Женщина постарше (гет)

— О жизни? — удивленно переспрашивает Каролина, отводя за ухо мокрую блестящую прядь.

Они не выходили из «зимней» зачарованной комнаты со вчерашнего вечера. Вокруг простираются высокие Альпы. За окном деревянного шале видны несущиеся вниз лыжники и кафе сбоку от склона, с открытого прилавка предлагающее туристам глинтвейн. Вывеска над ним гласит: «Камикадзе— бар». Мол, пейте на свой страх и риск. Вчера вечером с пятачка прямо перед их окном спасатели увезли сломавшего руку сноубордиста.

Кроме глинтвейна, в кафе можно купить толстенные, пышущие жаром и истекающие соком сардельки, такие же плотные и однозначные, как среднестатистическая австрийская туристка, под руководством инструктора съезжающая плугом по «детской» трассе. Если бы не заглушающие заклятия на окнах, бодрая немецкая речь румяных лыжников и лыжниц доносилась бы и сюда.

Потолок в шале поддерживается крупными мореными балками. В центре к нему плотно прижата круглая люстра старинного вида, плоская, овальная, собранная из множества цветных стеклянных колб, в каждой из которых бьется маленькое живое пламя. Полыхает камин, и Гарри с наслаждением и без всяких заклинаний сушит возле него промокшие ботинки и толстые шерстяные носки.

Это первый раз, когда он катался в горах, и они с Каролиной, кажется, перепробовали все, от санок до сноуборда, почти не пользуясь при этом магией. Дело кончилось вылетом Гарри с «черной» трассы, выговором от маггловского спасателя, хохотом Каролины, страховавшей его с середины склона и успевшей наложить заклятие облегчения веса, так что о ствол дерева ударился не столько Гарри, сколько принявший его вид комок пуха, и еще одним нагоняем от спасателя — на этот раз легкомысленной дамочке, плохо следящей за ... Тут спасатель запнулся на секунду, что-то определяя на глаз, и наконец твердо закончил: «мужем». Гарри мельком прикинул, не избежал ли тот только что больших неприятностей.

Каролина очаровательно извинялась по-немецки. Гарри оставалось только кивать и любоваться на то, как одна из самых опасных ведьм Соединенного королевства покорно слушает читающего ей нотации маггла. Обычная дамочка в ярко-красном спортивном костюме («вот костюм у вас правильного цвета! — одобрил спасатель. — А то наденут белые, потом в снегу не найдешь!!») со своим, сказали бы сплетники, слишком юным спутником. Простодушная богатая маггловская тетка, вытащившая на курорт молодого мужа, подцепленного, вероятно, на другом таком же курорте.

Каролина, ты так любишь маски.

— Понятно? Никакой черной трассы! Только синяя! — закончил спасатель, кивнул виновато опустившим головы туристам и поехал вниз, цепким взглядом окидывая склон и в то же время где-то краем сознания размышляя, что такой красивой пары ему давно не приходилось видеть. Женщина определенно старше, и намного, хотя он понял это только по манере держаться и чему-то такому в глазах, что появляется лишь с жизненным опытом. Что-то... горечь, высушенная временем, скрытая за лазурным блеском?

Впереди замахал руками крупный мужчина, явно не справляющийся с управлением собственным телом, когда оно поставлено на две скользкие пластины, и спасатель засвистел в свисток, выбрасывая из головы мысли о странной паре. На свисток обернулось полсклона, и часть людей принялась поспешно убираться с дороги все сильнее разносившегося толстяка.

Спасатель наконец перестал ругаться и заскользил вниз. Потом был упоительно изматывающий подъем от места падения к скрытому от магглов чарами коттеджу, стоящему чуть ниже самой верхней станции подъемника. Они ввалились в дом, сбросили лыжи и куртки у входа и бросились к камину.

