Под крестом и за пиками (джен)

На следующий день Феликс на всех парах залетел к Дмитрию в дворец и с ходу огорошил:

— Не стоит волноваться, но императрица все знает.

Феликс действительно выглядел посвежевшим. Он совершенно искренне забыл, как ночью убегал от полумертвого Распутина и дрожал от ужаса. Монументальность совершенного окрыляла его.

— Как?! — спросил чуть не упавший от этой новости Дмитрий. Он, в отличие от приятеля, никогда не чувствовал себя хуже. Он не спал всю ночь и теперь смотрел вокруг сухими красными глазами.

— Распутин передал своему секретарю, что едет ко мне, — признался Феликс. — И дочерям тоже.

На секунду Дмитрий обомлел.

— И ты не подумал об этом? Хорош же у тебя был план, Феликс!

— Никто из вас об этом тоже не подумал, — огрызнулся Юсупов. — Откуда мне было знать, что он перед дочерьми будет хвастать, что к чужой жене едет! И ах да. Я только что из полицейского участка. Городовой нас всё-таки сдал.

— Что слышал выстрелы?

— И что Пуришкевич ему сказал, что убил Распутина. Ах да, я забыл тебе сказать. Знаю, знаю, я сам удивляюсь с Пуришкевича. Мне удалось убедить их, что стрелял ты и убил дворовую собаку. Это почти правда.

— Ты что же, сдал меня?!

— Дмитрий! — возмутился Феликс. — Сдал! А что мне оставалось? У тебя неприкосновенность, а у меня? Они не имеют права тебя спрашивать, если только сам император не прикажет. Я, как минимум, замедлил следствие, и теперь мы можем подготовить нашу защиту. Ты что? — спросил он, увидев, что Дмитрий покачнулся.

— Ничего. — Дмитрий подумал о том, что должен будет сделать, если его спросит государь. "Сказать правду? Застрелиться? Лучше застрелиться, чем ему в глаза сказать, что я совершил". — Да, ты прав, прости. И?

— Кое-что уже донесли до сведения императрицы. Я звонил ей, — настоящий убийца никогда не был бы так нагл, — но она отказалась меня выслушать.

Дмитрий сам набрал в Царское село. Ему ответили, что свои объяснения по поводу прошлой ночи они с Феликсом Юсуповым могут предоставить в письменной форме.

— Звони Пуришкевичу, — решил Феликс. — Вместе будем работать. Надо, чтобы все были в курсе официальной версии.

Втроем они написали трехстраничную объяснительную, изобилующую потрясающими деталями, которые придавали сочинению убедительность. Юсупов клялся честь рода, что Распутин звонил, звал его к цыганам, но что Феликс не мог присоединиться, потому что был с гостями в честь новоселья. Именно поэтому наверняка у дочерей Распутина сложилось впечатление, что их отец ехал к Феликсу. Старец сообщил им о своих планах, которые невольно выдал за договоренность.

Договорились, что к вечеру из Петербурга исчезнут поручик Сухотин и доктор Ламберт, на следующее утро Юсупов уедет в Крым, потом на фронт отправится имеющий депутатскую неприкосновенность Пуришкевич, а последним в ставку собирался вернуться Дмитрий.

Они снова дали друг другу слово чести никому и никогда не говорить о событиях на Мойке, и разошлись.

Пуришкевич, спонсированный Юсуповым, направился к своему знакомому полицмейстеру добиваться, чтобы о его неосторожных словах все же забыли и вычеркнули из отчётов.

Феликс навестил председателя Государственной Думы Родзянко и намекнул, что дело прошло успешно. Также он просил Родзянко написать Зинаиде Юсуповой в Крым, так как сам был под следствием и всю его переписку несомненно читали. Вернувшись домой, Феликс обнаружил, что его слуг опросили. Это привело его в возмущение и испугало. Он не ожидал столь решительных и оперативных действий сверху.

Дмитрий, чтобы не показаться затворником, пошел в Михайловский театр. Перед предоставлением он зашёл в ресторан, никого не видя и не замечая. Обсуждали нашумевшее исчезновение Распутина.

— Уж сколько раз! — загремел один цветасто разодетый гигант. — Нас уверяли, что он умер, а он воскресал только сильнее. Нет, господа, это провокация, несомненно провокация.

— Не согласен! — подал голос Дмитрий на весь ресторан. Он не знал, что нашло на него. — Мне кажется, что Распутин действительно либо исчез, либо убит.

— Кем? Убит?

Но Дмитрий ушел, не ответив на вопрос из толпы. В театре было только хуже: на балет никто не обращал внимания, от партера до третьего яруса слышался ропот о Распутине, и Дмитрий, чувствовавший на своей ложе сотни биноклей, вынужден был бежать.

