Ловец бабочек (джен)

И я возвращаюсь с заключительной частью трилогии. Первые две обязательны к прочтению, если вы хотите вкурить, что происходит; впрочем, после них читать эту часть захотят далеко не все, правда, мои маленькие садомазохисты? А я предупреждала.

П.С. отныне и навеки главы будут иметь названия. Без спойлеров, но иногда с намёками и толстой иронией. Первые два фика тоже переназову. Если интересно — это всё отрывки из песен, каких, не скажу, люди для этого и придумали гугл.

П.П.С. фик посвящается... кому посвящается, тот знает.

П.П.П.С. для тех, кто доживёт до концовки, как сейчас дожил до конца этого комментария — в итоге всё закончится хорошо. Ну, в моём понимании...

_________________________

Хотела ли я покончить жизнь самоубийством?

Об этом спросил психолог, к которому меня затащили по направлению суда. Я честно ответила, что лично не пыталась, это за меня успешно делали другие — какие-то парни с большим эго, которым показалось, что я мухлевала под столом; пара подростков, решившие, что одинокую женщину ночью довольно легко ограбить; а позже, уже на суде, мамаша одного этих из придурков, недоумевающая, почему я сломала её малютке нос. И ещё пару костей. И поставила ожог, правда, сама не помню, как...

Психолог на это покивал головой и что-то начал строчить в своём блокноте. И если вы хоть раз были в подобной ситуации, то знаете, как это раздражает, когда кто-то что-то о тебе пишет, а ты не в курсе. Нет, я понимала, что этот сеанс, и ещё месяц терапии нужно было дотерпеть до конца, но разве в мои обязанности входило облегчать им задачу? Я без утайки рассказала бедному доктору про холодный Скайрим, про Цицерона и те несколько часов на летней поляне. Он покивал и снова начал записывать. А на следующий день объявил, что со мной всё в порядке и с извиняющейся улыбкой подписал судебное предписание. Если бы эта чёртова бумажка не нужна была полиции, я бы ей подтёрлась. Ибо знала, кто вправил доктору мозги.

Они вмешивались каждый раз, когда мне грозила опасность. Долбаные ангелы-хранители с поехавшими нимбами.

Во сне он всегда приходил один. Ничего не говорил, только сверкал золотисто-жёлтыми глазами, так, что хотелось их выцарапать, и мягко улыбался. Волосы колыхались на несуществующем ветру, непослушные седые прядки то и дело спадали на лоб. Он смахивал их неловким движением руки и вновь продолжал пялиться. Пальцы нервно постукивали по набалдашнику трости, то сжимали его до хруста в костях. Он вёл себя тихо — потому что был ненастоящим. Всего лишь тоска, вытеснившая из груди другие чувства, выла по ночам.

Я просыпалась в холодном поту, как сегодня, и бежала в ванную. Футболка мерзко липла к телу, горевшему, не смотря на промозглую ноябрьскую погоду. Я подставляла голову под холодные струи воды, пытаясь не выпустить из себя вчерашний ужин (если кошмары совпадали с похмельем), и бессвязными мыслями ненавидела всех на свете. Себя — не в последнюю очередь.

Я правда любила жизнь. Если ближе к истине — привыкла к её течению. Города сменяли друг друга, как огни на рождественской гирлянде; и правда, хоть до Рождества было чуть больше месяца, они уже походили на сверкающие кусочки сказочной мозаики, заставляя видеть знакомые черты в очередном крошечном городишке. Мне везло — сегодня бобби собрались и дружной толпой свалили в закат, не пытаясь остановить меня за превышение скорости. Впрочем, это не было проблемой. Когда твой багажник набит золотыми слитками, от полицейских довольно легко откупиться; забавно наблюдать, как вытягиваются их лица, когда я сую им в руки тяжёлые комочки и молча уезжаю. Видимо, бедняги сильно впечатляются, раз до меня не долетел ещё ни один штраф.

Золото — это отдельная история. Я просто находила его везде, где оставалась дольше нескольких часов. Сначала выкидывала, матерясь на "благодетелей", потом привыкла и стала воспринимать философски, как новые шмотки взамен тех, что мне запачкали кровью, или полный бензобак для очередной дальней поездки. Да и места, где я останавливалась, зачастую не были дешёвыми. Конечно, опасно было заваливаться в ломбард с кучей золота на руках — это проблемы и с полицией, и с местным криминалитетом, имеющим связи в таких сферах, поэтому слитки я сбывала по мере необходимости, по одному и зачастую значительно дешевле их реальной цены. И под необходимостью я имею в виду не отсутствие денег, а нехватку свободного места в багажнике.

Вечер открыл сияющие огни Эдинбурга. Меня почему-то успокаивала вода, поэтому я длительное время каталась вдоль восточного побережья — буквально, от буйка до буйка, не разрешая себе "доплывать" до суши и уж тем более до ненавистного Лондона. А дожди с циклонами и рады обрушиваться на мою разрывающуюся голову. Иногда не знаю, чего они хотят больше — убить меня или заставить мучиться как можно дольше. Впрочем, пока в шаговой доступности лежали ночные заведения, это было не важно.

Зелёные холмы и свежий морской бриз убаюкивали. Хотелось остановиться, бросить машину посреди какого-нибудь поля и остаться лежать на бархатной траве навечно. Но нет, человеческому организму нужно есть и спать, к тому же можно захлебнуться дождём. Поэтому я и дальше держала путь на город, тихий и бурный, манящий и отвратительный, старинный и современный, отвлекающий от мыслей и окунающий в них с головой. И снова всё было хорошо, но от этого "хорошо" хотелось удавиться.

* * *

— Повторите.

— Может, сделаешь перерыв?

— В ближайшее время не планирую заблёвывать стойку или ввязываться в мордобой, так что нет, не сделаю.

— Полметра шотов без остановки! Тебя хоть есть кому отшкрябать от пола?

— Это уже мои проблемы.

— Я предупреждал.

— Ага.

Почему все бармены говорят одно и то же? Этот разговор в различных вариациях происходил не один десяток раз.

— Может, и правда прервёшься? — спросили со спины.

На соседний стул плюхнулся ещё один посетитель. Симпатичний, но с очень хитрым выражением лица. Кого-то он мне напомнил... А, точно, каждого второго, пытающегося снять женщину в баре.

— Мне то же, что и ей.

Бармен хмыкнул.

— Стопку текилы или сразу бутылку?

— Ну, если дама осилила, то и я потяну. О, не переживайте, — посетитель помахал перед барменом ключом от номера, — я живу в гостинице наверху.

Вообще-то, я тоже, но ключи от Ягуара с начала вечера лежат за стойкой "на сохранении".

Ведь никому потом не хочется объяснять полиции, почему клиент по пьяной лавочке снёс десяток прохожих, как кегли в боулинге. Видимо, что-то во мне заставляло думать, что я и в ползающем виде могу поехать за приключениями.

Мой новый знакомый быстро опустошил треть бутылки. Эх, ну кто же так делает?.. Опыт наблюдений говорил, что женщин в подобных местах привлекало не умение ухажёра пить, а его галантность и способность красиво козырнуть толщиной кошелька. То ли этот ещё новичок, то ли на вечер искал не партнёра, а собу...седника. И второй вариант меня вполне устраивал.

Но мой сосед, похоже, и вовсе не нуждался во внимании. Жидкость из бутылки исчезала почти молниеносно, а печали в его взгляде было на целый океан. Он с великой небрежностью поднял на меня глаза и, театрально вздохнув, произнёс:

— Мир иногда так несправедлив.

Ну надо же, ещё один "рассказчик". Мне редко попадались подобные кадры, но выслушивать их было истинным мучением. Конечно, алкоголь всегда ценили за возможность вот так непосредственно излить душу первому встречному, но вашу мать, нарисуйте глаза на спинке стула и изливайтесь ему до посинения!

-... я Сэм, кстати. А ты, прекрасная незнакомка?

— Эл...

Дура! Пропустила часть его речи и ответила почти на автомате, а ведь запретила себе вспоминать это имя.

— Элеонора.

— Давай, Элли, — подмигнул мне слегка повеселевший кретин, — наверняка тебе тоже есть, что рассказать.

— Я скажу тебе — иди в жопу.

— Слишком личное, да? — он как будто совсем не обиделся. Только подвинул к себе мою стопку, наполнил до краёв и широким жестом вернул обратно. — Алкоголь, Элли, не делает людей счастливее, он просто помогает не замечать. Но ведь сейчас нам это и нужно?

Да, наглухо закрыть глаза и душу, хоть недолго ощущая лишь терпкий привкус на языке. Но вот парадокс — чем больше запираешь засовов, тем сильнее штормит внутри. А на утро... Хоть когда-то физические муки перевешивают душевные. Иногда это помогает больше, чем весь весёлый вечер накануне.

Хотя вряд ли мой собеседник вкладывал в слова такой подтекст.

Всё же я разделила со страждущим его ношу.

После первой бутылки, распитие которой перемежалось его короткими репликами и моим фырканьем, мы кое-как нашли общий язык. И не в обаянии дело, не в красоте или остроте шуток — просто, совершенно внезапно, я чувствовала себя чуть спокойней, находясь под прицелом блестящих голубых глаз. А в моём положении это стоило очень дорого.

— Я бы предложил тебе пойти наверх, — сказал мой друг где-то между полуночью у тремя утра, — но ты можешь неправильно понять.

Я только фыркнула, пьяно и весело.

— Честно, я уже не вижу настолько плохих вариантов... Разве только захочешь поговорить о великом и вечном.

Сэм тоже рассмеялся, слегка пролив из своей стопки. Бармен молча взирал на это непотребство, поскольку в его кармане давно покоились деньги за меня, моего друга и ещё пары таких же неугомонных придурков.

— Просто... — он аккуратно погладил мою скулу, — всё такое одинаковое. Мне кажется, у тебя есть шанс это исправить. Пошли!

Сэм мягко, но настойчиво потянул меня за руку, от чего мы оба чуть не свалились с неоправданно высоких стульев. В итоге, чудом удержав равновесие и повиснув друг на друге, пошли к лестнице.

— Ты первая за долгое время, кому я могу рассказать...

Чужая рука уверенно подтолкнула меня к нужному номеру.

— Надеюсь, Элли, ты не ждёшь, что я окажусь одиноким святошей, которому жестокий мир слишком сильно зарядил под дых? О, я далеко не такой...

Я видела это. В тёмных глазах моего незнакомца были воистину глубокие топи, в которые даже лучшие друзья не рискуют нырять, не утонув и не разбившись вдребезги. Но мне было всё равно, ведь мои глаза наверняка были такими же. И ничего, мы позволили друг другу не замечать разъедающей душу черноты, наслаждаясь тем, что ещё осталось.

Сэм припал к моим губам, дополняя солоноватый вкус алкоголя. И я пила этот момент, всё острее ощущая под боком острый кинжал памяти. Ведь не такой жизнью хотела жить, голоса не такими словами разрывают голову!.. А, кто с меня будет спрашивать. Кто мог — тот умер уже давно.

Сэм прижал меня к стене, заставляя замереть от удовольствия, рука никак не могла нащупать переключатель. В смутных уличных огнях я видела только тени, слишком знакомые ухмыляющиеся силуэты, и выше моих сил было оставить их на свободе. Но мой спутник быстро увёл нас от источников света; теперь он спустился к моей шее, пытаясь буквально снять нежную кожу. Но в этом была не борьба — просьба. Молитва.

— Ты самая сильная женщина, которую в видел за долгое время, — он выдохнул мне куда-то в ключицу, — и я правда в восхищении. Как жест доброй воли, я сразу скажу тебе правду. К тому же, кое-кто мне настоятельно рекомендовал тебя не трогать... А с него станется в неподходящее время основательно подгадить.

Я наслаждалась ласками, пропуская мимо ушей весь бред, но какие-то слова, схваченные подкоркой, заставили напрячься. В итоге Сэм поднял на меня взгляд и посмотрел уже совсем другими глазами.

— Только не говори, что не узнала меня! Вот уж какой удар по самолюбию...

И, боже, он выпрямился и скупался в свету прямо на моих глазах. Теперь-то я понимаю, что всё было слишком очевидно, но как было не попасться на такого очаровательно упакованного даэдра? Странного и нового, такого, что может потушить все пожары в твоей груди.

Сангвин, буквально на секунду блеснув истинным обликом, шутливо откланялся. Какой же он был... Вновь красный по чёрному, пальцы когтистые, глаза, как угли, душа, как пепел. Словно по волшебству, в комнате появился свет, а я, мгновенно протрезвев, приклеилась лишним куском обоев к обшарпанной стене. Крича от ужаса. Потому что они снова хотели мной поиграть.

— Было бы много крику, проснись мы завтра — ты и, ну, я, — в одной постели.

Этот монстр вольготно расселся в кресле. Как тогда, самоуверенный и чуточку нагловатый. Сволочь.

— О, "Элли", я не собираюсь тебя убивать! Успокойся и послушай дядюшку Сэма.

Что?! Годами этот яд подтачивал исподтишка, а теперь он купает меня в нём и говорит успокоиться?! Он пришёл из времени, где всё было так хорошо, куда лично сжёг дорогу... Оттаяв, я бросилась к выходу, но дверь — какой сюрприз — была закрыта. Резко распахнутые шторы вместе с карнизом полетели на пол; в окне маняще беззаботно мелькали люди да машины, и было им невдомёк, что за сила делит с ними воздух.

Я забила кулаками в стекло. Сквозь песок в ушах до меня доносились глухие звуки ударов, но скоро непослушные руки упали вниз. Как я его ненавидела. Всех! Зубами перегрызла бы горло. Но тело, налившееся тяжестью, просто съехало по стене. На глаза наплыл чёрный туман, а внутренности скрутило холодом. Гнев и бессилие. Сломала бы рёбра и вырвала сердце...

— Остыла? Готова слушать?

А от этой скучающей интонации я подскочила на ноги.

— Слушать?! Это же... Чтобы я...

Но все слова, которые я хотела прокричать этому гаду, наверняка уже приходили ему в голову. Поэтому я просто кинула в него торшером. Удар пришёлся на обшарпанную стену в паре дюймов от головы Сангвина, но как этого было мало... Тогда я схватила карниз, содрала с него мешающуюся ткань и с разбега воткнула даэдра в живот. Жестов и расстояний не было — лишь одно смазанное пятно, один-единственный порыв... Сукин сын перехватил железяку и играючи скрутил в узел. А я так и застыла напротив, маленькая и бессильная.

— Некрасиво.

За окном начался дождь. Первые капли разрезали стекло.

— Я ненавижу вас и желаю каждому мучительно сдохнуть. Ты меня, по-видимому, отсюда не выпустишь, так что делай то, за чем пришёл.

Сангвин поднялся и подошёл ко мне. Алый туман скрутил тело в тугой узел, но пальцы подрагивали от судороги. Сколько я не просила их оставить меня в покое — мои слова давно не имели значения.

Где-то над Эдинбургом бушевала гроза.

— Дорогая Элис... — и это было плохим началом. Самым хреновым, что я когда-либо слышала, до холода по спине, до желания немедленно вскрыть себе вены, — Нирн погибает. И, я знаю, как это прозвучит, но ты — наша единственная надежда. Се ля ви.

А вот и гвозди.

А вот тут я засмеялась. Понуро-сосредоточенный Сагнвин оторвался от созерцания своих когтей и вопросительно приподнял бровь.

— Серьёзно, блядь?! Эта шутка уже не канает.

— Да я как бы серьёзно.

Демон вздохнул и потёр шею. Я прямо услышала, как мои ноги с чавканьем проваливаются в вонючее болото: вся эта ситуация была слишком абсурдной для... не знаю, чего-либо кроме правды. И нужно бежать-бежать-бежать, хотя уже по макушку в дерьме.

— Это бред. Я отказываюсь.

— Не проблема — я как бы тебя не спрашиваю, а информирую... Твоё участие не обсуждается. Подыши в пакетик, я жду внизу.

И этот козёл вышел из номера... сквозь стену! Самый охеренный способ оставить последнее слово за собой.

Не могу передать, какие чувства на меня накатили. Ловушка. Опять. И ведь знаю, что он тоже замешан. Как иначе.

Первый стул почти не развалился. Второму повезло меньше, как и прикроватной тумбе, о которую я его раздолбала. Как несправедливо — я могу снести и сжечь любой предмет в этой комнате, а даэдра не оставлю даже царапины. И эти глаза, которыми они так безразлично окидывают нас со своих небесных тронов, размазала бы по земле с густым чавканьем. Увы, под рукой только горы хлама, да зажигалка из заднего кармана. Я аккуратно подожгла лежащие на полу шторы, чтобы огонь не погас раньше времени, и плюхнулась на кровать. Было тепло, ещё теплее, ещё... Чувствовали руки, но разум всё больше окутывался холодным безразличием. Интересно, сгореть заживо — это очень больно? Или я быстрее задохнусь угарным газом? Или на меня обрушится крыша старого деревянного здания?

Ох, конечно же, проверить мне не дали. Внезапно появившийся Сангвин сгрёб меня с кровати, бросил сквозь пол — я серьёзно! — в полупустой бар на нижнем этаже, сам грациозно примостился за столик с недопитым бокалом чего-то тёмного. Взял своё бухло и начал попивать с видом гурмана, которому в буйабес положили навоза сверх рецепта. И я бы списала невнимание к его персоне на поздний час и некондицию других клиентов, но даэдра снова сидел в истинном облике!

— Будь хорошей девочкой, присаживайся, я введу тебя в курс дела.

— Какого. Нахрен. Дела.

Так мы и застыли посреди редкой толпы. Девяносто девять процентов её были совершенно обыденными, но этот самый оставшийся — то тень мелькнёт не та, то сквозь кого-нибудь вдруг проглянет узор на стене — говорил о магическом вмешательстве. Да уж, не бывает немагических миров, прав был...

Блядь!

Я когда-нибудь убьюсь от попыток убежать оттуда.

Да, главный вход тоже был закрыт, а окна выдержали бомбардировку пустыми бокалами. Случайно разбрызганные в процессе остатки чьего-то пива криво легли на стекло. Ни царапины... Даже пар не выпустить.

— Ты пойдёшь со мной через, — Сангвин критически осмотрел остатки в своём бокале, — шесть минут. В сознании или нет — решать тебе.

Он не стал терять времени даром, тут же сделав приличный глоток.

— Ещё против шерсти меня почеши, мудак.

Из глаз даэдра исчезла беззаботность. Теперь я поняла, каково это — когда тебя одним взглядом размазывают по полу.

— Сядь, — совершенно добил меня голосом, — и не забывайся. Ты жива только потому, что нужна нам.

Хм, верю.

— Некоторое время назад мы обнаружили аномалию, место, поглощающее магическую энергию в её широком смысле, независимо от её природы. Чем больше мы посылали преданных нам смертных и собственных даэдра, тем сильнее становилась эта аномалия. Недавно мы выяснили, что она рукотворная. А её автор, да-да, поэтому меня послали за тобой, — твой давний знакомый.

Кто?.. Сангвин соизволил отвести взгляд, и лишь тогда я смогла нормально думать. Да, это было явно не деловое предложение. Пойти в их очередное пекло добровольно — отсрочить смерть на сколько-нибудь малое время, но страшно, так страшно не словить очередной вдох из-за собственной глупости. Я боялась смерти.

— Всего лишь кого-то убить? Спуститесь на землю со своими палками-копалками, дел-то...

— Рыбка, ты меня совсем не слушала? Почему, думаешь, в дело шли обычные смертные? Мы не можем туда пробиться, с самого начала не могли. Нам нужен кто-то со стороны.

— В Нирне, кажется, достаточно героев всех мастей. Послали бы Довакина на разборки, этот сморчок если не уничтожит беднягу, то вполне доведёт до самоубийства.

— Твой герой, так сказать, сменил сторону. — Сангвин пристально на меня посмотрел сквозь донышко бокала.

— Подожди... Это устроил Ильмерил?! Зачем ему это?

— А вот это, дорогуша, выяснишь у него сама, прежде чем пустить пулю в лоб. Так же у вас говорится?

— Да, и откуда только выцепил?..

— О, я много в последнее время нахватался от Ш...

— Стоп!

Что-то внутри проорало против моей воли. Сангвин покорно заткнулся, он выглядел спокойным, не был расстроен или хоть чуточку подавлен. Толпа лениво мелькала вокруг, будто поставленная на замедленный повтор. Что-то здесь было совсем неправильным, какая-то упущенная деталь опускала ситуацию ниже дна дерьмового бассейна. Приходилось буквально пропихивать мысли сквозь тугой шланг, прежде чем одна из них не выстрелила.

— Ты говорил про конец света. На нормальном языке это означает конец вообще всего. Так какого чёрта этим занимаются принцы даэдра? Где ваши хвалёные хорошие боги?

Принц с притворным вздохом развёл руками.

— Ты просто ставишь меня в тупик. Скажи мне, Элис, в мире, где всё зависит от баланса двух сил, что случится, если одна из них рухнет?

Они не верят! Спокойные, лениво говорящие об этом, ещё не могут поверить, что такое вообще возможно; если, конечно, я права в своей догадке.

— Значит, не весь мир — вас.

Сангвин кивнул.

— Ильмерил хочет уничтожить даэдра. А он в курсе, что согласно законам вашей вселенной это невозможно?

— Видимо, — ответил с раздражением, — ушастому никто этого не объяснил. Он уже убил множество младших даэдра, и его возможности только растут.

— В смысле, домой отправил? Как было с дагоновскими солдатами во время Кризиса?

— В том и дело, что посланные нами слуги исчезали навсегда. Мальчик решил поиграть в рыцаря, но вот палка ему попалась настоящая, железная. Это... вызывает опасения.

Это вызывает сраную шизофрению. Им прищемили хвосты, и меня решили пинком под зад отправить порешать проблему. Те, кто уже забыли, что со мной сделали. Я даже пулю себе в висок не отправлю без их разрешения.

Ох, и всего день назад мне было плохо?! Да, надеявшуюся непонятно на что наивную дуру хорошо так просветили о реальном положении дел.

— Просто оставьте меня в покое.

— Ты о чём? — Сангвин воскликнул, — это же... Да ладно, тебе-то на что жаловаться? Разберёшься с жёлтым сморчком, мы в долгу не останемся. По желанию с каждого, — он подмигнул, — да-да, я договорился специально ради тебя. Не что-нибудь глобальное, конечно, мы не сможем сделать тебя бессмертной или что-то в этом духе...

— То есть, вы меня покупаете?

Принц поморщился.

— Неправильно как-то звучит! Нет, это просто благодарность за твою добровольно-принудительную помощь.

— Конечно. Благодарность. Попользовались и забыли, а тебе спасибо, дорогая кукла, что так весело пляшешь! Я уберу тебя на дальнюю полку, буду раз в год сдувать с тебя пыль, чтобы не сильно скучала, а когда ты уже поверишь, что это дерьмо закончилось, вновь возьму тебя в руки и устрою веселье! Ну сколько можно!!! Ты же взрослый человек... Нет, это не описывает и капли того, насколько ты богат опытом и припизжен, ну неужели тебе так интересно пугать какую-то соплю персональным апокалипсисом по второму кругу?!! А не пойти бы вам всем в жопу?! И ему передай — пусть лучше сдохнет, чем ещё раз покажется мне на глаза!!!

Я опрокинула на пол милый деревянный столик. Муляжи людей потускнели и попрятались, время растянулось на сотни миль, я буквально слышала, как мигает свет. В ореоле собственного сияния, Сангвин встал с импровизированного трона; я готовилась принять смерть от его руки, протянутой ко мне, но он лишь по-дружески похлопал меня по плечу.

— О, я знаю так много разных тайн. Но то, что ты и правда из-за того пустяка обиделась... Знаешь, прекращай играть кисейную барышню, тебе не идёт. Пошли, поможешь с нашей маленькой проблемой.

И щёлкнул пальцами.

* * *

Где-то прозвенел колокол. Чёрт, у меня в голове...

А ещё был снег, который ослеплял и заставлял задуматься о чудесах даэдрической телепортации. И сам даэдра, которому хорошо бы впиться в глотку.

Но почему я не могу?

Ах да, лежу среди снега, придавленная своей сумкой с вещами. Скажем так, некоторые предметы существенно прибавляли ей веса. Я бы с радостью пустила их в ход, если бы пару лет назад не видела воочию, что даэдра пули не берут.

— Я буду ждать тебя здесь. Разделайся с ним побыстрее.

Сангвин устроился на поваленном пне, потирая рога. Блохи у него там, что ли?..

Абсурд. Апатия. Иди побегай, не то папочка надаёт по жопе. Мир всегда такой кроваво-красный?

Пришлось взять себя в руки, чтобы не лишиться жизни совсем уж досрочно. Я закинула сумку на плечо, кое-как достала из глубин маленький четыреста шестнадцатый Хеклер-Кох. Зарядила, щелкнула затвором. Они хотят, чтобы я безжалостно убила его, неплохого по сути человека, лишь потому, что он заставил их поджилки трястись от страха? Ха! Почему бы и нет. Я просто пойду и пристрелю Довакина. Ильмерила.

Протоптанная тропинка привела к пещере. Что альтмер забыл в такой дыре? Ничего вроде бы антимагического здесь не было и в помине, но всё же даэдра виднее. Я аккуратно шла вперёд, готовая расстрелять любое тамриэльское чудовище, но как-то совсем неожиданно вышла в... абсолютную Темноту. Она имела вкус, и цвет, и, кажется, была живой.

Повторение того кошмара?

— Ни шагу больше.

Нет, я по адресу. Голос эльфа внезапно показался таким родным.

— Я дам тебе шанс уйти.

— Ильмерил!

— Элис? Что ты здесь делаешь?

— Здесь — это, кстати, где? Тебе отключили электричество?

— Мне жаль... правда. Но я, кажется, догадываюсь о цели твоего визита.

— Я тоже. И что? Ну зажги ты хоть спичку!

— Это не тьма пещеры... Заклинание. Мне нужно было обезопасить себя на время работы.

— Может, ты его уберёшь?

— Ты сама это сделаешь. Я задам несколько вопросов. Ответишь правдиво, и заклинание рассеется. Солжёшь — погибнешь.

И без промедления:

— Тебя прислали принцы даэдра?

Чёрт. Он же убьёт меня, не дослушав ответа.

— Ильмерил, дай объясн...

— Отвечай! На! Вопрос!

— Да. Да, прислали.

— Они хотят, чтобы ты меня убила?

Странно, что я ещё жива.

— Да.

Но вряд ли это надолго. Я уже слышу треск молнии. Вот сейчас и узнаю, насколько больно стать горсткой пепла.

— И ты пришла меня убить?

— Нет.

Что?!

Слова вырвались помимо моей воли, но я знала, что это правда.

— Тогда зачем ты здесь?

— Помочь.

— Подробнее.

— Я пришла помочь тебе их уничтожить.

— Ты правда этого хочешь?

— Больше всего на свете.

Тьма рассеялась. Передо мной стояла сутулая фигура.

Он выглядел уставшим. Я, наверно, выглядела шокированной. Нет, абсолютно точно.

И не задолбанный вид эльфа был тому причиной, не странные светящиеся штуковины за его спиной.

— Какая дрянь заставила меня это произнести?

Ильмерил скривился.

— А ты самокритична.

Позади него что-то пискнуло, и тоненький лучик света, напоминающий лазер, нацелился на... пришлось зайти вглубь, чтобы увидеть... огромнейшую, размером с крыло дракона, подвешенную к потолку карту Скайрима. Ильмерил метнулся к ней и быстро пометил угольком место, куда упал луч. Вытер лоб, окрашивая его в чёрный, и устало привалился к каменной стене.

Ну ладно, я видела вещи и постраннее.

— У тебя найдётся пять минут поговорить о происходящем?

— Дай немного отдохнуть, женщина. Если я буду бодрствовать ещё хоть пару часов, могут начаться галлюцинации, а это сильно повредит работе.

— Я слегка спешу. Конечно, если вы не предусмотрели этой сцены.

— О чём ты говоришь?

— Об этом дебильной розыгрыше. Ну, спасение мира и всё такое. Этим придуркам всё равно нечем заняться, но тебя-то они как уломали? Надо же, антураж повесили, ужаса нагнали... И что ты от них получил?

— У меня уже начались галлюцинации, не так ли? В них ты врываешься в мою лабораторию и говоришь совершенно бессмысленные вещи.

На бледных щеках эльфа проступил румянец недовольства. Надо же, ни в какую абсурдную секунду не поверила бы в его причастности, но как по-другому это объяснить?

— А ты правда хреново выглядишь, чем тебя таким напичкали? И хватит морщиться, ты прекрасно знаешь, о чём я говорю. Даже мне, человеку весьма далёкому от вашей цивилизации, ясно, что пантеоны богов, если уж появились, то хрен потом сдвинешь. То есть, либо ты из каких-то невероятных побуждений ввязался в бессмысленный квест, либо вкупе с даэдра морочишь мне голову, чтобы пять минут спустя...

А вот чего я не ожидала, так это молниеносного рывка Ильмерила, схватившего меня за шкирку и вдавившего в камень. Отчётливо проступили красные капилляры в глазах, а хватка тонких рук могла бы сломать и стальной клинок. Он не сказал, прошипел:

— По-твоему, я действую сообща с... ними? Ты, которая пришла по указке этих ублюдков покончить со мной, как смеешь это говорить?

Ключицы начали подозрительно хрустеть. Я аккуратно отводила руки Ильмерила, пока он застыл, взглядом выворачивая меня наизнанку.

— Ты бы на моём месте тоже всюду подозревал заговоры. Слушай, я ведь сказала правду, и ты со своим заклинанием это знаешь. Не понимаю, как, но... Чёрт, сложно откровенничать, не зная, по-настоящему ли всё это.

Довакин, наконец, от меня отлип. Слегка отошёл назад, вздохнул, скукожился, будто став ниже ростом.

— Я давно ни с кем не вёл осмысленных бесед. А знаешь, мне трудно представить на эту роль кого-то более подходящего, чем ты. Пойти в Обливион за артефактом, вернуться живой... — чем больше эльф говорил, тем сильнее оживал его взгляд. — Ты что-то хотела там найти, и, похоже, тебе удалось. Не оттуда ли твоё желание?

Слишком быстро раскусил.

— Что они с тобой сделали?

— А с тобой?

Мы смаковали тишину, к сожалению, слишком горькую.

— Ты действительно веришь, что у тебя получится?

— У меня уже получается. Раз я до сих пор жив, лорды даэдра не могут сюда пробраться, и это уже значительное достижение. А их слуг а развеял в труху, как и жалких прихлебателей, пытавшихся проникнуть сюда по их приказу...

— Ага, как я.

— Как ты. Но видимо, с тобой они просчитались. И я бы очень хотел услышать предысторию.

Я пнула носком случайный камешек. Он улетел вперёд, и гулкое эхо раздалось по пещере.

— Они просто спустились со своих небес, и я ничего не могла сделать. Вернее, могла, но смысл? Если ты заодно с ними, то сам всё знаешь, а если нет... Мне кажется, у тебя похожая история.

Эльф крякнул, передразнивая:

— Если ты заодно с ними, то сама всё знаешь!

— Тьфу... Я же пытаюсь разобраться. Хотя, в любом случае, бить по тормозам уже поздно. Чтобы ещё громче заявить даэдра о желании видеть их в кипящих смолой котлах, мне придётся устроить всетамриэльскую вечеринку на Глотке Мира и попросить Арнгейра пропеть это в караоке. Но главный затык в том, что они не услышат, если ты понимаешь, о чём я. Чёртов Сангвин и бровью не повёл, пока доставлял меня сюда. Они, кажется, вообще не понимают, как можно — не хотеть им служить. И ты для них не угроза, а всего лишь странная аномалия, которая вроде как может и бахнуть однажды, но чтобы убить — нет... Чёрт. Даже не знаю, зачем тогда я здесь. Сангвин вёл себя так, будто мне нужно листья из его бассейна выловить, хотя говорил о тебе как о реальной угрозе. А знаешь, на что это меня наводит, даже не считая предыдущий опыт? Правильно, на то, что это очередная подстава, и эти козлы сейчас надрывают свои животики за наш счёт. И я... В любом случае, я хочу это сделать, хоть попытаться. Если всё не по-настоящему, они хотя бы добьют отбегавшую своё мышку, но если мы действительно это сделаем... Наверно, я буду счастлива. Или что там ближе всего к понятию счастья из-за божественного геноцида. И плевать на то, что он наплёл про баланс, он такое трепло, что... Ильмерил?

Я только заметила, что стало подозрительно тихо. Эльф спал, умостившись на кипу бумаг, положив толстую книжку под голову. Я не стала его будить — решила прогуляться по пещере, а заодно привести мысли в порядок.

Размах впечатлял. Я в своей жизни видела всякие лаборатории только в кино, но эта пещера словно сошла со страниц какого-нибудь фэнтези. Вообще-то, так и было — для меня, считающей Свитки просто красивой сказкой для повзрослевших детей. Интересно, каково было бы вырасти здесь на книжках про ипотечное страхование и рассказах об экранах с движущимися картинками, а потом попасть на Землю? Восторг? Шок? Считала бы автомобили и самолёты страшными монстрами, выполняла бы увлекательные квесты по доставке пиццы, чтобы самой не умереть с голоду? Встретила бы местного бога, который разбил бы меня на куски?

Отвлеклась. Я уж думала, разучилась обычным человеческим размышлениям, гася в зародыше эмоции и подметая любые нежеланные образы; но убежище моего знакомого навело на лирический лад. Что-то светлое, и оттого колющее ещё сильнее, пробилось изнутри. Захотелось протереть глаза, картинно потянуться, зевая, и изобразить беззаботность, но я не стала — не для кого. Вместо этого я прикрыла веки и попыталась ухватить это ощущение за хвост.

Честно — не понравилось. Грусть. Ностальгия. Я что, скучала по... Нет! Никакая долбаная сила не убедит меня в этом. На ум тут же пришли некоторые пытки, которым можно подвергнуть побеждённых врагов, и тоска быстро развеялась в пыль. Только злоба и привычная пустота, больше ничего сейчас не нужно. И никогда больше.

За очередным поворотом обнаружилось Хранилище, именно так, с большой буквой в интонации. Полукругом, под защитными колпаками то ли из стекла, то ли из магии, лежали пятнадцать из шестнадцати даэдрических артефактов. Быстрый осмотр показал, что отсутствует ключ Ноктюрнал; но я тут же вспомнила, что видела его, просто не обратила внимания. Ключик лежал на пьедестале в главном помещении, и именно из него на карту падал тот луч! Ильмерил ищет что-то с помощью артефактов? Ладно, думаю, он сам всё расскажет, раз уж я здесь и готова ему помогать. А пока не спеша обходила экспонаты этого своеобразного музея.

Роза... Ещё чуть-чуть, и на её нежных лепестках заблестят капли росы. Удивительной красоты артефакт, такой можно заиметь в коллекцию исключительно ради внешнего вида; правда, его лучше разрядить прежде, чем ставить на полку, чтобы в неподходящий момент не обнаружить посреди комнаты жаждущего крови дремору. Если Сангвин действительно взял эту красоту из своего сада, я понимаю бедняг, так рвущихся на его план.

Клинок Мефалы. Я не подвержена галлюцинациям, но он... желал. Нетерпеливо, страстно. Он хотел крови, стекающей по лезвию тонким ручейком, хотел жадно впитывать её и становиться сильнее в руках своего хозяина. Нет, у меня не возникло никакого желания схватить меч и заняться истреблением всего живого, просто от оружия исходила невероятная энергия, оно будто просило обратить на него внимание, оно задыхалось здесь. Ну и хорошо.

