Сказки Гретель (джен)

* * *

Генри открыл глаза. Вокруг стояла чернота, и разогнать ее не смогло даже время, проведенное в ней. Где-то неподалеку гудели страшные приборы, и этот глухой, протяжный звук был самым безобидным в них, ведь сейчас никакой человек не стоял рядом. Генри попытался пошевелиться, но ремни стягивали его руки и ноги слишком крепко, чтобы повернуться на бок или живот. Они отчего-то решили, что ему понравится спать на спине. Они отчего-то решили, что он будет чувствовать себя в безопасности, будучи практически полностью обездвиженным. Они отчего-то решили, что ему становится лучше каждый раз, когда они втыкают в него иглы, после чего реальность расползается перед глазами, будто это и не реальность вовсе, а клубок змей, в который ударили камнем. Отчасти из-за этого он плохо помнил, что происходило с ним все те дни, что он провел здесь.

Генри устал плакать, но почему-то продолжал это делать даже сейчас. Когда, казалось, никто не подойдет, не оттащит в соседнее помещение и не возобновит, как же они это назвали… Исследования? Длинные слова никогда не приводили малыша в восторг. Равно как и люди, которые и не стараются сделать вид, что им жаль. Генри не показывал себя храбрым, как было тогда, когда страшное существо с красными волосами, острыми ушами и змеиными глазами привело его к людям. Хотя даже в первый свой день в чужом мире из-за вырывающегося наружу ужаса он совершил глупость, ставшую роковой. Вовсе нет, сейчас незачем было показывать то, чего не было и в помине. Хоть Генри как мантру повторял уроки отца, стоило ему замечать, как к нему приближаются люди, все в голове стихало, и оставался только страх, дикий и необузданный, пронизывающий и сковывающий. Он каждый раз вздрагивал и начинал плакать с новой силой, настолько громко, насколько только мог. Внутри все сжималось, когда страшная рука прикасалась к нему, и что-то покалывало кончики пальцев. Он хотел кричать, но люди боялись укусов и вытаскивали кляп только в редких случаях. О да… Боялись они, а от ужаса трясся он.

Когда спутанное сознание постепенно оживлялось, в голове Генри тихо проносились мысли, воспоминания, слова… Я могу рассказать сказку сейчас… А ты ночью будешь вспоминать и улыбаться. Идет? И от этих слов мальчик вновь плакал, рвался как дикий зверь в попытках освободиться от ремней и рычал так яростно, что самому становилось страшно от мысли, что это теперь то, до чего они низвели его, то, что он из себя представляет — загнанный в угол монстр, у которого нет права на жизнь за пределами этого угла. Он вспоминал сказку и бился головой о подушку, умоляя, чтобы она вытекла наружу вместе с его мозгом и больше никогда, никогда, никогда не озвучивалась вновь. Вороны, собравшиеся здесь, не уносили души в страну мертвых. Они только кружили вокруг него, громко каркали в его уши и клевали плоть, даже не задумываясь о том, что Генри не умер. Они вкачивали ему какую-то дрянь в тело, отчего он становился очень похожим на труп. Не проще ли было бы найти настоящего мертвеца?.. Но Генри нисколько не сомневался, что эти вороны делали так специально. Им наверняка нравилось отдирать от кости плоть, думая при этом, что их живой труп все чувствует. Так им было вкуснее. Эти вороны оказались на редкость злыми. А Гретель просто ошиблась, говоря, что они позаботятся о его маленькой напуганной душе.

Гретель… От мысли, что Гретель больше не придет, не погладит по голове, не пощекочет шею волосами и не поцелует, Генри взвывал. Единственный лучик, который мог пронзить насквозь удушающую тьму, остался гореть в мире живых, и больше он никогда его больше не увидит. Теперь свет пугал Генри. Ведь он означал, что наступило утро. Что люди скоро проснутся, и все продолжится. Но однажды в темноте к нему пришел человек. Он шептал злые слова ему на ухо, обхватывал рукой шею и давил, пока Генри не терял сознание. И при этом он так страшно смеялся, проводил холодным лезвием по лицу и грозился вспороть Генри брюхо как свинье. Это были всего лишь кошмары, убеждал себя малыш, и почти верил в это. Но после той ночи он не засыпал так долго, как только мог. Темнота тоже начала пугать его. Он перестал быть главным монстром в ней.

