Зов предков (джен)

Гарри, Гермиона и Джинни возвращались в башню поздно вечером. До отбоя оставалось еще десять минут, когда они встретили Аргуча Филча — тот лязгал зубами от радостного предвкушения какой-то ужасной расправы (наказания).

— Ага! — запыхтел он. — Час поздний, а вы не спите, насидитесь теперь в школе после уроков!

— До отбоя есть еще десять минут, — сказала Гермиона.

— Мне-то какая разница? — вызывающе поинте­ресовался Филч.

Гермиона недовольно указала на свои наручные часы.

— Видите? Десять минут. Я знаю правила. Я староста.

Джинни хрустнула пальцами. А Гарри таким взглядом посмотрел на Филча, что тот вдруг благоразумно решил скорчить рожу и уйти, бормоча что-то вроде “забыл кое-что, надо покормить миссис Норрис”. Гермиона глядела ему в спину, пыхтя от злости.

— Возмутительно! Его не волнуют правила? Обязательно надо пугать?

— Есть такие люди, Герм, — вздохнула Джинни. — Один раз врежешь — лучше любых слов и лекций. Например, мои братья.

Ребята свернули к башне Гриффиндора. Полная Дама уже похрапывала и нисколько не обрадовалась, когда ее разбудили, но все же, повор­чав, отступила в сторону, позволив Гермионе и Гарри протиснуться в благодать тихой, пустой гостиной. Судя по всему, о случившемся с Роном знали пока не многие. Гарри почувствовал облегчение — рас­спросов ему на сегодня уже хватило. Гермиона и Джинни, по­желав Гарри спокойной ночи, направились к спаль­ням девочек. Он же остался в гостиной, сидел у ка­мина, глядя на потухающие угли.

Он слишком устал за сегодня. Даже злость на Волан-де-Морта чуть погасла. У него не было времени думать об этом. Гарри откинулся в кресле, подперев подбородок рукой и задумался. Но в голове было пусто. Он не ощущал той далекой, привычной связи — будто все его разговоры с раздражающим Темным Лордом были сном, либо бредовым кошмаром.

— Ну вот и ты, Поттер!

Гарри молниеносно вскочил на ноги, держа наго­тове волшебную палочку. Он был совершенно уве­рен, что в гостиной нет ни души, и не ожидал, что из дальнего кресла поднимется кто-то огромный. Впрочем, вглядевшись попристальнее, он понял, что перед ним Маклагген.

— Я ждал твоего возвращения, — сказал Маклаг­ген, не обращая внимания на палочку Гарри. — За­снул, наверное. Слушай, я видел днем, как Уизли во­локли в больницу. Похоже, к назначенной на следу­ющую неделю игре он не поправится.

Гарри потребовалось не одно мгновение, чтобы понять, о чем идет речь.

— А... ну да... квиддич, — протянул он, засовывая палочку за пояс джинсов и устало проводя рукой по волосам. — Да, к игре он может не поспеть.

— Ну тогда я смогу встать на ворота, правиль­но? — спросил Маклагген.

— Да, — ответил Гарри. — Да, пожалуй...

Возразить на это ему было нечего, в конце кон­цов во время отборочных испытаний Маклагген по­казал второй результат. Да и не было у него никакого желания сейчас думать о квиддиче. Он даже вздохнул, что проблема о которой он забыл — решилась сама по себе.

— Отлично, — обрадовался Маклагген. — Так ког­да тренировка?

— Что? А, завтра вечером.

— Хорошо. Послушай, Поттер, нам стоило бы по­говорить еще до нее. У меня есть кой-какие сообра­жения насчет стратегии, может, ты сочтешь их по­лезными.

— Ладно, — без всякого энтузиазма согласился Гарри. — Только давай ты мне о них завтра расска­жешь. Видишь ли... я что-то устал сегодня...

Назавтра по школе разлетелась новость об от­равлении Рона, но шума, подобного тому, что под­нялся после покушения на Кэти, она не наделала. Сама Кэти оказалась солидарна с подозрениями Симуса.

— Нас всех хотят выкинуть из игры, — была уверена Кэти, когда они собрались на тренировке вечером воскресенья.

Гарри устало закрыл глаза.

— Брось, — махнула рукой Джинни, беря в руки свою Молнию, подарок Гарри. — Лучше давайте обсудим, как обыграем пуффендуйцев.

— О да! — расхохотался Кут. — Вы слышали о чем говорят наши? Их вообще ничего сейчас не волнует, как пред­стоящая игра с Пуффендуем.

Кут был прав, Гриффиндор хотелось уви­деть, как Захария Смит, игравший у пуффендуйцев охотником, будет наказан за высказывания, кото­рые он позволил себе во время первого матча со слизеринцами.

