Новая жизнь (гет)

Судебное разбирательство в отношении Джона Йорка и его людей было приостановлено. Дело о пиратстве вернули в Бриджуотер для дальнейшего расследования, и вскоре закрыли, признав обвинения ложными. Все подозреваемые, а также их судно в конце концов были освобождены.

Не последнюю роль в этой истории сыграло заступничество многочисленных друзей и клиентов компании. До конца жизни Йорк считал, что именно оно и определило его судьбу. А о пожертвовании, сделанном его дочерью Розмари, так никогда и не узнал.

Он не застал ее, воротившись домой после ареста. Вместо нее отца встретила Дженнифер с маленьким внуком на руках. Грустная и растерянная, старшая дочь показала ему письмо, полученное неделю назад. Лишь взглянув на него, Йорк без сил опустился на стул.

Дженнифер стала его целовать, стала обнимать его, пытаясь успокоить, но он этого даже не заметил. Желтоватый листок выпал из его худой, мозолистой руки и, перевернувшись в воздухе, лег на ковер.

Там было всего несколько строк, написанных крупным, округлым почерком:

«Моя дорогая Дженни!

Если ты читаешь это, значит твоей непутевой сестры уже и след простыл.

Некогда долго объяснять. Я вышла замуж за доктора Блада и уезжаю вместе с ним. Не волнуйся, он никогда меня не обидит.

Обними нашего отца, как только сможешь. Пусть ругает меня, но ты-то ни в чем не виновата. Поцелуй его тысячу раз.

И спасибо вам обоим за всю любовь, что вы мне подарили. Я никогда вас не забуду.

Ваша Розмари»

И последнее…

Ирландия. Декабрь 1651 г.

Они вышли из маленькой холодной церкви и увидели, что все кругом припорошил снег. Развалины старого монастыря, скелет собора без крыши, древний погост с покосившимися надгробиями и крестами странной формы — напоминали теперь рождественские пряники, присыпанные сахарной пудрой.

А вот и цепочка свежих лисьих следов — вьется между могилами и исчезает в лесу. Ветер гуляет в еловых ветках. И ни души вокруг. Тихое, одинокое место.

Добраться сюда в начале лета ничего не стоило. Зимой же путь из Дублина занял почти два дня. И то лишь потому, что дорогу подморозило и стало возможно по ней проехать.

«К чему все эти сложности?» — вздыхала Розмари. По ее твердому убеждению, они с Джоном уже были женаты. Она не понимала, почему для него так важно приехать сюда, за тридевять земель, чтобы, взявшись с нею за руки, произнести несколько фраз в присутствии священника. Тем более, что по английским законам это вообще ничего не значило. Но не могла отказать ему в такой мелочи, сказав себе, что это прекрасная возможность осмотреться.

По пути они проехали те места, о которых он ей когда-то рассказывал, — принадлежавшие прежде его семье. Там мирно паслись овцы и бегали чьи-то дети. Край большого каменного поместья выглядывал из-за поросшего лесом холма. Но подъезжать ближе они не стали, боясь не поспеть к назначенному времени.

Тайный приход был устроен в длинной одноэтажной хибарке — бывшей трапезной разрушенного монастыря. Там их и обвенчали — тихо и буднично — без оглашения, церемоний и гостей.

Они приехали туда вдвоем, поскольку ни друзей, ни близких у них не нашлось. Не нашлось даже хороших знакомых. Вернувшись домой после двухлетнего отсутствия, доктор обнаружил, что все его соседи куда-то исчезли. Большинство домов на их улице стояли заколоченные. В остальных теперь жили совершенно другие люди. Судьба бедняги Финна осталась неизвестной.

Он надеялся, что Розмари все же известит своих родных и получит хотя бы неохотное благословение. Но она слишком хорошо знала отца, и понимала, что никакого благословения от него не дождется. Все, что он скажет, только разобьет ей сердце. А его собственное сердце вероятно уже разбито.

