на конце которых тускло светились энергетические лезвия. Космические Пираты-Кихотеры. Разведчики. Авангард.

Первый из них коснулся заснеженной брусчатки. Он не провалился в снег. Его ноги, похожие на лапы богомола, распределили вес с неестественной эффективностью. Он выпрямился во весь свой чудовищный рост. Лучи света, доставившие их, погасли. Пират медленно повернул голову, и его фасеточные глаза, лишённые зрачков и эмоций, обвели площадь.

Он увидел всё. Замершие фигуры людей на балконах. Одинокую машину полиции. Несколько десятков человек, сбившихся в испуганную толпу у арки, ведущей во двор. Он увидел их страх. Он почувствовал его, как хищник чувствует запах крови.

Сержант Петренко, стоявший в десяти метрах от них, пришёл в себя первым. Инстинкт, вбитый годами службы, взял верх над страхом.

— Стоять! — крикнул он, выхватывая из кобуры табельный ПМ. Его голос дрожал, но он кричал громко. — Бросить оружие! На землю!

Пират медленно повернул голову в его сторону. Он не понял слов. Но он понял интонацию. Угрозу. Он увидел маленькое, шумное существо, которое размахивало блестящим куском металла.

На мгновение показалось, что он проигнорирует его. Но затем, с ленивой, почти оскорбительной небрежностью, пират вскинул свою энергетическую косу.

Петренко успел выстрелить. Дважды. Пули, выпущенные из его старенького пистолета, ударились о хитиновую броню на груди существа и отскочили с жалким, бессильным звоном, не оставив даже царапины.

Пират не ответил выстрелом. Он сделал что-то другое. С жужжащим, как рой обозлённых ос, звуком, из лезвия его косы вырвался полупрозрачный серп искажённого воздуха — плазменная дуга. Она не полетела в Петренко. Она ударила в стену пятиэтажного дома прямо над толпой людей, сбившихся у арки.

Раздался взрыв. Не оглушительный, как от бомбы, а сухой, резкий, похожий на удар гигантского кнута. Бетонная плита, в которую попал заряд, взорвалась изнутри, осыпав людей дождём из раскалённых осколков и каменной крошки.

Крики ужаса, до этого сдавленные, превратились в один сплошной, душераздирающий вопль.

Это не было атакой. Это было заявлением. Демонстрацией. Они показали им, насколько бесполезно их оружие. Насколько хрупки их дома. Насколько уязвимы их жизни.

И после этого началась резня.

Три пирата, не сговариваясь, двинулись в разные стороны. Они не бежали. Они шли размеренным, неумолимым шагом. Они были палачами, пришедшими на место казни.

Один направился к толпе, которая, обезумев от ужаса, бросилась врассыпную. Он взмахивал своей косой, и каждый взмах посылал в спины бегущих людей смертоносные плазменные серпы.

Второй развернулся к полицейскому УАЗу. Он не стал его взрывать. Он просто подошёл и ударил по капоту своим оружием, как косой. Металл смялся, как фольга. Затем он одним ударом снёс крышу и вытащил из машины второго, оцепеневшего от ужаса полицейского, как котёнка.

Третий, тот самый, в которого стрелял Петренко, пошёл прямо на него. Сержант стрелял, пока в обойме не кончились патроны. Он щёлкал пустым затвором, отступая назад, пока не упёрся спиной в холодный гранит памятника. Пират подошёл вплотную. Его фасеточные глаза смотрели на человека сверху вниз без всякого выражения. Он медленно поднял свою косу.

Город, который ещё пять минут назад мирно спал, превратился в ад. Это не была битва. Это было истребление. Охота. И пираты, упиваясь своей силой и безнаказанностью, явно получали от этого удовольствие. Хаос, который они посеяли на центральной площади, начал расползаться по прилегающим улицам, как кровавое пятно по белой скатерти.