Тот вечер, когда существо привело его, столь нелепо дрожащего, к этому человеку, Генри не забудет до конца своих дней. Расставание с семьей прошло катастрофически тяжело. Отец больно ударил его по голове и отчитал без всякого сочувствия, мать молча глядела, как ее сына рассматривает подобно новой игрушке существо с змеиными глазами, а Хензель даже не вышел к ним. И только Гретель крепко обняла своего малыша и не отпускала, пока отец не велел им закругляться. Они оба плакали, целовали друг другу соленые щеки и наконец прощались. А после на него долго глядел человек, будто приценивался. И губы его вечно растягивались в улыбочке, от которой Генри только вздрагивал и опускал взгляд в пол. Он ощущал себя товаром, безделушкой, выхваченной на каком-то закрытом аукционе. С этим чувством он не расстался до сих пор; вряд ли оно уйдет в ближайшем будущем.

— Покажи клыки, — сказал в тот вечер человек, наклонившись к крошке-вампиру.

Уже тогда ситуация показалась малышу дикой. Он невольно дернулся, но цепкие пальцы существа удержали его. Подчинись Генри в тот момент, может быть, все и обошлось бы. Может быть, тогда бы он не вздрагивал от каждого внезапного звука и не скулил, как безмозглое животное, каждый раз, когда кто-то подходил слишком близко. Но тогда человек коснулся его щеки, еще недавно покрытой поцелуями любимой сестры, и оттянул кожу, чтобы взглянуть на зубы. Разум закричал Генри, что он не какая-нибудь лошадь, что его и так уже рассмотрели со всех сторон. Что он вампир в конце концов! Что этими зубами он впивался в точно такого же человека и сосал его кровь. Ведь это люди должны подчиняться, а не наоборот.

Позабыв обо всем от страха и злости, в то мгновение взявшими верх над ним, Генри без всякого предупреждения рванулся вперед и зажал между челюстями руку человека. Ощутив во рту дурманящий вкус крови, он посмотрел в лицо этого наглого мужчины, вопящего от боли и так отчаянно пытающегося вырваться. За весь тот проклятый день не было секунды приятнее, чем эта. Ведь следующая принесла Генри оглушительный удар в челюсть, от которого он позабыл все на свете: и как его зовут, и кто он такой, и где находится. И рот наполнился его собственной кровью, намного менее вкусной, чем человеческая, и Генри выплюнул ее вместе с белым зубом. Существо скрутило его крохотные руки за спиной и придавило к полу, впилось длиннющими ногтями в шею. Наверняка следы остались до сих пор, пусть боль Генри чувствовал только в челюсти и десне. В голове по-прежнему стоял гул, но тогда он был в разы сильнее и заглушал любую мысль, которая только могла зародиться.

— Ричард не одобрит этого решения, — когда малыш пришел в себя, существо все еще удерживало его лицом в пол и что-то оживленно обсуждало с человеком.

— Еще утром, кажется, я тут отдавал распоряжения, а не Ричард, — в ответ человек пытался что-то прохрипеть сквозь стиснутые зубы. На щеку вдруг капнула горячая кровь, и Генри зажмурился. Он испугался даже сильнее, чем ожидал, но ни человек, ни существо не беспокоились об этом. — Тем более… Вот черт… Сейчас ему не до того. А как оправится, так заберет. Пусть посмотрят на него, может узнают что-нибудь полезное. Господи, ну и дрянь!.. Прокусил, зараза…

