Ощущения (гет)

Она никогда не предупреждает о своих визитах, просто приходит — вот и все. Как будто чувствует, что я уже на пределе, что мои силы заканчиваются, как будто бы — даже на расстоянии — она знает о том, что со мной происходит.

Она приходит, небрежно обнимает и чмокает меня в щеку, а потом отодвигает к стене и уверенно проходит на кухню — поставить чайник.

И я жду, всякий раз мучительно жду, когда вновь чуть слышно скрипнет входная дверь и она, будто по волшебству, возникнет на пороге моей комнаты — как всегда молчаливая и печальная. И как загремит посудой на кухне — после, как пронзительно запахнет лимоном и мятой, как звякнет ложка, щелкнет зажигалка — она выдохнет удушающе-сладкий дым, серьезно посмотрит на меня, нервно замершую на пороге, и кивнет, мол, садись, поговорим.

Поговорим. Она не любит разговаривать — наш разговор особенный, разговор взглядов, жестов, мимолетных прикосновений. Вот она проводит рукой по волосам — взволнована, вот тонкие пальцы нервно теребят неприкуренную сигарету, вот она обнимет себя руками, как будто хочет не рассыпаться, не сдаться неведомой боли. Она поморщится, отпивая обжигающий чай, и махнет рукой, будто бы отпуская прочь от себя все свои проблемы, а потом замрет, вглядываясь в темную муть за окном.

Она всегда приходит, когда на город опускается тишина и тьма, когда фонари еще не горят, а где-то вдали замирает эхо шагов редких ночных прохожих. Она приходит, когда не остается сил, когда от недосыпа начинает шатать, в глазах не остается ни единой слезинки, и кажется, что сердце вот-вот перестанет биться. Она приходит, когда мне больше не хочется существовать.

Её хриплое «привет» разбивает проклятую, ненатуральную какую-то тишину ночи, запах мяты заставляет меня дышать глубже, а свет на крохотной кухне рассеивает мрачные мысли.

Тени прячутся по углам, сизый дым змеится под потолком, а за окном, кажется, идет дождь, но все это абсолютно неважно, незначительно. Я смотрю, как она курит одну за одной, совсем неизящно стряхивая пепел, как она с шумом прихлебывает чай, как ежится, будто ей очень холодно, как прячет пальцы в растянутых рукавах, как щурится, разглядывая меня.

И тогда мне становится тепло, я беру ее за руку, потираю покрасневшие глаза, и нервно, дрожащим голосом начинаю:

— Знаешь, кажется, мне снова разбили сердце…— я запинаюсь, и силюсь найти проклятые слова, чтобы объяснить, что я разваливаюсь на части…в который раз. Она сжимает мою ладонь, резко выдыхает и шепчет:

— Знаю. Дыши, дорогая, дыши.

И я дышу, ощущая, что сегодня нам больше не понадобится никаких слов. И я пью чай, отдающий лимоном и мятой, и курю вместе с ней эти ее вонючие сигареты. И я знаю, что завтра все изменится, нет, даже не завтра, а в тот момент, когда она одним плавным движением поднимется с места, чмокнет меня в макушку и уйдет, осторожно, еле слышно, словно боясь разрушить нашу правильную тишину. Когда дверь за ней со щелчком захлопнется, я пойму, что боль ушла вместе с ней.

Потому что она приходит, чтобы я могла дышать.

И я дышу.