Между тем Гарри квиддич интересовал как никог­да мало. Он начал замечать, что очень быстро устает, и злость медленно отступала, сменяясь тяжелым ощущением на веках, и свинцовой тяжестью во всем теле. Ему казалось, что он не ходит, а тащит на себе тонны железа. Гарри украдкой поглядывал на правую руку, и на медальон на шее — все в порядке, ничего не изменилось. Но ему все равно было тяжело.

Урса и Ронвальд внимательно оглядели его, когда Гарри решил не закрывать на это глаза.

— Тебе стоит больше отдыхать, — нахмурилась Урса.

Гарри лежал на диване в гостиной личных покоев Урсы и Ронвальда. Он никому не рассказал о тяжести и усталости. Поэтому лежал один.

Ронвальд чистил яблоки.

Урса открыла свой чемоданчик с зельями.

— Нет ничего хорошего в таком количестве зельев, — с досадой сказала Урса. — Тебе лучше поспать. И как можно больше. И ни о чем не беспокоиться. Знаешь, как сильно настроение и эмоциональные переживания влияют на таких сильных магов, как ты? Тем более, с запечатанным проклятием. Это не шутки, Гарри. Либо ты будешь больше отдыхать, либо я заставлю Дамблдора забрать у тебя возможность играть в квиддич.

Гарри вскочил с дивана.

— Не надо! Я буду отдыхать! Обещаю!

Ронвальд поставил перед ним тарелку с очищенными яблоками и ухмыльнулся — гриффиндорец не поверил Гарри.

— Оставь его в покое, дорогая, — хмыкнул Ронвальд, ткнув пальцем плечо супруги и широко улыбнулся, глядя на ее хмурое лицо. — Когда он упадет без сознания от усталости. Он будет твоим. Это же Поттер. Он тебе такого не простит.

— Квиддич! — недовольно прошипела Урса, отворачиваясь от мужа и свирепо уставилась на Гарри. — Чтоб вас всех с этим квиддичем! Ешь яблоки!

Гарри быстро закивал и сунул в рот несколько очищенных ломтиков.

Сидя следующим днем у койки Рона, он рассказывал ему о разговоре с Урсой и Ронвальдом, когда понял, что ничего страшного с ним не происходит.

— Урса такая страшная, когда злится, — согласился Рон, с интересом осматривая еще одну гору подарков от ребят из Ордена Солнца. К нему каждый день приходили члены Ордена Солнца, болтали с ним, рассказывали о разных новостях, и дарили вкусные подарки, заодно проверяя их на наличие чего-нибудь подозрительного.

— Так что там Маклагген? В какой он форме? — спросил Рон, как будто невзначай, осторожно поглядывая на Гарри.

— Будь он хоть игроком мирового класса, я бы его в ко­манде держать не стал, — раздраженно сказал Гарри. — Почему он не боится меня? У него напрочь отсутствует инстинкт самосохранения? Он все время лезет ко всем с указаниями, считает, что, на какое место его ни поставь, он сыграет лучше любого из нас. Я прос­то жду не дождусь, когда смогу от него избавиться. Я тебя уверяю. Матч закончится. Ты вернешься. И я отправлю его куда-нибудь подальше!

Рон довольно улыбнулся, взяв в руки тарелку с очищенными фруктами — кажется от Парвати — в руке у него блестело кольцо с красным камнем. Гарри поглядел на него и улыбнулся. Он не застал сцену с извинениями близнецов, но Джинни рассказала, что Фред с Джорджем устроили небольшую сценку с танцами и маленькими фейерверками — чтобы заодно рассмешить Рона и показать всю свою искренность.

— На что ты смотришь? — смущенно спросил Рон, скрывая кольцо рукавом рубашки. — Я их еще не простил.

— Ага, — улыбнулся Гарри. — Слышал, они готовят масштабную сценку с извинениями, в них примет участие один из ваших садовых гномов.

— Они не наши.

Гермиона, по своему заботилась о Роне — она приносила Рону все свои учебные заметки, чтобы Рон не запустил учебу; к сожалению, такая забота совершенно не нравилась Рону и каждый раз, когда подруга приходила его навестить — он делал вид, что спит.

— Я знаю, что ты не спишь, — Гермиона стояла перед кроватью Рона.

Уизли продолжал делать вид, что он спит — он даже открыл рот и пустил слюну, для пущего эффекта.

Гермиона нахмурилась, схватила его за нос и сжала его. Рон быстро “очнулся”.

— О, Гермиона, — притворно-сонным голосом поприветствовал он подругу. — Что ты делаешь?

