Ловец бабочек (джен)

Я сделяль.

По традиции, последние две главы вместе. Да-да, именно поэтому выкладка так задержалась, можете занести это в пинательный список.

Кстати, там пиздец полный. Но ведь это вас не остановит, мои маленькие садомазохисты?

_______________________________________________________

Мы шли по пустыне, как мне казалось, целых два года. Рассвет застал нас по ту сторону перевала, окрасив горные шапки в оранжевый цвет и подарив нам крохи тепла. Цицерон держался на честном слове, моём честном слове, что я не позволю ему так бездарно загнуться. Большую часть пути он провёл без сознания, лишь чудом не падая с лошади, но иногда приходил в себя, кажется, удивляясь, что не в долгожданной Пустоте. Я тоже, проводя третьи сутки почти без сна, пыталась не свалиться вниз. Не знаю, что говорят о вреде убийств для собственной души, но я ощущала себя мёртвой. Призраки убитых с окровавленными лицами на являлись ко мне в галлюцинациях, вокруг до поры было лишь бескрайнее звёздное небо да осточертевший песок; но только присутствие рядом имперца, по-прежнему живого, как я надеялась, напоминали мне, что я не в аду. Хотя, возможно, это и есть ад — бесконечно идти к недостижимой цели, снова и снова терпя поражения, снова и снова предавая себя? Этот мир был определённо не в порядке, так может, злые боги, разрывающие его на части — единственное, чего он заслуживает? Но люди — глупые и храбрые, трусливые, добрые, жестокие и наивные, неужели каждый из них достоин только этого? Я не знаю... И никогда не знала. Правда у каждого своя, а истина закрыта ото всех. Но я уже не хочу её знать. Я просто доведу дело до конца, а там пусть вселенная сожрёт меня с потрохами. Если понадобится убить сотню мальчишек вроде того, что едет сейчас без сознания на моей лошади, я это сделаю. Или пусть меня остановит тот, кто когда-то наблюдал, как мою жизнь уничтожали.

Ночной холод пустыни не шёл ни в какое сравнение с кусачими морозами Скайрима. Пока мы доехали до поляны в лесу, на которой ночевали несколько бесконечно далёких дней назад, я, кажется, успела отморозить пальцы ног. Пришлось быстро собрать ветки для костра, кое-как развести огонь с помощью дурацкого допотопного кремня, и аккуратно дотащить еле дышащего имперца до источника тепла. Цицерон отогрелся и задышал чуть чаще, но пока не приходил в себя; я же совсем забыла про холод, с тревогой следя за биением его сердца. Он не мог умереть, просто не мог. Хоть Цицеро и был соучастником всех моих прегрешений, потерять в этом хаосе ещё и его было невыносимо, хоть и правильно с точки зрения вселенской справедливости. Я старалась об этом не думать, потому что иначе и себе придётся пустить пулю в висок, а делать это пока ещё рано.

Нам отчаянно требовался отдых. Лесная поляна была уединённым местом, и после тех бандитов, что мы уничтожили, здесь никто не появлялся, но всё же засыпать сейчас было слишком рискованно. Желудок начало сводить от голода, но мне было нечем его порадовать — на охоту за целью мы отправились налегке, оставив все припасы в гостинице Драгонстара. После нескольких часов на холоде мозг почти не работал — уложив Цицерона в тепле, я устало села рядом и сама не знаю сколько времени тупо пялилась на огонь. Вскоре глаза начали слезиться; я бездумно ловила скатывающиеся по щекам слёзы языком. Холодное солнце было уже высоко в небе. Костёр почти прогорел, поэтому я встала и отправилась в чащу за новыми дровами. Хотелось сбить пожелтевшие листья в мягкую кучку и зарыться в них, блаженно прикрыв глаза, вдыхая запах сырой земли. Пока я шла вперёд, услышала вдалеке журчание ручья. В горле сразу же пересохло, я еле сдержала спазматический кашель. За пару минут нашла источник звука, но замерла над оврагом, по которому тёк ручей — рядом с водой, на камнях, сидел медведь. Он пока меня не заметил, но когда это случится, я, скорее всего, не успею убежать. Да и не нужно. Я аккуратно вынула из-за пояса Глок, в котором оставалось ещё три патрона.

— Прости, но мне нужнее, — громко произнесла.