* * *

Отец Алексей, как и многие в городе, услышал нарастающий рёв первым. Но он не поддался общей панике. Вместо того чтобы выбежать на улицу, он сделал то, что подсказывала ему его вера и его логика — он поднялся на колокольню. С этой высоты ему был виден почти весь город, и он надеялся понять, что происходит — пожар на заводе, учения, падение самолёта.

Он поднялся наверх как раз в тот момент, когда тёмная, зазубренная громада пиратского корабля, объятая пламенем, вынырнула из облаков и пронеслась над городом. Он смотрел на это, и его разум отказывался верить. Но его душа уже всё поняла. То ночное чувство чужого, потерянного присутствия, о котором он молился, обрело плоть. Но это была не заблудшая душа. Это был ангел смерти.

Он смотрел, как корабль завис над центральной площадью, как воцарилась гнетущая тишина, как из его днища ударили три луча болезненно-жёлтого света. Он видел, как по этим лучам начали спускаться нечеловеческие, насекомоподобные фигуры.

И в этот момент он перестал быть просто наблюдателем. Он стал пастырем.

Он не стал раздумывать. Он не стал молиться о спасении. Он начал действовать. Схватившись за толстую, истёртую верёвку главного колокола, он навалился на неё всем своим весом.

Первый удар. Гулкий, низкий, тревожный звук прокатился над крышами, смешиваясь с воем автомобильных сигнализаций. Второй. Третий. Он бил в набат, вкладывая в каждый удар всю свою силу, всю свою веру, всё своё отчаяние. Это не был призыв к молитве. Это был призыв к спасению. Сигнал SOS, отлитый в бронзе и освящённый веками. Он знал, что люди, обезумевшие от ужаса, побегут. Но они должны знать, куда бежать.

Внизу, на улицах, люди услышали этот звон. Он пробивался сквозь панику, сквозь их собственные крики. Он давал им направление. Церковь. Место, где всегда можно найти укрытие.

Пока отец Алексей бил в набат, внизу, на площади, разворачивался первый акт трагедии. Пираты, коснувшись земли, начали свою кровавую жатву.

Взрыв, вырвавший кусок стены из пятиэтажки, стал спусковым крючком. Толпа, до этого замершая в оцепенении, взорвалась криками и бросилась врассыпную. Началась давка. Люди падали, их топтали те, кто бежал следом. Это был чистый, животный ужас.

И пираты наслаждались им.

Один из них, самый крупный, с лёгкостью, противоречащей его габаритам, прыгнул. Он оттолкнулся от земли и взмыл в воздух на десяток метров, приземлившись на крышу торгового павильона. С этой высоты ему была видна вся площадь и прилегающие улицы, полные бегущих, кричащих фигурок. Он был как охотник на вышке. Он медленно, с расстановкой, начал отстреливать свои плазменные серпы, целясь не в конкретных людей, а просто в скопления, в окна, в машины. Каждый его выстрел сопровождался взрывом и новой волной криков.

Второй пират пошёл в другую сторону, к началу главного проспекта. Он двигался медленно, но неумолимо, как машина для убийства. Он не стрелял. Он просто шёл вперёд, и всё, что попадалось на его пути, переставало существовать. Припаркованная «Газель»? Он снёс её одним ударом косы, разрубив пополам. Светофор? Он срезал его, как тростинку. Группа молодых людей, выбежавшая из бара? Он просто прошёл сквозь них, и они остались лежать на снегу, разрубленные на части.

Третий же, убив сержанта Петренко, казалось, заскучал. Он огляделся, и его фасеточные глаза остановились на здании городской администрации. Он подошёл к массивным дубовым дверям, украшенным гербом города. Он не стал их выламывать. Он приложил к ним лезвие своей косы, и от неё по дереву поползли раскалённые докрасна линии. Через несколько секунд дверь с треском развалилась на обугленные куски. И пират, не спеша, шагнул внутрь. В хранилище данных, в архивы, в самое сердце этого маленького мира.

Хаос был абсолютным. Город был парализован. Никто не мог оказать им сопротивления. Они были богами. Жестокими, отвратительными, всемогущими. И они упивались своей властью.