Так что сегодня, в этот особенный день, поддержать их с Джоном было некому. Их свидетелями стали О’Грейди: староста из ближайшей деревни, который показывал дорогу к церкви, и его седовласая жена. Накануне, когда доктор приезжал сюда один, чтобы найти священника и обо всем договориться (на разведку, как назвала это Розмари), эти двое устроили ему настоящий допрос с пристрастием. Местные охраняли своего святого отца, как самого папу римского.

Теперь, когда таинство свершилось, и все его участники вышли на улицу, старик О’Грейди сразу рванул вперед. Джон задержался, чтобы оставить пожертвование молитвенному дому. А старуха остановилась, взяла Розмари за руки и долго что-то ей говорила.

— Делма! — недовольно окликнул ее старик.

Та отмахнулась. Потом обняла девушку, расцеловала в обе щеки и поспешила за своим благоверным.

— Что она тебе сказала? — поинтересовался доктор, подходя к своей жене.

Розмари пожала плечами.

— Я ничего не поняла, — призналась она с улыбкой. — Кроме того, что она милая старушенция. Свихнуться можно от того языка, на котором вы тут разговариваете.

Доктор моргнул с недоумением.

— Это английский, — серьезно сказал он.

Девушка хмыкнула.

— Ну, если ты так считаешь…

Она посмотрела вслед мирно ковыляющей парочке и мечтательно вздохнула.

— Когда-нибудь и мы будем такие же…

— Только если очень повезет, — согласился ее муж.

Послышалось металлическое лязганье — священник позади них закрыл двери церкви на навесной замок, подергал за него, проверяя надежность, и в последний раз кивнув молодым, поспешил вниз по тропинке.

Оставшись в одиночестве, мистер и миссис Блад медленно пошли рука об руку, осматривая местность. От бывшего монастыря почти ничего не осталось. Церковь, где когда-то молились братья, стояла без кровли, с частично обвалившимися стенами и зияющей дырой над входом. В стороне от кладбища высилась одинокая круглая башня с единственным окошком под острой крышей.

— Вот чудно… — поразилась девушка, разглядывая башню. — Кому надо строить такое?

Блад пожал плечами.

— Монахи скрывались там, когда всякие дикари приходили их грабить. Этим башням уже сотни лет. В старых монастырях они повсюду.

Розмари, которой нравилось все новое, с любопытством глазела по сторонам. Недалеко от тропинки по камням скакала прозрачная речка. Справа и слева вставали синевато-бурые холмы. Все это выглядело как другой мир: вообще не похоже на Дублин, а уж тем более на Бриджуотер.

По дороге сюда она впервые в жизни видела водопад. Далекий и бесшумный, он струился по горе белыми лентами. Джон сказал, что за лето водопад иссяк, а вот весной будет широкий и полноводный. Да, подумала Розмари, только никто, кроме птиц, этого не увидит. Весной, когда дороги развезет, туда разве что на крыльях и можно будет добраться.

Они пересекли поток по каменному мостику и оказались под сенью очень старого леса. Темные деревья стояли торжественно, как колонны готического собора. Желтая хвойная подстилка мягко пружинила под ногами.

Внимание Розмари тут же привлекли какие-то огромные валуны, покрытые цветными пятнами лишайников. Они могли бы выглядеть обычно, если бы лежали, как и положено камням, а не торчали вертикально среди деревьев.

— Что это за камни? — удивилась она.

— Понятия не имею, — честно ответил Джон.

Розмари посмотрела на него недоверчиво, и он снова пожал плечами.

— В моем детстве говорили, что их набросала из передника ведьма Калех. Как и все горы на острове. Но вряд ли это так.

Розмари задумчиво огляделась.

— И эти холмы тоже? — уточнила она, обводя окрестности широким жестом.

— Ее рук дело, да.