Зверь заревел и дёрнулся в мою сторону, карабкаясь наверх по пологому склону оврага. Он был уже в двадцати футах от меня и быстро приближался; земля мелко дрожала от его мощных прыжков. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, медведи способны разгоняться до огромных скоростей, преследуя добычу, поэтому убегать от них — довольно бесполезное занятие. Я подождала, пока он начнёт заносить лапу для удара, остановившись на пару секунд, и выстрелила ему в голову. Здравомыслящий человек не будет так делать, он обойдёт хищника за милю, а если столкновение будет неизбежно, его рука будет предательски дрожать, первая пуля пройдёт мимо, а для второй не останется времени. Но моя пуля спокойно прошила мишке череп и поселилась в его сером веществе. И когда туша свалилась на землю, вызвав последний толчок под ногами, я подумала лишь о том, что мне не в чем принести воду на стоянку. Пришлось быстро напиться ледяной водой, всё-таки вызвав приступ кашля, и возвращаться обратно за какой-нибудь тарой.

Цицерон уже пришёл в себя; он слегка приподнялся на локтях, рассматривая меня, и отблески костра делали выражение его лица немного зловещим, хотя главным образом на нём была прописана усталость.

— Слышащая, ты что, встретила призрака? — взволнованно спросил он.

— Это намёк на мою бледность, или я покрыта зловонной эктоплазмой?

Вообще-то, в мои планы не входило шутить, но слова вырвались как-то сами собой. Интересно, это стресс, или я по правде начинаю сходить с ума? Давно пора.

— Ты выглядишь просто ужасно. Кстати, удалось подстрелить кого-нибудь вкусненького?

Я вспомнила огромного медведя и быстро замотала головой, не хватало этому маньяку переться в лес разделывать тушу.

— Я тоже хочу есть, только, в отличии от тебя, ещё и не спала нормально трое суток.

— О, Цицерон заметил твои прекрасные круги вокруг глаз. Кстати, как поживает наш птенчик? — он кивнул на тело парня, в моё отсутствие сползшее с лошади.

Чёрт, совсем про него забыла. Но не то чтобы этот подстреленный и избитый мной подросток навевал приятные воспоминания... Я перевернула его на спину и нащупала пульс. Надо же, какой крепкий, я когда-то чуть не отошла от единственной стрелы в плече, а уж после пулевого в ногу... Но там хотя бы помогли.

Помогли.

Помог. Зная, что птичка с подстреленным крылом будет далеко не так интересна. А как натурально изобразил печаль в глазах, когда меня ранили в живот. Гнида. Прекрасный актёр.

Воздуха стало не хватать. Я распахнула глаза — оказывается, успела зажмуриться до огненных кругов — и медленно разжала правую руку. Левая кисть была зажата в такие тиски, что, кажется, там что-то хрустнуло. Я смотрела на быстро разливающиеся синяки, пока в меня не прилетела прицельно брошенная ветка.

— Слышащая снова мечтает, как будет расчленять поверженных врагов?

— Спасибо. Да, почти, — я слабо улыбнулась имперцу.

Думать о Шеогорате было невыносимо больно и жизненно необходимо. После моего возвращения на Тамриэль он ни разу не говорил со мной, посылая поочерёдно всех своих коллег. Неужели ему, этой языкастой паскуде, нечего было сказать? Не боится же он меня, в самом деле, ведь антидаэдрическое оружие ещё не готово. Я впервые задумалась о словах редгарда, брошенных тогда в пещере, о том, что Шеогорат сожалеет о случившемся. Это было очередное враньё во избежание смерти, или бог действительно делился секретами со своим преданнейшим почитателем? Нет, эта даэдрическая шваль не умеет быть человечной. Он просто смотрит. Ломает, смотрит, развлекается... Как все они. Как всегда. И хоть ты бейся о стену, царапай ему лицо ногтями, кричи, срывая голос, и выворачивайся наизнанку, он лишь улыбнётся, чуть иронично, чуть грустно, и выразительным молчанием заставит тебя осыпаться в пыль. Интересно, когда я буду зачитывать смертный приговор, ломая ему все кости, хоть тогда он меня заметит?

Медальон Ильмерила вдруг ощутимо нагрелся. И, будто остального было мало, с неба закапал дождь.

— Цицерон, ты продержишься в седле? До пещеры несколько часов, а нам уже точно нет смысла оставаться здесь.

— О, Элис, меня не убьёшь такой прогулкой... Хотя Цицерон и не горит желанием снова видеть желтомордого выскочку...