И вот Гарри сидит в кресле, с наслаждением впитывая каминный жар. Разрумянившаяся Каролина, с прилипшими ко лбу мокрыми волосами, в обтягивающем фигуру красном костюме, похожа на рекламную девушку с плакатов пятидесятых годов. «Пейте кока-колу!» «Лыжи фирмы Саломон помогут вам удержаться на любом склоне!» «Текила! Десятилетиями помогает женщинам снижать свои стандарты до реального уровня!» Последнее, впрочем, откуда-то из другой оперы. Кажется, это он видел пару лет назад в компьютере Дадли, одной бессонной (для Гарри) и беспробудной (для Дадли) ночью.

Все-таки совершенно волшебное место, этот ее замок, думает Гарри, вытягивая ноги ближе к огню и сам смеясь своим мыслям.

— Гарри, — мурлыкает Каролина, поднимая руки к волосам. — Я сильно растрепана?

Ее глаза сияют. Эта женщина царственно уверена в себе, и его "Ммм, ты похожа на ведьму!" вызывает лишь победную улыбку на ее губах, изогнутых, словно лук Амура.

Она подходит ближе, так что Гарри хватает ее — у героев войны длинные руки! — и тащит к себе на колени. Старинное дубовое кресло, глубокое, как могила, скрипит под их соединенной тяжестью.

— Поболтаем о жизни, — предлагает он, утыкаясь носом в ее шею, глядя сквозь завивающиеся от влаги волоски на камин.

— О жизни? — удивленно переспрашивает она, отводя за ухо мокрую блестящую прядь.

Валяясь на диване на Гриммо, он вспоминает, как опустил подбородок ей на плечо и чмокнул за ухом. Как Каролина заерзала, устраиваясь поудобней, вздохнула и призвала с камина пыльные песочные часы. Обернулась к нему, потряхивая ими, и сказала: "Вот тебе жизнь". Гарри посмотрел. Песок лился из верхней части часов в нижнюю. Но он не был согласен с таким ответом и поэтому мягко забрал часы, поставив их на пол.

— Не грусти, — сказал он. — Просто расскажи мне что-нибудь... ну, про свою школу, например? У вас тоже было соревнование факультетов? Я, эмм, я об этом имел в виду погово...

Каролина засмеялась, зашевелилась, плотнее прижимаясь к нему, поцеловала в губы, задышала прерывисто и жадно, и на разговоры об ее детстве, как обычно, не осталось времени.

**

Заунывное вещание диктора убаюкивало. Лихорадка в Зимбабве, экономический саммит, наводнение в Бангладеш, в США начинается предвыборная гонка. Огромный маггловский мир, не имеющий представления о магическом, жил своей жизнью.

С тихим хлопком рядом возник Кричер, пошаркал ногами, даже шарканьем умудряясь выразить неодобрение, что-то опустил на низкий столик между телевизором и диваном, накрыл Гарри пледом и исчез.

**

Его будит неуверенный голос Гермионы, окликающей от камина. На столике, под сохраняющим магическим колпаком, обнаруживается стакан морковного сока со сливками. Понятно. Кричер снова смотрел программу "Здоровье" и услышал про пользу каротина для зрения. Гарри потягивается, высовывает голову из-за кровати и приветственно машет рукой подруге.

— Иди сюда, Герм.

Гермиона молчит и бросает по сторонам недовольные взгляды. В последнее время она часто казалась неуверенной, словно не могла решить, о чем с ним можно говорить, а о чем не стоит. Но сегодня она выглядит совсем уж потерянной. Он снова хлопает рукой по дивану, чувствуя легкий укол вины. Иди сюда, Герм, ну, действительно! Не стоит так переживать из-за меня, дурака. Гермиона подходит к дивану, держась неестественно прямо, и опускается на самый краешек. Гарри выпивает стакан сока — что угодно, лишь бы избежать кричеровской ворчливой воркотни, — и поворачивается к ней.

— Ты сегодня рано, — говорит та, — что случилось? Поссорился с миссис Забини?

Да. Его невесте определенно не грозит взять приз "симпатия месяца" в кругу его друзей, раз уж даже Гермиона не может удержаться от почти по-малфоевски ехидных интонаций, говоря о ней.

— Ладно тебе, — он добродушно пожимает плечами, но не может удержаться от подколки, — мне, может быть, тоже не нравится, что ты целыми вечерами торчишь у Малфоя.