Огма Инфинум. Каждая книга любого из миров казалась пачкой туалетной бумаги по сравнению с ним. Больше Википедии, быстрее Гугла — возжелай любое знание, и книга сама приглашающе откроется на нужной странице. И уже станет совершенно не важно, где и в каком виде ты окажешься после, лишь бы тебя не оторвали от источника знаний. Далеко не самая безобидная вещь в этой комнате, если слово "безобидный" можно вообще к чему-нибудь тут прилепить.

Кольцо Намиры. Гадость. В помещении не было запахов, но от него воняло. Будь я стражником, рубила бы руки всем подряд только при подозрении на этот запах. Если человечина по вкусу хоть отдалённо напоминает... Так, я держу себя в руках.

Ваббаджек.

* * *

— Элис! Какого скампа ты творишь?!

Кто?

Стоп, это же мне.

А почему вокруг такой бардак?

Ильмерил стоит напротив меня, всклоченный, готовый запустить чем-то пронзительно белым из обеих рук.

— Ты почему не спишь?

— Я... что?! — эльф расхохотался, — ты умом тронулась? Ещё бы у меня над головой по двемерскому тазу постучала!

Я чувствовала себя запыхавшейся. В ушах слегка звенело.

Артефакты вперемешку с кусками камней были разбросаны по полу. Они все были целыми — что таким сделается? — но некоторые посыпаны пыльным крошевом. В перевёрнутом Разрушителе заклинаний плавала какая-то жидкость, а Бритва почему-то была воткнута в потолок под прямым углом.

Мой лоб был в чём-то липком, захотелось немедленно его вытереть.

Ильмерил на движение моей руки почему-то подобрался.

Я хотела примиряюще выставить ладони...

Чёрт!

Сукин сын.

Я раскрошила помещение Ваббой. Посох тут же улетел в дальний угол, жалобно бренча по дороге.

В бок мне впилось что-то белое и колючее.

— Ауч! Успокоилась я, всё!

— Скажи спасибо, что это всего лишь молния. В следующий раз запущу огненный шар размером с твою голову.

— Правда, уже не нужно... Извини за бардак, я могу всё убрать.

— Ты вообще больше не будешь заходить в эту комнату, понятно?

— С радостью. Ноги моей больше здесь не будет.

И только тогда Довакин опустил руки. Он по-прежнему выглядел, как свежевыкопанный мертвец, только из-за внезапного пробуждения был слегка дизориентирован. Он выгнал меня в главный зал, но перед этим так посмотрел на тот чёртов дальний угол, что стало понятно — он догадался, из-за кого я здесь.

А у меня перед глазами стояла та ухмыляющаяся рожа. Всё я была готова стерпеть — издевки, и гнев, и презрение, но Ваббаджек запел птичьими голосами, заиграл приветливым солнечным светом, и я очутилась в давнем кошмаре, когда Ш... Шеогорат обнял меня и сказал, что предал. Только сейчас он молчал. Долго... Я чувствовала тепло, а потом — голос альтмера.

Так, мне нужны антидепрессанты, ибо эта херня попортит весь квест.

— Ильмерил?

— Что? — слегка остывший эльф выглянул из проёма.

— Алкоголь в этой дыре водится?

— Тебе только этого не хватало!

— Мне очень надо. Я немножко, честно.

Он посмотрел на меня и вздохнул.

— Подожди минуту.

Спустя указанное время эльф вернулся в зал с пыльной бутылкой и двумя условно чистыми стаканами.

— Ух ты, двемерские?

Ильмерил кивнул.

— Откопал неподалёку. Надеюсь, ты не возражаешь против... — он тщательно понюхал оба стакана и подвинул один из них ближе ко мне, — лёгкой нотки корня Нирна с чертополохом?

— Даже не хочу знать, какую бурду ты варил в своём.

— Ничего смертельного. О, не переживай, здесь вся посуда в той или иной мере участвовала в алхимических опытах, и видишь — я до сих пор жив.

— Тебе настолько плевать?

Эльф пожал плечами.

— Работа важнее. Полагаю, ты сейчас не захочешь ничего рассказать? — он выразительно уставился на вино.

— Просто открывай.

Сказано — сделано. Пока альтмер суетился с пробкой, я присела на наскоро освобождённый от бумаг стул. Буду пить древнее вино с эльфом. Круто. И вспоминать ни о чём не буду. Не буду! Не буду...

Почти удалось. Он улыбался и прижимал меня к себе, то ли в попытке успокоить, то ли наслаждаясь колотящимся из-за него сердцем. А как хочется что-нибудь острое в его голову всадить! Но не здесь этот незнакомец, которого я наивно видела простым и понятным. Как уточка для ванной. Он остался там, а мне так плохо и так холодно. С самого начала стоило догадаться, что так будет.

— Ты уже передумала?

Я сфокусировалась на эльфе. Ладно, пришла пора узнать, на уровне ли местное виноделие.

Ох!

— Ни хрена ж себе... Это точно вино?

— Отдышись.

Ильмерил, ухмыляясь, понемногу отпивал со своей чашки. Всё, что я пила на Земле, перешло в разряд разбавленных помоев. Это же...

* * *

— Вкуснотища! — кое-как сказала я, ставя опустевший стакан. — Хочешь, дам пострелять из пушки?

Довакин весело фыркнул и продолжил жевать картошку. Ничего более подходящего для вина в этой дыре не нашлось, поэтому он давился, а я, не желая разбавлять этот чудный вкус, быстро повеселела. Недостаточно для разговора по душам... что явно нервировало эльфа, желающего вытянуть из меня все жилы. Он упорно пытался начать разговор, а я упорно перебивала его тупыми тостами. Но, увы, вино быстро закончилось, поэтому стоило придумать что-то получше.

— Это круче твоих заклинаний. Хлоп — и всё. Скорострельность — шестьсот в минуту! А ты так можешь?

Ильмерил на это лениво зажёг на ладони оранжевый шарик, перекатил его, как мячик для пинг-понга, и прихлопнул другой рукой.

— А ты так можешь? Что-то я не вижу в твоей руке этой пушки.

— Бе-бе-бе!

— Ты ведь говоришь о той металлической штуке, которой хотела меня убить? Столько самоуверенных воинов обломали об меня зубы, всё вы не запомните, лучшее оружие — то, которое всегда с тобой!

— А если я тебе руки сломаю?

— О, это будет зрелище. Попробуй, если не боишься.

— Да ну тебя. Что твои молнии, что мои пули всё равно нихрена им не сделают.

— Пока что.

— У нас правда получится?

— Да.

Эльф поднялся на ноги — серьёзный — и поманил меня за собой.

В одной из комнат, выдолбленной в скале и закрытой тяжёлой позолоченной дверью, меня ждала уютная соломенная лежанка.

— Нужно поспать. Завтра у нас много работы.

И уже выходя, добавил:

— Я не подарю им ни одной лишней секунды. Что бы меня ни ждало впереди.

— Чёрт! А Сангвин-то меня ждёт на улице уже несколько часов! Я ему обещала убить тебя по-быстрому и вернуться.

Мы переглянулись и начали смеяться.

Встать. Выйти из пещеры. Потянуться, улыбнуться солнечному дню.

Чёрт, палево же!

Я отскочила от сияющего проёма, надеясь, что Ильмерил не заметил этот конфуз. Кстати, где он? Я хотела искренне поблагодарить эльфа за винцо, после которого голова не болела, а сон был крепким и спокойным.

Впервые за два с половиной года. Эх.

Но для начала, пока Довакин не объявился и не припахал меня к работе, я решила распаковать вещи, раз уж поселилась тут на некоторое время. Сумка вместе с оружием обнаружилась рядом, на обломках каких-то кристаллов, и я понесла своё добро в спальню. Она являла собой классическую двемерскую комнату из игры, разве что вместо каменного изваяния спать мне предложили на уютной соломке. Прочие атрибуты — каменный стол с несдвигаемой табуреткой, золотые шкафчики и полочки — здесь были в полном наличии. Выбирать не приходилось, ведь остальные помещения были отведены для дела, но я и не жаловалась.

Зубная щётка. Без пасты, которую можно было раздобыть в любом отеле. На кой чёрт она мне здесь, глаз кому-то выколоть? Обратно в сумку. Флешки с музыкой в машину — обратно. Пара комплектов сменной одежды. Годится, только если безвылазно сидеть в пещере, в чём я сомневаюсь, в противном случае лучше одеться под местных, чтобы не вызывать вопросов. В сумку. Раскладной нож, ещё один. В карманы, на всякий случай. Презервативы. И с кем?.. Ильмерилу явно пофиг, а до остальных дела нет уже мне. Да и водяными бомбочками не в кого кидаться. Тоже в сумку. Аптечка. Фигня, конечно, по сравнению с местной магией, но если меня прихватит от какой-нибудь несвежей крольчатины, не придётся отрывать эльфа от работы. Оставлю на столе. Патроны, и в потайном кармане на дне сумки — мой новый девятнадцатый Глок. Зарядить — и на привычное место за поясом. Привычное... С тех самых пор, как некто улепетал в свою Вандерляндию пускать радужные пузыри, предварительно покатавшись со мной на краденом Ягуаре. Надеюсь, пистолет дождётся своей мишени.

— Вооружаешься? Рановато. У нас ещё много работы, — Ильмерил, бодрый и явно выспавшийся, нагло подкрался сзади. Я за своими занятиями пропустила его тихие шаги, поэтому сейчас еле заметно вздрогнула. А вообще, эльфу повезло, что пистолет был уже не в руке.

— Посвятишь меня в тайные разделы своего запретного колдовства?

Альтмер фыркнул.

— Магия в твоём мире явно романтизирована. Вообще-то, следующие дни мы проведём в скучном и выматывающем ожидании вперемешку с такими же скучными магическими манипуляциями.

— А попроще?

Ильмерил пустился в объяснения, которые заняли весь путь до главного зала, и ещё кругов двадцать по нему быстрыми эльфийскими шагами.

— Как ты могла видеть вчера, я веду поиски неких объектов, необходимых для дальнейшей работы, с помощью даэдрических артефактов. Принцип прост — я отбираю признак артефакта, родственный объекту, и по нему с помощью масштабного заклинания запускаю поиск. Но есть два нюанса: во-первых, поиск может занять длительное время — в случае с Ключом Ноктюрнал почти четверо суток — и нельзя пропустить момент, когда заклинание показывает объект на карте, ибо всё придётся начинать заново; во-вторых, заклинание постоянно подпитывается моими силами, что не добавляет радости ожиданию. Но хорошо, что отмеченные на карте точки отображают динамическое расположение объекта, поэтому не стоит бояться, что его вдруг не окажется на нужном месте.

Я вздохнула.

— И это попроще? Кажется, ты изобрёл тамриэльский вариант GPS-маячков, поздравляю. Но зачем нужно было заморачиваться с этим, как его, расположением? Боишься, искатели приключений быстро попрут все твои фиговины?

Эльф недобро усмехнулся. Удивительно, но после таких гримас я обычно догадывалась о содержании ответа.

— Объекты — не фиговины, — он пожал плечами, — а люди. Даэдропоклонники, если точнее, самые преданные из них, те, в чьих сердцах больше всего тьмы.

— Вау. И что дальше? Выловим их всех и будем играть в десять негритят? Или в Пилу?

Взгляд Ильмерила стал жёстче.

— Мне не нужны они сами. Только их сердца.

Однако.

— Будешь устраивать массовое жертвоприношение, или это плохо поданная метафора?

— Ты знала, куда шла.

— Да что уж там.

В тишине я наблюдала, как Ильмерил скрывается в дальней комнате с Ключом и выносит оттуда Огма Инфинум.

— Нужно поесть, прежде чем начинать поиск. Как ты уже поняла, ожидание может быть долгим.

* * *

И оно действительно было. Уже вторые сутки мы с Ильмерилом подменяли друг друга, неотрывно пялясь на карту и сжимая замусоленный кусочек угля в чёрных пальцах. Я чувствовала себя относительно свободно, имея большую выдержку, еду и какой-никакой сон, а вот эльф уже почти кидался мебелью. Заклинание ощутимо вытягивало из него силы, от чего он становился злым и раздражённым, а результата всё не было. Нет, он, безусловно, занимался какими-то другими делами, но я видела, в каком напряжении сидел альтмер, готовясь сорваться с места от любого шороха. После очередной порции злобного пыхтения я уговорила Довакина прилечь на пару часов, так что сейчас сидела в главном зале в одиночестве. Пять угольных точек, а именно столько артефактов эльф успел обработать, неспешно двигались по полотну. Масштаб карты был таким, что позволял отслеживать даже перемещения внутри населённых пунктов, не говоря уже о дальних путешествиях. Глядя на всё это, я задавалась логичным вопросом: как же Ильмерил собирается доставить сюда всех этих людей. Но с этим вполне могли помочь мои хорошие знакомые.

Внезапно луч заклинания вонзился в карту, и я поспешила поставить отметку. Вспыхнув узнаваемым жёлтым светом, точка обосновалась на юге Ввандерфела; а я только сейчас заметила, как сильно была напряжена. Но теперь можно было отдышаться и идти будить эльфа для следующего поиска.

На пути в комнату Ильмерила я споткнулась об один из валяющихся повсюду камней — и застыла, услышав голос. Прильнула к стене и начала подкрадываться ближе, тихо-тихо, чтобы различить его бормотание.

— ...не так! Я и подумать не мог, что...

Иногда голос совсем стихал, и я инстинктивно наваливалась на закрытую дверь, возя ухом по холодному жёлтому металлу.

— Работа в самом разгаре... Нужно ещё много времени, так она думает... Я позволю ей заблуждаться, затем выйду вперёд.

Он обо мне?

О ком же ещё.

Эти паузы в разговоре — эльф точно с кем-то говорит. С кем-то, чьи ответы слышит лишь он сам. А кто у нас мастер залезать в чужие головы?

Неужели и правда подстава? Я привалилась к стене напротив, мне уже было не важно, с кем он болтает. Но почему некто на другом конце провода позволил мне это услышать — надеялся на дополнительное веселье в виде убийства Довакина? Или меня правда никто не заметил? Нет, это бред, даэдра не могут быть настолько тупыми и беспечными. Но и зрелища они не получат. Я не испытывала желания убить Ильмерила, даже почти не ненавидела, просто... Ждала чего-то подобного, поэтому даже не расстроилась. По правде говоря, небольшая передышка на твёрдом полу напомнила, что я уже сутки без сна. И, сколь мои действия, кажется, не имеют смысла, то я пойду и посплю. Если повезёт, не проснусь.

О нет, это было бы слишком оптимистично.

— Элис, скампова ты блоха! Я же сказал разбудить меня! Сколько времени из-за тебя потеряно...

Неугомонный эльф не желал принимать реальность. Для того, кто в конце собирался преподнести мне жирный сюрприз, он сейчас на удивление суетился.

— Быстро за мной!

Толком ещё не проснувшись, я почти что под конвоем была усажена на стул напротив чёртовой карты. А на пьедестале покоился очередной артефакт, правда, сейчас я не могла рассмотреть, какой именно.

Интересно, а когда альтмер планировал сообщить радостную весть? До или после того, как я поверила бы в чудо?

— Ты. Будешь. Здесь. — он очертил пальцем неровный круг вокруг стула.

— Ладно-ладно, водички только принеси.

Чёрт. Я снова угадала намерения Ильмерила, но в этот раз слишком поздно.

— На здоровье, — пробормотал он, гася вспышку заклинания. Я, отплёвываясь, убрала с лица мокрые волосы. Эльф уже скрывался за поворотом, донельзя суровый и мрачный. Мда.

— Чего ты такой серьёзный? — я с улыбкой крикнула его напряжённой спине. — Эй, ну правда, почему? Всё ведь хорошо?

У тебя. Можешь, кстати, порадоваться — мне уже настолько пофиг на происходящее, что я могу улыбнуться твоему спланированно омерзительному предательству.

Делать нечего — пришлось караулить чёртов луч, бесполезно тратя время. Иногда альтмер выныривал из соседней комнаты и суровым взглядом окидывал свою лабораторию. И что меня здесь удерживает? Слабость? Глупость? Они устелили мой путь пожарами, а я иду сквозь огонь, лениво поливая себя бензином. Какое долгое и мучительное самоубийство, видимо, я всегда была мазохисткой.

Надо же, на этот раз и пяти часов не прошло, как лучик высветил очередную цель. Интересно, кто руководит этими спецэффектами — Ильмерил, которому я надоела, не успев приехать, или сами даэдра, желающие ускорить процесс?

Я громко постучала какими-то колбами, надеясь, что это привлечёт внимание альтмера.

— Эй, мистер Проппер, тут лазерное шоу начинается!

Довакин вряд ли знал, что такое лазерное шоу, но на вызов примчался довольно быстро. Увидел луч на карте, меня, всё ещё занимающую стул, и с выражением ужаса на лице помчался ставить метку. Успел. Ох, ну конечно, развернулся и пошёл на меня.

— Я сейчас выброшу тебя на съедение волкам, а обглоданные кости оживлю и заставлю плясать до скончания времён.

— Валяй.

— У тебя конечности отсохли пройти до карты и поставить точку самой?! Тупое, бесполезное существо, годящееся лишь на то, чтобы отвлекать и раздражать меня!

Я уже слышала подобные речи. Ох, не стоит эльфу начинать эту пластинку.

— Ты всё же смогла меня обмануть? Хочешь разрушить мою работу по их указке?

— Сам у них спроси, козёл.

Эльф побагровел.

— Опять?! Для тебя всё это... пошла к чёрту!

— К чертям, ты хотел сказать? К тем, с кем шепчешься по ночам, обсуждая, как бы меня покрасивее наебать? Давай, я не сопротивляюсь!

— Ты тронулась.

— Определённо, раз поверила тебе! Всё, спектакль окончен, Ильмерил, зови своих дружков — посмеёмся вместе!

А дальше наступила темнота.

* * *

Жутко болела голова. Конечности ломило, на груди будто лежала наковальня. А нет, это эльф тормошил меня. Ногой.

Сквозь вату пробился голос.

— Либо ты сейчас мне всё рассказываешь, либо я обращаю тебя в пепел.

Я попыталась открыть глаза. В этой темени почти ничего не было видно, а рожу Довакина заслоняли разноцветные круги.

— Я слушаю.

Тяжесть с груди исчезла, но вместо этого мне в подбородок упёрлось навершие посоха.

— Давай. Всё равно в этом дерьме уже нет смысла.

Эльф присел рядом, всё ещё держа меня на прицеле.

— Я поражаюсь тебе, Элис. В твоих глазах желание мести, но ведёшь ты себя так, словно потакаешь этим ублюдкам. Нет, даже хуже — будто тебя вовсе не интересует происходящее.

— Не тебе от этом говорить.

— Не мне? Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

— О... Сейчас, дай вспомнить... "Нужно ещё много времени, так она думает... Я позволю ей заблуждаться...", я правильно запомнила?

Реакция Ильмерила оказалась неожиданной — он побледнел и выглядел испуганным.

— Где ты это услышала?!

— Память отшибло? Ты с кем-то шептался в своей комнате этой ночью. Хотя почему с кем-то, очевидно, что...

— Ты не могла этого знать...

— Значит, я твоя галлюцинация. Привет ещё раз.

— Ты не понимаешь, — как-то жалобно проговорил эльф.

Он убрал посох и спрятал лицо в ладонях, ссутулившись. Его голос звучал глухо.

— Раз по-другому ты не можешь мне доверять, я расскажу. Слова, что ты слышала, я произносил много лет назад. То время напоминает о себе дурными снами, — в голосе проскользнула усмешка, — тебе ведь это знакомо?

Я кивнула, приготовившись слушать.

— Это случилось много лет назад...

Но затем по всей пещере раздался этот ужасный звук.

Ильмерил тут же подскочил; не было видно скучающего садиста, развлекающегося моим избиением — собранный и предельно серьёзный, он пошёл к барьеру, отделяющему нашу маленькую команду от остального мира.

А там стоял ребёнок. Девочка лет одиннадцати, расу мне определить не удалось, но она определённо была человеком. Стояла в таком цветастом платьице и во все испуганные глаза смотрела на эльфа, как будто и не вломилась на самый секретный полигон Тамриэля.

— Я потерялась... Дяденька, вы поможете мне найти маму?

Бабетта? Вроде не похожа. Чёрт, как же она выглядит-то в этой реальности...

Довакин отошёл от ребёнка и со всей силы ударился лбом о камень. Я могла поклясться, что слышала треск кости.

— Ильмерил, какого хрена? Это мелкий демон, которого мне нужно убить?

Девочка начала всхлипывать, что не добавляло ситуации комфорта.

— Выведи её отсюда.

— Эй, с тобой всё в порядке?

Альтмер по-прежнему уткнулся лбом в стену пещеры, закрывая мне обзор на его злые эльфийские глазёнки.

Да ладно, каждый день такое вижу.

— Ты в курсе, что это нас типа рассекретит?

— Это оружие. Просто избавься от неё.

— Я раньше не убивала детей, но если ты настаиваешь...

— Нет!!!

Он тут же вырос передо мной и схватил за руки. На лбу у меня, что ли, написано — сожми её запястья со всей силы?

— Пусти!

Он всё ещё стоял.

— Я пошутила. Слышал про такое?

— Просто выведи её отсюда, хорошо?

— Ты что-то имеешь против маленьких заблудившихся девочек?

Ильмерил практически зарычал.

— Десять лишних секунд — и я сожгу её! — и добил, чтобы я не сомневалась, — Это настоящий ребёнок. Девочка наверняка похищена у родителей, ошивающихся неподалёку, так что верни её ближайшим представителям закона, и семья сама её найдёт.

Ильмерил медленно возил пальцами, испачканными в собственной крови.

— Градус абсурда из "нихрена себе" вырос до "тушите траву, я вижу слишком много". Ты только что хотел мне кое-что рассказать, кое-что важное, помнишь? Почему какой-то левый ребёнок разбудил в тебе жажду убийства?

— Я буду в дальней комнате, — только и бросил он, скрываясь за поворотом, — если беспокоишься за сохранность мозгов, возьми это, — на пол рядом со мной приземлился амулет.

Я подняла с пола неожиданный подарок. Миниатюрная голова дракона, обрамлённая чьими-то клычками, висела на простой серой нитке; но сколько бы усилий я не прикладывала, разорвать её мне не удалось. Удивительное дело, но как только эта штуковина оказалась на моей шее, шнурок затянулся сам по себе, не давая мне снять амулет.

Но пришлось решать проблемы по пере их поступления. Как только я разобралась с неожиданным подарком эльфа, на глаза мне вновь попался плачущий, взволнованный ребёнок.

Наверное, стоило охренеть. Но события последних дней подарили иммунитет к такого рода ситуациям. Я подошла к девочке, не решающейся войти внутрь, и присела на корточки.

— Как тебя зовут, малышка?

Девочка перестала всхлипывать, лишь уставившись на меня во все глаза. Я не особо люблю контактировать с детьми, но что-то есть во мне такого, что заставляет их мне доверять.

— Виви... Вы поможете мне?

— Помогу. Идём.

Я взяла ребёнка за руку и повела наружу.

Признаюсь, за дни проведённые в полумраке нашего логова, я сильно отвыкла от солнечного света. Нет, не жмурилась, прикрывая слезящиеся глаза рукой, скорее наоборот — жадно впитывала каждый отблеск, каждый оттенок золотого в воздухе. И почему меня волновали солнечные лучи на каплях росы, а не маленький человек, доверчиво обхвативший мои пальцы своей ладошкой? Почему не парюсь о даэдра, которые теперь могут в любой момент меня убить? Кстати об этих засранцах...

— Виви, как ты потерялась?

Девочка испуганно вздрогнула.

— Вы... вы не скажете папе? Он очень строгий, обязательно накажет за то, что я играла так далеко от дома...

— Так ты просто не смогла найти дом?

— Там была собачка... Я только хотела погладить.

Безутешный ребёнок опять начал хлюпать носом. Пришлось остановиться и быстро придумать какие-нибудь успокаивающие слова, хотя душа требовала совсем других выражений.

— Я ему ничего не скажу, обещаю. Уверена, папа будет очень рад, что ты нашлась, и не вспомнит о наказании.

— Вы не знаете моего папу.

Тогда не мчись сломя голову чухать всяких блохастых псин.

Мы продолжили путь молча. Рядом с пещерой я увидела небольшую протоптанную дорожку, которая влилась в мощёную дорогу. Скорее всего, дом девочки поблизости, нужно только дать ей вспомнить местность.

И правда, вскоре, забыв о своих страхах, уже Виви вела меня вперёд. Мы подошли к деревне, но я нигде не смогла увидеть названия; впрочем, это было не так важно. К нам быстро подбежала женщина, на которую девочка была похожа, как две капли воды, и стиснула ту в объятьях.

— Где ты была?! Мы с отцом тебя обыскались!

— Прости, мамочка!

— Ничего-ничего... Пойдём домой.

Сколько же ребёнок блуждал по лесу, что её так встречают?

Женщина заметила меня, уже хотела что-то сказать, но я развернулась и быстро зашагала прочь. Не хватало ещё примелькаться местным в классических джинсах двадцать первого века и толстовке с логотипом Хьюлетт-Паккард, ещё решат, что это эмблема какого-то религиозного культа...

Пора было забыть этот необъяснённый бред и топать обратно. Все рецепторы обострились; я прямо чувствовала, как от волнения бьётся жилка на шее. Воздух стал таким плотным, что его можно было намазывать на хлеб. И за очередным лесным поворотом... На камне сидел человек. На первый взгляд.

— Лоб не чешется?

— И дались вам эти рога... Я же пытаюсь произвести хорошее впечатление!

— Нахрена? Не тяни уже.

— Элис-Элис...

Клавикус Вайл хитренько улыбнулся и подмигнул.

— Зачем был нужен ребёнок?

— Выманить этого сухаря, или взбесить.

— Девочку не было жалко?

— Здесь достаточно детей, — он только пожал плечами.

— И как твой правильный Барбас на это согласился?

Даэдра вновь оскалился, но в этой улыбке промелькнуло нечто по-настоящему злое.

— Мы оба рассчитывали на награду. Но кто же знал, что ты ещё живая.

Что??

А вот я и застыла, не поняв этой фразы.

— Кстати, наш общий непросыхающий друг передаёт привет. Также он, как и мы все, интересуется, когда ты закончишь дело.

Ещё раз — что?

Я кожей почувствовала тепло амулета.

Они что, ничего не знают? Правда-правда? Я начала информационную разведку, пытаясь не заржать от очередного абсурда.

— Всё сложно. Мне еле удалось убедить эльфа не прикончить меня на месте, он всё ещё не доверяет мне. Он окружил себя барьером, через который мне пока не пробиться. Я начала над этим работать, но нужно ещё время.

А время-то близилось к закату. Меня пробирало фальшивое веселье, пока Вайл задумчиво потирал лоб. Так и знала, что чешутся!

— Знаешь, не исчезай так надолго. Я проиграл Боэтии спор по поводу твоей смерти — то есть, теперь, как оказалось, выиграл — но этот жук наверняка зажмёт мою ставку! Не хочу снова попадать впросак из-за твоей медлительности.

Боги, он ещё меня упрекал в медленном исполнении их прихоти. Это была полная жопа.

— Передавай от меня привет ушастому другу. Да, и вот это ему от меня, — принц протянул мне сложенный вчетверо пергамент, напоследок улыбнулся и исчез в клубах дыма. Я на автомате развернула листок — там был портрет молодой эльфийки.

Оставалось идти дальше. Пинать опавшие листья, проклинать даэдра и строить прекрасные планы по их тотальному отстрелу, развлекая себя по пути. Что-то важное пробегало мимо, сильное и необходимое, то, что никто так и не посмел взять. На затылке у меня шевелились волосы, стоило лишь подумать об этом...

Не знаю. Правда, не знаю, что это было. Сейчас нет смысла врать — тогда, у чёрта на рогах, я боялась думать о чём-либо, кроме собственного гнева, ведь это могло повернуть предстоящие события совсем в другую сторону. Деревья шумели, солнце неспешно падало за далёкие горы, а ваша покорная слуга как обычно бездельничала, молча прогибаясь под обстоятельства. Но что-то всё же было...

Слишком быстро завершилась обратная дорога. Ильмерил мог быть весёлым, злым, усталым — и хрен угадаешь, под какое настроение попадёшь на этот раз. Но я вспомнила бросающую в дрожь встречу с Клавикусом, и быстро вошла внутрь. Всё оставалось таким, как я его бросила час назад — но казалось, будто прошло не меньше сотни лет. Измятый в руке клочок пергамента давал понять, что недавняя встреча была правдой и, значит, как бы я ни хотела смолчать, придётся рассказать о ней эльфу.

— Ильмерил?

На пьедестале покоился другой артефакт, очевидно, Довакин уже успел отметить новую жертву в моё отсутствие. Сам он после тщательного осмотра обнаружился в самой густой тени главного зала, и не сказать, чтобы горел желанием появляться передо мной. Насколько я была внезапным появлением девочки сбита с толку, настолько он был опустошён.

— Если ты не объяснишь мне сути происходящего, придётся сдаваться в психушку. Даже для вашего мира я слишком часто не понимаю, что происходит.

Но эльф, казалось, меня не слышал.

— Она в безопасности?

— Что... Кто? Ребёнок? Абсолютно.

Тень в углу расслабленно выдохнула.

— Мне из тебя пинцетом инфу вытягивать? Я же могу, если настаиваешь.

Тень задышала чаще.

— Ты издеваешься! Сначала орёшь на меня и тычешь своими палками, а сейчас, после того, как я выполнила твою просьбу, отказываешься говорить! Знаешь, кто ты после этого?! Но, ладно, не знаю, что сделал твой амулет, но меня так и не раскусили. Прикинь, эти придурки думали, что ты меня убил... И до сих пор считают "своим" человеком. Спрашивали, когда я тебя угрохаю, попросили почаще отчитываться.

— Кто?

— А?

— С кем ты говорила?

— Клавикус Вайл. Он тебе ещё одну штучку передал, — я зашагала к тени, и протянула послание.

Ильмерил уже был бледен, но чтобы так... Его пергаментная кожа стала почти белоснежной, глаза невидяще уставились в одну точку, и это эльф даже не коснулся листка. Мне тогда действительно стало его жаль, обозлённого, потерянного, переживающего какое-то неведомое мне горе. Эльф осторожно принял листок, скривившись при этом, будто его руку обожгла кислота, и начал рассказ:

— Это было давно. После извержения Красной горы на Ввандерфеле, а за несколько лет до этого — кризиса Обливиона в Сиродиле, руководство моей родины приняло решение о подготовке к захватнической войне. Не так давно итогом этого решения стал Конкордат Белого Золота; но в начале четвёртой эры власти Алинора ради своих планов мобилизовали лучшие силы. Я был молодым исследователем при учёном ведомстве Талмора, и, как и прочие амбициозные глупцы, преисполнен веры в своё превосходство и великую миссию, возложенную на меня свыше. Я попал в команду Эстальморэ, одной из выдающихся волшебниц нашего времени — в будущем ей даже прочили кресло в совете Алинора. Нашей команде было поручено одно из важнейших заданий — разработка накопителя энергии. Не кривись так, да, ты знаешь о камнях душ; но не забывай, что они, объективно, содержат довольно малое количество энергии, не говоря о том, что перезарядка и использование их проходит в весьма специфических условиях. Нет, нам поручили создание чего-то гораздо более могущественного, артефакта, с которым один наш лазутчик мог под заклинанием хамелеона пробраться во вражеский форт и вмиг разрушить его до основания! Заряженные на землях Талмора, эти артефакты могли бы нанести сокрушительный удар по скоплениям противника и его оборонным укреплениям. Суть в том, что важность этого проекта нельзя было недооценивать. Но шли недели, за ними месяцы, а надёжного решения всё не было — количество заряжаемой энергии и её стабильность оказались взаимоисключающими факторами, которые нам никак не удалось стабилизировать... Не буду вдаваться в научные подробности, вижу, тебя быстро утомил мой рассказ. Мы долгое время топтались на месте, и если ты думаешь, что работа проходила в дружеской атмосфере, то я тебя разочарую — каждый из команды желал вырваться из-под тени Эстальморэ, самолично принеся командованию законченный проект, а потому мы в тайне друг от друга продолжали теоретические и практические исследования. И однажды я... Насколько глупо это звучит сейчас, и каким отличным выходом казалось тогда... Я обратился за помощью к высшим силам. Откликнулись лишь те из них, кому было не лень слушать нытьё смертных. Однажды со мной заговорил Клавикус Вайл, тот самый, которого ты так удачно повстречала снаружи. Он долго восхвалял меня за мой ум и прозорливость, выражал сочувствие по поводу того, что я вынужден был скрывать свой талант за спинами других... Мы с Вайлом в итоге заключили сделку: он обещал, что у меня хватит времени создать тот самый артефакт, но это время будет забрано у отнятых по моей вине жизней. После того, как мы скрепили сделку, Вайл исчез из моей головы, злобно посмеиваясь. Повторюсь, я был молодым амбициозным идиотом, и новость о жертвах воспринял как нечто само собой разумеющееся на пути к славе. Я шёл домой, мечтая, как поставлю эту суку Эстальморэ на место, и лишь в последний момент услышал шум у своего поместья. Слишком страшно, чтобы вспоминать, даже спустя столько времени... Моя женя Иринэль была убита почти сразу, но Мира, уже тогда будучи одарённой в боевой магии, сражалась до самого конца. Её сразило огненным вихрем такой силы, что обугленные останки выбросило из окна второго этажа. Ей было пятнадцать. Подойдя к дому, я увидел на дороге то, что осталось от моей девочки, а в оконном проёме — тёмный силуэт моей начальницы. Под пытками Эстальморэ призналась, что Вайл нашептал ей, будто в моём доме хранятся законченные исследования, и благодаря им она смогла бы получить заветное кресло в совете; конечно, такая эгоистичная алчная дрянь клюнула на это. Когда к поместью прибыли стражи, они увидели три трупа и меня, с хохотом доламывающего стены; все решили, что я лично устроил погром, убив руководителя и свою семью. Но самое... Я надеюсь, ты оценишь иронию — самое смешное, что в ту же ночь мне снова явился Вайл. Он посмеялся над моей наивностью и подарил годы, которые могли прожить моя жена и дочка. С тех пор не проходит и дня, чтобы я не желал смерти ублюдку, отнявшему моих девочек по своей мимолётной прихоти, ни дня из долгих ста девяноста лет. Разыскиваемый в Алиноре, я долго бродил по свету, буквально искал смерти, но сделка с даэдра не давала мне умереть. И тогда я начал свою работу, чтобы больше ни один смертный не лишился самого дорогого по своей глупости.

По стенам пещеры ползли холод и мрак — там, снаружи, наступили сумерки. Не было смысла охать и сочувственно заламывать руки, поэтому я молча наблюдала за Ильмерилом. Эльф до сих пор с величайшей осторожностью сжимал в руке тот клочок пергамента — теперь я понимала, кто на нём изображён, и почему эльф догадался о рисунке. Вайл моими руками сделал больнее человеку, которого растоптал много лет назад. И это было очень страшно.

А ещё я рассмотрела артефакт на пьедестале — это была маска Клавикуса Вайла.

— Знаю, что становлюсь банальной... Но принеси-ка сюда того вина.

