Крылья радуги (джен)

Северус потерял сон и аппетит. Он и раньше-то не особо соблюдал график приема пищи и сна, а тут и вовсе начал воздухом питаться и превратился практически в профессора Вагнера с его экспериментальным периодом «Человек без сна». Причина была в Поттере: чем дольше он цокал копытами, тем больше хотелось прекратить это безобразие и вернуть его в человечье состояние. Северус, Филиус и Поппи горы литературы перелопатили в поисках средства вернуть Поттера в исходное положение.

Но увы и ах, о той долине, о которой рассказали Гарри и Седрик, знали только они двое. Остальные, как известно, унесли драконью тайну с собой в могилы, навеки замолчав соляными статуями в белых песках.

Так что в книгах просто не было нужной информации о том, как снять проклятие с Гарри Поттера, единственного анимага, покинувшего долину Радуги и сумевшего увезти с собой товарища, чего никогда не случалось за всю историю магического мира.

Книга за книгой, трактат за трактатом — симптомы анимагической комы, выходы из неё, много способов научиться анимагии и как исправить ошибки при неудачных превращениях — много чего было в старых и не очень фолиантах и гримуарах, и ни единого слова о том, как вернуть человеку его облик. С отчаяния Северус даже маггловские сказки вспомнил: «Принц-лягушонок», «Красавица и чудовище», «Король-Дроздобород», «Щелкунчик» и даже «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями», все эти сказки он честно перечитал, надеясь увидеть в них если не скрытый смысл, то хоть подсказку — как можно расколдовать заколдованного принца. Во всех сказках, однако, был один общепринятый способ — поцелуй невинной девушки или, наоборот, слюнявый чмок заезжего принца спасал какую-нибудь столетнюю спящую красотку…

Ну, чем бы Моргана не тешилась, Мерлину всё одно фиолетово. Попробовали поцелуй невинной девушки. Попросили Полумну чмокнуть Поттера ради эксперимента, смеяться Пандора Луна не стала, а всерьез подошла к этому делу: для начала она честно забыла о просьбе, а когда Гарри, мокрый насквозь, вылез из озера с Габриэль на плечах, то на радостях расцеловала его — обчмокала всю морду, включая губы конские… Флер добавила, тоже обняла героя и присосалась, страстно благодаря за спасение сестренки.

Надо ли говорить о том, как замерли трибуны, все зрители аж дышать перестали, моментально вспомнив сказки и надеясь на ЧУДО?

Чуда не случилось, мокрый конь как был, так и остался мокрым конем… разве что обалдевшим слегка — его две такие красавицы отметили!..

Что касается Гарри, то он жил и ни о чем не тужил. Было бы с чего — его не обижали, не мучили железом, он имел возможность высказать просьбы и желания при помощи табличек с пюпитрами, на здоровье не жаловался, шерсть блестит, глаза ясные да зоркие, друзьями окружен, вниманием не обделен, чего ещё надо?

Да ещё и после второго тура к нему слава пришла, все были в восторге от того, какой он оригинальный выход нашел — превратиться в гиппокампа, морского коня, да можно ли придумать что-то получше этого?! Рон, бедняга, обзавидовался до красных кругов перед глазами и обильного слюнотечения — ну как же так, опять Гарька впереди всех!!!

Как конь, Гарри, конечно, попробовал пообщаться с лошадьми, точнее, с пегасами в загоне… Что ж, язык у них был, но весьма своеобразный, не слишком богатый словарный запас восполнялся жестами, а отношения вводили в ступор. Выбить глаз копытом или откусить ухо в драке среди жеребцов — милое и обычное дело, тумаки и удары лошади принимали и прощали только от себе подобных, человек, ударивший коня кнутом, моментально становился врагом номер один, потому что он, оказывается, не имеет права, с точки зрения лошади, на такие личные оскорбления!

Вожаком в табуне был не самый сильный и быстрый жеребец, а мудрая и опытная кобыла, иными словами, среди лошадушек существовал матерый матриархат, а молодой и прыткий красавец мог сколько угодно воображать себя защитником — старшая кобыла Всеобщая Мама снисходительно позволяла сынку развлекаться, видя в нем всего лишь хорошего производителя. У Гарри аж челюсть отвисла, как только он узнал об этих нюансах лошадиных отношений.

Жить жеребята могли в общем табуне до трех лет, потом они изгонялись, но если он сын начальницы, то оставался с матерью в табуне на всю жизнь и даже имел некий статус привилегированного вожака. Есть над чем подумать.

