Декабрьское полнолуние (джен)

— Блэк! Сириус! Блэк, ты живой? … твою мать, очнись!

На “твою мать” у Сириуса сработал рефлекс — его рука шевельнулась, дабы трансфигурировать брань в паука, но это оказалось невозможным.

Во-первых, в руке не было палочки.

Во-вторых, рукой вообще было невозможно пошевелить. И другой рукой тоже. Ноги не слушались. Надо полагать, от холода...

Сириус раскрыл глаза и задумчиво уставился на заснеженные ветки над собой. Зачем, интересно, ему понадобилось укладываться в снег? Неужели они с Джеймсом успели-таки нализаться до потери сознания? Едва ли. Они и полбутылки не выпили…

— Блэк!

Сириус с трудом повернул голову на голос и обнаружил рядом Поттера, тоже в горизонтальном положении.

— Что... случилось? — выговорил он застывшими губами.

— А ты сам не понимаешь? Какая-то ё…ная сука нас оглушила и связала!

В течение следующих минут Джеймс густо сыпал бранью, разнообразной, как Всевкусные конфеты, а Сириус осознавал происходящее. Да, он лежит на спине, руки притянуты к туловищу, ноги связаны. Всё тело затекло и онемело, даже щёки.

Тут Джеймс такое загнул, что пришлось призвать его к порядку:

— Поттер, ты неблагородно пользуешься моей беспомощностью! Чем растрачивать словарный запас, лучше придумай, как нам освободиться!

Джеймс замолчал, с ненавистью глядя на Луну, видную сквозь редкое переплетение голых ветвей, потом скосил глаза на Сириуса:

— Ты случайно не в своих пижонских сапогах? — осведомился он.

— В них, — признался Сириус, — но отчего же случайно? У меня с моими сапогами глубокая и прочная душевная связь, ты сам это неоднократно утверждал. Может ли такая связь быть случайной?..

Тут Джеймс ещё несколько раз подряд “воспользовался” Сириусовой беспомощностью, после чего перешёл на печатный:

— Повернись ко мне спиной, — скомандовал он.

— Опомнись, Джеймс! — взмолился Сириус, — тебе нравится Эванс! Нельзя быть настолько широким человеком!

Вместо того чтобы разозлиться, Джеймс встревожился.

— Эй, Блэк, — позвал он, — ты, никак, головой ё...лся? На нас напали, ты что, не понял? Хорош п...деть! Повернись ко мне спиной и согни свои чёртовы ноги, насколько сможешь!

— Не могу, — выговорил Сириус, стуча зубами, — не могу двинуться…

— Раз можешь дрожать, можешь и двигаться, — возразил Джеймс, — давай, Сири, живее, мы и так тут чёрт знает сколько провалялись!

Извиваясь всем телом и скрипя зубами, Сириус перекатился на бок и согнул ноги, так, чтобы декоративные шпоры на его сапогах оказались досягаемы для Джеймса. Джеймс, так же извиваясь, придвинулся к Сириусу и принялся ощупью, срываясь и раня руки, перетирать веревку о маленькую шипастую звёздочку. Молча, конечно, он этого делать не мог — ругался так, что снег вокруг них с Сириусом таял, шипел и испарялся.

Магическая веревка — это вам не конопляный канат и даже не такая-перетакая рыболовная леска, что бы ни утверждал Джеймс. Шипы на шпоре сточились, пока лопнули последние волокна. Джеймс полежал немного лицом в снег, потом, кашляя и ругаясь, перевалился на спину. Потом сел и принялся шарить по карманам в поисках палочки. Не нашедши палочки, выпустил очередной залп ругательств, потом сказал: “Прости, брат”, и отломил от Сириусова сапога вторую, неисточеную шпору. Перепилил этой шпорой веревку, которой был связан Сириус.

Пока Сириус пытался восстановить кровообращение в онемевших конечностях, Джеймс встал и вновь пустился на поиски палочки, но нашёл только упавшую и опустевшую бутылку из-под огневиски. И высказался по обоим поводам в отдельности. Сириус решил возобновить воспитательную работу, но вспомнил, что и у него нет палочки.

— Ну, б…, за...бись! — подытожил Джеймс.

Сириус молча встал и, заплетаясь непослушными ногами, побежал к Иве. Джеймс поспешил следом — что интересно, молча.

В Визжащей Хижине было темно, хоть глаза выколи, и совершенно пусто. Сириус не испытал удивления. Страха он тоже не испытывал. Вообще никаких отчётливых чувств. Ему казалось, что эфемерная душа и вполне вещественные внутренности смёрзлись внутри него в колючий ком, и он не мог понять, отчего именно он дрожит — от холода, страха, бессильного гнева или от осознания случившейся беды.