А над всем этим, над огнём, криками и смертью, продолжал звучать набатный звон колокола. Одинокий, отчаянный, непокорный голос человечества, которое отказывалось сдаваться. И этот звон был услышан. Не только людьми. Его услышала та, что мчалась к городу на пределе скорости. И этот звон стал для неё маяком. Точкой, куда нужно было нанести ответный удар.

Отец Алексей, оглушённый собственным набатом, сбежал с колокольни. Он встал в распахнутых воротах своей церкви, и то, что он увидел, было похоже на картины Страшного суда. Люди бежали к нему. Почти сразу к нему присоединился церковный сторож, дядя Гриша — кряжистый, бородатый мужчина, ветеран Афганистана, который, услышав первые взрывы, не спрятался, а схватил свой старый охотничий карабин «Сайга» и верный топор.

— Принимаем гостей, отец Алексей? — хмуро спросил он, перезаряжая ружьё.

— Принимаем, Григорий, — кивнул священник. — Всех принимаем.

Они стали живым щитом, заслоном, направляющим поток обезумевших от ужаса людей в безопасные, толстые стены храма. Внутри уже разворачивался импровизированный госпиталь. Матушка Серафима, пожилая монахиня, в миру бывшая медсестрой, командовала, как фельдмаршал, заставляя женщин рвать простыни на бинты и обрабатывать раны тем, что нашлось в церковной аптечке — йодом и святой водой.

Церковь стала островом. Осаждённой крепостью. И все, кто был внутри, знали, что их хрупкая защита — лишь временная передышка. Рано или поздно чудовища придут и сюда.

Но город не был оставлен один на один со своей бедой. Генерал Воронов не просто так перебросил сюда войска. За несколько километров от Зари-17, на заранее подготовленных позициях, уже разворачивался авангард — рота спецназа ВДВ, переброшенная сюда под видом учений.

Их командир, молодой, но уже обстрелянный в Сирии капитан Орлов, слушал в наушнике доклады разведгруппы, которая уже вошла в город с окраины.

— «Ястреб», я «Сокол-1». Наблюдаю трёх… противников. Гуманоидного типа, но не люди. Вооружены энергетическим оружием. Ведут беспорядочный огонь по гражданским объектам. Повторяю, по гражданским.

— Понял тебя, «Ястреб», — голос Орлова был спокоен. — Потери среди мирного населения?

— Потери… большие, — после паузы ответил разведчик, и в его голосе послышалась ярость. — Они их просто режут.

Капитан Орлов стиснул зубы. Он посмотрел на своих бойцов. Молодые, двадцатилетние парни, в самой современной экипировке, с лучшим оружием. Они были элитой. Но их никогда не готовили к такому.

— Группам «Альфа» и «Браво»! — отдал он приказ. — В город. Задача — отвлечь внимание противника на себя. Оттянуть их от жилых кварталов. Вступить в бой. Подавить огневые точки. Гражданских — эвакуировать в нашу сторону. Выполнять!

Два бронетранспортёра БТР-82А, взревев двигателями, рванули с места и на полной скорости понеслись по шоссе к городу. За ними, рассыпавшись цепью, двинулись десантники.

Они ворвались в город, как бронированный кулак. Первый же пират, который громил витрины на центральном проспекте, оказался у них на пути.

— Цель — слева по курсу! — крикнул наводчик в БТРе. — Огонь!

30-миллиметровая автоматическая пушка 2А72, предназначенная для уничтожения легкобронированной техники, ударила короткой очередью. Снаряды, оставляя в воздухе огненные трассеры, врезались в пирата.

На мгновение показалось, что это конец. Хитиновая броня, выдерживавшая пули из пистолета, разлетелась на куски. Пирата отбросило назад, он упал. Десантники, выпрыгивая из брони, победно закричали.

Но их радость была преждевременной.

Пират, истекая фосфоресцирующей жёлтой кровью из рваных ран, с жутким, стрекочущим криком поднялся на ноги. Его тело дымилось, одна из рук была оторвана. Но он был жив. И он был в ярости.

