Вальс для троих (гет)

― Ай! ― зашипела Гермиона как сердитая кошка. ― Не налегай на живот!

Рабастан, спохватившись, приподнялся на кулаках, но лучше от этого не стало.

― Больно? Потерпи, сейчас пройдёт, ― прошептал Рудольфус, отвлекая её поцелуем. Гермиона, которая, переждав боль, вознамерилась смотреть в потолок и печалиться о том, что всё оказалось совсем не так, как она себе представляла, вовсе даже не отвлеклась. Ей опять было неприятно, и она пожалела о том, что нет волшебного крема, под действием которого она сама насаживалась на деревянный колышек и получала удовольствие от насилия над собой. Вот сейчас было бы радости... Впрочем, это осталось далеко позади; Рабастан не двигался, давая ей время привыкнуть, и на насилие это было мало похоже. Просто они все испытывают нестерпимое желание, вот и всё. Тень возбуждения зародилась гдё-то внутри её тела, когда Рудольфус, которого явно не смущала его роль третьего, стиснул её грудь.

«Всё хорошо, ― напомнила себе Гермиона. ― Я ― мать, я ― без имени, я принимаю и рождаю... Всё правильно, всё нормально...» Она не знала, откуда взялась подобная мысль, но с этой минуты больше не могла игнорировать снова зарождающееся возбуждение. Вальс превратился в какую-то рваную мелодию, то возникающую, то пропадающую в глубине тёмной комнаты. От твёрдой плоти, медленно двигающейся внутри Гермионы, ей стало горячо, и она закрыла глаза.

Остро ощущался тяжёлый запах и слышалось срывающееся дыхание. Девушка уже не смогла бы с точностью сказать, где она находится, кто с ней и чьи руки гладят её грудь, живот и ниже. Вальс пропал совсем, переродился в дикую мелодию, под которую танцевать можно было разве что у костра, а не в гостиной. Под веками возникло лицо Беллатрисы и тут же пропало. Может быть, она была ревнива и явилась с того света, а может, Гермионе просто показалось. Как бы то ни было, она уже не могла сдерживать возникший внизу живота огонь, который взорвался тысячей искр, заставив девушку изогнуться на кровати. Пожалуй, даже крем не действовал так сильно. Ощущение трущейся об неё внутри плоти было приятным, но Рабастан долго не выдержал, дёрнулся, застонал и затих, всё же навалившись на Гермиону. Тут же поднял голову, вгляделся встревоженно, как и подтянувшийся на локтях Рудольфус:

― Не придавил?

― Тебе понравилось?

― Понрвилсь... не прдвил... ― заплетающимся языком ответила Гермиона и скомандовала: ― Следующий!

Было понятно, что братья слегка опешили, но мелодия не позволяла просто так лежать в истоме, она требовала, просила ещё, вела за собой и меньше всего была похожа на проклятущий вальс.

Рудольфус, возбуждённый зрелищем, выдержал ещё меньше брата. Музыка подстроилась к его быстрому рваному темпу и оборвалась, когда он излился, не переставая охать и всхлипывать.

― Слабаки, ― сказала Гермиона, притворяясь сердитой. ― Где мой второй раз?

Ей понравилось, что Рабастан, едва пришедший в себя, стал целовать её, а дрожащий Рудольфус съехал по кровати вниз и показал, как ещё мужчина может удовлетворить женщину. Под его языком Гермиона сама не продержалась долго.

― Матриархат... ― довольно протянула она, о моральном аспекте секса втроём решив подумать завтра. ― А теперь спать.

Уже засыпая, она размышляла о том, звучит ли вальс в голове у Лестрейнджей, и о том, как бы с утра помучить их ещё. Братья спали, не подозревая о её коварстве, расслабленные и уставшие, и Гермиона почувствовала что-то вроде жалости. Дикая музыка затихла, притаилась где-то в глубине её сознания.

Интересно, что будет ещё, танго или менуэт?..