Женщина постарше (гет)

Поттер наконец исчезает в камине. Я обессиленно разваливаюсь в кресле и закрываю глаза. У нас вышел какой-то чудовищно бессмысленный разговор. выматывающий и бесполезный. Что я узнал? Ничего нового, кроме, разве что, того, что у Поттера теплые губы. При этом сам выложил ему в припадке откровенности больше, чем за все предшествующие годы знакомства. Что на меня нашло? Зачем я полез с этим брудершафтом? Проклятое сновидение довело меня до полного помутнения.

Я все еще мерзну, так что приходится сильнее разжечь камин и укутаться в плед. Завернувшись в него так, что торчит только нос — со стороны я должен быть похож на клетчатую шерстяную куколку — я продолжаю думать о разговоре с Поттером. Он действительно по уши влюблен в мать Забини. Что ж, мы этого ожидали, не так ли? И он не боится смерти. Полный придурок! Мог бы вести себя осторожней после всего, что с ним было...

Мерлин, как мне плохо! Плохо и холодно. Клонит в сон, но стоит закрыть глаза, как вкрадчиво, обольстительно, неуклонно ко мне вновь склоняются смутные черноволосые тени.

Щелкаю пальцами Типпи, приказываю принести мне чая и не давать спать. Эльфиха смотрит перепуганными огромными глазами, в каждом из которых — по пылающему камину. Углы комнаты тонут в темноте. Чашка обжигает пальцы.

Может быть, теперь какие-либо чувства у Поттера способна вызывать только смертельная опасность? И после двух "авад" от Лорда он стал испытывать извращенную любовь к смерти? Я тупо смотрю в камин, думая о том, что Каролина Забини и есть ее воплощение. Смерть ведь не обязательно представлять в виде скелета в мантии и с косой. Она вполне может принять облик прекрасной черноволосой женщины.

Снова начинает мутить. Меня уже тошнило после того, как Поттер вырвал меня из лап сновидения, так что теперь это просто слабые приступы в области желудка. Усилием воли разогнав на секунду белесую муть, болтающуюся перед глазами, я требую Укрепляющего зелья. Это наконец приводит меня в относительный порядок, и в комнате уже не кажется так холодно.

Итак, что мы имеем? За те полгода, что я не видел Поттера, — те, что он провел "под сенью струй", по выражению газетчиков, — наш Золотой мальчик еще дальше ушел по пути безумия. Зеленоглазый, красивый, уверенный в себе сумасшедший. Теперь вопрос: что я-то делаю рядом с ним, на его стороне, пытаясь спасти его от гибели, к которой он движется на всех парах и с улыбкой на лице? Мне надо бросить это. Предоставить гриффиндорца его судьбе. Уж кто-кто, а Поттер и без того попил немало моей крови!

Если бы только не это тоскливое чувство внутри при мысли, как он будет лежать — весь такой холодный и бледный, и эта красивая гадина увезет его в Уэльс и положит в фамильный склеп неподалеку от своего американца... Когда я полез к нему с этим дурацким поцелуем, он был таким теплым, таким живым... Я сижу в кресле, часы бьют полночь, я ненавижу миссис Забини.

Все так странно. Она подарила мне сабельку в детстве. Саблю "мой меч, твоя голова с плеч". Игрушечную, так что она наносила только царапины. Отец хмыкнул, но разрешил мне оставить вещицу себе. Максимум, кого той сабелькой можно было зарубить — ромашку или ящерицу. А сегодня, я почти уверен, именно она наслала на меня зачарованный сон, чтобы... чтобы что? Извести, ослабить, показать, как им с Поттером хорошо вдвоем и что она может со мной сделать, если я продолжу нарываться?

Первое предупреждение, чтобы я не лез не в свое дело? Выполнено мастерски и с изрядной долей мрачного юмора. Действительно пугающе. Но откуда она узнала?! Сложила два и два, увидев статью в газете и заметив мои участившиеся визиты к Блейзу? Или проклятые забиниевские домовики все-таки подслушали тогда наш с ним разговор?

