Страницы истлевшей жизни (джен)

Первые недели после смерти Сириуса атмосфера на собраниях была настолько угнетающей, что Симон с трудом мог выносить её. Похудевший раза в два Люпин с потухшим взглядом, бледная Тонкс с бесцветными волосами, обрамляющими её лицо в форме сердечка, ещё более молчаливый, чем обычно, Грозный Глаз, постоянно вздыхающая миссис Уизли со скорбным выражением на лице, враз постаревший Дамблдор, непривычно тихие дети Уизли, бесшумно передвигающиеся по дому и постоянно отправляющие кому-то письма… И этот кто-то, о ком Симон не хотел даже думать, чтобы не соприкоснуться с его болью.

Имя Гарри звучало на собраниях постоянно. Мысли всех этих смелых людей снова и снова возвращались к одинокому мальчику, закрытому в доме его дяди и тёти по настоянию Дамблдора. Каждый страстно хотел помочь Гарри, но все прекрасно понимали, что это невозможно. Симон иногда подумывал написать парню письмо, рассказать обо всех своих беседах с Сириусом, но всё никак не решался. Да и не мог. Воспоминания о Сириусе пришлось загнать в самый дальний угол памяти, туда, где давно уже жили родители и Жак. Иначе Симон боялся снова потерять себя в подкрадывающейся темноте. Его теперь поддерживала только Энни, как это уже было раньше. Когда она была рядом, становилось существенно легче.

Впоследствии Симон никогда не мог чётко вспомнить, что происходило в этот период времени: воспоминания были нечёткими, смазанными, размытыми. Только над всем господствовало тяжёлое предчувствие. Симон засыпал и просыпался с ощущением, будто что-то давит ему на плечи, иногда к горлу подкатывала паника. Что это было? Потом Симон думал, что предчувствие беды…

Руфус Скримджер стал новым Министром магии, а на его место главы Аврората пришёл хороший друг Грозного Глаза Гавейн Робардс. Чем он сразу понравился Симону, так это тем, что не стал ничего скрывать от студентов и сразу признал, что рабочих рук не хватает, доверять можно лишь единицам, поэтому времени на учёбу больше нет, извините. Робардс предложил всем выбирать: остаться на военных условиях или покинуть Аврорат без права возвращения. Никто, конечно, не ушёл. Но это не значило, что всем и каждому можно было доверять. Симон был уверен, что каждый второй в Министерстве, осознанно или неосознанно, в эти дни был шпионом Волан-де-Морта. Доверять можно было лишь членам Ордена, а их было так катастрофически мало.

Коул и Роберт, которые, конечно, не были так привязаны к Сириусу, как Симон, тем не менее, тоже горели желанием отомстить. Симон с чувством, близким к благодарности, понял, что друзья горели праведным гневом из-за него, что они готовы были голыми руками разорвать тех, кто отнял у Симона ещё одного друга. И даже кроткая Энни иногда с трудом могла подавить сверкавшую в глазах ярость и что-то ещё, отдалённо напоминающее ненависть.

Дежурства в Министерстве почти прекратились, Дамблдор больше не видел в них никакого смысла. Симон знал, что в Отделе тайн хранилось какое-то пророчество, которое разбилось в ночь смерти Сириуса, и теперь уже никто не мог узнать, о чём в нём шла речь. Больше Волан-де-Морту нечего было искать в Отделе тайн. Охранять Гарри тоже было бесполезно: он не выходил из дома. Симон слышал, как миссис Уизли делилась с мужем своими переживаниям по поводу затянувшегося молчания Гарри, наверное, тот не отвечал на письма.

Теперь, когда свободного времени стало больше, Симон решил тратить его на тренировки. Коул и Роберт нашли его идею отличной, и, прихватив с собой Энни, они вчетвером начали отрабатывать боевые заклятия. Стефани отказалась. Энни как-то поделилась с Симоном, что, если бы не слабая надежда на возвращение Жака, Стефани бы уже давно тут не было. Но Симон запретил себе думать о Жаке, он остался в прошлой части его жизни, которая теперь была закрыта на тяжеленный замок. Конечно, когда от Жака придёт очередное письмо, всё внутри всколыхнётся, и будет совсем не так легко затолкать эмоции назад в отведённое им место. Но и об этом Симон не хотел думать заранее. Придёт письмо — тогда и будет беспокоиться. Думать о Жаке он себе позволял только в одном случае — когда вспоминал какие-то полезные заклинания, изобретённые другом. Было жизненно важно обучить им друзей. Пожиратели о них не знали, и элемент внезапности играл Ордену только на руку. Теперь Симон жалел, что относился к изобретениям друга не слишком внимательно, куда больше интересуясь его душевным состоянием.

Но в этот раз письмо не пришло. Симон всегда знал крайнюю дату, когда конверт должен был оказаться в их с Энни квартире. И в этот раз никакого письма не было.

— Послушай, ну мало ли что могло случиться? — умоляюще убеждала его Энни, сидя на корточках у его ног. — Может быть, что-то случилось с совой. Может, Жак чем-то занят и просто забыл.

Симон беспомощно качал головой. Нет, Жак бы написал ему, он бы точно написал, если бы только мог…

— Это ещё ничего не значит! — упорствовала Энни. — Давай подождём ещё немного, хотя бы неделю.

Но Симон знал, что ждать бесполезно. Так вот почему он ощущал эту давящую тяжесть в последнее время… Что-то случилось с Жаком, а он и не понял, друг называется. Писем больше не будет, это ясно. Симон ласково отодвинул Энни и прошёлся по комнате. Он никак не мог понять, куда подевались все чувства. Не было ошеломляющей боли, не было ужаса, паники, была только огромная, всепоглощающая грусть. Он теперь знал, что сможет жить без Жака, он убедился в этом, и из его чувств к другу ушёл эгоизм. Теперь осталось только то, что действительно принадлежало Жаку. И это было огромное сожаление о несправедливости его судьбы. Симон знал, что он ничего не может сделать, что он даже не узнает никогда, каким образом не стало его лучшего друга, что он никогда не сможет побывать на его могиле. И от этих мыслей хотелось выть. А ещё был блокнот, который Симон когда-то поклялся уничтожить, если Жак не сделает этого сам. Но не было никакой возможности узнать, что произошло с самим Жаком и куда делся его блокнот.

