Эпоха (гет)

Люциус не хотел просыпаться. Его организм не переносил недосыпания — он мог мало есть, мог даже какое-то время не развлекаться с девочками, но, не получив необходимую порцию сна, становился злым, как сфинкс, у которого отгадали уже семь загадок кряду. «И самое подлое, — подумал министр, наслаждаясь последними секундами горизонтального положения, — что правители в избытке могут получить все, кроме сна». Хроноворотом он не пользовался в принципе, считал, что это сильно укоротит его жизнь, и он многого не успеет.

Резким движением откинул одеяло, не заботясь, что подставляет холодному воздуху спину своей пассии. Не обращая внимания на сонные протесты миленькой рыженькой девушки, он оделся, набросил на плечи мантию, отороченную шкурой леопарда, и покинул комнату, оставив Мери одну.

Пол снова вернулся к себе только утром, ужасно уставший после дня занятий в училище авроров, куда он все-таки поступил, и бессонной ночи на кладбище. К его удивлению, Дайана не спала, а одетая и совершенно проснувшаяся ходила по комнате и собирала вещи.

— И что это значит?

— Пол, знаешь, я так подумала… Сколько мы уже встречаемся?

— Ну, четыре месяца, а что?

— Я думаю, нам лучше расстаться сейчас.

— Нашла уже кого-то?

— Ну, в общем, да, нашла. Так что мы теперь будем только друзьями, хорошо?

Пол кивнул, Дайна ушла. Он с полминуты смотрел на дверь, а потом шагнул к кровати, не раздеваясь, повалился на нее и тут же уснул.

Дайана, теперь свободная, как ветер, летела к ресторану, где часто видела красивого молодого мужчину со светлыми волосами, и откуда они вчера вечером ушли в гостиницу, расположенную через дорогу. Он и сейчас сидел там же, со скукой наблюдая за унылым утренним пейзажем и потягивая вино. Было утро, поэтому посетителей было мало. Можно сказать, что в утренние часы ресторан этот работал только для одного посетителя, и не ошибиться. Хоть блондин и смотрел в окно, он не заметил Дайану, проходившую мимо. Но когда она присела за его столик, лукаво улыбаясь, он все-таки увидел ее. Слегка нахмурился, потом произнес:

— Доброе утро, мисс…

— Драко, мы же вроде уже договорились, что просто «Дайана»!

«Точно, Дайана».

— Позволь угостить тебя вином?

— С удовольствием, а ты как думал?

Как и многие другие второкурсники, Марк считал себя уже совсем взрослым, настоящим студентом Хогвартса, и поэтому чуть свысока поглядывал на взволнованных церемонией распределения будущих первоклашек. Так получилось, что рядом с ним села только что направленная в Гриффиндор маленькая девочка со светлыми косичками. Обретя рядом такой подходящий объект, он принялся рассказывать ей про жизнь начинающего волшебника. Сидевшие вокруг ученики делали все возможное, чтобы не прыскать от смеха, но когда Марк дошел до экзаменов, несколько человек не выдержали и весьма недвусмысленно захихикали.

— … А потом тебя заточат в самую высокую башню и оставят на неделю без еды, а когда достанут, то посмотрят, на сколько ты похудела, и если больше, чем на десять килограммов, то экзамен считается проваленным, и тебя сразу отправляют на пересдачу.

Потом студентам выдали их расписания. Пробежав взглядом свое, Марк тут же от избытка любознательности заглянул и в расписание соседки — и шутить ему расхотелось. Он не понял, почему там значатся предметы, которых он не изучал и почему перераспределено количество часов в неделю на те уроки, которые у него были.

«Ежедневный пророк».

С этого учебного года в школе волшебства и чародейства Хогвартс вводится совершенно новая программа для учеников первого курса. Расширен курс истории, и теперь он включает в себя не только историю как таковую, но и элементы социологии, политологии и исторического анализа. Поэтому на расширенную историю отводится теперь не две пары в неделю, как раньше, а пять, и этот предмет официально считается самым важным в школьной программе.