Джеймс с шумом полез обратно в тоннель, Сириус ещё немного пошарил в темноте руками по полу, неизвестно, на что надеясь, но добился только того, что обо что-то поранился. Кроме того, он вдруг понял, что в темноте не сможет найти выход. Впервые в жизни он почувствовал, насколько беспомощен маг без волшебной палочки. Сначала ему стало страшно, потом стыдно, а потом он разозлился. Выпрямился, прислушался и уверенно определил, что выход в той стороне, откуда доносится богохульный голос Джеймса.

Выбравшись из тоннеля, он обнаружил, что Джеймс висит, как на турнике, на одной из нижних веток неподвижной Ивы, и всем весом пытается эту ветку сломать .⁽¹⁾

Сириус обхватил Джеймса вокруг пояса и рванул вниз. Крепкая ветка хрустнула, обломилась, Ива вздрогнула, но не очнулась, зато ветка сразу ожила, завертелась в руках Джеймса, норовя хлестнуть его по глазам.

— А вот хрена! — весело сказал Джеймс, держа ветку на отлёте, как злющую кошку. Потом положил ветку на землю и придавил ногой, а Сириус, сообразив, сбросил свою мантию и накрыл ею ветку. Ветка поегозила под чёрной материей, но выхода не нашла и замерла, вздрагивая и, кажется, жужжа, как пойманная, но не раздавленная оса.

Они сломали ещё ветку, и Джеймс ловко накрыл её широкой полой своей мантии, так, что ветка и дёрнуться не успела. Сириус подобрал с земли свою мантию вместе с веткой, и только тут они задумались, куда же им идти. Между Ивой и Лесом простиралась сияющая под Луной снежная целина — ни единого следа.

— Куда делся этот доходяга? — сипло осведомился Джеймс и чихнул.

— Туда, — сказал Сириус и указал в сторону Леса.

— С чего это?

— Что-то там есть. Скверное что-то.

— Бредишь ты, что ли? Ни единого следа не видно, вообще ничего нет.

Сириус пожал плечами:

— Тот, кто нас оглушил, тот и следы замёл. Но я ведь Блэк, и меня ему не обмануть…— Сириус закрыл глаза, глубоко вдохнул колючий воздух. — Там, в Лесу, творится ворожба. Тёмная.

— Даже так? Тогда пошли, чего ждём?

— Верность дружбе и долгу меня когда-нибудь погубит, — сообщил Сириус, поудобнее перехватывая ивовую ветку и делая первый шаг к Лесу.

— Не сегодня, — успокоил его Джеймс.

— Откуда такая уверенность? — угрюмо спросил Сириус.

— От директора, — беспечно отозвался Джеймс. — Старик уверен, что мы справимся. Иначе хера с два нам бы дали уйти из замка.

— Может, вернёмся? Тревогу поднимем, преподавателей соберём…

— Трусишь, Блэки?

Страха он не испытывал. Тяжёлое, до дурноты, отвращение — это да. Как будто собирался нырнуть в сточную канаву. Очень хотелось свалить эту миссию на кого-нибудь другого.

— Не видел ты тёмного колдовства…

— Вот как раз и посмотрю, — хмыкнул Джеймс и ускорил шаг, хотя они и так уже почти бежали. Наверное, от бега и морозного воздуха у Сириуса вдруг закололо в груди, он задохнулся и остановился. Джеймс с разбега обогнал его и сердито обернулся:

— Чего встал?

— Сейчас… подожди..

Сириус согнулся, пытаясь отдышатся, и ухватился за какой-то обломанный пенёк, торчащий из снега. И тут же, охнув, отдёрнул руку — прикосновение отозвалось тошной болью. Перед глазами на мгновение вспыхнул редкий огненный пунктир — искры, уходящие прочь, в глубь Леса. Джеймс встревоженно шагнул к нему, но Сириус уже рванул вперёд, по угасающему огненному следу, всё так же полусогнувшись. Отвращение сменилось паникой травимого зверя.

И уверенностью. Если прежде он только ощущал, что сердце опасного и омерзительного начинания бьётся в Лесу, то теперь увидел путь к этому сердцу — огненные следы, тускнеющие маяки боли и страха. Они вели… к Люпину? Может быть. Это было уже неважно. Главным было то, что Сириус отдал бы что угодно, лишь бы не идти туда, лишь бы развернуться и бежать сломя голову назад, к Замку, задыхаясь и подвывая от ужаса. Если бы он был один, он бы так и сделал, а потом, наверное, сгорел бы со стыда...

Если бы он был один. Но справа-сзади бежал Джеймс, закусив край шарфа, чтобы не наглотаться морозного воздуха. Не позориться же перед ним! И Сириус мчался, не разбирая дороги, ориентируясь на редкие пронзительные удары боли, страха и омерзения.