Пробуя с ними беседовать, Гарри вскоре оставил бесполезные попытки, поняв только одно: чтобы понимать лошадь — надо родиться лошадью. Уж больно специфичен оказался лошадиный взгляд на мир… Мокрую траву она не любит, зато обожает стоять под проливным ливнем, слушать раскаты грома и смотреть на проблески молний. Любят лошади и ветры, в буквальном смысле видя их, в чем Гарри лично убедился ещё в горах драконьей долины. А ещё милые лошадки оказались жуткими собственниками, для них существовал только один жизненный интерес — шкурный: для каждой отдельно взятой лошади имелось только одно понятие ценности — «мое». Мое яблоко, мое мнение, моя трава, моя нога, мой луг и так далее и тому подобное. Других слов вроде «его» и «наш» в лошадиной азбуке просто не было. Но дружить они, слава богу, умели, и очень хорошо, нормальный конь со своим любимым другом может и поделиться яблочком с травинкой пополам, и холочку ему почесать, и спину подставить, чтобы усталый товарищ об него оперся и поспал.

Вспомнив единорогов и кентавров, Гарри прогулялся в лес, решив пообщаться и с ними. Кенты оказались жуткими снобами: на простого коня едва глянули, а когда тот наивно сунулся в их поселение, чуть не залягали насмерть. Гарри от них еле-еле отбился, с мстительной точностью повыбивав агрессорам глаза и зубы с челюстями, дабы те были человечьими и уязвимыми…

К единорогам Гарри шел уже с опаской: кто их знает, этих непарнокопытных гинекологов, как они к лошадям относятся? К счастью, уникорны отнеслись к визиту коня нормально, и Гарри вволю побродил среди них, наслаждаясь эстетическим удовольствием от живых прекрасных зверей, а то только одного в детстве видел, да и то мертвого… Единорожики приветливо обнюхались с гостем, поводили его по тайным лужайкам, познакомили со своими женами и детьми и даже пригласили на танцы под луной. Неожиданный бал у единорогов привел Гарри в восторг, и он всласть наплясался с ними на лунных дорожках, не подозревая, что рогоносцы вливают в него волшебные силы и долголетие…

Фестралы немного напугали Гарри, когда он их увидел: кошмарных, скелетированных зверюг, но драконолошади его не обидели, понюхали, проходя мимо, погладили крылом да и удалились восвояси. А Гарри задумался: а когда и где он смерть видел, чтоб фестралов начать визуалить? Он таких в книжке Ньюта Саламандера наблюдал, так что спутать не мог, или это у лошади такое зрение, так устроено, чтобы видеть невидимое?

Акромантулы Хагрида в спячку зимнюю впали, так что Гарри не боялся, что наткнется на них, оборотней в лесу тоже не стоит опасаться — их придумали для устрашения, потому что это был Люпин, но он сейчас далеко и неправда. Гиппогрифы обитали где-то на южной окраине Запретного леса, а туда Гарри не пошел — незачем, зато возле паучьей лощины он нашел клетку. Цельностальная, этакий металлический куб, с небольшим решетчатым окошечком и дверью в одной стене. Оттуда сильно тянуло смесью вони: кошачьей мочой, гнилью и болезнью. И внутри кто-то тяжело и хрипло дышал. Гарри приник к окошечку, пытаясь рассмотреть в тесном полумраке пленника, но, кроме какого-то бугра, ничего так и не увидел… Посмотрев на дверь, Гарри оценил замок, тот был обычный, навесной амбарный. Подумав, Гарри постучал копытом в стену, решив хотя бы по голосу определить обитателя клетки, и, к своему вящему ужасу, услышал:

— О, наконец-то кто-то пришел! Меня покормят?

Из клетки раздался человеческий голос, и не абы чей, а женский, грудной и глубокий. Гарри на ум тут же пришел какой-то нереально запредельный маньяк, державший в лесу своих жертв в вот таких вот тесных клетушках и моривший их голодом. Опасливо осмотревшись по сторонам, Гарри предположил, что днем психи вряд ли навещают своих жертв, а судя по тому, что она сказала, он сюда редко заглядывает… Тщательно примерившись, Гарри ударил копытом по замку сверху вниз, раз, другой, третий… С восьмого удара замок поддался, латунная дужка соскочила с паза, и, он, раскрывшись, криво повис. Аккуратно поработав губами, Гарри снял замок и потянул щеколду на себя, как ручку, распахивая дверь и впуская в клетку свет. Пленница посмотрела на него поверх своего плеча и как-то позабавлено произнесла:

— Опа… а это конь! Коней не ем, простите…

Гарри же было совсем не смешно: в клетке среди нечистот лежала мантикора, она же греческий бескрылый сфинкс. И сфинкс этот был серьезно болен, вернее, больна. Гарри зло посмотрел на снег под ногами, на стальные стены, пар изо рта, и возмутился окончательно — да ну вас на… то, что у быка между задних ног! Сволочи, я щас сам стану существом ХХХХ уровня опасности! Так издеваться над… леди! На волне возмущения Гарри и поскакал в Хогвартс за профессором Снейпом. Прорысил по коридорам и о-о-очень вежливо постучал копытом в дверь класса. У Снейпа хоть и был урок со вторым курсом, но гостя гнать не стал, а молча посторонился и пропустил к пюпитру, где Гарри скоренько набрал фразу:

«В лесу умирает больная женщина».