Общими усилиями он был поднят и посажен в седло. Я накинула на имперца свой плащ, справедливо полагая, что ему сейчас нужнее, и что он бы в такой ситуации отдал мне чуть ли не всю свою одежду. С редгардом пришлось повозиться — хрупкое на вид тело оказалось практически неподъёмным для тощей и уставшей меня. Пришлось усаживать лошадь на землю и под недовольное ржание затаскивать тело ей на спину. Ничего, до логова эльфа парень точно продержится, а там пусть Ильмерил хоть обвязывает его собственными кишками. Я ненавижу то, что сделала, но из всех неверных вариантов по-прежнему выберу тот, который хотя бы возможно... спасёт человечество? Свершит месть? Исцелит сердце? Я позволила одинокой слезе скатиться вниз по лицу, падая и разбиваясь о выделанную кожу седла, как будто отпускаю хорошего человека, который был когда-то мной, дышал тем же воздухом, мечтал и верил, что в итоге всё само собой будет хорошо. Сказки — дерьмо, жизнь — дерьмо, строй капканы и позволяй им кусать тебя со всех сторон! И не смей, вовек не смей ни во что и ни в кого верить.

* * *

Дорога была долгой и скучной, но схлопнулась в один миг, как лопнувший воздушный шарик, когда между деревьями я рассмотрела приветливую пасть нашего логова. Около входа уже стояла привязанная к берёзе лошадь, устало щипавшая пожухлую траву. Так и хотелось пикнуть брелком сигналки, чтобы заглушить эти мерзкие жующие звуки, но я смогла лишь послать ей самый сердитый из своих взглядов, который, естественно, был проигнорирован. Спрыгнув с лошади, я уже направилась в пещеру, попросить кого-то помочь с редгардом, но свалившийся на землю Цицерон заставил забыть о мальчишке. Он храбрился, хотел казаться весёлым и несокрушимым, но тело-то не способно держаться на одной силе духа! Его белое лицо уже почти вызывало отвращение, как при взгляде на тело, которое только что покинула жизнь — разница ещё не видна глазами, но ты уже знаешь, что это просто медленно гниющий кусок мяса. На мгновение мне подумалось — а может, так и нужно, может, стоит помедлить несколько секунд и избавить мир от ещё одного ужасного человека? Да, он стал мне так дорог, что я бы спасла его и ценой своей жизни, только это не растрогало бы людей, которых он убил и, вероятно, ещё убьёт. Рыжие волосы имперца разметались по кроваво-золотому ковру опавших листьев, предавая их ярким цветам мягкость и законченный вид. Красиво, безумно и страшно красиво. Но Смерть уже идёт сюда, и листья под её ступнями сморщиваются и чернеют. Ей всё равно, сколько, когда и где, она ненасытна и хочет забрать с собой целый мир и каждого из нас; потому что только в этом её существование. Но ей только что щёлкнули по носу, и, клянусь, это была совершенно не я.

— Элис! — прокричал рядом красивый голос.

Ильмерил вышел из пещеры, уже успев охватить взглядом наш невесёлый натюрморт. Я только стояла на коленях возле Цицерона и молча смотрела на него, не зная, за какую из фраз хвататься первой. Оказывается, я уже успела измазаться в крови имперца, поэтому протянутая внезапно к эльфу окровавленная ладонь должна была выглядеть пафосно и драматично. Ильмерил вздохнул и, быстро подбежав, бухнулся рядом со мной.

— Вы просто не могли всё сделать нормально, — саркастично пробормотал он, уже водя руками над асассином, — мало того, что почти последние, так вдвоём справились хуже, чем его коллеги поодиночке! Хотя, о каких "вдвоём" я говорю — так, полторы калеки с одной на двоих извилиной.

И это было нормально. Альтмер не замирал встревоженно, матерясь на своём языке сквозь зубы, значит, его текущие действия проходят без сложностей. Цицерон выживет.

А я этому рада?

Любой ответ был бы чудовищным. Поэтому я приняла верное стратегическое решение — упала в обморок.

На этот раз меня хотя бы никто не будил кулаком или острием меча. Я выпала вверх из тягучей, блаженной пустоты, будто ныряльщик, после нескольких тягостных минут вынырнувший на поверхность. Комната казалась знакомой, но далеко не сразу до меня дошло, что это спальня Ильмерила. Её интерьер был практически идентичен моей комнате — серые стены и каменное ложе, дверь и предметы мебели из двемерита — но решительно ничего не выдавало в хозяине альтмера-учёного. Да здесь будто парочка великанов играла в керлинг саблезубами! Многочисленные бумаги были разбросаны по всем углам, одна каким-то образом даже прилипла к потолку, сосуды с жидкостями окружали тарелки с недоеденной пищей, образуя тошнотворный запах, пол был усеян осколками стекла, кое-где виднелись пятна крови вперемешку с сажей, и по всем стенам, куда ни глянь, были выцарапаны какие-то надписи. Я ни разу не была здесь, после подслушанного якобы разговора эльфа с даэдра я не хотела и близко подходить к его спальне, лишь мельком видя её в щёлочку, когда Ильмерил после моих окриков выходил в главный зал. Едва изображение перестало размываться, я вышла в коридор, подальше от этой вони. Чёрт, как этот запах раньше был не заметен?

