Через час, укладывая девочек спать, тетушка Аксал ласково ворчала:
— Ах, фазанята, и откуда у вас столько смелости, добрые вы мои девочки! Все сердце у меня исстрадалось, пока я вас дождалась.
Оля устало потянулась в постели и, уже засыпая, проговорила:
— Тетушка Аксал... там у меня в кармане кусочек замазки. Я сняла слепок, как вы учили, с замка на кандалах Гурда. Пусть же ваш брат, тот, что работает в зеркальных мастерских, сделает ключ. Не забудьте, тетушка Аксал!
Было высказано предположение, что главным организатором революции была как раз тётушка Аксал. Этот отрывок почти подтверждает эту идею, но... Почему-то мне хочется, чтобы тётушка оставалась истинно-положительным персонажем. Я не верю в то, что она беспокоилась за Олю и Яло только из-за слепка, который те могли сделать с замка на Башне Смерти. Мне больше по душе версия, что тётушка была членом какой-то революционной организации, в которую её пригласил её брат-стекольщик (которому такая форма протеста изначально должна быть ближе, чем добродушной кухарке). Конечно, может быть так, что я не совсем права, но тётушка Аксал не так глупа, как может вначале показаться (её можно обвинить в поспешности выводов и недостаточной информированности, но никак не в глупости).
То, что она состоит в революционной организации, гораздо более логично объясняет её поведение, потому что таким образом получается, что она сама не является идеологом (вряд ли у кухарки может быть план переустройства государства, когда у организации хотя бы примерный план быть должен), но неплохим исполнителем и информатором (вспомним про то, куда стекаются все сплетни во дворце).
- Тетушка Аксал, пожалуйста, не обращайте на нее внимания, потому что на самом деле ей нисколечко не больно.
— Откуда ты знаешь? — проворчала Яло.
— Уж я-то знаю!.. — вздохнула Оля и внимательно посмотрела на кухарку. — Тетушка Аксал, почему вы ничего не говорите нам о ключе?
Сделал ли ваш брат ключ от замка на кандалах Гурда?
— Ох, девочки! — горестно покачала головой тетушка Аксал. — Не знаю, что вам и сказать. Ключа нет. Зеркальные мастерские оцеплены королевскими войсками.
Видно, что бунт, о котором говорил во время завтрака короля Нушрок, был очень серьёзным, раз ради его подавления пришлось ввести войска. Из этого можно сделать вывод, что система с кривыми зеркалами и их ролью в обществе (как мы помним, в оригинале мы уже видели подтверждение той идее, что никто из ныне живущих не является её создателем, и она — традиция, а не нововведение) уже устарела и трещит по швам, потому что основная масса горожан (рабочие-стекольщики) не хотят её принимать (хотя, напомню, их основной проблемой был голод, но тут скорее всего получался замкнутый круг из-за цены на зеркала, и Нушрок не мог платить им больше). Министр явно не хочет терять своих рабочих, потому что войска явно сдерживают, а не расстреливают рабочих, чего можно было бы ожидать при более жестоком сдерживании бунта. Так что можно сказать, что рабочим сильно повезло с характером министра.
- Что же делать? — Оля сжала руками голову и почувствовала, как у нее на висках под ладонями громко застучала кровь: "Тук-тук!.. Тук-тук!.." — Гурд погибнет, тетушка Аксал!.. — прошептала Яло.
— Нет! — вдруг сказала Оля. — Он не погибнет! Мы возьмем ключ, который висит над троном короля.
Несмотря на кажущуюся самоубийственность этой идеи, тут я не могу не признать частичную правоту девочек. Как мы помним, стражник у Башни Смерти сказал, что Нушрок присутствует при каждой казни, что вполне может быть правдой (он может следить за тем, чтобы казнимый не избежал своей смерти, а на остальных — уже по привычке).
- Я все-таки решу эту задачу, если в ней нет какого-нибудь подвоха. — Он рассеянно посмотрел на вошедших пажей. — Послушай, паж, может быть, в этой задаче тоже нужно прибавлять к числам ноли?
— О нет, ваше величество.
— Хорошо, только не подсказывай мне решение. Я до всего люблю доходить сам, своим умом. Итак один глупец два дня считал восемнадцать зеркал...
— Мы условились называть глупца мудрецом, ваше величество, — поправила Оля.
— Нет, паж, обдумав все, я пришел к выводу, что глупец все-таки должен быть глупцом. Ведь задачу решаю я, король! А всякий король — мудрец! Не могу же я допустить того, что в моем королевстве будет еще один какой-то мудрец!
— Значит, глупец считает, а мудрец решает, ваше величество?
— Вот именно, паж.
— Но позвольте, ваше величество, пристало ли вам решать то, что считает глупец?
— Гм... Пожалуй, ты прав. Давай снова заменим глупца мудрецом.
— Значит, мудрец считает, а глупец решает?
— Совершенно правильно: мудрец считает, а глупец решает. Постой, здесь тоже что-то не так. — Король сосредоточенно потер пальцем переносицу. — Это надо как следует обдумать. Отложим временно задачу. Вы уже начали подсчитывать зеркала?