Симон только сейчас оценил всё мужество поступка Жака: уйти умирать в одиночестве, чтобы облегчить жизнь другу. И это сработало. Симон не был убит. Ему было невероятно тяжело и плохо, он был морально раздавлен, но безысходности не было, он знал, что выживет, потому что он уже и так жил без Жака. Когда стало понятно, что Симон не собирается творить глупости, Энни закрылась в ванной, пустила воду и начала плакать. Наверное, она думала, что Симон этого не услышит, но он слышал, и её слёзы проливались бальзамом на его болевшее сердце. Он был благодарен Энни за её горе, благодарен за то, что судьба Жака волновала кого-то на этом свете. Сам Симон плакать не мог. Наверное, выплакал все слёзы ещё в детстве. Кстати, плакать было легче, чем переживать всё без слёз.

Вечером в дверь позвонили. На пороге стояла Стефани с посеревшим лицом. Ей хватило одного взгляда на лицо Симона, а потом она развернулась и убежала. Несколько месяцев все думали, что она бросилась в Темзу, потому что в Министерство Стефани не вернулась, и никто не получил от неё ни письма, ни объяснений. Но незадолго до Рождества Энни громко вскрикнула, распечатав письмо, и Симон увидел, что по её лицу текут слёзы. Стефани не покончила с собой. Она уехала в Индию, в один из монастырей, которые посетил Жак за время своего мирового турне. Стефани писала, что её сердце умерло в тот день, когда от Жака не пришло письмо, что её больше ничто не держало в Англии, что она не знала, как быть, пока не вспомнила о волшебной стране, которая произвела на Жака неизгладимое впечатление. Один из монастырей настолько запал ему в душу, что он даже повесил картинки с его изображением на стене своей квартиры. Туда-то и уехала Стефани. Она писала, что ей приходится тяжело работать наравне с индийцами, чтобы прокормить себя, что она стала совершенно другим человеком, но что она наконец-то нашла покой. Там, в Индии, она смирилась со смертью Жака, потому что это был словно другой мир, но стоит ей вернуться в Англию, и всё вернётся. Поэтому Стефани приняла решение порвать всё, что ещё связывало её с прошлой жизнью, и это письмо было прощальным. Это было решением Стефани, и им оставалось только принять его.

Симон несколько месяцев не мог отделаться от ощущения, что всё это один затянувшийся ночной кошмар. Он жил как во сне, относясь ко всему как к чему-то нереальному. Это было странное состояние, но оно позволяло ему пережить удар за ударом. Энни внимательно наблюдала за его поведением, он почти постоянно чувствовал на себе её внимательный взгляд, и это его совсем не раздражало. Скорее наоборот — странно трогало. Потом он часто мечтал вернуться во время до смерти Сириуса или даже — сразу после его смерти. Тогда ещё всё было относительно хорошо.

Со смертью Сириуса в жизни Симона началась угольно-чёрная полоса. Смерть Жака (а Симон нисколько не сомневался, что друг мёртв или так близок к этому, что не в состоянии держать перо), исчезновение Стефани, за которой он мог, он должен был побежать, остановить, череда исчезновений и убийств магического и магловского населения Британии — всё это накладывалось одно на другое, не позволяя отдохнуть от окружавшего кошмара, вздохнуть полной грудью. Симон тогда не знал, что это было хорошее время.

То дежурство состоялось в середине февраля. Было довольно холодно, и Симон никак не мог согреться, переступая с ноги на ногу, спрятавшись за углом магазина близнецов Уизли. Он сторожил тут уже несколько часов, охранял магазин, даже в это опасное время полный посетителей, от вполне возможной атаки. В глубине души Симон не мог не восхищаться близнецами. В такое время открыть магазин, выставлять в витрине провокационные стишки, дразнить Пожирателей… Нападение на магазин было только вопросом времени.

С другой стороны Косого переулка за магазином наблюдал Коул, одетый в обычную чёрную мантию. Но Симону казалось, что в нём за милю можно было разгадать аврора, таким напряжённым, цепким взглядом он постоянно окидывал переулок, так подозрительно впивался в лица людей. Симон знал, что где-то неподалёку находится ещё и Роберт, который должен был помочь в случае необходимости, появившись неожиданно. Энни и Тильда находились внутри магазина, готовые защищать посетителей там и вывести их наружу через чёрный ход. Симону такое положение вещей ужасно не нравилось. Если уж Энни должна была быть здесь, идти на этот риск, он предпочёл бы видеть её, иметь возможность защитить. По озабоченным взглядам, которые Коул бросал на ярко освещённые витрины магазина, Симон сделал вывод, что друг тоже предпочёл бы видеть Тильду рядом с собой.

Было тихо. В последнее время люди предпочитали сидеть дома, чувствуя нависшую над страной опасность. Но вот уже две недели всё было спокойно: никаких нападений, никаких убийств, никаких исчезновений. И Косой переулок немного ожил. Дамблдор постоянно твердил, что у Волан-де-Морта есть цель, и он к ней идёт, а все эти нападения нужны ему только для устрашения. Директор Хогвартса всё реже появлялся на собраниях Ордена, иногда о нём никто не слышал по нескольку дней подряд. Все понимали, что он занят чем-то крайне опасным, особенно, когда он вернулся с обугленной рукой, но вопросы задавать никто не решался. Симону всё это очень не нравилось. Создавалось ощущение, что Орден разваливался, что они потеряли нечто ценное, что связывало их, держало вместе. Они теперь всё чаще действовали отдельными группами, сами по себе. Симон и остальные студенты Аврората старались держаться поближе к Грозному Глазу, он стал негласным лидером одной части орденцев. Вторую группу возглавлял Кингсли Бруствер, и в неё входили Люпин, семья Уизли, Тонкс и другие. Симон часто говорил Энни, что их как будто вычеркнули из основной деятельности.