Зал преобразился. Не то, чтобы это стало сюрпризом, но шестнадцать огромных клеток по периметру помещения сначала вогнали меня в ступор. Я скользила по ним взглядом, разум отмечал и тут же забывал незначительные детали вроде расы, возраста и пола пленников. Некоторые спали или были без сознания, другие сидели, уставившись в одну точку, третьи беззвучно мне что-то кричали. Наконец, я нашла парня-редгарда: он молча смотрел на меня, вновь обнажив свою жуткую улыбку. Мало я ему выбила зубов, мало...

— С добрым утром, — поприветствовал меня эльф со своего рабочего места, — ты, вероятно, жаждешь узнать, как поживает твой друг?

Как мне не хватало этой выверенной, в меру культурной и саркастичной речи! Я почему-то почувствовала себя маленькой девочкой, сбежавшей из уютного дома и за ручку возвращённой обратно; только родители, вместо того, чтобы ругаться, успокаивают меня и гладят по голове.

— Да, выспалась, спасибо.

Жуткий взгляд из клетки спутал мои мысли.

— Как ты здесь ещё не отравился?

Ильмерил окинул меня долгим изучающим взглядом, нащупал невидимую железобетонную стену между мной и мальчишкой, и одним щелчком пальцев отправил того спать. В этот момент странное давление исчезло, и на меня разом навалились мысли и воспоминания последних дней. Раненый Цицерон, эльф, колдующий над телом... Я сглотнула образовавшийся ком.

— Он жив? Где он?!

— За что я тебя люблю, Элис, так это за непосредственность, — проворчал, — твой не в меру языкастый друг наслаждается целительным сном в твоей спальне.

— Ты поэтому отнёс меня в свою комнату? Спасибо, конечно, но мог бы просто сгрузить нас рядом.

— Я боялся, что тебя разбудит его храп.

— Он не храпит. Эй, не надо так на меня смотреть! Мы с Цицероном немало путешествовали вместе, уж такие подробности выясняются в походных лагерях в первую очередь!

— Да уж, — эльф ухмыльнулся, но предпочёл не развивать тему. Я была благодарна ему за эту шутливую перепалку, позволившую собраться с мыслями. Как бы я не беспокоилась об имперце, раз его жизни ничего не угрожает, можно поговорить о более важных вещах.

— Сегодня ты вроде сказал, что одного человека ещё не хватает?

— Сегодня? — эльф удивился, — ты вообще-то полтора дня провалялась в постели, в моей постели, кстати! Хотя до сих пор похожа на свежевыкопанный труп.

— А ты много таких видел?

— Уж побольше твоего.

Да-да, по этому я тоже скучала.

— Если бы ты знал, что такое "зеркало", мог бы сравнить наш внешний вид, и, уверяю тебя, сравнение бы вышло не в твою пользу.

— Если бы ты знала, что такое "заниматься делом", поняла бы, почему я выгляжу уставшим.

— А я как будто на пикнике была! Сначала эти бешеные скачки через полстраны, а потом... Потом...

Почему-то говорить об этих событиях было сложнее, чем заставлять себя в них участвовать. Ильмерил хорошо почувствовал моё настроение, его ехидное лицо стало жёстким и сосредоточенным.

— Потом — что?

— Спроси у того мудака, — я махнула рукой в сторону клеток, — уверена, он расскажет всё гораздо красочнее, чем я.

— Я бы этого не хотел. Пока ты спала, этот юноша так досаждал меня своими странными речами, что пришлось повесить на него и подвывающих ему коллег по несчастью заглушающее, — и спросил уже другим тоном: — Тебе сильно от него досталось?

— Прилично.

— Я бы сказал, ты преуменьшаешь.

Конечно, мы говорили не о физическом ущербе.

— Там... много чего было. Знаешь, я привыкла сомневаться в каждом своём действии, просчитывать варианты, думать, как будет лучше для всех, а не только для меня. Но он сказал такое, от чего я даже усомнилась в необходимости нашей затеи.

Ильмерил слегка напрягся.

— Поделишься?

— Нет. Не подумай, я тебе доверяю, но без полной истории, которую у меня точно нет желания рассказывать, ты ничего не поймёшь.

— А может, это я тебе не доверяю?

— Опять? Мы ведь уже это проходили, я никуда не спрыгну перед финишной прямой.

— Женщины коварны.

— Ха! Можно подумать, что вы — сама честность и прямолинейность.

— Элис.

Эльф пристально посмотрел мне в глаза. Ненавижу, когда они так делают!