В глазах Гермионы мелькает замешательство, и она принимается накручивать прядь волос на палец, как делает, когда пытается собраться с мыслями. Этот жест вызывает у Гарри привычное умиление.

— Ты сегодня у него уже была? Или еще собираешься? Рон тебе точно голову открутит, когда узнает, — улыбается он, придвигаясь ближе.

Гермиона бросает на него дикий взгляд. Вдруг начинает облизывать губы, словно они пересохли, и снова, необъяснимо для себя, молчит. Гарри встревожено касается ее лба.

— Эй? Ты не заболела?

Она отшатывается.

— По... Прекрати! Со мной все в порядке.

— Точно? Ты какая-то странная.

— Просто волнуюсь! — Гермиона сердито краснеет и отводит глаза.

Ясно. Она все-таки собирается снова начать этот разговор.

— Я показывала тебе свои расчеты?

— Да! — подтверждает Гарри.

— Ты думал над ними?

— О, Мерлин, конечно!

— И все-таки женишься?

— Как и говорил, — внезапно злость покидает Гарри, оставляя вместо себя щемящее чувство тоскливой усталости. Почему Гермиона не хочет понять? Кто сможет его понять, если не она?

— Я не могу понять, — говорит его подруга.

На этот раз она сама придвигается ближе, так что теперь они сидят бок о бок, словно Кай и Герда в своем розовом саду.

— Ты хоть какие-нибудь выводы сделал? — спрашивает девушка.

Гарри отворачивается, хватает стакан из-под сока и опрокидывает в рот последние жалкие капли. Теплый бок Гермионы греет его левую руку. Конечно, он сделал выводы. Написал дарственную. Согласно их с Каролиной брачному контракту, все состояние умершего супруга наследует его вторая половина. Поэтому Гарри не стал связываться с завещанием. Отныне дом на Гриммо принадлежит тебе, Гермиона. Адвокаты свяжутся с тобой, если... эхм, когда... если... черт! Я знаю, что ты любишь и этот дом, и глупого старого Кричера. Уверен, что ушастый дуралей по-своему тоже питает к тебе привязанность. А сотня тысяч галлеонов в тайном сейфе, открытом на твое имя, поможет тебе сохранять родовое гнездо древнейшего и благороднейшего рода Блэков в надлежащем ему великолепии. Только не убирай эти столы с ножками, сделанными из ног грифонов — они всегда мне нравились. Что касается меня, думает Гарри, меня несет потоком, более могучим, чем все твои предостережения. И я не хочу останавливаться. Я хочу быть с ней. Хочу смотреть в глаза Каролины до самого смертного часа. Хочу узнать наверняка, была ли наша любовь ложью или правдой.

Гермиона задумчиво проводит пальцем по его губам, сверху вниз, к подбородку, где и задерживает руку.

— Ибо сильна, как смерть, любовь, и стрелы ее — стрелы огненные, — произносит она.

— Что?

— Ты его так всегда упрямо выпячиваешь. Как сейчас. Не понимаю! — она бьет рукой по коленке мальчишеским жестом. — Не понимаю! Ведь ты же видел расчеты! По.. пойми, это же самоубийство!

— Что-то вроде того, наверно, — кивает Гарри, приобнимая ее, — но я должен узнать наверняка, иначе все не имеет смысла. Я не могу просто трусливо сбежать. Понимаешь?

Гермиона фыркает и начинает шарить по карманам мантии, ища что-то. Не находит, отворачивается, хлюпает носом, бормочет тихое ругательство. Он протягивает ей салфетку из-под стакана с соком. Она вытирает нос. Потом набирает в грудь воздуха, утыкается ему в плечо и что-то бурчит.

— Что?

Гермиона приподнимает голову, утыкаясь губами в его ухо.

— Я говорю, — шепчет она вдруг горячо, — а если бы я сказала, что люблю тебя? Что не переживу, если ты погибнешь? Это бы тебя убедило?

— Эээ, — отвечает Гарри.

И, подумав, добавляет.

— Кхм.

