Трусливое сердце (гет)

Поскольку Гермиона была девочкой, то могла войти не только в свою спальню, но и в спальню мальчиков. В описываемый день Гермиона соскользнула с лестницы, отправившись повидать Рона. Рон был мальчиком, и поэтому, естественно, не мог попасть в спальню к девочкам, но справедливо было бы предположить, что причина, по которой он так долго не приходил повидать Гермиону, была не в этом.

Дверь отворилась без скрипа, но он знал, когда она вошла. Он сидел на кровати, читая бесхитростную книжку о квиддиче, которую давным-давно его брат Чарли подарил ему на Рождество. Он знал ее чуть ли не наизусть, и читал только тогда, когда чувствовал необходимость погрузиться в знакомую и наиболее дружественную атмосферу. Но тут она вошла, и он поднял глаза. И он ничего не сказал, заставив ее заговорить первой.

— Рональд?

— Что? Ты забыла, как я выгляжу, потому что дни напролёт любовно заглядываешься на эту паршивую скотину Малфоя?

— Нет, — ее тон предполагал, что она не слышала ни слова из того, что он сказал, но он знал, что это не так, потому что люди не говорят "нет" просто так, с бухты-барахты. Хотя, с другой стороны, Гермиона сильно отличалась от большинства людей, обычно в хорошую сторону, но иногда и не в очень.

— Что тогда? Думала обнаружить вместо меня Гарри в моей кровати? То, что ты съехала с катушек, не означает, что и все остальные тоже головой ударились, — и вновь она продемонстрировала либо выборочную глухоту, либо потрясающую способность к самоконтролю.

— Я просто хотела прийти и поговорить с тобой.

— Почему?

— Мне совершенно не нравится, как обстоят дела у нас с тобой.

— Мне не нравится, как обстоят дела у тебя с Малфоем, — она неодобрительно на него глянула, и он добавил, — и с Крамом.

— Мне не нравится, что ты считаешь это относящимся к делу, — теперь ее тон был достаточно ледяным, чтобы подтвердить его подозрения, что она на самом деле все время его слышала. Однако выражение ее лица было почти нейтральным.

— Какой-то портачный круг.

— Порочный круг, Рональд! Вот уж, действительно.

— Ты меня поняла. Мы застряли, и как, черт возьми, ты хочешь из него выбраться? Приходится чем-то жертвовать. Но я точно знаю, что собой жертвовать не буду.

— Ты хочешь пожертвовать нашей дружбой?

— Нет.

— Значит, ты хочешь пожертвовать мной?

— Нет... ну, я о противопоставлении.

— То есть пусть произойдет все что угодно, лишь бы ты не пострадал, да?

— Я... я не это имел в виду.

— Но так это прозвучало. И так это и есть на самом деле.

— Ты мне дорога! — Рон не был уверен, что он хотел этим сказать, и испуганное выражение, промелькнувшее на ее лице, показало, что и она поняла это двояко.

— Я знаю, — сказала она холоднее обычного.

— Поэтому... — похоже, его слова формировались одновременно с мыслями, — поэтому наша дружба для меня стоит на первом месте — вот что я имел в виду.

— То есть ты хочешь, чтобы мы снова были друзьями? — похоже, она не поняла истинного значения его слов, хотя Рон и сам не совсем был уверен в том, что же он под этим подразумевал.

— Да, наверное.

— Наверное?

— Просто... Малфой?

— Я уже тебе говорила, что между нами ничего нет, — Рон собирался сказать что-то вроде «Да ну, в том числе и пространства в любой отдельно взятый момент?», но вспомнил, что решил опять с ней подружиться.

— Что ж... — он опять попытался подобрать слова, — что ж, хорошо.

— Но ты же понимаешь, что если бы я хотела с ним целоваться, я бы целовалась?

— Но...

— Что это я выбираю, с кем целоваться, а с кем — нет.

— Да, конечно, — но цвет его щек никак не сочетался с этим «конечно». Равно как и мелькавшие у него в голове мысли. Они все говорили «Только если это не Малфой». Ну, то есть не все, конечно. Некоторые из них были о еде, а другие выкрикивали: «убей Малфоя, мерзкую тварь».

— Так мы снова друзья?

— Да.

— Хорошо. Тогда, пожалуйста, прекрати говорить Симусу, что ты видел, как я в засос целовалась с Малфоем.

— Я такого не говорил!

— Говорил.

— Ладно. Но я скажу, что ты его поцеловала. Ты ведь на самом деле его поцеловала.

— В щеку.

— Я должен упоминать эту часть?

— Да, Рон, должен. Особенно эту часть, — она даже назвала его Роном, а не Рональдом.

~0~

Похоже, можно было забыть о том, чтобы поговорить с умным человеком. Поэтому придётся ограничиться разговором с другом. Он знал, что у Грегори была память, как у пескаря, (он где-то слышал, что пескарь помнит любое событие в течение трёх секунд) , поэтому он не особо волновался, что кто-нибудь узнает о сказанном. Не говоря уже о том, что Гори его боялся и был очень преданным. Драко всегда предпочитал его Краббу. В Грегори было что-то более тёмное, и даже умное, чем в Винсенте. Хотя Грегори и настаивал на том, чтобы Драко называл его "Гори", когда, конечно, вспоминал о том, чтобы настаивать. Он где-то прочитал, что у каждого в банде должна быть крутая кличка. Драко был уверен в том, что данные сведения были почерпнуты в каком-то маггловском журнале. В любом случае, Драко наотрез отказался, чтобы его называли Дракула. Это было имя какого-то ужасного румынского короля, а Винсент утверждал, что Вайс звучит слишком по-девчачьи.

— Это о тех слухах про тебя и грязнокровку Грейнджер?