— Ну что?! Дождёмся последней посылки, проводи свои ритуалы на здоровье, я мешать не буду. Хочешь, вообще меня из пещеры выгони, только покажи в конце поджаренные головы этих ублюдков! Нашёл проблему... Я тебе, что грязекраб дракону.

— Элис, — повторил он, почти гипнотизируя голосом, — последняя посылка приехала, пока ты спала. Когда имперец проснётся, выпроводишь его отсюда, и мы начнём ритуал.

— Мы? А я там каким боком?

— О, — альтмер чуть грустно улыбнулся, — ты значишь больше, чем думаешь.

— Офигеть новость. Пойду по радио передам.

— Да, иди... Мне нужно сделать приготовления.

Ильмерил уже отвернулся от меня, копошась в бумагах. Сходить, что ли, к Цицерону? Я уговаривала себя пойти в спальню, но ноги будто приросли к земле. Он же пострадал из-за меня, ради меня, но мне почему-то стало всё равно, что с ним. У воспоминаний о нём будто выключили эмоции, они казались плоскими и скучными картинками, а не лично пережитым опытом. Что это — защитная реакция перед расставанием, или моя привязанность к нему просто перегорела? Не знаю. Всё отступало перед пульсирующей красной лавиной, всё дальше врывающейся в мой разум. Её цепи обжигающе прочны, и не проходит ни вздоха без её колких объятий где-то в груди. Нет, ненавижу драматизировать. Я просто жду развязки. Не счастливого конца — хоть какого-нибудь.

Цицерон решил сделать расставание ещё более тяжёлым. Пока я стояла в главном зале, заставляя ноги двигаться, он сам вышел к нам; ну, как вышел — скорее протащил себя через коридор, цепляясь за стены и собственное упрямство. Одной рукой он держался за бок, другой — за какой-то выступ, ноги его дрожали и норовили бросить на землю, но на лице была всё та же неизменная улыбка оптимиста-психопата. Его, такого уязвимого, я должна была спровадить на улицу, но не испытывала ни малейших угрызений совести. Кажется, акценты сместились — теперь не я была для него прилипучим балластом, а он для меня.

— Мавр сделал своё дело, мавр может уходить, — довольно продекламировал альтмер за моей спиной.

— Как он меня?.. Слышащая, кто такой этот мавр?

— Где ты этого нахватался?!

Сзади послышался смешок.

— От одного человека, совершенно не умеющего пить. Твоя полная речь потянула бы на целую книгу, но я, к сожалению, не сообразил её записать.

Эти придурки снова враждебно пялились друг на друга. Удивительно, почему Ильмерил вообще спас Цицерона.

— В голове желторотика совсем пусто, раз он ворует фразы у других, — проскрипел тот.

— О, как вы задолбали...

— Я не отвечу тебе, мавр, лишь потому, что не хочу портить собственную работу.

— Вот эту?! Да моя лошадь не хуже бы напоила меня зельями!

— Раз тебе не нравится, могу всё вернуть в исходное положение...

— Хватит! Вы ещё не намерялись письками? Скачете, как два бойцовых петуха.

— Скорее, как передутый индюк...

— ...И хромой дятел.

В висках загудело ещё сильнее. Я уже не могла выдерживать их препирания — выхватила из-за пояса Глок и выпустила в потолок оставшиеся патроны, дёргая крючок снова и снова, пока до меня не дошло, что он давно щёлкает всухую. Отбросила ненужный кусок стали и упала на ближайший стул. Сил разнимать этих придурков больше не было — в следующий раз просто прирежу обоих. Хотя нет, эльф ещё нужен для последнего ритуала...

— Цицерон, тебе лучше уйти.

— Вот так просто? — обиженно переспросил он.

— Твоя лошадь у входа. До Фолкрита рукой подать, не думаю, что в дороге возникнут проблемы.

— Слышащая...

— Мы тебя наняли. Заплатили твоему жуткому начальнику за работу, ты её выполнил. Не вижу причин тебе здесь оставаться.

Я сказала это, не поднимая головы от сложенных рук. Имперец имел полное право уйти, хлопнув дверью. Дело не дойдёт до драки — у него самого не хватит сил, а эльф-провокатор сидит на удивление молча.

— Слышащая хотя бы проводит Цицерона до выхода?

Пришлось пойти за ним. Было горько — от уже сказанных слов и от тех, что, скорее всего, ещё предстоит сказать.

Мы остановились на улице. Солнце полностью взошло над горизонтом, но сонная природа ещё стряхивала паутину сна. Прохладный ветер доносил далёкие птичьи трели.

— Вот так просто? — спросил ассасин уже другим тоном. Не похоже, чтобы он обижался, только вот легче от этого не становилось.