Идиотских вопросов Северус задавать не стал, невербально призвал из кабинета походный саквояж зельевара. Ученики, видя, что происходит, тоже молчаливо собрались и покинули класс. С крыльца Северус вскочил на спину Гарри, и тот на хорошей рыси унес его в лес прямиком к клетке. Увидев мантикору, Северус яростно зашипел:

— Это, по-вашему, женщина? Поттер, у вас мозгов нет?

Гарри отвел уши назад и набычился. Пришлось Северусу посмотреть на мир правильно и увидеть в чудовищной химере несчастную пленницу… Спешился, зашел в клетку, осмотрел больную. Женщина-сфинкс лежала врастяжку на боку, с закрытыми глазами и тяжело дыша. После осмотра Северус мрачно взглянул на Гарри и хмуро спросил:

— Ну и куда её, Поттер? Сомневаюсь, что мадам Помфри обрадуется такому пациенту и предоставит больничную койку.

«Ко мне», — мотнул головой Гарри. И фыркнул — у профессора так смешно отвалился ротик…

Позвали Хагрида, выслушали его охи-ахи и возмущенные непечатные формулы в адрес министерских, которые с января девку кошачью мучают холодом-голодом, шоб она злее была для охраны чего-то там в лабиринте. Эпитет кошачьей девки впечатлил Северуса, и он окончательно перестал видеть в ней хтоническое чудище из царства мертвых. С помощью Хагрида соорудили волокушу, прикрепили один край на холку коня, за другой конец взялся полувеликан, и сообща доставили температурящую мантикору в гаррины апартаменты. Уложили на лежанку, закутали в сто одеял, после чего Северус споил ей дозу того-сего лекарственного, что благотворно повлияло на простуженную девушку, и она крепко и сладко заснула, обняв лапами плюшевого мишку, которого ей Хагрид из дома принес.

Гарри тут же пристроился, собираясь согревать её своим большим и горячим телом, Северус трансфигурировал себе из табурета кресло и уселся в него у изножья караулить сон больной. И думать. Думал он обо всем, что произошло, происходит и будет происходить в дальнейшем: похоже, у учредителей турнира крыша давно уехала и велела долго ждать. Состязания основаны исключи­тельно на школьной программе. Чемпионам предстоит продемонстрировать владение магическими искусствами, личную отвагу и умение преодолеть опасность.

Мерлиновы подштанники, сарказма-то сколько теперь в этой фразе! «Основаны исключительно на школьной программе»! Это драконы-то? Ну-ну, утром те дракоши нехило так повеселились, троих на тот свет отправили, а десятерых на больничные койки уложили, хорошенько прожаренных и расчлененных… А стоило мальчишкам клички огнеметам дать, так те сразу лапушками стали, прямо мамочками, похватали ребятишек и давай бог крылья. И что в результате от первого тура? Ребёнок пропал — навеки в конскую шкуру влез… Второй… ладно, нормально прошел, без печальных последствий, а в третьем, получается, ребят лабиринт поджидает с мантикорой в одном из проходов.

Посмотрел на спящую — укрытая по шею одеялами, она сейчас походила на самую обычную женщину: глубоко проваленные глаза, лихорадочный румянец на щеках, растрепанные каштановые волосы на подушке — совершенно нормальная девушка. И Гарри она теперь точно пропустит без писка, потому как спаситель.

Мимо его носа пролетела большая зеленая муха и закружила-зажужжала над Гарри. Не желая, чтобы всякие твари кусали его подопечных, Северус метким Плио приложил муху, хотя, может, это был и жук, он не присматривался… И почти не удивился, когда с потолка на пол рухнула оглушенная Рита Скитер. Написать статейки про любовь-морковь Хагрида и Олимпии, про Гарри-коня и пару Виктор-Гермиона Рита не успела. Северус действовал автоматом на фоне удивления — спеленал журналистку, утрамбовал в коробочку и отправил в министерство с сопроводительной запиской, претензией-кляузой: а почему это по школе незарегистрированные анимаги в виде тараканов шастают???