В тот день Генри не осознавал, насколько глупо он поступил, причинив боль этому человеку. Все вернулось к нему в избытке, но самым страшным были слова, нашептанные однажды на ухо, чтобы это осталось только между ними, и никто не посмел оспорить сказанное. Чтобы оно сохранилось в голове крошки-вампира, и он всегда напоминал себе об этом, когда смел сомневаться. Чтобы оно расставило все по своим местам, и они никогда не возвращались к этому. Кем бы ни был тот человек, все те, кто прикасался к Генри все эти дни, кто привязывал его к койке и колол иглами, слушали его и не высказывали никаких возражений, когда бы тот не пришел. Слова были нашептаны тогда, когда малыш отходил от очередного укола. Перед глазами у него все плыло, и он не мог понять, спит ли до сих пор или наконец вернулся в эту жуткую реальность. Но лицо человека он видел отчетливо. Его улыбку, его вспотевший лоб, его сверкающие глаза. Он наклонился так близко и сказал:

— Ты моя вещь, и всегда будешь только моей вещью. Запомни это и думай в следующий раз, перед кем ты открываешь свою пасть, — а после человек отстранился, потрепал Генри по голове и улыбнулся до того неискренне, что малыша пробил холодный пот. Он добавил: — Я надеюсь, мы друг друга поняли.

И в тот момент, когда глаза Генри наполнялись горячими слезами от мысли, что человек действительно попросту завладел им, он услышал нечастый, но многократно повторяющийся стук по полу. Всего на мгновение мальчик представил, что это гигантский паук шагает, чтобы откусить мерзкому мужчине голову, но потом понял, что у него в таком случае должна быть лишь одна лапка. Может быть, паук предостерегающе топал? Как бы на паучьем тогда звучало «Так-так-так»? Но когда малыш осмелился перевести взгляд, к собственному разочарованию и испугу увидел, что к ним, тяжело хромая, опираясь на трость, приближается еще один мужчина.

— Хватит, — сказал он громко и уверенно.

Никогда прежде Генри не приходилось слышать такого низкого голоса. В сравнении с мягким баритоном отца он был особенно груб и жесток. А лицо!.. Малыш попытался вскрикнуть, но почувствовал себя еще более уязвимым. Почему они все еще думают, что я могу их укусить, спросил он себя, потому что больше никто бы его не услышал. В уродливости этот человек мог смело соревноваться даже с красноволосым существом, а у того кожа была покрыта гнойниками, Генри сам видел, как он прятал их под одеждой. Но, когда мужчина подошел поближе, малыш понял, что все не так жутко. Самым страшным в его лице был шрам — огромный и свежий, чем-то напоминающий Генри реку. Он начинался еще на шее; проходил через всю левую щеку, под глазом, рассекал переносицу и правую бровь и заканчивался на лбу. Наверно, этому человеку было очень больно, но непроницаемый взгляд темных глаз не выдавал совершенно никаких эмоций.

— О, боже! — воскликнул тот, первый. Казалось, он тоже испугался, увидев это страшное лицо, покрытое короткими темными волосами. Но, может, это было обыкновенное притворство. — Ну и видок у тебя, дружище.

— Почему ты не сказал мне, что мальчик уже здесь? — человек со шрамом остановился совсем рядом, оперся обеими руками на трость. Теперь они оба стояли прямо над ним, лежащим и обездвиженным, и глядели друг на друга.

— Очевидно, чтобы ты узнал обо всем от третьих лиц, — тот, кто назвал Генри вещью, довольно ухмыльнулся, точно сказал что-то очень остроумное. Но глаза его не по-доброму блестели. — Вообще мне хотелось сделать тебе такой сюрприз. «С выходом из комы, а вот тебе и вампир, как ты и просил, малолетний и кусачий. Прости, что без красной ленточки». Но, при всей любви к твоим отпрыскам, прорываться сквозь эту толпу хнычущих сопляков совершенно не хотелось…

— Их всего двое, — мрачно отрезал человек со шрамом.