Марк «Пророка» не читал, но общался периодически с учениками первого курса и потому знал о новых предметах. Все эти «логии» звучали заманчиво, и он не очень понимал, почему они были единодушно признаны скучными и неинтересными уроками. Он то и дело доказывал первоклашкам, что они не правы и просто не умеют увидеть и осознать всю глобальность и масштабность этих занятий. Первоклашки смотрели на него как на слегка странного и не спорили, но оставались при своем мнении.

Как-то раз после урока истории, стоящего по расписанию последним, Марк подошел к профессору Саймон поговорить. Вечер у него был совершенно свободный, интересных дел не намечалось, вот он и решил занять себя таким образом. Хотя, скорее всего, он так не думал, а просто повинуясь какому-то внутреннему импульсу, захотел задать интересующий его вопрос.

Профессор Саймон, невысокая худая женщина с короткими седыми волосами и привычкой двигаться нарочито аккуратно и осторожно, не слишком удивилась, увидев, как Марк направляется к ней. За год преподавания этому мальчику она усвоила, что его интересует буквально все, и успела уже устать от его желания докопаться до самой сути любой проблемы.

— Скажите, профессор, вот у первого курса сейчас новая программа, да? А можно мне учебник почитать?

— Э-э, ну хорошо, давай сейчас зайдем ко мне, я тебе его дам до понедельника, — по лицу профессора Саймон было заметно, что она чрезвычайно удивлена такой, мягко говоря, нестандартной просьбой, хоть она и исходила от Марка.

— О! Спасибо большое! А то эти мелкие все говорят, что скучно, а я не понимаю, — Марк улыбнулся, — что там может быть скучного.

Но, увы, Марк не смог осилить и первого параграфа. Эта книга не имела ничего общего с увлекательными статьями, что он пачками скачивал с разных сайтов. Он пролистал ее целиком, но так и не обнаружил ничего, что могло бы его увлечь. Возможно, что-то интересное Марк и нашел бы, но не было ни малейшего желания продираться сквозь напыщенный стиль и нагроможденные фразы.

Как и все третьекурсники, Грета с нетерпением ждала первого визита в Хогсмид. Разговоры об этой деревне не смолкали в спальне девочек с первого сентября. Неудивительно, что в этот знаменательный день она проснулась вместе с солнцем, быстренько умылась, оделась и разбудила подруг, чтобы не ждать завтрака в одиночестве. За дружеской перебранкой и перекидыванием подушками время пролетело незаметно, и вот, уже…

Слишком быстро Грета обошла все достопримечательности, и в душе ее постепенно разрасталось разочарование, практически неизбежное после того, как исполняется то, чего ждешь так долго. Болтовня и громкий смех подруг стали раздражать ее, поэтому она потихоньку отстала от них, чтобы побродить не торопясь, в одиночестве, и составить более четкое впечатление об этом месте.

Она отошла уже весьма далеко от «Трех метел», когда заметила небольшой деревянный дом, над дверью которого красовалась табличка с одним-единственным словом: «Задумки». Грете показалось, что когда-то, очень давно, она слышала что-то про такое или подобное название, но ничего конкретного так и не вспомнила. Девочке очень захотелось зайти внутрь — название заинтриговало ее, смутные воспоминания только усиливали это чувство.

Но отсутствие людей поблизости, узость тропинки, ведущей к крыльцу, непохожесть домика ни на один из виденных ею ранее магазинов заставили ее усомниться в том, что это помещение является местом, где ждут всех желающих. Может, это просто жилой дом, хозяин которого, в силу своей эксцентричности, решил украсить вход не резьбой, а вывеской?

Однако колебалась она недолго. Любознательность взяла верх над опасением показать себя невежливой, и она поднялась на крыльцо и постучала.

Подождала полминуты, постучала еще раз. Никто не ответил, и она осторожно приоткрыла дверь и заглянула в образовавшуюся щель.

Внутри было темно, пахло пылью; Грета даже заметила на потолке, в углу, серый комок нитей — паутину. Совсем рядом с входом находился прилавок — Грета с облегчением поняла, что это все-таки магазин или что-то в этом роде; на стенах располагались полки — много-много узких полок, сплошь заставленных маленькими колбочками. За прилавком никого не было. Она кашлянула, чтобы привлечь внимание хозяина или хозяйки. Через миг пред ней предстала высокая полная женщина с очень светлыми волосами и мечтательным выражением больших, чуть навыкате, глаз.