— Да, типа того.

— А то, что ты рассказал Панси — правда?

— Кое-что из этого.

— Так что же случилось?

— Короче, Грейнджер расплакалась ни с того ни с сего, когда мы варили зелье.

— Ты наложил на нее заклятие, когда она не смотрела?

— В том-то и проблема — я должен был бы это сделать.

— Но не сделал?

— Нет, я совершил нечто ужасное.

— Ты не наложил заклятье?

— Ну да, не наложил. Вместо этого, я... я ее обнял.

— Ты у нее отнял? Сколько ты у нее отнял?

— Нет, я ее обнял.

— Тебе понравилось?

— Что?

— Тебе понравилось обнимать грязнокровку Грейнджер? — не похоже было, чтобы Грегори над ним насмехался. Да он бы в жизни на это не решился. Но вместе с тем ему было по-настоящему любопытно, как если бы Драко сказал ему, что у него в кармане лежат рогалики.

— Я... я не знаю! Она грязнокровка! Это часть ее имени — грязнокровка Грейнджер! — он надеялся, что его голос прозвучал достаточно возмущённо. Но на самом деле он был сбит с толку.

— Да, но... — он наклонился поближе и понизил голос, будто делясь с Драко секретом, — она девчонка. Грязнокровки бывают и девчонками тоже.

Чувство радостного возбуждения было настолько ясно выражено в его голосе, что Драко было очень сложно не рассмеяться. Но, тем не менее, он сдержался.

— Разумеется. Они ведь люди. А люди делятся на мальчиков и девочек.

Грегори кивнул, обдумав услышанное, прежде чем сказать:

— Так я и спрашиваю: тебе понравилось?

Драко опять запутался.

— Как мне это могло понравиться?

Грегори моргнул.

— Тебе нравятся девочки, верно? — он немного отодвинулся от Драко и выглядел менее воодушевлённо, чем до этого.

Драко закатил глаза.

— Естественно, — Грегори видел, как он целовался с Панси, когда они были вместе.

Грегори опять моргнул. Это начало входить у него в привычку.

— Ну, это, — он попытался разобраться, что же было так непонятно Драко. Ведь Грегори нельзя было назвать особенно загадочным. Он даже слышал, что люди называли его примитивным, а это ведь, насколько он мог судить, означало обратное от «загадочного».

— Тебе нравятся девчонки. Грязнокровки бывают девчонками. Грязнокровка Грейнджер — девчонка. Грязнокровка Грейнджер тебя обняла. Девчонка тебя обняла. Тебе понравилось?

Если бы кто бы то ни было ещё говорил с ним в такой манере, он бы наложил на них страшное заклятие, но если у Грегори возникал особенно сложный ход мыслей, он должен был разложить их вот так, по полочкам. И в то же само время, такой подход и Драко помог, наконец, понять.

— Я не знаю, — сказал он, пожимая плечами, — она плакала, Грейнджер! и обнимала меня очень крепко, Грейнджер! и я вроде бы гладил ее по спине, Грейнджер! и... и... я не знаю.

— Хорошо, — сказал Грегори, решив не задавать больше вопросов, потому что они его смущали, — так когда, ты говоришь, вошёл Уизли?

— Он не то чтобы вошёл. Он появился вдруг. Наверное, он находился под каким-то скрывающим заклятием, или на нём был плащ-невидимка, хотя откуда у него деньги на такую роскошь, они, эти плащи, очень-очень редкие. Неважно, он и Грейнджер стали спорить о том, с кем ей можно было целоваться и с кем нельзя, и разрешалось ли ей целоваться со мной, а затем о том, целовалась ли она со мной. Вислый вопил как резаный.

— Так ты ее отпустил?

— Что?

— Когда они ругались.

— Не знаю, наверное. Она продолжала сидеть рядом со мной, как мне кажется. Так вот, потом она поцеловала меня в щёку.

— В благодарность?

— Нет, чтобы досадить Вислому.

— Она это сказала?

— Нет, но это было очевидно.

— А, понятно. Дальше что?

— А потом он замахнулся, чтобы мне врезать.

— Ты наложил на него заклятие?

— Нет, я пребывал в шоковом состоянии.

— От того, что он собирался тебе врезать?

— Д-да, естественно...

— Так что, ты его ударил?

— Нет, тут зашёл Снейп, приструнил его и освободил нас.

— Так что тебя смущает?

— Вся эта история. То есть, я хочу понять, почему я не сразил ее каким-нибудь заклятием?

— Потому что она девчонка?

— Раньше меня это не останавливало.

— Потому что она грязнокровка?

— Это какая-то бессмыслица.

— Потому что ты ее ненавидишь?

— Это тоже бессмыслица. Если ты кого-то ненавидишь, ты накладываешь на него заклятие. Если же нет... короче, я хотел сказать, что так себя не ведут, когда кого-то ненавидят. А я ненавижу Грейнджер. Так почему же я не сделал то, что обычно делаю?

Грегори долго думал, и Драко не шумел, чтобы его не прерывать.

— Она девчонка, — начал он, — а тебе девчонки нравятся. Она грязнокровка. А грязнокровок ты ненавидишь. Поэтому ты можешь вести себя с ней либо как с теми, кто тебе нравится, либо как с теми, кого ты ненавидишь. Я думаю, что обычно ты ее, наверное, ненавидишь. Но ты не вёл себя как обычно. Так что теперь я думаю...

Драко всё-таки прервал его тем, что вышел из комнаты. Обычно Грегори удавалось угодить Драко своими простыми фразами и очевидным поклонением. Но не сегодня. Сегодня Драко был им недоволен, и это имело отношение к чему-то, сказанному Грегори в одной из своих простых фраз.