Памблчук (Pumblechook) (гет)

Пессимизм, как и хорошее вино, нужно выдержать, чтобы его вкус достиг совершенства. Примерно над Средней Англией пессимизм Памблчука по поводу едва расцветших отношений Гермионы и Северуса созрел, а после того как дементор, миновав Глазго, набрал высоту – стал глубоким. К тому времени, когда он, пикируя и планируя, пересекал Горную Шотландию, перспективы этого романа показались ему настолько мрачными, что он впал в восхитительное уныние. Дабы продемонстрировать упадок духа, он снизился, как подобает авиатору, на пятьсот футов и зашел на посадку в районе Хогсмида, сделав два контрольных круга в соответствии с правилами обеспечения безопасности полетов, прежде чем выйти на посадочную прямую перед замком Хогвартс. Миртл, радостно возбужденная путешествием над поверхностью земли, состоявшимся впервые за пятьдесят лет, восторженно завизжала, когда они сбили хлопья пушистого снега с верхушек елей.

Памблчук был обеспокоен, Гермиона была расстроена, Северус был растерян, а Миртл наслаждалось поездкой. Каким-то образом, в этой невероятной смеси смертных и умерших, дементор должен был отыскать способ кардинально изменить нынешние отношения Северуса и Гермионы – будущее их невысказанного взаимного влечения сейчас повисло на паутинке черной вдовы(2). В данный момент он ничем не мог им помочь, по крайней мере, до тех пор, пока находился в воздухе, и потому сконцентрировался на совершении посадки. Скользя по поверхности Большого озера, он погрузил пальцы ног в ледяную воду. Элегантно, наслаждаясь освежающе холодным ночным ветерком, свистящим сквозь язвы, он совершил образцовый выход из-под атаки – лег на плечо и выполнил правый разворот, уклонившись от Дракучей ивы. Легко перевернувшись на спину, он снизил скорость, перешел в режим планирования и перевернутым кролем проплыл через лужайку к оранжерее.

Путь к сердцу дементора ведет через желудок. Уже с момента пролета над Форт-Уильямом мучительный голод заставил его мечтать о когтистом жарком Хагрида. Фрагмент души flambé(3) пойдет на десерт; в данный момент главной задачей Памблчука было отыскать основное блюдо. Промчавшись мимо оранжереи номер три, он снова набрал высоту, и стал подниматься по спирали вокруг самой высокой башни. Изучая местность, он ощутил запах дыма, доносившийся от хижины лесничего. Его посадка, однако, замедлилась из-за света, лившегося из уединенного окна башни и возбудившего его любопытство. Он мягко спланировал, и сквозь прозрачное оконное стекло увидел кабинет, в котором происходило совещание Дамблдора со Снейпом. Не заинтересовавшись их болтовней, он крепко прижал к груди ногу тролля и, как ракета класса воздух-земля, прямой наводкой устремился к хижине Хагрида.

* * *

— Вы правда верите, директор, что профессор Спраут всерьез огорчится, если ее гудящие нарциссы замерзнут, притом что это, в конечном итоге, приведет к уничтожению Темного Лорда?

— Северус, я уверен, что она чрезвычайно огорчится. Помона выращивала эти весьма деликатные луковицы четырнадцать лет. Она научила их гудеть девятую симфонию Бетховена, не фальшивя.

Профессор ЗОТИ выпрямился:

— В «Ре»?

— «Минор», — медленно кивнул Дамблдор.

Северус подался вперед, опираясь о подлокотники кресла:

— Впечатляюще…

— Теперь ты понимаешь, в чем дилемма? — задал Альбус риторический вопрос. – Как только Памблчук появится в оранжерее, температура воздуха тут же понизится до четырех градусов по Цельсию. Естественно, все ее питомцы погибнут.

— Может быть, мы сможем доставить хоркрукс к Памблчуку?

Альбус закатал рукав, демонстрируя высохшую руку.

– Это слишком большая жертва, и для меня, и для тебя.

Глаза Северуса блеснули.

– Я имел в виду другой способ. Иногда самое простое решение оказывается самым лучшим. Мисс Грейнджер превосходно удалось призвать медальон Слизерина.

Альбус улыбнулся. – Очаровательное решение. Простое, но эффективное.