— Злиться, что Маклагген заменяет тебя — у тебя есть силы. А на то, чтобы вникнуть в трансфигурацию человека — нет?

Рон застонал.

— Умоляю тебя! Я так устал! Меня отравили. Я чуть не умер.

— Ты не умер. Садись и читай.

Дни проходили, и тренировков стало больше — предстоящий матч против Пуффендуя был не за горами, совсем рядом, восьмого марта. Но больше всех Гарри раздражал Маклагген.

Маклагген постоянно намекал, что вра­тарь команды из него получится лучший, чем из Рона, и что Гарри, который теперь регулярно видит его в игре, наверняка и сам так думает. Мало того, Мак­лагген критиковал всех остальных игроков и при­ставал к Гарри с детальными планами тренировок, так что Гарри не раз уже пришлось напомнить ему, кто в команде капитан.

И вот наступило 8 марта.

В то утро, на которое была назначена игра с Пуффендуем, Гарри заскочил по пути на поле в лазарет. Рон был вне себя — мадам Помфри не разрешила ему пойти посмотреть матч, считая, что это может его перевозбудить.

— Что за бред! Перевозбужусь я, — недовольно кряхтел Рон. — Я тут умру от этого “перевозбуждения”, не зная, что там происходит.

— Я все тебе расскажу, — Гарри усмехнулся, вспоминая всех, кто навещал Рона. — Ты все равно услышишь все варианты сегодняшней игры от наших ребят.

Рон посмеялся.

— Ладно. Иди давай. Удачи! Надеюсь, ты разгромишь Маклаг... то есть Смита.

— Постараюсь, — сказал Гарри и закинул метлу на плечо. — Пока, увидимся после матча.

Он торопливо шел по пустым коридорам. В шко­ле не было ни души — все либо уже сидели на ста­дионе, либо направлялись к нему. Гарри поглядывал в окна, мимо которых проходил, прикидывая, каков нынче ветер, когда на пути ему встретился рассеянный Малфой.

Встретив Гарри, он подскочил как ужаленный, будто увидал жуткое привидение и тяжело задышал, похлопывая себя по сердцу.

Гарри недоуменно поглядел на слизеринца.

— Малфой? Ты… Что с тобой?

Драко только неприязненно посмотрел на Гарри и прошел мимо.

— Ты куда? — спросил Гарри.

— Ага, Поттер, жди, вот так сию минуту все тебе и расскажу, ведь это ж тебя касается! — ощерился Малфой. — Ты бы лучше поторопился, тебя там ждут, Избранный капитан, Мальчик, Который Всегда По­беждает или как там тебя теперь называют.

Малфой что-то еще пробубнил себе под нос, оставляя Гарри в смешанных чувствах.

— Что это с ним? С ума сошел?

Гарри выходил из раздевалки с остальными, уже напрочь позабыв о странном эпизоде с Драко Малфоем. Он вышел на поле, встреченный оглушительными криками и улюлю­каньем. Ветра почти не было, по небу плыли ред­кие облачка, время от времени ослепительно вспы­хивало солнце.

— Условия сложные! — обращаясь к команде, бод­ро объявил Маклагген. — Кут, Пикс, вам следует за­ходить со стороны солнца, чтобы противник не за­мечал вашего приближения...

— Капитан команды я, Маклагген, хватит поучать игроков, — сердито прервал его Гарри. — Шел бы ты лучше к шестам!

Как только Маклагген удалился, Гарри повернул­ся к загонщикам.

— Постарайтесь подлетать со стороны солнца, — неохотно сказал он.

Гарри обменялся рукопожатием с капитаном пуффендуйской команды, а затем по свистку мадам Трюк оттолкнулся от земли, взлетел выше своих игроков и пронесся вдоль поля, отыскивая глазами снитч.

— … а вот и Смит с квоффлом, — отдаваясь эхом от земли, произнес мечтательный голос. — В прошлый раз, как вы знаете, он комментировал игру, и в него врезалась Джинни Уизли. Скорее всего, намерен­но, во всяком случае, так это выглядело со сторо­ны. Смит очень грубо отзывался о Гриффиндоре, ду­маю, теперь, играя против него, он об этом сожале­ет. О, смотрите-ка, Джинни отобрала у него квоффл, она мне нравится, очень хорошая...

Гарри глянул вниз, на помост комментатора. И не сдержал веселого смеха. Даже с такой высоты ошибиться было невозможно — длинные, серовато-светлые волосы, ожерелье из пробок от сливочного пива... Сидевшая рядом с ней профес­сор Макгонагалл казалась слегка встревоженной — похоже, назначение Луны на эту должность вы­зывало у нее серьезные сомнения. Но, Гарри считал, что сегодняшнюю игру может скрасить появление Луны. Он даже позабыл обо всех своих тревогах, и по привычке коснулся связи и та чуть дрогнула.