В конце Косого переулка раздался взрыв. Симон видел, как дёрнулся от неожиданности Коул, как тот поднял руку с палочкой, как расширились его глаза, когда до них донеслись крики ужаса. Симон бросился внутрь магазина.

— Пожиратели! Пожиратели близко! — крикнул он, стараясь найти взглядом Энни. — Уходите!

— Через подсобку, быстро! — выкрикнул один из близнецов, кажется, Фред, моментально сбрасывая форменную мантию и освобождая руки. — Уводите их!

Симон успел увидеть, как мелькнули в глубине магазина стянутые в конский хвост на затылке белокурые волосы Тильды, и выскочил обратно на улицу. Коула на его прежнем месте уже не было. Симон рванул по переулку в ту сторону, откуда доносились крики. Навстречу ему попадались перепуганные люди, прижимающие к себе детей.

«Почему вам дома не сиделось?» — хотелось крикнуть Симону, но он сдержался.

— Трансгрессируйте отсюда! — заорал он. — Быстро! Ищите свободные камины! Уходите!

— Симон! — Коул появился из ниоткуда. — Они наложили на переулок антитрансгрессионные чары! Камины запечатаны! Это ловушка!

Симон почувствовал, как зашевелились волосы на голове. Здесь столько людей, столько детей… Если отсюда нельзя уйти, их просто перебьют как мух.

— Мы не сможем защитить всех! — завопил он, хватая готового броситься дальше Коула за плечо. — Надо что-то придумать!

Коул, не отвечая, выпустил из палочки патронуса, вызывая помощь.

— Надо собрать всех людей в одном месте, — пробормотал он, наконец. — Так будет проще их защитить.

— Нет, пусть прячутся в разных местах, — Симон помотал головой, лихорадочно пытаясь найти выход. — Мы не сможем ничего организовать в условиях такой паники.

Коул глянул на него полными ужаса глазами и ничего не ответил. В конце переулка показалась высокая фигура в чёрной мантии и маске. Симон действовал на автомате. Он бросился наперерез бежавшим сломя голову мужчине и женщине. Мужчина держал на руках ребёнка лет шести.

— Ищите укрытие! — закричал он, толкая женщину к двери какого-то магазина. — Постарайтесь спрятаться внутри!

Мимо пролетел зелёный луч, и Симон машинально пригнулся. Коул уже метал заклятие за заклятием в Пожирателя, но не мог причинить тому ни малейшего вреда. Симон бросился к другу и как раз успел прикрыть его щитом от второго Пожирателя. Они с Коулом встали спина к спине, как учил Грозный Глаз, поделили пространство и углы обзора, и приготовились к битве.

— Давай что-нибудь новенькое? — еле слышно шепнул Коул, и Симон одобрительно хмыкнул, перебирая в уме обрывки воспоминаний, в которых Жак рассказывал ему о своих изобретениях.

Но Пожиратели не дали им времени. Всё, на что хватало Симона — это вовремя поставить блок. Перейти в наступление он не мог, опасаясь пропустить удар. У Коула дела обстояли не лучше.

— Главное — продержаться до прихода Грозного Глаза, — выдохнул Коул, чудом успевая поставить блок. — Главное…

Он не успел договорить. С балкончика ближайшего дома с отчаянным воплем спрыгнул Роберт, чуть замедлив своё падение у земли, и отвлёк внимание Пожирателей на себя. К этому моменту их здесь было уже пять или шесть, и как минимум двое потеряли концентрацию. Коул ловко обездвижил одного, красный луч, выпущенный Робертом ударил точно в спину другого, а Симон запустил заклинанием «Бомбардо Максима» в землю у ног двух других, и их отбросило в сторону мощной взрывной волной.

— Надо возвращаться к магазину! — крикнул Роберт. — Им не протянуть долго без помощи!

У Симона всё перевернулось внутри. До этого момента он старался думать, что Энни, находясь в относительной безопасности, выводит детишек из магазина. Но там тоже шло сражение. На лице Коула он видел отражение своего страха.

— Бегите, я вас прикрою! — Роберт толкнул Симона и посмотрел на Коула долгим взглядом, в котором впервые за то время, что они были знакомы, мелькнула тоска. — Быстрее!

— А как же ты? — Коул отразил летевший в него луч. Он двигался в сторону магазина, но не мог отвести взгляд от худенькой фигурки Роберта. — Ты не справишься тут один!

— Со мной всё будет хорошо! — Роберт попытался улыбнуться. — Поторопитесь, вашим девочкам нужна помощь!

— Мы не можем его бросить! — Коула трясло, но он продолжал отступать, двигаясь за Симоном. — Его убьют!

Симон понимал это. Он точно знал, что если помощь не придёт немедленно, Роберт погибнет, но остановиться не мог. Где-то за поворотом опасность угрожала Энни, и это было всё, о чём он сейчас мог думать. Коулу было не в пример сложнее: Роберт был его лучшим другом.

— Что нам делать? — Коул, наконец, остановился. — Я не могу оставить его.

— Оставайся, я помогу девчонкам! — на бегу крикнул Симон. Он не мог позволить себе обернуться, не мог посмотреть в лицо Коула, не мог видеть Роберта. Он должен был найти Энни.

И он увидел её сразу же, как повернул за угол. Она стояла перед входом в магазин бок о бок с Тильдой, по краям расположились близнецы Уизли с непривычно жёстким выражением на лицах. От разноцветных вспышек рябило в глазах, Симон боялся, что не вынесет этого напряжения последних метров. Он не знал, как пробиться через толпу Пожирателей на ту сторону, к Энни. Он мог только поступить как Роберт и отвлечь внимание врагов на себя. И не размышляя дальше, Симон запустил Экспеллиармусом в спину ближайшего Пожирателя.