— Ко мне редко заходят, — сообщила она вместо приветствия.

— Я… эээ… меня заинтересовала вывеска. «Задумки»?

— Да, — женщина показала рукой на полки. — Здесь собраны мысли, мечтания, в основном мои.

— А как это?… — Грета была зачарована обстановкой, полумраком, чем-то неуловимом в словах, а может быть, в голосе хозяйки.

— Посмотри, — и женщина протянула ей довольно крупную колбу, заполненную чем-то лазурно-голубым. Грета стояла с колбой в руках, недоумевая, что с ней надо делать, и почему-то стесняясь немного. — Ты не знаешь, как пользоваться мысливами?

Грета это знала; мысль была короткой, но произвела на Грету впечатление. В синем небе летел лазурный дракон, грозный и прекрасный. Свист от взмахов крыльев был единственным звуком, нарушающим легкую и радостную тишину. Через прозрачные крылья пробивались серебряные лучи солнца, а на спине сидела девушка в шелковых развевающихся бирюзовых одеждах.

— Кто она? Где это было? Я никогда не слышала о таких драконах…

Хозяйка спокойно улыбалась, смотря на Грету, и та внезапно поняла: название магазина, чересчур яркое небо, неестественная тишина — все было слишком прекрасным, чтобы быть правдой…

Когда Грета вышла, было уже темно. С возрастающим беспокойством посмотрела на часы — она почти опоздала! Со всей скоростью, на которую только были способны ее ноги, бросилась она к «Трем метлам» — и успела! Декан только чуть укоризненно посмотрела на нее, но не сказала ни слова; когда детей строем повели обратно в Хогвартс, к Грете стали приставать с вопросами — но отвечать не хотелось.

Легкое чувство разочарования, посетившее девочку в середине дня, исчезло без следа. Но интересные события на сегодня еще не кончились.

— Посмотри, что я купила! — Лара протягивала Грете новую книжку, с обложки которой махал рукой мальчик в круглых очках и со шрамом на лбу.

— Ух, здорово! «Гарри Поттер и падение Вольдеморта»! Слушай, а ты почитать не дашь?

— Нет, и не проси! Только когда сама прочитаю! — и Лара, смеясь, прижала книгу к груди.

Ждать Грете пришлось до рождества — подруга ее читала медленно, но ни за что не хотела расставаться с книгой.

После праздничного ужина в кругу семьи — родители и она сама — Грета, зевая, поднялась к себе. Сон неожиданно пропал, и она вспомнила про «Падение Вольдеморта». Сначала девочка пролистала всю книжку, просмотрела иллюстрации. Особенно ей понравилась предпоследняя картинка, где Гарри был особенно красив и мужествен — глаза сверкали в праведном гневе, волшебная палочка была воинственно поднята, ветер развевал плащ и трепал непослушные волосы.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

… К сожалению, не удалось обезвредить всех приспешников Вольдеморта, несмотря на все старания. Основную опасность представляли, конечно, Лестранжи — именно они образовали центр, вокруг которого собирались силы, враждебные нашему государству. …

За вечер Грета, конечно, книгу не дочитала, а потому спустилась завтракать, как обычно в таких случаях: выступала очень медленно, придерживаясь одной рукой за стену или перила, а во второй держала книгу, от которой не отрывала взгляда. Если родителей не было дома, то чтение продолжалось и за завтраком, в противном случае книжка просто отбиралась. Как и сегодня.

Джинни привычно вытащила «Падение Вольдеморта» из рук дочери, небрежно скользнула взглядом по названию — и замерла. Стараясь казаться спокойной, пролистала страницы, посмотрела предисловия, изучила картинки. Потом молча передала находку Гарри, который был занят тем, что ел вкусный омлет и одновременно обдумывал что-то важное, и потому не смотрел на жену. Увидев обложку, он даже подавился. В точности повторив действия жены, он исследовал издание, а затем спросил:

— Где ты это взяла?

Джинни молча показала рукой на дочь.

— Да мне подружка почитать дала. А что, что-то не так? — она заинтересованно улыбнулась.

— Э… Да нет, все замечательно. А когда тебе ее назад отдавать? Можно, мы тоже почитаем?