— Но теперь квоффл забирает у Джинни игрок команды Пуффендуя, крупный такой, никак не могу вспомнить его имя... Быкинс... нет, Бугайни...

— Скоткинс! — громко сказала профессор Мак­гонагалл.

Зрители захохотали.

Гарри оглядывался, выискивая снитч, но ника­ких признаков его не видел. Мгновение спустя Скот­кинс забил гол. Маклагген, крикливо отчитывавший Джинни за то, что она упустила квоффл, в резуль­тате прозевал большой красный мяч, пронесшийся мимо его правого уха.

— Маклагген, займись своим делом и оставь иг­роков в покое! — взревел Гарри, сделав вираж и ока­завшись лицом к лицу с вратарем.

— А ты бы мне пример показал! — крикнул в от­вет красный, злой Маклагген.

— И вот Гарри Поттер ругается со своим врата­рем, — безмятежно сообщила Луна под радост­ные восклицания и гогот сидевших на трибунах пуффендуйцев и слизеринцев. — Не думаю, что это силь­но поможет ему отыскать снитч, хотя, возможно, тут перед нами просто хитроумная уловка…

Гневно выругавшись, Гарри крутанулся на месте и вновь облетел поле, обшаривая глазами небо в по­исках крошечного крылатого золотого мячика. Только он подумал, что сегодняшняя игра будет спокойной и веселой, как Маклагген начал портить ему все настроение.

Джинни и Демельза забили по голу каждая, дав и своим одетым в красное с золотом болельщикам повод для восторга. Затем Скоткинс закатил еще один, сравняв счет, но Луна этого словно и не заметила. Прозаические мелочи вроде счета интере­совали ее на редкость мало, она старалась привлечь внимание зрителей к таким любопытным вещам, как необычная форма облака или вероятность того, что Захария Смит, неспособный удержать квоффл доль­ше одной минуты, страдает заболеванием, которое она назвала Немочью неудачника.

— Счет семьдесят — сорок в пользу Пуффендуя! — рявкнула в рупор профессор Макгонагалл.

— Уже? — рассеянно удивилась Луна. — О, по­смотрите-ка! Вратарь Гриффиндора завладел битой одного из загонщиков.

Висевший в воздухе Гарри резко обернулся. И точ­но, Маклагген, по ведомым только ему причинам, выхватил у Пикса биту и теперь показывал ему, как следует отбивать бладжер, чтобы попасть им в уже приближавшегося Скоткинса.

— Отдай ему биту и вернись к шестам! — кида­ясь к Маклаггену, завопил Гарри, но тот уже ярост­но замахнулся, целя битой по бладжеру — и послал его совсем не в том направлении.

Гарри ощутил падение раньше, чем удар.

Голова загудела — слепящая, тошнотворная боль… Гарри казалось, что он падает бесконечно долго.

Далекие крики звучали как будто под толщей воды. И в этой странной какофонии звуков, Гарри услышал едва различимый, но раздающийся в голове знакомый холодный голос:

“Поттер… почему ты вечно ввязываешься в проблемы?”.

“Я…”, — Гарри не мог толком заговорить, и не понимал, говорит он вслух или про себя.

По всему телу прошла волна ледяного холода. Его падающее тело будто обхватили холодные руки, и он повис в воздухе.

Гарри потерял сознание раньше, чем успел понять, что произошло.

В следующий миг Гарри обнаружил, что лежит в теплой и удобной постели и смотрит на лампу, отбрасывающую на темный потолок круг золотис­того света. Он с трудом приподнял голову. Слева от него лежал кто-то очень знакомый — веснушчатый и рыжий.

— Рад, что ты заглянул ко мне, — с ухмылкой сказал Рон.

Гарри заморгал, огляделся вокруг. Ну конечно, он в больнице. Небо за окном стало темно-синим, по­крылось багровыми прожилками. Голова казалась странно тяжелой, Гар­ри поднял к ней руку и нащупал тюрбан из бинтов.

— Что со мной?

— Трещина в черепе, — ответила мадам Помфри, быстро приблизясь к нему и легким толчком заста­вив снова откинуться на подушки. — Ничего страш­ного, я ее быстро залатала, однако ночь вам придет­ся провести здесь. В ближайшие несколько часов вы не должны перенапрягаться.

— Да не хочу я торчать здесь всю ночь, — сер­дито заявил Гарри, садясь и отбрасывая одеяло. — Мне нужно найти Маклаггена и отправить его на тот свет.