Близнецы приветствовали его появление громкими воплями, и Симон даже улыбнулся их восторгу. Но в следующий же момент ему пришлось несладко. Заклятия сыпались на него градом, и он вдруг с поразительной ясностью понял, что не успевает среагировать. Зелёный луч летел ему прямо в грудь. И он не успевал. Он услышал только крик Энни и приготовился умереть. Но вдруг, не долетев до него всего несколько дюймов, луч ослепительно вспыхнул и исчез. Вокруг Симона образовалось нечто вроде светящегося кокона, мигнуло и пропало. На долю секунды все застыли в изумлении, потом заклятия посыпались с новой силой. Рядом с ним каким-то чудом появился один из близнецов, второй остался с девушками у входа в магазин, и битва пошла ещё ожесточённее.

Вскрикнула и упала к ногам Энни Тильда. Энни и Джордж, если это был он, тут же прикрыли её своими телами. Симон отвернулся, не в силах думать, что будет с Коулом, если… Снова крик. Энни. Симон вскинул голову и увидел повторение своей ситуации: ей в грудь летел зелёный луч, и она не успевала увернуться. Джордж бросился к ней, наверное, хотел оттолкнуть, но он тоже не успевал. Не успевал и Симон, он был слишком далеко. И в этот миг он пожалел, что не смог стать таким, как Жак, тогда для него не существовало бы пределов. И вдруг точно такой же кокон вспыхнул вокруг Энни, и зелёный луч погас, не коснувшись её. Симон выдохнул, и в этот момент в Косом переулке появились авроры.

Что происходило потом, Симон помнил плохо. Он был настолько потрясён, что никак не мог вздохнуть, наверное, защемило какой-то нерв. Перед глазами всё ещё стояло испуганное лицо Энни, уже неярко освещённое зелёным светом. Их обоих сегодня спасло какое-то чудо. Крики сражавшихся доносились до него как через толстый слой ваты, боковым зрением он видел вспышки и метавшиеся фигуры. Наверное, он должен был сражаться бок о бок с другими аврорами. Он должен был попытаться найти Коула. Должен был сделать хоть что-то. Но он видел только упавшую на колени возле Тильды Энни, видел, как она попыталась нащупать у той пульс, уловить дыхание, видел, как Энни зажала рот рукой, как она вскинула голову и в ужасе замотала головой, глядя на него. В Косом переулке, наконец, наступила тишина. По всей видимости, сражение закончилось.

Симон сделал шаг в сторону Энни, и вдруг она перевела взгляд куда-то ему за спину, и её лицо болезненно скривилось. Симон обернулся. Прямо к ним шёл покрытый с ног до головы кровью Коул. Он шёл неровно, сбиваясь с прямой линии, запинаясь и пошатываясь. Смотрел прямо перед собой какими-то пустыми глазами. И что-то нёс. Симон решил, что Коул увидел тело Тильды, и хотел было удержать друга, но вдруг опять остановился. Коул ничего не видел. Когда он достаточно приблизился, Симон понял, что было у него в руках: чьё-то тело. Худенькая рука болталась в такт шагам Коула. Слипшиеся светлые волосы, практически вымоченные в крови. И открытые, страшно застывшие глаза…

Симон пошатнулся. Губы Коула страшно задёргались, когда он, в конце концов, сфокусировал взгляд на Симоне. Сзади в голос зарыдала Энни. Симон глубоко задышал ртом, стараясь успокоиться, унять бешено колотившееся сердце… Если бы он остался, как сделал Коул, если бы он не ушёл, Роберт бы не… «Но ведь ты знал, что так будет», — шепнул в глубине души непрошенный голос. «Ты знал. И сделал свой выбор. И сделал бы его снова. Ты выбрал смерть Роберта. Ты решил, что умрёт он».

— Это… это моя вина…

Слова вылетели сами, Симон не осознавал, что говорит вслух. Коул рухнул на колени, продолжая прижимать тело Роберта к груди. Симон лихорадочно, дрожащими пальцами с мясом выдирая застёжки, сорвал с себя мантию и расстелил её на холодной земле. Как будто Роберту это могло повредить… Коул осторожно уложил тело на мантию и скрючился на земле рядом с ним. Симон сидел с другой стороны, беспомощно уронив руки вдоль тела. Он понимал, почему не подходит Энни, почему она изо всех сил пытается задушить рыдания. Потому что как только Коул немного отойдёт от шока, он сразу же спросит про Тильду, и что тогда они ответят ему?

Послышались шаги. Грозный Глаз положил тяжёлую ладонь Коулу на плечо.

— Держись, сынок, держись… — прохрипел он, его живой глаз смотрел с состраданием, пока волшебный крутился с бешеной скоростью, продолжая сканировать переулок на предмет врагов. — Я знаю, это тяжело…

Коул поднял голову, его так трясло, что он никак не мог заговорить. Но Симон уже знал, что он хочет спросить, и почувствовал мертвенный холод в груди. Потому что он уже убил Роберта, а сейчас ему придётся убить и Коула. Потому что после слов Симона жить дальше Коул уже не будет.

— Тильда… — клацая зубами выдавил Коул, и Симон не узнал его голос. — Где…

Рыдания Энни смолкли так резко, что Симон непроизвольно обернулся. Энни лежала на земле рядом с Тильдой, её лицо заливала мертвенная бледность. К ней тут же склонился один из прибывших целителей, растерянно качая головой.

— Просто обморок! — крикнул он, обращаясь к уставившейся на них группе, и Симон чуть расслабился. Но тут же перевёл взгляд на лицо Коула. Тот неотрывно смотрел на Тильду, и постепенно в его глазах появлялось такое выражение, что у Симона в буквальном смысле волосы зашевелились на голове. И вдруг Коул бросился к нему, вцепился в плечи, встряхнул, с отчаянием вгляделся в лицо, поймал взгляд… Симон не мог дышать. В глазах Коула он прочёл обвинение. И вдруг Коул оттолкнул его и побежал к Тильде, упал возле неё на колени, коснулся пальцами щеки, убрал выбившуюся из хвостика прядь волос и, наконец, приложил пальцы к тому месту на шее, где должна была биться крохотная жилка, возвещая о жизни… Коула отбросило назад силой потрясения.