— Я всё сказала ещё в пещере.

— О, моя дорогая Элис, я знаю, что далеко не всё...

Он подошёл, покачиваясь, к лошади, погладил зверюгу по морде. Простым и уютным жестом, будто обычный фермер, благодарящий коня за вспаханную землю. Он стоял ко мне спиной, но я была уверена, что имперец улыбался. Повернувшись ко мне, он спрячет улыбку, кинет на прощание пару глубокомысленных фраз и, не оборачиваясь, поедет домой; мягкий ковёр из листьев быстро скроет стук копыт. Я видела эту сцену, как наяву, и не хотела наблюдать её лишний раз.

— Спасибо за всё. Прощай.

Я развернулась и быстрым шагом пошла в пещеру, но мне не дали скрыться в тени. Я недооценила целительские способности Ильмерила, потому что никак не ожидала, что Цицеро будет способен на такой прыжок. Он вмиг оказался позади меня и бесцеремонно дёрнул за руку, разворачивая к себе. Его карие глаза с хищным прищуром оглядывали меня, будто в первый раз. Что-то он видел во мне, что-то, чего не было раньше; или, наоборот, искал безнадёжно потерянное. Но если спросить его напрямую, он скорчит недовольную гримасу и ответит какую-то чепуху, поэтому я молча ждала приговора, втайне надеясь, что он так и не прозвучит.

— Цицерон когда-то отделал бога голыми руками. У тебя, полагаю, скоро появится дубина побольше?

— Не у меня, у нас...

— С желторотиком, да. Только что-то подсказывает мне — он вряд ли сможет ею воспользоваться.

— О, конечно, все вокруг знают больше меня! У вас же у всех по детектору в заднице.

Цицерон только улыбнулся на это.

— Слышащая не может видеть со стороны, и, тем более, не привыкла замечать себя — но остальные замечают. И если чему-то суждено случиться, то именно Слышащая это сделает.

— Обожаю эти квестовые диалоги... И хватит называть меня Слышащей, признай хотя бы сейчас, что я просто вас обманула.

— О, — имперец приобнял меня за плечи, — Элис может думать что хочет, но она всё же слышит.

— И что же?

— То, что должно быть услышано.

Цицерон крепко обнял меня и поцеловал в висок. Немного пошатываясь, оседлал лошадь, и степенно поехал вперёд. Его слова всколыхнули в голове ненужные мысли, те, которые я в своё время силой загнала подальше. Стало ещё гаже, хотя, казалось, дальше некуда; я как никогда чувствовала, как давит на весь этот мир одно моё давнее решение. Всего лишь взмах крыла бабочки... Той ли, что когда-то спорхнула с Ваббаджека?

Воздух сгущался и темнел. Даже тени, что тут и там прятались по пещере, приобрели объём и цвет, их буквально можно было поймать за хвост, как забравшихся на хозяйский стол наглых котов. По залу всё так же были разбросаны бумаги, мой пистолет тоскливо лежал в углу, а мрачный Ильмерил стоял в окружении клеток и исподлобья глядел на меня.

— Подойти, Элис.

— Да мне и отсюда видно...

— Ты нужна здесь.

Я подчинилась. Всё прочее отброшено, осталась цель, которой мы посвятили самих себя. И почему мне в восемь лет был так важен цвет собственных ботинок? Почему я так подолгу выбирала вкус пиццы на вечер? Зачем было менять бесперспективное увлечение на унылую работу? Как будто что-то в моей жизни, кроме этого самого момента, имело значение. Как будто жильё или карьера значили больше, чем возможность угробить целую настоящую вселенную, глупую, жестокую, и до мерзости похожую на нашу. В фильмах не бывает героев вроде меня, наоборот, хорошие парни приходят и в конце насаживают наши головы на пики. И где же мои герои? Где верные стражи, готовые защищать своих хозяев? Я засмеялась — да они же все здесь, по клеткам! Ещё не сломлены, но уже обречены.

— Кажется, пора толкать злодейскую речь, — обратилась я к эльфу. — О том, какие мы крутые, и как все остальные будут пресмыкаться перед нами. О, и обязательно нужно выдать все свои планы, чтобы притаившиеся спасители человечества смогли их подслушать и предотвратить! Только ты это... постарайся вещать подольше. Дадим бедолагам хоть какой-то шанс.