* * *

Губы Миртл мазнули по щеке Памблчука холодным, влажным поцелуем, скользким, как след слизня. Захлопав бесцветными ресницами, она мечтательно вздохнула, поднялась в воздух, кокетливо подмигнула и нырнула в сливную трубу.

— До скорого свидания, королева моего сердца! – крикнул он ей вслед, дожидаясь, пока последний отзвук ее нежного визга не стихнет в канализационных трубах древнего замка.

Отражение луны освещало его путь, переливаясь в глубоких, неровных канавах с дождевой водой, очерчивающих огород с тыквами. Фонарики освещали хижину лесничего, создавая приветливо светящуюся арку, которая тянулась до самой опушки, и служила границей, отделяющей тьму от света, чудовищ от людей. Памблчук плыл сквозь туман на свет фонариков, смакуя вечернюю сырость, приправленную прелым торфяным ароматом, дарящим ему ощущение дикой свободы. Беженец среди магов, он несколько неохотно толкнул дверь и пересек рубеж, возвращаясь в их мир. Он вплыл внутрь подобно легкому ветерку, и ни Хагрид, ни Гермиона в пылу спора о Северусе не заметили его появления.

— Меня все равно, Хагрид. Его мнение обо мне не волнует меня ни капли, — настаивала Гермиона. Однако ее интонации были гораздо менее убедительны, чем слова, которые она выбирала.

Полугигант методично помешивал жаркое, склонившись над очагом.

– Профессор Снейп высоко тебя ставит, Гермион. Он же присматривал за тобой и твоими друзьями все шесть лет, скажешь, нет?

Гермиона сидела на Хагридовой кровати, уставившись на каменный пол. Памблчук воспользовался возникшей в разговоре паузой, чтобы заявить о своем присутствии. Подлетев поближе, он поднялся под потолок, широко раскинул руки и спикировал на Хагрида, захватывая его в демонстративное объятие.

— ААААААААААХ! — Хагрид был так обрадован встрече, что потрясающе изобразил ликующую баньши.

— Я тоже скучал по тебе, друг. И по твоей кухне.

— Твою мать, Памблчук! – взревел Хагрид, схватившись за сердце. – Испужал меня чуть не до смерти, ах ты ж, старый прохвост!

— Ну да, спасибо. Я очень старался произвести ужасное впечатление, — он выпустил великана и повернулся к Гермионе. – Вижу, вы добрались благополучно.

— Вполне, — покрасневшее от слез лицо юной ведьмы скривилось в попытке приветливо улыбнуться. – Но я не желаю говорить об этом отвратительном типе. Иначе скажу что-нибудь непристойное. Памбл, скажи мне, только абсолютно честно. Ты назвал бы мои пальцы жирными? – потребовала она, протянув руки.

Памблчук пролетел по комнате и щелкнул пальцами в направлении кровати, призывая сиреневые тапочки, которые считал своей собственностью. Сунув ноги в пушистую обувь, он подплыл к Гермионе и опустился на кровать рядом с ней. Вытянул свои длинные руки рядом с ее, и занялся сравнением пальцев – тонких и костлявых с плотными и нежными.

— Жирными? В сравнении с моими – да, твои пальцы похожи на пухлые камберлендские сосиски. В сравнении с пальцами Хагрида – они тонкие и гибкие.

Взбодрившись, но не успокоившись, она сняла шерстяную шапку.

— А волосы? Мышастые? – спросила она, тряхнув головой. – Ладно, я согласна, что они лохматые, хотя мне больше нравится выражение «неукротимые», но «мышастые»?

— Что тебя так взволновало, Гермиона? Сегодня вечером ты слишком озабочена своей внешностью.

— Ничего, Памбл, все в порядке. Все… все в порядке, честно. Ничего не случилось, — неубедительно запротестовала она. – Просто я не знаю, я думала, Северус и я преодолели барьер, переступили порог…

— Перешли через пропасть?

— …достигли взаимопонимания вчера, перед налетом, когда тренировались в невербальных заклятиях. Он и я, я имею в виду… Я поняла его неправильно. Неверно оценила ситуацию.

Хагрид протопал по хижине, с огромной миской дымящегося жаркого в руках.

– Налет, Гермиона? Чегой-т страшновато звучит, – он подул на содержимое миски, прежде чем передать ее в протянутые руки благодарного Памблчука. Когда его признанно костлявые пальцы обернулись вокруг горячей глины, жаркое зашипело и извергло грибообразное облако пара.