— Боюсь, как раз это и означает «перенапрягать­ся», — сообщила мадам Помфри, твердой на сей раз рукой возвращая Гарри в постель и угрожающе взма­хивая волшебной палочкой. — Вы останетесь здесь, Поттер, пока я вас не выпишу, в противном случае, я вызову сюда директора школы.

И она скорым шагом удалилась в свой кабинет, а Гарри, гневно пыхтя, снова откинулся на подушки.

— Не знаешь, с каким счетом мы продули? — сквозь зубы поинтересовался он у Рона.

— Знаю, а как же, — с извиняющейся интонацией ответил Рон. — Триста двадцать — шестьдесят.

— Блеск! — свирепея, воскликнул Гарри. — Прос­то блеск! Ну, попадись мне Маклагген в руки!

— Ты лучше не горячись, а то Сириусу снова придется идти в школу. Но уже за нападение его крестника на студента. Ну или за его убийство, — рассудительно заметил Рон. — Я бы на тво­ем месте поискал у Принца хорошую порчу да на­пустил бы на него. Не так заметно будет. И вообще, прежде чем ты отсюда выберешься, команда, скорее всего, сама с ним раз­берется, она, знаешь, тоже не слишком рада...

В голосе Рона звучало плохо скрываемое ликова­ние, Гарри ясно понимал, что сокрушительный про­вал Маклаггена его только радует. Гарри лежал, глядя в потолок, на круг света, недавно залатанный череп не то чтобы болел, но, казалось, приобрел чрезмер­ную чувствительность.

— Я слышал отсюда комментарии, — дрогнув­шим от веселья голосом сообщил Рон. — Надеюсь, Луна теперь будет комментировать все игры... Немочь неудачника, это ж надо!

Гарри не отвечал. Он как-будто что-то забыл. Остаточный холод пробрал его до дрожи и он обхватил плечи руками.

— Что? — непонимающе спросил Гарри, когда услышал невнятный, далекий голос Рона.

— Я говорю — ты когда летать научился? — Рон протянул другу воду.

Гарри с благодарностью взял ее и отпил.

— Я не… Что? О чем ты… — Гарри огляделся, в коридоре были слышны голоса. — Он здесь? — вдруг уставился Гарри на Рона безумным взглядом.

— Кто?

— Волан-де-Морт, — прошептал Гарри.

Рон недоуменно открыл рот и закрыл его.

Гарри ждал.

Дверь открылась и в лазарет вошли Урса, Ронвальд, Гермиона и Дамблдор.

— Я же говорил, Урса. Он сам найдет себе проблемы. Смотри как лежит. Отоспится теперь, да? — весело спросил Ронвальд.

Урса недовольно поглядела на мужа и больно ткнула его в бок.

Гермиона присела рядом с Гарри и вздохнула.

— Ты так нас напугал. Это было просто ужасно. Все сразу позабыли об игре, и поспешили к тебе. Кут и Пикс были ближе, но тут ты вдруг застыл в воздухе.

— Что? — удивился Гарри, встретившись взглядом с Дамблдором. — Я взлетел?

— Я же спросил тебя — когда ты научился летать, — напомнил Рон. — Мне уже все, во всех красках, поведали, как ты падал, а потом вдруг взлетел, и застыл в воздухе. Что это было?

— А я почем знаю… — рассеянно ответил Гарри.

Ему не хотелось встречаться взглядом с Дамблдором — он до сих пор чувствовал вину за то, что Волан-де-Морт смог завладеть его разумом и вторгнулся в воспоминания учителя. Он прекрасно понимал, что учиться легилименции в его ситуации — не самое лучшее решение. Особенно, когда у тебя в голове может болтаться Темный Лорд, не имеющий никаких теплых чувств к учителю Гарри.

— Возможно, — заговорил Дамблдор. — Магия Гарри сама защитила его. И не дала ему упасть.

Гарри согласно кивнул. Слишком быстро для такого случая.

Дамблдор посмеялся — и Гарри прекрасно понял, что сам директор в это не верит, но был благодарен за то, что тот нашел для него причину.

— Теперь ты будешь отдыхать. И никаких тренировок до конца месяца, — строго произнесла Урса.

Все ушли, оставив Рона и Гарри.

Наступила ночь.

От койки Рона поплыл негромкий, раскатистый храп. Вскоре из своего кабинета показалась мадам Помфри, на этот раз облаченная в домашний ха­лат. Притвориться спящим дело самое простое — Гарри повернулся на бок и стал слушать, как с каж­дым взмахом ее палочки на окнах сдвигаются што­ры. Лампы потускнели, мадам Помфри вернулась в кабинет. Гарри услышал, как хлопнула дверь, и по­нял — она укладывается спать.