Ильмерил оттаял, преобразился. Он был собран и готов своими колкостями сражать мои нелепые речи, но теперь я видела, как трещал этот облик по швам, как злоба и тьма просились наружу. И всё же — при всём том, что ему пришлось пережить, Довакин выбрал помощь другим, пусть и в угоду своему желанию отомстить.

— Слишком горькие слова? — он язвительно улыбнулся.

— Если я сейчас отправлю тебя отдыхать, ты разозлишься, убьёшь меня и останешься здесь один; а так мы оба сможем следить за поиском. К тому же, пьянка — единственная помощь, которую я могу сейчас предложить.

И у меня вся душа трясётся от твоей исповеди. Ты прочтёшь это в моих глазах, когда мы случайно скрестим взгляды, и окончательно посчитаешь своей; но пока ты молча идёшь за вином, а я всё удивляюсь, как не опали от этого груза твои гордо расправленные плечи.

Так мы и проводили дни, тыкая карту и периодически уничтожая вино. Маску Клавикуса отработали уже следующим днём, не давая друг другу заснуть заплетающимися языками. И как потом Ильмерил не ругался на ту спонтанную пьянку, я видела, что ему было приятнее терпеть этот артефакт в чьей-то компании. А я незаметно наблюдала за эльфом, начисто перестраивая его образ в своей голове. Вообще, рассказ Довакина о прошлом стал ключом ко всем его чертам и поступкам; я даже удивлялась, как могла повестись на этого язвительного отшельника-пофигиста. Теперь его шуточки меня не раздражали, игнорирование не выводило из себя, а язвительные и порой неуместные комментарии не вызывали гнев.

Я волновалась. Эльф не использовал Ваббаджек до моего прихода, а после той истерики в комнате трофеев он побаивался доставать при мне эту штуку. Я отлично его понимала, самой больше не хотелось иметь дел с этим артефактом, но сейчас, после долгих бессонных ночей, на карте не хватало лишь одной точки. Пару недель назад Ильмерил бы просто выгнал меня из пещеры "погулять", но сейчас понимал, что мне нужно через это пройти, и молча предлагал поддержку. Я с замершим сердцем ждала, пока Довакин вынесет посох в главный зал.

Две с половиной недели с Ильмерилом пролетели в мгновение ока. Были ли они скучными? Оторвите задницу от офисного стула и прогуляйтесь по настоящему Тамриэлю, мигом получите свой ответ! Да, почти всё время я провела в пещере, теперь уже с полной отдачей помогая альтмеру в его работе, но всё же, ради сохранения легенды о "неприступном щите вокруг цели" приходилось якобы тайком выбираться на встречу с даэдра. Вы уже чувствуете абсурдность моего положения? Каждый раз кто-то из гнилой компашки поджидал меня на том камне в лесу; я прибегала, оглядываясь по сторонам, и в режиме строжайшей секретности рассказывала о нелёгкой жизни двойного агента... И они верили! Принцы даэдра, самые могущественные создания на этом свете, верили мне! Хмурились, подкупали, угрожали, но продолжали надеяться на безболезненное решение проблемы. И, глядя на них, я всё больше понимала, почему в Нирне постоянно творится какой-то пиздец. Не может же, чтобы так... Они были как дети, озлобленные, уставшие от всего, при этом получившие ядерные боеголовки в качестве погремушек. Гремели они столетиями, и гремят до сих пор. И знаете, что, кроме вышеперечисленного, самое страшное? Я долго пыталась нащупать мотивы их поступков, искала ненависть, скуку, азарт, в конце концов... А нашла, как всегда, наше, родное, человеческое — безразличие. То, на чём иногда спотыкаются люди, чья жизнь в итоге становится длинной пыткой в ожидании конца. Только этим и ждать запретили. Ведь если для тебя не существует никаких кнутов, если всё, что ты сейчас делаешь, уже было сотни лет назад, а новые события дают лишь суррогат счастья, что тебе делать? Они не знают, я тем более. Поэтому ни зловещее карканье воронов Ноктюрнал, ни светлая красота Меридии, ни даже удивление от вида закутанного в мантию Хермеуса Моры не смогли приглушить моё отвращение к этим насквозь прогнившим порождениям тьмы. Всё, за что сражаются и умирают смертные, служит лишь подпиткой их больному разуму; но даже после смерти люди не могут просто обрести долгожданный покой, продолжая веселить своих кукловодов на всё новых аренах. Всё из-за того, что никто не сподобился их вовремя прибить. Но я верю в Ильмерила, в справедливость, да, в конце концов, даже в себя!

За неполный месяц я успела лично пообщаться почти со всеми принцами даэдра, жадно интересующимися моими успехами. Они понемногу проникались серьёзностью ситуации, а из-за хитрого кулона альтмера не могли "подбодрить" меня своей истинной мощью, вынужденные влезать, как в костюм не по размеру, в смертные оболочки. Я в ответ на их провокационные вопросы лишь пожимала плечами и демонстративно пыталась снять амулет. Ильмерил действительно зачаровал его намертво, но не чтобы контролировать меня, как я наплела принцам, а из соображений моей безопасности. Довакин тщательно оберегал свои планы, а, значит, и меня.

Кстати, об этом. Альтмер приближался к постаменту с посохом в руках, как бы невзначай поглядывая в мою сторону. Ну да, ведь я в прошлый раз отреагировала на него довольно однозначно. Ильмерил начал колдовать над Ваббаджеком — прекрасное и таинственное волшебство, позволяющее нам получить последнюю часть кровавой мозаики; но чем больше слов лилось из его уст, тем сильнее меня охватывала тревога.

— Я уверен, сегодня мы справимся быстро, — эльф как-то странно прищурился.

Едва шёпот заклинания прекратился, из постамента вырвался луч. Эльф мне пытался объяснить сложный принцип работы заклинания, но всё, что я запомнила — чем дальше цель поиска и чем больше на ней скрывающей магии, тем дольше её искать. Не удивительно, что самого преданного последователя Ноктюрнал, даром, что он обнаружился недалеко от Рифтена, Ильмерил выслеживал четыре дня.

Удивительным было то, что сейчас луч заклинания окутал меня светом.

— И почему я не удивлён...

Моё сердце сковал холод; конечности же быстро объял настоящий лёд, магический аналог наручников. Альтмер плавно подходил ко мне, поигрывая красивой снежинкой на ладони, а я могла лишь беспомощно смотреть.

— Значит, правда. Странно, что мой морок тогда дал сбой.

— Да твоя хрень сломалась! Может, на посохе была капля моей крови? Проверь свои магические писульки, наверняка там ошибка!

— Элис, Элис... — на удивление, тон был спокойным, — не обманывай хотя бы себя. Ты всё ещё верна ему.

— Нет! Запусти свой детектор лжи ещё раз, пожалуйста! Я ненавижу его! Грохнуть его хочу! Перебить ноги, размозжить череп камнем и выкинуть в море!

— До сих пор?

Голос стоящего за спиной растёкся по позвоночнику. Ильмерил попятился назад с гримасой ужаса, слишком знакомой по дню нашего знакомства. Миг — и он с закрытыми глазами оседает на пол.

Из-за сковавшего меня льда я не могла повернуть голову.

Мягкое касание — и волоски на шее встали дыбом. Щекочущее дыхание обожгло затылок.

Я была так поражена его наглостью, что не смогла вымолвить ни слова.

— Мы просто немножко поговорим.

Он соизволил выйти вперёд, в этом своём узорчатом плаще и с застывшим в золотых глазах безумием. Его рука лежала на моём плече, пальцы неспешно перебирали отросшие за два с лишним года волосы. Шеогорат улыбнулся, как в те весенние дни, когда всё было хорошо, я почувствовала на ресницах влагу. Узкая ладонь прошлась по щеке.

— Элис. Ты была оч-чень плохой девочкой. Впрочем, не мне об этом говорить...

Он отошёл немного назад, разрывая прикосновение. Меня трясло.

— Сейчас же освободи меня.

— Чтобы ты перебила мне ноги и размозжила череп?

Даэдра веселился.

— О да.

— Это не поможет, моя дорогая Элис, ты же знаешь, а я не хочу затягивать беседу из-за твоих... фантазий.

— Заткнись! Заткнись!!!

Я пыталась вырваться из захвата льда, но непробиваемой коркой было покрыто уже всё тело. Ещё немного, и я не смогла бы говорить. Застыну! Замёрзну! Наедине с ним! Стоит и улыбается, превращая мою смерть в очередное шоу!

— Сука! Победил опять, поздравляю! Интересные были тараканьи бега?! На кого поставил в этот раз? Нет. Против. Против нас. Потому что мы всегда проигрываем. Слабые, глупые, доверчивые... Хватит! Зачем ты пришёл сюда?! Просто сделай, что хот...

Ледяная кора вдруг исчезла, так быстро, что я едва устояла на ногах. Единственный лёд — солёные капли на лице, хоть и были холодными, но обжигали. Взгляд сбился с перекрёстной линии; я не успела заметить, как Шеогорат оказался совсем близко. Что-то взметнулось внутри быстрее меня самой, стянутая в кулак ладонь уже летела вперёд, но он перехватил удар, сжимая мою руку своими пальцами. Я готова была услышать хруст собственных костей — а поняла, как всё это время мёрзли руки. Где-то в крошечном уголке этой сцены, не тронутом абсурдом, к ним начало возвращаться тепло.

— Совсем этот изверг тебя не бережёт, — Шеогорат согревал мою ладонь дыханием. Если это свет, он сжигает и ослепляет; если это небо, оно душит ветрами и прибивает к земле градом. Если это правда, она смеётся и режет на части; если любовь, то сжирает целиком, выплёвывая пепел.

— А если это сон? — почти мурлычет на ухо. Обугленный амулет падает к моим ногам, тонкий ремешок рассыпается в пыль.

То я могу сделать с тобой всё, что угодно. Сжечь, четвертовать, облить кислотой, выколоть глаза, выдернуть всё жилы...

— Да постой уже тихо, — недовольно бурчит поверх моей головы. — Меня, как творческую личность, радуют твои фантазии, но оригинальности явно не хватает. Слышала бы ты, что грозятся сделать друг с другом мои золотые и тёмные девочки...

Я, застыв до сих пор, как мрамор, всё порывалась что-то сказать. А выходило только шипение — ненависть к самой себе, ведь тянуло забыть всю грязь и стоять так целую вечность.

— Ты обещала выполнить кое-какую работу, помнишь? — Шеогорат аккуратно поворачивает мою голову к неподвижному телу эльфа.

— Ты справился без меня.

— Э, нет, наш трудяга ещё дышит. Раз обещала — делай.

Что?

Я тупо уставилась на даэдра, забыв про гипнотический эффект его взгляда. Давай, прочитай всё, что я думаю об убийстве единственного, кто осмелился противостоять вашей погани! Как ты можешь смотреть мне в глаза и делать вид, что ничего не произошло?!

Шеогорат мучительно вздохнул.

— А я и не делаю. Ты просто забыла, кто мы такие, кто я такой. Если бы мы извинялись перед каждой букашкой, которой сделали гадость...

— Этот мир стал бы лучше.

— Он не имел бы смысла.

И снова уголки его губ поднимаются в жесте лёгкой тоски. Воздух — как маятник, то колет инеем, то раскаляется до предела.

— Что для тебя игра, моя дорогая Элис?

Мы всё ещё стоим вплотную. Мои руки уже почти согрелись.

— О чём мы вообще говорим?

Он усмехается. Я отвожу взгляд, пытаясь найти в комнате предмет, которым можно быстро перерезать себе горло.

— Если Довакин завершит свою работу, наша игра закончится. Но, как бы она ни была скучна и однообразна, я этого не хочу. Мы вообще могли пропустить эту сцену, я бы прихлопнул его щелчком пальцев, но это должна сделать ты.

— Хочешь меня помучить?

— Я хочу, чтобы ты поняла!

Шеогорат, наконец, срывается на крик. Он подталкивает меня к Ильмерилу, суёт в руку откуда-то взявшийся пистолет.

— Я поняла только то, что ты конченый психопат с манией величия, подкреплённой божественной силой.

— Нет, нет... Это жизнь! Всё это, и даже смерть, — часть бесконечной всеобщей жизни!

— Тогда почему ты боишься умирать?

Он вырос рядом со мной, почти напрашиваясь на выстрел. Сквозняк слабо трепал полы его плаща.

— Потому что закончится наша игра... Однажды ты поймёшь — мне не за что просить у тебя прощения. Давай, убей его, исполни свой долг. Ты ведь всегда знала, что так будет.

В золотых глазах кружилась буря. Я почти поцеловала его тонкие губы, но в последний момент направила пистолет на грудную клетку и высадила в Шеогората шесть пуль. Седьмую уже не запомнила...

* * *

Ненавижу внезапно приходить в себя! Пришлось отплёвываться от воды и мокрых волос, прежде чем продрать глаза.

— Третий раз уже за месяц, какого хрена... Ильмерил? Ты живой? Настоящий?! Что за чёрт?

— Живой, но не твоими стараниями.

Альтмер вовсю пялился на меня удивительными фисташковыми глазами. Надо же, и правда жив... Как?

— Ты его видел?

— Элис, я люблю загадки, но не могла бы ты выразиться поконкретнее?

Эльф совсем не кажется рассерженным, хоть имеет на это полное право.

— Ну... Ты правда не понимаешь...

Довакин презрительно фыркнул.

— Не знаю, какую из галлюцинаций ты имеешь в виду, но я уложил тебя на отдых, как только ты кинулась на меня с кулаками и зверским выражением лица.

В пещере всё так же шелестели сквозняки, но мне не хватало воздуха. Я попыталась ослабить ворот куртки, но наткнулась рукой на амулет в виде крошечной драконьей головы. Целый и невредимый. Наверное, на моём лице был написан искренний ужас, раз Ильмерил начал спокойно рассказывать, что произошло.

— Как только я прочёл заклинание, твой взгляд переменился, тебя будто загипнотизировали. Ты не мигая смотрела на посох и начала приближаться ко мне. Некоторое время стояла неподвижно, почти не дыша, а затем накинулась, как бешеная тигрица.

Я вспомнила тёплые руки, не дающие развалиться на части, и заскулила. Сквозь его силуэт вдруг проглянула оскаленная морда, грустная ли, весёлая, злая? Все три разом. Её глаза поглощали душу.

— Ильмерил, магия даэдра может пробиться сюда извне? — спросила, боясь увидеть малейшее сомнение. Но Довакин твёрдо покачал головой:

— Нет. Мы здесь, как в бочке — внутри может быть что угодно, но ни вода, ни воздух извне в неё не проникнут.

— То есть... если магия уже была здесь, она может подействовать?

— Кажется, я понял, к чему ты клонишь.

Мы синхронно посмотрели на Ваббаджек. Посох мирно лежал на постаменте, но я-то знала, ещё как знала...

— Грёбаные даэдра со своими палками! Как от них скрыться, Ильмерил? Как?! Он заставлял меня тебя убить... Это происходило в моей голове, но всё же...

— Элис! — эльф встряхнул меня, — Ты не с ним говорила! Никакая магия не пробьётся сюда, я же сказал! Ваббаджек заставил тебя видеть галлюцинации, но они — плод лишь твоего воображения.

— То есть, я хотела это увидеть?

Ильмерил вздохнул и — невероятно! — сочувственно похлопал по плечу.

— У артефакта три обличья, Элис. Делай выводы.

Всё это грёбаный кабздец!

А если это сон?

— Я... Мне нужно подышать... Присмотришь тут, ладно?

Ещё бы про включённый утюг проблеяла. Дура.

Как обычно.

Я выскочила из пещеры, крепко сжимая амулет в руке. Если мне сейчас попадётся хоть одна зараза — убью нахер, сотру из мироздания!

Надо же, три обличья. Гнев — ведь я пиздец как зла на этого мудака и мечтаю перемолоть в муку. Страх — конечно, до чёртиков боюсь его увидеть. Радость...

Чёрт! Чёрт!!! Как же больно! Я чуть не упала на землю, упёрлась руками в дерево, судорожно дыша. Если хоть на короткий миг поверю, что это правда...

Снова плачу. Придётся просидеть под этой сосной до утра, не должен Ильмерил меня такой видеть. Он решительный и очень сильный, он знает, что делать. А я? Помогаю ему готовить обед и пялюсь на карту, да я просто незаменима. Довакин напоминает мне профессора Снейпа из всеми любимого Гарри Поттера — в юности поддаётся тьме, продаётся не тому, из-за чего совершает самую страшную ошибку в своей жизни. Но, осознав это, посвящает себя искуплению, черствея, лелея и взращивая свою вину. Правда, профессор никогда не был таким кровожадным... Но я не знаю, на что бы он был готов, столкнись нос к носу с местными Лордами. Эти любого превратят в кровожадное чудовище.

Ага, даже меня.

"Ты на верном пути."

Кто здесь?! Ночной мрак был полон звуков леса, но лишь этот голос испугал меня по-настоящему.

"Ваша работа близится к концу. Скоро ты исполнишь своё предназначение."

Да какого ж зеленого хрена вы окапываетесь в моей голове?! Тебе-то что нужно, старая вобла? Тоже играешь на ставках?

Холодный ветер обдал спину — это её смех у меня под кожей.

"Дитя, ты ведь знала, что так будет. Твои желания так сильны... Следуй им, и иди до конца."

Без тебя разберусь.

"В деревенской таверне тебя ждут старые друзья. Они помогут вам со следующим этапом, впрочем, ты и без меня это знаешь."

Ты что, не в сволочной команде?

"Лишь одно решение верно, и оно за тобой. Есть странный дар лететь на пламя..."

Мать Ночи больше не говорила.

Мессер и Секунда кружили по небу в им одним понятном танце. Звёзды-переливы нежно мерцали в такт. Какими же крохотными кажутся наши проблемы оттуда!.. Взлететь бы, почувствовать вкус свободы, посмеяться над прошлым...

Где там окопались мои "старые друзья"? Пора вводить тяжёлую артиллерию, ибо я уже не могу смеяться.

Путь до безымянной деревеньки был недолгим. Где-то здесь живёт маленькая Виви, которая из-за нас была околдована злыми чарами. Надеюсь, папаша не сильно наказал её за прогулку, как-никак, я чувствую себя виноватой.

Улицы деревни были пустынны, даже факелы стражников мелькали где-то вдали. Но, не смотря на глубокую ночь, окна таверны ярко горели, из-за двери доносились голоса и смех. Я толкнула дверь, обдувая лицо нагретым воздухом, и смело шагнула внутрь. На мне были вполне приличная кожанка, холщовые штаны и ботинки из плотного льна, так что я не боялась косых взглядов из-за несоответствия местной моде. Но это не значит, что на меня не косились по другим причинам. Я была девушкой без сопровождения, вломившейся к ним глубокой ночью, к тому же типично бретонской внешности (здесь я передаю привет Её Величеству королеве Елизавете, ваша верноподданная почти не сменила гражданства). Вполне естественно, что в меня впилось с десяток взглядов. Уж не знаю, в какой край меня занесло, но явно не бретоны были здесь коренным населением. Но вот, в большой компании прозвучала шутка, зал взорвался смехом, и про меня тут же забыли. Лишь из мозаики столов мне махала чья-то рука. Двое серьёзных, прилично одетых джентельменов вблизи оказались Риллом и Цицероном.

— Слышащая! — радостно завопил шут во всю глотку.

Боже, ну и идиот.

Хотя на сердце потеплело.

Двое представительных джентельменов не спешили предлагать леди стул.

Была бы здесь ещё леди.

Я плюхнулась на сидение, заново узнавая отпечатавшиеся в памяти лица. Рилл, даром, что спокойный и собранный — смотрит, будто крышку гроба заколачивает; Цицирон же, со всей своей дёрганностью, едва не прыгал от счастья. Он уже хотел накинуться на меня с обнимашками, но рука Главы быстро усадила его обратно.

Такие понятные. Такие хорошие.

Знаю, что убийцы, не сдирайте раньше времени розовые очки, и так никаких нервов уже не осталось.

— У тебя важное задание для Братства, — без предисловий начал Рилл, — настолько важное, что Мать Ночи до его выполнения отказалась выдавать другие контракты.

Он слегка приподнял бровь; с таким же жестом черти в аду подкладывают новые дровишки под котлы. Страшный человек, не перестаю восхищаться.

— А не промочить ли нам для начало горло? — спросила, пытаясь подавить панику. Сказывалась привычка ежевечерне бухать с эльфом. Кстати, нужно и ему чего-нибудь захватить, а то караулит бедняга один этот чёртов...

Э, нет, до его сигнала через амулет ноги моей в пещере не будет! Как только увижу Ваббаджек, схвачу эту мерзость, найду первого попавшегося даэдра, забью посох ему в задницу и буду прокручивать до тех пор, пока из глотки не пойдёт фарш!

— Что Слышащая хочет? Сейчас всё-всё принесу... — испуганно пискнул Цицеро и отправился к стойке.

— Рилл... Я это вслух сказала?

Слышащий приподнял уголки губ.

— Нет, что ты, всё было в твоём взгляде.

Ах, это у меня взгляд страшный?!

— Знаешь, ты тоже не девочка с бантиками.

Вот здесь он удивлённо нахмурился и слегка подзавис. Наконец-то! Я уж думала, передо мной не человек, а каменная глыба.

— Слышащей что больше нравится? Я принёс... Всего по чуть-чуть...

Хранитель незаметно подплыл к столику с целой батареей бутылок на шатающемся подносе. Нет, ему было не трудно удерживать вес, напротив, это было своеобразной игрой на ловкость. Но под мрачным взглядом Рилла алкоголь быстро перекочевал на стол. Я, не мудря, подвинула к себе пряное вино с изумительным медовым ароматом и ноткой шалфея.

Ах, в какие счастливые времена я видела мужчин в прошлый раз.

Цицерон щурился, делая вид, что посматривает на компанию за моей спиной, но то и дело, невзначай, конечно, скользил взглядом по мне. Сеточка морщин в уголках его глаз расползлась чуть дальше, выдавая, вопреки молодым глазам, истинный возраст — под сорок или около того. Раньше у меня не возникало желания спросить его самого, да и повода не было. А сейчас я почему-то с грустью подумала, что однажды увижу в ослепительно медных волосах седину. Но когда это будет... И самое главное — если.

— Ты не спешишь начать разговор, — мягко намекнул Слышащий, игнорируя стоящий рядом алкоголь.

— Да что ты...

Беря "заказ" у Дервенина много лет назад, я испытывала почти парализующий ужас, хоть на деле не желая убийства. Всё ещё не забыла цепкую хватку Рилла в коридоре, его странные слова, то ли напутствие, то ли предостережение; фанатичный блеск в глазах Цицеро, понявшего, что его берут в новую, увлекательную игру. А сейчас, при тех же действующих лицах (включая Мать Ночи, которая наверняка сейчас наблюдает за нами), при том, что собиралась отнять жизни шестнадцати человек, я была совершенно спокойна. Видимо, так выглядит отчаяние, проевшее дорогу к самой сути человека, оплавляя лишнее. Говорят, от высокой температуры плавится даже камень, что уж говорить о слабой человеческой душе.

— Сколько у вас людей?

— Это закрытая информация, — процедил Слышащий, недовольно щурясь.

— Ладно, спрошу по-другому. Нужно организовать шестнадцать похищений в разных провинциях, с доставкой в наше логово неподалёку.

Вообще-то, Ильмерилу хватило бы и вырезанных сердец, но органы должны быть изъяты максимум за два дня до ритуала, а за такой срок нереально доставить их все вовремя.

— Похищения — не наш профиль.

— Ага. Так у тебя хватит людей?

— Полагаю, ты знаешь о фолкритском Убежище? Вместе с ним людей достаточно.

— Вы его восстановили?!

— О да, нас с каждым днём всё больше и больше! Цицерон будет рад устроить экскурсию.

— Ты теперь разрываешься на два дома?

— Он глава нового Убежища, — небрежно заметил Слышащий.

— А...

Цицерон придвинулся ближе и заговорщицки зашептал:

— У Матушки новый дом в холодной, снежной земле! Наша Мать была так добра, что отпустила верного Цицерона, и теперь он может снова марать свой клинок в крови!

— Мм... Поздравляю.

Мать твою... Срочно несите новые очки, старые, кажется, разбились.

— Мне нужны имена жертв.

— Ага. Понимаешь, не всё так просто... Через пару дней я познакомлю тебя с коллегой, он всё объяснит.

— Кажется, я догадываюсь, кто это... — проворчал бывший Хранитель.

— Тот самый альтмер? — вопросительно поднял бровь Рилл.

Я перевела взгляд на имперца. Его рулетами не корми, дай языком почесать... Ещё по Лондону помню. Или это такая политика компании — от начальника секретов нет? Интересно, что он ещё успел выболтать...

— Да, тот самый Довакин, которого якобы нужно было убить, и нет, я не буду извиняться за тот случай. У него сейчас большой и страшный проект, в ходе которого, в том числе, было установлено месторасположение потенциальных жертв... Чёрт, я уже говорю, как он.

Пришлось запить собственное недовольство нехилой порцией вина; в голове слегка зашумело, но желание поумничать вроде прошло. Цицеро смотрел на меня во все глаза, видимо, переваривая услышанное, Рилл же сохранял невозмутимо деловой вид.

— Короче, у нас есть карта с двигающимися точками. Ильмерил вот-вот найдёт последнюю цель, и, надеюсь, ни у кого нет возражений, чтобы пойти в нашу пещерку и перетереть уже там.

— Не вижу, чтобы ты собралась идти.

— Конечно, мистер очевидность! Во-первых, я ещё не допила это вполне себе неплохое вино, во-вторых, нужно подождать, пока он закончит поиск.

— Но зачем терять время? — возмутился имперец. — Пойдём сейчас, Цицерон обещает сидеть в уголочке тихо-тихо и не мешать желторотику с его фокусами!

— Восхищаюсь твоей преданностью делу, но я не покажусь в пещере раньше необходимого.

— Тогда зачем ты позвала нас так рано?

Взгляд Слышащего потяжелел. Не, после морозильника Сангвина нифига не страшно.

— Я вас вообще не вызывала! Спроси свою начальницу, почему она пригнала вас сюда.

Какое-то время мы играли в гляделки. Победил, конечно же, Рилл — ему с таким взглядом только змей гипнотизировать. Интересно, в Скайриме водятся змеи? Я бы посмотрела на это действо...

— Снимите пока комнаты, погуляйте, подышите воздухом. Здесь же природа!.. А то сидите в своих каменных мешках, света белого не видите. И максимум через пару дней пойдём на аудиенцию к его величеству. А я пока пройдусь, если вы не против...

Такие разные взгляды имперца и бретона не предвещали ничего хорошего, и я посчитала за лучшее временно слинять, пока они не остынут. Прихватила остатки вина и, неловко огибая столики, вышла в ночь.

Кто в этом мире царь горы? Почему одни могут класть себе подобных пачками, наслаждаясь жизнью, а другие теряют её, едва пытаясь бороться за справедливость? Дайте мне ответ через три... Две... Одну...

Звёзды молчали. Только старые дубы скрипели от холодного ветра. Так легко представить их голосами демонов, за которыми просто не слышно того, кто важнее всех. Но даже это забрали. Остаётся лишь собственная треснутая голова, эхо мыслей и неясные ночные кошмары. А кто-то смеётся, сидя на пушистом облачке. Для кого-то это прекрасное маленькое действо — приятный аперитив, лишний повод для сатирических разговоров с коллегами и немного хороших воспоминаний... Окутанный светом, поедая виноград из божественных садов, запивая вином из одуванчиков, кто-то, укутанный океаном небесной синевы, просто медленно и торжественно меня убивает. И голос никогда не послышится за ветром. Мне надоело страдать и надеяться, что за следующим поворотом всё обязательно станет хорошо. Нужно просто запастись терпением, ведь в конце всё будет именно так, как надо. Я всегда это знала.

Время жить и время убивать.

Меня бесцеремонно схватили со спины и развернули к себе.

— Ты сегодня очень красивая, — прошептал Сангвин, скалясь белоснежными зубами.

Довольно много времени прошло с нашей последней встречи. Я молча изучала его неуловимо изменившееся человеческое лицо, вливая в себя остатки вина. Затем разбила бутылку о голову даэдра. Без потёков напитка на лбу он смотрелся не так жалко, но не переводить же на это дерьмо хороший продукт. А ещё отчаянно хотелось набраться смелости для чего-то большего, чем словесные перепалки и мелкое членовредительство.

Небо за чёрными холмами пронзила молния. Воздух пах дождём.

— И злая. Мне нравится, но, знаешь ли, не лучшее для тебя сочетание.

Он с интересом рассматривал запачканные в крови пальцы. Красного там было больше от порезов осколками стекла, застрявшими в волосах, чем из небольшой раны на виске.

— Мы давно не виделись, и вот так ты меня встречаешь, Элис? Я обижен.

Простите, я, наверное, заставила вас думать, что происходящее было мне безразлично. Ком в горле, игла под самым сердцем, рвущийся наружу крик и невозможное желание раскрошить его череп голыми руками — ведь это так глупо звучит, пока не почувствуешь сам... А для кого-то обычное дело, хотя и после стольких лет болит не меньше.

До крови раздирая ногтями ладони, я твёрдо взглянула Сангвину в глаза. Все мысли о конспирации, блефе, двойной игре меркли при взгляде в эти бесконечно чёрные угли. Я почти задыхалась от нестерпимого желания, нет, необходимости проорать в лицо этому напыщенному ублюдку о том, с каким превеликим удовольствием я сотру их всех нахрен из этого мира! Всё внутри просто пылало — странно, что под ногами до сих пор не загорелась трава.

— Я всё-всё о тебе знаю, дорогая Элис. Что бы ты не затевала — оставь свои игры и вспомни, наконец, о нашем договоре.

Ты!!! Смеешь!..

Я до крови прикусила губу, пытаясь не закричать. Сукин сын блефует, ни черта он не знает о наших планах, иначе бы я уже давно была мертва; но бесцеремонно забрасывать меня сюда, принуждая к убийству, а затем называть это договором — каким же бесхребетным ничтожеством он меня считает? Ах да, это нормально. Ведь он сраный лорд мать его даэдра.

Нельзя срываться. Нельзя... Ну почему так больно?!

— С тобой всё в порядке?

Сангвин переменился в лице. "Всё было в твоём взгляде"... Мне было уже насрать, что он там увидел. Чёрная смола затопила сознание, выжигая остатки здравого смысла, которые в последние минуты держали меня на плаву. Нет, я не свернула ему шею... Просто упала на траву и разрыдалась. Это не были пьяные слёзы, алкоголь в крови давно испарился. Хриплый вой прожёг себе путь наружу, наконец-то не встретив сопротивления. Несколько его мерзких слов... Я не железная, я просто человек.

* * *

Незаметно начался дождь.

Не помню, сколько времени я пролежала в мокрой траве. Звёзды всё так же бездушно висели в небе, ухмыляясь сквозь пелену туч. Что-то внутри затвердело, превращаясь в непробиваемую броню, будто смола, схватив ещё тлеющее в груди тепло. Да и к лучшему.

Когда я поднялась на ноги, рядом уже никого не было.

Раскисла, тряпка... Я максимально привела одежду в порядок и пошла обратно в таверну. Пора было приглашать в наше логово гостей. Что там посох, после такого морального изнасилования магические галлюцинации покажутся мультиками.

Мужчины поджидали меня у главного входа. Молча стояли под навесом, не обращая внимания на протекающую крышу. Плечо имперца уже промокло от невозмутимо падающих капель. Он один решился задать вопрос, хотя удивлёнными выглядели оба:

— Почему Элис выглядит, будто ощипанный цыплёнок?

— Пшёл ты.

Он аж задохнулся от возмущения.

— Что-о?!

— Пошли, говорю. Так и быть, не будем терять времени.

Цицерон успокоился, Рилл лишь повёл бровью. Они эффектно накинули капюшоны и выразили готовность следовать за мной. Безжалостные убийцы, палачи, ниспосланные самой Пустотой. Повеселимся.

Мы вломились в пещеру в разгар поиска — грозные, немного пьяные и желающие вершить историю. Ильмерил при появлении нашей компании лишь выразительно поднял бровь. Я показала ему большой палец, он вздохнул и отвернулся к карте. Как хорошо иметь столь флегматичного напарника.

— Эта игра слишком скучная, почему мы не...

— Тихо! Кто-то обещал сидеть. Помнишь?

Имперец смешно надул губы, демонстративно усевшись на ближайший стул. А ведь у кого-то самая серьёзная проблема — скука...

Рилл оценивал обстановку пещеры из-под опущенных ресниц. Заинтересовался картой, видимо, сопоставив точки с количеством запланированных похищений. Если и удивился движению меток, то не подал виду.

— Да, это то, о чём ты думаешь. Пока определяется последняя жертва, предлагаю поговорить об оплате. Отойдём?

Слышащий хмыкнул, но позволил увести себя в сторону. Я повела его в коридор, где за потёртой медной дверью нас поджидало одно из самых удивительных чудес местной магии.

Довакин рассказывал мне, что ещё на Соммерсете его специализацией были накопители магической энергии. Изучая кристаллы, камни душ и прочие магические безделушки, он просто не мог не задуматься о том, как можно увеличить резерв живого существа. Альтмер проводил десятки экспериментов на себе и "добровольцах" из лабораторных подвалов, и в итоге понял, что... всё гениальное просто — магический резерв, как мышца, прекрасно поддаётся тренировкам. Правда, если для приведения в порядок физической формы человеку достаточно шести месяцев, с магией дело продвигалось куда медленнее. Со временем Ильмерил вывел оптимальное количество и силу применяемых заклинаний, и тренировался в свободное от работы время. И надо же было такому случиться, что лет восемьдесят назад ему в руки попала формула заклинания трансмутации... Память вас не подводит — это те самые чары, превращающие "деревяшку в золото", о которых грезила половина скайримских бандитов. Мало того, что эта формула в письменных источниках встречается достаточно редко, а владеющие ей маги, по понятным причинам, делиться не спешат, так ещё и само заклинание весьма сложное и требует огромного количества энергии. Настолько огромного, что большинству магов оно банально не по силам, а сумевшие применить его восстанавливаются так долго, что за это время заработать такое же количество золота проще другими путями. Короче говоря, обычно его применяют один или два раза в жизни, и то в качестве испытания собственных возможностей. Но Ильмерил к тому моменту больше века "раскачивал" магический резерв... Поэтому он стал совмещать приятное с полезным, к тому же, трансмутация по всем параметрам удачно подходила для тренировки. Донором служило не только железо, как в игре, и не было промежуточной стадии в виде серебра. Эльф рассказал, что знает формулы для превращения также в медь и стекло, но на фоне основного заклинания они уже не несут никакой ценности.

Рилл второй раз за вечер не сумел скрыть удивления. В каморке, куда я его привела, лежала в прямом смысле груда золотых вещей, и если посуду и амулеты, в прошлом деревянные, ещё можно было понять, то золотая свеча, кость или солома не укладывались в голове.

— Возьми, сколько нужно, — сказала я, протягивая бретону холщовую сумку. Вначале я хотела пошутить, предложив ему золотой мешок, на удивление сохранивший гибкость, но затем это показалось откровенным позёрством. Взгляд Рилла стал более осмысленным, он принялся деловым взглядом осматривать четырёхфутовую гору. И это оставшееся после расходов золото, накопленное всего лишь за год проживания в пещере... Ильмерил сразу сказал, что деньги, как таковые, не имеют для него значения, и я могу тратить их в любом количестве, но где? Здесь не было ни кинотеатров, ни казино, ни боулинга; еда и одежда меня интересовали мало, а развлечение в виде захваченного работой эльфа было совершенно бесплатным. Единственной дорогостоящей покупкой стали короткие парные мечи и комплект кожаных доспехов, сделанные для меня местным кузнецом, но они были капризом фанатки ролевых игр и в деле никогда не применялись. Я даже в шутку поставила на кирасе отпечаток ладони, испачканной в смоле... И нарисовала пиковый туз на шлеме*.