Гермиона терпеливо отогнала влажный пар от лица.

– На самом деле, все было не так уж и страшно, — утешила она Хагрида. – Мне ничего не угрожало.

— Надеюсь, правда! – прорычал великан. – Спорим, профессор Снейп от тебя не отходил, скажешь, нет?

Гермиона скрестила руки на груди и пробурчала что-то утвердительное. – Сильно подозреваю — только потому, что следовал приказу.

Хагрид не услышал этого замечания – он с восторгом наблюдал за Памблчуком, залпом хлебающим соус.

– Мож соли иль перцу, Памбл?

Памблчук слизал с губ соблазнительный вкус когтей и усов.

– Серы?

— Гермиона улыбнулась: — он спрашивает, нет ли у тебя серы, Хагрид.

— Серы? – Хагрид почесал жесткую бороду. – Есть малость пороху.

Памблчук задрожал в предвкушении.

– Пожалуйста, пожалуйста! Хотя бы одну — две щепотки, если тебе не жалко.

* * *

Помона мяла в руках фартук. – Дементор, Альбус? Произнеси уж сразу Замораживающее заклятие, и покончи со всем этим! Ты уничтожишь плоды всех моих тяжких трудов. Что будет с моей мандрагорой, с моей драгоценной почвой, с моими музыкальными нарциссами?

Они собрались в кружок, устроив совещание перед отважным набегом на неизведанные уголки оранжереи. Памблчук терпеливо парил за спиной директора, пытаясь казаться максимально безобидным. Взволнованная профессор гербологии взглянула на дементора и тут же скрыла выражение ужаса и отвращения за вышитым носовым платочком. Когда Памблчук улыбнулся и приветливо кивнул, она застонала, вскрикнула и подвинулась поближе к Северусу.

— Почему профессор Спраут так беспокоится о нарциссах? – тихо спросила Гермиона. Она почувствовала неловкость, когда к ней наклонился Северус.

— Победа над Вольдемортом для нее на втором месте после необходимости спасти растительный концерт Бетховена, — горько пробормотал он себе под нос. Бровь Гермионы изогнулась.

— Чаша лежит под розой, Помона, — стал объяснять Альбус. – Наш загадочный поэт своим посмертным посланием привел эту компанию дерзких храбрецов к дверям твоей оранжереи. Цель их героических устремлений — раз и навсегда избавить магический мир от самозваного Темного Лорда, — он сочувственно подхватил профессора Спраут под локоток. – Не можем же мы позволить царству растений встать у них на пути, не так ли?

Со звуком сигнальной трубы, возвещающей отбой, Помона громко высморкалась в свой платок.

— Я б сказал, оно зарыто где-т под розовыми кустами, — уверенно заявил Хагрид.

— Или, — возразил Северус, — может быть, под ирригационной розеткой.

— Возможно, имеется в виду, что тайник под вытравленными розами, украшающими фронтон? – тихо предложила Гермиона, указывая на декоративную стеклянную арку над дверью оранжереи.

Помона продолжала гнуть свою линию:

— Это невозможно! Просто невозможно! Вы перевернете здесь все вверх дном, уничтожите всю мою работу. Вы разорите всю оранжерею в поисках вашего, с позволения сказать, хорьхрюкса!

— Уверяю вас, дражайшая леди, я даже не дохну на ваши аспидастры.

Прошедшие суровую выучку дементоры действуют с хирургической точностью, так что для Памблчука предположение о разорении чего-либо было просто немыслимым. Он подождал, пока Гермиона переведет его успокоительное сообщение взволнованной профессорше гербологии. За последние несколько дней он привык говорить через переводчика – это давало ему ощущение собственной значительности. Увидев, что Гермиона не собирается выполнять возложенную на нее миссию, Памблчук подчеркнуто повернулся к ней с явным намерением послать своей запаздывающей представительнице полный значения пристальный взгляд.

Гермиона в этот момент была занята тем, что тоже посылала взгляды, способные растопить полярные ледники. В шапке с помпонами, натянутой на уши, засунув руки в карманы, она уставилась на Северуса так, как будто он только что оскорбил ее бабушку. Недоуменно уставившись на нее в ответ, Северус наклонил голову к плечу в молчаливом вопросе. Гермиона тряхнула головой, вызывающе сморщила нос и переключила внимание на директора.