Это становится слишком опасно, отец тысячу раз прав, говоря о том, что такое поведение подходит только Блэкам. Я отдал гриффам амулет — сам видел сегодня на шее Золотого мальчика цепочку от него, вместе с кучей каких-то еще висюлек — чем еще я могу им помочь? Пусть разбираются дальше сами!

Эти уговоры не помогают. Часть меня рада быть Блэком. Детская, инфантильная часть, которая упрямо бубнит в глубине души: "Блэки крутые!"

И, пока моя малфоевская половина напряженно размышляет, во что я вляпался и чем мне это грозит, блэковская трепещет от любопытства и нетерпения. От желания оправдать доверие гриффов.

Мерлин, какая ирония. Интересно, как далеко она была готова зайти? Если бы Поттер не вломился без спросу, угробило бы меня это видение насмерть или только истощило? На часах половина первого, и я боюсь ложиться в кровать. Мне необходимо, чтобы кто-нибудь пришел и посидел со мной до утра! Мне нужно поговорить об этом с кем-нибудь умным. Мне нужен совершенно определенный человек. И, кстати, я имею возможность его вызвать.

Ехидно улыбаясь, я отправляю срочного сокола. Кроме письма, к его лапке я привязываю портключ в свою гостиную. Снова укутываюсь в плед, подбрасываю дров в камин и жду негромкого хлопка. Он раздается примерно через сорок минут.

— Привет, Грейнджер, — говорю я, не поворачивая головы, — рад, что ты поспешила. Ты одна или...

— Рон давно спит! — сердито произносит гриффиндорка, без приглашения усаживаясь в кресло, где недавно назад сидел Поттер, — Что у тебя стряслось такого срочного?

— Много всего, — говорю я загадочным тоном.

Грейнджер недовольно фыркает, подается вперед и вперяется мне в лицо испытующим взглядом. На секунду я снова столбенею от изумления при мысли о том, что со мной происходит в последнюю неделю. Эти гриффиндорцы взяли меня в оборот так лихо, что я и опомниться не успел.

— Я собрал сведения про всех мужей, кроме первого, — говорю я, призывая список из секретера, — держи. И еще меня сегодня пытались убить с помощью сна.

— Убить? — она хмурит брови.

— Позволь вначале предложи-ить тебе что-нибудь, — тяну я важно, — Чай, кофе, вино?

— Жасминовый чай, — нетерпеливо соглашается Грейнджер, — так что случилось?

Я рассказываю про визит Гойла и статью в "Пророке". Статью она, конечно, читала, так что молча кивает.

— Потом мне приснился сон, — говорю я, раздумывая, не рассказать ли все в подробностях и не заставит ли это грязнокровку покраснеть. Она вечно такая самоуверенно-самодовольная, в школьные годы меня это страшно бесило.

— Это был очень яркий сон про Поттера и миссис Забини. Зачарованный.

— Про кого и кого? — ее это явно удивляет.

— Слушай, — цежу я с нарочитой медлительностью, — мне не хотелось бы объяснять тебе в подробностях, это не слишком прилично.

— Мы в одной лодке, — говорит она, — рассказывай, как есть, я переживу.

Заметьте, не я это предложил! Моя блэковская часть паскудно хихикает.

Я углубляюсь в подробности. Через несколько минут обнаруживаю, что рассказ заводит не столько грязнокровку, сколько меня самого.

— Они прижимались ко мне с двух сторон, и..., — сказать этого вслух при даме я все-таки не могу, но перед глазами картинка, как живая, — оба выделывали такое... Грейнджер, ты точно не хочешь об этом слышать.

Сумасшедшая ночь.

— Я поняла, — откашлявшись, говорит гриффиндорка, — ты хочешь сказать, что это было похоже на нападение суккуба?

— И инкуба, — добавляю я, — поверь, обычно мне не снятся сны с мальчиками. Я абсолютно гетеросексуален.

— Ну, может, с обычными мальчиками и не-ет, — тянет Грейнджер, бросая на меня взгляд из-под густых ресниц.

— На что ты намекаешь? — ледяным голосом спрашиваю я.