— Ну да, конечно, успеете. Я уже почти за середину перевалила.

Грета во время завтрака то и дело косилась на родителей, которые, несомненно, выглядели весьма странно, но вопросов больше не задавала.

Дома лежала только начатая работа по вампирам да несколько едва ли открытых хоть раз книг, но Пола это не заботило. Он рассматривал дом красного кирпича, стоявший на некотором расстоянии от остальных; темные окна, не все из которых были застеклены, раскрошившиеся стены, покрытые плющом. Пол слышал, как жители соседних домом жаловались на мрачность этого строения, на таинственные тени, мелькавшие иногда в окнах, и не разрешали своим детям подходить близко. Дом, заинтересовавший его, находился в маггловской части, и по такому случаю Пол надел джинсы и куртку — черные, чтобы быть незаметным в темноте. Он проверил палочку, поправил воротник и медленно и осторожно подошел к тяжелой решетке; открыл с помощью магии замок на воротах, проскользнул во двор; стараясь не попадать в пятна лунного света, подобрался к двери и таким же образом попал внутрь.

Пыль, скрипящие половицы — у Пола появилось чувство, что здесь обязательно должны обитать вампиры; он прошел по длинному коридору, который завернул в конце, и увидел выцветший гобелен, тот был настолько старым, что края его превратились в лохмотья, а один угол оторвался и висел теперь так, что часть изображения невозможно было увидеть. Пол расправил гобелен и увидел на нем сцену совершенно обычную, даже повседневную — кабинет, его хозяин в черном халате склонился над внушительным фолиантом, по левую руку от него сидела черная кошка, жмуря янтарные глаза. Обстановка кабинета выполнена очень тщательно, а все изображение выдержано в серо-коричневых тонах. Пол почувствовал какой-то скрытый смысл во всем этом и не захотел продолжать свои исследования, пока не найдет этот смысл. За его спиной раздалось громкое мяуканье. Он резко обернулся и в свете луны увидел черную кошку, уставившуюся на него желтыми глазищами. Мяуканье повторилось, и кошка, выгнув спину, растворилась в тенях в углу. Пол вытащил палочку из рукава, приготовился в любой момент использовать ее и пошел туда, где исчезла кошка.

Однако в том углу не было ни двери, ни окна, ни даже самой маленькой щелочки, а между тем кошка пропала; Пол покачал головой и стал искать путь наверх — он думал, что именно там, скорее всего, находится гнездо вампиров, потому что местные жители упоминали движущиеся тени, а первый этаж не был виден из-за разросшихся кустов. Поднимаясь по обнаруженной лестнице, он заметил на перилах и ступеньках участки, где слои пыли были гораздо тоньше, чем рядом. Пол понял, что он на верном пути, и продолжил восхождение. Напряжение нарастало по мере того, как Пол приближался к цели; пока ночь была тихой, но внезапно поднялся ветер, он засвистел в щелях, зашевелил занавеси и так же внезапно стих; Пол подумал, что кто-то не хочет, чтобы он шел дальше. Но мысль о возвращении даже не пришла ему в голову. Добравшись до коридора на втором этаже, по обеим сторонам которого шли закрытые двери, он наклонился и обнаружил на полу кучки засохшего помета летучих мышей. Он поднял глаза к потолку, но там никого не было; значит, кто-то вспугнул их, заставил искать новое убежище! Остался последний шаг; Пол внимательно изучил все двери; двигался он бесшумно и осторожно; одна дверь оказалась выломанной, и за ней ничего не было. Остальные были целыми, и вскоре он нашел ручку, на которой было совсем немного пыли. Повернул ее, что-то щелкнуло, и дверь подалась; когда Пол заглянул в комнату, первое, что он увидел, была та самая кошка, снова мяукавшая. Она сидела на ящике, и больше в комнате никого не было. Пол зашел внутрь, рассеянно тронул ногой гору тряпок, служивших кому-то, видимо, постелью. Здесь же обнаружились и другие вещи. Опустившись на корточки, он стал рассматривать свои находки. Запас свечей, спички, табак, колода замусоленных карт, бутылка портвейна, обрез, патроны к нему. Пол сделал глоток и поморщился — портвейн был дешевым. Он попробовал убедить самого себя, что обнаружить временное убежище маггловских преступников тоже весьма занимательно, но не особенно преуспел в этом. Подозвал кошку, и в конце концов она преодолела свой страх и позволила погладить себя.