— Никакой необходимости в перевороте не будет, поверь мне, Помона, — Альбус предложил ей руку. – Давай, возьми меня под руку. Мы с тобой пройдемся до беседки и поговорим о рассаде. Хагрид, не составишь нам компанию?

Успокоенная профессор гербологии приняла приглашение Дамблдора с покорной улыбкой, и они вместе отошли от охотников за хоркруксами, направившись к зимнему саду. Хагрид пожал плечами и зашагал за ними, отметив красоту ледяных кристаллов, начавших формироваться на поверхности кадки с дождевой водой. Помона заплакала.

Убедившись, что они остались одни и их никто не услышит, Северус начал командовать:

— Памблчук, дожидайся инструкций. Гермиона, мы войдем в оранжерею и произнесем Призывающее заклятие. Ты готова?

— Да, сэр! – нараспев произнесла Гермиона. И тихо добавила: — Если только мои жирные пальцы смогут удержать палочку.

На этом терпение Северуса закончилось. Разозлившись, он шагнул к Гермионе.

– Что происходит? Тебя расстроило что-то в Лондоне, ты отказалась объяснить мне в чем дело, а сейчас бросаешь в мой адрес злые намеки!

Памблчук скрестил руки на груди и наблюдал за тем, как холодное и решительное лицо Гермионы становится сердитым.

– Что происходит, профессор? Что заставило меня разозлиться настолько, что я готова проклясть вас всеми возможными способами? Ваши едкие комментарии, перечисляющие мои многочисленные недостатки, столь красноречиво описанные в вашем чертовом дневнике!

Задохнувшись, Северус шагнул назад.

— Невозможно.

Гермиона заметно взволновалась.

– Мне показали ваш дневник. Доброжелатель подумал… ладно, неважно, кто что подумал. Я была не права, что прочитала его. Да, это было глупо. Да, я ужасно обижена. Нет, больше я так не поступлю, и…

— Гермиона… — попытался прервать ее Северус.

— Это было наглое вмешательство в ваши личные дела, я прошу за это прощения, но я оскорблена, и злюсь…

— Гермиона…

— Мне казалось, я нравлюсь вам, как личность, я имею в виду... я позволила себе надеяться... но я все поняла неправильно. Я для вас — бельмо на глазу. С мышастыми волосами, жирными пальцами...

— Ты ангел, — прошептал Снейп.

— ...чертовка, — слово замерло у нее на губах. Гермиона остолбенела. Открыла рот, чтобы что-то ответить, и тут же его захлопнула. Сердитая краснота ее щек сменилась нежно розовым цветом, а взгляд снова остановился на выразительно серьезном лице Северуса.

Памблчуку довелось видеть не так уж много ангелов – Азкабанские парни вращались в других кругах. Он сильно сомневался, что они были схожи с девушкой, умеющей произносить такие гневные тирады. Вряд ли они носили вязаные шапки и, он подозревал, что они никогда не размахивали палочками так угрожающе как Гермиона.

— Призови хоркрукс, — ласково попросил Северус, снова способный контролировать ситуацию. – В первую очередь, мы должны выполнить нашу миссию. До тех пор — но только до тех пор — объяснения подождут. – Он взял Гермиону за руку и подвел к двери в оранжерею. Памблчук, как и было приказано, держался сзади, развлекаясь взлетами и падениями, демонстрирующими его выдающиеся летные способности. Это заставляло его мантию вздыматься волнами, соответствующими его призрачному рангу, и спасало от скучного ожидания.

Гермиона посмотрела в глаза Северуса. Он положил руку ей на плечо и ободряюще сжал его. Вынул палочку и протянул ее параллельно Гермиониной.

— Вместе, — мягко сказал он.

— Невербально? – так же ласково спросила она.

Памблчук ждал с интересом. Снейп согласно кивнул. Гермиона кивнула в ответ, показывая, что готова. Их взгляды встретились и магический мир вокруг них на мгновение замер. Потом они целеустремленно и решительно повернулись к оранжерее. Северус взмахнул палочкой, что-то тут же громыхнуло и полыхнуло. Стеклянная дверь влетела внутрь с такой силой, что большой разделочный стол в центре оранжереи опрокинулся.