Симон несмело подошёл к нему со спины, хотел заговорить, но не мог найти в себе сил. Это был ночной кошмар, который не забудется с утра, потому что это был вовсе не сон. Симон не представлял себе, что будет дальше, как будет жить Коул, что они вообще будут делать после такой трагедии. Разве был ещё смысл воевать? Волан-де-Морт победил, никто больше не будет сражаться. И вдруг перед глазами проплыло укоряющее лицо Сириуса… Симон расправил плечи. Нет, они будут сражаться, вдвоём, втроём, он один будет, но он попытается отомстить за всю причинённую им боль. Всё равно невозможно жить с таким страшным грузом вины.

— Она жива! — вывел его из горестного оцепенения взволнованный голос целителя. — Дыхание практически неуловимо, но оно ещё есть!

Коул выглядел как человек, которого душили и только в самый последний момент дали глотнуть воздуха. А потом была сумасшедшая гонка со временем, белые стены Больницы святого Мунго, душераздирающие рыдания пришедшей в себя Энни, метания и беззвучные молитвы Коула и странное, полубессознательное состояние Симона. Энни тоже уложили в постель, целители сказали, что у неё страшное нервное потрясение, дали ей какого-то зелья и уверили Симона, что она проспит как минимум до следующего утра. И так было лучше для неё. Потому что около полуночи из палаты Тильды вышел усталый целитель и сообщил, что они сделали всё возможное, но иногда и этого бывает недостаточно. Коул мог войти, теперь уже было неважно. Тот обернулся на пороге палаты, куда шёл как на казнь, и бросил на Симона ещё один взгляд, от которого тот опрометью бросился вон из больницы.

Симон не знал, куда именно он бежал, но ноги принесли его на Площадь Гримо. В доме было пусто. Мистер и миссис Уизли были в Норе, Билл и недавно вступившая в Орден Флер, наверное, были с ними. Где были остальные Симон не хотел знать, главное, что дом был пуст. Симон пробежал по коридорам, хлопая дверьми, не заботясь о воплях миссис Блэк, не отвечая на гневные тирады Кикимера. Он остановился только у двери кладовой, где Сириус хранил запасы спиртного, зажёг палочку, схватил первую попавшуюся бутылку, заклинанием вышиб пробку и прямо там, на пороге грязной, затхлой комнатушки залпом опустошил её почти на половину. Но, странное дело, алкоголь его совершенно не пьянил сегодня. Сириус мог бы им гордиться. Твёрдым шагом Симон прошёл в кухню, прихватив с собой ещё пару бутылок, и уселся на своё привычное место. Его взгляд упёрся в точку на стене напротив, где должно было быть лицо Сириуса. Поговорить было не с кем. Никто не скажет ему, что смерти Роберта и Тильды не были его виной. Всё было кончено, потому что жить с этим грузом было невозможно.

Если бы только он мог всё исправить… Хоть как-нибудь, даже умереть вместо Роберта, в ту минуту Симон был готов, лишь бы не чувствовать этой ужасной вины. Если бы он мог как-то спасти Тильду, если бы он лучше занимался медициной тогда, на пятом курсе, если бы он больше прислушивался к словам Жака… Ведь друг так часто делился с ним, если находил какое-нибудь интересное заклинание. Каким восторгом тогда горели его глаза! Симон крепко зажмурился, и перед его внутренним взором встала их школьная библиотека в Шармбатоне и Жак, склонившийся над старинным томом какой-то книги какого-то целителя, который умер чуть ли не пятьсот лет назад. Симон видел белокурые локоны, падавшие ему на лоб, видел, как его беспокойные пальцы теребили уголок ветхой страницы, слышал его учащённое дыхание… Симон улыбнулся, не открывая глаз. Сейчас воспоминания о Жаке буквально спасали его, вытягивали из трясины, как всегда.

«Представляешь, Сим, обмен жизненными силами!»

Симон вздрогнул. Голос Жака прозвучал так близко, так реально…

«Ты отдаёшь свои силы тому, кому они нужнее, и получаешь назад его боль, бессилие или страх. Это же гениально!»

Симон выпрямился на скамье, поражённый до глубины души.

«И надо-то всего лишь каплю крови того человека! С ума сойти, как просто! Нет, ну формула не из простых, но для нас-то это ерунда».

Симон сжал виски руками, пытаясь воскресить перед глазами ту страницу, которую Жак возбужденно сунул ему под нос на пятом курсе. Мерлин, что, что там было написано? Какая формула? Что надо делать?

Капля крови… Симон медленно поднял руку и осмотрел свои грязные пальцы. В коридоре больницы, когда целители уже увели Энни и теперь леветировали бесчувственную Тильду к её палате, а они с Коулом шли по обе стороны от её тела, Симон пальцем стёр струйку крови, тёкшую по её щеке, чтобы она выглядела нормально, как будто ничего особенного не случилось. Симон впился взглядом в свой палец, но так и не смог разобрать, кровь это или грязь. Без разницы, терять нечего. И вдруг в его сознании как будто открылась дверь в прошлое, и он с поражающей ясностью вспомнил нужную формулу. Дальше Симон действовал машинально с чётким осознанием того, что так и должно было случиться. Он вынул из ящика нож и полоснул себя по пальцу, испачканному несколько часов назад кровью Тильды, затем схватил палочку, направил её на палец и пробормотал несколько слов, надеясь только, что он произносит их правильно. Несколько секунд ничего не происходило. Потом Симон почувствовал головокружение и тошноту, потом покачнулся. А потом его окружила темнота.

Первым вернувшимся чувством была боль. Страшная, разрывающая боль где-то внутри. Потом вернулся слух, и Симон услышал чей-то смутно знакомый голос, произносивший сложные заклинания то ли на латыни, то ли на каком-то другом языке. Симон с трудом приоткрыл один глаз и увидел склонившегося над ним профессора Снейпа с закрытыми глаза и бледным, напряжённым лицом. Симон хотел спросить, что происходит, но из груди вырвался только слабый стон. Снейп резко перестал читать свои заклинания и уставился на Симона чёрными глазами, полными злости.