— Вот вы где... Элис, угомони свою ручную обезьянку.

Ильмерил возник в дверном проёме абсолютно бесшумно, но Рилл, в отличие от меня, даже не шелохнулся. Однако нахмурил брови, когда я улыбнулась от удачного сравнения. Обезьяны в Тамриэле не водятся, поэтому пришлось объяснить эльфу смысл случайно оброненной фразы, но сейчас она пришлась к месту. Я притворно вздохнула, гадая, чем Цицерон уже успел досадить альтмеру, и чуть не упустила из виду главное.

— Ты уже закончил?

— Да, последний поиск был недолгим. Не иначе как твои гости поторопили события.

Тончайший сарказм вплёлся в его бархатный голос. Конечно, не ожидал, бедняга, что ранее неоднократно обсуждаемые нами исполнители прибудут так скоро.

Но, как я говорила ранее, все вопросы к Матери Ночи.

Очень, очень много вопросов.

Пришлось возвращаться в главный зал. Предусмотрительный Ильмерил уже убрал Ваббаджек в хранилище, за что я была ему очень благодарна; но Цицеро наверняка заметил посох, и в скором времени поймёт, если уже не понял, подоплёку происходящего. Всё же, одно дело исполнить обычный, хоть и объёмный заказ, и совсем другое — сознательно переходить дорогу реально существующим злым божествам. Имперец, хоть и явно симпатизировал мне, дураком не был, и его выбор между семьёй и залётной птичкой был очевиден. Но нет, сидит на стуле, демонстративно разглядывая интерьер пещеры, а сам нет-нет да бросит на меня обеспокоенный взгляд.

— Надеюсь, Элис ввела вас в курс дела? — начал Довакин.

— Ввести-то ввела, но мы так и не знаем, кого нам ловить.

— Нам? Ты тоже собралась в этом участвовать?

— А почему нет?

— Это опасно и глупо.

— Что бы остроухий понимал в опасности... Цицерон поедет со Слышащей и прикроет ей спинку, правда, Слышащая?

— Спасибо.

— Этот этап вполне может обойтись без тебя.

— А мне что прикажешь делать? В этот месяц хоть было чем заняться, а сейчас ты предлагаешь плевать в потолок и по кругу сраться друг с другом?

— Лично я буду проводить исследования.

— Офигеть! То есть, я тебе вообще не буду нужна! И чем ты недоволен?

— Тем, что только здесь я могу обеспечить твою безопасность.

Довакин особо выделил последнее слово, прозрачно намекая на даэдра.

— То-то мне вчера здесь было так безопасно, что я решила прогуляться! И, если ты не забыл, с этим, — слегка коснулась медальона под курткой, — у меня нет проблем с безопасностью.

Альтмер нахмурился.

— Так ты сбегаешь из-за вчерашнего?

И сегодняшнего тоже.

— Я не сбегаю, хотя бы потому, что ещё не знаю — куда. Как мы всё-таки будем искать цели?

Ильмерил сделал вид, что не заметил грубую смену темы. Он подошёл к рабочему столу, откуда взял несколько небольших кристаллов на ремешках.

— Я зачарую их таким образом, что, прикладывая их к карте, вы увидите на ней расположение цели. Ваша задача — найти их и привести сюда живыми. В сознании, здоровыми или нет — меня не волнует, но они должны дышать. Зачарования будут готовы к сегодняшнему вечеру.

Рилл, спокойно рассматривающий стекляшки, кивнул.

— Элис запросто справится с таким поручением! Если эльфишке так нравится морозить кости в этих камнях, пусть торчит здесь, но Слышащая вольна идти, куда ей вздумается!

Да... А я всё думала, на сколько его хватит. Имперец наблюдал за нашей перепалкой словно собака, которую дразнят мячиком и всё не дают схватить. Только мы с эльфом уже привыкли к такому стилю общения, но кое для кого это было настоящим оскорблением чувств. В первую очередь, как я подозреваю, чувства собственничества.

Ну а Довакин в принципе не прочь позубоскалить.

— Откуда потянуло псиной? Ах, это же ручной пёсик открыл свою пасть.

— Мерзкий желтозадый сухарь не смеет так оскорбительно разговаривать с Цицероном и тем более Слышащей! Немедленно извинись!

— Не вижу здесь никого, достойного извинений. А Элис нисколько на меня не обижена, правда?

— Не втягивайте меня в свои перепалки, оба хороши.

В обоих взглядах, скрестившихся на мне, промелькнуло торжество... Не к добру.

— Вот!!! И как она только тебя терпит?!

— Нормально терплю, мог и у меня спросить. У нас, кстати, важные дела. Только я о них помню?

— У кого-то явно нет дела важнее, чем беспричинное гавканье.

— Цицерон давно хотел узнать, а сколько зубов нужно магу, чтобы произнести заклинание? — произнёс имперец с усмешкой; подобрался и молниеносно подлетел к Ильмерилу. Я еле заметила кулак, несущийся к челюсти эльфа... Но через мгновение тот уже стоял в другом конце зала.

— Трус! Выходи и сражайся!

— Если я начну сражаться в полную силу, тебя будут хоронить в стакане.

— Думаешь, Цицерон боится твоих магических соплей?!

— Свои сначала с пола подбери.

— Трындец птичке...

— Эй, стоп-стоп-стоп!

Я быстро вышла вперёд, вклиниваясь между этими идиотами. Ладно перепалка, они же были готовы друг друга поубивать. А при мощи одного и сноровке другого, это могло закончиться печально для всех... близлежащих населённых пунктов.

— Ты. — палец в сторону Довакина, — У нас дело. Если ты помнишь, оно касается обоих в одинаковой степени. Так что оставь свои командирские замашки, я имею право прогуляться. С тобой. — теперь Цицерону, — Ты мне понадобишься в добром здравии, так что не смей раньше времени превращаться в котлету.

— Это от него-то?..

— Цыц. Я видела его колдунство, там не то, что котлета — фарш получится. А ты. — так разозлилась, что нагнала даже на Рилла, — Ты мог бы и сам их остановить.

Тот, как всегда, и бровью не повёл.

— Я не вмешиваюсь в разговоры взрослых разумных людей.

— Значит, в этот тем более должен был вмешаться! Придурки... Думаю, будет разумно, если вы отоспитесь перед дорогой и заглянете сюда вечером.

Имперец сердито фыркнул.

— Наконец-то ты выгоняешь его на улицу. Если не уйдёт, попробуй бросить кость за дверь.

— Ты!..

Ильмерил, сложив руки на груди, насмешливо смотрел на беснующегося Цицерона.

— Стоп.

Ох, кто включил свой командный голос. Вроде и не громче ветра среди молодой листвы, а Цицеро тут же успокоился, погрустнел, и, послав мне кривую улыбку, направился к выходу. Рилл придержал его за плечо, что-то шепнув, а затем направился к эльфу.

— Будет лучше, если я заберу оплату сейчас.

Он лишь махнул рукой.

— Я буду занят зачарованиями, Элис тебя проводит.

Конечно, Рилла не нужно было никуда провожать, но ради приличия я пошла с ним.

Так и не принятая в прошлый раз сумка сиротливо лежала на полу. Неискушённый человек бы начал лихорадочно набивать её золотом, но Слышащий спокойно обходил клад, выбирая предметы по ему одному понятным критериям.

— Думаешь, что охотнее купят?

Я облокотилась о косяк, наблюдая за его действиями. Как и во всех движениях этого человека, здесь преобладали скупость, простота и какая-то потусторонняя грация. Я не видела его в деле, но это наверняка было похоже на танец — разве что жертва танцевала вслепую, а её соперник был ветром.

Мой вопрос остался без ответа.

Прошло немного времени, а Рилл уже устраивал сумку на плече. Пора было возвращаться.

— Я рада, что мы работаем вместе.

Всего на миг я увидела гнев в блеклых глазах Слышащего — а затем была прикована к стене его мёртвой хваткой.

— Оставь свои сантименты, — прошелестел он, — я скажу это один раз: ты и твой друг-эльф не вызывают у меня ничего, кроме зубной боли. Мать Ночи предупреждала меня о приходе самозванки, и попросила помогать ей по мере сил, но, как только Цицерон заявился на пороге убежища вместе с тобой, я понял — ты просто мелкая ничтожная клякса. Я исполню Её волю и выполню этот заказ, но, как только меня перестанет связывать долг, не попадайся мне на пути.

Он сверкнул глазами так страшно, что сама пещера была готова разобраться по камешку и уползти куда подальше. Испугалась ли я? Всего лишь человека?

— Могу сказать тебе то же самое.

Рилл пулей вылетел из пещеры, чтобы появиться на пороге ближе к вечеру. Я всё прокручивала в голове собственные слова, брошенные ему вслед, и понимала — это был не блеф. Когда-нибудь одним лишь движением руки я смогу сломать его шею, когда-то он будет обречённо шептать молитвы, только завидев мой силуэт. В глубине души я всегда знала, что будет именно так.

* * *

Всё было готово к отъезду. Цицерон нервно мялся у входа, ожидая, пока Ильмерил отдаст Слышащему поисковые кристаллы. Будто в последний момент вспомнив обо мне, эльф порылся в кристаллах и выудил тот, который приведёт нас в деревню недалеко от Рифтена. Она была всего в трёх днях пути отсюда, видимо, Довакин решил упростить нам задачу. Когда он протянул мне ремешок, я одёрнула руку.

— Хаммерфелл.

— Нет! Даже не думай.

— Ильмерил.

— Элис.

— Я сказала — Хаммерфелл!

Он впервые за долгое время посмотрел на меня по-настоящему зло.

— Немедленно бери чёртов амулет, иначе я парализую тебя и запру в кладовке.

Он не видел, что за спиной я прятала руку с заряженным Глоком.

— Сможешь так же быстро наколдовать свою молнию?

Ильмерил чуть ли не зашипел.

— Убьёшь меня?

— Разнесу коленную чашечку. Пока ты придёшь в себя, я успею перебрать все камни и найду. Чёртов. Хаммерфелл.

— Нет. И не потому, что я гадкий самодовольный мудак, как считает твой приятель. Человек из Хаммерфелла нужен мне живым, а ты, — он устало потёр глаза, — убьёшь его на месте, я же вижу.

— Ильмерил. Я помню, ради чего мы всё это делаем. Отдай его мне. Пожалуйста.

Он взял в руки мешочек с оставшимися кристаллами.

— Ладно, если хочешь развеяться, вытяни любой из них.

— Забрось последний.

— Нет.

— Один из шестнадцати, ну же! Он или мой, или нет, но дай хотя бы шанс.

Довакин вздохнул. Для него это было тяжёлое решение, но я всё поняла задолго до него самого. Последний кристалл был брошен в мешок. Я опустила в него руку и вытянула полупрозрачный камень на тонком шнурке, так похожий на остальные, что было непонятно, как альтмер вообще их различает. Подошла к чистой карте Тамриэля. Метка и протяжный вздох Ильмерила появились одновременно.

Я крепко сжала кристалл в руке, почти до крови чувствуя его неровные грани. Чернота на миг заслонила собой свет — то были расширенные зрачки эльфа, впившегося в мои глаза.

— Элис, ты иногда дура дурой. Тебе будет очень сложно, но, пожалуйста, не натвори глупостей. А ты, — повернулся к Цицерону, сдерживая неприязнь, — присмотри за ней.

Имперец обиженно фыркнул, будто сама просьба была для него оскорблением.

Мешочек с кристаллами перекочевал в руки Рилла; тот, ни с кем не прощаясь, скрылся в темноте тоннеля. Из него доносился запах дождя, приятный в тепле и с кружкой чая, но обещающий муки путникам, решившим выйти в ночную бурю. А я только накинула свой меховой плащ.

На улице нас ждали лошади, наверняка проклинающие всадников за этот холодный вечер.

— Слышащая готова? — с предвкушением спросил имперец. Я почему-то вспомнила слова Рилла, спокойные, холодные и монументальные, как каменные глыбы. Перевела взгляд с Ильмерила на Цицерона. Оказывается, и ненависть бывает разной. Для них она не помешала делу, значит, не помешает и мне. Вперёд, на охоту за сердцем безумия.

_________________

*Изображение пикового туза, а также карта пиковый туз носились американскими солдатами во время войны во Вьетнаме, служили символом смерти и готовности убивать. Карты с пиковыми тузами иногда оставляли на телах вьетнамских солдат как визитную карточку. По сей день символ неофициально используется в армии США.

Ветер. Из-за его промозглых касаний тонкие ветви заходятся кашлем. Могучие сосны и хрупкие берёзы стонут в ночной буре; сквозь потоки дождевой воды не видно моста, а захудалая речка превратилась в целый океан. Мы не можем двигаться вперёд; путь назад отрезан; а туман, что поднимется утром, скроет нас друг от друга. Лошади недовольно бьют копытами, разбрызгивая жидкую грязь. На нас не покушаются ночные звери, ведь даже они достаточно умны, чтобы не вылазить из уютных берлог в такую непогоду. Цицерон устал от многочасовой погони; но сейчас он радостно смеётся, отводя руку в сторону — нашёл подходящий объезд. Я киваю, почти незаметно из-за ветра, трепещущего капюшон, и устремляюсь за ним. У меня есть цель. Я улыбаюсь.

Я обращаюсь к тебе, тому, кто ещё может это слышать. Сочувствуешь? Осуждаешь? Остановил бы меня, имей ты возможность? Поступил бы иначе, оказавшись на моём месте? Мне скучно, мне не с кем поговорить. Для тебя эта история — архив, давно свершившаяся и покрытая пылью, ты можешь с лёгкостью промотать её в обе стороны, рассмотреть со всех ракурсов, найти лучшие слова, лучшие решения. И когда ты повернёшься ко мне, улыбаясь, рассказывая о том, как всё могло бы быть... нет, лучше бы тебе этого не делать. Потому что ты, мудила, огребёшь. Я засуну пистолет в твой рот и вышибу мозги. Ты видел злодеев — у них жуткие лица, они ходят в чёрных одеждах, говорят скрипучими голосами и хотят всех убить. В мире, где зло носит такие маски, ты, конечно же, видишь грань. Но дело в том, что в нашем с тобой, реальном мире её нет. Зло здесь — ты. И я. Зло — цифры, слепая статистика, загубленные души на единицу населения. Просто я знаю, в ком зла больше, и хочу от этого избавиться. Но знай, не ангела я вижу, смотря в зеркало.

Ночью совсем ничего не видно. Простейшее заклинание могло бы исправить ситуацию, но в нас, неучах, не было и капли магии. Мы шли практически наощупь, если так вообще можно сказать о конном путешествии, и то и дело теряли дорогу. Да уж, мне не хватало визга шин в провонявшем смогом, таком родном Лондоне. Мы бы сейчас до того Хаммерфелла за час доехали, играючи пересекли пустыню и уже до рассвета вернулись бы в пещеру. Жаль, нельзя поставить тело на автопилот и перейти на пару дней в режим ожидания.

— Впереди дорога гладкая-гладкая, мы до самого Предела не собьёмся с курса!

"Отлично" — сказала бы я три года назад.

— А дальше? Прорываться сквозь толпы дикарей?

— Цицерону не составит никакого труда...

— Я не просила тебя помечать наш маршрут горами трупов. Я знаю, что ты это можешь, но на тебе была дорога, — как и всё остальное, но сейчас не круто намекать на собственную бесполезность, — а я говорила тебе, что мы должны добраться до места быстро и тихо. Скажи, мой дорогой друг, что из этих слов тебе было не понятно?

— Но Слышащая, Цицерон тебя никак не побеспокоит! Чик-чик там, чик-чик тут, и ты даже не заметишь, как мы вырвемся из этого варварского края!

— Я думала, тебе здесь нравится. Гробница, всё такое...

— Дурак червей следует воле Слышащего, — глухо донеслось из-под капюшона. Интересно...

Не успела я задать вопрос, как нас прервали возникшие словно ниоткуда всадники. Лиц их было не разобрать, но оголившиеся мечи ясно давали понять их намерения.

— Пиздец тут конкурсы.

Цицеро, не слезая с лошади, помчался на них. Да, у людей разные поводы для веселья, но этот псих расцветает именно в такие моменты. Я не стала заострять внимание на происходящей мясорубке, вместо этого пыталась высмотреть дорогу, по которой приехали эти засранцы. Дождь слегка уменьшился, так что, когда имперец победно вскинул руку с окровавленным ножиком, глаза успели выхватить из ночного пейзажа неясную тропку. Я кивнула на неё спутнику, тот призадумался, видимо, сверяясь с внутренним компасом, и кивнул в ответ. Замечание про скрытность было забыто.

Что вело меня в эту бесполезную погоню? Я бы прекрасно дождалась всех курьеров под крылышком Ильмерила, да, изнывая от скуки, но всё же по сравнению с последними годами эти несколько дней показались бы пшиком. Но в какую бы комфортную клетку меня не заперли, я ненавижу штыки оград. Не люблю тоску от взгляда на удаляющиеся спины, зная, что мне в итоге достанется самое изматывающее и бесполезное задание — ждать. Лучше всё это время гореть на привычном огне, чем с закрытыми глазами трястись от страха неизвестности. Лучше убежать прочь прежде, чем пойму, что пустота вокруг меня — уже внутри. Хотя опоздала я с этими пафосными разговорчиками. Там давно одна трясина, глубокая и смрадная, как болота Хладной Гавани.

Хотя я не уверена, есть ли в Гавани вообще болота.

Тропа вела всё дальше в горы. Каждый шаг — просто цель, одна маленькая победа перед тысячью таких же в нашей странной цепочке. Дождь почти перестал, но скользкая грязь на совсем не асфальтовых дорогах мешала лошадям устало карабкаться вверх. Вы, возможно, усмехнётесь, вспоминая весёлые скачки по горам в игре — уверяю вас, это не так. Наши измученные ночными танцами тварюшки даже на вид просили хорошего отдыха. Уверена, мы выглядели не лучше, но крупицы азарта и подогреваемое друг из-за друга упрямство не давали свалиться прямо в лужи. Но, конечно же, я не стала изображать воплощение стойкости.

— Уже рассвет. Тебе не кажется, что пора сделать привал?

— Слышащей разонравилась прогулка? — с ехидцей переспросили справа.

— Слышащая сейчас утяжелит твою голову на шесть грамм свинца.

Цицеро не понял намёка на вес пуль в моих пистолетах, но ради разнообразия оставил последнее слово за мной. Наигранно вздыхая, он вдруг повернулся в сторону редеющего леса, повёл носом, как королевская гончая, хитро прищурился и поскакал в сторону деревьев. Присмотревшись к оранжевому небу над верхушками сосен, я увидела лениво гоняемую ветром спираль дыма. Либо там кого-то жгут, либо люди так же, как и мы, решили устроить привал. Хотя они скорее были жаворонками, завтракающими перед долгой дорогой. Надеюсь, Цицерону хватит ума не убивать их ради готового костра. Хотя, в какой-то момент, неистово стуча зубами, я и сама была готова на всё ради порции тепла. Холода вокруг было слишком много.

Но спустя пять минут я чувствовала вину за столь наивные мысли. Цицерон таки убил людей, сидящих вокруг костра, но меня волновало не это — добрые путники оказались частью той шайки, что повстречалась нам ночью. Ну конечно, кто ещё может ошиваться в подобных местах, удобных и для стремительных налётов на близлежащие дороги, и для отрыва от погонь на горных тропах. В масштабах провинции девять опытных головорезов были серьёзной угрозой.

Ха!.. Я начала громко смеяться под удивлённый взгляд убийцы, утаскивающего тела от теперь уже нашей стоянки.

— Мы теперь самые страшные бандиты в округе! Хочешь, останемся жить в лесу, будем как Бонни и Клайд? Эта парочка кончила не лучшим образом, но в этом мире ещё не изобрели пулеплюйки...

Имперец махнул на меня рукой и продолжил своё неблагодарное занятие.

* * *

Отоспавшись в нагретых огнём спальниках, мы обедали перед новой дорогой. Одежда, к счастью, успела высохнуть — не иначе ветер из ада, куда мы, несомненно, попадём, уже дул в неприкрытую спину. Настроение было аховым, не хватало только сигареты и стаи каркающих воронов над головой. Но местные пернатые предпочли не летать понапрасну под свинцовым небом, грозящим повторить ночную бурю. Я их понимаю, сама бы никуда не полезла, если бы не... что-то. Которое на поверку оказалось всем.

— Ты не хочешь идти вперёд, — подал голос Цицерон, — но и назад повернуть не можешь.

Я подняла голову, будто лишь сейчас замечая сутулую фигуру по ту сторону огня. Фигура смотрела спокойно и доброжелательно, безумие не отражалось в напоенных отблесками пламени зрачках. Так тихо. И когда он в моей голове из живого человека успел превратиться в декорацию к местному апокалипсису? Слабым уколом напомнила о себе совесть.

— С чего ты взял?

— Тебя туда будто на цепи тащат, — фыркнул.

— Какой наблюдательный. Почему же не оставил меня в пещере?

— А я не говорю, что там тебе было бы лучше.

— Куда подевались твои закидоны?

— Только маленькие глупые девочки верят на слово дядям, предлагающим вкусный леденец.

— Пошляк.

Цицеро улыбнулся, как в старые-добрые времена, и перебросил мне яблоко. Как жаль, что я не могу пафосно достать из рукава ножик и проткнуть его на лету.

На закате мы уже любовались песками. Горный переход между Скайримом и Хаммерфеллом был грубым и изматывающим, но совершенно внезапно обрывался на небольшом каменном плато, с которого было видно чудесный пейзаж на много миль вперёд. Крутые песчаные дюны, подсвечиваемые уставшим солнцем, оранжевым бархатом лежали у наших ног. Каждая из них была размером с трёхэтажный особняк, хотя издали казалось, что через них можно перешагнуть, почти не поднимая ноги. К счастью, нам не придётся покорять эти миниатюрные горы — тонкая лента у края пустыни, по ошибке именуемая дорогой, вела от нашей обзорной площадки практически до самой цели. И мы пошли. По дороге к самой пропасти. Некому отговорить, ткнуть носом в идиотские ошибки. Все свои здесь — и те не прочь повеселиться за мой счёт.

Я в сотый раз за день развернула карту и ткнула в неё кристаллом. Все дороги ведут в Драгонстар... Закованный в горные шипы на стыке трёх государств, радостно принимающий всех и жующий без разбору. В нём легко потеряться, если только у кого-то нет карты, ведущей прямо к тебе. Вечер и ночь — и на рассвете очередного бессмысленного дня мы вынесем свой смертный приговор. А казалось, дорога займёт вечность...

— Улыбнись, Слышащая, скоро мы доберёмся до твоего человечишки! — а Цицерон ловил от происходящего кайф.

— Да. Но пока мы слишком далеко.

На половине пути между тем, у кого отняли всё и тем, кто это заберёт обратно. Пешка, почти добежавшая до края доски, вот-вот станет королевой... Долой фигуры. Она станет игроком.

— Наперегонки! — крикнула я и пришпорила коня. За моей спиной слышался весёлый смех.

Вот она, долина контрастов. Не успел песок отдать полуденный жар, как на пустыню опустилась холодная ночь. Те плащи и маски, что мы сняли, пришлось надеть обратно — и всё равно спокойный безветренный холод пробирал нас, дрожащих, до самых костей. Объективно, здесь было не настолько плохо, но после вечернего тепла даже Уэльс мог показаться Антарктидой. Ах, если бы можно было согреть себя каким-нибудь заклинанием... или облить бензином и поджечь. Что только не приходит в замерзающий мозг.

Дорога казалась бесконечной, звёзды светили насмешливо и тихо, даря лишь крохи света от своей милости. Да уж, нужно быть очень стойким человеком, чтобы раз за разом переживать эти поразительные контрасты дня и ночи. Не удивительно, что редгарды такие непрошибаемые.

Пустыню обрамляла гигантская корона из чёрных гор. Они всё расли вверх, не зная, что не способны дотянуться до звёзд. Что, если наша цель так же далека, как это мерцающее небо? Что может хрупкий поломанный человечек знать о законах вселенной? Как он посмел даже думать о том, чтобы ими управлять? Что важнее в этом мире — сила или желание? Испаряются ли наши крылья, когда мы перестаём верить в себя?

— ...Цицерон, у меня начинается шизофрения. Отвлеки или присоединяйся.

Мой спутник вскинулся и быстро замотал головой, ища источник звука. Упс, кажется, я его немного разбудила. Размеренный шаг лошади, тёплые одежды, в которые он замотался, тихое шуршание песка — обстановка расслабляла и убаюкивала. Странно, что я не прикорнула рядом.

— Слышащей нужна помощь? — сонно пролепетал шут.

— Да ничего такого. Просто хочу убить время до утра, вот не знаю, баранов считать или овец...

— Эт-то что за чудища?

— Маленькие мохнатые драконы... Забудь. Слушай, а что за тёрки у тебя с Риллом?

— А?

— Ну конфликт. По-моему, вы не очень ладите.

— У Слышащего с Цицероном прекрасные отношения! — судя по интонации, он прищурился, — А с чего это Элис интересуется?

— Хочу убить время. Кажется, прежде чем мы доберёмся до города, чёртова пустыня усыпит меня и засыплет песком.

— Слышащий, он... сложный человек. О нём ходит много слухов.

— А ты любишь греть уши?

— Если Элис не заткнётся, Цицеро сам её прикопает! Или нет, лучше оглушить и привязать к лошади, чтобы не свалилась по дороге. Хотя... невелика потеря.

— У меня карта, придурок.

— А у Цицерона есть мозг. Это такая штучка, которой можно воспользоваться, когда кого-то ищешь. Твой псих наверняка будет местной достопримечательностью.

Ну что я говорила... Этот быстро догадается. Обсуждает, как ни в чём не бывало, поимку главной шавки моего...

Кого?

Тупого удара по рёбрам, изнутри, со всей силы. Я прикусила щеку, сгоняя с ресниц неожиданную влагу. Имперец мечтательно смотрел вперёд, не успев ничего заметить. Интересно, он когда-нибудь догадается, как сильно сейчас заехал мне под дых?

— Поняла, молчу и слушаю.

— А знаешь, это отличная идея... Куда Слышащую стукнуть, чтобы она с утра не мучилась головой?

Куда угодно, лишь бы я упала замертво. Так и там наверняка меня умудрятся достать...

— Я слушаю, правда. Не только со скуки — чем-то Рилл меня пугает, только не могу понять, чем именно.

— А я уже нет? — обиженный тон меня не обманет, клянусь, этот прохиндей улыбался.

— Ты привычный, — привычное зло, но да, я боюсь сказать тебе это в лицо, — а у него такой взгляд, он будто ищет больное место, чтобы вонзить туда иглу. И бывает сложно отделаться от ощущения, что он уже пригвоздил тебя к полу.

Возмущённой отповеди не последовало.

— Много слухов ходит о Слышащем. Он кровавым вихрем прошёлся по Тамриэлю, возвращая Братству былую славу, и многие, распространяющие сплетни о его делах, лишились языков. У нас не принято говорить о прошлом, и не важно, кем был твой Брат до вашей встречи, но за долгие годы Цицерон как никто другой научился слушать...

Знала бы, что его прорвёт чесать языком — ехала бы молча.

— ...люди говорили о человеке, приехавшем со скалистого запада, потерявшем семью из-за военного конфликта. Также ходили слухи об убийце, профессионале тайной разведки, и мальчике, не то сыне, не то племяннике, которого тот хотел увезти в соседнюю провинцию подальше от войны, да не смог уберечь... Говорили даже, что этот человек сам является незаконнорождённым сыном одного из королей, убежавшим от желающих устранить нежеланного наследника. Или это было про девицу в таверне?.. Но всё, что Элис нужно знать — с такими людьми лучше дружить. Или, если вдруг не получается, держаться от них подальше. А сейчас взбодрить и приготовься изображать восторженных путешественников.

Совет был дельным. За поворотом очередной скалы дорога внезапно устремилась к подножию города, красивого и безжалостного, как пустыня и горы, что её окружали. Вскоре подсвеченная рассветом тропа привела нас к массивным воротам, выросшим прямо из камня; кажется, мне даже не пришлось изображать восхищения, чего не скажешь о бодром виде.

Ворота были открыты, и стражники, стоящие по бокам, и не думали нас останавливать — только проводили затуманенными взглядами, периодически пытаясь сдержать зевки. Кажется, Цицеро перестарался с наставлениями — мы сейчас, после бессонной ночи скачек по пустыне, должны были выглядеть не лучше дозорных. Те не особо следили за безопасностью; кажется, в Драгонстар пёрлись только те, у кого здесь были действительно важные дела, а из-за неудобного стратегического положения город нахрен никому не сдался. И всё же, в нём уже сейчас кипела жизнь. Мы спешились, оставили лошадей в конюшне, дав мальчишке-конюху несколько септимов, и молча пошли вперёд, полагая, что таверна находится недалеко от ворот, и что её легко опознать.

Первые лавочники открывали свои прилавки, один за другим сменялись караулы стражи, люди постепенно выходили из своих домов, и при этом никто совершенно на нас не пялился — чужаки были в порядке вещей, по работе они здесь, по личным вопросам, или только проездом. В основном в городе жили редгарды, хотя и нордов я успела увидеть немало. Вскоре мы и правда увидели вывеску таверны — "Золотой луч".

— Подайте нам комнату с самой большой кроватью! — прощебетал Цицерон, прижимаясь ко мне и по-хозяйски обнимая за талию. Затем добавил, слегка поморщившись: — И бадью горячей воды, пожалуй.

— Скотина... Можно подумать, ты розами пахнешь.

— Нам с тобой в одной постели спать, ты мне ещё спасибо скажешь.

— Ну спасибо, скотина!

По дороге в таверну мы договорились отыгрывать счастливую парочку. Я настаивала на варианте с братом и сестрой, но Цицерон заявил, что, по-первых, нам нужно держаться вместе, а ночующие в одной постели родственники вызовут подозрения; во-вторых, если пленника придётся тащить в таверну, шум из комнаты можно списать на звуки секса; и, в-третьих, никто не поверит в то, что я могу быть сестрой такого красавчика. За первый пункт имперец удостоился одобрительного кивка, за остальные получил по рёбрам. Видимо, он мстил мне, сжимая своей лапищей почти до хруста костей.

Женщина за стойкой не услышала наших перешёптываний, хотя по её квадратному лицу было трудно что-либо понять; высокая, коренастая редгардка, она была была из тех дам, которых гораздо легче представить с топором в руке, чем на кухне за готовкой супа. Она молча приняла монеты и лишь махнула рукой на одну из дверей, не меняя выражения лица. Да, мимо такой будет сложно пронести тело.

— Благодарим тебя, хозяйка! А когда будет вода?

— Четверть часа. Ждите.

В ответ на командный бас Цицеро изобразил покорность и молча потащил меня по коридору. Боюсь представить, чего ему, с его-то темпераментом, это стоило.

Мы завалились в отведённое под водные процедуры помещение и молча стали выуживать из сумок запасную одежду. С собой взяли только необходимое — тряпки, еду в дорогу, карту, ножи и Глок, правда, пистолет я предпочитала держать при себе. Пока два смуглых паренька таскали котлы с горячей водой, я развернула карту и незаметно приложила к ней кристалл. Точка ожидаемо всплыла в Драгонстаре, но было не лишним в этом убедиться.

— Смотри, дорогой, нам ещё столько нужно проехать... — я взяла Цицерона за руку, обращая внимание на карту. — Когда мы пойдём в город смотреть достопримечательности?

— Думаю, мы выспимся к ужину. Вечерний город должен быть ещё красивее.

А в его тенях запросто можно спрятаться. Я с улыбкой кивнула спутнику, когда наша ванна, наконец, была наполнена, и нас оставили одних.

— Предполагается, что мы полезем туда одновременно...

— Но ты, как джентельмен, позволишь мне вымыться первой.

Пока Цицерон придумывал остроумный ответ, я быстро скинула одежду, оставшись в одном белье (современном, конечно, столь глубокая конспирация была ни к чему), и опустилась в источающую пар воду. Ощущения, нужно сказать, так себе... Пока я привыкала к ипостаси варёной лягушки, рядом плюхнулся мой бесцеремонный напарник.

— Мы же вроде договорились...

— Ой, да что я там не видел, — отмахнулся Цицеро, брызгая горячими каплями, — девушек и без одежды, и без кожи... Времяпровождение было разным, хотя в обоих случаях они так кричали!..

Пиздец. И почему меня это ни капельки не смущает?

Я откинулась назад, позволив себе закрыть глаза. Ленивые покалывание воды, очищающие кожу от въевшейся грязи, начали приносить удовольствие. Судя по спокойному дыханию, Цицерон также блаженно развалился на своей половине бадьи. Не удивительно, что вскоре мы оба заснули.

Впереди раскинулось бескрайнее болото, в спину давил чей-то взгляд. Я не могла обернуться, чувствовала — если остановлюсь хоть на секунду, мне конец. Кое-как балансируя на нетвёрдых ногах, бежала по участкам сухой земли, ни разу не вляпавшись в противно хлюпающую жижу. Но вот, совершив олимпийский прыжок, я оказалась на крошечном островке; потеряв инерцию, уже не могла добраться до суши. И только тогда, обречённо сжав кулаки, позволила себе обернуться. В десяти футах от меня стоял Рилл. От его улыбки по коже ползли мурашки.

— И что теперь? — крикнула я, преодолевая страх.

— А что ты сама хочешь?

День ещё не наступил; солнце едва выглядывало из-за тусклой полоски земли, окрашивая болотную гниль в мерзкий жёлтый оттенок. Вокруг было много жёлто-зелёного, с уродливыми коричневыми столбами деревьев и красно-оранжевым небом. Только мы были тут лишними — две серые тени, неспособные схватить друг друга за хвост.

— Я лучше сдохну здесь, чем добровольно пойду к тебе в руки.

— А кто предлагает умирать?

Слышащий скорчил искреннее удивление.

— Ты знаешь, что это за место?

— Моя вонючая могила, судя по всему.

— Элис, я не хочу тебя убивать... Нет, ничего не говори. Просто оглянись. Да не бойся ты, я не ударю в спину! Ты отсюда никуда не убежишь — прими себя или застрянь тут с концами.

— Что за бред?

— Элис, Элис... — он развёл руками, прохаживаясь вдоль своего берега. — Мы все оказываемся здесь, рано или поздно. Осознай, кто ты есть, и двигайся вперёд.

— Ч...что? Загнал меня в ловушку и теперь прикалываешься?

— Ты знаешь, о чём я.

Ильмерил так посмотрел мне в глаза, что я согласилась. Прав он был, прав...

— Не убегай от себя, иначе рискуешь навеки застрять в этом болоте.

Что-то щекотало в голове, как старая шестерёнка с отломанным зубом, только лишь задевая остальной механизм. Я ещё не догадалась, а, может, просто не верила.

— Если ты мне не враг, почему преследовал?

— А почему ты убегала?

— Чёрт, хватит пиздеть не по делу! Что я, по-твоему, должна признать?

— Правду.