Спустя десять минут Пол покинул дом-без-вампиров; в одной руке он нес недопитую бутылку, другой аккуратно держал кошку.

Люциус был зол. Очень зол. Это случается, когда приходится на протяжении многих лет слишком много работать. Все, кто обычно ублажали его, просто тряслись от страха и не знали, что такое сделать, чтобы он успокоился. Наконец, к облегчению большинства, он бросил:

— Хочу эту… рыжую…

Все подумали, что буря улеглась — сейчас ему дадут рыжую, он успокоится, и все будет хорошо. Однако ответственный за это дело неожиданно побледнел и произнес:

— Министр, господин… Это невозможно…

— Что? Что ты сказал? — совершенно спокойно, только глаза блеснули, как сталь.

— Она, она умерла, сэр!.. Мне очень жаль, сэр…

— Идиот, — Малфой развернулся и пошел было прочь, но вдруг остановился и бросил через плечо: — И от чего, позвольте поинтересоваться?

Этот простой вопрос заставил ответственного по девочкам побледнеть еще сильнее; он облизнул пересохшие губы и выдавил:

— Она заболела… — он явно надеялся, что вопросов больше не будет, хотя и не верил в это.

Люциус медленно подошел к нему, поднял тростью подбородок так, что ответственному пришлось смотреть прямо в глаза министру, и повторил:

— Ну, не бойся же! Скажи мне, отчего умерла та шлюха? — Люциус глядел сверху вниз.

— Она… у нее… у нее был СПИД…

— Стой! — приказал Люциус одной из девушек, что следили за чистотой в его апартаментах. — Нет, красавица, ты не пойдешь к себе. Вы все останетесь тут. Все, — он для наглядности указал по очереди на каждого тростью. Всего в комнате, кроме министра, находилось шесть человек, — иначе вам придется умирать долго и мучительно. А впрочем, я все равно вам не доверяю, — и Люциус с помощью серии взмахов палочкой сделал так, что они не могли больше говорить.

Он вышел из комнаты, нашел дворецкого и объяснил:

— Любой, кто зайдет в эту комнату или вступит в какой бы то ни было контакт с теми, кто находится внутри, может заказывать гроб.

— Мне нужен Макнейр!

— Эээ… Да, министр, сейчас…

— Сейчас же.

— Да, сэр, конечно, сэр…

Хотя исполнить этот приказ министра в данный момент было весьма затруднительно — идиоту Макнейру взбрело в голову именно сегодня устроить веселье и сейчас он отсыпался, даже не раздевшись. Прошло много времени — много, если учесть, что министр ждал, — прежде чем того привели в чувство.

Люциус неторопливо мерил шагами залу.

— Дорогой мой Макнейр, известно ли вам, какую должность вы занимаете?

— Так точно, господин министр! Я являюсь главой КБМСБ! — его, конечно, протрезвили, но соображал он еще неважно.

— Так почему же я должен ждать главу КБМСБ, когда он мне понадобился? Я считал, что он должен быть постоянно готов к выполнению своих обязанностей, разве я не прав?

— Виноват, господин министр, больше не повторится!

— Я в этом уверен, я в этом уверен, — Малфой указал на дверь. — Здесь находятся люди, которые знают больше, чем им положено. Действуй. Да, если окажется, что кого-то не хватает — вся моя прислуга в твоем распоряжении.

— Господин министр!

— У тебя вопросы? — Люциус удивленно поднял брови.

— Да, сэр! Сколько человек должно находиться в комнате?

— Хороший вопрос, что удивительно. Шесть или семь.

— Понял, сэр.

— Макнейр!

— Да, сэр?

— Кто твой заместитель?

— Долохов, сэр.

— Ясно. Выполняй.

«Ежедневный пророк»

Новой главой КБМСБ назначен заместитель Макнейра, А. Долохов.

* * *

И последняя «запись».