— Обрывай свою связь, глупый мальчишка! Сейчас же! — каркнул он, протягивая Симону его палочку. — Жить надоело?

Симон попытался поднять руку, но сил не было. Тогда Снейп вложил палочку в его ладонь и сжал свои ледяные пальцы вместе с пальцами Симона вокруг прохладного и приятного на ощупь дерева палочки.

— Быстро! Разрывай связь!

— Я не знаю как… — выдохнул Симон, чувствуя, как опять накатывает дурнота. — Я не помню…

— Идиот! — выплюнул Снейп. — Повторяй за мной!

И он начал произносить какие-то слова, которые Симон повторял непослушными, пересохшими губами. И с каждым словом силы возвращались к нему, скоро он уже смог сам держать палочку и повторять за Снейпом сложные движения кистью. И вдруг Симон почувствовал, как что-то прошло вдоль его позвоночника вверх к затылку, дёрнулось и исчезло.

Повисла тишина. Симон тяжело дышал и смотрел на поднявшегося на ноги и теперь стоявшего возле двери Снейпа с разъярённым выражением лица.

— С кем ты себя связал? — вдруг спросил тот. Его тон как всегда был холодным и презрительным, но Симон не испытывал к нему былой неприязни. Всё-таки, похоже, Снейп только что спас ему жизнь.

— С Тильдой, — пробормотал он, осторожно приподнимаясь, и сел, прислонившись спиной к лавке. — Она… она умирала. Я не знаю, сработало ли…

Снейп молча смотрел на него. Симон запоздало подумал, что профессор, наверное, не знает, кто такая Тильда. Может, он даже ещё не слышал о сражении. О Роберте…

— Нужно отправить патронуса… — Симон встал на ноги и вытянул вперёд сильно трясущуюся руку с палочкой. Но никаких счастливых воспоминаний не было. Ему не о чем было думать. Жака больше нет. Все его счастливые воспоминания, связанные с новой жизнью в Англии, теперь всегда будут ассоциироваться с Робертом. Энни… Но Симон не мог сейчас думать о ней. Если Тильда умерла, то ничего его отчаянный поступок не поменял, а значит, он всегда будет чувствовать вину, находясь рядом с Энни. И Симон опустил руку.

— Откуда ты узнал про это заклинание? — вдруг спросил Снейп, глядя на него чуть ли не с подозрением. — Вряд ли вам рассказывали про него на уроках.

— Нет, — Симон качнул головой. — Его нашёл Жак, когда мы были на пятом курсе. Ему оно показалось интересным. Мы тогда изучали медицину.

— Это заклинание действительно использовали очень давно, чтобы спасти человека, у которого не было сил бороться за жизнь, — медленно проговорил Снейп. — Но оно опасно. За его использование сжигали. Это вы тоже прочли?

Симон пожал плечами.

— Если оно выходит из-под контроля, то может убить обоих связанных волшебников, — добавил Снейп. — Это заклинание может использовать только очень сильный по духу человек, способный его контролировать. Чего о тебе сказать никак нельзя.

Симон пропустил эту реплику мимо ушей.

— Ты думаешь, весь смысл в том, чтобы произнести нужные слова и помахать палочкой? — Снейп издевательски искривил губы. — Главное — контроль расходования собственных сил. Ты должен чётко знать, сколько сил ты можешь отдать и остаться в силах вовремя прервать связь. Ты должен чувствовать состояние второго человека и понимать, в какой момент ему достаточно для собственной борьбы.

— Откуда вы столько знаете про это заклинание? — перебил Симон, которому, собственно, было не очень интересно. Он искал способ связаться с Коулом, но пока на ум приходило лишь письмо. А писать Симон не хотел.

— Я преподаю Защиту от тёмных искусств в Хогвартсе, — холодно напомнил Снейп, но в его словах прозвучал намёк на гордость.

— Не думаю, что вы обучаете студентов таким опасным заклинаниям, — уязвлённо возразил Симон, вспомнив фразу самого Снейпа.

— Я много лет занимаюсь тёмными искусствами, я знаю о таких вещах и ритуалах, что у тебя бы волосы дыбом встали, — прошипел Снейп. — Не знаю, чем вы с твоим дружком занимались в свободное от уроков время, но ты явно знаешь недостаточно, чтобы использовать подобные заклинания.

— Спасибо, что спасли мне жизнь, но я сейчас не в том настроении, чтобы выслушивать лекции, — твёрдо сказал Симон, чувствуя себя донельзя разбитым. Слишком много для одного дня.

И вдруг в окно постучали. Незнакомая сова, такие раньше приносили письма от Жака. Симон на негнущихся ногах подошёл к окну, взял у птицы конверт и сразу же увидел почерк Коула. Пальцы не слушались, но Симон, сжав зубы, заставил себя развернуть пергамент и прочесть несколько строк, написанных непривычно корявым почерком всегда такого аккуратного Коула.

«Я не знаю, как это возможно, но Тильда выжила, Симон. Целители не понимают, откуда она взяла силы, но они у неё были. Я остаюсь в больнице на всю ночь, но утром нам с тобой надо поговорить. Мне кажется, Жак не умер».

Симон повернулся к Снейпу, всё это время наблюдавшему за ним с непроницаемым лицом.

— Только не начинайте рыдать при мне, мистер Сайпрес, — предупредил профессор, застёгивая мантию. — Я уже ухожу, подождите несколько секунд.

— Тильда выжила, — Симон помахал перед собой пергаментом. — У меня получилось.

Снейп медленно обернулся.

— Только не начните считать себя непревзойдённым целителем, — бросил он. — Вам просто повезло. В следующий раз меня может не оказаться рядом.

— Я не боялся умереть, — возразил Симон. — Если бы спасение Тильды стоило мне жизни, я был готов.

— Простите, что помешал, — безразлично сказал Снейп, направляясь к двери. — Но не ждите, что я буду восхищаться подобной жертвенностью, мне она противна.

И вдруг Симона охватила самая настоящая ярость.