Бьет два часа ночи. Грейнджер не отводит взгляда. Ее глаза кажутся рыжими от пламени.

— Да не намекаю, а прямо говорю, — ухмыляется она совершенно по-слизерински, — ты всегда неровно дышал к Гарри.

— Что это за выражение? — морщусь я.

— Походу, твой сон открыл то, что скрывало от тебя твое подсознание! — нравоучительно поднимает палец Грейнджер.

— Что? Причем тут поход?

Она закатывает глаза.

— Ты совсем отстал от жизни? Это значит "похоже". Такое, ммм, шуточное выражение.

Я брезгливо морщусь. Только она начала мне почти нравиться...

— Походу или не походу, — отвечаю я холодно, — но поверь мне, трахнуть Поттера мне не хочется. Я проверял!

Грейнджер захлебывается чаем. Мантикора меня разорви, что я только что сказал? Принимаю невозмутимый вид.

— Ты пытался трахнуть Гарри?!

— Нет! — шиплю я.

Глаза Грейнджер загораются ярче огня в камине. От любопытства она сейчас выпрыгнет из своей мантии.

— И что Гарри?

Блейз был прав, когда говорил, что девчонок заводят педики. На секунду я задумываюсь над этим феноменом. Нет, ну, положим, меня тоже завела бы парочка лесбиянок в моей кровати. Скажем, Грейнджер и Панси... Грейнджер и эта бледная моль Астория, которую мать подсовывала мне в качестве суженой... Грейнджер и Поттер... тьфу! Помотав головой, я с новым интересом смотрю на гриффиндорку. Та все еще ждет ответа. Что ж, дадим ей то, чего она так жаждет.

— Целуется он неплохо, — лениво замечаю я и беру в руку чашку с чаем.

Отпиваю пару глотков, делая вид, что полностью поглощен этим занятием. Краем глаза вижу, что Грейнджер прямо-таки застыла в кресле. Ай-яй-яй, как не стыдно! А еще лучшая подруга героя! Судя по раскрасневшимся щекам, она как раз воображает нас с Поттером в обнимочку. Гадость какая.

Странная идея приходит мне в голову, и я потихоньку начинаю ее обдумывать, наблюдая за разгорающимся на лице Грейнджер интересом. Может, миссис Забини просчиталась, и сегодняшняя ночь станет мне подарком, а не наказанием? Если вспомнить, какой унылой и страшной пустыней была моя жизнь до падения Вольдеморта и как неинтересно и добродетельно я жил после нее! Я был таким хорошим мальчиком в последний год. Не накладывал непростительных заклятий, не пытался никого убить...

— Ты целовал Гарри?! — выпаливает гриффиндорка.

— Угумс, — киваю я, в упор глядя на нее, пока она не краснеет и не отводит глаз, делая вид, что хочет поправить дрова в камине.

Я сдерживаю довольную ухмылку. Смешно, но я знаю — она никогда не посмеет расспрашивать о поцелуях самого Поттера. Грейнджер растеряла весь свой библиотечный гонор и выглядит обычной девчонкой. Через секунду она снова не выдерживает.

— Ему понравилось?!

Ого, так ты и Поттера подозреваешь черт знает в чем! Что, были поводы? Я равнодушно пожимаю плечами, но взглядом даю понять, что — да. Еще бы. А ты как думала.

Вслух же произношу следующее:

— Грейнджер, я пригласил тебя не для того, чтобы давать пищу твоим маленьким грязным фантазиям.

Снова окидываю ее взглядом, на этот раз подмечая все детали. Гриффиндорка выглядит непривычно домашней. Интересно, я вытащил ее из кровати?

— Мы выпили с ним на брудершафт. Можем выпить и с тобой, если ты не, — о, вот правильные слова! — не боишься целоваться с бывшим пожирателем смерти.