Над серебристой поверхностью старого мыслива появилась маленькая прозрачная фигура Альбуса Дамблдора; он с комфортом устроился в кресле, на коленях у него расположился Фоукс — мирная сцена. Какое-то время — недолгое — директор молча гладил алые перья, а потом поднял голову и посмотрел, как показалось Марку, прямо ему в глаза.

— Пожалуй, то, что я сейчас скажу, будет последним моим воспоминанием, что дойдет до кого-то. Поэтому можно назвать то старческое брюзжание, что я собираюсь до вас донести, моим завещанием, — Альбус улыбнулся и подмигнул, чем немного удивил Марка, который знал, что у легендарного директора были свои причуды, но представлял их себе как приступы маразма человека давно и безнадежно постаревшего для своего поста, но не снимаемого с него из-за прежних заслуг. Старик снова посерьезнел. — Гермиона, мыслив ордена будет храниться у тебя. Даже нет, не храниться — использоваться. Ты умная, молодая. Ты сможешь подождать пару месяцев или даже год, пока все утрясется, и тогда найдешь правильное применение этому сборнику информации. Я верю в то, что ты справишься, — он снова улыбнулся, на этот раз не лукаво, а мягко, ласково и даже немного грустно. — Я верю, что вы все без меня справитесь, и знаешь почему, Гермиона? Потому что я никогда не брал на себя все. Понимаешь? Как бы ни был умен, мудр, хитер — оставим ложную скромность, ладно? — человек, если все держится только на нем, то система будет ненадежна. Он всегда может умереть, сойти с ума, и если он не один управлял всем делом, если остальные не привыкли всецело полагаться на него так, что разучились думать и принимать решения сами, если они были не просто исполнителями, но и немножко руководителями тоже, то тогда и после потери «самого главного» дело не умрет. Мне кажется, что я справился со своей задачей. Орден Феникса — сильная группа, во всех смыслах. Он выживет и сохранит свою силу. А ты, Гермиона, будешь хранить Историю. Хранить и использовать ее, когда потребуется. Счастья тебе и всем вам.

Дамблдор встал, подошел к мысливу и принялся добавлять в серебристую жидкость свое обращение. «Запись» оборвалась, когда он в последний раз заговорщицки улыбнулся, и голубые глаза блеснули сквозь линзы очков-половинок.

Марк какое-то время сидел совершенно неподвижно, уставившись в одну точку, потом тряхнул головой, словно пытаясь уложить поудобнее всю ту информацию, что получил за ночь. Ведь, действительно, была уже ночь, даже утро. Много часов занял просмотр даже части мыслива.

К действительности его вернул звук сдерживаемого изо всех сил плача. Он, изумленный, обернулся; Гермиона закрыла лицо руками, стараясь не выпускать наружу свое отчаяние.

— Мама? Ты что? — в ответ она только покачала головой и еще сильнее прижала ладони к лицу.

Марк сбегал на кухню, нашел в аптечке успокаивающее зелье, накапал в воду нужное количество капель и подал Гермионе. Через минуту она пришла в себя, но была немного смущена. Наконец Марк осторожно попросил ее:

— Расскажешь, как ты выполнила завещание Дамблдора?

— Ты еще не понял? — грустно улыбнулась Гермиона. — Мы с Роном были в безопасном месте, а вокруг творились такие ужасы, и мы потеряли связь со всеми. Потом появились Гарри с Джинни, и нам всем хотелось только одного — нормальной, спокойной жизни. Я не могла не только подвергать их опасности, я боялась разрушить с таким трудом созданное подобие человеческой жизни. Марк, понимаешь, они только начали чувствовать себя хоть иногда, хоть немного счастливыми, несмотря на все это... Это было как сознание, что от нас уже ничего не зависит, и можно не думать ни о чем великом. Разве мы не заслужили покоя?

Марк молчал.

— Ты первый, кому я все это рассказала. Никто, по-моему, так ни разу и не вспомнил про мыслив, а если и вспомнил, то думал, наверное, что он давно разрушен. Ты вправе презирать меня теперь, ведь я предала своих друзей и все дело ради комфорта нескольких человек.

Марк снова ничего не сказал, просто обнял мать; они долго сидели так, не нарушая тишины. До тех пор, пока на лице мальчика не появилось задумчиво-отрешенное выражение, и он не произнес тихо и медленно: «Подожди-ка… А если сделать так...»