Гарри поплотнее укутался одеялом и вздохнул.

Связь молчала.

Но он отчетливо вспомнил холодный голос Волан-де-Морта и то ощущение рук на своем теле.

Гарри знал, что Волан-де-Морт намного искуснее его самого. И в их связи крестраж-хозяин, у него больше власти и возможностей. Но он не мог даже представить, что связь может работать так — он взлетел. Волан-де-Морт взял его тело под контроль и он — взлетел.

Он ничего не сломал себе, кроме сотрясания черепа из-за биты Маклаггена — только благодаря Волан-де-Морту. Возможно — возможно! — Кут и Пикс первыми успели бы поймать его. Но где это “возможно” в сравнении с истиной — Волан-де-Морт спас его.

Странное чувство удовлетворения поднялось в его сердце и Гарри улыбнулся.

Но быстро сменился привычным раздражением.

— Нашелся тут спаситель… Что ты вообще делал в моей голове? Занимайся своими делами, придурок.

Гарри недовольно бубнил оставшуюся ночь, даже когда уснул, он продолжал болтать во сне:

— Дурак… помог… не помог… придурок… спаситель хренов… чтоб тебя за ногу… псих… старик ползучий…

Рон проснулся утром и со смехом смотрел, как Гарри скрипит зубами и продолжает кого-то костерить.

— Как тебя разозлил Маклагген. Мда.

* * *

Гарри с Роном покинули больницу рано утром в понедельник. Благодаря заботам мадам Помфри их здоровье полностью восстановилось. Гарри порывался отпинать Маклаггена — но никак не мог найти семикурсника. По словам ухмыляющейся Джинни — она уже с ним “поболтала” — как и вся команда. Больше всего Маклаггену досталось — не удивительно — от Кэти Белл. Кэти была одним из игроков, кого Гарри знал с первого курса. Девушка была ему как старшая сестра и всегда защищала его.

— Да такое впервые происходит! Это же бред! — кричала Кэти во время завтрака в Большом зале, накладывая Гарри побольше еды в тарелку. — Чтобы вратарь так себя вел? Уходил с места, вырывал биту из рук, отправлял капитана в лазарет? Вот увидишь, Гарри. Как только Оливер узнает об этом, он собственноручно открутит этому недо-вратарю голову. И не посмотрит на его габариты. Зачем природа даровала ему такое тело, если мозгов не хватило?

Рон был доволен больше всех — потому-что Маклаггена костерили все — и потому, что все единогласно решили, что Рон — лучший вратарь гриффиндорской команды.

Ребята шли после обеда, когда они увидели Луну. Девушка копалась в сумке, и что-то искала.

— Эй! Луна! Привет! — весело помахал ей Рон.

— Привет, — ответила девушка. — Вас уже выписали? Ах. А я хотела прийти проведать вас.

— Ничего страшного, — улыбнулся Рон. — Что ты…

Рон замолк, когда его рука наполнилась разными предметами. Это Луна поочередно начала всучать Рону: предмет, похожий на крупную зеленую луковицу, большую пятнистую поганку и изрядное количество чего-то смахиваю­щего на кошачий помет.

— Ты здорово комментировала последний матч! — похвалил Рон Луну, пока она копалась в сумке.

Луна неуверенно улыбнулась.

— Шутишь, да? — сказала она. — Все говорят, что я была ужасна.

— Да нет, серьезно! — искренне воскликнул Рон. — Я и не припомню, чтобы комментарий доставил мне большее удовольствие! Кстати, а что это такое? — прибавил он, поднимая к глазам «луковицу».

— Это лирный корень, — ответила Луна, за­пихивая в сумку поганку и кошачий помет. — Хо­чешь, возьми себе. У меня их несколько. Отлично отпугивают Пухлых Заглотов.

И она удалилась, оставив лирный корень в руке негромко посмеивающегося Рона.

— Тот день, когда ты решил позвать Луну в наш Орден Солнца — был лучшим днем в нашей темной, унылой жизни, — сказал Рон, подняв “луковицу” над головой.

— Только не ешь ее, — попросила Гермиона. — Если не хочешь опять в лазарет.

Прошло несколько дней. В конечном итоге, Кормак не мог вечно убегать или прятаться — Гарри встретил его в коридоре, когда он разговаривал с Невиллом и Джинни об успехах ребят из Ордена Солнца в дуэльном клубе.

Маклагген застыл на месте, когда на него уставились три пары глаз.