— И под этими холмами обитает тот волшебный народец, о котором ты рассказывал?

Доктор удивился, что она это запомнила. Он развлекал ее местными байками еще в самом начале, просто чтобы отвлечь от мрачной действительности, с которой она столкнулась у него на родине.

— Верно. Они вроде как укрылись от людей. Но иногда все-таки выходят на поверхность. Так что надо быть начеку… Ты куда?

— Поздороваюсь с ними!

— Осторожнее, — предупредил он. — Если ты им понравишься, они могут заманить тебя под землю.

Розмари беспечно отмахнулась, давая понять, что с ней такое не пройдет.

— О! Тут и вход есть, — она наклонилась на древним осыпающимся колодцем. — Эй-эй! — крикнула она в темноту страшным голосом, вызвав гулкое отрывистое эхо. — Эй-эй-эй! — еще громче повторила она, потому что звук ей понравился. А потом поднесла ладонь к уху, притворяясь, будто вслушивается в ответ. — Что-что?! Нет, благодарю вас, я уже замужем!

Доктор Блад молча улыбнулся, наблюдая за своей женой, потому что не улыбнуться было невозможно. Несмотря на все трудности и препятствия, она была здесь. И это доставляло ей радость, которую она не скрывала, передавая свое настроение и ему.

Когда же он понял, что по-настоящему любит эту женщину?.. Когда она огорошила его своим неожиданным свиданием? Когда с интересом расспрашивала про Ирландию? Когда заставила его танцевать?.. В те мучительные недели на охваченном оспой корабле, когда под вечер, падая на койку, он перечитывал при тусклом свете ее короткое и категоричное послание… он понимал, что любит ее? Или, может, любил уже тогда, в самый первый день, когда она свалилась ему на голову откуда-то с неба?

— Ай! — воскликнула вдруг Розмари, распрямляясь и хватаясь за живот, уже хорошо заметный даже под плащом.

— Что? — испугался доктор.

— Он опять дерется! Сам потрогай!

Джон положил руку на то место, куда она указала.

— Не обижай маму, — строго сказал он, обращаясь к своему еще не рожденному ребенку.

Ответом ему был очередной пинок, который он почувствовал всей ладонью.

Розмари фыркнула от смеха. И потерла живот, успокаивая малыша.

— Кажется, отец Оскар утомил его своими душеспасительными речами.

— Скорее уж ты — своими криками, — вздохнул доктор.

Поджав губы, Розмари легонько стукнула его по плечу.

— Это от избытка впечатлений! Кто может меня за это винить?

Он поймал ее и крепко обнял за плечи одной рукой — и она тут же успокоилась. Через минуту затих и малыш.

Редкие снежинки закружились в воздухе.

— Надо бы нам вернуться в деревню, — нарушил молчание доктор. — Пока совсем не стемнело.

— Заночуем сегодня там?

— Да, я попросил, чтобы оставили для нас комнату.

— Отлично! — Розмари поежилась, прижимаясь к нему. — Жаль, что рождество теперь не празднуют, и гусь с яблоками нам не светит. Но надеюсь они хотя бы печку пожарче растопят. — Она уткнулась лицом в его грудь, отогревая замерзший нос, а потом еще и сунула озябшие руки ему под мышки. — Почему-то наш самый счастливый день оказался таким холодным…

— Да уж… — он улыбнулся, потому что ему стало щекотно от ее копошения. — Все у нас с тобой не как у людей.

— Вот-вот, — проворчала Розмари, ее голос по-прежнему был приглушен складками его одежды. — Никакой помолвки. Никакого приданого. Никаких родственников на свадьбе.

Блад взглянул на нее сверху вниз.

— Ты так ничего им и не написала?

Розмари подняла лицо, встретившись с ним глазами. Помолчала. И наконец качнула головой.

— Нет, — спокойно ответила она. — Прошлое осталось в прошлом. У меня теперь новая жизнь.