О да, нагоним стереотипов напоследок! К чести эльфа, он даже не начал крутить пальцем у виска, а лишь изогнул бровь, что на его языке означает "потуши свою задницу, у нас дело", и начал читать текст по какой-то из сотен своих бумажек. Чего я ожидала? Рогатых демонов или ангельского свечения? Нет, я просто хотела, чтобы меня крепко стукнули по голове и разбудили, когда всё закончится, потому что с каждой секундой, клянусь, время всё растягивалось и растягивалось; я ловила каждое движение губ альтмера, безнадёжно медлительное, и хотелось просто врезать ему за промедление. Почему-то меня накрыла паника, как во снах, когда ты слишком медленно убегаешь от чудовища, но ничего не можешь с этим поделать. Но где чудовище?! Я хотя бы попытаюсь дать отпор, прежде чем оно сожрёт меня. Только его не было. Всё не было... Воздух на секунду стал чёрным.

А затем я почувствовала на щеках капли дождя.

Пленники были прижаты к передним прутьям клеток, раскинув руки в нелепых позах. Их ноги не касались земли, рты были раскрыты в беззвучном крике, а в глазах плескался такой ужас, будто их одновременно сжигали заживо и разрывали на части. Ничего подобного я в жизни не видела, нигде, никогда. Сквозь их глазницы вытекала кровь, но капли не падали на пол, а летели в центр пещеры, образуя вихрь. Случайные всплески разлетались во все стороны. Я коснулась щеки — кончики пальцев были красными. Вот что это был за дождь. Чем бледнее становились лица пленников, тем больше был вихрь; в конце концов, он вытянулся в струну, и стрелой вонзился в пол у самых ног эльфа. Перед ним, извиваясь, как змея, выросла огромная чаша из плотного чёрного дыма, обвитая красными пульсирующими жилами. Я не могла издать ни звука, моё тело застыло. Снова. Что им я, силам, которые могут творить такое? Что им до моей боли, моих желаний? Они делают лишь то, чего хотят сами, а всё, чего прошу я, никогда не будет услышано. Застынь и смотри, утешая себя приятными фантазиями, тем, чего не было, и никогда быть не может! Смотри, и благодари вселенную за то, что в кои-то веки желания сильных совпадают с твоими. А в глазах Ильмерила в тот момент много чего было... Кажется, за свой триумф он бы продал душу, если бы она не прогнила насквозь. Если он, простой смертный червяк, сейчас был таким пугающим, какие же в гневе боги? Хочу знать. Хочу слизать их кровь с кинжала и довольно облизнуться. Когда? Когда?!

По взмаху руки альтмера клетки распахнулись, и пленники подлетели к нему. Они тянули к чаше свои жуткие белые руки, не в силах сопротивляться магии, но их глаза уже утратили всякое выражение. Шестнадцать маленьких ступенек в горящую преисподнюю. Ещё один взмах — и по пещере разнёсся хруст разом сворачиваемых шей. Головы послушно опустились на грудь, но тела продолжали висеть в воздухе. Имей я возможность двигаться, меня бы уже стошнило. Ильмерил стоял среди безвольных тел, будто сердцевина цветка в окружении лепестков, покрытый мелкими пятнышками крови; когда я подумала, что эльф сейчас набросится на меня, он заговорил.

— Это жизнь, Элис. Ты не знала, что тебя ждёт, поэтому сейчас так напугана. Очевидно, это ещё не конец, но теперь твоя очередь действовать. О, не смотри на меня так, я не собираюсь выламывать твои рёбра, или что-то в этом духе. Напротив. Полагаю, после нашего весьма своеобразного сотрудничества ты могла бы даже получить от этого удовольствие. До сих пор я не объяснял тебе, как именно собираюсь убить даэдра. За время работы с накопителями магии я понял — любая сила может быть схвачена и помещена в своеобразную клетку, дело лишь в прилагаемых усилиях. Ты когда-то пыталась рассказать мне об устройстве вашей вселенной, в частности, о гравитации. Ты говорила — чем крупнее объект, тем с большей силой он к себе притягивает. Здесь я использовал схожий принцип: я хотел создать огромный всплеск силы, который по крупицам начнёт притягивать к себе помеченную мной магию в подготовленный артефакт. Даэдропоклонники будут метками магии своих господ, а вот сюда, — он достал из кармана серебряный медальон, и тут же бросил его в чашу, — будет помещена магия лордов. Я уже прочитал ритуал привязки, надо сказать, весьма эффектный в исполнении, и теперь мне нужен только всплеск энергии, первый толчок, приводящий в действие всю систему. Я ещё не утомил тебя? Ничего, завершение моей злодейской речи не будет скучным. Дело в том... Думаю, ты понимаешь, что для ритуала такой силы мало раздавить парочку камней душ. Начав свою работу несколько лет назад, я не представлял, где можно взять такое количество силы в одном источнике. Я бы собрал чёртовы камни со всего Тамриэля, но они бы опустошались постепенно, тлели, подобно углям, а мне нужен был взрыв! Решение было очевидным, оно пришло ко мне давно, только я не верил, всё пытался найти другой способ. Но теперь это не важно. Я рассказывал тебе, почему живу так долго, что жизни моих жены и дочери до сих пор поддерживали меня. Но рано или поздно время должно было выйти... Я почувствовал это, когда ты уехала за даэдропоклонником — Её пристальный взгляд и ледяное дыхание у затылка. Смерть уже близко, и вот-вот заберёт меня, поэтому скажу это без лишних сомнений: я — искомый источник силы. Накопленной почти за два века магической энергии будет достаточно для завершения ритуала, но, как ты понимаешь, её сосуд должен быть разрушен. Ты убьёшь меня, и закончишь то, что мы начали вдвоём.