Он сам не понимал, почему он задрожал — Гарри и Джинни пугали, но почему аура Лонгботтома была такой же пугающей? Словно перед ним стояли три голодных, свирепых льва.

— Как дела, Маклагген? — спросил Гарри с притворной улыбкой. — Ты меня ни разу не навестил. Ко мне даже Забини приходил, загонщик слизерина. Не хочешь и его научить чему-нибудь? Он с удовольствием тебя послушает.

— И проклянет еще, — улыбнулась Джинни. — Хоть в чем-то он мне нравится.

— Не пугайте его так, — хмыкнул Невилл, скрестив руки на груди. — Вон как поджилки трясутся. Да он же сейчас упадет в обморок.

— Падай-падай, — фыркнула Джинни. — Может тоже взлетит.

В конечном итоге, видя страх Маклаггена — Гарри решил ничего не делать.

— Свободен.

Кормак будто оживился, и промчался по коридору, прочь от них.

— Я что — такой пугающий? — спросил Гарри, чуть обиженно.

— Да, — уверенно ответили Джинни и Невилл.

Дни проходили как обычно, до следующего матча Пуффендуй — Слизерин оставалось десять дней. Ребята все меньше и меньше времени проводили в Выручай-комнате. И у Гарри освободилось время для возобновления уроков с Дамблдором.

Вновь поднимаясь по винтовой лестнице, Гарри думал, что сегодня его ждет и раздумывал — как защитить свой разум от возможных поползновений Волан-де-Морта. Гарри постучал в дверь.

— Войдите, — отозвался Дамблдор.

Гарри протянул руку, чтобы толкнуть дверь, но тут кто-то рывком открыл ее изнутри. За дверью стоя­ла профессор Трелони.

— Ага! — вскричала она, театрально указав на Гар­ри, и, моргая, посмотрела на него сквозь толстые стекла очков. — Так вот причина, по которой вы, Дамблдор, столь бесцеремонно вышвыриваете меня из кабинета! — А потом резко сменила тон и мягко поздоровалась с Гарри: — Здравствуйте, мистер Поттер, приятно вас снова увидеть. Как ваши раны? Я конечно уже все знала. Да, знала. Я видела это, когда гадала на чаинках. Вам стоит быть поосторожнее с враждебно-настроенными людьми.

— Все отлично! — улыбнулся Гарри, не зная, что еще сказать.

— Сивилла, дорогая, — с легким раздражением сказал Дамблдор, — о том, чтобы бесцеремонно вы­швыривать тебя, и речи не идет, просто у нас с Гар­ри назначена встреча, и я действительно считаю, что дальнейшие разговоры по поводу…

— Очень хорошо, — с глубокой обидой объяви­ла профессор Трелони. — Если вы не желаете слушать мои предупреждения, я лучше уйду.

Она протиснулась мимо Гарри и исчезла, спустив­шись по винтовой лестнице; слышно было, как она споткнулась на середине пути — Гарри догадался, что Трелони наступила на хвост одной из своих шалей.

— Закрой, пожалуйста, дверь, Гарри, и садись, — устало сказал Дамблдор.

Гарри уселся на свое привычное место и спросил:

— А о чем она вас предупреждала?

— Сперва она была недовольна, что профессор Ангирас забрал у нее ее часы занятий. А потом начала убеждать меня, что студентам лучше учиться у нее. А потом, начала активно указывать на то, что лимоны могут убить меня. И попросила больше гулять.

— Вполне приемлемо, — улыбнулся Гарри. — Я думал, она предсказала вашу смерть.

— В каком-то плане, она всегда предсказывает мне смерть, — хмыкнул Дамблдор.

— В этом мы похожи.

Дамблдор мягко посмеялся.

— Как прошли твои выходные?

Дамблдор налил Гарри душистого чая — и он долго всматривался на пар.

Дамблдор терпеливо ждал.

Тишина была убаюкивающей.

— Ну, вы знаете, как они прошли, — улыбнулся Гарри, беря в руки чашку с чаем, от нее шло приятное тепло. — Все как обычно.

— Как обычно, — кивает головой директор и смеется. — Да. К сожалению, я прекрасно тебя понимаю. Я хотел поговорить с тобой об уроках легилименцией. Готов ли ты продолжать? Мне показалось, что последний раз сильно на тебя подействовал.

Гарри вспомнил историю про Ариану Гринграсс и покачал головой.

— Нет. Просто. Я беспокоюсь, что это может произойти еще раз. Я не хочу нагло вторгаться в ваш разум, бередить тяжелые воспоминания и заставлять вас грустить.

Дамблдор нежно посмотрел на Гарри.