Лекарства Северуса и живая грелка имени Гарри подействовали на организм больной мантикоры очень и очень животворно, проснулась она практически здоровой и с отменным аппетитом. Пришлось её покормить кашей на мясном бульоне. Сытая и раздобревшая, мантикора прислонилась к ногам коня-спасителя и устремила на Северуса благодарнейший взгляд теплее мёда и слаще патоки. Назвалась Марией. Ещё один повод для возмущения со стороны Гарри: совсем они там чокнулись — существо с человеческим именем запирать в ледяную клетку и морить голодом! Взгляд её — ещё жарче, ещё добрее, прямо обласкала всех: и Северусу, и Гарри, и кошке Заплатке досталось по изрядной порции мантикорьей благодарности… А ведь тех, кто её в клетку упихивал, она тоже круто так приласкала — когтями по рожам, кое с кого скальп на память содрала, у кого-то глаз выцарапала, кому-то ухо с губой вырвала, порезвилась, в общем.

Снова задумался Северус — это что же получается? — ведешь себя с чудовищем по-зверски, и оно ведет себя так же пакостно, а стоит отнестись к нему по-человечески, то и всё — нет чудовища, а есть милая ручная лапочка. Правда, к Волан-де-Морту такой подход не сработает, он сволочь и сволочью останется.

Вернулся Хагрид и, кроя матом всех и вся, доложил следующее: про сфинкса в клетке попросту забыли! Покупал монстра Барти Крауч под Империусом, очнувшись в больнице, он про него и не вспомнил, потому что понятия не имел, что вообще кого-то покупал, а так как заплатил за доставку заранее… Ну и результат: папа в больничке, сына дёма чмокнул, в клетке забытая мантикора из ниоткуда, а продавцы с охотниками, поймав и сплавив чудовище, уже и забыли о сделке, грея руки о хороший куш с продажи дикой мантикоры.

Пригорюнилась Маша, поняв, что ничейная, и домой её никто не отправит, потому как некому. Гарри сочувственно потерся носом о её каштановую макушку, Маша в ответ к морде прижалась и заинтересовалась, на Северуса глянула с вопросом:

— Эмоции у коня человечьи… Почему?

— Это мой ученик, Гарри Поттер, — пояснил Северус. — Драконьей долиной заколдован.

— Слышала о том месте, — нахмурилась Мария. — Отец мой туда пару охотников за чудовищами заманил, в те каменные пески, застыли навеки. Рассказывал: чудесная земля, богатая и плодородная, ни одного человека на весь мир — одни звери да драконы. Говорят, души умерших животных тоже отправляются туда же, к источнику вечного лета и радуги. Во всяком случае, именно в кошек, собак и лошадей превращаются там чаще всего, отсюда и пошло поверье, что не надо плакать об усопшей кошечке, ей на самом деле хорошо, ведь она ушла на Радугу. А Гарри… Гарри ещё может вернуться. Он ведь не стал конем в буквальном смысле этого слова — эмоции и память у него остались человечьими, а значит, он вернется, однажды настанет день, когда он снова станет человеком.

У Гарри аж ноги подкосились, такого дикого облегчения он в жизни не испытывал: упав на пол, он шеей и головой сгреб Машу и крепко к своей груди прижал. Северус от объятий воздержался, но легкий вздох себе позволил и расслабленно вытянулся-растекся в кресле.

Фух, не всё потеряно, Поттера ещё можно вернуть в исходную форму.

Клетку в лесу Северус разнес Бомбардой к широко известной матери. А в лабиринте Мария и так согласилась участвовать, по доброй воле, ей это несложно — загадать загадку и пропустить правильно ответившего к цели. А неправильно ответившего пообещала сильно не калечить. Как видите, и с дикой мантикорой можно договориться. Просто она перестала быть сюрпризом для чемпионов, а стала личной гостьей Гарри Поттера, потому что только к нему может приехать знакомая леди из Египта. По крайней мере, такую легенду смогли сочинить для легального пребывании сфинкса в стенах Хогвартса.

Дамблдору такой расклад совсем не понравился, он кисло куксился при виде четвероногой парочки в коридорах и прочих школьных помещениях — вороного коня и песочно-желтого сфинкса с золотисто-каштановой шевелюрой. А впрочем, взаимно: Маше он тоже не нравился, мантикорочка подозрительно щурила карие глаза на старика и на всякий случай злобно шипела и демонстративно царапала пол львиными коготками, каждый размером с мужской палец.

Проползало время: уполз снежный февраль, уступая путь ветреному марту с его теплыми дневными муссонами и ночными морозами. Студенты готовились к грядущим экзаменам, а чемпионы — к последнему туру. И старался не расплакаться в своей деревне Сириус-Том, задолбавшись найти кость отца (от папы даже праха не осталось по причине кремации), альтернативу плоти слуги (какие слуги, когда он один-одинешенек?!) и крови предполагаемого врага (а вы не знаете, как зовут самого лучшего врага Сириуса Блэка?). В общем, Томми-Лорд оказался в полной жопе с кровью Сириуса, обаянием Сириуса, анимагической собакой Сириуса и… крестником Сириуса. Ну какой-такой теперь враг из Поттера, я вас спрашиваю, если он почти родня вот этой чертовой тушке по имени Сириус Блэк???