— Охрененно! Давай ещё в шарады поиграем, времени-то у нас куча!

— Ты сопротивляешься. Прислушайся к себе, и услышишь всё, что нужно.

Он стоял прямо и молчал, дав мне время. Я закрыла глаза, пытаясь выкинуть из головы все мысли, но внутри неё на огромном плакате красовалось жирное "Какого хрена?", не желающее исчезать. Идея пришла как всегда неожиданно.

— Кто ты?

Рилл усмехнулся.

— Наконец-то, первый правильный вопрос за сегодня. Ты знаешь, кто я, и что это за место, только не хочешь поверить.

— Значит, всё это — моё больное подсознание. И что я должна себе сказать?

— Только то, что боялась услышать. Ты живёшь наощупь, Элис, бережно оберегая чужие границы и принимая на веру слова каждой собаки, посмевшей раскрыть рот в твою сторону. Ты боишься неодобрения других, а ещё больше — разочарования. Но посмотри на мир — он слишком велик, чтобы подстраиваться под каждого встречного. Ты просто так устроена, тебе нужен кто-то, чьё слово станет законом, чья воля будет твоим стремлением, чьё внимание — твоим счастьем.

— Не себя ли предлагаешь на эту роль?

— Возможно. Но кто я такой?

— Ты — это...

Рилл вытянул вперёд руку, его указательный палец уставился на меня.

— Я разрешаю тебе, я и никто другой! Хватит растерянно заглядывать им в глаза! Пошли их всех на большой толстый хер, отрежь им языки, и тогда, наконец, услышишь главного человека в своей жизни — себя! Хватит сомневаться и стыдиться того, что наступила на чью-то лапу, хватающую тебя за горло! Или думаешь, они лучше тебя понимают, что происходит?!

Он устало взъерошил волосы и спрятал лицо в ладонях. Мой бедный ангел с кляпом во рту. Сама когда-то посадила на цепь, потому что это было слишком больно. Но видимо теперь он — меньшее из зол.

— Нет-нет, я не зло. Пожалуйста, услышь меня. Пожалуйста. Прошу тебя. Ты инертно существовала в Лондоне, потому что это было привычно. Металась в поисках Довакина из-за паники. Смиренно отпустила двух нежданных гостей на потенциальную смерть, из-за чего убивалась полтора года, даже не попытавшись что-то сделать. Была готова умереть за того, кто в итоге предал тебя, а сейчас делаешь всё, чтобы уберечь от него других. Посмотри на свою жизнь, Элис. У меня только один вопрос: почему ты для себя ничего не значишь?

Я не...

Я не.

Мой грустный ангел. Насколько проще было тебя заткнуть.

— Чего ты хочешь? Ты вообще умеешь чего-то хотеть?

Заткнись. Утони. Иди нахер.

— Добро и зло существуют лишь так, какими их видишь ты.

— Я не стану тебя слушать.

— Хватит сопли распускать! Целое болото твоих соплей! Цепляешься, как пиявка, как паразит, за желания других, прячешься за них, как за щит из дерьма! А когда временная панацея кончается, стекаешь на землю лужицей прозрачного желе, пока на тебя не наступит очередной гондон и не придаст нужную форму. Потому что тебе противно от самой себя. Слабая, трусливая девочка. Ты меня уже не видишь, ничего не видишь, даже на своё подсознание умудряешься закрыть глаза. Оставь это. Пожалуйста. Я с тобой, я всегда с тобой. Хватит себя ненавидеть. Только открой глаза. Моя хорошая, у тебя всё получится. Просто дыши. Слышащая, во имя Ситиса, дыши уже!

Я не помню, когда начала чувствовать. От серой пустоты вокруг веяло недосказанностью. Я что, умерла? Сама шагнула в то болото и утонула? Нет, ничего подобного. Тогда почему лёгкие раздирает, будто из них только что выкачивали воду? На щеке загорелся шипяще-красный след. Под лопатками повеяло холодом. Так странно было возвращаться...

Что это был за бред? Почему я? Почему снова я?! Рука в панике ощупывает шею, но амулет Ильмерила на месте. Как же достало это всё... Не удивительно, что я пыталась утонуть. Пусть не специально.

— Слышащая, ты меня до чёртиков напугала! — завопил Цицерон почти мне в ухо. Да я и сама нехило испугалась вообще-то.

Пришлось наскоро вытираться и под пристальным вниманием имперца идти в нашу комнату. Но когда меня толкнули на кровать и начали заматывать в одеяло, я не выдержала.

— Да что ты делаешь?

— Элис нужно выспаться, иначе она свалится прямо во время охоты!

— А не пошёл бы ты со своим кудахтаньем? Дай мне встать, у нас полно работы.

— Ты никуда не пойдёшь до вечера!

— Я сейчас тебе что-нибудь отрежу.

— Ты чуть не утонула из-за недосыпа!

— Лучше отстрелю. Левое, правое — какое больше нравится?

— Элис!!!

— Я не для того свалила от Ильмерила, чтобы терпеть твою гипертрофированную опеку! Быстро отошёл и принёс мне кристалл с картой!

Но Цицеро не сдвинулся с места. Кажется, он отключился ещё на слове "гипертрофированный". Я подскочила, отбросив одеяло подальше, и начала быстро одеваться.

Всё возвращалось на круги своя. Рельсы, ведущие в ад, замкнулись; кажется, я застряла на полдороги, и ни свернуть, ни доехать до конца пути никак не получается. Пока я сосредотачивалась на карте, имперцу надоело заламывать руки — он махнул на меня и вылетел из комнаты, уж не знаю, куда. Если он таким образом отказался от своего дальнейшего участия, что ж, я одна справлюсь ничем не хуже. Только вот карта была... маловата. Я уже по привычке движением пальцев хотела увеличить масштаб, да только вспомнила, что у меня в руках не планшет с гуглом. Да, придётся думать. Оставив ненужную карту на кровати, я спрятала Глок за ремнём штанов и пошла на улицу.

— И куда собралась? — нахмуренный, Цицерон врезался в меня у входа.

— У тебя память отшибло? Куда я, по-твоему, сейчас могу идти?

— Ты как обычно пропустила всё мимо ушей... Радуйся, что твой напарник ещё и с мозгами.

Он протянул мне карту города. Судя по пометкам, она была не новой, и явно взятой без разрешения...

— Откуда её взял, уголовник?

— Мм... стражники здесь могли бы быть повнимательнее.

— У стражи спёр?! А в сувенирную лавку зайти не пробовал?

— Цицерон перепутал двери... И нечего было разбрасывать важные документы по казарме.

Чудо, что его не поймали. Иначе бы сегодня одним ассасином в Нирне стало меньше.

— Придурок. Ладно, пошли.

— Эй, а где "спасибо"?

— Я держу себя в руках, но честное слово, сейчас ты меня бесишь. — и бросив через плечо внезапно затормозившему имперцу: — Пошли уже, я знаю точное место.

Я крепко держала карту правой рукой, в ладони которой прятался кристалл. Небольшая точка, лавирующая между жилых домов, была незаметна для посторонних взглядов, но безошибочно указывала на мою жертву. Неспортивно? Ещё как. Но я была голодной, невыспавшейся, а оттого раздражённой и злой, и жутко хотела затолкать чей-нибудь нос глубоко в череп. На краю взгляда собирались чёрные мушки, в уши медленно засыпали песок, но это лишь подстёгивало ускорить шаг. Время близилось к обеду; люди самых разных рас и профессий бродили по медленно вбирающим тепло улицам. Через несколько часов раскалённое солнце упадёт за горизонт, и Драгонстар погрузится в холодную темноту. Надеюсь, к тому времени мы будем уже на пути обратно.

Незаметно пройдя сквозь рыночную площадь, географически являющуюся почти центром города, мы нырнули в лабиринт жилых улиц. Все дома здесь были небольшими, в один или два этажа, и плотно прижимались друг к другу, будто пытаясь согреться в изменчивом пустынном климате. Их небольшие полукруглые окна, кое-где лишённые стёкол, были завешены грубой тканью, сливающейся по цвету с грязно-песочной отделкой стен; если мазнуть взглядом по улице, кажется, будто перед тобой сплошная стена. По мере того, как мы шли к краю города, плотность застройки начала спадать, а возле городских стен дома и вовсе обзавелись небольшими палисадниками, аккуратно обложенными светлым камнем. Вылетев из-за угла очередного дома, я буквально споткнулась и быстро отошла назад — на небольшом перекрёстке стояла целая толпа редгардов, по большей части здоровенные мужчины с мечами на поясах, хотя было там и несколько детей. Люди о чём-то спорили, некоторые размахивали руками, впрочем, не спеша хвататься за оружие. Едва спрятавшись за стеной, чтобы меня не обнаружили, я посмотрела на карту — точка стояла аккурат в этой толпе. Сейчас бы выйти к ним с вопросом, а не поклоняется ли кто-нибудь даэдра...

— У Слышащей проблемы? — спросил Цицерон, заглядывая в карту через моё плечо. По вопросу можно было подумать о насмешливом тоне, но он говорил серьёзно, быстро настроившись на задачу. Я же, наоборот, теряла терпение. Сколько нужно будет прождать, прежде чем они разойдутся!.. Едва выглянув из-за угла, я прислушалась к голосам.

— Мы выйдем из города, едва тени спадут.

— Но Сиаф, это опасно!

— А не опасней нам сидеть сложа руки? К скольким из нас должна прийти беда, прежде чем мы решим действовать? Пески всё помнят, Торхан, и наше трусливое бездействие не заметёт никакая буря. С тобой или без, а сегодня я покончу с этим.

Люди столпились вокруг говорящих мужчин, и сейчас они выкрикивали слова одобрения. Чёрт, если они всей толпой пойдут кого-то мочить, всё может провалиться к чертям... Мало того, что нужно отбить жертву от стада, так мы ещё не знаем, кто нам нужен!

— И не надейся, что я позволю тебе забрать всю славу. Да и кто вовремя прикроет твою задницу?

— Спасибо. Я знал, что могу на тебя рассчитывать.

— Конечно, друг.

Спорщики уже пожимали друг другу руки. Лишь бы разошлись по домам перед своей прогулкой, пожрать там, жён поцеловать, попрощаться со всеми на всякий случай. Один из редгардов собрал вокруг себя малышню.

— Идите в мой дом, там хватит места на всех. И не вздумайте высовываться до утра!

Дети были слегка напуганы окриком, но после подбадривания взрослых побрели к одному из домов. Человек тем временем нашёл кого-то в толпе и недовольно позвал.

— Алир, тебя это тоже касается. Присмотришь за остальными.

К нему подошёл невысокий щуплый парень.

— Отец, мне четырнадцать! Я умею обращаться с мечом, я буду полезен!

— Я сказал — в дом! Нечего тебе там делать.

— Нет! Ты не имеешь права мне приказывать.

— Размахивать железкой — не главное, Алир. Ты ещё совсем ребёнок.

— Ты в моём возрасте сбежал на войну.

— Не спорь со мной! У людей в эти годы каша вместо мозгов, скажи спасибо, что тебя есть кому остановить!

Сердитый подросток, тяжело дыша, бросился к дому. Его отец вздохнул, и обратился к остальным:

— Спасибо, что вы со мной, друзья. Нашу победу, или смерть, мы разделим на всех. Пойдёмте, нужно подготовить лошадей.

Я тихо застонала, впрочем, этого было не слышно за разговорами удаляющейся толпы. Мда. Удача — капризная сука, и рассчитывать, что нужного нам человека не убьют, не стоит. Нужно срочно придумать способ их разделить...

— Слышащая, посмотри на карту.

— Я помню, в какой стороне конюшня.

— Посмотри, говорю.

Продолжая красться за воинами, я развернула пергамент — и мигом остановилась. Точка стояла на доме, в который ушли дети.

— Вот это ж блять.

Удача, какая же ты сука.

* * *

"Жопа, жопа, жопа" — я повторяла это, как мантру, будто слова могли чем-то помочь. Цицеро спорил сам с собой, сейчас ли нам вламываться в дом, или подождать темноты: с одной стороны, неизвестно, есть ли внутри кто из взрослых, да и те воины не успели отойти далеко; но мы не знали, что ещё успеет произойти до вечера. Я же, задвигая подальше усталость, пыталась не сорваться на рычание. Как же это всё бесило, и мудаки даэдра, и гондон альтмер, заславший нас сюда, и какая-то на всю голову бабахнутая деточка, чьё сердце нам предстоит вырезать.

Как назло, окна в доме были завешены тканью, а припадать ухом к двери посреди улицы было чревато. А уж если вломиться в дом, дети могут поднять такой крик, к нам весь город сбежится... И объясняй потом до посинения, что ты там делал.

Хм...

— Слушай, у вас есть какое-нибудь усыпляющее зелье, которое можно распылить в воздухе?

— Ну у Слышащей и фантазия! — Цицерон почесал подбородок. — Даже если оно и существует, думаешь, нам его так просто продадут?

— А что? Золото же. Все хотят кушать, даже алхимики.

— Ну да, и никто потом ничего не вспомнит, когда по чистой случайности этим зельем отравятся милые детишки... Да и как Элис хочет искать нужного ребёнка, по одному выносить из дома и смотреть, движется ли точка?

— Если существуют карты города, почему бы не сделать карту дома? Нарисовать большой прямоугольник, улицу, кусок стены, может сработать.

— О, ты совершенно случайно прихватила с собой перья и пергамент?

— Я хоть что-то предлагаю! А ты стоишь и пялишься на дурацкие облака, как будто там написан план действий!

— Слышащая, я же думаю!

— На толчке будешь думать. Пошли, мы так до второго пришествия Алдуина досидимся.

Я вышла под лучи уходящего солнца, пытаясь вытянуть имперца за собой. Улицы вокруг были практически безлюдны, что, конечно же, меня напрягало — в фильмах так обычно начинался какой-нибудь трэш. Но посреди улицы я кое о чём вспомнила, и стала разворачивать карту.

— Ты что делаешь?

— На рисунке здания не такие уж маленькие, хотя бы посмотрим, в какой части дома... твою же...

Точка высветилась восточнее дома и быстро перемещалась вдоль городской стены.

— Да какого чёрта?

Цицеро попытался выхватить карту, но я оттолкнула его и помчалась вдоль улицы. Наша цель была скрыта плотным рядом домов, а в просветах было слишком темно, чтобы кого-то рассмотреть. Внезапно точка просочилась сквозь стену... и исчезла.

— Туда! Быстро!!!

Обежав плотную городскую застройку, мы наткнулись на кучи строительного мусора, кое-где накрытые тканью. Обломки досок и кирпичей были привалены прямо к стене, видимо, оставшиеся после ремонта некоторых её участков. Но нигде не было ни ворот, ни даже захудалой калитки.

— Он что, долбаный призрак?

Я была готова пробивать стену кулаками. Руки беспомощно водили по штукатурке, по свисающим тряпкам, и я чуть не полетела вперёд, когда за очередным полотном нащупала пустоту. Цицерон тут же сорвал мешающуюся ткань, и нам открылась огромная щель в стене. Мы переглянулись и быстро вылезли наружу.

Город частично упирался в скалы, поэтому за стеной было неширокое ущелье, идущее вниз. Я мчалась вперёд, хотя в боку уже жгло — если дальше будет развилка, мы никогда не найдём беглеца. Но нам повезло, и спуск закончился входом в небольшую пещеру. Вместо кромешной тьмы нас встретила чаша с огнём, на фоне которой отчётливо выделялся силуэт. Я достала из-за пояса Глок и прицелилась. Одна из классических ошибок злодея с пистолетом — подходить к противнику на расстояние удара. Хотя руки и вело из-за одышки, с пяти-шести выстрелов я точно не промажу, и мелкое отродье не прошмыгнёт мимо нас с Цицероном.

— Выходи на свет!

Но силуэт и не думал двигаться. Он считает, что это шутка?

Я пару раз пальнула в стену. Акустика здесь такая, что уши практически заложило.

— Выходи, иначе кусок металла в моих руках превратит твою голову в фарш!

— Здесь не вы приказываете.

С этими словами огонь в чаще вспыхнул так ярко, что на секунду ослепил нас. Фигура откинула тряпки с лица, и я, прищурившись, узнала того парня, которого отец послал приглядывать за малышнёй.

— Мальчик хотел подраться? Ну так сейчас я это устрою!

— Цицеро, назад!

С рук парня сорвалась белая вспышка, откинувшая имперца почти на двадцать футов. Я выстрела практически мгновенно, — паршивец вскрикнул и прижал правую руку к груди. Надо же, я и не рассчитывала, что попаду.

— Только двинься, и упадёшь с простреленной башкой.

— Неа. Я нужен вам, тётенька.

— Хочешь растянуть мне удовольствие, пацан? Любишь боль?

Он засмеялся, уже и не замечая рану.

Сзади раздался стон — Цицерон очнулся и пытался встать.

— Эй, порядок?

— А мальчик не так прост, как кажется.

— Зачем вы притащили этого чокнутого? Он собьёт весь разговор!

— Я сейчас тыкву тебе с плеч собью!

— Третья угроза моей голове за минуту, а я думал, у вас есть фантазия.

— Знаешь, мне пофигу, какого тебя тащить — просто связанного, или без сознания, истекающего кровью. И мне всё сильнее нравится второй вариант.

— У вас кишка тонка, вы же доб-ра-я!

Не стоило тебе этого говорить, говнюк. Злость открывает во мне таланты — в ногу ему я тоже попала с первого раза. Парень зашипел, но продолжил стоять, опираясь здоровой рукой о каменный постамент с чащей.

— А теперь? Хочешь, скормлю тебе собственные пальцы?

— Не боитесь подойти?

— Цицеро, дай нож.

Я не сводила глаз с пацана, но боковым зрением выхватила какое-то странное движение имперца. Мне на плечо опустилась рука.

— Элис, не дури. У-нас-де-ло, ты помнишь? — прошептал на ухо.

— Оно касается только меня и Ильмерила. Видишь здесь эльфа? Так что дай. Чёртов. Нож.

Молодой редгард, не шевелясь, наблюдал за нашим разговором. Мы стояли на приличном расстоянии, но я могла поклясться, что он слышал каждое слово. Его глаза так и сверкали в свете огня.

— Становится скучно... Цицерон просто свяжет мальчишку и поскачет из этой песочницы.

— Не подходи к нему!

— Да он еле на ногах стоит, что он мне сделает?

— Я тебе не позволю ничего сделать. Он мой.

— Я вам не мешаю? — раздалось впереди. — Мой друг обещал что-то поинтересней...

Вот здесь я сорвалась. Опустила пистолет и, сбросив руку Цицерона, пошла к этому говнюку. А он будто ждал этого, даже приосанился и мерзко улыбнулся своими белоснежными зубами. Я была всё ближе, а он стоял в предвкушении.

— Поинтересней, да? — я повалила его на пол и со всей силы дала рукоятью Глока по зубам. — А сейчас тебе интересно?!

Мелкий засранец, не переставая лыбиться, сплёвывал кровь. Я заехала пяткой по его простреленной ноге, но он только вякнул и засмеялся! Чёртов мелкий жополиз. Кто бы сомневался, что и сейчас меня пропихнули в давно заготовленный спектакль.

— Что ещё эта погань тебе говорила? Что я тупая истеричка без чувства юмора? Что мечтаю нафаршировать их задницы динамитом и чиркнуть спичкой? Или что он поимел меня худшим из возможных способов, обманув и бросив в дерьме?!

На этот раз вместе с кровью он выплюнул зубы. Всего два...

— Ты из-за них не можешь говорить? Так я тебе сейчас помогу!

Я замахнулась во второй раз, но чья-то стальная хватка сковала руку. Меня буквально содрали с редгарда, повалив на пол.

— Ты совсем охренела?!

О, надо же, Цицеро был зол. Он встал между мной и паршивцем, не давая до него добраться.

— Отойди.

— Тётенька, почему вы хотите меня убить? Вы же добрая.

— Молчи, если хочешь жить, идиот!

— Пофиг уже. Он труп. Отойди.

Цицерон выругался на мальчишку, но продолжил его закрывать.

— Ты всегда жаловался, что я мягкотелая, сейчас должен быть охрененно горд за меня.

— Мальчик нужен живым, вы с желтоухим ведь замышляете что-то грандиозное!

— Привезу ему сердце в праздничной упаковке, не подавится.

— Элис, успокойся!

— Я не поняла, у тебя какие-то проблемы? Ты убийца, а я хочу его грохнуть. Отойди уже и не отсвечивай.

— Ты зла на его длинный язык. Когда приедем к эльфу без добычи, будешь рвать на себе волосы.

— Я сейчас тебе их повырываю.

— Фи, ты действительно не оригинальна...

— Ты меня заебал! Отойди, или сначала я подстрелю тебя.

— Меня?! О, Слышащая, это правда смешно.

— Да вам обоим по ходу весело, одна я не при делах.

Я подскочила на ноги. Цицерон следил за каждым моим движением. Позади него мальчишка скалился своей окровавленной рожей. Он всё понимал, знал, как ужалить побольнее, буквально нарывался, как кролик, бросающийся на циркулярку. Ему всё давно рассказали...

Я рванула в сторону, но имперец, будто тень, в точности повторял мои движения. Ствол пистолета уже смотрел ему под рёбра.

— У тебя какие-то проблемы? Ты же псих ненормальный, кайфуешь со своих трупов, песенки про них придумываешь! Ты и всё твое Братство, шайка садистов во главе с конченым уродом! Эй, смотри, ты же так этого хотел, наконец-то я стану одной из вас, только дай мне прикончить его, дай расплескать его мозги по этой грёбаной пещере!

— Но Элис, мы убиваем не потому, что нам так хочется!

Что ты несёшь вообще?

— Воля Матери Ночи нерушима, и должна выполняться беспрекословно. Убийцы Братства — проводники этой воли, мы забираем лишь тех, чья смерть была угодна нашей госпоже. Если бы мы действовали только из собственной прихоти, как ты сейчас, мы бы действительно стали просто сборищем головорезов!

— И всё?! Я говорю тебе, что стану одной из вас, а ты просто херишь мои планы?

Цицерон подошёл ближе, дуло пистолета практически упиралось ему в живот.

— Слышащая... Нельзя всегда получать то, что хочется.

— Дай мне получить это хоть когда-нибудь! Я бегала и боролась за вас в обоих мирах, я слушалась чужих приказов и жертвовала собой, чтобы спасти других, я принесу этого парня в жертву из-за амбиций кретина-эльфа, я хочу убить его только потому, что когда-то один человек сделал мне слишком больно! Когда уже ради меня хоть кто-то что-нибудь сделает?!

— А вы сами сделайте, тётенька.

От неожиданности имперец повернул голову на голос. Этого мгновения мне хватило, чтобы подсечь его и уронить на каменный пол. Он не спешил подняться, боясь меня спровоцировать. Но я почему-то медлила с выстрелом, смотря в пронзительно чёрные глаза.

— Мой друг говорил мне, что вы добрая, поэтому вы не можете меня убить, и поэтому вами так легко управлять. Он думал, будет интересно смотреть, как вы сопротивляетесь, но вы ему верили и готовы были идти до конца. А когда он это понял и передумал играть, уже было поздно.

Два с половиной года понадобилось мне, чтобы это услышать. Даже теперь Шеогорат побоялся сказать это лично.

— Я знаю, малыш. Ему наскучил очередной преданный муравей, и он любезно раздавил меня своим сапогом.

— Совсем нет, он закончил игру не из-за скуки! Он сказал мне, что таких, как вы, нужно беречь, потому что вы несёте в себе свет. Что вы любое добро, кто бы с ним не пришёл, возвращаете во сто крат, а на зло и обман отвечать не умеете. Он сказал, что слишком поздно это увидел. Обижать вас было худшей из его идей, и он ужасно злится на себя из-за того, кем вы стали.

Парень говорил правду. Только она может так резать по живому, не оставляя сомнений и полутонов. Ну почему, когда мне было так хреново, что хотелось подохнуть, никому не было до меня дела, а сейчас я почти простила его из-за этих неуклюжих слов? Почему никто просто не обнимет меня и не пообещает, что всё будет хорошо?.. Я не могу, я устала, устала...

Кто-то тряс меня за плечи. Картинка вновь стала чёткой, и я увидела обеспокоенное лицо Цицерона.

— Слышащая, ты своими бабахами привлекла внимание. По ущелью идут вооружённые люди, и вряд ли они хотят поговорить с нами о погоде...

Я успела выстрелить пять раз, значит, у меня десять патронов в пистолете и ещё пятнадцать в запасном магазине. И Цицерон пугает меня людьми с железками?

Вход в пещеру был довольно узким, а после солнечного света зрение вошедших на несколько секунд сильно ухудшалось. Я встала напротив входа, вслушиваясь в топот с улицы.

— Слышащая собирается привлечь сюда весь Драгонстар? — как всегда вовремя заметил Цицеро.

— О, прости, забыла прихватить глушитель. Предлагаешь сдаться?

— Ну почему же? Человек, нападающий из тени, может убить десятерых, прежде чем его заметят...

Подмигнув мне, он застыл у стены рядом с проходом, да ещё помахал рукой, мол, стой, где стоишь, ты прекрасная наживка. Я уже видела, на что способен этот человек в бою, поэтому не то чтобы сильно нервничала. Да и если всё пойдёт плохо, ничто не мешает мне использовать Глок.

Они шли быстро, и судя по голосам, их было не меньше десятка. Наивная уверенность в силы Цицерона таяла с каждой секундой, поэтому, когда высокие поджарые редгарды показались в пещере, я инстинктивно взяла ближайших из них на мушку. Воины, никогда ранее не видевшие огнестрельного оружия, не восприняли меня всерьёз.

— Что здесь происходит? — спросил один из них, слегка щурясь; одновременно я услышала тихий, не похожий ни на что звук — но знала, что один из воинов вот-вот упадёт с перерезанным горлом. И как только остальные обернулись на звук падения, кинжал убийцы снова запел. Даже я, знающая, где должен был появиться Цицерон, не смогла его увидеть, редгарды же бесполезно вглядывались в темноту, держа перед собой мечи. Но их всё ещё было гораздо больше нас.

Свист и тихий шорох ткани шумели, казалось, больше шторма в океане. Воины падали один за другим, но в какой-то момент я поняла, что Цицерон в открытую дерётся с оставшейся четвёркой мечом одного из их мёртвых друзей. Он был быстрым и внезапным, как молния, он со смехом уводил вражеские клинки в миллиметрах от себя, будто красуясь перед невидимыми зрителями. Хотя почему "будто"? Я знала, что за этой схваткой наблюдали из своих щелей все, кто смог сюда пробиться. Но не они направили клинок одного из воинов разящим ударом.

Цицерон пошатнулся, едва не уронив меч, и я прочитала в его глазах поистине детскую обиду. Воин, стоявший за его спиной, занёс клинок для добивающего удара, и тут я очнулась. Редгард так и не понял, что его убило (ещё бы тут кто-нибудь знал об огнестрельном оружии), но его товарищам явно не понравились мои действия. Забыв про имперца, они ринулись на меня. А дальше как в тарантиновском кино — бах, бах, бах! Ребятки оседают на пол, а я сдуваю со ствола несуществующую дымку, прокручиваю пистолет на пальце, чуть не выстрелив в себя, и победно смотрю на разбросанные по пещере тела. Тела? Упс...

Цицеро с кряхтением зажимал рану на боку. Ещё секунду назад мне казалось, что он вот-вот завалится на пол, а он уже идёт ко мне с угрожающим видом.

— Надеюсь, у тебя ещё сотня этих штучек в кармане, ведь наверняка весь город это слышал!

— А как быстро эти примчались? У нас есть время слинять. Только...

Я наконец оглянулась. Парень-редгард лежал в тёмном углу пещеры и наблюдал за нами, вовсю улыбаясь. В темноте выделялись лишь белки его глаз, ведь зубы были испачканы кровью и местами отсутствовали. Хотела ли я его убить? Да. Но уже не сейчас.

— Какие вы все неблагодарные... — проворчал ассасин и поплёлся в сторону парня.

— Как тебя зовут, мальчик?

— Алир, дяденька.

— Сладких снов, Алир...

Короткий удар, и мальчишка в отключке.

— Так удобнее нести, — сказал Цицерон, и не без труда взвалил тело себе на плечо. Я бы его не донесла, да и огневая поддержка из меня сейчас куда лучше, чем из раненого спутника — прятать пистолет уже не имело смысла.

— Подожди!

Я очнулась от мыслей, когда Цицерон уже почти вышел на свет. Подошла к трупам и сорвала плащ с одного из них, тот, на котором было меньше всего крови.

— Мы же не потащим его прямо так через весь город.

— О, ну конечно! Так бы был просто мертвяк, а теперь мертвяк, завёрнутый в тряпки.

— Иди уже... Нет, постой, лучше я пойду первой.

Солнце почти спряталось за горы, так что сумерки давали нам небольшое преимущество. Улицы постепенно наполнялись людьми, гуляющими и возвращающимися домой, но до конюшни можно было добраться по тёмным улочкам практически у самой стены. Правда, нередко нам приходилось нырять за угол в последний момент, когда мимо пробегали стражники или любопытные граждане, которые, очевидно, пытались найти источник громких звуков. Эти рывки выматывали Цицерона — с каждым поворотом он всё сильнее припадал на левую ногу и тяжелее дышал, хотя глаза горели решимостью выбраться во что бы то ни стало. Но самое сложное было впереди... Лошадей не пускали в город, так что нам предстояло как-то пройти городские ворота, где явно не выйдет затеряться в толпе.

— У меня есть план... Стой...

Мы скрючились за отвратительно пахнущим сортиром, пропуская мимо троих человек с мечами наголо.

— Когда доберёмся до ворот, я оставлю тебя ждать в укромном месте, заберу лошадей из конюшни и прорвусь в город. Ты закинешь пацана, рванёшь вперёд, а я вас прикрою.

— Слышащая!.. Даже если первая часть этого идиотского плана удастся, нас напичкают стрелами, едва мы раскроемся! Ты со своей лязгающей штукой не сможешь быстро перестрелять всех, да к тому же, горожане наверняка придут на помощь страже.

— Какие у тебя идеи?

Одна из кружащих поблизости мух села Цицеро прямо на нос; он смахнул её торопливым движением.

— Перебросим мальчика за стену, спокойно заберём лошадей и подберём его с той стороны. Нет! Ты сразу возьмёшь лошадок и будешь дежурить снаружи, я и один справлюсь...

— Один? Раненый? Через пятнадцатифутовую стену?! Даже если ты не истечёшь кровью в процессе, он, — жест рукой на ношу имперца, — почти наверняка умрёт от падения.

— Кто-то совсем недавно хотел его убить.

— Расхотел, кстати, спасибо за это. А насколько бы сейчас было проще вырезать его сердце и спокойно выйти с ним в кармане!.. Но чёртовы сроки, чёртов план...

— Элис.

Совсем дурацкий цицероновский тон, от которого мурашки бегут по коже. Нечто несвоевременное и весьма неприятное.

— Посмотри на себя, посмотри, где ты. Тебе точно всё это нужно?

Боже. Боги, все, кто меня слышат, сотрите эти пять секунд из памяти.

И как тебе об этом сказать? Что я давно ничего не хочу, двигаюсь по инерции, дёргаю сама себя за ниточки? Там, внутри, давно только эхо, гремит и распирает, и я всё никак не могу его выцарапать, лишь хватаю пальцами воздух. Я потеряла смысл и уже не верю, что когда-нибудь найду.

— Я хочу довести это дело до конца, но могу решать только за себя. Ты всё ещё готов помогать мне?

— Цицерон дурак! — ассасин хлопнул себя по лбу. — Слышащая подумала, что он собирается её бросить! Нет-нет, конечно, нет... Слишком поздно, слишком далеко... Да, ты не можешь решать за меня, но я не вправе сейчас тебя оставить. Клятвы, моя дорогая, на то и клятвы, что их не нарушают никогда — особенно в ту пору, когда этого хочется больше всего. Даже если это означает жертву, которую принести слишком тяжело.

И снова мудрый, храбрый Цицерон перед моим внутренним взором расправил плечи. Когда-то он с такими же — или похожими — мыслями отказался от любимого дела и встал на стражу тела Матери Ночи, пережив смерть всех братьев и сестёр и долгие годы скитаясь по безднам своего разума. Тот выбор был всей его жизнью, но почему он с такой же пылкостью и тоской говорит сейчас?

Мне пришлось включаться в реальность уже на полдороги к воротам. Цицерон тащил меня за руку, как на буксире, удивительно ловко для своего состояния избегая людей. Мы остановились в узкой щели между двух домов, куда не выходили окна ни одного из них, а из-за выпирающих крыш нас укрывала сплошная тень. Отсюда было не больше ста футов до ворот; я уже подумала, что Цицерон решил испробовать мой план, когда он сбросил мальчишку на землю и, вымученно улыбнувшись, сказал:

— Я кое-что придумал. Удержись от глупостей и жди меня здесь.

— В смы...

Конечно, он не соизволил дождаться ответа. Цицеро просто затерялся в толпе у городской черты. От злости я пнула обёрнутое тканью тело и облокотилась о стену, давая себе передышку. И ведь хрен знает, сколько придётся его ждать.

Но этот гад умел быть эффектным. Сразу три здания у самых ворот в одну секунду занялись огнём. Мгновенно началась паника, люди бежали во все стороны, не зная, откуда ждать помощи, пока столбы плотного дыма не спеша взмывали в небо. Но постепенно за криками стали доноситься дельные предложения.

— Колодец! Колодец на площади!

— Слишком далеко, мы не успеем!

— Пусть лошади таскают воду!

— Точно! Лошадей к колодцу!

— Все за вёдрами!

Спустя полминуты Цицеро уже вёл ко мне наших жеребцов. Его ухмылка говорила сама за себя.

— Чёрт, без преувеличения — ты гений!

— Наконец-то ты это признала.

Хаос вокруг набирал обороты. Люди тащили к площади упирающихся лошадей, испуганных пожаром и норовящих сбежать подальше; из окон выкидывали разнообразные ёмкости для воды — вёдра, котлы, бутыли, кувшины, и даже цветочные горшки со спешно выдернутыми растениями. Кто-то в панике выбегал за ворота, другие пытались спасти свои дома от разрастающегося огня или выволакивали из них самое ценное, отдельные личности под шумок занялись мародёрством. Раньше я бы с ужасом думала, сколько бед успела причинить другим ради своих бредовых идей, а сейчас... Пожар — это даже красиво. Торжество неизбежности над наивными глупцами, пытающимися что-то изменить.

В этой беготне никому не было до нас дела. Цицерон склонился над телом... но в попытке закинуть его на плечи опустился рядом, держась за бок.

— Слышащая... — прохрипел он, — кажется, нам пригодятся твои скудные силёнки...

Он тяжело привалился к стене. Ладонь, отнятая от раны, вся была покрыта кровью. Вот так и зарождался истинный символ Тёмного Братства — не чернила на смятой бумаге, а багровая кровь, верный знак насилия и тьмы. Однажды замаравшись, её уже не смоешь, хоть отруби ты эту руку по самый локоть. Любит ли Мать Ночи своих последователей, или ей невыносимо хочется видеть кого-то столь же порочного, как она сама? Да и что она знает о любви, женщина, принёсшая в жертву вечному богу своих детей? Хотя, может, это и есть любовь.

Мне пришлось серьёзно постараться, чтобы закинуть мальчика на лошадь. В процессе с него слетел плащ, который мне стало откровенно лень возвращать на место, а я сама искренне восхитилась имперцем, умудрившимся столько времени протаскать на себе этот мешок с костями. Цицерон тем временем встал, мужественно держась за стену.