Этот отрывок ещё раз доказывает, что Топседа лучше действительно не допускать до настоящей власти, потому что он может наделать слишком много ошибок, которые после министры не смогут исправить даже прикладывая очень большие усилия, потому что невежество короля превышает все допустимые пределы. И я согласна с тем, что происходящее в королевстве под руководством Нушрока и Абажа — благо для него, а не наказание, потому что при таком короле без таких министров Королевства давно бы уже не существовало по объективным причинам.
- Ваше величество, вас хочет видеть главный министр, — объявил он, низко кланяясь.
— Пусть войдет, — сказал король, и на лице его появилась скука.
Девочки снова увидели Нушрока. Как и раньше, Оля сжалась под его взглядом, чувствуя, как всю ее охватывает омерзение и страх. "Какие отвратительные глаза, — подумала она, — и этот крючковатый нос, похожий на клюв!". В черном, поблескивающем костюме Нушрок твердыми шагами подошел к королю и чуть склонил голову.
— Что привело вас во дворец, мой министр, в такое необычное время? — спросил Топсед Седьмой, зевая и болтая ножками.
— Ваше величество, — пискнул Нушрок, — не стану скрывать: глубокое беспокойство за судьбу королевства тревожит мое сердце.
— Это забавно, — и смех Топседа Седьмого задребезжал в тронном зале. — Я никогда не думал, что у вас есть сердце, Нушрок!
— Мне не до шуток, ваше величество. Меня беспокоит то, что в нашем старом добром королевстве стали меняться порядки, освященные временем.
Король задумчиво прикоснулся пальцем к переносице.
— Вы говорите правду, мой министр! Наш народ начал скучать. Не наступило ли время развлечься и начать войну?
Круглые черные глаза Нушрока сверкнули.
— Что ж, война — это неплохо, ваше величество. Я перестану делать в своих мастерских кривые зеркала и начну изготовлять оружие. Война всегда приносит доход.
— Вы перестанете делать зеркала? — нахмурился король. — Мои кривые зеркала?
— Оружие делать более выгодно, ваше величество.
— Нет, мой министр, этого я не позволю!
Король спрыгнул с трона на паркет и забегал по залу. Оля увидела в глазах Нушрока бешенство.
— В самом деле, как можно перестать делать зеркала? — продолжал Топсед Седьмой, взмахивая ручкой. — Я скорее велю прекратить делать одежду или еще что-нибудь.
Нушрок нетерпеливо передернул плечами.
Я знаю, что этот отрывок очень большой, но только прочитав его целиком, мы можем понять, что же на самом деле происходит в королевстве.
То, что у Нушрока нет сердца, скорее всего миф, который он сам создал и распространил для того, чтобы его боялись. Ход вполне действенный в условиях происходящего в стране.
Поведение Топседа меня откровенно раздражает. Он ведёт себя как безответственный избалованный ребёнок, но никак не как нормальный, достойный правитель. Я говорю сейчас о том, как он разговаривает с министром с самого появления того в тронном зале.
То, что министр беспокоится о стране (а также то, что у Файта голос всё же более подходящий для Нушрока, чем канонный писк) видно из его реплик. Также мы видим точное подтверждение того, что кривые зеркала — старая, уже изжившая своё (если сравнить это с творящимся почти бардаком в королевстве, это становится ясно) традиция, введённая в эпоху доисторического материализма ещё их далёкими предками.
Идея войны, о которой и хочет поговорить Нушрок, имеет под собой желание сохранить страну, потому что люди скорее всего сплотятся против внешнего врага, и таким образом можно будет подавить бунты и ненадолго заставить их забыть о неудобствах, с которыми они сталкиваются.
Мне симпатична идея Нушрока о внедрении массового производства оружия. Такое производство, конечно, являясь тяжёлым, всё же по сути — выход из создавшейся ситуации. Признаться честно, я не знаю, где в оружии, более-менее характерном для уровня развития Королевства (скорее всего это соответствует XVIII или XIX веку в нашем мире) в производстве оружия используется ртуть. Также надо отметить, что оружие — вполне неплохой товар для экспорта, а его себестоимость явно меньше, чем у зеркал, так что рабочие скорее всего будут получать гораздо более достойную заработную плату.
Конечно, все эти изменения можно протолкнуть и в обход короля за исключением одного — войны. Так как изначально это всё же абсолютная монархия, то формально войну должен объявлять король, а не его министры, что является препятствием для воплощения планов Нушрока в жизнь, и потому я понимаю злобу министра. К сожалению, этот отрывок не вошёл в фильм, потому что я с удовольствием посмотрела бы на то, как в этой сцене играет Файт — к его актёрской игре у меня нет и не было претензий. Но в фильме оставлен следующий отрывок, и мне очень нравится то, как показывает эмоции министра актёр. К слову, Йагупоп тоже сыгран хорошо, но гораздо лучше смотрится образ Топседа, потому что он более показателен, чем более невнятный Йагупоп.
- Я полагаю, ваше величество, что об этом мы еще успеем поговорить. А сейчас я приехал к вам по совершенно безотлагательному делу.