Феликс в тот вечер зашёл на светский раут и был свидетелем оживленной дискуссии. Он искренне радовался вместе с остальными исчезновению Распутина. Только томные полуулыбки и остроумные намеки могли его выдать.

Юсупов с новой силой ощущал свое превосходство, в особенности над теми, кто отказался присоединиться к нему. А они были и среди многих присутствующих, которые странно и восхищенно поглядывали в сторону подмигивающего им Юсупова.

Сухотин и Ламберт были никому неизвестны и не нужны и потому уехали без препятствий. Феликса Юсупова, напротив, остановили прямо на вокзале и велели в вежливой форме не покидать город.

Чтобы избежать допросов, Юсупов перебрался к Дмитрию. Были и другие причины этого переезда. Феликс опасался мести распутинских поклонниц, которые у старца были и среди самых низких слоев общества, так и среди высших. Непонятно, кто был хуже.

Пуришкевич благополучно уехал на фронт. Его решили не трогать, чтобы не нагнетать и без того не сладкие отношения с Думой и не ухудшать скандал.

Феликса и Дмитрия навестила половина высокородного Петербурга, включая членов царской семьи. От них они узнали, что охранка перехватила два компрометирующих письма Елизаветы Федоровны. Одно было отправлено Юсуповым-старшим в Крым, другое — Дмитрию в Петербург. В обоих Элла выказывали свое одобрение и свое знание о готовящемся убийстве.

Елизавета Федоровна и в страшном сне не могла представить, чтобы личные письма великой княгини могли прочесть, поэтому писала она почти в открытую. Элла не очень верила даже тому, что письма лояльных Юсуповых просматривают, и посмеивалась над паранойей Зинаиды, которая и мужа, и сына заставляла использовать придуманный ею шифр.

Зинаида Юсупова и теперь не написала сыну ни строчку, хотя изнывала от беспокойства.

Письма Эллы зацементировали предубеждение Аликс против Дмитрия и Феликса.

По приказу императрицы Дмитрия посадили под домашний арест.

— Она не имеет на это никакого права, — заявил Дмитрий, который к тому времени немного успокоился. — Арестовать меня может только император. Ну что ж, передайте им обоим, что я подчиняюсь.

Тело Распутина нашли спустя пару дней. Ходатайствовать за арестованных приехал отец Ирины, Сандро, который не пылал по этому поводу энтузиазмом. Для галочки поговорив с императором, он написал Минни, что пришел черед и ей просить сына закрыть дело. Что она и сделала.

— Что говорит государь? — немедленно спросил Дмитрий, когда Сандро заехал к ним.

— Что никому не позволено убивать, — ответил Сандро кисло и без пиетета к чувствам родственника.

У Дмитрия дернулась щека, и он отошёл в угол комнаты.

— Я вами просто поражаюсь, Феликс, — продолжал Сандро, когда они расселись. — Ладно, Дмитрия заманили, ему ничего не сделают, но вы-то! Императрица грозится Вас повесить!

Феликс смертельно побледнел.

— Они не повесят его, потому что они не повесят меня, — резко ответил Дмитрий. — Такого скандала, как казнь великого князя, они не переживут. А наказать его, не сделав ничего мне, — скандал еще худший.

Спустя долгую паузу разговор возобновился, но уже о вопросах менее животрепещущих.

Возмущение императорской семьи арестом Дмитрия перекрывало их радость от устранения Распутина. В конце концов это начало раздражать даже Феликса.

— Только и разговоров, что о нашем аресте! Как будто только это и важно. А Распутин — так! Будто я дворника своего убил, а не устранил бич, висевший над Россией. — Феликс сделал глоток вина. Дело было во время ужина. Они вдвоем остались за огромным заставленным утварью столом после того, как гости разошлись.

— Какой скандал, какой позор! — измученно сказал Дмитрий. — Еще одно пятно на монархии. Это чудовище не только при жизни, но и в смерти порочит честь государя! А я вместе с ним... Эх, с Распутиным, без Распутина, все одно.

Дмитрий все больше мрачнел с каждым днём. Его бросало то в злобу и раздражение, то в печаль и меланхолию.

Феликс, несмотря ни на что, не сомневался в значимости своей исторической роли. Беспокойство охватило его только тогда, когда Дмитрия вызвали в отделение, чтобы сообщить вердикт. Тут он опять оказался лицом к лицу с уже привычным чувством мучительного ожидания.

Дмитрия отправляли на персидский фронт. Царственные родственники предприняли последнюю попытку повлиять на мнение императора и написали коллективное письмо, где возмущались, как мог он отправить бедного мальчика в такое опасное место, где такие проблемы со снабжением. Их запрос остался без ответа.

Феликса отправляли в ссылку в его имение в Ракитном в Курской губернии. Там его уже ждали родители и Ирина, которые, едва услышали новости, выехали ему навстречу из Крыма.

Других наказаний не последовало.

Общими усилиями дело было решено замять.