— И как ты в седле поскачешь?

— Я же не на своих буду скакать.

— Шутник хренов... Ладно, давай сматываться, пока на нас не обратили внимание.

Цицеро не без труда влез в седло, но падать вроде не собирался. Я старалась держаться как можно ближе к его лошади, на всякий случай.

Упомянутые сто футов до ворот давались нелегко. Повсюду сновали люди, и мы были вынуждены двигаться очень медленно — не то чтобы боялись кого-то сбить, но толпа могла запросто сбросить нас вниз, едва поняв, что к чему. Хотя некоторые подозрительно оглядывались на двух всадников и тело за спиной одного из них, обстановка не располагала к детальным расспросам. Да и мало ли, кто мы такие, уверена, люди сами себе придумают кучу объяснений.

Мы почти добрались до ворот. Пустынный ветер — необузданный, голодный, сухой, ветер нашей свободы — вот-вот мазнёт по щеке, приветствуя и беря в кольцо. Секунды тянулись столь медленно, что я буквально могла их видеть, а кровь пульсировала в висках точь-в-точь с ударами копыт по стоптанной земле. Жар огня в последний раз мазнул нас по спинам — и скрылся за каменной стеной города. Я глубоко вздохнула. За спиной началась возня.

— О, мы уже так далеко? — пробормотал очнувшийся редгард, и тут же заорал во всю глотку: — Отец, отец!

Я повернулась в ту сторону, куда он кричал, и похолодела. Конюшня стояла за городской чертой, и сейчас в ней почти никого не было... кроме группы воинов, тех, что тогда на площади договаривались о каком-то походе. Они как один повернули к нам головы, и кто-то буквально взревел:

— Алир!

Через пару мгновений они оседлали коней — у кого-то гружёных различными сумками, у других налегке, иногда даже без сёдел — и пустились в погоню. За нами. Ведь, определённо, наша жизнь была слишком лёгкой до этого момента. Мальчишка за моей спиной хрипло рассмеялся, впрочем, не делая попыток сбежать с лошади, но я от злости чуть не сбросила его сама.

Они приближались слишком быстро. Их не было видно в клубах поднятой пыли, и мне казалось, что за нами несётся не одна сотня человек. Всего каких-то полмили от города — и до меня уже доносятся их гневные выкрики. Так близко... И молиться больше некому. Я одновременно пришпоривала лошадь, пыталась придержать ставшего гораздо более опасным пленником мальчишку, и крутила головой вперёд-назад так резко, что шея давно уже должна была сломаться. Не сразу до меня дошла причина смутного беспокойства: лошадь имперца плелась позади, почти вровень с погоней. Не знаю, что на самом деле творилось на его лице, но воображение рисовало вселенскую обиду вперемешку с мрачной решимостью перед смертью забрать на тот свет как можно больше врагов. Я так надеялась, что была не права... Когда быстрейший из преследователей поравнялся с Цицероном и попытался сбросить его с коня, я вдруг поняла, что не приду ему на выручку — моя ноша была слишком ценна, чтобы рисковать — но я не имею права отворачиваться. Если ассасин сегодня умрёт, я должна видеть это. Ещё один человек, пущенный в расход из-за моих дурацких решений, человек, о котором кроме меня вряд ли кто-то будет горевать. Только ночь, стук копыт, и кровь на песке.

Руки вцепились в поводья с такой силой, что я, наверное, никогда не смогу разогнуть пальцы. Тихая ночь, должная стать укрытием, внезапно открыла зубатую пасть и заглотила нас, не жуя. Цицеро пытался как-то отбиться от нападавшего редгарда, но его сил едва хватало на управление лошадью. Пока что он уворачивался от ударов мощного кулака, но любой из них мог сбросить его на песок. Я уже давно не смотрела вперёд — перепуганная лошадь мчалась по единственной дороге к Скайриму.

Дура!

Идиотка, в панике потерявшая голову!

У меня же есть пистолет!

Осталось лишь достать его — и не промахнуться.

— ЦИЦЕРОН!!!

Надеюсь, эта секунда не будет стоить ему жизни. Я помахала имперцу рукой с пистолетом, прося его отъехать в сторону. Для неподвижного стрелка перестрелять воинов было совсем не сложно, но при дикой тряске, из неудобного положения я была бы счастлива сбить хоть пару человек. Пока Цицерон освобождал сектор, я слегка замедлилась; окинув преследовавших трезвым взглядом, поняла, что их не более десятка человек. Дышать стало чуть легче. Между нами каких-то пятьдесят футов — можно начинать.

Первым же выстрелом я сбила чью-то лошадь. Конь завалился на бок, сделал кувырок, подминая под себя всадника. Остальные сумели его объехать, но один при этом слишком замедлился, чтобы продолжать погоню наравне со всеми. Следующие три выстрела ушли в молоко. Ещё одним я ранила ближайшего редгарда в руку, но тот не остановился, только скривившись, как от комариного укуса. Нападавшие сообразили, что я каким-то образом могу причинить им вред, и стали петлять. Пока я пыталась их подстрелить, раненый воин подобрался практически вплотную. Он не произносил членораздельных слов, одни только гневные выкрики, но по его взгляду я поняла — лучше мне застрелиться, чем попасться ему в случае поражения. Хотя всё можно решить и более приятным способом. Мушка Глока уже смотрела ему в грудь. С такого расстояния я точно не промахнусь.

Сухой щелчок — и рама встала на задержку. Последняя в магазине пуля прошла мимо, когда редгард уже мог достать меня вытянутой рукой.

— Сука!

Не помню, кто проревел это слово — он или я. Но за мгновение до того, как воин схватил меня за одежду, на него со спины бросился Цицерон... Имперец смог удержаться на лошади, сбросив с неё редгарда! Из последних сил он улыбался своей чокнутой улыбкой, и я невольно растянула губы в ответ. Не было смысла кричать "спасибо" — он и так всё знал. Не теряя времени, я нашарила в кармане запасной магазин, сбросила опустевший прямо на песок, давно не думая о секретности, и вставила новый, быстро досылая первый патрон. Пятнадцать попыток — восемь кеглей. Пятнадцать попыток, прежде чем мы умрём. Этот воздух был, определённо, самым упоительно сладким в моей жизни.

Руки ещё дрожали, но теперь, с моральной поддержкой имперца, несущегося рядом, моя меткость возросла. На переместившегося в авангард огромного, как медведь, воина ушло две пули, но затем я подряд сбила троих. Оставшиеся четыре человека мчали за нами, и не думая маневрировать — ведь на такой скорости это бы означало безнадёжное отставание, а затем новые попытки приблизиться прямо под мой огонь. Ха, наверняка они думали, что я метаю в них заклинания с помощью специального артефакта, ведь довольно проблематично увидеть или почувствовать в себе маленький кусочек металла. Интересно, если бы здесь изобрели порох, на каком уровне велись бы сражения, учитывая неустанные попытки местных ко всему на свете добавлять магию? От Нирна бы в скором времени ничего не осталось. Да как будто меня это волнует...

Оставшиеся преследователи практически не представляли для нас угрозы. Если бы не ранение Цицерона, я бы даже попросила его спешиться и разобраться с ними по-быстрому, но сейчас лучше быть с ним осторожной — кто знает, не расценит ли он очередной мой жест как самоубийственную попытку столкнуться с редгардами в ближнем бою? Хотя он знает меня достаточно, чтобы предположить такую глупость... Но всё же Цицеро начал замедляться. Он что, мысли мои читает?!

— Придурок, ты куда полез?

Чёрт, из-за него я теперь не могла нормально прицелиться. Его лошадь почти остановилась, воины уже брали его в кольцо. Фигура имперца слегка колыхалась, но он даже не пытался отбиваться. Что. Это. Было. Неужели прощание? Неужели после всего дерьма, что с нами случилось, он может так просто пожертвовать собой, чтобы я могла убежать? Да пошло всё нахрен!

Я не без труда развернула коня и помчалась обратно. Мерзкий здравый смысл голосом Ильмерила уже вопил о том, как я проёбываю нашу великую миссию, да что там, весь мир без меня просто скатится к чертям. О нет, мой милый желтоухий друг, твои близкие давно уже призраки и ждут тебя по ту сторону, куда ты так или иначе попадёшь при любом исходе, а вот я своих из-за тебя не потеряю. Десять патронов — четыре мишени. Ну же, почти как в тире.

Я была совсем близко.

— Отойдите от него!

Цицерона стаскивали с лошади. Кто-то уже готовил меч...

— Тронете его — и ваш парень умрёт!

Наконец-то я удостоилась реакции. Гневные лица разом повернулись ко мне; никем не удерживаемый, Цицерон свалился на песок. Да он без сознания! Мне стало стыдно от минутных мыслей, а ещё — по-настоящему страшно. Некому страховать, не на кого положиться в случае ошибки... В себя я уже давно не верила, и не без причин.

Его одежда пропиталась бурым. Было ли там кого спасать?

— Верни моего мальчика! — прокричал один из редгардов, — И я убью тебя быстро! Иначе, клянусь...

— Это ты отойди от моего друга, и останешься в живых. А твоему "мальчику", — я посильнее выделила интонацией скобки, — не следовало продаваться пизданутому даэдра, обожающему высасывать мозги таких вот невинных детишек. Впрочем, я в вашу семью не лезу, может, это наследственное...

Понимала ли я, что делаю? О да, сквозь пелену гнева и страха я с удовольствием ловила каждый жест редгарда. В кои-то веки моя истерика проявилась в нужный момент, главное было достаточно их разозлить.

— Я убью тебя!!!

Наконец-то. Здравомыслящий человек бы давно приставил меч к горлу Цицерона, которым я всё-таки не смогла бы пожертвовать. Но родитель, чьё сердце болит за ребёнка, не способен думать логически, всё, чего он захочет — это разорвать обидчика в клочья. А поскольку из нас двоих оскорбляла его лишь я...

Сколько там нужно? По секунде на человека? Оказалось, даже меньше. По злой иронии только трое умерли мгновенно — горе-папаша ещё пытался ползти в мою сторону, что-то хрипя. Я не спешила его убивать, ведь за меня это вот-вот сделает само время, поэтому решила убедиться, что моя лошадь с ценным грузом не убежала от выстрелов. Но когда я обернулась, признаюсь, по спине пробежал холодок. Парень всё это время наблюдал за нами, и на лице его играла улыбка. Слова застряли в глотке. Мы оба не двигались, пока редгард не затих.

— Ты в курсе, что он из-за тебя погиб?

— Потому что любил меня? — улыбка стала ещё шире. — Я тоже его люблю.

С этой улыбающейся рожей он теперь пялился на меня. Неужели так бывает?.. В небе над нами слышался треск. Это торжествовал, хохоча в своём замке, безумный бог.

Не в силах терпеть, я подошла к лошади и вырубила парня самым сильным ударом в челюсть, на который вообще была способна, лишь бы не видеть этих таких искренних глаз. Пройдя мимо мёртвых тел, склонилась над имперцем. Он был бледен, но дышал, и даже пытался открыть глаза.

— Слышащая выручила бедного Цицерона? — прошептал он.

— Да. Сможешь взобраться на лошадь?

Он молча начал подниматься. Я быстро подвела к нему ближайшего коня и помогла взобраться в седло.

— Будешь падать — заваливайся вперёд, хорошо?

Он бы и хотел мне возразить, да сил уже не было. Пришлось привязать его лошадь к моей, и ехать вперёд неспешной трусцой. Прочь от остывающих тел, под ковром воздушных звёзд, напиваясь воздухом, как последним в жизни глотком вина. Цицеро уже клевал носом, грозясь в любой момент потерять сознание, а я боялась повернуть голову в его сторону, меня колотило от мысли, что вместо дорогого мне человека увижу мертвеца, оставленного в сидячей позе. Вы никогда не сможете сказать, почему, но разница видна потрясающе. Я боялась тревожить его тряской, боялась остановиться, боялась выть и орать от горя на всю пустыню, поэтому со всей силы впилась зубами в руку. Быстро появился металлический привкус крови. Да лучше измолоть зубами собственные кости, чем умирать от беспомощности. Ещё сутки в дороге.

Позади оранжевой точкой светился охваченный пожаром город.

Он был виновен. Но — и я.

Я сделяль.

По традиции, последние две главы вместе. Да-да, именно поэтому выкладка так задержалась, можете занести это в пинательный список.

Кстати, там пиздец полный. Но ведь это вас не остановит, мои маленькие садомазохисты?

_______________________________________________________

Мы шли по пустыне, как мне казалось, целых два года. Рассвет застал нас по ту сторону перевала, окрасив горные шапки в оранжевый цвет и подарив нам крохи тепла. Цицерон держался на честном слове, моём честном слове, что я не позволю ему так бездарно загнуться. Большую часть пути он провёл без сознания, лишь чудом не падая с лошади, но иногда приходил в себя, кажется, удивляясь, что не в долгожданной Пустоте. Я тоже, проводя третьи сутки почти без сна, пыталась не свалиться вниз. Не знаю, что говорят о вреде убийств для собственной души, но я ощущала себя мёртвой. Призраки убитых с окровавленными лицами на являлись ко мне в галлюцинациях, вокруг до поры было лишь бескрайнее звёздное небо да осточертевший песок; но только присутствие рядом имперца, по-прежнему живого, как я надеялась, напоминали мне, что я не в аду. Хотя, возможно, это и есть ад — бесконечно идти к недостижимой цели, снова и снова терпя поражения, снова и снова предавая себя? Этот мир был определённо не в порядке, так может, злые боги, разрывающие его на части — единственное, чего он заслуживает? Но люди — глупые и храбрые, трусливые, добрые, жестокие и наивные, неужели каждый из них достоин только этого? Я не знаю... И никогда не знала. Правда у каждого своя, а истина закрыта ото всех. Но я уже не хочу её знать. Я просто доведу дело до конца, а там пусть вселенная сожрёт меня с потрохами. Если понадобится убить сотню мальчишек вроде того, что едет сейчас без сознания на моей лошади, я это сделаю. Или пусть меня остановит тот, кто когда-то наблюдал, как мою жизнь уничтожали.

Ночной холод пустыни не шёл ни в какое сравнение с кусачими морозами Скайрима. Пока мы доехали до поляны в лесу, на которой ночевали несколько бесконечно далёких дней назад, я, кажется, успела отморозить пальцы ног. Пришлось быстро собрать ветки для костра, кое-как развести огонь с помощью дурацкого допотопного кремня, и аккуратно дотащить еле дышащего имперца до источника тепла. Цицерон отогрелся и задышал чуть чаще, но пока не приходил в себя; я же совсем забыла про холод, с тревогой следя за биением его сердца. Он не мог умереть, просто не мог. Хоть Цицеро и был соучастником всех моих прегрешений, потерять в этом хаосе ещё и его было невыносимо, хоть и правильно с точки зрения вселенской справедливости. Я старалась об этом не думать, потому что иначе и себе придётся пустить пулю в висок, а делать это пока ещё рано.

Нам отчаянно требовался отдых. Лесная поляна была уединённым местом, и после тех бандитов, что мы уничтожили, здесь никто не появлялся, но всё же засыпать сейчас было слишком рискованно. Желудок начало сводить от голода, но мне было нечем его порадовать — на охоту за целью мы отправились налегке, оставив все припасы в гостинице Драгонстара. После нескольких часов на холоде мозг почти не работал — уложив Цицерона в тепле, я устало села рядом и сама не знаю сколько времени тупо пялилась на огонь. Вскоре глаза начали слезиться; я бездумно ловила скатывающиеся по щекам слёзы языком. Холодное солнце было уже высоко в небе. Костёр почти прогорел, поэтому я встала и отправилась в чащу за новыми дровами. Хотелось сбить пожелтевшие листья в мягкую кучку и зарыться в них, блаженно прикрыв глаза, вдыхая запах сырой земли. Пока я шла вперёд, услышала вдалеке журчание ручья. В горле сразу же пересохло, я еле сдержала спазматический кашель. За пару минут нашла источник звука, но замерла над оврагом, по которому тёк ручей — рядом с водой, на камнях, сидел медведь. Он пока меня не заметил, но когда это случится, я, скорее всего, не успею убежать. Да и не нужно. Я аккуратно вынула из-за пояса Глок, в котором оставалось ещё три патрона.

— Прости, но мне нужнее, — громко произнесла.

Зверь заревел и дёрнулся в мою сторону, карабкаясь наверх по пологому склону оврага. Он был уже в двадцати футах от меня и быстро приближался; земля мелко дрожала от его мощных прыжков. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, медведи способны разгоняться до огромных скоростей, преследуя добычу, поэтому убегать от них — довольно бесполезное занятие. Я подождала, пока он начнёт заносить лапу для удара, остановившись на пару секунд, и выстрелила ему в голову. Здравомыслящий человек не будет так делать, он обойдёт хищника за милю, а если столкновение будет неизбежно, его рука будет предательски дрожать, первая пуля пройдёт мимо, а для второй не останется времени. Но моя пуля спокойно прошила мишке череп и поселилась в его сером веществе. И когда туша свалилась на землю, вызвав последний толчок под ногами, я подумала лишь о том, что мне не в чем принести воду на стоянку. Пришлось быстро напиться ледяной водой, всё-таки вызвав приступ кашля, и возвращаться обратно за какой-нибудь тарой.

Цицерон уже пришёл в себя; он слегка приподнялся на локтях, рассматривая меня, и отблески костра делали выражение его лица немного зловещим, хотя главным образом на нём была прописана усталость.

— Слышащая, ты что, встретила призрака? — взволнованно спросил он.

— Это намёк на мою бледность, или я покрыта зловонной эктоплазмой?

Вообще-то, в мои планы не входило шутить, но слова вырвались как-то сами собой. Интересно, это стресс, или я по правде начинаю сходить с ума? Давно пора.

— Ты выглядишь просто ужасно. Кстати, удалось подстрелить кого-нибудь вкусненького?

Я вспомнила огромного медведя и быстро замотала головой, не хватало этому маньяку переться в лес разделывать тушу.

— Я тоже хочу есть, только, в отличии от тебя, ещё и не спала нормально трое суток.

— О, Цицерон заметил твои прекрасные круги вокруг глаз. Кстати, как поживает наш птенчик? — он кивнул на тело парня, в моё отсутствие сползшее с лошади.

Чёрт, совсем про него забыла. Но не то чтобы этот подстреленный и избитый мной подросток навевал приятные воспоминания... Я перевернула его на спину и нащупала пульс. Надо же, какой крепкий, я когда-то чуть не отошла от единственной стрелы в плече, а уж после пулевого в ногу... Но там хотя бы помогли.

Помогли.

Помог. Зная, что птичка с подстреленным крылом будет далеко не так интересна. А как натурально изобразил печаль в глазах, когда меня ранили в живот. Гнида. Прекрасный актёр.

Воздуха стало не хватать. Я распахнула глаза — оказывается, успела зажмуриться до огненных кругов — и медленно разжала правую руку. Левая кисть была зажата в такие тиски, что, кажется, там что-то хрустнуло. Я смотрела на быстро разливающиеся синяки, пока в меня не прилетела прицельно брошенная ветка.

— Слышащая снова мечтает, как будет расчленять поверженных врагов?

— Спасибо. Да, почти, — я слабо улыбнулась имперцу.

Думать о Шеогорате было невыносимо больно и жизненно необходимо. После моего возвращения на Тамриэль он ни разу не говорил со мной, посылая поочерёдно всех своих коллег. Неужели ему, этой языкастой паскуде, нечего было сказать? Не боится же он меня, в самом деле, ведь антидаэдрическое оружие ещё не готово. Я впервые задумалась о словах редгарда, брошенных тогда в пещере, о том, что Шеогорат сожалеет о случившемся. Это было очередное враньё во избежание смерти, или бог действительно делился секретами со своим преданнейшим почитателем? Нет, эта даэдрическая шваль не умеет быть человечной. Он просто смотрит. Ломает, смотрит, развлекается... Как все они. Как всегда. И хоть ты бейся о стену, царапай ему лицо ногтями, кричи, срывая голос, и выворачивайся наизнанку, он лишь улыбнётся, чуть иронично, чуть грустно, и выразительным молчанием заставит тебя осыпаться в пыль. Интересно, когда я буду зачитывать смертный приговор, ломая ему все кости, хоть тогда он меня заметит?

Медальон Ильмерила вдруг ощутимо нагрелся. И, будто остального было мало, с неба закапал дождь.

— Цицерон, ты продержишься в седле? До пещеры несколько часов, а нам уже точно нет смысла оставаться здесь.

— О, Элис, меня не убьёшь такой прогулкой... Хотя Цицерон и не горит желанием снова видеть желтомордого выскочку...

Общими усилиями он был поднят и посажен в седло. Я накинула на имперца свой плащ, справедливо полагая, что ему сейчас нужнее, и что он бы в такой ситуации отдал мне чуть ли не всю свою одежду. С редгардом пришлось повозиться — хрупкое на вид тело оказалось практически неподъёмным для тощей и уставшей меня. Пришлось усаживать лошадь на землю и под недовольное ржание затаскивать тело ей на спину. Ничего, до логова эльфа парень точно продержится, а там пусть Ильмерил хоть обвязывает его собственными кишками. Я ненавижу то, что сделала, но из всех неверных вариантов по-прежнему выберу тот, который хотя бы возможно... спасёт человечество? Свершит месть? Исцелит сердце? Я позволила одинокой слезе скатиться вниз по лицу, падая и разбиваясь о выделанную кожу седла, как будто отпускаю хорошего человека, который был когда-то мной, дышал тем же воздухом, мечтал и верил, что в итоге всё само собой будет хорошо. Сказки — дерьмо, жизнь — дерьмо, строй капканы и позволяй им кусать тебя со всех сторон! И не смей, вовек не смей ни во что и ни в кого верить.

* * *

Дорога была долгой и скучной, но схлопнулась в один миг, как лопнувший воздушный шарик, когда между деревьями я рассмотрела приветливую пасть нашего логова. Около входа уже стояла привязанная к берёзе лошадь, устало щипавшая пожухлую траву. Так и хотелось пикнуть брелком сигналки, чтобы заглушить эти мерзкие жующие звуки, но я смогла лишь послать ей самый сердитый из своих взглядов, который, естественно, был проигнорирован. Спрыгнув с лошади, я уже направилась в пещеру, попросить кого-то помочь с редгардом, но свалившийся на землю Цицерон заставил забыть о мальчишке. Он храбрился, хотел казаться весёлым и несокрушимым, но тело-то не способно держаться на одной силе духа! Его белое лицо уже почти вызывало отвращение, как при взгляде на тело, которое только что покинула жизнь — разница ещё не видна глазами, но ты уже знаешь, что это просто медленно гниющий кусок мяса. На мгновение мне подумалось — а может, так и нужно, может, стоит помедлить несколько секунд и избавить мир от ещё одного ужасного человека? Да, он стал мне так дорог, что я бы спасла его и ценой своей жизни, только это не растрогало бы людей, которых он убил и, вероятно, ещё убьёт. Рыжие волосы имперца разметались по кроваво-золотому ковру опавших листьев, предавая их ярким цветам мягкость и законченный вид. Красиво, безумно и страшно красиво. Но Смерть уже идёт сюда, и листья под её ступнями сморщиваются и чернеют. Ей всё равно, сколько, когда и где, она ненасытна и хочет забрать с собой целый мир и каждого из нас; потому что только в этом её существование. Но ей только что щёлкнули по носу, и, клянусь, это была совершенно не я.

— Элис! — прокричал рядом красивый голос.

Ильмерил вышел из пещеры, уже успев охватить взглядом наш невесёлый натюрморт. Я только стояла на коленях возле Цицерона и молча смотрела на него, не зная, за какую из фраз хвататься первой. Оказывается, я уже успела измазаться в крови имперца, поэтому протянутая внезапно к эльфу окровавленная ладонь должна была выглядеть пафосно и драматично. Ильмерил вздохнул и, быстро подбежав, бухнулся рядом со мной.

— Вы просто не могли всё сделать нормально, — саркастично пробормотал он, уже водя руками над асассином, — мало того, что почти последние, так вдвоём справились хуже, чем его коллеги поодиночке! Хотя, о каких "вдвоём" я говорю — так, полторы калеки с одной на двоих извилиной.

И это было нормально. Альтмер не замирал встревоженно, матерясь на своём языке сквозь зубы, значит, его текущие действия проходят без сложностей. Цицерон выживет.

А я этому рада?

Любой ответ был бы чудовищным. Поэтому я приняла верное стратегическое решение — упала в обморок.

На этот раз меня хотя бы никто не будил кулаком или острием меча. Я выпала вверх из тягучей, блаженной пустоты, будто ныряльщик, после нескольких тягостных минут вынырнувший на поверхность. Комната казалась знакомой, но далеко не сразу до меня дошло, что это спальня Ильмерила. Её интерьер был практически идентичен моей комнате — серые стены и каменное ложе, дверь и предметы мебели из двемерита — но решительно ничего не выдавало в хозяине альтмера-учёного. Да здесь будто парочка великанов играла в керлинг саблезубами! Многочисленные бумаги были разбросаны по всем углам, одна каким-то образом даже прилипла к потолку, сосуды с жидкостями окружали тарелки с недоеденной пищей, образуя тошнотворный запах, пол был усеян осколками стекла, кое-где виднелись пятна крови вперемешку с сажей, и по всем стенам, куда ни глянь, были выцарапаны какие-то надписи. Я ни разу не была здесь, после подслушанного якобы разговора эльфа с даэдра я не хотела и близко подходить к его спальне, лишь мельком видя её в щёлочку, когда Ильмерил после моих окриков выходил в главный зал. Едва изображение перестало размываться, я вышла в коридор, подальше от этой вони. Чёрт, как этот запах раньше был не заметен?

Зал преобразился. Не то, чтобы это стало сюрпризом, но шестнадцать огромных клеток по периметру помещения сначала вогнали меня в ступор. Я скользила по ним взглядом, разум отмечал и тут же забывал незначительные детали вроде расы, возраста и пола пленников. Некоторые спали или были без сознания, другие сидели, уставившись в одну точку, третьи беззвучно мне что-то кричали. Наконец, я нашла парня-редгарда: он молча смотрел на меня, вновь обнажив свою жуткую улыбку. Мало я ему выбила зубов, мало...

— С добрым утром, — поприветствовал меня эльф со своего рабочего места, — ты, вероятно, жаждешь узнать, как поживает твой друг?

Как мне не хватало этой выверенной, в меру культурной и саркастичной речи! Я почему-то почувствовала себя маленькой девочкой, сбежавшей из уютного дома и за ручку возвращённой обратно; только родители, вместо того, чтобы ругаться, успокаивают меня и гладят по голове.

— Да, выспалась, спасибо.

Жуткий взгляд из клетки спутал мои мысли.

— Как ты здесь ещё не отравился?

Ильмерил окинул меня долгим изучающим взглядом, нащупал невидимую железобетонную стену между мной и мальчишкой, и одним щелчком пальцев отправил того спать. В этот момент странное давление исчезло, и на меня разом навалились мысли и воспоминания последних дней. Раненый Цицерон, эльф, колдующий над телом... Я сглотнула образовавшийся ком.

— Он жив? Где он?!

— За что я тебя люблю, Элис, так это за непосредственность, — проворчал, — твой не в меру языкастый друг наслаждается целительным сном в твоей спальне.

— Ты поэтому отнёс меня в свою комнату? Спасибо, конечно, но мог бы просто сгрузить нас рядом.

— Я боялся, что тебя разбудит его храп.

— Он не храпит. Эй, не надо так на меня смотреть! Мы с Цицероном немало путешествовали вместе, уж такие подробности выясняются в походных лагерях в первую очередь!

— Да уж, — эльф ухмыльнулся, но предпочёл не развивать тему. Я была благодарна ему за эту шутливую перепалку, позволившую собраться с мыслями. Как бы я не беспокоилась об имперце, раз его жизни ничего не угрожает, можно поговорить о более важных вещах.

— Сегодня ты вроде сказал, что одного человека ещё не хватает?

— Сегодня? — эльф удивился, — ты вообще-то полтора дня провалялась в постели, в моей постели, кстати! Хотя до сих пор похожа на свежевыкопанный труп.

— А ты много таких видел?

— Уж побольше твоего.

Да-да, по этому я тоже скучала.

— Если бы ты знал, что такое "зеркало", мог бы сравнить наш внешний вид, и, уверяю тебя, сравнение бы вышло не в твою пользу.

— Если бы ты знала, что такое "заниматься делом", поняла бы, почему я выгляжу уставшим.

— А я как будто на пикнике была! Сначала эти бешеные скачки через полстраны, а потом... Потом...

Почему-то говорить об этих событиях было сложнее, чем заставлять себя в них участвовать. Ильмерил хорошо почувствовал моё настроение, его ехидное лицо стало жёстким и сосредоточенным.

— Потом — что?

— Спроси у того мудака, — я махнула рукой в сторону клеток, — уверена, он расскажет всё гораздо красочнее, чем я.

— Я бы этого не хотел. Пока ты спала, этот юноша так досаждал меня своими странными речами, что пришлось повесить на него и подвывающих ему коллег по несчастью заглушающее, — и спросил уже другим тоном: — Тебе сильно от него досталось?

— Прилично.

— Я бы сказал, ты преуменьшаешь.

Конечно, мы говорили не о физическом ущербе.

— Там... много чего было. Знаешь, я привыкла сомневаться в каждом своём действии, просчитывать варианты, думать, как будет лучше для всех, а не только для меня. Но он сказал такое, от чего я даже усомнилась в необходимости нашей затеи.

Ильмерил слегка напрягся.

— Поделишься?

— Нет. Не подумай, я тебе доверяю, но без полной истории, которую у меня точно нет желания рассказывать, ты ничего не поймёшь.

— А может, это я тебе не доверяю?

— Опять? Мы ведь уже это проходили, я никуда не спрыгну перед финишной прямой.

— Женщины коварны.

— Ха! Можно подумать, что вы — сама честность и прямолинейность.

— Элис.

Эльф пристально посмотрел мне в глаза. Ненавижу, когда они так делают!

— Ну что?! Дождёмся последней посылки, проводи свои ритуалы на здоровье, я мешать не буду. Хочешь, вообще меня из пещеры выгони, только покажи в конце поджаренные головы этих ублюдков! Нашёл проблему... Я тебе, что грязекраб дракону.

— Элис, — повторил он, почти гипнотизируя голосом, — последняя посылка приехала, пока ты спала. Когда имперец проснётся, выпроводишь его отсюда, и мы начнём ритуал.

— Мы? А я там каким боком?

— О, — альтмер чуть грустно улыбнулся, — ты значишь больше, чем думаешь.

— Офигеть новость. Пойду по радио передам.

— Да, иди... Мне нужно сделать приготовления.

Ильмерил уже отвернулся от меня, копошась в бумагах. Сходить, что ли, к Цицерону? Я уговаривала себя пойти в спальню, но ноги будто приросли к земле. Он же пострадал из-за меня, ради меня, но мне почему-то стало всё равно, что с ним. У воспоминаний о нём будто выключили эмоции, они казались плоскими и скучными картинками, а не лично пережитым опытом. Что это — защитная реакция перед расставанием, или моя привязанность к нему просто перегорела? Не знаю. Всё отступало перед пульсирующей красной лавиной, всё дальше врывающейся в мой разум. Её цепи обжигающе прочны, и не проходит ни вздоха без её колких объятий где-то в груди. Нет, ненавижу драматизировать. Я просто жду развязки. Не счастливого конца — хоть какого-нибудь.

Цицерон решил сделать расставание ещё более тяжёлым. Пока я стояла в главном зале, заставляя ноги двигаться, он сам вышел к нам; ну, как вышел — скорее протащил себя через коридор, цепляясь за стены и собственное упрямство. Одной рукой он держался за бок, другой — за какой-то выступ, ноги его дрожали и норовили бросить на землю, но на лице была всё та же неизменная улыбка оптимиста-психопата. Его, такого уязвимого, я должна была спровадить на улицу, но не испытывала ни малейших угрызений совести. Кажется, акценты сместились — теперь не я была для него прилипучим балластом, а он для меня.

— Мавр сделал своё дело, мавр может уходить, — довольно продекламировал альтмер за моей спиной.

— Как он меня?.. Слышащая, кто такой этот мавр?

— Где ты этого нахватался?!

Сзади послышался смешок.

— От одного человека, совершенно не умеющего пить. Твоя полная речь потянула бы на целую книгу, но я, к сожалению, не сообразил её записать.

Эти придурки снова враждебно пялились друг на друга. Удивительно, почему Ильмерил вообще спас Цицерона.

— В голове желторотика совсем пусто, раз он ворует фразы у других, — проскрипел тот.

— О, как вы задолбали...

— Я не отвечу тебе, мавр, лишь потому, что не хочу портить собственную работу.

— Вот эту?! Да моя лошадь не хуже бы напоила меня зельями!

— Раз тебе не нравится, могу всё вернуть в исходное положение...

— Хватит! Вы ещё не намерялись письками? Скачете, как два бойцовых петуха.

— Скорее, как передутый индюк...

— ...И хромой дятел.

В висках загудело ещё сильнее. Я уже не могла выдерживать их препирания — выхватила из-за пояса Глок и выпустила в потолок оставшиеся патроны, дёргая крючок снова и снова, пока до меня не дошло, что он давно щёлкает всухую. Отбросила ненужный кусок стали и упала на ближайший стул. Сил разнимать этих придурков больше не было — в следующий раз просто прирежу обоих. Хотя нет, эльф ещё нужен для последнего ритуала...

— Цицерон, тебе лучше уйти.

— Вот так просто? — обиженно переспросил он.

— Твоя лошадь у входа. До Фолкрита рукой подать, не думаю, что в дороге возникнут проблемы.

— Слышащая...

— Мы тебя наняли. Заплатили твоему жуткому начальнику за работу, ты её выполнил. Не вижу причин тебе здесь оставаться.

Я сказала это, не поднимая головы от сложенных рук. Имперец имел полное право уйти, хлопнув дверью. Дело не дойдёт до драки — у него самого не хватит сил, а эльф-провокатор сидит на удивление молча.

— Слышащая хотя бы проводит Цицерона до выхода?

Пришлось пойти за ним. Было горько — от уже сказанных слов и от тех, что, скорее всего, ещё предстоит сказать.

Мы остановились на улице. Солнце полностью взошло над горизонтом, но сонная природа ещё стряхивала паутину сна. Прохладный ветер доносил далёкие птичьи трели.

— Вот так просто? — спросил ассасин уже другим тоном. Не похоже, чтобы он обижался, только вот легче от этого не становилось.

— Я всё сказала ещё в пещере.

— О, моя дорогая Элис, я знаю, что далеко не всё...

Он подошёл, покачиваясь, к лошади, погладил зверюгу по морде. Простым и уютным жестом, будто обычный фермер, благодарящий коня за вспаханную землю. Он стоял ко мне спиной, но я была уверена, что имперец улыбался. Повернувшись ко мне, он спрячет улыбку, кинет на прощание пару глубокомысленных фраз и, не оборачиваясь, поедет домой; мягкий ковёр из листьев быстро скроет стук копыт. Я видела эту сцену, как наяву, и не хотела наблюдать её лишний раз.

— Спасибо за всё. Прощай.

