Ни о чём и обо всём. Миниатюры (джен)

Примечания:

Навеяно 23 серией 5 части (там Дзиген, освобождая раненого Люпена и ранившего его Гоэмона, положил кучу народа).

И чуть-чуть серией про снайпера «Мираж».

А вариация прошлого Дзигена позаимствована из фанфика Люськи-писарь «Вспомни мое имя».

Дзигена привели на допрос. Смешно даже. Всего одну ночь он провел в тюрьме, а Зенигата уже потерял терпение. Ну как же, Люпен ведь не явился за своим напарником.

В том, что Люпен его вытащит, Дзиген не сомневался. Он не знал, когда и как это произойдет, и не пытался угадать. Люпен что-нибудь придумает.

А этот допрос, зачем он? Просто потому, что так положено?

Дзиген сидел за обшарпанным столом, со скованными руками. Одежду и шляпу у него отобрали сразу после ареста. Тщательно обыскали, раздев догола, и обрядили в серую тюремную робу.

Без привычной одежды и шляпы было неуютно. Наручники на руках тоже комфорта не добавляли. А еще хотелось курить.

Зенигата стоял напротив, курил и молчал. Ладно, хоть лампу в лицо не направлял.

Дзиген развалился на стуле, закинул ногу на ногу, благо они были не скованы. Он ждал, что Зенигата спросит, где Люпен. А он ответит, что понятия не имеет. И это будет правдой. Хотя, если бы и знал, все равно бы не сказал.

Но Зенигата молчал и курил. Дым чужой сигареты дразнил и раздражал. Просить сигарету Дзигену не хотелось, а сам Зенигата, то ли из вредности, то ли по недомыслию, не предлагал.

— Скажи, Дзиген, кто для тебя Люпен?

Вопрос прозвучал неожиданно, и был он таким странным, что Дзиген растерялся. Как будто Зенигата сам не знает, что они с Люпеном друзья по жизни и напарники по работе.

Дзиген молчал, и Зенигата повторил вопрос:

— Кто для тебя Люпен?

И по тому, как Зенигата это сказал, по его тону, голосу, серьезности, и почему-то еще, Дзиген вдруг понял, что для Зенигаты все это очень важно. И ответ его оказался таким же неожиданным, как и вопрос:

— Человек, за которого я буду убивать.

Сказав это, Дзиген удивился не меньше Зенигаты. Он вообще никогда о таких вещах не задумывался, не задавал себе вопросы и не искал ответы. Он и у Люпена никогда не спрашивал, подобно Гоэмону и Фудзико: «Кто я для тебя?». Знал, что Люпен такие вопросы не любит, считает, что и так все понятно. И в этом они с Люпеном были похожи, он тоже так считал. Да и не умел он формулировать, облекать мысли в умные слова. Да и раздумывать на подобные темы не любил.

— Ты что же — его чистильщик? Убиваешь тех, о кого Люпен свои белые ручки марать не хочет? — Зенигата нахмурился и покачал головой. Такого просто не могло быть, уж он-то Люпена знает.

— Не «вместо которого», а «за которого», — поправил Дзиген. Ему казалось, что он понятно выражается, и нечего тут размусоливать.

Но Зенигата ждал пояснений, и Дзиген заговорил:

— Знаешь, Папаша, впервые я убил человека, будучи подростком. Мне было лет пятнадцать. В книжках много пишут о том, как это трудно — выстрелить в человека. Особенно первый раз. Так вот, Папаша, всё врут! Это совсем не трудно, особенно в первый раз.

Я был голоден, одинок и зол на весь мир. Родители умерли, дома не было, денег не было и нормальной работы тоже не было.

Я выстрелил, как меня учили, словно я в тире стреляю по мишени. Я попал. И я обрадовался. Это ведь был успех. Теперь у меня будут деньги, и я смогу нормально поесть, купить новые башмаки и подарок своей девушке. Да, не удивляйся, у меня была девушка. Именно благодаря ей… впрочем, я забегаю вперед.