Но Генри пронзило насквозь от слов, сказанных мерзким мужчиной как бы вскользь. То есть… Этот жуткий человек хотел, чтобы его забрали еще совсем маленьким? Это он должен позаботиться? Это он — ворон, который уносит души в страну мертвых? Которого умоляли слишком много раз, отчего он стал глух к чужим стенаниям? Пускающие одну слезу за другой глазки малыша задержались подольше на лице мужчины. Сердце больно кольнуло. Почему-то никаких сомнений внутри и не зародилось.

— Ладно, пока ты валялся, я устроил вампирчику мини-экскурсию. Показал самое главное — его место. Надеюсь, теперь не заблудится.

Человек, душащий Генри в кошмарах, вдруг так ожесточенно взглянул на малыша, что он сжался и тихо застонал. Почему, почему он настолько сильно разозлился, спросил себя Генри. Он даже не успел по-настоящему распробовать его кровь. Тот укус был случайностью, как человек не мог этого понять?! Страшнее всего крохе становилось от мысли, что он как раз-таки прекрасно понимал и все равно ненавидел. Если бы мужчина только освободил Генри… Может быть, еще не поздно было бы попросить прощения? Или хотя бы сказать, что он выбил зуб и подверг всем этим страданиям… Что, если он хотел отомстить, то уже пора остановиться. Ах, если бы только Гретель была здесь… Она бы не позволила никому издеваться над ее малышом. Как Генри сейчас не хватало ее теплых объятий или хотя бы ласковых слов. Плеча вдруг осторожно коснулась рука мужчины со шрамом. От страха мальчик вздрогнул. Что он хочет сделать?..

— Ты пугаешь его.

Генри словно на себе ощутил тот холод, с которым были сказаны эти слова. Человек опустил свой непроницаемый взгляд на него. И словно… подобрел? Сжалился? Что это за чувство, промелькнувшее всего на миг? Генри отчаянно хотел понять, показалось ли ему, когда подрагивающие пальцы дотронулись до его лица и вынули кляп изо рта. Малыш тяжело выдохнул, послышался сдавленный стон.

— Осторожно, вещица кусается, — но радость не могла длиться долго. Тот, первый человек не стеснялся обидеть Генри. Как же хотелось впиться ему прямо в глотку. Но страх сковывал сильнее ремней.

— Я переживу. Хочу поговорить с ним.

— Дело твое, Ричи, — беззастенчиво пожал плечами, вновь ухмыльнулся, посмотрев на Генри. — Не забывай моих слов. Напоминать нет никакого желания.

И после он исчез, чтобы вернуться в кошмарах. Малыш остался с человеком со шрамом наедине.

— Прости. Я задержался, — проговорил он тихо, но сохранил в себе отстраненность. Генри боялся смотреть на лицо слишком долго; оно по-прежнему отталкивало своим уродством. Хотя, может, без шрама и щетины человек был не так ужасен? А может ворон, уносящий души в страну мертвых, и должен быть страшным? Гретель ведь говорила, что его появление пугало людей. Ох, Гретель…

Человек расстегивал ремни на руках и ногах Генри медленно, внимательно следя за реакцией малыша. Но у него не было никаких сил, чтобы резко вскочить и убежать. Он чувствовал себя раздавленным физически и морально, хотелось свернуться калачиком, закрыть глаза и больше никогда не видеть этого омерзительного мира. Тот страшный мужчина ушел, но это липкое ощущение не исчезло следом за ним. Вещь… Просто вещь, отданная на постоянное пользование. Фактически, подарок. Забирайте и делайте все, что захочется. Да, наверняка так говорил отец, когда узнал, что мама ждет еще одного ребенка.

— Где-нибудь болит? Сильно? — выжидающе спросил человек.

Он снова трогал плечо Генри, осматривал его тонкое тельце. Очередное оценивание. Мальчик тяжело вздохнул и вяло покачал головой. Десна до сих пор тихо скорбела по потерянному зубу. От опухоли челюсти избавились еще те люди. Кстати, где они?.. С момента пробуждения Генри прошло уже достаточно времени. Но они словно потеряли к нему интерес. Может, тот мужчина отозвал их прочь?.. Кроха взглянул на тело человека, что-то привлекло внимание. Он быстро понял, что. Застегнутая наспех синяя рубашка не до конца скрывала перемотанную бинтами грудь; точно такими же бинтами Генри связывали руки за спиной раз или два, он не мог вспомнить. Но мысленно представил, как сильно они давят.