Я развернулась и быстрым шагом пошла в пещеру, но мне не дали скрыться в тени. Я недооценила целительские способности Ильмерила, потому что никак не ожидала, что Цицеро будет способен на такой прыжок. Он вмиг оказался позади меня и бесцеремонно дёрнул за руку, разворачивая к себе. Его карие глаза с хищным прищуром оглядывали меня, будто в первый раз. Что-то он видел во мне, что-то, чего не было раньше; или, наоборот, искал безнадёжно потерянное. Но если спросить его напрямую, он скорчит недовольную гримасу и ответит какую-то чепуху, поэтому я молча ждала приговора, втайне надеясь, что он так и не прозвучит.

— Цицерон когда-то отделал бога голыми руками. У тебя, полагаю, скоро появится дубина побольше?

— Не у меня, у нас...

— С желторотиком, да. Только что-то подсказывает мне — он вряд ли сможет ею воспользоваться.

— О, конечно, все вокруг знают больше меня! У вас же у всех по детектору в заднице.

Цицерон только улыбнулся на это.

— Слышащая не может видеть со стороны, и, тем более, не привыкла замечать себя — но остальные замечают. И если чему-то суждено случиться, то именно Слышащая это сделает.

— Обожаю эти квестовые диалоги... И хватит называть меня Слышащей, признай хотя бы сейчас, что я просто вас обманула.

— О, — имперец приобнял меня за плечи, — Элис может думать что хочет, но она всё же слышит.

— И что же?

— То, что должно быть услышано.

Цицерон крепко обнял меня и поцеловал в висок. Немного пошатываясь, оседлал лошадь, и степенно поехал вперёд. Его слова всколыхнули в голове ненужные мысли, те, которые я в своё время силой загнала подальше. Стало ещё гаже, хотя, казалось, дальше некуда; я как никогда чувствовала, как давит на весь этот мир одно моё давнее решение. Всего лишь взмах крыла бабочки... Той ли, что когда-то спорхнула с Ваббаджека?

Воздух сгущался и темнел. Даже тени, что тут и там прятались по пещере, приобрели объём и цвет, их буквально можно было поймать за хвост, как забравшихся на хозяйский стол наглых котов. По залу всё так же были разбросаны бумаги, мой пистолет тоскливо лежал в углу, а мрачный Ильмерил стоял в окружении клеток и исподлобья глядел на меня.

— Подойти, Элис.

— Да мне и отсюда видно...

— Ты нужна здесь.

Я подчинилась. Всё прочее отброшено, осталась цель, которой мы посвятили самих себя. И почему мне в восемь лет был так важен цвет собственных ботинок? Почему я так подолгу выбирала вкус пиццы на вечер? Зачем было менять бесперспективное увлечение на унылую работу? Как будто что-то в моей жизни, кроме этого самого момента, имело значение. Как будто жильё или карьера значили больше, чем возможность угробить целую настоящую вселенную, глупую, жестокую, и до мерзости похожую на нашу. В фильмах не бывает героев вроде меня, наоборот, хорошие парни приходят и в конце насаживают наши головы на пики. И где же мои герои? Где верные стражи, готовые защищать своих хозяев? Я засмеялась — да они же все здесь, по клеткам! Ещё не сломлены, но уже обречены.

— Кажется, пора толкать злодейскую речь, — обратилась я к эльфу. — О том, какие мы крутые, и как все остальные будут пресмыкаться перед нами. О, и обязательно нужно выдать все свои планы, чтобы притаившиеся спасители человечества смогли их подслушать и предотвратить! Только ты это... постарайся вещать подольше. Дадим бедолагам хоть какой-то шанс.

О да, нагоним стереотипов напоследок! К чести эльфа, он даже не начал крутить пальцем у виска, а лишь изогнул бровь, что на его языке означает "потуши свою задницу, у нас дело", и начал читать текст по какой-то из сотен своих бумажек. Чего я ожидала? Рогатых демонов или ангельского свечения? Нет, я просто хотела, чтобы меня крепко стукнули по голове и разбудили, когда всё закончится, потому что с каждой секундой, клянусь, время всё растягивалось и растягивалось; я ловила каждое движение губ альтмера, безнадёжно медлительное, и хотелось просто врезать ему за промедление. Почему-то меня накрыла паника, как во снах, когда ты слишком медленно убегаешь от чудовища, но ничего не можешь с этим поделать. Но где чудовище?! Я хотя бы попытаюсь дать отпор, прежде чем оно сожрёт меня. Только его не было. Всё не было... Воздух на секунду стал чёрным.

А затем я почувствовала на щеках капли дождя.

Пленники были прижаты к передним прутьям клеток, раскинув руки в нелепых позах. Их ноги не касались земли, рты были раскрыты в беззвучном крике, а в глазах плескался такой ужас, будто их одновременно сжигали заживо и разрывали на части. Ничего подобного я в жизни не видела, нигде, никогда. Сквозь их глазницы вытекала кровь, но капли не падали на пол, а летели в центр пещеры, образуя вихрь. Случайные всплески разлетались во все стороны. Я коснулась щеки — кончики пальцев были красными. Вот что это был за дождь. Чем бледнее становились лица пленников, тем больше был вихрь; в конце концов, он вытянулся в струну, и стрелой вонзился в пол у самых ног эльфа. Перед ним, извиваясь, как змея, выросла огромная чаша из плотного чёрного дыма, обвитая красными пульсирующими жилами. Я не могла издать ни звука, моё тело застыло. Снова. Что им я, силам, которые могут творить такое? Что им до моей боли, моих желаний? Они делают лишь то, чего хотят сами, а всё, чего прошу я, никогда не будет услышано. Застынь и смотри, утешая себя приятными фантазиями, тем, чего не было, и никогда быть не может! Смотри, и благодари вселенную за то, что в кои-то веки желания сильных совпадают с твоими. А в глазах Ильмерила в тот момент много чего было... Кажется, за свой триумф он бы продал душу, если бы она не прогнила насквозь. Если он, простой смертный червяк, сейчас был таким пугающим, какие же в гневе боги? Хочу знать. Хочу слизать их кровь с кинжала и довольно облизнуться. Когда? Когда?!

По взмаху руки альтмера клетки распахнулись, и пленники подлетели к нему. Они тянули к чаше свои жуткие белые руки, не в силах сопротивляться магии, но их глаза уже утратили всякое выражение. Шестнадцать маленьких ступенек в горящую преисподнюю. Ещё один взмах — и по пещере разнёсся хруст разом сворачиваемых шей. Головы послушно опустились на грудь, но тела продолжали висеть в воздухе. Имей я возможность двигаться, меня бы уже стошнило. Ильмерил стоял среди безвольных тел, будто сердцевина цветка в окружении лепестков, покрытый мелкими пятнышками крови; когда я подумала, что эльф сейчас набросится на меня, он заговорил.

— Это жизнь, Элис. Ты не знала, что тебя ждёт, поэтому сейчас так напугана. Очевидно, это ещё не конец, но теперь твоя очередь действовать. О, не смотри на меня так, я не собираюсь выламывать твои рёбра, или что-то в этом духе. Напротив. Полагаю, после нашего весьма своеобразного сотрудничества ты могла бы даже получить от этого удовольствие. До сих пор я не объяснял тебе, как именно собираюсь убить даэдра. За время работы с накопителями магии я понял — любая сила может быть схвачена и помещена в своеобразную клетку, дело лишь в прилагаемых усилиях. Ты когда-то пыталась рассказать мне об устройстве вашей вселенной, в частности, о гравитации. Ты говорила — чем крупнее объект, тем с большей силой он к себе притягивает. Здесь я использовал схожий принцип: я хотел создать огромный всплеск силы, который по крупицам начнёт притягивать к себе помеченную мной магию в подготовленный артефакт. Даэдропоклонники будут метками магии своих господ, а вот сюда, — он достал из кармана серебряный медальон, и тут же бросил его в чашу, — будет помещена магия лордов. Я уже прочитал ритуал привязки, надо сказать, весьма эффектный в исполнении, и теперь мне нужен только всплеск энергии, первый толчок, приводящий в действие всю систему. Я ещё не утомил тебя? Ничего, завершение моей злодейской речи не будет скучным. Дело в том... Думаю, ты понимаешь, что для ритуала такой силы мало раздавить парочку камней душ. Начав свою работу несколько лет назад, я не представлял, где можно взять такое количество силы в одном источнике. Я бы собрал чёртовы камни со всего Тамриэля, но они бы опустошались постепенно, тлели, подобно углям, а мне нужен был взрыв! Решение было очевидным, оно пришло ко мне давно, только я не верил, всё пытался найти другой способ. Но теперь это не важно. Я рассказывал тебе, почему живу так долго, что жизни моих жены и дочери до сих пор поддерживали меня. Но рано или поздно время должно было выйти... Я почувствовал это, когда ты уехала за даэдропоклонником — Её пристальный взгляд и ледяное дыхание у затылка. Смерть уже близко, и вот-вот заберёт меня, поэтому скажу это без лишних сомнений: я — искомый источник силы. Накопленной почти за два века магической энергии будет достаточно для завершения ритуала, но, как ты понимаешь, её сосуд должен быть разрушен. Ты убьёшь меня, и закончишь то, что мы начали вдвоём.

Я не могла пошевелиться, поэтому тупо смотрела на покачивающиеся трупы. Эльф тоже уходит. Какое-то время он был рядом, но теперь покидает меня, как ассассин, как лорд-говнюк. Почему они живут с высоко поднятой головой, точно зная, чего желают, а я вечно вынуждена метаться?! Ещё один лепесток, уносимый ветром; меня он даже не замечает, пролетает насквозь, только слышно его завывания. Ильмерил просит меня убить его, но как я это сделаю, если руки и ноги сковывают цепи, если дыхание сбивается при одной только мысли?..

Дурацкие слёзы в очередной раз обжигали щёки. Кто-то был рядом, но совершенно не здесь. Медальон в виде драконьей головы раскалился, а на скуле мне почудилось чьё-то тёплое касание. Внезапно тело обрело подвижность, но я не упала, как было бы раньше, а быстро пошла вперёд.

— Ты не посмеешь этого сделать. После всего дерьма... Я должна отправить тебя на покой, расхлёбывая это в одиночку?

Ильмерил даже не пошатнулся под моими ударами. Я толкала и била его, снова и снова, пока слёзы на моём лице смешивались с кровавыми брызгами. А он стоял, еле заметно улыбаясь, и позволял мне выпустить пар.

— Покой? Уверяю, за мной придут не с небес. Но либо это, и завершение нашего дела, либо мои тихая смерть после жизни, полной горечи и сожалений. Если бы я мог, снёс бы голову тому юному кретину, который выменял семью на богатство и долголетие, но я не умею исправлять такие вещи. Нам под силу только уберечь от этого других. Люди — идиоты, они и без помощи даэдра найдут способы истребить друг друга, но, надеюсь, это станет хоть немного сложнее.

Наконец, он остановил меня, хотя это избиение калечило скорее мои руки, чем его самого. Его глаза светились теплотой и мудростью, каких там никогда раньше не было. Может, люди, которых тебе нужно убить, начинают казаться лучше перед смертью.

— Я не хочу, пожалуйста, не заставляй меня.

Ильмерил мягко сжимал мои запястья.

— Давай. Несколько месяцев назад я дал тебе цель, а сейчас ты получишь самое совершенное средство для её достижения.

— Что... Что я получу?

— Ты поймёшь.

— Опять?! "Закрой глаза и иди на звон колокольчика, а я, может быть, не поставлю тебе подножку"?! Я хочу знать, хоть раз, на что меня ведут!

Он притянул меня к себе, практически обняв, и зашептал на ухо:

— Так узнай. Ты вечно топчешься на месте, боясь делать шаг в пропасть, но дорога появляется под ногами идущего.

— Ну да, а ещё у нас из задницы вырастают пушистые крылышки...

Он вложил в мои руки кинжал.

— Можешь отвернуться, только попади в сердце.

— Вот ещё. Я буду царапать тебя этим ножом, пока ты сам не соизволишь на него напороться.

Странная вышла шутка, но я даже засмеялась вслед за альтмером. Затем он аккуратно взял кинжал пальцами и направил острие себе в грудь.

— Вот сюда. Лезвие войдёт быстро, оно очень острое.

Да кого я обманываю, конечно же, я его убью! То, что осталось, уже не способно сопротивляться.

— И что, даже фейерверка не будет?

— Что такое фейерверк?

— Вспышки огней в небе, очень красивые.

Ильмерил прикрыл свои фисташковые глаза.

— Сделай их для меня, когда закончишь.

Я замахнулась и со всей силы вонзила кинжал.

— Обязательно.

От его упавшего тела поднялась ударная волна, в беспорядке разметавшая вещи и раскидавшая мёртвых по углам пещеры. Чаша из дыма исчезла, на её месте в воздухе покачивался серебряный медальон. Я знала, что мне нужен был именно он, поэтому протянула руку, схватила его и открыла крышку.

И увидела.

Звёзды пели, играя не солнечных лучах. Где-то совокуплялись котики. Вулканы трещали, разрушая планеты. Откуда я знаю?

О, теперь я знаю всё. Ильмерил, гадкий хитрый засранец, до последнего не раскрывал всех подробностей, и от того сюрприз вышел ещё более впечатляющим. Вот теперь я верю, что он действительно не хотел умирать — за такую красоту альтмер отдал бы всё.

Я управляла всей силой даэдра. Я была вечной и всемогущей. Какие-то жалкие земные проблемы отошли на второй план; а как иначе, если я могла щелчком пальцев направить на весь этот свинарник метеорит, и никакой Вивек не повернёт его вспять?! Ох, детки, зря вы меня не убили, потому что я умоюсь вашей кровью.

Я открыла глаза, и переместилась на поляну, где когда-то в полном составе надо мной издевались лорды. Потянула за струны — и их протащило через всю реальность прямо ко мне. Они попадали на траву, все, кроме Хермеуса — тот в принципе не умел падать, слегка качаясь над гладью изумрудной травы. Я с упоением всматривалась в их глаза, озлобленные, не понимающие, испуганные! Сейчас я только распоряжалась их силой, но в любой момент могла обрезать нити, и вся эта погань истлеет и осыпется пылью. Сейчас, когда вся власть была в моих руках, можно было махнуть на всё и полететь отрываться на какой-нибудь экзотический остров, оставляя поверженного врага жить в страхе смерти, но это же не весело! Нет, нет, я не могла просто так их отпустить! Тупые никчёмные слизняки, сами заползшие под сапог...

Он вскочил на ноги, стряхивая налипшие на плащ травинки, и попятился, увидев меня. О, это слишком серьёзно для шуток. Я его ненавижу, я хочу, чтобы он сдох в крови и слезах.

Взмах руки — и пятнадцать злых богов исчезают. Они легко отделались, но у меня остался главный приз. Каково быть пятнадцатикратным божеством? Я вскинула руки, и вокруг нас поднялся бешеный вихрь. По взмаху моей руки он вонзился в почву, и в воздух поднялись комья земли вперемешку с травой. Вот это да. Ильмерил, ты гений. Если бы эта сила досталась тебе... В общем, хорошо, что ты умер.

А я жива. Жива-жива-жива, и хочу что-нибудь сломать! Глаза в глаза — и золото начало плавиться, плескаться, как лава в жерле разбуженного вулкана. Впервые я так близко могу увидеть его настоящий взгляд. Я подходила всё ближе; монстр напротив меня не шевелился, он застыл и продрог, и даже не будь я всемогущей, почувствовала бы его нарастающий страх. Ещё немного... Я могла бы его придушить, а он бы и не пошевелился. Он был очень красив — точёный римский нос, чёткие скулы, пронзительный взгляд, а улыбка... Я хорошо её помню. Чеширский кот позавидовал бы этому безумному оскалу. Сетка морщин в уголках глаз, смеющийся взгляд, слегка взлохмаченные нелепым движением белые волосы... Мираж. Он веселился. Это всё было не мне.

Снова дурацкие слёзы. Почему я должна плакать в одиночку?!

Ладонь потянулась к его мраморной щеке. Он не отодвинулся — не мог.

— Шео.

Я острым, как бритва, когтем вспорола кожу. Из пореза потекли капельки крови, но этого было мало. Наколдованный металл входил всё глубже, с противным звуком разрезая мышцы и мягкие ткани. Кровь потекла ручейком, очерчивая его бледные губы. Он по-прежнему стоял, как истукан, даже не моргнул ни разу.

— Ты никогда больше не улыбнёшься, тварь.

Я со всего размаху влепила ему пощёчину. Не нужно было магии, только удар и приятное покалывание на кончиках пальцев. Красных. Его кровь. Он уязвим, его жизнь действительно в моих руках. Можно отрывать от него по кусочку, затем собрать воедино и отрывать снова.

Боги, ну почему он так смотрит. Я вырву ему все рёбра! Сдеру кожу и выдавлю эти чёртовы глаза!

А он всё смотрит. По моему приказу каждая кость в его хрупком теле треснула пополам, и не было больше силы, ограждающей его от боли. Он повалился к моим ногам, пытаясь царапать пальцами землю. Ха, ну и как тебе это?! Не очень оригинально, зато какой эффект! Правда, когда Молаг Бал дробил мне кости, я орала почти на ультразвуке, а этот молчит. Я присела на корточки и приподняла его голову за подбородок. Зверь внутри меня захлебнулся лаем от восторга, он отчаянно вилял хвостом и распространял смрадное веселье. А даэдра... Шеогорат молча смотрел.

Точно! Я же запретила ему говорить! По мысленной команде рука, сдавившая его глотку, разжалась.

Как он заорал! Я ненавидела эти звуки, мне было их мало, но хотелось заткнуть его нахрен.

— Нравится? Тебе нравится?! Только минута прошла, подожди! Сколько времени ты наблюдал, как меня мучают твои садисты-друзья? Может, ты и сам приложил руку? Прости, я не всё помню с того дня... Не хочешь рассказать? Нет? Точно?

Его длинные тонкие пальцы были напряжены так, что, казалось, на фалангах вот-вот лопнет кожа. Лорд даэдра валялся у моих ног, корчась от боли, и наконец-то плакал, как ребёнок. А я хотела это прекратить. Что со мной не так?

Что с ними не так?! Как можно этим наслаждаться?

Я запуталась. Тело горело от возбуждения, к щекам прилил жар; да, в конце концов, я мечтала об этом столько времени!

Шео уронил голову и завыл в сырую землю.

Теперь больно нам обоим. Класс.

Я плюхнулась на задницу рядом с ним. Осторожно подхватила его ладонь, тёплой волной на кончиках пальцев унимая дрожь.

— Тише. Всё хорошо.

Постепенно его тело обмякло, глухие всхлипы вскоре сошли на нет. И пальцы у Шеогората красивые. Я давно хочу посмотреть, как бы он сыграл ими на фортепиано. Наверняка великолепно.

Он приподнялся на локтях. Лицо было испачкано в земле, из не зажившего пореза по капле вытекала кровь. Его губы дрожали, расфокусированный взгляд скользил по чему угодно, только не по мне. Ладонь мою он так и не отпустил.

— Ты не знал, что это такое. Ты почти начал умолять меня о смерти. Да ты бы руку себе отгрыз, если бы я приказала! Мне вот уже скучно. И как вы, бедные, столько времени развлекались за мой счёт? Да посмотри ты на меня!

Я впилась ногтями в его ладонь. Шеогорат дёрнулся, хотел отскочить, да не хватило сил. Наконец, поднял на меня влажные золотые глаза.

— А я всё думала, какой же будет наша встреча. Надеялась, что Ильмерил снесёт вам головы без моего участия, но вот оно как получилось.

Мне было так плохо. Но станет хуже, когда он, наконец, заговорит.

А хотелось всего и сразу. Радовало то, что формально Шеогорат всё ещё бессмертен, а уж потерять сознание я ему точно не дам.

Теперь к приятному.

Моя рука всё ещё стискивала его ладонь. Я ухватила указательный палец и, пока даэдра не успел опомниться, с хрустом его сломала.

— Ты такой говнюк...

Средний.

— Даже не представляешь.

Безымянный.

— Хотя тебе наверняка уже говорили.

Мизинец.

— Смертные, твои коллеги, может, кто-нибудь ещё.

Большой — на нём был особо жалостливый вопль.

— А ты такой "Да я само очарование!", и ускакивал в клубах фиолетового дыма.

Теперь хрустнуло запястье.

— А если бы ты не спрятал правую руку, пострадали бы только пальцы... Хотя, кого я обманываю.

Я помахала в воздухе его несчастной кистью — пальцы, как плети, безвольно свисали вниз.

Мало.

Чёрт, как же этого мало.

Я поднялась на ноги, Шеогорат не стал утруждать себя правилами приличия. Моя пятка опустилась на его ладонь, он снова тихонько завыл.

Небо такое безмятежное. Птицы молчат, но деревья успокаивающе звенят на ветру. На весь этот островок уюта — только мы. Сначала я хотела напустить сюда шторм с ледяным дождём, но, можно подумать, они бы передали хоть часть моего настроения.

В руке из воздуха появилась бутылка джина. Оказывается, и так можно... И сбила крышку щелчком пальца и с удовольствием отхлебнула. Надо же, магия мутит отменный алкоголь!

А горит он так же хорошо?

О да.

Трава вспыхнула моментально.

Да, первым порывом было искупать в нём чёртова лорда, но это так... не знаю. Я победила — вот же он, вот! — и хрен и ним, что борьба была не совсем честной. Просто я не смогу ударить его больнее, чем он тогда меня. Сильнее, чем сама себя истязала, пока гонялась за ним. Для них нет ничего невозможного, от скуки они уже испробовали всё и в любых вариациях. А единственное, что я хочу от него услышать, никогда не прозвучит. Хоть я всю жизнь буду расписывать, как жестоко он меня опрокинул, Шео усмехнётся и скажет что-то вроде "это же было несерьёзно". А потом я затолкаю его зубы в глотку. И снова. И снова.

И только потом разрыдаюсь.

Прекрасное голубое небо и мирные облака — вот и всё, что мне досталось в конце. Вера во что бы то ни было, если и теплилась во мне, сейчас окончательно испарилась. Желать невозможного — такое дерьмо.

Я отошла чуть в сторону, носком перевернула сжавшегося лорда на спину. Когда его в моей квартире избил Цицерон, я чуть не умерла от страха. Сейчас он был бледен, раздавлен и так хрупок, что было даже неловко. Я опустилась на колени, впилась жадным взглядом в тусклые глаза, которые когда-то дарили мне столько надежды. Его целая рука медленно поднималась вверх, мне даже стало интересно, что он будет делать. Попытается применить магию или просто задушит? Но Шеогорат, псих несчастный, несмело прикоснулся к моей щеке. Внезапно я осознала, кто снял с меня паралич, когда Ильмерил творил ритуал в пещере.

— Ты наблюдал?

И он впервые ответил.

— Да, — тихое и надтреснутое. Скажи он таким голосом о том якобы заговоре даэдра, я бы испепелила их одной пульсирующей тьмой в груди.

— Почему не грохнул?

Его рука отпрянула от моего лица и потянулась к медальону в виде драконьей головы. Вещь, спасавшая меня от чрезмерного внимания даэдра, теперь совершенно ненужная. Я сняла его с шеи, вертя в руке, пока не вспомнила, как он раскалялся несколько раз. Значит, лорд пытался пробиться, но практически ничего не смог в итоге сделать. Ещё раз спасибо тебе, Ильмерил.

Немного подумав, я зашвырнула медальон в траву. Забавно, что меня-то сейчас он нисколько не ограничивал.

— А хотелось, да? Твой дурацкий посох почти с этим справился. Не знаю, как так вышло, но он весьма качественно меня напугал.

Иллюзорной картинкой того, что Шеогорату было на меня не плевать.

— Догадываешься, чем это закончилось для Ваббы?

А ничем. Перед моим отъездом альтмер пообещал уничтожить все артефакты, и судя по запаху гари, тянувшемуся из дальнего коридора, ему это удалось.

— А знаешь, чем ты отличаешься от своего посоха? У тебя гораздо больше масок. И меньше мозгов. И если я сейчас переломлю тебя о колено, тебе будет больно. Кстати...

Я опомнилась, когда ладонь, опустившаяся на его грудь, начала дымиться. Ничего общего со злобой, или маниакальной страстью. Мне срывало башню, едва я начинала думать о нём, а уж когда он был так близко...

Пусто. Мне было пусто. Гналась, догнала, желая весь мир от него избавить? Да я просто хотела внимания.

— Эй, ты как?

Шео слабо дёрнулся, пытаясь отползти, но я успела приложить ладонь к его виску. Только сейчас поняла, что меня напрягает некая двойственность его магии, и стало интересно разобраться, что к чему.

Ох не зря я проходила обливионские Дрожащие острова! Он, конечно, попытался это спрятать, но его магия полностью подчинялась мне, и при тщательном осмотре наружу просочились все эти... ужасные вещи. Мерзкое ничто. Я, кажется, неясно выразилась?

Крепко схватившись за одну из нитей чужеродной магии, я дёрнула со всей силы; даэдра задёргался, сопротивляясь, но он был просто бабочкой на игле. На Островах, где Шео всё ещё был хозяином, ткань пространства затрещала, и наружу вылез обелиск Порядка. Он был виден магическим зрением, но при попытке его коснуться пружинил, хоть и казался нематериальным. А если потянуть за другую нить?..

— Нет!!! — внезапно закричал Шеогорат, — не смей этого делать!

Получается, Джиггалаг существует? Все эти бредни про Серый Марш — правда?

Я всё же потянула за вторую нить, и новый обелиск выскочил из ниоткуда на Островах. Я пыталась дотянуться до него всеми новообретёнными ресурсами, но бесполезно — по всем параметрам он был отсутствием энергии, ничем, мерзкой проплешиной на полотне прекрасной реальности. Ну и что с ними делать? В голове мелькнула мерзкая мыслишка, и я была слишком увлечена, чтобы ей сопротивляться. Порывшись на изнанке магии лорда, я нашла множество этих неестественно белых нитей, и схватила их, приготовившись дёрнуть за все разом.

Меня бесцеремонно прервали.

— Элис, отпусти, — Шео почти умолял. Он схватил моё запястье так крепко, что наверняка сломал бы, не будь я неуязвимой.

Как в дешёвом боевике, честное слово.

— Ты что-то побледнел, — ответила я почти заботливо, — тебе плохо?

— Убери их... Ты не понимаешь, что это такое...

— Ну, теперь мне уже интересно. Да не дёргайся так! Мне в детстве вырывали молочные зубы, по одному гораздо неприятнее, чем все разом.

— О, так просто это не кончится! — прошептал он неожиданно зло. — Ты вывернешь меня наизнанку, а когда я вернусь, собранный из кривых отражений самого себя, когда возненавижу то, что любил, ты будешь там! Притаишься, наблюдая, наслаждаясь игрой, а когда я стану прежним, ты снова разворошишь эти грёбаные обелиски! Оставь это, хватит и того, что ты уже сделала.

— А что я сделала? Прошлась кулаком по твоему самолюбию? Тебя в кои-то веки пнули по яйцам, и ты тут же разнылся? То есть, когда ты пинал меня, это было нормально?! Все эти годы, раз за разом, я уже решила, что именно так выглядит благословение богов, без нимбов и ангельских песен, просто эти чёртовы кошмары, не дающие забыть ни секунды... Я терпела, потому что не могла больше ничего сделать. Я дышать боялась, чёрт тебя дери! Всё это время! Ведь сиятельному божеству это не понравится, и я отправлюсь обратно в своё привычное дерьмо! Круто изменилась моя жизнь из-за твоей дурацкой прихоти. Думал, не бывает. Срал ты на свои игрушки.

Закурить хочется. Я начинала когда-то давно, но из-за постоянного контроля тренера и слабых лёгких привычка так и не прижилась. И вот сейчас опять хочу то ли измять сигарету в дрожащих пальцах, то ли вдохнуть немного никотинового дыма. Но ещё больше — прикрыть глаза и представить, что я дома. Не в той лондонской халупе, которую оставила давным-давно, а там, где... не знаю. Откуда не хочется убегать. Провалиться в пушистый ковёр и вместе считать выдуманные звёзды.

Шеогорат уже давно отпустил мою руку, но я всё нависала над ним, как коршун.

— Иди ты нахер, лорд, со своими заморочками. Просто иди нахер.

Война окончена, и победителей нет.

Я рванула белые нити, и даэдра уплыл, почти теряя сознание. Он менялся, неуловимо, но отчётливо, как воздух перед грозой. Его привычно пёстрая магия вдруг устремилась куда-то, до одури натянув поводок; но я крепко держала её, не давая расползтись на лоскуты и раствориться, как дым.

Это что, Серый марш? Ведь вместе с этой силой я не даю исчезнуть и ему.

В Острова, будто клыки диких зверей, со всех сторон вонзились обелиски. Они сверкали холодной белизной и манили взгляд обманчивым блеском. Природа их была чужой и отталкивающей, но, вместе с тем, я чувствовала над ними контроль. Правда, не лёгкий взмах руки — огромное усилие понадобилось, чтобы затолкать эту белую мерзость обратно в клоаку, из которой она вылезла, позволяя привычной реальности заполнить пустоты. Чёртовы стекляшки уходили со скрипом; даже мне было некомфортно, словно внутри черепа кто-то царапал кость ржавой вилкой, а уж когда очнулся Шеогорат, я думала, он попытается меня задушить.

— Понравилось? — спросил он с такой горечью, что мне почти стало стыдно.

Ну да, понравилось. Кажется, я нашла твою единственную болевую точку. Сама-то уже привыкла состоять из них.

Шео по-прежнему лежал на изумрудной траве, не в силах опереться на единственную здоровую руку. Его лицо было так близко, что я могла рассмотреть каждую прожилку в расплавленном золоте его глаз. Тонкие губы были плотно сжаты, а между бровей образовалась тревожная складка. Даэдра смотрел на меня с укором и грустью, будто я была браконьером, убивающем на его глазах беззащитного детёныша. Что-то было и в нём самом; давно забытая часть меня хотела бросить эту чёртову игру и подуть на каждую ранку, которую я ему сегодня оставила; но это чувство лишь отрезвляло, не давая забыться в противоречивых желаниях. Пусть этот тихий тёплый ветер вечно колышет травяной ковёр, а солнечные лучи весело пляшут вокруг, я и слова не скажу. Остановите счётчик, мне так хреново, что почти хорошо.

— Эх, рвануть бы в Вегас... Напиться вдрызг, разнести какое-нибудь казино и угнать призовую тачку, а потом всю ночь гоняться с копами на ярких перекрёстках. О, ты ещё здесь?.. Я уже пару минут не слышу обвинительных речей в свой адрес, подумала, ты снова где-то витаешь. Ничего, подожду, уж больно хочется послушать.

Я сотворила себе комфортное кресло, и, пересаживаясь в него, совершенно случайно потопталась по лордовым сломанным пальцам. Странно, что тот порез на его щеке до сих пор не закрылся — в уголке глаза капля за каплей собиралась кровавая лужица.

— А всё-таки, Джиггалаг существует? На форумах столько срача по этому поводу, некоторые готовы себе руку отрезать, лишь бы узнать правду. Ну, насчёт руки я погорячилась... может, пальчик. Если рядом будет ведёрко со льдом и карета неотложки. Смотрел "Четыре комнаты"?

Определённо нет.

— Скажешь, или начать отрезать тебе пальцы?

— Что будет в конце?

— О чём ты?

— Ты уже продумала свои действия до самой последней сцены. Когда ты насытишься, а это будет быстро, очень быстро — я не всегда успевал доесть свой пудинг, когда обретшие власть глупцы уже бросали подобные развлечения — придёт время для того, что ты так старательно откладываешь.

— Скоро сам увидишь.

— Я знаю. Не делай этого.

— Вы посмотрите, неужели кто-то боится смерти?

— Боится? Ты умирала хоть раз?!

Шеогорат выпрямился рывком, как выстрелившая пружина. Странно, но даже стоя он смотрел как-то снизу вверх.

— А ты умирал?

Его взгляд метался по пейзажу за моей спиной, избегая меня. Ещё немного — и выскулит очередную жалобу обиженного ребёнка.

— Нет, это же не для вас, подобную честь вы предоставляете лишь нам. Можешь не притворяться, сейчас ты готов вылить мне в уши любой кисель, лишь бы я разжалобилась и тебя отпустила. Но не надейся понапрасну — ты до сих пор жив только потому, что я ещё — как ты сказал? — не насытилась. Мерзкое слово.

— Элис, пожалуйста...

— Что "пожалуйста"? Что "Элис"?! Ты хоть моё имя знаешь?

— Имена... — даэдра злобно оскалился, — какая разница, как тебя зовут, если свои дни ты проводишь в серости и унынии, а единственное, что способно выдавить из тебя хоть каплю жизни, — это плясание под дудку кучки инопланетных психопатов?!

— Какой ты самокритичный, — я повторяла его тон, — Лондон похож на Деменцию, ты сам так сказал. Думаешь, остальной наш мир лучше? Это что, даёт таким, как ты, право тыкать в нас иголками?

— Именно это и даёт, Элис! Ваши жизни быстротечны, как искры на ветру, а вы умудряетесь забиваться в свои раковины! Зачем смертным копить библиотеки, которые они не прочтут и за несколько жизней? Зачем все эти груды нежеланий, страхов, обид и распрей? Вы, смешные маленькие муравьи, слепо бросаетесь с обрыва, а потом надрываетесь, что это мы вас сталкиваем...

Что-то во мне надломилось с ужасным треском. Я вскочила с кресла и пошла к Шеогорату, я хотела оказаться к нему как можно ближе.

— Повтори.

Он замер от этих слов. Натурально замер — я неосознанно обездвижила его, только глаза беспомощно следили за моими жестами.

— Маленький муравей хочет послушать, как ты не водил его по краю и не сбивал вниз небрежным щелчком пальцев.

Неожиданно всё встало на свои места. Я, наконец, поняла, что происходящее было несомненно и единственно правильным; неясная дрожь волнения улеглась — что бы Шеогорат сейчас ни сказал, его судьба решена, я не отступлю и не изменю своего решения. Я всегда знала, чем закончится эта встреча, даже когда ещё сомневалась, что авантюра Ильмерила не устроена богами.

Хотя какие они нахрен боги.

По взмаху моей руки Шеогорат вновь смог двигаться. Не будь он так силён даже в этом, лишённом силы и искалеченном теле, давно повалился бы в траву. Теперь, будучи уверенной в своём приговоре, я могла вдоволь полюбоваться им. Больше, чем полюбоваться.

— Что ты снова делаешь... — Шео не осмелился увильнуть от моей руки.

Ты хотела, чтобы он извинился за всё, что с тобой сделал, только он, хотя другие виноваты не меньше. Ты забила бы не голос разума и снова ему поверила, а остальной мир пусть катится к чертям. Ты как собака в лесу, преданно ждущая хозяина, хотя этот мудак только что бросил тебя на погибель. Ты помнишь его запах, пытаешься уловить его в каждом встречном ветре, чтобы только найти и снова быть рядом. Чуда не случилось — лесные твари уже обгладывают твои кости; но даже сейчас, позови он снова к ноге, ты вернёшься хоть откуда. Эй, у тебя ещё есть сомнения? Проснись — это любовь!

Проснись.

Проснись от этого всего.

Он позволил мне вылечить свою руку, вытерпел, когда я пальцем стирала порез с лица. Когда Шеогорат откроет рот, я снова захочу запытать его до крика, но сейчас он боялся говорить.

Проснись.

Ненавижу тебя.

Проснись!

Он первым отвёл глаза.

— Оставь это. Пожалуйста, Элис, я не готов сейчас уйти! — он сорвался на крик.