Я не могла пошевелиться, поэтому тупо смотрела на покачивающиеся трупы. Эльф тоже уходит. Какое-то время он был рядом, но теперь покидает меня, как ассассин, как лорд-говнюк. Почему они живут с высоко поднятой головой, точно зная, чего желают, а я вечно вынуждена метаться?! Ещё один лепесток, уносимый ветром; меня он даже не замечает, пролетает насквозь, только слышно его завывания. Ильмерил просит меня убить его, но как я это сделаю, если руки и ноги сковывают цепи, если дыхание сбивается при одной только мысли?..

Дурацкие слёзы в очередной раз обжигали щёки. Кто-то был рядом, но совершенно не здесь. Медальон в виде драконьей головы раскалился, а на скуле мне почудилось чьё-то тёплое касание. Внезапно тело обрело подвижность, но я не упала, как было бы раньше, а быстро пошла вперёд.

— Ты не посмеешь этого сделать. После всего дерьма... Я должна отправить тебя на покой, расхлёбывая это в одиночку?

Ильмерил даже не пошатнулся под моими ударами. Я толкала и била его, снова и снова, пока слёзы на моём лице смешивались с кровавыми брызгами. А он стоял, еле заметно улыбаясь, и позволял мне выпустить пар.

— Покой? Уверяю, за мной придут не с небес. Но либо это, и завершение нашего дела, либо мои тихая смерть после жизни, полной горечи и сожалений. Если бы я мог, снёс бы голову тому юному кретину, который выменял семью на богатство и долголетие, но я не умею исправлять такие вещи. Нам под силу только уберечь от этого других. Люди — идиоты, они и без помощи даэдра найдут способы истребить друг друга, но, надеюсь, это станет хоть немного сложнее.

Наконец, он остановил меня, хотя это избиение калечило скорее мои руки, чем его самого. Его глаза светились теплотой и мудростью, каких там никогда раньше не было. Может, люди, которых тебе нужно убить, начинают казаться лучше перед смертью.

— Я не хочу, пожалуйста, не заставляй меня.

Ильмерил мягко сжимал мои запястья.

— Давай. Несколько месяцев назад я дал тебе цель, а сейчас ты получишь самое совершенное средство для её достижения.

— Что... Что я получу?

— Ты поймёшь.

— Опять?! "Закрой глаза и иди на звон колокольчика, а я, может быть, не поставлю тебе подножку"?! Я хочу знать, хоть раз, на что меня ведут!

Он притянул меня к себе, практически обняв, и зашептал на ухо:

— Так узнай. Ты вечно топчешься на месте, боясь делать шаг в пропасть, но дорога появляется под ногами идущего.

— Ну да, а ещё у нас из задницы вырастают пушистые крылышки...

Он вложил в мои руки кинжал.

— Можешь отвернуться, только попади в сердце.

— Вот ещё. Я буду царапать тебя этим ножом, пока ты сам не соизволишь на него напороться.

Странная вышла шутка, но я даже засмеялась вслед за альтмером. Затем он аккуратно взял кинжал пальцами и направил острие себе в грудь.

— Вот сюда. Лезвие войдёт быстро, оно очень острое.

Да кого я обманываю, конечно же, я его убью! То, что осталось, уже не способно сопротивляться.

— И что, даже фейерверка не будет?

— Что такое фейерверк?

— Вспышки огней в небе, очень красивые.

Ильмерил прикрыл свои фисташковые глаза.

— Сделай их для меня, когда закончишь.

Я замахнулась и со всей силы вонзила кинжал.

— Обязательно.

От его упавшего тела поднялась ударная волна, в беспорядке разметавшая вещи и раскидавшая мёртвых по углам пещеры. Чаша из дыма исчезла, на её месте в воздухе покачивался серебряный медальон. Я знала, что мне нужен был именно он, поэтому протянула руку, схватила его и открыла крышку.

И увидела.