— Объясните мне, Нушрок, что это за дело.
— Почему отложена казнь зеркальщика Гурда? — спросил Нушрок, впиваясь взглядом в лицо короля.
— Такова была моя воля, — нерешительно ответил король.
Похолодевшая Оля видела, как растерянно забегали его рыбьи глаза.
— Ваша воля? — спросил человек с лицом коршуна, яростно сжимая кулаки.
— Да... Ой-ой, Нушрок, не смотрите на меня! Уф, даже голова кружится. Да не смотрите же на меня, Нушрок!
— Ваше величество! — пищал Нушрок, наступая на короля. — Мне кажется, что вы слишком быстро забыли историю своего рода!
— Что... что вы хотите этим сказать, Нушрок? — дрожа всем телом, бормотал король, забиваясь в угол тронного зала и заслоняя свои глаза ладонью.
Мне жаль, что в фильме всё показано немного не так. Йагупоп гораздо более уверен в себе, чем Топсед. Хотя, такое бы отлично смотрелось в исполнении Файта, потому что его интерпретация отлично воплощает в себе всю ту демоничность, которую автор вкладывал в изначальный образ Нушрока.
- Чтобы стать королевой, ваша прабабка казнила свою сестру, но ваш дед отобрал у нее корону и заточил свергнутую королеву в крепость! — брызгая слюной, кричал Нушрок. — Ваш отец казнил вашего деда, чтобы каких-нибудь два года сидеть на троне. Всего два года! Вы, должно быть, помните: его однажды утром нашли в постели мертвым. Потом стал королем ваш старший брат. Он слишком мало считался с желаниями своих министров, и вы, конечно, хорошо помните, что с ним произошло. Он поехал в горы и свалился в пропасть! Затем корону получили вы... Возлагая на вас корону, мы надеялись, ваше величество, что вы никогда не забудете о печальном конце своих предшественников! Не забывайте, ваше величество, что у вас есть младший брат, который, может быть, ожидает того, чтобы...
Канон даёт любителям цикла "Песнь Льда и Огня" или её экранизацию (которые я, признаться честно, не знаю от слова "никак") и стилизации идею для творчества, потому что история Королевства явно имела схожие черты с тем, что происходило с предками Топседа, которые явно были умнее, чем он, и умели неплохо плести интриги, потому что казнить особу королевской крови — сложно даже при такой форме правления. Тем более, если она правит.
- Помните, что у вас нет никакой своей воли!
— Угу... Да, да... — бормотал король.
— Мы дали вам корону! Мы — Нушрок, Абаж и другие богачи королевства. И вы должны выполнять не свою, а нашу волю! Сегодня зеркальщики до смерти избили моего главного надсмотрщика. Виновных так и не удалось обнаружить. Они все действуют в заговоре против меня, а может быть, и против вас, ваше величество. Их может остановить только одно: устрашение! И в это время вы откладываете казнь зеркальщика Гурда!
— Ну хорошо, пожалуйста, пусть его казнят... — услышали девочки слабый голос короля, которого скрывала от них в углу зала черная спина Нушрока.
— Яло! Ключ! — шепнула Оля.
Яло решительно подошла к трону, сняла ключ и сунула его в карман.
— Завтра мы объявим о казни Гурда. Послезавтра сбросим его с башни, — продолжал пищать Нушрок. — Все должны видеть казнь этого зеркальщика!
Идея Нушрока сделать эту казнь показательной отчасти хороша, хотя мне более логичным видится скорейшее начало войны. Возможно, я ошибаюсь, и начало войны не будет благом в этой ситуации, но войну тем не менее лучше начать как можно быстрее, чтобы перевести народный гнев в более контролируемое русло.
- Вы не должны этого делать! — неожиданно для самой себя вдруг крикнула Оля.
Министр обернулся, и глаза Оли встретились со страшными глазами Нушрока. Она почувствовала, что ее сковывает страх.
— Оля, бежим! — срывающимся голосом крикнула Яло.
Оля повернулась и бросилась вон из тронного зала.
— Задержать! — завизжал позади них Нушрок. Старый слуга у двери попытался схватить Олю, но поскользнулся и растянулся на паркете.
Девочки стремительно бежали по бесконечным залам и переходам дворца. От колонны к колонне, с лестницы на лестницу. Вот, наконец, и каморка тетушки Аксал.
— Карету, тетушка Аксал! Скорее карету! У нас ключ!
— Карета у крыльца, девочки. Торопитесь! Время не ждет. Только не берите с собой кучера. Он может что-нибудь заподозрить. Прощайте, фазанята.
— Прощайте, дорогая, любимая тетушка Аксал! — Девочки нежно поцеловали старую женщину и снова побежали по бесчисленным залам дворца.
Признаться честно, на этом моменте я откровенно засмеялась, потому что пафос, выдаваемый Олей (а также инстинкт самосохранения Яло) меня откровенно рассмешили. Я уже поняла, что подобное было распространено среди пионеров, но тем не менее это не становится менее нелепым в происходящем. Конечно, то, что девочкам удаётся спастись — чудо, потому что иначе их ожидает очень жестокая расправа.