— А когда будешь готов? Я сделаю пометку в своём ежедневнике, затем сожгу его. И тебя.

— Ты же не можешь всерьёз думать, что я испортил тебе жизнь!

Вот он, тот момент, о котором я вспоминала.

— Ты не испортил, а отнял. Смешно, что ты даже не видишь причину моей злости.

Пока он не успел ответить, я бросила его на землю и послала по нервам электрический ток. Недостаточно, чтобы обуглиться до костей, но вполне хватит на остановку сердца.

Или несколько. Живучая ведь тварь.

Когда я отпустила магию, даэдра остался лежать на земле. Он и не думал шевелиться — я видела, с какой болью даётся ему дыхание. Попытаться открыть глаза было всё равно, что насыпать на них раскалённых углей.

— Вы делаете людям больно. Знаешь, говорят, что весь мир не стоит слезы ребёнка. Скольких детей ты заставил плакать, Шео? Слишком мало, чтобы помнить, или слишком много?

Он попытался что-то сказать, но только протяжно захрипел.

— Думаешь, ты другой? Я лишила тебя силы, и ты ломаешься так же, как любой человек.

— Т-ты... ты сама хотела...

Пришлось наклониться, чтобы расслышать, что он там бормочет.

— Ты хотела этого... Ты была счастлива...

Ах, я была.

Лорд попытался поднять руку, но её пронзил новый заряд, скрутив судорогой.

— Люди хотят того, что делает им больно... Хотят почувствовать... Это называется — жить. Когда ещё можешь удивляться новому, наслаждаться самыми абсурдными моментами, когда шрамы на памяти не стираются со временем, а саднят так, будто ты всё ещё там... Знаешь, как тебе повезло?

О боже, в его голосе была зависть. Кажется, на моём лице проступило удивление, потому что Шеогорат продолжил:

— Вы играете, мы играем — какая разница, чем именно? Я сменил тысячи фигурок, а всё, к чему в итоге возвращаюсь — эта чёртова тварь внутри меня! Ты не знаешь ни-че-го... Я бы с радостью поменялся с тобой местами.

О, я тебе это устрою, надменный ублюдок.

— Через каких-то жалких пятьдесят лет меня не станет. Если ты этого хочешь — прошу, забирай! Забери это у всех и сдохни!

Он, вопреки всему, рассмеялся.

— Чудесные маленькие мотыльки... Тебе было больно, Элис, я знаю. Я хотел, чтобы ты терпела. Тебе почти удалось, а вот я подвёл... Не увидел, какая ты мягкая и пушистая, хотя с виду р-р-р-р-р... Отгрызла бы мне голову, если бы я тогда тебе сказал.

— Тот парень из Драгонстара, ты правда говорил с ним?

— Ну не всё же мне с Хаскиллом трепаться! Это и разговором-то нельзя назвать, как мячиком об стену — всегда знаешь, в какую сторону отскочит.

— Не фигуры, так мячики... Ты вообще способен хоть кого-то рассмотреть за своим эгоцентризмом?

— Нет! Я не способен, потому что вы жадные тупые свиньи, завесившие глаза шорами и хвастающие этим друг перед другом! У вас есть всего одна жизнь, короткая, трудная, но невероятно прекрасная, а вы наполняете её мусором и всеми силами пытаетесь оборвать! Если бы я не вмешался, ты бы так и подохла в паутине несбывшихся желаний, боясь вылезти из своей раковины! И не перебивай меня сейчас, уж я договорю! Ты вспышка, Элис, яркая, красивая. Ты зажглась на этой самой поляне, и здесь же погасла, когда поняла, что вело тебя всё это время. Но я показал тебе счастье. Разве то чувство было фальшивкой?

— Ты заставил меня поверить...

— Я заставил тебя улыбаться. Мы этого не можем. Мы знаем всё, и не умеем забывать, все наши мгновения расписаны звёздами в небе. Только вы, маленькие и глупые, владеете секретом жизни — идти на ощупь, ступая в пропасть, и шаг за шагом облегчённо выдыхать, находя опору под ногами. Неизвестность даёт вам надежду — у нас нет ни того, ни другого. Я засыпаю, когда приходит время спать, и что-то другое занимает моё место. Я знаю, когда проснусь, и что застану по возвращении. Всегда. Ты понимаешь, что такое "всегда"?

Я забыла, что умею говорить. Чужие, неверные слова пронзали меня насквозь, и никакая магия не излечит душу, что так болит за других.

— Знаешь, — мой голос неожиданно хриплый, — если бы этот разговор состоялся много лет назад...

— Ты бы не поняла, о чём я. Ты и сейчас не понимаешь. Но я прошу тебя, не надо. Уйди, выкинь это всё из головы, как вы отлично умеете, просто забудь меня, как слишком грустный сон.

— Ты застрял в этом навсегда, и всё же боишься умирать?

— Элис, Элис, маленькая, добрая Элис... Я знаю начало и конец этой пьесы, но вдруг там есть что-то ещё? Ну вдруг?

— И ты ещё мне что-то говорил о надежде. А я ведь была права — вы ковыряете этот мир, потому что вам просто нехер делать. Вот кто вас такими создал?

— Я не знаю.

Он прикрыл глаза.

У меня в руках мощь целой вселенной, а Шео снова смог выдавить из меня слёзы. Море вопросов, тонны неотмщённой боли, и всё та же гадкая привычка считать других лучше себя. Ошибается ли он в моих глазах только потому, что я от этого пострадала?

Так ли это? Он заставил тебя жить, заставил! Над вами нет богов — вы сами себе и боги, и дьяволы.

Я знаю, знаю. Но раз больше нет опоры, буду цепляться за себя.

А себе я кое-что пообещала.

Рука нащупала в кармане захваченный целую жизнь назад медальон. Конечно, всё бы сработало и без непосредственного воздействия на накопитель, но кто же заканчивает такие истории без красивых жестов?

Шеогорат успел подняться. Он понял, что значит безделушка в моей руке.

— Последние слова?

Уже можно расслабиться. Финальная агония пронесётся по нервам, но её не страшно показать, ведь удара в ответ не будет.

— Я готов умолять!

— Не поможет.

Шео был растерянный, злой и грустный.

— Уже не скучно, правда?

Золото на мраморе. Столько силы и света.

— Я люблю тебя. Это единственное, что стоит сохранить на память.

Я захлопнула крышку медальона. Мой лорд разлетелся тысячей пепельнокрылых бабочек и исчез в синеве неба.

______________________________________________

Всё. Конец.

А вы что хотели?) Чего болит, того и сыплем.

Всё же мне нравится эта мерзкая концовка. Она была придумана ещё в зародыше самой первой части, обрастая предысторией, как потопленный корабль коралловыми рифами...

Стоп. Вы тоже заметили, что статус всё ещё "в процессе"?

Главы и правда закончились. Ну, будет ещё эпилог. Я не все ответы успела засунуть в это резиновое изделие.

Рожка-ножка-эпиложка. Можете отписываться, там уже не будет ничего интересного.

Ну правда.

Лондонский закат прекрасен. Пурпурный чуть бледноват, но оранжево-розовые мазки неизменно приятны глазу. Раскалённый шарик прячется за борт, оставляя на небе рваные дорожки света, и у меня возникает лёгкая клаустрофобия — из этой маленькой планетки ни выбраться, ни окинуть магическим взглядом ближайшие световые годы космоса. Я привыкла, что за утренним кофе успеваю осмотреть Нирн на предмет глобальных катастроф и, пока Хаскилл изображает угрюмое равнодушие, предотвращаю пару-тройку катаклизмов. Раньше я могла заниматься этим целыми днями, выколупывая каждый неровный камешек из стройной мозаики вселенной, но это метание бисера уже давно исчерпало себя. Но сейчас не могу и этого; прикрыв глаза, растворяю себя в звуках оживлённой столичной жизни. Я не была в Лондоне долгих четырнадцать лет, но вписалась в окружение, словно найденный на дне коробки последний кусочек паззла. Отвращение к городу давно смыто, стёрто вещами сильнее, чем пустяковые обиды, поэтому я только придаюсь лёгкой ностальгии, не заметив, как сильно успела соскучиться по привычному миру.

Вечер лишь начал впитывать летнюю жару, и люди не спешат сменить холодный сок в пользу горячительных напитков. Мысли многих из них далеки от приятных тем — напротив кафе возвышается здание больницы Лондон Бридж, так что и врачи, и родственники пациентов часто приходят отвлечься именно сюда. Я кладу под блюдце купюру, которой счастливая официантка сможет закрыть месячную оплату за университет, и направляюсь к госпиталю. Время посещений закончилось десять минут назад, и можно идти по коридорам, не таясь, лишь изредка отводя внимание суетящегося медперсонала.

Нужная палата светла и просторна. Приоткрытые окна наполняют её чуть солоноватой свежестью Темзы, почти не принося раздражающего городского шума. Размеренно пищат приборы. Человек на больничной койке в сознании, но он так слаб, что едва держит веки открытыми. На его лице — растерянность и изумление, а я искренне ему улыбаюсь.

— Привет.

Худые руки опутаны проводами. Седые волосы — длиннее, чем я запомнила — в беспорядке разметались по подушке. На лице уже вполне отчётливая сетка морщин, и только глаза остались прежними.

— Я поставила сигналку на подобные случаи, но не думала, что действительно решу прийти. Завтра утром твоё сердце перестанет биться — не бойся, я этого не позволю.

Кислородная маска мешает ему говорить, но я даже рада.

— У меня было время подумать. Много времени, ну, ты понимаешь. Я поклялась вас уничтожить, а сама в итоге стала такой, как вы, представляешь? Хотя нет, гораздо круче. Сначала было хорошо, ведь я могла помогать людям, менять мир к лучшему... А потом эта закольцованная песенка жалости к себе стала надоедать. Тебе, кстати, привет от Хаскилла. Он мне ничего не говорил, но я-то знаю, что он за тебя волнуется. Ты что-то побледнел, Шео, хотя куда уж больше... Выдержишь ещё десять минут разговора? Полагаю, дальше мне будет не до этого.

Под окнами больницы тянучка, поэтому я приглушила раздражающие гудки машин. Было на удивление приятно снова его увидеть. Какой же он всё-таки...

— Я думала, что смогу уничтожить тот медальон, но потом решила попытаться что-то исправить с его помощью; только оказалось, что для восстановления мира во всём мире недостаточно обладать огромной мощью. У меня не было под рукой отдела аналитиков, пришлось выкручиваться... Я начала с малого — обошла все мало-мальские сборища культистов даэдра и объявила о... скажем так, неактуальности их миссий. Надо было их всех сразу отправить на встречу с покровителями! Кроме твоих, конечно... Хотя твои, кстати, одни из самых безобидных. Даже меридиевские умудрились принести в жертву ради каких-то там вечерних звёзд десять человек — остальных я спасла своим появлением на том мероприятии. А твои только пускали слюни на гигантскую статую Стража из вилок.

На улице начало темнеть, и я подошла к окну, чтобы понаблюдать за отблесками вечерних огней на реке.

— Короче, внушения сработали не совсем так, как я хотела... Многие мне не поверили, но спустя несколько месяцев исчезновение лордов даэдра стало очевидным даже в Плане смертных. Одни объявили меня новой богиней — всегда хотела стать объектом поклонения толпы психопатов, знаешь ли, — вторые обозвали их еретиками и пошли войной. Дошло до того, что я появлялась на полях сражений и запрещала кровопролитие, но куда там! Они с такой радостью вцепились в новый повод помочить друг друга, что пошли на контакт даже с власть имущими. Имперский верховный канцлер еле успевал посылать карательные отряды по донесению обеих сторон; Империя даже на время оставила в покое Тёмное Братство, которому стало поступать чрезвычайно много заказов религиозного характера. Я хотела попросить Мать Ночи не передавать Слышащему такие контракты, но эта старая дурища ни в какую не шла на контакт. На Соммерсетских островах вообще началась тотальная резня — разжиревшие от имперских податей талморцы пытались под шумок урвать немного благополучия, и под видом уничтожения даэдропоклонников истребляли уже своих политических врагов. В менее цивилизованных краях вообще был мрак. Твои друзья посмеются, когда узнают... Оказывается, чтобы напомнить смертным о себе, им нужно было всего лишь коллективно свалить в отпуск.

За дверью послышались шаги — медсестра совершала вечерний обход. Я мягко завернула её в сторону, прокрутив картинку мирно спящего под капельницей пациента. Надо бы закрыть окна, но он всё равно не успеет простудиться от сквозняка.

— Я не знала, что нужно делать, и просрала кучу народу. Сто семьдесят три тысячи невинных мужчин, женщин и детей за три с лишним года. Пришлось долго пить. Я чуть не выкинула медальон в океан к чёртовой матери, и себя за волосы вместе с ним. После какого по счёту апокалипсиса вы перестали обращать на это внимание?

Я отошла от окна.

— Дорога в ад и правда выложена благими намерениями. Знаешь, в них было столько гнева. Вы это видели, да? Во всех нас? Я пыталась их оплакать, но потом поняла, что мне совершенно не жаль тех, кто находит удовольствие в чужой боли. Я перестала появляться в Плане смертных, и со временем всё прекратилось само собой. Но всё же люди звали меня. Втайне, шёпотом, в мыслях... Иногда во сне. Им всем нужно было чудо, и некоторые из них были в моих возможностях. Что хорошего в мужчине, каждую ночь насилующем падчерицу? Что плохого в просьбе девочки это прекратить? Её мать ничего об этом не знала, и, страдая от горя по умершему мужу, подлила яд в бочку с элем в местной таверне. В тот день был большой праздник, и она думала, что среди отравленных будет и предполагаемый убийца её супруга. Её вычислили и казнили на плахе за массовое убийство. Девочка переехала в Хай-Рок, сейчас учится в местной магической академии, пишет научную работу в области магии разрушения и вздрагивает от любых прикосновений. Отчим пичкал её неправильно сваренными противозачаточными зельями, поэтому у неё никогда не будет детей. И я просто боюсь это исправлять.

Столько лишних слов. Всего-то и нужно было сказать ему, что теперь я всё поняла. А последствия моей глупости он увидит и сам.

— Мы не умеем просто жить. Кто там будет сверху — не важно. Я тоже хороша, настолько взбесилась от твоей выходки, что сама поломала кучу жизней. Тебе ведь не нужен полный пересказ? Наверняка хватает своих историй.

А я наивная добрая дурочка, которая хочет всех спасти.

Шео смотрел на меня, не отрываясь. Всё, что ему остаётся — это наблюдать за узурпаторшей, размышляя, какой фортель она может выкинуть. Сложно было удержаться от какого-нибудь безвредного фокуса, но ещё сложнее от того, чтобы подойти к нему, положить ладонь на горячий лоб и долго-долго шептать на ухо, что он был прав.

— После сегодняшнего тревожного звонка я окончательно решила, что хочу уйти. За двенадцать лет это всё надоело, не передать. Я верну всё на места, а дальше делайте, что хотите — со мной, с этим грёбаным миром, который только и способен, что пожирать сам себя. Да живы они, живы, не удивляйся. Я просто впихнула их в смертные оболочки и отправила под домашний арест по своим Планам. Даже в самом дурном настроении мне не пришло бы в голову их действительно убивать... С тобой чуть не сорвалась, это правда, так что по возвращении можешь пнуть меня первым.

Я снова улыбнулась, глядя в его широко распахнутые глаза.

— Я громко кричу, когда меня задевают, а тогда вы задели очень сильно. Неужели никому из вас не пришло в голову, что обращаться к человеку за помощью после коллективного плевка в душу — плохая идея? Но то были просто слова. Ты сам говорил, что я мягкотелая; нужен не один век в шкуре бога, чтоб от этого избавиться, а уж тогда...

В моей руке появился тот самый серебряный медальон. Крутя его в руках, я подошла к Шеогорату.

— Забирай. Я готова ко всему. В какой бы ад вы меня не затащили, хуже уже не станет. Только у меня одна просьба... Не открывай его прямо сейчас. Дай мне немного времени попрощаться с Лондоном. Всего минут пять, ладно? Всё-таки это мой дом, не хотелось бы делать эту палату последним воспоминанием.

Я положила медальон на плед, на миллиметр разминувшись с его рукой. Можно было переместиться прямо на одну из колонн Тауэрского моста и пустить слезу, наслаждаясь великолепным видом, но я хотела уйти по-человечески — просто выйти на свежий воздух и немного прогуляться по набережной.

Когда пальцы почти дотянулись до ручки двери, за спиной раздался стук. Я обернулась — медальон лежал на полу, а Шео бесполезно тянул к нему руку.

— Так спешишь? И я бы на твоём месте... хм, не будем об этом.

Я подняла медальон и аккуратно вложила его в раскрытую ладонь. От неё веяло прохладой, но этот почти состоявшийся контакт отдался покалыванием на кончиках пальцев.

— Даже пяти минут не дашь? Впрочем, это твоё дело. Только осторожнее с ним, ладно?

Но я не сделала и шага в сторону, как Шео неловко отбросил медальон на постель. Пронзительные карие глаза выражали ему одному понятную просьбу. Рука тянулась не к безделушке — ко мне.

Сама не понимая, что делаю, я медленно вложила свою ладонь в его. Он, как мог, сжал её пальцами. Что-то дрогнуло, по затылку будто пронёсся тёплый ветер, щекоча пушок на шее. Внезапно стало так мало — воздуха, времени, пульсирующей магии в венах — оказывается, всего было так ничтожно мало! Я хотела вырвать руку и сбежать отсюда; он бы не смог помешать, единственным его оружием было острое лезвие взгляда.

— Ладно, — звучало как сквозь вакуум, — пошли. Оставим всё это на Земле.

Я подняла медальон и крепко зажала в его ладони.

Это закончится.

Шео проводил меня взглядом.

Выйдя на улицу, я почувствовала свежий ветер. Лондон погружался в умиротворённую ночную прохладу. Жёлтый свет фонарей добавлял улицам мягкости, компании людей весело болтали и улыбались друг другу, будто помогая мне продержаться в эти последние секунды. Я шла вдоль Темзы, бездумно скользя рукой по забору, и ни на миг не хотела закрывать глаз. Почему в моей жизни было мало таких моментов? Зачем было вечно куда-то нестись с упёртым в пол взглядом? Что ж, наверное, моё счастье и правда выглядит так. Ноги подкашивались; я упала на ближайшую лавку, продолжая смотреть на воду, и сама не заметила, как уснула.

* * *

Чернота спала. Новые ощущения завыли в один голос и сбились в кучу: мягко; спина затекла; я лежу; свежо; свет щиплет глаза сквозь веки; приглушённый звук улицы; запах кофе; кто-то рядом громко дышит.

Я всё ещё жива.

Пришлось, давя малодушие, открыть глаза. Я была готова очнуться на пыточном столе в лапах этих перезагруженных психов, но это место мало напоминало ад. Это была просторная квартира, довольно богатая на вид и... белая. Вкрапления цветных деталей, как то совершенно не сочетающиеся друг с другом кислотные вазы или медные настенные часы под старину, только подчёркивали безупречную белизну интерьера, не безликую, но составленную терпеливым мастером гармонию из одинаково белых кусочков мозаики. За широкими окнами, врезанными на две стороны, было сочное голубое небо. Пока глаза собирались в кучу, за спиной кашлянули, заставляя меня подпрыгнуть.

— С добрым утречком! Будешь кофе?

Ну кто бы это мог быть? Сидя лицом к окну, я ещё сохраняла иллюзию спокойствия.

— Красиво здесь. Ты прямо сюда притащишь цепи?

— Совсем туго со слухом?! Никаких цепей, я спрашивал про к-о-ф-е!

Я повернулась высказать этому нахалу всё, что думаю о том, куда он может засунуть свой кофе, но... Он появился в кадре так плавно и естественно, облокотившись о столешницу с невозможно белой чашкой в руке, что я почувствовала себя глупо. Он снова тот, кто украшает своей особой любую дыру, лучится силой и беззаботностью. И всё же была здесь некая не замеченная пока деталь, придающая ситуации странный, доверительный уют.

— Как спалось на голубом шарике? — беззлобно спросил Шео, звеня блюдцем. Я так и застыла в полуобороте, оторопело наблюдая этот непостижимый натюрморт. Такая странная картинка, будто склеенная из порванных страниц журналов, угловатый зверь из неровных краёв, обклеенный скотчем, но весело скачущий на кривых лапах по границам реальности, с ухмылкой виляя хвостом. Вот он допил свой кофе и лениво поднялся со стула, сверля чашку таким взглядом, будто хочет её испепелить; не донеся посуду до мойки, снова наполнил её до краёв из заварника. Слегка отпив, уставился в окно, и я бы назвала этот взгляд ностальгическим, если бы речь шла о нормальном человеке. Затем — мне пришлось проморгаться — достал из кармана брюк смартфон и быстро начал водить пальцами по экрану. Длинные, тонкие, такие гибкие — им бы нежно перебирать струны, а не утыкаться в холодное бездушное стекло. Слишком красиво.

Такое спокойное утро; я полжизни гонялась за подобным, а теперь наблюдаю его, выросшее на обломках моего дурацкого желания мести, и мне так грустно, что хочется плакать.

— С каких пор у тебя айфон? — из сотни вопросов наружу вылез именно этот!

— Да с тех самых, — сказал он, не отрываясь от экрана, — как ты забросила меня сюда.

В этих словах не было злобы, хотя Шеогорат имел право на совершенно другой тон. Я снова была выбита из колеи воспоминаниями о том нелепом дне. Всё в итоге вернулось на круги своя; хотелось бы верить, что я стала умнее и научилась хотя бы не лезть в захлопывающиеся капканы.

— Слушай, то, что случилось... — я отчаянно пыталась собраться с силами. — Кстати, где мы?

— Ты о диван так сильно ударилась? — лорд издал издевательский смешок, — иди выгляни в окно, мы в Лондоне!

— Спасибо, что просветил, но я про это... помещение.

— Это моя квартира. Предвосхищая твой вопрос — да, я здесь живу.

Ого.

— И как долго?

— Восьмой год уже.

Ого!

Ничего себе. Слышать об этом было так же дико, как если бы у муравьёв было тайное правительство, контролирующее миграцию и расширение колоний.

— Эм... Я не то чтобы так удивляюсь, но...

— Что?

Шеогорат, наконец, отлип от экрана.

— Ты хотела спросить, как я тут поживал все эти дни? Не приставал ли к прохожим с вопросами о магических алтарях? Не проклинал ли недобросовестных рабов на плантациях, отбирающих дерьмовейшие зёрна для этой помойной жижи?

— Если тебе не нравится кофе, зачем ты его пьёшь?

— Да потому что мозги прочищает!

Он сорвался с места и маленьким ураганом начал кружить по комнате.

— Ну конечно, кому нужны поверженные враги, если в руках столько новых игрушек? Я видел, что ты наделала — это же ужас! Где мои статуи? А картины?! Почему дворец такой бледный и чистый? Хаскилл заикаться начал, пока я расспрашивал его о тебе! Двенадцать лет в моём городе — и ни следа индивидуальности! Что ты там делала вообще — со смертными играла?! И зачем тогда всё было нужно?..

— Что — всё?

— Всё, понимаешь?.. — он подошёл так близко, и навис надо мной каменной глыбой. В тени его глаза казались почти чёрными. — Я думал, ты хотя бы развлечёшься... Этому миру ничего не нужно, Элис, ни от нас, ни тем более от тебя.

— Знаю. Грёбаное дерьмо, теперь знаю. А ты как скоро перестал пытаться?

— У меня было гораздо больше времени.

Шео разорвал зрительный контакт и как-то устало плюхнулся на диван рядом со мной.

— У меня сегодня встреча по новому проекту, и знаешь что? Ну их в баню. Если эти дебилы не могут вытащить головы из задниц, то я не в силах им помочь.

Я потёрла переносицу. Ещё немного — и перестану удивляться, вот честно.

— Ты ещё и работу нашёл?

— А чем здесь заняться? — он пожал плечами, — конечно, круто, что ты презентовала мне стартовый капитал...

— Ты о чём, какой капитал?

— Твой Яг на парковке! Я достаточно за тобой наблюдал, чтоб открыть его без ключа.

В памяти смутно всплыла машина, на которой мы с Шеогоратом тогда удирали от головорезов. Позже я забрала Ягуар себе и долго каталась по Британии... с кучей золота в багажнике.

— Как ты его вообще нашёл?!

— Так, — лорд опасно сузил глаза, — то есть, я случайно очнулся рядом с ним?

— Я тогда в последнюю очередь думала о твоём финансовом благополучии.

— Офигеть! Пустила бы меня сразу на котлеты.

— Если помнишь, я это почти и сделала.

Лорд потёр щёку, и на свету я увидела еле заметный шрам от раны, которую оставила в тот день. Он должен был затянуться, я хорошо помню, как залечивала его... Рука невольно потянулась вперёд; Шео лишь отстранённо наблюдал за моим порывом. Его тёплая бархатная кожа, знакомое до каждой морщинки лицо, глаза... Вот что не давало мне покоя!

Глаза были карие.

Я нахмурилась и поспешно убрала руку.

— И что это значит?

Лорд выразительно поднял бровь.

— Твоё тыканье в меня пальцем? Понятия не имею.

— Ты же взял медальон! Почему мы ещё здесь?

— А ты куда-то спешишь?

— Я хочу знать, что происходит!

Шео вздохнул и притворно прикусил губу. Потом посмотрел на меня — так пристально, что я почувствовала себя голой — и сказал совершенно без издевки:

— Всё уже в порядке, можешь расслабиться. На самом деле гораздо лучше, чем в порядке.

Он так улыбнулся, что я почти ему поверила; но по опыту знала — нельзя. Сейчас он с этой улыбкой скажет что-нибудь неебически гадостное, а затем предложит чаю.

Ничего не буду делать. Пусть добивает.

— И совершенно зря ты думаешь, что я издеваюсь. Пока ты здесь дрыхла без задних ног, я смотался поговорить с товарищами по несчастью, и угадай, кто к нам внезапно пожаловал! Сама Невеста Пустоты спустилась со своих... где она там вечность коротает, и рассказала весёлую сказку. Боюсь, ты пока не оценишь юмор, так что вкратце: жил себе парнишка, жёлтый, ушастый, ты уже поняла, о ком речь, и однажды засвербело ему спасти мир. Только кое-чего о мире он не знал, поэтому вместо спасения пинком отправил его на погибель. Знакомая история? Только в ней кое-кого не хватает.

Он торжественно поднял указательный палец.

— Тебя. Оказалось, что ты можешь помешать этой скучной сказке сбыться. Не подумай о старой карге слишком хорошо, перед ней стоял исключительно вопрос собственного выживания; но всё же она увидела это будущее и смогла его предотвратить, доставив тебя в нужное место и позволив событиям идти своим чередом.

— Старая сука! — вырвалось у меня. — Так вот к чему были её напутствия.

— Так что тебе совершенно нечего бояться — ты почти убила всех нас, но этим в итоге спасла.

— Значит, спаситель мира. Как Нео. Как Гарри Поттер.

И что это значит? Ну честно, если отбросить эмоции. А то, что моё высеченное из гранита видение мира оказалось хрупким, как карточный домик, и вот-вот обрушится всей своей тяжестью. Что я, уклонившись от навязанных ролей, блестяще сыграла главную из них. И наконец — уже почти без горечи — что теперь я им совершенно точно не нужна. Ха, насытившись чужими тараканами по горло, до сих пор лелею своих. Ведь это легко и так потрясающе больно.

Я хотела сказать что-то отстранённо-колкое, но поняла, что не смогу выдавить и слова. Всё в этой комнате — солнечный свет, мерзкий остывший кофе, несколько дюймов между нашими ладонями — принадлежит не мне. Я сгорела когда-то давно, а когда очнулась из пепла, вокруг ничего не осталось. Нужно забыть эти глаза и замуровать себя в самой мрачной и вонючей норе, которую смогу найти.

Когда меня схватили за плечо, я с криком отпрыгнула за диван, едва его не опрокинув.

— Спокойнее, сумасшедшее ты создание!

— Спокойнее?!. Да. — я медлила, подбирая слова. — Если ты... Если меня не собираются долго и мучительно убивать, я, пожалуй, пойду. Спасибо за... информацию.

Если подумать, всё это правильно. Двенадцать лет назад я завладела силой лордов даэдра, и вместо того, чтобы просто её уничтожить, попыталась применить во благо. Они не хотели ничего менять, они жалкие, жестокие, порочные — казалось мне. Непобедимые, всезнающие, бесстрастные и безразличные.

Как и люди.

Как и я.

Черствее всех тот, кто пытался быть добрым и был разочарован. Только всех корёжит по-разному. Не знаю, что было бы со мной, проживи я так ещё лет пятьдесят; и хорошо, что не узнаю. Этот мир взращивает и убивает сам себя, а одинокие огоньки светлых помыслов быстро гаснут в его холодных объятиях. И я с этим, наверное, никогда не смирюсь. Буду бездумно идти вперёд и вспоминать лица тех, кто тоже когда-то погас, слишком давно, чтобы помнить. Но я должна ещё кое-что сказать одному из них.

— Ты когда-то говорил, что тебе не за что извиняться. То есть, не ты, а галлюцинация, вызванная твоим дурацким посохом, но не суть... Кто бы ни вложил эту мысль мне в голову, он оказался прав. Не ты виноват в дерьме, которое со мной случилось, не я — никто. Вы так же застряли здесь, как и мы. В общем, извини за тот день. Я знаю, что ты не тот засранец, каким казался, но это озарение, как обычно, пришло задним числом. В общем, была рада тебя видеть. Пока.

Я шла к выходу с лёгкой улыбкой. Хоть на сердце горечь и сожаление, её не содрать с лица никакими клещами — ведь чтобы грустить о чём-то потерянном, его нужно всё же когда-то найти. Мне не повезло вляпаться в эту историю, ещё меньше повезло выйти из неё живой, до самого конца не сумев признаться...

— А ну стоять! — рявкнули за спиной. — Жаль прерывать твой невероятно трагичный внутренний монолог, но я, вообще-то, тоже ещё не всё сказал. Так что, будь добра, тащи сюда свою печальную мину и слушай меня.

А я почти сбежала. Шеогорат призывно похлопал по свободному месту на диване, имея вид столь решительный, что при попытке побега наверняка меня свяжет и придавит журнальным столиком для надёжности. Я была слегка заинтригована, но всё же верила, что это не закончится ничем хорошим; однако ноги сами тащили меня вперёд.

— И для кого я тут распылялся?.. Значит так, Элис. И я не стану называть тебя никак иначе, того человека нет давным-давно, и ты прекрасно это знаешь! Есть только Элис, свалившаяся на меня в заснеженной заднице мира, чуть придурковатая и достаточно отчаянная, чтобы с моим посохом под самым моим носом попытаться попасть домой. А какое развлечение ты мне в итоге устроила! Знаешь, один, в незнакомом мире, совсем без сил, я на какое-то мгновение почувствовал себя одним из тех смертных, которых презирал и считал невероятно скучными. И это было прекрасно. Не было интриг, всех этих бессмысленных забав... Я выпал из дурацкого замкнутого круга, я хотел просто сидеть на твоей кухне, пить эту коричневую гадость и посмеиваться над шуточками рыжего недоумка. А ты порхала вокруг меня и буквально излучала тревогу. Ты была как мотылёк, льнущий к огню, и я всё не мог понять, что тебе нужно. Когда я снова оказался в Нью-Шеоте, его стены будто давили на меня, хотелось вырваться подальше и продлить это невероятное ощущение свободы! Я подумал: вот гады. Если им так спокойно живётся в их крошечных домишках и с мелочными заботами, какого скампа они вечно ноют и выясняют отношения друг с другом? Я стал наблюдать за планом смертных, днями и неделями бродил по нему в поисках ответов. Но всё оставалось прежним, как сотни лет назад, и тысячи лет до этого. Когда я почти разочаровался, вспомнил твои наивные попытки мне помочь, и взгляд человека, отчаянно искавшего выход. И я вернулся с новой игрой, о, ты бы себя видела! Такая маленькая и храбрая девочка, готовая нестись, сломя голову, лишь бы убежать от вязкой безысходности, в которой вам так удобно существовать. Твои глаза светились жизнью, и все эти мелочи, которыми вы забили свой мир, вдруг стали обретать смысл. Громкое радио из соседней комнаты, остывший чай в дешёвой гостинице, звуки дождя и веток, барабанящих в стёкла... Для тебя это были обычные вещи, незаметные или даже раздражающие, но я внезапно понял, насколько они на самом деле прекрасны. Я вдруг вспомнил рассветы на Островах, виденные тысячу раз, истёртые до дыр, которые так привык не замечать. Той ночью, в Лондоне, мне не спалось; уже под утро я решил немного пройтись, выглянул в окно — и был поражён. Ничего не сравнится с тем рассветом, его мягкими оранжевыми полосами, медленно ползущими по истёртому ковру, лёгкой дымкой над горизонтом, окутывающей холмы и поля... А под этим восходящим солнцем спали миллионы таких, как ты — опустившие глаза в пол и не позволяющие себе лишний раз полюбоваться этой красотой. А потом ты проснулась, со взглядом, вновь наполненным тревогой, и я вспомнил, что сам был тому причиной. Я надеялся провести тебя через это и вместе посмеяться в конце, но слишком поздно увидел тот страх и отчаянную решимость, которые не терпят обмана. Слишком чисто... Когда начал действовать желтоухий выскочка, остальные решили, что ты сможешь с ним справиться. Авантюра Матери Ночи набирала обороты, хотя никто из нас не знал об этом... Когда Сангвин притащил тебя к нам, я не поверил, что это ты: нечто тёмное и страшное внутри тебя подняло голову и голодно озиралось в поисках добычи. Этот монстр терзал тебя изнутри, но ты каждый раз одерживала верх — так мне казалось. А потом я встретился с тобой. Ты приняла меня за Сангвина и, кажется, только поэтому не убила на месте. Внезапно всё перестало быть игрой, я понял, почему ты на самом деле столько времени торчишь с эльфом; когда ты появилась перед нами, сверкая молниями, я уже знал, что всё кончено. Но я не мог отвести от тебя взгляд — ты была такая настоящая, торжествующая, и разбитая. А потом случилось чудо, ведь вопреки всему ты выдержала, остановилась за шаг до пропасти и нашла в себе силы отпустить нас! Это было невероятно. Я восхищался тобой, стоя на этой самой земле, и был рад, что так и не смог убить эту маленькую храбрую Элис, которая поступает правильно, потому что не может иначе. Но сейчас, когда всё позади, ты стоишь передо мной и заявляешь, что готова уйти куда-то там подальше, потому что выполнила своё предназначение. И знаешь что? Ты дала мне весь этот мир, и теперь я собираюсь сделать то же самое. Ты спрашивала, что я до сих пор делаю в Лондоне? Так вот, слушай — я остаюсь. Все эти годы я жил здесь, думая, что умру, как обычный человек. Но когда ты после всего появилась, чтобы отдать мне силу, за которую я так цеплялся, я подумал — а зачем она мне? Этот любопытный артефакт, который создал эльф, позволит в мгновение ока вернуть всё назад, но пока пусть пылится на полке в шкафу.

Нет. Он просто не может.

— О чём ты?

— Не уходи. Давай останемся здесь и просто будем жить.

О боги, он улыбается мне, и это самая красивая улыбка не свете.

— Но как?

— Не жалей ни о чём, и ничего не бойся. Об остальном позабочусь я.

Шеогорат протянул мне руку.