Северус прошел внутрь, подметая мантией пол. Вытянул руку, преграждая путь Гермионе и удерживая ее поблизости от себя, но в безопасности. Они продвинулись фута на три и заняли оборонительную позицию – спиной к спине. Памблчук с восторгом наблюдал, как они без колебаний, умело и с изяществом, продемонстрированным еще во время их дуэльной сессии, многократно произносили Призывающее заклятие, направляя его во все уголки оранжереи.

Памблчук был не уверен, случилось ли это из-за возбуждения погоней или от желания поскорей получить вожделенный десерт. Что бы ни заставило скрутиться его желудок, оно произвело сильный, почти сокрушительный эффект. У первой отрыжки был вкус когтей, у второй – желчи. Колики не прекратились, и желудок сжался в комок. Будучи не в состоянии контролировать спазмы кишечника, Памблчук согнулся от боли. Внезапно, содрогнувшись всем телом и со звуком, похожим на треск рвущейся мантии, он мощно пукнул, испустив газы, воняющие порохом.

Отброшенный силой собственного метеоризма, легкий как перышко дементор, пролетел к оранжерее как летучая мышь на роликовых коньках. Не в силах остановить центробежное вращение он содрогнулся, когда его нога разбила не одну, а сразу три стеклянные панели. Еще одну он разбил подбородком, а молотящие по воздуху руки сбили флюгер. Хрупкие пальцы оставили борозды на крыше, когда он тщетно попытался остановиться. Он услышал визг Гермионы, крик Северуса и звон разбивающихся повсюду стекол. Аккомпанементом к творящемуся хаосу, откуда-то снизу донеслись начальные такты девятой симфонии Бетховена, в самом, пожалуй, худшем, из тех, что ему доводилось слышать, исполнении.

Еще раз со взрывом испустив газы, он заскакал в одном ритме с музыкой, имитируя задом раскатистый гром литавр. Потом рухнул на покатую стеклянную крышу с такой силой, что литые железные балки с треском прогнулись, и крыша сдалась, не выдержав артиллерийской атаки.

Наконец остановившись, Памблчук с опаской открыл один глаз, потом другой. Огляделся и издал полный раскаянья стон, при виде разрушенной им лучшей школьной оранжереи, превратившейся в груду битого стекла и скрученного металла. Осторожно, очень осторожно потянулся к одной из уцелевших балок, чтобы, уцепившись за нее, принять вертикальное положение.

— Чуки!

Он взглянул вверх, мельком увидев летящую к нему Миртл, лицо которой от страха стало даже бледней чем обычно. Отвлекшись, он промахнулся мимо балки и схватился за острый как бритва осколок стекла.

— Памблчук, осторожно! – закричала Гермиона. Ее призыв послужил хотя бы тому, что обнаружил ее местоположение – на лужайке и вдали от ненадежных развалин.

Он отчаянно попытался вскарабкаться на опасно наклоненную крышу, но ногам было не за что зацепиться на гладком стекле. Фиолетовая кровь блестящими струйками лилась из глубокой раны в ладони, стекала к локтю и капала на крышу оранжереи, делая и без того скользкий путь к свободе непреодолимым.

Сквозь непрекращающийся стук в ушах и зловещий скрежет металлической конструкции, Памблчук слышал выкрикиваемые Северусом инструкции. Зазубренное стекло безжалостно врезалось в его разлагающуюся плоть и, подобно тонкому льду, ломалось под его весом. Он заскользил вниз, сначала медленно, потом, набрав скорость, съехал с остатков крыши, ударился пахом о край водосточной трубы, перевернулся вверх тормашками, потерял равновесие и рухнул на землю, приземлившись на груду битого стекла и железных прутьев.

Последним, что он запомнил, были заключительные аккорды «Оды к радости» и острый аромат увядающих нарциссов. Потом он отлетел в мир иной.

Прим. переводчика:

(1) Печальным реял я туманом… — первая строка известного стихотворения Уильяма Вордсворта «Нарциссы» в переводе И. Лихачева.

(2) Черная вдова – паук каракурт — самый ядовитый паук на нашей планете.

(3) flambé – опаленный (фр.)

Иллюстрации:

http://www.pichome.ru/DZO

http://www.pichome.ru/DZd