Так они добежали до просеки в буреломе, и тут Джеймс заставил Сириуса остановиться.

Потому что снег на просеке был истоптан множеством ног. Потому что звучало в ночном морозном воздухе нестройное унылое песнопение.

Джеймс вытянул из глубокого кармана штанов большую тёмную тряпку и развернул её, слегка встряхнув. Сириус сначала и не понял, что это. Сообразил только тогда, когда Джеймс накинул край тряпки на себя и приглашающим жестом приподнял оставшийся, более широкий край. Это же старая мантия-невидимка Джеймса! На младших курсах они пользовались ею вовсю и могли спрятаться под нею всей комнатой. Но в последние два года они стали голенастыми, как подрастающие доги, и перестали помещаться под изношенной тканью даже поодиночке. Но теперь придётся поместиться.

На полусогнутых ногах, в тесную обнимку, скорчившись под мантией в три погибели, Джеймс и Сириус подобрались к опушке круглой поляны.

На круглой поляне имел место мрачный обряд. То есть, задуман он был, как мрачный. Сколько-то — непонятно сколько — человек образовали круг в середине поляны и распевали хорал. Народ был укутан в мантии, капюшоны у всех были накинуты. Все стояли спиной к опушке и драли подростковые глотки кто во что горазд, но при этом одинаково хрипло, пискляво и ни разу не музыкально.

В мёрзлом чёрно-зелёном небе стояла Луна и изливала мёртвый свет на этот детский сад на выезде. Слизеринский детский сад, разумеется. Какому ещё детскому саду придёт в голову забраться ночью в Запретный Лес?

— Что за херня? — сипло высказался Джеймс. — Это, что ли, твоя тёмная ворожба? Тёмные рождественские гимны в тёмную рождественскую ночь?

Сириус невольно фыркнул. Страх отпустил его, и он перевёл дыхание с облегчением и стыдом.

Как выяснилось, преждевременно. Хорал на мгновение прервался, и из самого центра толпы вырвался протяжный болезненный вой.

Сириус машинально попытался выхватить палочку, которой не было. Он скрипнул зубами от злости и дёрнулся было выскочить из-под мантии на поляну, но Поттер словно окаменел, и вырваться из его хватки оказалось невозможно.

— Там Рем!— сдавленно прошептал Сириус.

— Слышу. Не хипеши, стой спокойно.

Чего Джеймс ждёт? Да, у них нет палочек. Но и бешеных ивовых веток достаточно, чтобы разогнать банду малолетних вивисекторов!

Между тем вой затих, пение возобновилось и даже как будто стало слаженней. Джеймс продолжая крепко удерживать Сириуса, сосредоточенно сопел — думал, надо полагать. Потом тихо и отчётливо проговорил Сириусу на ухо:

— Нахрапом мы не добьёмся ничего. Палочек у нас нет, а у этих — есть, но в данную минуту ими никто не пользуется. Я сейчас подберусь к ним поближе и постараюсь вытянуть у кого-нибудь хотя бы одну. Тогда у нас появится какой-то шанс…

— Давай вместе пойдём, — предложил Сириус в ответ. — Подберемся поближе и врежем...

— Чем, б…, врежем?

— Ветками. Ветками врежем. В такой тесноте эти гадята половину своих же положат заклинаниями, пока разберутся, что к чему.

— Половину-то положат, — согласился Джеймс, — но останется ведь вторая половина. И ещё Рем. Так что стой здесь и жди меня. И без самодеятельности, понял?

Когда в поле зрения нет Эванс, Поттер умнеет на глазах. Просёк, что Сириус сейчас не боец, и единственное, на что он способен, это именно постоять и подождать. И постараться не сдохнуть в процессе ожидания.

— Ладно, — прошептал Сириус, — только не забудь, что Мантия не скроет следов на снегу.

Поттер только открыл было рот, чтобы отбрить Блэка как следует (в самом деле, снег утоптан до того, что углядеть на нём новые следы, пусть и появляющиеся х.. знает откуда, попросту невозможно, так что пусть Блэк не умничает под руку…), как вновь раздался мучительный вой. Разлился по Лесу, вытянулся, истончился в иглу и ушёл ввысь, к Луне. И не успел он затихнуть, как раздался другой голос — человеческий, более того, девичий и очень знакомый:

— В чём дело? Почему остановка?

Джеймс придушенно охнул, как будто пропустил удар в живот. Даже Сириус, исполненный гендерных предубеждений и товарищеской ревности по верхнюю рисочку, такого точно не ожидал.

Эванс!

И тут их опять оглушили. И опять сзади.

1) — у нормальной ивы ветви тонкие и ломкие. Ну, так то у нормальной.

Вернуться к тексту