— Конечно, я и не жду! — выкрикнул он в спину Снейпа. — Разве можно ждать чего-то подобного от человека, делом всей жизни которого всегда были только насмешки над детьми, над школьниками? Мне просто вас жаль!

Снейп выбросил палочку вперёд так стремительно, что Симон совершенно не успел среагировать, и в следующую секунду он уже сползал по стене, стараясь восстановить дыхание.

— Никогда не говори со мной в таком тоне, мальчишка! — рявкнул Снейп, всё ещё держа палочку направленной Симону в грудь. — Иначе я…

— Ничего вы мне не сделаете, — Симон вдруг засмеялся. — Меня даже Авада Кедавра не взяла.

Снейп моргнул. Потом опустил палочку и прищурился.

— О чём вы говорите? Ещё один мальчик, который выжил? — тихо спросил он, и в его тоне было что-то странное. — Никто не выживал после Смертельного заклинания, кроме Поттера.

— Оно не попало в меня, — уточнил Симон, усаживаясь на лавку. — Оно не долетело.

— Что вы хотите этим сказать? — Снейп почему-то начал сердиться. — Что значит, оно не долетело?

— Оно летело мне прямо в грудь, — Симон ткнул в себя пальцем. — Зелёный луч. И я не успевал ничего сделать, даже пригнуться. Но потом оно вдруг как будто наткнулось на что-то, ярко вспыхнуло и пропало. Я был как будто в каком-то светящемся шаре. Я не знаю, что это было, но потом абсолютно то же самое случилось с Энни.

Снейп смотрел на него расширившимися от изумления глазами.

— Это бред сумасшедшего, — наконец, выдавил он. — Защиты нет.

— Тогда бы меня сейчас здесь не было, — Симон не собирался спорить, он видел то, что видел.

— Луч просто исчез? — уточнил Снейп.

— Вспыхнул и исчез, — повторил Симон.

— Невозможно! — почти выкрикнул Снейп, сжимая кулаки. — Нет такого заклятия!

И вдруг Симона осенило.

— Это Жак! Это Жак как-то защитил меня и Энни!

«С тобой ничего не случится, я обещаю тебе. Мир может рухнуть, все люди на свете могут идти к чёрту, но ты и Энни будете жить, как прежде. Я клянусь, я не позволю никому и ничему причинить вам двоим вред. Этого никогда не будет, пока я дышу».

— Он жив! — Симон задыхался от охватившего его чувства счастья, каким бы неуместным оно ни было в сложившейся ситуации.

— Вам стоит обратиться в Мунго, — посоветовал Снейп, глядя на него как на сумасшедшего.

— Вы не понимаете, Жак обещал защищать меня, защищать Энни, — Симону казалось важным донести свою мысль, он почти забыл, что перед ним был всего лишь Снейп. — И он придумал что-то, какую-то защиту. И сегодня она нас обоих спасла. Если бы он умер, его заклинания не действовали бы!

— Вы хотите сказать, что он сегодня был где-то рядом с вами? — переспросил Снейп.

— Нет, конечно, нет, — Симон говорил возбуждённо, сбивчиво. — Жак может быть где угодно, для него ведь нет пределов.

— Пределы есть для всех, даже для Жака, — поправил Снейп. — Просто он несколько… отличается от остальных. Но и он может не всё.

Симон прищурился. Видимо, Дамблдор по какой-то причине здорово доверял этому человеку, если поделился с ним историей Жака.

— Мне иногда кажется, Жак может всё, стоит ему только захотеть, — не согласился Симон.

— Защищать человека на расстоянии, — Снейп стремительно побледнел и смотрел будто сквозь Симона. — Если бы был такой способ, я бы его нашёл.

— Только если бы стали таким, как Жак, — усмехнулся Симон.

— Очевидно, что я не такой, как Жак, — в голосе Снейпа отчётливо прозвучало сожаление.

— Я и говорю, если бы стали таким, как Жак, — повторил Симон.

— Вы хотите сказать…

— Да, таким, как Жак, можно стать, — подтвердил Симон с триумфом. Он был просто пьян от охватившего его восторга и не замечал всё более странного поведения Снейпа. — Есть какой-то способ, не самый приятный, как я понял.

— Какая к чёрту разница? — выкрикнул Снейп непривычно высоким голосом. — Был способ обойти пределы! Был способ обезвредить Аваду Кедавру! Был способ, но я его не нашёл!

— О чём вы говорите? — Симон пришёл в себя и теперь внимательно смотрел на профессора, который, к слову, выглядел совершенно безумно.

— Не ваше дело! — взвизгнул Снейп, почти теряя человеческий облик и опускаясь на ближайший стул.

— У вас кто-то умер, да? — спросил Симон, начиная сочувствовать этому человеку.

— Выйдите вон! — приказал Снейп, не поднимая головы.

— Это не ваш дом, — Симон сел назад на лавку.

Надолго, минут на пятнадцать повисла тишина. Снейп не поднимал головы, переживая что-то своё неведомое Симону. Симон думал о спасённой жизни Тильды и понимал, что это как-то примиряло его со смертью Роберта. Вернее — делало не таким виноватым.

— Я знаю даже про «Зелье естественной смерти», даже про него, — вдруг прошептал Снейп. — Я могу сварить противоядие. Это могут всего несколько человек в мире. А про пределы я не знал…

— Что за «Зелье естественной смерти»? — поинтересовался Симон, который впервые в жизни слышал такое странное название.

— Зелье, которое убивает, не оставляя следов, — без всяких эмоций проговорил Снейп. — Его не надо даже пить, можно понюхать, или оно может просто попасть на кожу. И его нельзя обнаружить и обезвредить.

— Нет противоядия? — поинтересовался Симон. — Разве так бывает?

— Противоядие есть, — так же монотонно пояснил Снейп. — Но про это зелье знают единицы. Никто не подозревает, что человек отравлен. Никто не варит противоядие.

— Но, если есть противоядие, как-то этот яд можно вычислить? — настаивал Симон, которому почему-то было жутко любопытно. Всё в этой жизни бывает неспроста.