— А у в-вас?.. — спросил нерешительно, словно боялся, что не сможет произнести и пары слов. Человек смутился, поджал губы и слегка ссутулился. Или же Генри только показалось, что вопрос заставил его вспомнить о боли.

— Немного, — он сдержанно кивнул. Но почему-то в это слабо верилось. — На мне как на собаке все заживает.

— В-вы же ворон… А не с-собака, — сквозь густой и вездесущий страх пробилось слабое удивление. Генри не знал, права ли была Гретель, и ворон действительно не стал бы вредить его маленькой душе, а только позаботился, но он до сих пор ни разу его не клюнул. И не выглядел так, словно собирается. Лучик удивления, казалось, пронзил и его непробиваемую отстраненность.

— Что?

— В-ворон… К-который уносит души… В страну м-мертвых.

— Так меня еще никто не называл.

Человек даже брови приподнял, до того он не ожидал услышать такой ответ. Генри поежился, приподнялся, преодолевая дрожь в теле и сел. Неужели ошибся? Но как? Посмотрел в страшное лицо повнимательнее. Именно так наверняка и должен выглядеть ворон, уносящий души, разве мог он оказаться кем-то другим?..

— Н-но…

— Мне нравится. Буду вороном. — человек кивнул настолько подбадривающе, насколько мог. Генри немного успокоился. Видимо, он просто не знал до этого, кем является. Отчего-то малыш даже не удивился. Этот мир был явно не искушен чудесами и сказками. — Но лучше познакомимся. Хорошо? Я Рик.

Пальцы странно подрагивали, когда человек со шрамом протянул Генри свою огромную руку. Ее покрывали темные волосы, на костяшках были все еще заметны потускневшие ссадины. Сперва малыш не понял, что от него хотят, но вспомнил, как отец сжимал бледнющую клешню существа. Ему же не говорил так делать, но, может, это тоже какое-то правило, которое нужно выполнять? Генри нерешительно прикоснулся к ладони человека пальцами, словно хотел прощупать ее на наличие ловушек. Но все казалось безобидным, и он положил руку, пытаясь не выдать внутреннее напряжение.

— Я Генри…

Человек отпустил трость и укрыл крохотную ладошку Генри второй рукой, будто хотел спрятать ее от всех или забрать себе. Но он не выглядел враждебно, пусть совсем не улыбался, ни губами, ни глазами. Малыш подумал, что хотел бы быть его вещью, а не того мерзкого мужчины. Но вряд ли ворон забирал души себе. Вряд ли он разделял это желание. А может все же разделял, но тот человек уже завладел Генри и наверняка поделился только в знак дружбы. От этих мыслей не становилось ни капли легче, и кроха тяжело вздохнул. Но человек вновь коснулся его плеча и осторожно погладил, будто почувствовал боль мальчика на себе. Ему правда не хватало бороться с собственной, раз он и боль Генри решил утихомирить? Странный-странный человек.

— Пойдем.

— К-куда?

— На свежий воздух. Поговорим.

Мужчина вновь оперся на трость и медленно похромал прочь. Генри пошел за ним не сразу. Ненадолго задумался, сжавшись, как птенец, выпавший из гнезда. Бежать было некуда, вокруг него в любом случае оставался чужой незнакомый мир, до сих пор бывший враждебным. Но оставаться одному хотелось гораздо меньше, чем следовать за вороном, который, малыш надеялся, защитит от других, злобных воронов. Несмотря на ослабленный вид, он выглядел крепким и на самом деле сильным, просто кто-то навредил ему, как и Генри. Может, если идти за ним, получится узнать его лучше, и человек ему хотя бы капельку понравится? Генри еще раз вздохнул. Кое-как опустился на холодную плитку и последовал за вороном, уносящим души в страну мертвых.