Он вскинул свою косу и ударил. Плазменный серп попал прямо в лобовую броню БТРа. Металл, способный выдержать крупнокалиберный пулемёт, вспыхнул, как магний, и потёк. Раздался взрыв. Бронетранспортёр, гордость российского ВПК, превратился в пылающий факел.

Десантники, ошеломлённые, открыли по раненому монстру шквальный огонь из автоматов. Десятки пуль впивались в его тело, но он, шатаясь, продолжал идти на них, размахивая своей косой.

Это была не битва. Это была бойня. Земное оружие, даже самое мощное, было неэффективно. Оно могло ранить. Но оно не могло убить. Не быстро. Солдаты, элита армии, столкнулись с тем, чего не могли понять. С запредельным уровнем живучести. С врагом, которому, казалось, была не страшна сама смерть.

Второй пират, услышав звуки боя, оставил своё занятие на крыше и одним прыжком спрыгнул вниз, присоединяясь к своему раненому товарищу. Теперь их было двое. А третий, разгромив здание администрации, тоже вышел на звуки выстрелов.

Горстка десантников оказалась зажата на узкой улице тремя чудовищами, которых они не могли убить. Они дрались. Они дрались с отчаянием обречённых, прикрывая друг друга, оттаскивая раненых, бросая гранаты, которые лишь слегка оглушали монстров. Они умирали, но они выполняли приказ. Они отвлекли пиратов на себя. Они выиграли для города несколько драгоценных минут.

И этих минут оказалось достаточно.

Капитан Орлов, слыша в наушнике крики своих умирающих бойцов, смотрел в бинокль на этот ад. Он понимал, что проигрывает. Что он зря послал своих ребят на смерть.

И тут он увидел её.

Сначала это была лишь точка, мчавшаяся по шоссе со стороны бункера. Она двигалась с невероятной скоростью. Это был какой-то армейский багги, который нёсся, не разбирая дороги. А в кузове багги стояла фигура. Огромная. В оранжевой броне.

Багги, не доезжая до поля боя, резко затормозил. И фигура, не дожидаясь остановки, спрыгнула. Она приземлилась на асфальт с таким глухим, тяжёлым ударом, что по нему пошли трещины.

Она выпрямилась. Вскинула свою руку-пушку.

Капитан Орлов опустил бинокль. Он не знал, кто это. Секретное оружие? Новый вид бронекостюма? Но он видел одно. Помощь пришла.

Она ударила без предупреждения. Первый выстрел — и раненый, но всё ещё сражающийся пират, в которого десантники всадили уже несколько рожков, просто взорвался изнутри, разлетевшись на ошмётки хитина и жёлтой крови.

Второй выстрел — и второй пират, который как раз замахивался косой на раненого солдата, замер, а затем медленно осел на землю с дымящейся дырой в груди.

Третий, тот, что вышел из администрации, увидев это, издал яростный стрекочущий вопль и бросился на неё. Он был быстр. Невероятно быстр.

Но она была быстрее.

Она не стала стрелять. Она бросилась ему навстречу. Два титана столкнулись в центре улицы с таким грохотом, словно сошлись два поезда. Самус схватила пирата, подняла его над головой и с нечеловеческой силой опустила на асфальт. Затем она просто наступила ему на голову. Раздался тошнотворный хруст.

Всё было кончено.

На улице, заваленной телами и горящими остовами техники, воцарилась тишина. Оставшиеся в живых десантники, грязные, раненые, в шоке, смотрели на свою спасительницу.

Она стояла посреди этого ада, высокая, несокрушимая, дымящаяся от перегрева оружия. Она медленно повернула голову в шлеме, и её зелёный визор, казалось, посмотрел на каждого из них.

Затем она развернулась и, не сказав ни слова, побежала. Не в сторону военных. А вглубь города. Туда, где над площадью всё ещё висел их корабль. И туда, где над всем этим хаосом всё ещё звучал набатный звон церковного колокола.

Работа ещё не была закончена.