— Есть определённые сроки, когда человеку становится хуже и лучше, — Снейп вдруг поднял голову и встретил взгляд Симона. — С какой целью вы интересуетесь? Хотите кого-то отравить?

— А вы с какой целью интересовались? — Симон понимал, что наглеет, но сегодня он не боялся встретить гнев Снейпа. С ним случалось и кое-что пострашнее.

— Профессиональный интерес, — Снейп встал. Он как будто резко постарел, и Симон впервые задумался, сколько тому, собственно, было лет. — Больше не прыгайте выше головы.

И Симон снова остался один. Спать он не собирался, всё равно заснуть не представлялось возможным, и Симон отправился в больницу. Коул обнаружился в коридоре возле палаты Тильды. Он сидел, прислонившись затылком к холодной стене, и, казалось, спал. Но как только Симон подошёл, Коул моментально открыл воспалённые глаза.

— Как она? — без предисловий спросил Симон, усаживаясь рядом.

— Целители говорят, вне опасности, — голос Коула звучал сипло, наверное, от долгого молчания. — Они не знают, как так вышло.

Симон не собирался ничего рассказывать никому, кроме разве что Энни, поэтому промолчал.

— Ты написал, что Жак жив, — вместо этого напомнил он. — Почему ты так думаешь?

— Кто-то помог Тильде, — Коул повернулся и долгим взглядом посмотрел в лицо Симона. — Помог так, что целители даже не могут понять, как это случилось. Помог на расстоянии.

Симон опешил. Это звучало… страшновато.

— Кто ещё мог это сделать? — Коул провёл ладонью по лицу. — Единственное, мне всегда казалось, что Жак меня недолюбливает. Из-за того, что мой отец участвовал в нападении на твой дом, я думаю. С чего бы он стал помогать Тильде, да?

— Он не стал бы, — Симон вздохнул. — Жак… он не слишком-то заботился об окружающих, надо признать.

— Тогда кто? — Коул в растерянности развёл руками.

— Я, — признался Симон, наблюдая за замершим от изумления Коулом. — Я связал нас с Тильдой заклинанием обмена жизненными силами. Я не помню, как оно правильно называется. Я поделился с ней своими силами.

— Как ты это сделал? — с трудом выдавил Коул. — Тебя здесь даже не было.

— Это неважно, — возразил Симон. — Мне нужна была только кровь Тильды, на пальцах была, этого было достаточно.

Коул продолжал таращить глаза.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — Симон устало прикрыл глаза. — Но я не такой, как Жак. Пределы тут ни при чём.

— Это… это дикость какая-то, — Коул помотал головой. — Но это всё не так важно…

Он встал, отошёл к противоположной стене, потом снова сел и, наконец, посмотрел в лицо Симона.

— Ты спас её! — лицо Коула озарилось широкой улыбкой. — Симон, я не смогу выразить словами… Ты спас девушку, которую я люблю, и я… Я никогда не смогу отблагодарить тебя. Особенно, учитывая, что мой отец…

— Ты не твой отец, — быстро вставил Симон. — Забудь, Коул, не надо ничего говорить.

— Не надо говорить? — Коул закусил губу. — Ты же… Это было опасно?

— Ну, как сказать, — Симон замялся. — Наверное, это было бы не так опасно, если бы я немножко подумал. Я не помнил точно, как эта штука работает, просто бросился в омут с головой. Если бы не профессор Снейп, Тильда могла бы сейчас быть мертва.

— Она и так была бы мертва, если бы ты не вмешался, — внушительно сказал Коул.

— В общем, давай забудем, — предложил Симон, сгорая от стыда. — Я… тут не было ничего героического, Коул. Я сделал это от страха и потому что чувствовал себя виноватым.

— Виноватым? — переспросил Коул.

— Роберт… — Симон с трудом заставил себя произнести это имя. Коул на секунду закрыл глаза. — Он погиб из-за меня. Это я ушёл, бросил вас. Если бы я остался, он бы не умер.

— В смерти Роберта не виноват никто, кроме меня, — прошептал Коул. — Ты должен был помочь девчонкам. Ты не мог остаться.

— Но Тильда всё равно чуть не умерла, Коул, — с отчаянием напомнил Симон. — Что полезного я сегодня сделал? Ничего! Только навредил.

— Ты спас Тильду. В итоге ты спас Тильду.

— Чистое везение.

— Мне плевать, что это было! — отрезал Коул. — Тильду спас ты. И никто другой.

— А Роберт…

— А Роберт погиб, потому что я идиот! — выпалил Коул, задыхаясь. — Кто-то из Пожирателей узнал меня. Мама считает, что внешне я страшно похож на него. Они начали говорить со мной об отце, рассказывать, что он совершил. Я не отвечал им, но, Симон, это отвлекало. Я замешкался на секунду, и Роберту пришлось толкнуть меня. И ему не хватило времени на себя… Это моя вина. Я…

— Не твоя, — Симон покачал головой. — Это сделали Пожиратели. Только они виноваты.

— Три минуты назад ты говорил по-другому, — напомнил Коул и вдруг добавил: — У меня никогда в жизни не было друга. Только Роберт…

И он заплакал. Симон молча сжал его плечо. У него слёз по-прежнему не было.

— Прости… — Коул вытер лицо грязным рукавом. — Но ты должен меня понимать, ты потерял Жака.

— Я думаю, что Жак всё-таки жив, — совершенно не вовремя ляпнул Симон и пересказал Коулу историю с исчезновением зелёных лучей.

— Это Жак, я нисколько не сомневаюсь, — вынес свой вердикт Коул.

— Я тоже, — кивнул Симон. — Но… вдруг он нашёл способ сохранить действие своей защиты даже после своей смерти? Я не могу быт уверен.

— Но ты можешь надеяться, — Коул чуть улыбнулся.

Они посидели молча.

— Мы отомстим, да? — нарушил тишину Коул. — Скажи, что мы отомстим. За всё.

— Мы отомстим, — повторил Симон. — За всех.

И он знал, что это была правда. Родители, Сириус, Роберт… Этого было более, чем достаточно. Петля затянулась.