— О, Гарри. Если бы я беспокоился об этом, я бы не был готов научить тебя этому искусству. Всякий учитель легилименции изначально готов к тому, что его ученик вторгнется туда, куда не хотелось бы. И это то, к чему я был готов. К тому же, мое доверие к тебе выше, чем беспокойство о том, что некоторые вещи могут разочаровать тебя во мне.

— Я никогда в вас не разочаруюсь, — прямо ответил Гарри, без капли сомнений.

— Спасибо, — улыбка ярко загорелась на лице старого профессора, отчего он показался Гарри даже моложе своих лет. В Дамблдоре всегда была энергия, которой могли позавидовать молодые и юные. Сейчас же, Гарри ощущал, что это — он, старый и уставший.

— Давай, сегодня проведем небольшой экскурс по моим воспоминаниям, — предложил Дамблдор, вставая со своего места.

— Какие воспоминания? — заинтересовался Гарри, когда Дамблдор сел напротив него.

— Воспоминания про одного человека, которого мы очень хорошо знаем.

Гарри медленно откинулся на спинку стула — первым его желанием было отказаться, промолчать и уйти, но что-то останавливало его. Может быть редкие воспоминания, где Волан-де-Морт показывал свои человеческие, лучшие стороны личности? А возможно, все эти моменты, которые помнил Гарри — лишь подчеркивали его старания принять этого человека?

— О чем? — спросил Гарри хрипло, поворачиваясь к учителю. — Мне хватило того, что я знаю. Римус говорил, что мама искала в людях все самое лучшее.

— Это так.

— И я тоже искал в нем лучшее. Но это ведь был обман. Я просто пытался успокоить свою совесть. Доказать себе самому, что он еще может измениться, что он может быть хорошим человеком и стать — кем-то — а не злодеем в моей истории.

— Отчего же? Ты не обманывал ни себя, ни кого либо. Ты просто верил. Доверие — это признание. Когда мы впускаем кого-то в свое сердце, мы открываемся ему. Мы верим. Мы доверяем. И любой удар — особенно от тех, кому веришь — становится невыносимо болезненным. Всегда больно, когда твою искренность принимают за слабость. Когда ты готов опустить голову — не потому что сломлен, а потому что хочешь простить, хочешь начать заново, хочешь что-то изменить, — судорожно вздохнул Дамблдор. — А тебе говорят, что тебя — недостаточно. Недостаточно ценен, чтобы меняться ради тебя.

Гарри увидел невероятную боль в глазах Дамблдора — она как тупой нож, глубоко застряла в его сердце, сгнила, перестала кровоточить. Выдернуть нож — больно, больно терять этот нож; оставить его — больно, больно помнить всю жизнь.

— Вы прочитали мои мысли? — поразился Гарри. — Как вы... Как вы так хорошо меня понимаете?

Дамблдор минуту молчал. А потом спокойно ответил:

— Я просто хорошо тебя знаю.

— Недостаточно хорошо, — прошептал Гарри. — Я сказал ему ужасные слова. Я бы никогда не сказал такого. Но оно просто вырвалось из меня. А в тот день, я не взлетел из-за своей магии — это был он. Он защитил меня. И сейчас — я не понимаю, что чувствую.

— Это нормально, — тихо отвечает Дамблдор. — Гнев и боль могут идти рука об руку. Сомнение и вина — тоже. Самое трудное — прощать себе доброту, которую не оценили, — вздыхает Дамблдор. — Но это не делает доброту ошибкой.

— Чтобы сделали — вы? — спросил Гарри с надеждой. — Если бы это случилось с вами. Чтобы вы сделали?

Дамблдор ответил не сразу.

— Я бы попытался с ним поговорить, — Дамблдор будто сомневался в своих же словах. — Столько, сколько потребуется. Пока он не перешел черту.

— А если он перешел эту черту?

— Тогда — стоит отпустить все. Тогда — вы перестаете быть на одной стороне, — Дамблдор погладил свою бороду, усмехнулся и добавил: — Забудь мои слова. Разговоры — ничего не решают. В свое время я пытался говорить, доказывать, приводил примеры, был искренен настолько, насколько мог. Я вставал на колени, Гарри. Я боролся с собственной совестью и страхами. Лишь бы простить человека и найти третий путь. Но третьего пути никогда нет.

— Чтобы вы тогда сделали? Если бы знали, что разговоры ничего не решают.

Глаза Дамблдора замерцали за стеклами очков. Взгляд стал чуть опасным и диким. Но Гарри не испугался — он увидел в этом взгляде что-то до боли знакомое и привычное.

— Я бы надрал ему задницу.

Гарри широко улыбнулся.

Минута — и они начали громко смеяться.