Ее губы чуть вздрагивают, и она еще ярче розовеет щеками. По-моему, ей до чертиков хочется расширить свой опыт поцелуев. Бутылка, которую мы с Поттером не допили, еще стоит на столике. Эльф притаскивает новые бокалы. Я в восторге от самого себя. Этот жуткий вечер может закончиться не так плохо. Мысль о ревнивом рыжем Уизли возникает в малфоевской половине моей души, но внутренний Блэк легко от нее отмахивается.

— Я не сказала "да", — хмурится гриффиндорка, глядя, как я разливаю.

Я прикусываю язык, чтобы не спугнуть ее резонным: "Ты не сказала "нет".

В слизеринских гостиных тема поцелуев с представителями Золотого трио всплывала с завидной регулярностью. Интересно, а в Гриффиндоре мечтали обо мне? Мысль об этом заставляет меня улыбнуться.

— Малфой, прекрати! Хватит так ухмыляться! Ты что, позвал меня сюда для поцелуев?

— Не льсти себе.

Я говорю это автоматически. Я столько раз огрызался и хамил им, что просто не успеваю среагировать по-другому. Мерлинову мать за ногу! Язык мой — враг мой. Грейнджер каменеет лицом.

— Отлично. Что ж, тогда вернемся к делу.

Она демонстративно углубляется в списки мужей. Я собрал все — даты рождения, свадьбы и смерти, примерный размер состояния, доставшегося Каролине, личные характеристики, насколько их можно было узнать. Грейнджер изучает его не менее получаса, пока я, хмуро злясь на самого себя, пялюсь то на нее, то на огонь в камине. Что можно изучать так долго?

"Агриппа Смилтон, рожден 11 октября 1945 года, умер 20 декабря 1981. Лорд Ричард Веллингтон, родился 3 февраля 1948 года, умер 16 февраля 1983. Джонанатан Норсмор..."

— Ну? Нашла что-нибудь полезное?

Она поднимает лицо. В глазах у нее яркие точки. Она облизывает губы, и я невольно облизываю свои тоже.

— Что-нибудь важное?

— Не знаю. Я должна буду еще проверить. Но, кажется, да...Еще бы узнать год рождения миссис Забини! Ты абсолютно уверен в датах?

Я киваю. Что такого она нашла в этих датах? Кроме того, что каждый следующий муж был юнее и свежее предыдущего, я никаких закономерностей не уловил.

— Это же все объясняет, — шепчет Грейнджер завороженно, — но если это так... правда, со стариком не получается, но если его отбросить...

Она быстро вытаскивает из волос шпильку и трансфигурирует ее в перо, которым начинает что-то поспешно чиркать на полях списка. Тяжелые волосы рассыпаются по тонкой, как карандашный рисунок, спине таким интимным движением, что у меня перехватывает дыхание.

Могу поспорить, ее губы обжигают, как свежеиспеченный пончик.

— Я права! — она хлопает в ладоши, — Я, конечно, еще все пересчитаю, проверю, но я уверена, что права!

Ее глаза сияют потрясающим самодовольством. Она улыбается. Улыбается мне, и это, вынужден признать, приятно.

— Счастлив, что смог быть полезен, — кривлю я рот, — и что ты такого насчитала?

— Потом, ладно? Хочу еще перепроверить, — уклоняется она от ответа.

— Думаю, мой магический долг перед Поттером закрыт?

— Я бы не стала этого утверждать, — говорит она задумчиво, — потому что Гарри по-прежнему угрожает опасность. Если я права, то можно даже примерно высчитать дату... Она замолкает.

— Какую?

— Дату смерти, — Грейнджер мрачнеет, складывает пергамент квадратиком, сует в карман мантии и встает.

Меня немедленно пробивает ужас от мысли, что придется куковать в одиночестве до утра. Зачарованные сны насылаются обычно на всю ночь, а значит, шанс снова провалиться в объятия Поттера и Каролины весьма велик. Засыпать до рассвета слишком опасно.

— Может, ты способна на еще одну великую догадку? — тяну я лениво.

— Да? — Можешь предположить, каким образом миссис Забини удалось наслать на меня сновидение — суккуба?

Грейнджер бросает взгляд на часы (четыре утра), вздыхает и возвращается в кресло.

— Расскажи поминутно, что ты делал сегодня.