Так вот, меня хвалили, хлопали по плечу, меня заметили и взяли в банду. Все было хорошо, но ночью вдруг пришло осознание. Я убил живого человека. Такого же, как я. Из плоти и крови. Он ел, пил, хохотал над шутками, курил и напивался пьяным. Он любил женщину, и женщина любила его. А я все перечеркнул в один миг. Это было страшно.

И тогда я пошел к своей девушке. Я знал, что женщина способна любить самого отъявленного негодяя, садиста, убийцу, способна прощать и закрывать глаза. Но моя девушка была не такая. Я здорово обиделся на нее тогда, когда она не поддержала меня, не простила, когда она меня выгнала. Я благодарен ей теперь. Мне очень повезло с девушкой, хотя в то время я думал прямо противоположное.

Да, если бы она меня простила, если бы поддержала, закрыла глаза, не знаю, кем бы я стал.

Нет, я не перестал убивать. Но каждое убийство оставляло на душе шрам. Тогда у меня появились принципы: я не убиваю детей и женщин. Да и мужчин тоже не всех.

Ты не думай, Папаша, я вовсе не был киллером. Просто наёмником. Нанимали меня на разную работу. Иногда это была война, иногда охрана. Телохранителю тоже приходится убивать.

Но однажды я понял, что просто не могу убивать больше. Душа была вся в шрамах, того и гляди порвется в клочки. И как-раз тогда я встретил Люпена. У него тоже были принципы, один из которых — кража без убийств, мне более чем подходил.

Мы стали работать вместе, потом к нам присоединился Гоэмон. Чего только за это время не было! Где мы только не побывали, из каких только передряг не выбирались. Не раз смотрели смерти в лицо, не раз рисковали жизнью. Вытаскивали друг друга из смертельных ловушек. А потом были дни и недели отдыха. Бывали ссоры. Мы расставались, чтобы встретиться снова. И быть вместе. Да, много всего было...

Мы стараемся держаться своих принципов, но иногда, вольно или невольно, приходится их нарушать. Иногда так складывается ситуация, а иногда есть серьезная причина.

Жизнь друга — достаточно серьезная причина, чтобы лишить кого-то жизни. Даже если этот кто-то — женщина.

— То есть, ради Люпена ты способен убить даже женщину?

— Дай покурить, Папаша! — не выдержал Дзиген. В конце концов, за свою практически исповедь он заслужил одну разнесчастную сигарету.

Зенигата протянул Дзигену сигарету, щелкнул зажигалкой. Дзиген с наслаждением затянулся. Собственный монолог утомил его. Он не любил так много говорить, не любил вспоминать, не любил анализировать. Наверное, как полицейский, которому по долгу службы тоже приходится убивать, Зенигата понимает его. А может, и нет. Как не понимает Гоэмон с его самурайским мировоззрением. И Люпен тоже не понимает, или не признается, что понимает. Кто этого хитреца разберет. Но Люпен всегда готов разделить его ношу.

— Так ради Люпена ты готов убивать, даже женщин? — повторил свой вопрос Зенигата.

— Не «ради», а «за», — поправил Дзиген, но Зенигата явно не уловил разницы.

Дзиген усмехнулся. Сигарета примирила его с жизнью. Говорить больше не хотелось, да и не о чем. Скорей бы уж Люпен его отсюда вытащил.

Люпен, человек, за которого он убьет любого. Ну, почти любого.

Примечания:

Не подумайте, что я считаю читателей тупыми, просто хочу немного пояснить, в том числе и для самой себя. Потому что я сама не очень поняла, в чем у Дзигена различие между «ради» и «за». (Да, я тот самый шизофреник, у которого персонаж подчас живёт своей жизнью).

«Ради» в понимание моего Дзигена сродни прихоти. Т.е. если Люпен указал бы на какого-то человека — убей его для меня, ради меня. На такое Дзиген не согласится, да и Люпен такого не потребует.

А «за» — чтобы защитить или отомстить в случае чего. Постоять за Люпена.