И, еще подумав:

— Ты ведь не серьезно?

Гермиона запрокидывает голову и пристально смотрит ему в лицо. Потом произносит медленно:

— Почему несерьезно? Разве нельзя влюбиться даже в такого идиота, как ты?

Гарри закатывает глаза.

— Герм, хватит. Это не смешно. И не сработает.

— Я. Говорю. Серьезно. — чеканит Гермиона и застывает, в упор сверля его взглядом светло-карих глаз.

Гарри бросает в жар — от стыда, от нежности, от горького чувства сожаления. Гермиона тем временем снова лезет обниматься, и он чувствует, как ее грудь прижимается к его, и ее мокрое дыхание где-то в районе его ключиц, и если его ощущения не обманывают, то на ней нет бюстгальтера. Все это, конечно, полнейшее безумие. Гермиона прижимается к его щеке сжатыми губами. Гарри мягко отрывает ее от себя, но она и сама отшатывается. В комнате давно стемнело. Камин еле тлеет.

— Тебе на всех плевать, — хриплым голосом шепчет девушка. — На меня тоже?

— Вот уж нет.

— Не смей! Не смей надо мной смеяться!

— Скорее над собой.

Гарри вновь привлекает ее к себе, как ребенка устраивая в объятиях. Гермина сидит тихо, уставившись глазами в стену напротив, с висящими на ней маггловскими часами, подарком Артура Уизли. Часы отстают на десять минут, но пока у Гарри не доходят руки отнести их в мастерскую.

— Все безнадежно, — шепчет Гермиона, — ты такой идиот! Неужели я действительно никогда тебе не нравилась?

— Почему же, — усмехается Гарри, — именно что нравилась. Знаешь, если бы ты сказала мне это год назад, когда мы искали крестражи...

Гермиона снова вздрагивает. Это потрясающе — видеть ее сбросившей обычную маску друга, спокойного, надежного, преданного. Выдержанного. Как ему хотелось раньше, чтобы Гермиона хоть раз сорвалась на него так, как она срывалась на Рона!

— Когда Рон психанул, я подумал, что теперь-то ты точно все поймешь. Даже почти обрадовался, что все наконец закончится. Я ведь и с Джинни расстался из-за тебя. Рон, конечно, красавец, косая сажень в плечах и все такое, и я понимал, что по сравнению с ним у меня нет никаких шансов, но все равно. Я тогда просто с ума сходил по тебе. Не представляешь, чего мне стоили наши ночи в палатке. Если бы я тогда услышал такое, точно двинулся бы от счастья. Но ты ведь, — Гарри чуть отодвигает от себя упорно прячущую глаза девушку, — ты все это сказала, чтобы уговорить меня передумать? Я же знаю, как ты любишь рыжего.

Он усмехается, качает головой, осторожно ссаживает Гермиону с коленей, встает и подходит к окну. Площадь Гриммо тускло освещена единственным работающим фонарем, на углу у кондитерской.

— Мне пора идти, — говорит сзади Гермиона.

— Да, конечно.

Девушка делает два шага по направлению к камину, невнятно рычит, споткнувшись об выступающую ножку дивана, и берет в руки банку дымолетного порошка. Гарри подходит к ней. Карие глаза с непонятным выражением всматриваются в зеленые.

— Прости меня, — говорит Гарри, — это все так идиотски нелепо. Если бы я тогда не, хм, не умер... звучит невероятно глупо. Просто это словно стерло с меня все прежнее. Я смог отпустить тебя, наконец. Действительно полюбить тебя только как сестру. Вы с Роном стали моей семьей. И, — он грустно улыбается, — я по-прежнему не верю, что ты испытываешь ко мне какие-либо чувства, кроме дружественных. Но если бы не вокзал Кинг-Кросс, я бы мог поверить. И жалел бы, что мы не совпали...

— Да при чем тут дурацкий вокзал?! — сердито шипит Гермиона, бросая в камин порох.

И уже почти ступает внутрь, когда Гарри ловит ее за руку.

— Герми?

— Да?

— У тебя волосы побелели, — сообщает Гарри спокойно.