Я рассказываю. Гриффиндорка задумывается. И крутит, и крутит каштановую прядь волос вокруг пальца завораживающим движением. Драко Малфой, жертва длительного воздержания и зачарованных снов, не может отвести от этого пальца глаз.

— Ну, что?

— Гойл ушел, оставив тут бутылку виски? Открытую? А ты ее потом допил?

— Н-да, — киваю я.

Как я сам не додумался? Пока я ходил к матери, открытая бутылка стояла себе на столе прямо перед камином.

— Надо бы проверить остатки виски в ней. Где она?

Где она. Хм. Я бросаю взгляд на осколки, валяющиеся в камине. Те, что упали на ковер, домовики успели убрать.

— Поттер шваркнул ее о решетку.

Внезапно я холодею.

— Слушай, Грейнджер, — я почти шепчу, — а вдруг они заодно? И Поттер нарочно разбил улику?

Как ей удается принимать такой каменный вид?

— Гарри на такое не способен, — чеканит она, — да ему и незачем!

— Нуу, — мычу я, слабо убежденный, — он сегодня так распинался про свою любовь к миссис Забини, что мне показалось, будто он на все готов ради нее.

— У Гарри очень твердые принципы, — говорит Грейнджер тоном "и заканчиваем на этом обсуждение", — он мог разбить ее со злости, но уж никак не со злым умыслом. Ради Мерлина, Малфой! Не суди всех по себе!

Несколько минут мы молчим. Я слежу за стрелкой на часах. До рассвета еще чертова уйма времени. Грейнджер по-детски трет кулачком глаза.

— Я пойду, а? Спать хочется до ужаса. Ты тут как... справишься сам?

Она подозревает, что наследник рода Малфоев боится спать в собственной кровати? Это настолько очевидно? Я с деланым недоумением поднимаю брови и киваю.

— Я тебя больше не задерживаю. Ты получила всю информацию, что я имел. Надеюсь, сумеешь ей распорядиться.

Грейнджер стоит возле камина, сонно покачиваясь.

— Я пошлю тебе сову завтра или послезавтра, — говорит она, — когда все еще раз пересчитаю на свежую голову. Надо будет устроить совет, раз мы вместе над этим работаем...

Да уж, она привыкла работать в трио. Я тихо веселюсь, думая, что в каком-то смысле заменяю сейчас собой Поттера, и ловлю себя на том, что мягко — мягко! — улыбаюсь ей.

— Ну что? Отопрешь камин?

Тыкаю палочкой в сторону камина. Грейнджер бросает внутрь щепотку дымолетного порошка.

— Грейндже-ер, — окликаю я негромко, когда она уже стоит во всполохах зеленого огня, готовясь назвать адрес.

— Что?

— Мое предложение про брудершафт остается в силе.

Чертова Грейнджер, мисс Я-знаю-все, зубрилка с круглым маленьким задом и пышными волосами. Она презрительно фыркает, но глаза у нее веселые.

— Береги себя, Драко, — говорит она, а потом четко произносит: "Нора!"

Какая еще нора? Пару секунд я недоуменно пялюсь в утихающие зеленые всполохи. Потом запираю камин и призываю из кабинета книгу про демонические создания. До рассвета три часа, и мне лучше скоротать их, освежая знания про суккубов и инкубов.

Под утро я все же засыпаю. Заклятие, видимо, успело выдохнуться, потому что я сплю без всяких сновидений, растянувшись в кресле, чувствуя сквозь сон, как врезается под ребро подлокотник. И как раз пытаюсь найти в себе силы проснуться и перебраться в постель, когда меня будит звук открывающейся двери.

— Мама?

Мне неловко, что она застала меня спящим в кресле в окружении двух... трех пустых винных бутылок. Но не объяснять же ей, что я пил не один, а с Поттером! Впрочем, у нее такое лицо, что я сразу забываю про бутылки.

— Мама? Что-то случилось?

— Со мной связались из Св. Мунго, — говорит она напряженно, — Люциуса нашли в холле международного каминного зала. У него магическая кома.